"Порт-Артурский гамбит" - читать интересную книгу автора (Коротин Вячеслав Юрьевич)

Глава 1 Хлопнуть дверью на прощанье

Командир вспомогательного крейсера «Ангара» кавторанг Сухомлин заранее получил задачу на крейсерство. Он знал, что не пойдёт с главными силами, он должен был максимально запутать японское командование и, по возможности, нарушать торговые коммуникации. На «Ангару вернули с береговой батареи все её 120 миллиметровые пушки и даже выделили две шестидюймовки сверх того, что было. Конечно, даже теперь нельзя было расчитывать на успех в бою с крейсером специальной постройки ввиду отсутствия броневой палубы и гиганскими, по сравнению с настоящими крейсерами, размерами, но шанс отбиться был уже неплохой. К тому же вполне приличная скорость позволяла уйти от большинства японских крейсеров. С наступлением темноты был взят курс на выход в океан и к утру на пятнадцати узлах крейсер оказался уже наверняка вне досягаемости японского флота. Ну разве что специально за ним отправили бы быстроходную «собачку» и она угадала бы место в котором «Ангару» застанет рассвет. Но это уже из области фантастики. День, как ни странно прошел спокойно, встречались дымы на горизонте, но со своим «мирным» силуэтом пассажирского парохода можно было не сильно опасаться интенсивного внимания японских боевых кораблей. А ещё через день уже совершенно внаглую «Ангара» начала пиратствовать почти у Токийского залива. И один пароход имел несчастье встретить её на своём пути. Капитан английского судна «Гермес» был буквально ошарашен, когда с вроде бы мирного корабля встреченного им раздался пушечный выстрел и был передан приказ застопорить ход и принять досмотровую партию. Всё это никак не вязалось с его представлениями о состоянии дел на театре военных действий. Была твёрдая уверенность, что русские боевые корабли наглухо блокированы в своих базах и только плата за риск, которую всенепременно получали и он, и его команда, должна была отличать этот рейс от обыденного плавания. – Капитан Тетчер. – козырнул англичанин поднявшемуся на борт русскому офицеру, ‑ Чем обязан? Мы мирное судно и в войне не учавствуем. Везём медикаменты. – Лейтенант российского Императорского Флота Адрианов (ну или ещё как то). Если на вашем корабле не будет обнаруженно военной контрабанды, вы беспрепятственно продолжите свой путь. Какой груз везёте и порт назначения? – Осака. Медикаменты, как я уже сказал. Вот документы на груз. – Вы всерьёз считаете свой груз лекарствами? – иронически посмотрел на англичанина Адрианов. – Ну да, лекарства и удобрения. Это же ясно написанно в документах: Карболовая кислота, селитра, йод, спирт, хлопок. – Господин капитан, фенола, или как вы называете его «карболовая кислота», который вы везёте, хватит для дезинфекции всей Японии и прилежащих островов лет этак на 20. Я артиллерист всё таки и прекрасно могу понять для чего вашим союзникам требуется такое количество сырья для получения шимозы и пироксилина. Практически весь ваш груз является военной контрабандой и корабль ваш будет затоплен. – Я решительно протестую! Это просто пиратство какое то! Я… – Хватит! У нас мало времени. Позже можете протестовать сколько угодно. Моя родина воюет. Воюет с Японией, которой вы везёте сырьё для производства оружия. Представьте на моём месте вашего соотечественника. Вы в самом деле считаете, что он бы отпустил корабль, который везёт то же что и вы во вражеский порт? Разговор окончен. Готовьте свой экипаж к пересадке на наш корабль. Йод и спирт, мы тоже перправим на «Ангару». Вас и йод мы передадим на ближайший «чистый " корабль следующий в Японию, а вот спирт будет нашим трофеем. – улыбнулся русский лейтенант. «Гермес» был потоплен и «Ангара» без особых приключений, досмотрев ещё пять судов по пути во Владивосток (два из них были потоплены), зайдя для затягивания времени и уменьшения боевого азарта японцев аж в сам Петропавловск, благополучно добралась до порта назначения. «Амур» также пройдя вокруг Японии, потопив по дороге несколько японских джонок прибыл туда неделей раньше.

