"Тайна Мэриэл" - читать интересную книгу автора (Доналд Робин)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Мэриэл отрицательно покачала головой. Может быть, Николас опять пытается уговорить ее выйти за него замуж? Если это так, она должна устоять перед зовом сердца… Никакая сила не сможет заставить ее погубить его карьеру. В любви тоже существует чувство ответственности. Он не виноват ни в чем, кроме того, что желает ее. Ее тетя тоже ни в чем не провинилась, но любовь к сестре и деверю обернулась для нее вечной ненавистью, и Мэриэл не вынесет, если однажды Николас станет смотреть на нее с той же адской смесью обвинения и ненависти…

— Я хочу познакомить тебя с одним человеком, — сказал он спокойно.

— Познакомить? С кем?

— Его имя тебе ничего не скажет. Пойдем.

— Мне надо переодеться.

Лицо Николаса смягчила одна из редких улыбок.

— Ты и так чудесно выглядишь, — возразил он.

Поняв по его взгляду, что переспорить его не удастся, Мэриэл поднялась с уже привычной и тщетной надеждой, что все еще можно поправить, что ее родители задумались на минуту, прежде чем вступить на путь предательства, что дети не отвечают за грехи отцов.

— Но потом ты оставишь меня в покое? — внезапно спросила она.

— Если ты того захочешь, — ответил Николас, погасив улыбку.

Пройдя несколько шагов по коридору, он постучал в дверь. Ему ответили на языке, в котором она узнала русский.

Николас по-английски сказал:

— Она здесь.

Русский оказался невысоким, лысым, с темными проницательными глазами и высокими славянскими скулами, крепкое телосложение свидетельствовало о том, что когда-то этот человек сплошь состоял из мышц.

— Входите, — пригласил он по-английски с сильным акцентом.

Растерянная Мэриэл позволила подтолкнуть себя вперед. Рука Николаса лежала у нее на спине, тепло ладони прожигало платье.

— Это Аркадий Светланов. — Господин Светланов, позвольте представить вам Мэриэл Браунинг, урожденную Мэриэл Френшам. Вы ведь знали ее родителей по Гонконгу, не так ли?

Если бы Николас приставил к ее горлу нож, Мэриэл не могла бы удивиться и возмутиться сильнее. Но русский уже протягивал руку, и манеры, привитые Мэриэл матерью, позволили ей лишь бросить на Николаса испепеляющий взгляд и принять вызов.

— Очень приятно, мистер Светланов, — поздоровалась она.

У него было крепкое теплое рукопожатие, и в темных глазах при взгляде на нее вспыхнуло что-то похожее на сочувствие.

— Вы видите во мне врага, — сказал он. — Долгие годы я смотрел на вас такими же глазами. Сейчас это кажется глупым. Такая потеря времени! И тем не менее мы все были уверены, что будущее мира в наших руках.

Приглядевшись к нему повнимательнее, Мэриэл отметила, что черты его лица свидетельствуют о сильном характере и решительности.

— Наверное, вы правы, — неуверенно подтвердила она.

— Мой друг Николас Ли сказал мне, что вы считаете, будто, работая в Гонконге, ваши родители занимались шпионажем в пользу Советского Союза.

Мэриэл не смотрела на Николаса, но чувствовала его спиной.

— Сейчас это уже не имеет значения, — ответила она.

— Я так не думаю, — неожиданно возразил Светланов. — И мистер Ли со мной согласен, иначе не вытащил бы меня из Москвы и не привез в Америку, чтобы я сказал вам: они никогда не были нашими агентами. К несчастью, их подставили и уничтожили, потому что они слишком многое знали.

Все поплыло у Мэриэл перед глазами. Она покачнулась, но Николас успел подхватить ее и сердито буркнул:

— Неужели нельзя было помягче?

Русский казался удивленным.

— Такие новости мягче не преподнесешь, ответил он.

Николас подвел Мэриэл к креслу и усадил. Он не отошел, а продолжал стоять за спиной, положив одну руку ей на плечо. От его пальцев исходило тепло, создававшее мощную защиту.

