"Жемчужина его гарема" - читать интересную книгу автора (Портер Джейн)

Глава седьмая

Похитители признались, что работают на Омара аль-Иссидри.

Кира не удивилась.

Машина везла ее в аэропорт, и один из мужчин набросил на девушку чадру.

— Прикройся, — пренебрежительно велел он.

Ей не понравился его тон, однако Кира выполнила приказание.

Очевидно, полет был запланирован заранее, и они отправились в путь немедленно. Они летели в Африку.

В течение полета Кира не смогла заснуть.

К рассвету девушка была полностью вымотана. Когда взошло солнце, она выглянула в окно. Песчаное море золотого цвета раскинулось под самолетом. Все было необыкновенно ярким.

Самолет приземлился на частной полосе. Здесь же они пересели из самолета в вертолет.

И снова под ними бескрайние пески, затем показались горы, которые вскоре уступили место зеленым долинам.

Они приземлились в отдаленном уголке Бараки, который был зажат между Атласными горами и границей Оуаха.

Как только дверь вертолета открылась, Кира окунулась в испепеляющую жару.

Возвращение в Бараку вызывало странные чувства. Кира ощутила ни с чем не сравнимое волнение. Однако ее путешествие было еще не закончено. У трапа ее ожидали люди на верблюдах, одетые в черные одежды.

Грудь сжало странным чувством. Она вернулась. Барака. Земля мечтаний и снов. Страна ночных кошмаров. Прошлое волной нахлынуло на Киру. Несвобода, стены, заключение. В ее воспоминаниях о Бараке не было счастья.

Она села на верблюда. Погонщик заставил своего подопечного подняться. Кира судорожно ухватилась за переднюю луку седла, чтобы не упасть, когда животное сделало широкий, скользящий шаг вперед.

Ее отец привез дочь на край земли… За многие километры от цивилизации. Он изолировал ее от всего — от семьи, друзей, от помощи.


Малик разговаривал по телефону со своим братом, Каленом.

— Ты спровоцировал международный скандал, из-за которого Барака оказалась в центре мировых новостей и в самом неприглядном свете.

Кален уже имел удовольствие ознакомиться с вышеупомянутыми новостями.

— Это пройдет.

— Нет, если ты собираешься довести свой план до конца.

— Абизхаид был для нас угрозой в течение многих лет.

— Ты не можешь так просто обезвредить его, — Малик вздохнул. — По крайней мере, без весомой причины.

— Есть такая причина…

— Я говорю не о твоих подозрениях…

— Я тоже. Он стоял за покушением на тебя и твою семью пять лет назад и не был наказан за это.

— У тебя нет доказательств.

— Ты слишком легковерен.

— А ты слишком подозрителен.

У Калена дернулась верхняя губа. Малик помолчал, а затем спросил:

— Что там с девушкой? Ее отец требует компенсации.

— Ничего не было.

— Перестань. Ты же прекрасно понимаешь, что уничтожил ее. Обесчестил молодую женщину из хорошей семьи. Опозорил дочь и отца. Кто теперь возьмет ее замуж?

Кален долго не отвечал.

— Я понимаю ее положение, — наконец произнес он. — У меня есть небольшой план.

— Абизхаид хочет, чтобы ее наказали.

Малик не продолжал. Согласно их обычаям, опозоренная девушка могла очистить запятнанную честь или замужеством, или смертью.

— Ее нельзя было использовать в качестве приманки, — добавил Малик. — Если ей причинят вред…

— Не причинят.

— Я готов вмешаться…

— Не надо. Я знаю, что делаю.


Кира села на матрасе, служившем ей кроватью, и подтянула ноги к груди.

Три дня полной изолированности и молчания. Девушка проводила в Бараке летние каникулы и за это время изучила язык, религию и обычаи своего народа. Она посещала музеи и изучала историю, но Кира не знала настоящую Бараку — страну караванов, верблюдов и песков.

Кира никогда не была за Атласными горами, не просыпалась в палатке под пустынным небом, красным, как кровь.

Барака всегда была ей чужой, особенно после прохладной Англии.

Здесь Кира чувствовала себя одним из сухих деревьев, которые каким-то чудом уцелели на обезвоженной почве.

Все три дня, которые девушка провела в палатке, были странными и непонятными. Никто с ней не разговаривал. Она видела только женщин, а мужчины из лагеря к ним не приближались — они стояли на своих наблюдательных пунктах, хотя никто из них вроде бы не был вооружен. Женщины казались смущенными. Их темные глаза дружелюбно поблескивали под покрывалами, но они не разговаривали.

Кира несколько раз попыталась завязать беседу, но натыкалась на молчание.