Циндао, 20 сентября

«Сердитый» совершенно без приключений к полудню следующего после боя дня пришёл в Циндао, германский порт в Китае. Пока входили в порт, на русских кораблях, интернированных здесь ещё в августе, уже узнали об их прибытии. На пирсе к которому подходил миноносец размахивала бескозырками толпа соотечественников с «Цесаревича» и миноносцев «Беспощадный», «Бесшумный» и «Бесстрашный», прорвавшихся в германский порт после боя у мыса Шантунг.Встретил Василия капитан второго ранга Максимов, который был старшим среди оставшихся в Циндао русских моряков. Офицеры пожали друг другу руки и Василий вкратце изложил события минувших суток. Максимов, по ходу рассказа, всё более и более благожелательно смотрел на мичмана. – Ну во–первых мои аплодисменты вам лично, Василий Михайлович, а во–вторых – огромная благодарность за добрые вести, каковых мы давно не слышали. Что у вас с планами? Спускаете флаг и присоединяетесь к нам или… – Или. Сейчас постараюсь поскорее отбить телеграммы в Мукден и в Петербург, загрузиться углём и скорее на юг. Если, конечно, к этому времени не появятся японцы. «Сердитый» вполне боеспособен, на ходу. Постараемся дойти хотя бы до Сайгона – а там или навстречу балтийцам, или хотя бы в союзническом[5] порту интернироваться, а то мало ли как еще в Европе политика повернется. – Ещё раз браво! Полностью вас поддерживаю и завидую – вы ещё имеете право воевать. Тем более во вновь сложившихся обстоятельствах. В общем, так: поезжайте–ка скорее в консульство, отправляйте корреспонденцию, а за «Сердитого» не беспокойтесь. Командира в госпиталь отправим, уголь, воду и провиант получите непосредственно с «Цесаревича» силами моих экипажей. Пусть слегка подрастрясут жирок, а то совсем обленились. Да они, честно говоря, и сами рады помочь будут. Разве что за овощами–фруктами отправьте своих – мы запаса не держим, покупаем свежее ежедневно. Всё. Действуйте, Василий Михайлович. Удачи!

В общем долго раздумывать и сомневаться времени не было. Нельзя использовать для стоянки в Циндао все двадцать четыре разрешённых часа. К утру у входа в порт будут японцы и хоть творить такое же как в Чемульпо или Чифу они не посмеют, но интернирование будет неизбежным. Времени катастрофически не хватало. Поэтому прибыв в консульство мичман ограничился передачей телеграммы в Адмиралтейство, наместнику в Мукден и, сославшись на неотложные дела, не стал задерживаться даже на чашку кофе. На «Сердитом» его ждали две проблемы: точнее первая «проблема» была, конечно, не на борту – кто бы пустил на миноносец немецкого журналиста. Тот ждал у пирса. И сразу стал умолять об интервью, суля за него сумасшедшие деньги. Отбиться от него было нелегко, он проявлял совершенно несвойственный немцам темперамент пытаясь выпросить из русского офицера хоть крупицы информации о прорыве эскадры. Проблема на борту была из серии «и смех и грех»: команда была чуть не на грани бунта. Баталёр привёз продукты с берега. В том числе фрукты. Свежие. А команда несколько месяцев в осаждённой крепости провела. Но фельдшер просто грудью встал между матросами и ящиками. И в который раз орал, что если они сейчас наедятся этого, то миноносец превратится в сплошной гальюн. Отсмеявшись, мичман разрешил выдать каждому по несколько мандаринов, приказав их предварительно вымыть и сполоснуть кипячёной водой. И пообещал, что теперь матросы будут получать фрукты каждый день. Потом, вызвав механика Роднина и, посоветовавшись, отдал приказ готовиться к выходу в море. Тепло попрощались с экипажами интернированных кораблей – Василий даже произнес короткую речь, горячо поблагодарив их за помощь – а затем, сопровождаемый криками «Ура!», «Сердитый» отошел, наконец, от причала и направился в Шанхай, где можно было передохнуть более обстоятельно…

Ночь по пути к Шанхаю была уже не такая «ласковая», как предыдущая, свежачок изрядно повалял «Сердитого» и мичману едва удалось поспать пару часов. Причём только потому, что Роднин чуть не насильно выпроводил с мостика одуревшего от недосыпа юношу.

Мукден. Штаб наместника

‑ Ваше высокопревосходительство! Телеграмма из Циндао. Алексеев недовольно посмотрел на своего флаг–офицера, посмевшего оторвать его от обеда и молча протянул руку. Адмирал давно уже отвык от хороших новостей и хмуро посмотрел на переданный ему лист бумаги. Лицо наместника Его Императорского Величества на Дальнем Востоке стало «светлеть». «… Эскадра прорвалась из Порт–Артура… «Севастополь» погиб на минах (Жаль, но на войне не без потерь)… " – Чёрт побери! Да это самые приятные новости за последние несколько месяцев! – Евгений Александрович продолжил жадно читать дальше. Дальше был доклад мичмана, ставшего командиром миноносца, о своей «одиссее». Об отряде Вирена больше, по понятным причинам, не говорилось. Дальше шло описание какого–то эпического подвига. Глаза побочного сына императора Александра раскрывались всё шире. По ходу чтения, сами собой стали всплывать статьи статута ордена Святого Георгия для моряков: «Истребил корабль более сильный или равный по силе…» – Да! «Прорвался сквозь окружившего противника не оставив тому трофеев…» – Да!! «Вступил в бой с вдвое и более превосходящим противником и провёл бой с честью…» – Да, чёрт побери!!! «Прорвался через превосходящего противника и доставил главнокомандующему важные сведения…» – Ещё бы! Да ещё и заменил тяжело раненного командира корабля! А главное, доставил главнокомандующему новость, сильно поднявшую настроение главнокомандующего! Нееет! Этот мичман (Как его? Соймонов?) без награды не останется. Но дело сейчас не в нём. Куда пошёл Вирен с броненосцами? Приказ он имел на Владивосток. Неужели ослушается? Хотя, если он будет буквально выполнять приказ, то его, с большой степенью вероятности, перехватят японцы. Остаётся только ждать. Ждать информации. Но уже то, что корабли вырвались из Артура – уже маленькая победа. Наместник уже неоднократно получал выражение неудовольствия из Петербурга из за пассивности и неуспешности действий флота в этой войне. Теперь была в активе хоть одна, но удачная операция и адмирал был готов простить Вирену всё, лишь бы она окончилась хоть сколько–нибудь удачно. И что докладывать Государю? Ведь пока совершенно непонятно, куда направились броненосцы артурской эскадры. Выполняют они приказ наместника или ведут свою собственную игру? В общем пока нужно сообщить в столицу о самом факте прорыва из западни, а подробности потом… Но про мичманца не забыть. Стране сейчас как воздух нужны герои–моряки. Флот, чёрт побери, тоже воюет! И воюет геройски! И пусть газетчики как следует раздуют эту историю! – Немедленно вызвать ко мне начальника штаба! – прогудел Алексеев флаг–офицеру…