— Со мной все в порядке, — сказала она, с трудом справившись с голосом. — Откуда вам это известно, мистер Светланов?

— Такова была моя работа. — Он помолчал, переводя взгляд с напряженного лица Мэриэл на Николаса. — Вашему отцу стало известно о процветающей торговле контрабандным антиквариатом из Китая. Он обнаружил это, потому что сам собирал китайский фарфор династии Минг. Наверное, эта коллекция сейчас у вас?

— Нет, — глухо ответила она. — Я не знаю, что с ней случилось.

— Очень жаль. Великолепная коллекция. У него было чутье на фарфор. Врожденная интуиция, помогавшая отличать подделку от подлинника. Вероятно, именно это его и погубило. Он заметил, что все больше и больше оригинальных фарфоровых изделий попадает на рынок Гонконга. Начав наводить справки, обнаружил еще больше произведений искусства — бесценных антикварных вещиц, картин на бронзе и шелке, уникальных памятников из захоронений. Все сокровища национальной культуры. Разумеется, он сообщил своему руководству, и, разумеется, ему велели ничего не предпринимать, поскольку это не входило в его компетенцию. Но ваш отец был человеком упрямым. Он продолжил расследование, и в конце концов о его деятельности стало известно тайной китайской организации, занимавшейся кражей и продажей ценностей. Уверен, вам известно, что в мире немало бессовестных миллионеров, скупающих краденые шедевры. Тайная организация решила ликвидировать вашего отца.

— И его подставили, — тихо закончила Мэриэл. — Зачем им понадобилось впутывать Советский Союз?

— Они не хотели, чтобы кому-нибудь пришла мысль связать смерть ваших родителей с Китаем, — объяснил он. — В те времена логический выбор падал на Россию.

— Зачем такая сложная головоломка? Почему их просто не убили?

— Подумайте сами, мисс Браунинг. — Русский говорил как учитель на уроке. — Они не желали, чтобы пошли слухи о торговле антиквариатом, — китайское правительство не стало бы смотреть сквозь пальцы, как уходит то, на что у них есть абсолютное право. Кроме того, по меньшей мере один из высокопоставленных китайских чиновников был замешан в этом преступлении. Его жизни грозила опасность, если бы эта история выплыла наружу. Совсем несложно было бросить тень на ваших родителей, а затем убить их, представив как самоубийство. Они позаботились также, чтобы ко мне в руки попали имена нескольких посредников. Смерть этих людей добавила правдоподобности сценарию, разработанному той группировкой…

Глаза Мэриэл горели от слез. Она хрипловато спросила:

— Почему же не убили меня? Я спала в комнате рядом, когда все произошло.

— Это профессионалы, — ответил русский с состраданием. — У них не было причин убивать вас. Вы ничего не знали.

Пальцы Николаса крепче сжали ее плечо.

— Все кончено, Мэриэл, — сказал он. — Твои родители погибли, но они не предатели.

Ей бы радоваться. Но Мэриэл испытывала лишь боль при мысли о давней трагедии, о погубленной жизни родителей, тети, унижениях детских лет. Она посмотрела на русского:

— Как вы обо всем узнали?

— Я поставил перед собой цель разобраться в этом деле. Предполагалось, что они были нашими агентами, а я знал, что это не так. Многого уже не исправить. В книгах по истории полно лжи, выдаваемой за истину. Но по крайней мере ваш друг Николас Ли избавил вас от теней прошлого.

Мэриэл встала. Ее тело налилось свинцовой тяжестью, мысли заволокло туманом. Но она заставила себя распрямиться и, улыбнувшись русскому, сказала:

— Спасибо за то, что вы сделали.

Он улыбнулся в ответ и посмотрел на Николаса.

— Не благодарите меня. Я лишь прагматик, я не стремлюсь заглянуть в водоворот, но вот мистер Ли настоящий ураган, если чего-то хочет добиться. — Его темные глаза блеснули. — А он очень хотел. Я рад с вами познакомиться, мисс Браунинг. Ваш отец был настоящим джентльменом, а мать была мягкой, изящной и очень милой. Мне они оба искренне нравились.