Такое поведение говорило о многом. Однако Кире не было страшно. Только одиноко. Фантазия действительно оказалась фантазией. И даже Кален Нури не смог уберечь ее.

«Не думай об этом», — велела себе девушка. Слишком поздно для сожалений.

Внезапно полог палатки отдернули, и высокий, худой, бородатый человек вошел внутрь.

Кира поднялась. Это был ее отец.

— Отец.

Он ничего не ответил, его лицо было похоже на маску.

Кира сделала один шаг и внезапно поняла, что не знает, как себя вести. За эти годы они стали совсем чужими.

— Ты болел?

— Что ты сделала с нами? — спросил он резко, словно не слышал ее вопроса. — Неужели у тебя совсем нет стыда?

Его ярость не стала для нее неожиданностью.

— Извини.

— Извинения не вернут твою честь и не очистят мое имя.

Кира склонила голову.

— У любого поступка есть последствия, дочь.

— Меня накажут?

— Да.

— Что ты собираешься сделать?

— Это будет решать Ахмед Абизхаид.

Кира уставилась на отца, потеряв дар речи.

— Ты опозорила и его тоже.

— Отец, не позволяй ему решать…

— Я больше не намерен быть милосердным.

— Но ты же мой отец. Ты любил меня с рождения.

— Я любил тебя и до рождения. Любил уже тогда, когда ты была еще крошечным семенем жизни. Но мы в Бараке, и твой нареченный обладает большой властью. Он не тот, кого можно задобрить. Я провел три ночи в молитвах. Я просил Бога наставить меня…

— Тогда помоги мне, отец. Защити меня.

— Абизхаид требует возмездия, и он добьется своего.

— Возмездия, отец? Кому?

— Шейх Нури будет страдать. Тебе тоже предстоят страдания.

Когда ее отец ушел, Кира осталась стоять посреди палатки. Она понимала, что значило слово «наказание». Она слышала истории о девушках, которых наказывали за аморальное поведение. Но что отец сделает с Каленом?

Кира вышла из палатки. Никто не попытался остановить ее. Она увидела новую палатку, больше и роскошнее, чем ее. Именно там жил ее отец.

Девушка вошла в нее.

— Отец.

Ее появление заставило его вздрогнуть. На лице Омара аль-Иссидри отразился гнев.

— Что ты здесь делаешь? — требовательно спросил он. — Я не давал разрешения войти.

— Ты не можешь причинить вред шейху Нури, — Кира смело встала возле стула отца. — Он не сделал ничего плохого.

— Ничего плохого? Он опозорил тебя! Изнасиловал…

— Он даже не притронулся ко мне.

Омар аль-Иссидри умолк, нахмурив брови.

— У нас не было интимных отношений. Он уважает меня.

Отец с отвращением сплюнул.

— Кален Нури никого не уважает.

— Однако ко мне шейх Нури относился с уважением, — упрямо повторила Кира. — Он уважал мою неопытность.

Омар долго изучал свою дочь.

— Ты что, все еще девственница?

Девственница. «Нет, папа, — хотела бы крикнуть Кира. — Я перестала быть девственницей, когда меня изнасиловали». Однако она никому никогда не говорила о том ужасном вечере. Она молча страдала.

Сперва это был ее секрет, затем — позорное пятно. Это бесчестье будет преследовать ее до конца жизни.

Омар наклонился вперед и посмотрел в лицо Кире.

— Я спросил, ты еще девственница?

Как ответить? Что сказать? Правду, от которой все равно никуда не денешься?

Ее не любили, на нее только напали. Секса не было, было насилие. Ей двадцать три, а она никогда не занималась любовью, не знала страсти, доброты, нежности…

Боль была такой сильной, что Кира почувствовала: еще немного — и она заплачет.

— Да, — ответила она дрожащим, срывающимся голосом.

— Ты согласишься на осмотр гинеколога?

Воздух вырвался из легких в судорожном вздохе.

— Что?!

— Если ты невинна…

Кира была потрясена.

— А моего слова недостаточно?

— Если ты невинна, тебе нечего бояться.

— А я и не боюсь. Это отвратительно.

— Я хотел бы защитить твое имя, — сказал отец. — И вместе с ним защитить имя нашей семьи. Это единственный путь, который поможет смыть пятно позора с нашего рода.

Позора, повторила про себя Кира. Она скрестила руки на груди, пытаясь не думать о том, о чем просит ее отец.

— А если я соглашусь, шейх Нури не пострадает?

— Это не мне решать.

— Почему?

Отец щелкнул пальцами.

— Довольно. Ты слишком много думаешь о человеке, который совершенно не заботится о тебе. Ступай. У меня еще много дел.

Кира вернулась в свою палатку. Что она наделала?