21.09.1904. Шанхай

А вот при входе в порт ждал неприятный сюрприз – трёхтрубный японский крейсер похожий на «Нийтаку». – Теперь точно интернироваться придётся, – подумалось мичману, – недолго я кораблём прокомандовал. Хотя из под шпица, наверняка, такой приказ и пришёл. Ну да ладно… Как только отдали якорь, Соймонов отправился в консульство, где он действительно получил приказ от Адмиралтейства спустить флаг и разоружиться. – Ну хоть высплюсь, – думал он по пути на корабль, – и за угольные погрузки голова болеть не будет, и о том, как дальше действовать. И… Оленька! Мы скоро увидимся!… Увы. По возвращении на «Сердитый» его ждал сюрприз в виде японского офицера в вельботе под белым флагом. – Капитан–лейтенант крейсера императорского флота «Отова» Суга, – представился японец. – Чем обязан визитом? – поинтересовался мичман, представившись в ответ. – Имею честь предложить вам либо спустить флаг и сдать свой корабль, либо выйти в море на рыцарский бой с моим кораблём. – А вам не кажется, что находясь в нейтральном порту, вы не имеете прав диктовать такие условия. К тому же ваш корабль находятся здесь дольше моего и по всем нормам международного права обязаны покинуть порт раньше нас. – Идёт война. В праве пусть потом разбираются дипломаты. Я военный и моё дело уничтожать врагов страны Ямато. Если вы откажетесь – мы атакуем ваш корабль в порту. Кстати, ваш соотечественник Руднев был смелее вас. – не упустил случая подпустить шпильку японец. На губах Соймонова и стоявшего рядом Роднина заиграли улыбки. – Так что на нашем месте вы бы вышли на бой с противником как бы силён он не был? – Можете не сомневаться! – Ну тогда оглянитесь. К борту «Сердитого» подходил катер под русским флагом. Катер говорил о присутствии на рейде крупного русского корабля или даже всей эскадры. Этого не может быть! – пронеслось в мыслях у японца, – ещё вчера русскую эскадру видели почти сотней миль южнее и она уходила дальше на юг. Русские офицеры иронически поглядывали на капитан–лейтенанта. – Ну что, по прежнему согласны на рыцарский бой, капитан Суга? – спросил Роднин. – Я должен вернуться на свой корабль. ‑ ответил тот. – А вот тут заминка, – усмехнулся Сойманов, – вам придётся побыть нашим гостем, пока я не выясню обстановку. – Вы не имеете права! Я прибыл под белым флагом. Вы обязаны… – замялся японский офицер. – Вы сами поняли, что хотели сказать… ненужные слова? Вы не взяты в плен, вы задержаны на некоторое время. Обещаю, что через час–два вы будете свободны. Спуститесь в каюту, вас проводят.

С радостным удивлением командир «Баяна» Иванов увидел, что в порту находится русский миноносец. Обнаружение в порту «Отовы» так же вызывало интерес и тревогу. Но в любом случае Иванов похвалил себя за то, что не завёл крейсер в порт. В этом случае пришлось бы сидеть в Шанхае ещё 24 часа после ухода японца. А там бы и его «старшие братья» подоспели бы. «Баян» был один, он получил приказ Вирена в Шанхае связаться с Адмиралтейством, сообщить подробности прорыва эскадры, назначить точку рандеву с транспортами, которые из Петрербурга должны были обеспечить. Подробности были в конверте, который Иванов должен был лично передать русскому консулу и проследить, чтобы после передачи телеграммы письмо было уничтожено. Заметив «Сердитый», Иванов приказал пристать к борту миноносца и поднялся на его борт. Выслушав рассказ мичмана, каперанг с трудом сдержался, чтобы не расцеловать этого славного юношу, который, к тому же даже стеснялся рассказывая о своей, смело можно сказать, героической одиссее. – Я пока съеду на берег, но «Баян» останется на внешнем рейде, так что не выпустим, не волнуйтесь. Или разоружатся они, или милости просим… «Сердитому» придётся спустить флаг после боя с японцем, а может и нет, но не беспокойтесь, вас с Родниным и пару десятков матросов я заберу на эскадру. Если пожелаете, конечно. Но такие моряки как вы России сейчас нужны. А миноносец, в случае чего, оставите на попечение кондукторов и остатков команды. Официальной частью займётся наш местный военный представитель, я договорюсь. Возражения будут?