Мэриэл перевела дыхание. Наконец из ее воспоминаний ушла горечь.

— Спасибо, — произнесла она. — Я перед вами в вечном долгу.

— Отдайте его мистеру Ли, — ответил Светланов. — Всю работу проделал он, а не я.

Мэриэл смотрела, как они пожали друг другу руки. Пожилой мужчина казался приземистым рядом с высоким, элегантным Николасом. Вероятно, она тоже подала ему руку. Позже она не могла вспомнить. Словно во сне вернувшись с Николасом в его комнату, Мэриэл не заметила прелести и утонченной роскоши, которыми славился отель. В голове бушевала неразбериха. Гонконг, суетливый и шумный, полный народу, вскоре сменился диким берегом где-то далеко в Тихом океане, где бесконечные волны разбиваются о неожиданные островки, защищавшие золотистые пляжи и скалистые берега.

— Я закажу чай, — сказал Николас. — Или тебе что-нибудь покрепче?

— Нет, лучше всего чай, — ответила она бесцветным голосом.

Его голос доносился до нее издалека, сквозь мысли о родителях, детские воспоминания, еще не отравленные тетиной горечью, и вдруг из глаз потекли накопившиеся за всю жизнь слезы, растапливая боль, негодование и отчаяние, смывая пагубное наследство родительской вины.

И тут Мэриэл почувствовала успокаивающее тепло его объятий.

Через некоторое время он произнес:

— Ну все! Хватит. Ты будешь плохо выглядеть, если не перестанешь плакать.

— Ни стыда, ни совести, — сказала она измученно.

— Только когда это необходимо. — Николас отстранил ее, а когда она попыталась прикрыть лицо, удержал ее руки. — Во всяком случае, — насмешливо произнес он, — ты не сможешь сказать, что я тебя люблю только за твою красоту. Сейчас ты выглядишь ужасно, а я люблю тебя сильнее, чем когда-либо. Скоро принесут чай.

— Замечательно, — ответила Мэриэл, неожиданно смутившись. Она вглядывалась в его лицо, но сверкающие зелено-золотистые глаза ничего не выдавали. Но все же он сказал, что любит ее, и многое сделал, чтобы доказать это, — ездил в Новую Зеландию и в Россию, привез сюда Аркадия Светланова. — Мне надо умыться, — сказала она. Кроме того, ей необходимо было побыть одной.

Он улыбнулся:

— Конечно.

Выглядела Мэриэл действительно ужасно: опухшие веки и красный нос. Избалованная зануда, подумала она с гримасой и повернула кран. Холодная вода остановила медленно текущие слезы.

Конечно, правда о ее родителях ничего особенно не изменит. Мэриэл сомневалась, что Светланов собирается поведать миру о случившемся. Значит, ее биография по-прежнему подвергает карьеру Николаса опасности. Но она так любит его за все, что он сделал!

Кое-как приведя себя в порядок, она вернулась в комнату. Поднос с чаем уже стоял на столе. Николас глядел из окна вниз на сады. Услышав ее шаги, он повернулся и внимательно посмотрел на нее.

— Уже лучше, — заметил он, улыбнувшись одними уголками губ.

— Не надо мне льстить.

У него удивленно взметнулись брови.

— Я никогда не был льстецом, — сухо ответил он. — Тебе, глупая, давно пора было бы это заметить.

— Весьма неудачная черта для дипломата.

— Я больше не дипломат, — невозмутимым тоном сообщил Николас — настолько невозмутимым, что сначала она не осознала всей важности этих слов.

А поняв, ахнула:

— О Господи, этого я и боялась! Неужели Сандерсон…

— Ради Бога, Мэриэл, — перебил он, — почему ты считаешь, что все происходит только из-за тебя? Похоже, ты слишком много о себе воображаешь.

Как он и рассчитывал, неприятная откровенность отвлекла ее от полных раскаяния переживаний, вызванных его сногсшибательной новостью.