Она нервно прошлась по красному ковру, Ей придется рассказать отцу правду. Она расскажет, как все произошло, и заставит его поверить ей!

Возможно, отец простит ее. Возможно, простит и Ахмед.

Ведь она может иметь детей. Ведь она не виновата.

Ей будет нелегко признаться во всем. Отец ценит в женщине прежде всего чистоту и невинность. Ее репутация для него сейчас дороже золота.

Позор. На Западе этому слову не придавали такого значения, как здесь. На Западе люди могли чувствовать вину, сделав что-то плохое, но в Бараке слова «вина» просто нет. Есть слово «позор».

Позор — худшее, что может здесь случиться. Все члены семьи несут ответственность за поступки друг друга. Отсюда такое страстное желание Омара аль-Иссидри очистить их имя.


К тому времени, как Кален прибыл в Бараку, он знал все.

Его связи были надежны. В конце концов, он ведь был шейхом, вторым человеком в этой стране. Ему сообщили, что ее держат неподалеку от границы с Оуахой, территорией, принадлежащей варварам. В Оуахе хорошо относились к Калену. Когда-то его дедушка помог народам этой территории сохранить свою независимость. Варвары этого не забыли. Они провозгласили наследников Нури своими правителями. И так как Малик уже был султаном в Бараке, Кален стал султаном Оуахи.

Власть Калена в Оуахи была безграничной. Он мог появляться там и уходить в любое время. И именно туда он сейчас направился.


На шестой день прибыл караван, и тихий лагерь внезапно наполнился жизнью. Кира раздвинула полог палатки, чтобы видеть прибытие гостей.

Люди выкрикивали ритуальные приветствия.

Внезапно она заметила своего отца, который кланялся одному из прибывших. Они коротко переговорили, и Омар указал на палатку Киры.

Сердце девушки сжалось. Это мог быть или Ахмед, или доктор. Ей стало страшно. Что же делать? Может, сжечь эту чертову палатку, а потом украсть верблюда и рвануться к свободе сквозь пустыню?

Прекрасный сюжет для фильма, но неосуществимый план.

Ее отец отдернул полог.

— Он уже прибыл, — удовлетворенно огладив бороду, объявил Омар аль-Иссидри.

— Он? — прошептала Кира, чувствуя, как кровь стынет в жилах.

— Доктор, — отец сделал эффектную паузу. — И еще одна хорошая новость. Ахмед Абизхаид уже в пути.


Кира сидела в палатке и ожидала доктора. «Ни о чем не думай, — велела она себе. — Не думай, не желай, не чувствуй».

Но как можно оставаться спокойной, когда внутри переплетаются гнев и страх? Ее отец не имел права так поступать. Она не его собственность, она свободная женщина. Ее тело принадлежит только ей.

Этот осмотр будет насилием.

Она не сможет пойти на это. Но разве у нее есть выбор?

Нет.

А возможно, это даже и к лучшему. Пора ее отцу узнать о том, что случилось, когда ей было всего шестнадцать.

Она чувствовала себя меж двух огней, принадлежа одновременно к двум противоборствующим культурам.

Кира была одинока. Единственный ребенок в семье, который всегда жил на два дома. Новое замужество матери. Неодобрение отца, понимавшего, что Кира стала дочерью Запада.

«Ты справишься с этим, — твердо сказала себе девушка, — точно так же, как справлялась с другими трудностями. Все будет в порядке».

В палатке появились люди.

— Кира, — позвал ее отец. — Доктор здесь.

Девушка почувствовала резкую боль в области сердца. Она медленно подняла голову и посмотрела на группу людей, которая стояла за спиной Омара. Ее глаза наполнились слезами.

— Не заставляй меня проходить через это, отец.

— Тебя укроют, — сказал он, указав на двух женщин в покрывалах. — Осмотр будет коротким. Абизхаид и я подождем снаружи.

— Отец!

Однако Омар аль-Иссидри проигнорировал ее последний протест.

— Лучше побыстрее покончить с этим. — Он посмотрел на медика. — Доктор?

Врач и женщины вышли вперед. Кира дрожала. Она не могла позволить им прикоснуться к себе. Одна из женщин развернула покрывало.

— Вас укроют, Lolla аль-Иссидри, — с уважением произнес врач.

— Нет, я не могу.

— Это займет всего лишь несколько минут…

— Нет! — выдавила она.

— Нет. — Это был уже мужской голос.

Кира узнала его. Но… этого не могло быть. Таких чудес не бывает.

— Вы не притронетесь к ней! — произнес он, и Кира увидела, как Кален, задрапированный в белое просторное одеяние, шагнул вперед. Его лицо, казалось застывшей маской ярости. — Я убью того человека, который осмелится коснуться моей женщины.