Вернувшись на «Отова» Суга, доложил о беседе с русскими, что,впрочем, уже не имело значения. «Баян» почти втрое превосходил японский крейсер по водоизмещению, более чем вчетверо по весу бортового залпа, не уступал в скорости, к тому же имел броневой пояс. Стоящий на внешнем рейде «Баян» надёжно перекрывал выход в открытое море. А до истечения отпущенным международным правом времени нахождения в нейтральном порту оставалось три часа. «Отова» хоть и был новейшим крейсером, улучшенным вариантом «Нийтаки», но улучшены были мореходность, скорость, а вот как раз вооружение было ослаблено по сравнению с прототипом. Большинство экипажа было не имеющим опыта войны. Именно поэтому Того и отправил скоростной, но слабый крейсер на юг, в качестве разведчика. И в открытом море «Отову» никто из русских бы не догнал. Надо же было так глупо попасться!

Собрав офицеров крейсера командир японского корабля обрисовал ситуацию и предложил игнорировать правило 24 часов. А русские не посмеют здесь находиться долго – они прекрасно понимают, что адмиралу Того уже известно о их нахождении в Шанхае. Не раз уже в этой войне японцы грубо нарушали международное законодательство и им это сходило с рук. Причём, будь это Циндао, принадлежавшее немцам, «полусоюзникам» русских… Немцы уж точно не позволили бы творить на своей территории такой же «беспредел» как было в Чемульпо и в Чифу. Но китайцы не посмеют что–то категорически требовать со своих недавних победителей. – Господин капитан, катер под белым флагом! – заглянул в каюту вестовой. К бору подходил катер с «Баяна». По поданному трапу на борт поднялся русский офицер. – Лейтенант Подгурский. – козырнул он японскому командиру, – господин капитан, я уполномочен передать вам следующее: До окончания разрешённого времени стоянки в порту у вашего корабля осталось два часа. Если по истечении этого времени ваш крейсер не спустит флаг и не разоружится или не покинет порт, то наши силы атакуют вас прямо здесь, в порту. На принятие решения вам даются те самые два часа. Причём если вы всё таки решите разоружаться, то мы не поленимся проконтролировать это, простым спуском флага вы не ограничитесь. Честь имею!

После убытия русского офицера в кают–кампании «Отовы» повисло тягостное молчание. – Ну что же, господа. Сберечь крейсер не удастся. ‑ заговорил капитан 1го ранга Арима, ‑ Русский «Варяг» вышел на бой при гораздо более неблагоприятных обстоятельствах. Мы не можем покрыть позором себя и нашу родину, показав, что у нас меньше мужества, чем у русских. Да и шансы у нас, хоть и небольшие, но есть. Готовить крейсер к бою!

А ведь наше интернирование откладывается, Василий, смотри! – протянул мичману бинокль инженер–механик. На «Отове» разводили пары, было видно оживление на палубе, а через несколько минут крейсер начал выбирать якоря. – Ну и нам туда же, – усмехнулся Соймонов, – Поднять якорь! Следовать на внешний рейд! А драться постепенно надоедает, а? – Ну а нам драться и не придётся, хотя для чего мы жалование получали все эти годы и мундир носили, чтобы барышень охмурять? – усмехнулся Роднин. Ладно – я в машинное, зови, если что. Юркому миноносцу потребовалось, конечно, гораздо меньше времени, чтобы выйти на внешний рейд. И когда «Отова» показался на выходе из порта, «Сердитый» уже успел встать на якоря на внешнем рейде. Вся команда кроме машинной вывалила на палубу и с нетерпением стала ждать начала боя.

Крейсер «Отова»

Море. Окрестности Шанхая

Когда «Отова» показалась из дельты, «Баян», находившийся в тридцати кабельтовых от места выхода дал, ход и стал ложиться на параллельный курс со сближением. Когда опасность повредить посторонние корабли огнём миновала, с «Баяна» хлопнул пристрелочный выстрел из шестидюймовки. Снаряд лёг недолётом в 2 кабельтова, но через несколько минут дистанция была нащупана, и русский крейсер загрохотал всем бортом. Японцы стали энергично отвечать, но преимущество русского крейсера было поистинне «раздавляющим»: против двух восьмидюймовых пушек «Баяна» и пяти шестидюймовых в бортовом залпе «Отова» мог отвечать из двух шестидюймовых и трёх стодвадцатимиллиметровых. Первая кровь пролилась, конечно, на японском корабле: шестидюймовый снаряд попал в правое крыло мостика – были убиты штурман Коноэ и два матроса, ещё трое получили ранения. Принято считать, что русские снаряды времён той войны были никуда не годны, действительно, они довольно часто не взрывались, зато японские фугасы давали при взрыве большое количество мелких осколков и поражали большое количество людей. Всё это так. Шимозные снаряды японцев взрывались очень эффектно, давая много огня и дыма, вызывая пожары, но… Если русский пироксилиновый снаряд всё же взрывался, то его взрыв, дававший крупные осколки убивал в среднем больше моряков противника, чем взрыв снаряда снаряжённого шимозой. Разница была приблизительно как между выстрелами картечью и дробью. Следующим снарядом на «Отова» было уничтожено стодвадцатимиллиметровое орудие со всем расчётом. Ещё два снаряда не взорвавшись пробили один среднюю трубу, а другой прошил навылет оба борта в носу и взорвался над морем. Но японский крейсер был всё ещё вполне боеспособен и энергично отвечал на огонь русских. Однако первое же попадание восьмидюймового снаряда привело к трагической для японцев цепи событий. Этот снаряд тоже не взорвался, но он перебил трубу в которой были проложены все рулевые приводы. Крейсер потерял управление и его неудержимо покатило вправо, на русских.