— Правда? — ощетинилась она. — Тогда расскажи, почему ты решил бросить работу?

— Налей мне чаю, тогда расскажу.

Николас подождал, затем придвинул стул и сел, вытянув длинные ноги. Его аристократический профиль выделялся на фоне тяжелых малиновых портьер.

— Я подал в отставку, потому что столкнулся с выбором: карьера или ты, — сказал он, — и ты победила.

Мэриэл ошарашенно проговорила:

— Именно этот выбор я и не хотела перед тобой ставить.

— Я знаю. Ты так стремилась к самопожертвованию, так храбро приняла мучения, что тебе даже в голову не пришло поинтересоваться, чего хочу я.

— Не передергивай, — возмутилась Мэриэл, — я не просто…

— Нет? А я тебя не обвиняю. Ты многому научилась у своей тети, а она ожесточилась.

— Тетя делала, что могла, — не согласилась Мэриэл. — Она потеряла все, чем дорожила: свою семью, работу, будущее — все. Ее жизнь была разрушена.

— Только по ее меркам. Ситуация была не простой, но работу она могла сохранить. Она сама решила уйти в отставку.

— Откуда ты знаешь?

— Я интересовался, — спокойно ответил Николас. — Ты почему-то не сочла нужным этого сделать. Она тебя совершенно запутала. Скажи, почему тебя так отпугивала работа с дипломатами?

Мэриэл, не понимая, уставилась на него:

— Потому что я знала, что моя биография будет вызывать у людей сильные подозрения.

— Даже через десять лет безупречной работы в различных сферах, не запятнанной ни малейшим намеком на скандал или подозрение? — спросил он обычным тоном. — Тебе не приходило в голову, что ты сильно преувеличивала опасность?

— Я… нет, — неохотно сказала она. — Таковы правила игры, и тебе это известно. Жена Цезаря и его дочь должны быть выше подозрений.

— А тот идиот, влюбившийся в тебя, был слишком напуган, чтобы что-то предпринять, не посоветовавшись со своим закоснелым дядюшкой, который и сейчас считает, что развода достаточно, чтобы не быть допущенным в университет, не говоря уже о рае, — язвительно продолжал Николас. — Ну скажи, что мы сделали, обнаружив, кто ты? Тебя уволили? С позором отправили в Нью-Йорк?

— Мистер Маккабе послал тебя вытягивать из меня информацию! — вспыхнула она.

— Я признаю, что мы забеспокоились, но это была всего лишь естественная дрожь в коленках. К следующему утру мы уже решили, что предательство и смерть твоих родителей не имеют к тебе никакого отношения, а причины, вынудившие тебя сменить имя, вполне понятны. Твой страх, твоя убежденность в том, что на тебе лежит каинова печать, неразумны, Мэриэл!

— Не так уж неразумны! Ты издеваешься над Дэвидом, но ведь и ты меня бросил, — рассерженно напомнила она.

Николас посмотрел на нее из-под прикрытых век, губы его вытянулись в прямую напряженную линию.

— Ты забываешь, что, делая тебе предложение, я уже все о тебе знал. Я оставил тебя в коттедже, так как разозлился, что ты судишь обо мне по Сентклеру. Но еще и потому, что видел: ты убеждена, что станешь обузой, если не приговором к смерти, для любого дипломата. Ты не хотела меня слушать, даже на секунду не усомнилась в своей правоте. И еще я понял: до тех пор мне удавалось обманывать себя, что, хотя ты мне нравишься и я тобой восхищаюсь, я не люблю тебя по-настоящему, что называется, «до гроба».

От его слов глаза Мэриэл наполнились слезами. Быстро заморгав, она попыталась справиться с волнением.

Он усмехнулся.

— Что ж, расплатой за мое высокомерие стал твой отказ. От перспективы жить без тебя у меня оборвалось сердце. Я должен был уехать, иначе опустился бы до мольбы.

— Не говори глупостей, — неуверенно проговорила Мэриэл.