‑ Фёдор Николаевич! Японец идёт на таран! – закричал в боевой рубке «Баяна» штурман. – Вряд ли. Арима хоть и самурай, но не сумасшедший, чтобы с двадцати пяти кабельтовых пытаться протаранить неповреждённый крейсер. У них что то с управлением. Воспользуемся. Беглый огонь всей артиллерией! Противоминной тоже! Это называется анфиладным огнём. Противник бьёт по тебе всем бортом, когда ты обращён к нему носом или кормой. И при точности огня в плюс–минус пятьдесят метров по дальности (а именно она и была всегда главной проблемой артиллеристов) твой корабль всё равно получает попадания. Шквал смерти прошёл по палубе «Отовы». Сначала шестидюймовый снаряд (опять без разрыва) проделал аккуратное отверстие в носу, в метре над ватерлинией, куда тут же начали захлёстывать волны, другой привёл в невосстановимое состояние носовую шестидюймовку, а восьмидюймовый фугас разорвался среди пушек на палубе правого борта вывядя из строя два орудия и более полутора десятков человек. От очередного попадания рухнула третья труба. На японском крейсере стали разгораться пожары. В артиллерийском бою, особенно на море, существует понятие «обратная связь». Чем больше преимущество имеет один из противников, тем сильнее, при прочих равных, это преимущество будет нарастать. Если у тебя меньше пушек, то ты будешь наносить противнику меньший вред, чем он тебе, значит количество твоих пушек будет уменьшаться с течением времени сильнее, чем у врага, а значит относительная эффективность его огня будет возрастать, а твоего падать. Поединок «Отовы» и «Баяна» был яркой иллюстрацией этому правилу. «Баян» получил за всё время боя пока только три попадания, два снаряда из трёх разорвались на броневом поясе не причинив вреда крейсеру, а один, пробив небронированный борт в корме разрушил одну из офицерских кают. А «Отове» приходилось несладко. Хоть она и развернулась ранее нестрелявшим левым бортом и могла отвечать из трёх стодвадцатимиллиметровых и одной шестидюймовой пушек, но падение скорости из за пробоины в носу и сбитой трубы было столь серьёзным, что «Баян» имел возможность постоянно держа японца под обстрелом пройти у него под кормой и ещё раз обработать продольным огнём, что конечно не добавило «здоровья» японскому крейсеру.

Соймонов видел, что японский крейсер уже в безнадёжном положении, артиллерия практически выбита и осталось совсем немного, чтобы доломать его до конца. Но ведь артиллерией это будут делать ещё ой как долго. Сколько можно быть фактически наблюдателем боя? Ну ведь японцы собирались нарушить международное право совершенно вопиющим образом! А мы должны соблюдать каждую дурацкую букву этого дурацкого закона? Да гори оно всё! – Владимир Николаевич, родной! Давай самый полный! – прокричал мичман в машинное, ‑ идём в атаку. Готовить минный аппарат к выстрелу! «Сердитый» набирая ход стал уходить с внещнего рейда, юридической акватории порта Шанхай и нацеливался на японский крейсер. «Ещё минут пять–десять и можно будет пускать мину. Только бы не подбили. Только бы попасть!» Японцы заметили маневр миноносца и застучали выстрелами в его направлении. Всплески их снарядов ложились всё ближе. «Только бы успеть! А там путь хоть топят!» – Вашбродь! С «Баяна» сигналят: «Немедленно вернуться в порт. Не мешать стрелять» «Сорвалось!» – с обидой подумал мичман, – Право на борт! Вернуться на рейд.

‑ Фёдор Николаевич! «Сердитый» выходит в атаку на японца, – доложил Иванову мичман Шевелёв – Лихо! – Чтооо! – Взревел командир «Баяна», – Мальчишка! Всех японцев сам перетопить решил что ли?! Немедленно вернуть его в порт! Получит он у меня потом!

Некогда изящный японский крейсер медленно, но верно превращался в пылающую развалину с трудом ковылявшую по волнам. Уже рухнула вторая труба, одна за другой замолкали пушки, вспыхивали всё новые пожары, ход упал до восьми узлов. Было понятно, что ещё полчаса такого откровенного избиения и " Отова» отправится на дно. «Баян» прекратил огонь и на его мачте заполоскался флажный сигнал: «Восхищён вашим мужеством! Предлагаю сдаться или затопиться. В порт не пущу. В случае затопления гарантирую спасение людей» Ответом был выстрел единственной уцелевшей стодвадцатимиллиметровой пушки. По иронии судьбы именно этот снаряд натворил на «Баяне» бед больше, чем все предыдущие: пробив фальшборт, он разорвался между двумя противоминными орудиями, выведя из строя одну из малокалиберных пушек и начисто выкосив оба расчета, причем один из них – прямо через проем, временно оставленный во вновь установленном каземате для подноски снарядов. Без всякой команды на открытие огня русские орудия заговорили вновь. Раз за разом по борту «Баяна» пробегали цепочки вспышек орудийных выстрелов. Море вокруг крейсера японцев кипело от всплесков и очень скоро «Отова» стал садиться носом, медленно заваливаясь на левый борт. – Задробить стрельбу! Беречь снаряды! – кричал Иванов, – лейтенант Де Ливрон, прекратите наконец эту вакханалию!

Капитан первого ранга Арима был некурящим, поэтому стоял на покорёженном мостике тонущего крейсера без классической в таком случае сигары и даже без папироски. – Господин капитан! – подбежал к командиру крейсера Суга, ‑ шлюпка осталась только одна, идёмте скорее, ваша жизнь ещё нужна империи. Скорее, «Отова» скоро перевернётся. – Портрет императора в шлюпке? – невозмутимо спросил Арима. – К нашему горю в кают–компании до сих пор пожар, портрет нашего императора сгорел. Идёмте в шлюпку. – Идите, Суга. Вон выходит английская канонерка, постарайтесь, чтобы весь спасшийся экипаж попал на неё. Думаю, наши друзья–англичане не будут настаивать на интернировании. Пусть интернируют раненых, а остальные найдут способ вернуться на родину и продолжить войну. Идите! Я остаюсь. Шлюпка медленно отходила от борта, вокруг плавало ещё несколько десятков спасающихся японских моряков. Суга охрип крича, чтобы находившиеся в воде отплывали дальше от борта тонущего корабля. Но тщетно. Даже когда «Отова» перевернулся, многие полезли на его днище, предпочитая хоть временную, но твёрдую опору под ногами. И когда корабль пошёл ко дну их конечно же затянуло водоворотом. Английская канонерка за кабельтов стала спускать шлюпки и бравые англичане махом преодолели это расстояние. Кроме тех двух офицеров и шестнадцати матросов которые находились в шлюпке с утонувшего крейсера из воды было спасено ещё сорок семь матросов и три офицера.

‑ Ну всё. – выдохнул Иванов, глядя как англичане начинают спасение японского экипажа, – В море. Передать на «Сердитого», чтобы следовал за нами. Чёрт! Как только отойдём миль на сорок, вызвать ко мне этого сопляка Соймонова, я ему вставлю такой фитиль, что морские черти позавидуют! Нет ну надо же! Говорят: «шило в заднице». Так у него там целый кактус! Засвербило ему, понимаешь! Благо, если за границу территориальных вод не вышел. Хотя, если даже и не вышел – англичане в прессе запросто историю о нарушении морского права раздуют. Ох и получит он у меня! – Фёдор Николаевич, – пряча глаза обратился к каперангу старший офицер крейсера Попов, – тут такое дело… Во время боя… На последних минутах… – продолжал Попов, ‑ Погиб мичман Соймонов… Пётр Михайлович… Брат… Лицо командира «Баяна» помертвело. – Надо же так… И именно Петя… Ведь они вчера на катере встретились, даже поговорить толком не успели… ‑Да, – Попов вздохнул, – совсем мальчик ещё. – Мужчина, Андрей Андреевич, офицер. И погиб в бою за Россию. Вечная ему память. Передайте на «Сердитый».Какие ещё у нас потери? – Убито семеро матросов и девять ранено, из них двое тяжело. – Да уж, натворил делов этот последний снаряд. Похороним всех завтра утром, в море. Предупредите батюшку. Курс на Сайгон.

На следующее утро Василий прибыл на «Баян», чтобы проводить в последний путь младшего брата. Океан был на удивление спокоен для осени. На палубе крейсера лежало девять зашитых в парусину тел. Команда была выстроена на палубе. Судовой священник махая кадилом читал отходную молитву. Солнце всё ещё ласковое в этих широтах в конце сентября освещало обнажённые головы маторсов и офицеров. «Вееечная паамять!» ‑ пел хор матросов, специально отобранных для церемонии. «… и в землю отыдёши, яко земля есть.» – закончил священник панихиду. ‑Накройсь! – скомандовал вахтенный офицер, руководивший церемонией, – Слушай на караул! Офицеры вскинули палаши, подразделение матросов подняло вверх винтовки. Ударил залп. Под звуки траурного марша офицеры крейсера подняли на руки останки Петра Соймонова. Пронесли до борта. Плеснула вода… Затем волнам были преданы тела погибших матросов.