— Ты могла вынудить меня к этому, — спокойно возразил он. — Когда гнев и боль прошли, я решил выяснить корни твоей непреклонности. Для этого и поехал в Новую Зеландию.

— Николас, у моей тети были причины ожесточиться. Кроме всего прочего, на нее свалилась еще и я.

— В этой ситуации не было ничего такого, с чем она не могла бы справиться. Она, однако, предпочла уйти с работы и исчезнуть, а позже отыгрывалась на тебе за грехи, якобы совершенные твоими родителями. Она могла бороться, Мэриэл, но предпочла бегство. А по мне — это худший из грехов.

— Не думаю, что она была сознательно жестока. Люди действительно обходились с ней отвратительно, — спорила Мэриэл, стараясь сохранять объективность.

Николас мрачно произнес:

— Может быть, она и не собиралась портить тебе жизнь, но явно превратила тебя в козла отпущения. Мало того, что она привезла тебя в маленький городишко, где каждый немедленно узнавал о тебе все, она еще строила из себя прорицательницу, из-за чего консервативно настроенные люди смотрели на нее с подозрением. Тогда она, воспользовавшись их естественной реакцией, прекратила с ними всякие отношения и ударилась в уединенную эксцентричность. Ничего удивительного, что ты так стремилась покинуть Новую Зеландию.

Мэриэл закусила губу и взяла чашку.

— Я собираюсь поехать туда, — сказала она. — Я забронировала билеты на февраль.

— Правда? Но зачем, если ты так ненавидишь эту страну?

— Неправда! Да, конечно, у меня не самые светлые воспоминания о Новой Зеландии, но я знаю, что не все новозеландцы узколобые фанатики. Я встречала прекрасных людей.

— Что заставило тебя решить вернуться?

— То, что ты любишь эту страну, — сердито пробормотала Мэриэл. — Встретив тебя в Нью-Йорке со Сьюзан… — Она со стуком поставила чашку. — Что ты там с ней делал? — в ярости спросила она. — Вы ходили в Музей искусств. Она споткнулась, когда вы на улице спускались по ступенькам, а ты обнял ее за талию и поддерживал, пока вы не скрылись из виду.

— Ты ревновала? — мягко спросил он.

Мэриэл, поколебавшись, смело взглянула на него:

— Я просто умирала от ревности.

— Хорошо. — Выпрямившись, Николас улыбнулся. — Теперь ты можешь хотя бы приблизительно представить себе, что я чувствовал, когда ты сравнила меня с Дэвидом Сентклером.

— Я никогда…

— Нет, именно так. Ты постоянно нас сравнивала. Больше того, ты ожидала, что я отвергну тебя так же, как он. Я не буду тебе описывать, как это меня злило.

Мэриэл заспорила:

— Я не уверена, что мои опасения по поводу твоей репутации были столь безосновательными, как тебе кажется.

— Не начинай снова упиваться чувством вины, — сказал Николас, с безошибочной безжалостностью предугадывая ее реакцию. — Даже если мне придется положить на это всю жизнь, я заставлю тебя признать, что ты чиста перед миром. Я был со Сьюзан в музее, потому что там проходила выставка, которую ей хотелось посмотреть, и потому что она надеялась уговорить меня не уходить со службы. У нее ничего не вышло.

Не сводя взгляда с цветочного викторианского узора, украшавшего чашку, Мэриэл неуверенно произнесла:

— Слабым местом в твоих аргументах, Николас, является именно то, что ты ушел со службы. И если бы не я, ты бы этого не сделал.

— Когда мы познакомились, я уже подумывал о том, чтобы отказаться от дипломатической карьеры.

Она посмотрела на Николаса, пытаясь прочитать его мысли. Можно ли ему верить? Или он просто старается, чтобы она не переживала из-за его отставки?

— Честно?

— Мэриэл, я никогда не буду тебя обманывать. Никогда. Я понимаю, что ты долгие годы жила с нелепым чувством вины. Твоя тетка была снедаема чувством горького поражения. — Он не прикасался к ней, даже не шевельнулся, его лицо словно окаменело. Единственным признаком жизни были золотые искорки, пляшущие в глазах. — Ты должна мне поверить, — произнес он тихо и напряженно, — потому что если ты этого не сделаешь сейчас, то никогда не сможешь мне доверять. А мне так нужно твое доверие, дорогая моя!

Мэриэл чувствовала, как ее затягивает его взгляд, она понимала, что так же, как ему необходима ее вера, ей необходима его честность.

— Я доверяю тебе, — негромко сказала Мэриэл. Чашка задрожала у нее в руке. Она поставила ее на блюдце и посмотрела на Николаса. Ее лицо преобразилось. — Я доверяю тебе, Николас, правда.

Его губы побелели от напряженного ожидания.

— Слава Богу, — произнес он. — Я знал, что это будет не просто, но не представлял насколько.

Он дважды обошел комнату, а затем, приподняв Мэриэл, обнял так сильно, что она почувствовала, как биение его сердца мощно отдается в ее груди.

— Дорогая, — произнес он наконец. — Я мечтал о тебе в одиночестве долгими часами, ты устроила мне настоящий ад! Не смей сомневаться в том, что я говорю тебе правду. Никогда. Я, не задумываясь, отдал бы за тебя все на свете.

— Весь мир за любовь, — впервые по-настоящему поверив ему, пробормотала она.

Он поднял Мэриэл на руки и отнес на диван, удобно устроился рядом, положив ее голову себе на плечо.

— Да, потому что я открыл прекрасный мир, в центре которого, в глубине моей души, живешь ты.

Потрясенная, она спрятала лицо на его груди.

— Справедливости ради я должен, как и ты, сказать, что мое детство повлияло на меня сильнее, чем я думал. — Николас говорил с суховатой самоиронией, которая, она понимала это, давалась ему очень нелегко. — Я многое переосмыслил, пока разыскивал Светланова и придумывал, как тебя вернуть. Отец оставил в наследство просто неприличную сумму, половина которой после его смерти была помещена в семейный фонд. На остальные деньги я основал еще один фонд. Даю доверенным управляющим краткие инструкции, как распорядиться доходом, чтобы помочь тем, кто хочет что-то изменить в этой жизни, людям увлеченным, честолюбивым и умным, которые не имеют возможности получать помощь по обычным каналам. Я старался держаться в стороне, но с годами меня все больше затягивало. Мало-помалу, я даже не заметил, как это произошло. Дипломатия стала терять для меня интерес.

— Почему? — спросила она, не в силах поверить.

Он иронично улыбнулся.

— Я привык думать, что избрал эту профессию, чтобы как можно меньше походить на отца. Я любил его и все же с юношеским высокомерием презирал. Отец был выдающимся человеком, сильным, решительным и энергичным. Не знаю, сколько мне было, когда я понял, что моя мать расчетливо пользовалась своей женской неотразимостью, обаянием, своим остроумием и умом, поддерживая в нем интерес к себе, играя на его чувствах с виртуозным мастерством. Даже мое появление на свет было ее деловым решением.

— Николас…

— Мэриэл, — ответил он с сарказмом и пожал плечами. — Мама сама мне сказала. Она понимала, что отец не разведется со своей первой женой, но, поскольку в том браке у него не было детей, сын давал ей большую власть над ним. Не помню, в каком возрасте я решил, что не желаю походить на отца. Думаю, не старше двенадцати.

— Наверное, он очень ее любил, — сказала Мэриэл.

— Он любил то, что хотел в ней видеть, — любил подобострастно, одурманенно, без ограничений, без самозащиты. Он бы луну с неба достал для нее. Она была на удивление откровенна со мной — говорила, что я должен понимать, как думают женщины.

Возможно, не отдавая себе отчета в том, что она делает, мать Николаса испортила его, раньше времени разрушив естественную непосредственность невинности. Неудивительно, что у него сформировалось циничное отношение к женщинам.