После похорон Иванов пригласил мичмана к себе в салон. – Ещё раз выражаю вам свои самые искренние соболезнования, Василий Михайлович, но у меня к вам разговор сугубо служебный. Вы можете говорить сейчас или перенесём его на более позднее время. – Конечно могу, господин капитан первого ранга. – Оставьте. Обращайтесь ко мне по имени–отчеству. Так вот. Разговор неприятный. Вчера вы грубо нарушили приказ пытаясь ввязаться в бой. Почему? Так захотелось в очередной раз отличиться? – Нет, Фёдор Николаевич. Честно говоря сам не знаю как это получилось. Просто увидел, что японца можно быстро добить и закончить затягивающийся бой. Клянусь честью – о наградах не думал. Понимаю теперь, что поступил неосмотрительно… Не по взрослому, что ли. Поддался порыву… – Именно. Именно не по взрослому. Вы, несмотря на свой возраст всё–таки офицер, к тому же волею судьбы командир пусть небольшого, но боевого корабля. И должны действовать опираясь не на эмоции, а на здравый смысл. Уметь просчитывать последствия своих поступков для себя, подчинённых вам людей и даже для страны, флаг которой развевается на вашем корабле. Я не могу не указать в рапорте адмиралу о вашем поступке, но, надеюсь он поймёт почему вы действовали именно так. Идите Василий Михайлович. И отдохните сегодня, благо на миноносце есть теперь кому подменить вас на мостике. И вот ещё… Возьмите это. Иванов протянул Василию бумажку, на которой были отмечены координаты «могилы» его брата.

Сайгон

Когда до Сайгона оставалась сотня миль в каюту Соймонова постучал механик. – Заходи, Володя. Что скажешь? – Отвоевался наш «Сердитый», Василий. Тебе конкретно рассказать или на слово поверишь? – Что такое? – Нахмурился мичман. – Ну если вкратце – если до Сайгона доползём, то уже хорошо. Я уже приказал передать на «Баян», что больше десяти узлов дать не можем. Сайгон – наша последняя стоянка в этой войне. Ну сам вспомни, как в Артуре регулярно механизмы из строя выходили, а мы ведь только по окресностям бегали. А тут сколько отмахали… Да ещё зачастую с форсировкой. Неделя–две на ремонт необходимы. А кто их нам даст? – Неужели ничего нельзя сделать? – Увы. Даже будь у меня запчасти – всё равно нужны работы в мастерских.

На следующие сутки отряд прибыл в Сайгон, где «Сердитый» был интернирован, а его офицеры и большая часть матросов перешли на «Баян». Хотя полноценным «разоружением» это назвать было нельзя: все четыре пушки миноносца были демонтированы и вместе с боезапасом и оружием экипажа были переправлены на крейсер. Из оружия на «Сердитом " остался только минный аппарат и две мины к нему. Вопросы интернирования были переложены на князя Ливена, командира уже разоружённой здесь «Дианы». Иванов, побывав в консульстве, вернулся на борт с почтой из Петербурга и крейсер забункеровавшись взял курс на точку рандеву с эскадрой.

Владивосток, 30 сентября 1904 года

С самого утра командир броненосного крейсера «Громобой» Дабич был в замечательном настроении – сегодня корабль впервые после двухмесячного ремонта должен был выйти в море, а отряд артурских броненосцев, похоже, окончательно сбежал из–под носа у японцев… Благодушное настроение, казалось, было и у всего крейсера – не особо напрягаясь, он прошел по положенному маршруту и к вечеру благополучно вернулся в порт. Капитан так и не узнал, что будь его настроение не столь замечательным, и стоило бы случиться той редкой цепочке случайностей, что произошла в реальной жизни… Черезмерно лихой маневр у единственной на все побережье неогороженной банки Клыкова в заливе Посьет закончился бы для 'Громобоя' четырьмя месяцами в сухом доке, а для выкинутого на это время из того же дока и залатанного буквально на живую нитку крейсера «Богатырь» – и вовсе – вступлением в строй уже после войны. Теперь же чуть не погибший весной на скалах «Богатырь» остался в доке, и рабочие спокойно продолжили укреплять его новое, в основном деревянное, днище. По удивительному совпадению основные работы по корпусу были завершены (едва ли возможное в наше время дело!) 1–го января по новому стилю, как раз в день памяти святого Илии Муромца, у которого нижняя часть тела, как известно, тоже была единственным слабым местом.

Бухта… в Зондском архипелаге

‑ Заходи, Фёдор Николаевич, рассказывай, – пригласил Вирен в свой салон Иванова, которого встретил ещё у трапа. – У нас ведь информации никакой, боимся в голландские порты заходить. По безлюдным бухтам околачиваемся. – Если о нас спрашиваете, Роберт Николаевич, то очень неплохо. Около Шанхая потопили «Отову»… – Ого! Приятная новость, а как всё было? – Роберт Николаевич, я всё подробно в рапорте написал. Конечно, потом, расскажу за коньячком в красках, – улыбнулся Иванов, – давайте уж сначала с официальщиной закончим, а? – Конечно, конечно, но неужели рассказать больше не о чем? Как миноносцы наши? – Четыре, если верить газетам, вернулись в Артур, два интернировались в Чифу. А один… Ну это отдельный разговор. В Сайгоне он остался. – В Сайгоне??? Да как его туда занесло? Что за миноносец? – «Сердитый» – Ай да Александр Васильевич! Всегда считал его незаурядным офицером! Но чтобы так! – Колчак был тяжело ранен ещё при прорыве. Всё остальное время «Сердитым» командовал мичманец. Соймонов Василий Михайлович. И… Держитесь за кресло – утопил миной японский истребитель. – Миной? Подбитый? – Нет, Роберт Николаевич. Подбитый миноносец они ещё при живом–здоровом Колчаке артиллерией добили. А вот уже после его ранения за «Сердитым» два японских истребителя увязались. По ним на полном ходу выстрелили минами и попали. Случайность, конечно, – уточнил свое отношение к случившемуся донельзя довольный рассказываемой историей каперанг, – Но факт! И командовал «Сердитым» самый младший из офицеров – мичман Соймонов. Я его на «Баян» забрал вместе с механиком, когда миноносец в Сайгоне из–за поломки разоружился. Очень горячий молодой человек, чуть в неприятности нас в Шанхае не втравил. Я об этом тоже в рапорте написал. Вы уж в случае чего не очень строго с ним, такие сейчас нужны – война ведь… – и, вмиг погрустнев, продолжил, – К тому же у меня на крейсере в бою его брат погиб. – Подождите… Петя!? Господи! Ведь только в мае мы его с двадцатилетием поздравляли. Как его? – Последним снарядом. «Отова» уже тонул. И восемь матросов с ним вместе. Вирен молча встал с кресла, подшёл к буфету и наполнил два стакана. – Помянем раба божьего Петра, Фёдор Николаевич. Выпили не закусив и десяток секунд помолчали. – Ладно, Идите к себе на крейсер. Завтра Соймонова пришлите ко мне к полудню. Лейтенант Остелецкий сломал руку во время прорыва. Отправим этого мичмана на «Пересвет».