— Да, — продолжал он, благодарно кивнув в ответ на понимание, которое отражалось на лице Мэриэл. — Я вырос в убеждении, что каждой женщине есть цена. Я был так же не прав в своем заблуждении, как и ты в своем. А потом я встретил тебя. Увидел, что ты милая, спокойная, способная умница, что ты проявила сочувствие, придя на помощь женщине в трудную минуту.

Он замолчал, переводя дыхание, потом продолжил:

— Я высокомерно думал, что у меня есть надежный иммунитет. Но ты так незаметно похитила мое сердце, что мне и в голову не пришло его искать. Я жаждал удовлетворения страсти, но вскоре понял, что хочу гораздо большего, и это свело меня с ума. Я зачарованно смотрел на тебя, когда ты спала. Мне хотелось сделать так, чтобы ничто в жизни больше не причинило тебе страданий. Я хотел, чтобы ты стала матерью моих детей…

— И это тебя напугало, — тихо добавила она.

— Это привело меня в ужас. Те дни в коттедже были словно сказка, словно сбывшийся сон. А потом я опустился на землю, сделав тебе предложение. Сон, похожий на волшебную сказку, рассыпался пеплом в моей руке. Я не собирался делать тебе предложение, но слова сами слетели с языка, потому что к тому времени я уже знал, что не смогу больше жить без тебя.

— Но я действительно боялась, что наши отношения могут разрушить твою жизнь, — сказала Мэриэл, все еще не в силах поверить, что длинный кошмар позади, что Николас предлагает ей безграничное счастье и радость.

— Знаю. И ты не верила, что я действительно тебя люблю.

— Как же я могла? Ты не говорил ни слова, даже намеком не выдал своих чувств.

— Это значило для меня слишком много. — Его губы болезненно скривились. — Я был потрясен и разъярен, что ты могла поверить, будто я возьму и брошу тебя, как этот чертов Сентклер. Я даже подумал, не используешь ли ты своих родителей как предлог, чтобы удерживать меня на расстоянии.

Она уставилась на него удивленным взглядом.

— Господи, что ты имеешь в виду?

— Ну, ведь считалось, что ты сама ушла от Сентклера. После этого он несколько месяцев находился в ужасном состоянии. Даже пошел на скоропалительный брак, которого явно не желал, и я решил, что, может, ты просто от него устала и смягчила удар, рассказав о своих родителях. Я думал, не повторяется ли та же история и со мной, вдруг ты имеешь привычку отвергать мужчин, прежде чем они отвергнут тебя.

Она рассерженно отстранилась.

— Ты описываешь меня как извращенку.

— В этом был смысл, — продолжал он, с легкостью притянув ее обратно. — Особенно когда я попытался убедить тебя, что скандал, случившийся целое поколение назад, не может серьезно повлиять на мою карьеру, а ты решительно отказывалась мне верить. Было очевидно: ты ждешь, что я скажу: «Что ж, все было распрекрасно, ты хороша в постели, но, извини, из-за твоих родителей ты не можешь стать моей женой». Для меня было слишком оскорбительно уговаривать тебя, опровергать, а ты в этом так нуждалась. Я уже понимал, что ты не выйдешь за меня, пока я на дипломатической службе. Мне требовалось время, чтобы смириться с фактом, что придется отказаться от своей работы.

Несчастным голосом Мэриэл сказала:

— Значит, все-таки из-за меня.

— Любовь к тебе спровоцировала решение, которое я в конце концов принял, — уточнил Николас, приподнимая пальцем ее лицо, чтобы видеть глаза. Его взгляд был прямым и честным, ничего не таящим. — Мэриэл, твоя тетя заблуждалась. Ты больше, чем кто-либо, заслуживаешь любви, и я всегда буду тебя любить.

Мэриэл неуверенно улыбнулась.

— Мне никогда не приходило в голову, что ты испытываешь такие чувства.

— Я знаю, дорогая, — ответил Николас с нежностью и силой, убедившей ее как ничто другое. — Похоже, нас обоих преследуют наши родители. Знаешь, я больше похож на мать, чем сам подозревал. Однажды ты назвала меня высокомерным. Возможно, ты была права, но, организовав тогда нашу встречу, я довольно холодно рассудил, что если страсть — это единственный способ заставить тебя признаться, что ты меня любишь и что мы должны быть вместе, то я его использую.

— Нет, — сказала Мэриэл с любовью, — ты не похож на мать. Ты никогда не станешь таким, как она. Ты интриговал и планировал, но лишь потому, что желал мне счастья, а не ради собственной выгоды.

— Не делай из меня святого, — сказал он удрученно. — Я вовсе не такой альтруист. Но я предвижу, что мы с тобой будем счастливы.

У нее задрожали губы.

— Я так тебя люблю, — выдохнула она, прикасаясь к его щеке. — Тебе удалось заставить меня поверить в то, что мы должны быть вместе.

Много позже Мэриэл спросила:

— Почему ты стал разыскивать Светланова?

— Преодолев великое негодование, вызванное твоим отказом мне, Великому Николасу Ли, я решил заняться делом. То, что я выяснил, меня заинтересовало. Было очевидно, что ты веришь в вину своих родителей. Ты была еще ребенком, и твоя тетка сыграла с тобой злую шутку.

— Мне надо было…

— «Надо было» — так говорят неудачники. Ты просто верила в то, во что верили все вокруг. Перестань винить себя. На чем ты могла строить свои убеждения, как не на том, что тебе внушали?

— Ты так прагматичен, — проворчала она, нежно целуя его. — И к тому же идеалист. Человек, отдающий огромные деньги в качестве рискового капитала, не может не быть в душе романтиком.

За этим последовала еще одна весьма приятная интерлюдия, после чего она шепнула:

— Ты не рассказывал мне про то, как искал Светланова.

— Я навел кое-какие справки, и первое же, что узнал, меня поразило. Хотя люди знали о знакомстве твоего отца со Светлановым — они оба были коллекционерами и мирными соперниками, — все были искренне поражены, узнав, что твой отец переметнулся. И уж совсем никто не верил, что замешана твоя мама. Все пришли к выводу, что отец убил ее, а потом и себя. Я разговаривал с несколькими людьми, которые были в Гонконге в то время, и они вспомнили о случившемся. Это укрепило меня во мнении, что надо продолжать поиски. В конце концов все связи были прощупаны, кроме Светланова. Я решил: если он жив, его необходимо разговорить. Ведь теперь мир переменился после падения Берлинской стены. Я связался с ним, а дальше ты уже знаешь.

Николас рассказывал об этом как о пустяке, но Мэриэл понимала, какими непростыми были его поиски. Дипломатическая служба глубоко хоронит скандалы.

— Я тебя не заслуживаю! — вскричала Мэриэл от чистого сердца.

— В тебе заговорила тетя. — Он решительно взял ее пальцами за подбородок и повернул к себе; его глаза светились гармоничным сочетанием зеленого и золотого, света и тени, любви и неумолимой воли, которая больше ее не пугала. — Ты заслуживаешь всех радостей мира, всего, что я могу тебе дать, всей моей любви, всего моего сердца, моего тела и души, наших общих детей. Ты слишком долго жила среди теней, Мэриэл, слишком много у тебя было одиноких лет. Я хочу сделать тебя счастливой, чтобы ты навсегда о них забыла.

Повернув голову, Мэриэл нежно поцеловала его сильное, мускулистое плечо.

— Мне тоже хочется сделать тебя счастливым, — приглушенно пробормотала она, — таким счастливым, чтобы тебе никогда больше ничто не причиняло боли или беспокойства. Милый, я так сильно тебя люблю!

— Все, что требуется от тебя, чтобы сделать меня счастливейшим из смертных, — это быть счастливой самой, — ответил он. — Это все, чего я хочу, дорогая. И чтобы ты всегда была со мной.

Слова звучали слишком возвышенно, но Мэриэл кивнула. Конечно, она понимала, что горестей не избежать, но вместе они смогут преодолеть все преграды и сомнения, веря в свою преданность друг другу.

Будущее не было пустой мечтой о желанном. Оно было надежным, как их любовь друг к другу, которая будет с ними всегда.