Через час Вирен вызвал вахтенного офицера и приказал:«Передать по всем кораблям эскадры следующее…» Ещё через несколько минут сигнальщики на крейсерах и броненосцах протянули командирам кораблей довольно странный приказ адмирала:«Выяснить, кто из состава команд является по специальности гравёрами, чеканщиками, стекловарами. К 18.00. доставить этих специалистов на «Ретвизан»

Из наградных списков полученных адмиралом Виреном

За отвагу и мужество проявленные при прорыве порт–артурской эскадры и в последующих боях наградить:

1. Контр–адмирала Вирена Роберта Николаевича Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 3й степени и званием контр–адмирала свиты его величества.

2. Контр–адмирала Ухтомского Павла Петровича Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4й степени

3. Капитана 1го ранга Эссена Николая Оттовича Орденом Святого Владимира 3й степени с мечами.

4. Капитана 1го ранга Щенсновича Эдуарда Николаевича Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4й степени

5. Капитана 1го ранга Успенского Ивана Петровича Золотым оружием «За храбрость»

6. Капитана 1го ранга Зацаренного Василия Максимовича Золотым оружием «За храбрость»

7. Капитана 1го ранга Иванова Фёдора Николаевича Орденом Святого Владимира 3й степени с мечами и званием флигель–адьютанта

8. Капитана 1го ранга Сарнавского Владимира Симоновича Золотым оружием «За храбрость» … …

27. Мичмана Соймонова Василия Михайловича Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4й степени и производством в чин лейтенанта.

10.10.1904. Борт «Ретвизана»

С утра Соймонов, в соответствии с полученными вчера указаниями приготовился к визиту на флагманский броненосец. Вместе с ним в катер спустились Иванов, Попов, Подгурский и Роднин. Все, так же как и он в треуголках и при палашах. На борту «Ретвизана» явно должно было произойти что то очень серьёзное. К тому же и с других кораблей потянулись катера в том же направлении. В одинадцать часов на палубе «Ретвизана» выстроились около тридцати офицеров. Когда отгремел корабельный оркестр и адмирал Вирен стал зачитывать указ императора о награждениях офицеров мысли Василия просто понеслись обгоняя друг друга: Не может быть! Мой первый орден! Какой? Станислав? Анна? С мечами же! Если не «клюква», конечно… … – Орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия четвёртой степени и производством в чин лейтенанта, – прозвучал скрипучий голос адмирала. – Иди! Подтолкнул обалдевшего мичмана… то есть уже лейтенанта Роднин, чуть раньше получивший своего Владимира с мечами. На ватных ногах вышел из строя Соймонов и получил во вспотевшие руки белый эмалевый крестик на чёрно–оранжевой ленточке. Знал бы он, что Вирен ему единственному передал настоящую награду, которую снял с одного из своих мундиров, а не скородел сделанный из латуни за прошедшую ночь, как получили остальные сегодняшние кавалеры. Из всего немалого количества награждённых только четверо получили «Георгия»: два адмирала, капитан первого ранга и… мичман, вернее теперь уже лейтенант. – Ну, поздравляю, командир! – улыбаясь протянул руку Роднин когда оркестр отгремел в честь награждённых и официальная часть закончилась. – Да ну тебя, Володь! – сквозь слёзы выдохнул Василий, обнимая друга, – Да и какой я тебе командир теперь. На «Пересвет» назначили. А тебя? – «Паллада», там у них один из механиков в лихорадке лежит. Вряд ли выживет. – Поздравляю, господин лейтенант! – протянул Соймонову руку подошедший Эссен, – рад получить в подчинение такого офицера. Надеюсь, что назначение на мой броненосец не вызывает у вас неприятия? – Благодарю за поздравления, господин капитан первого ранга. А служить под вашим началом сочтёт честью и удачей любой настоящий офицер. Я очень рад этому назначению. – Ну что же, приятно слышать, – улыбнулся командир «Пересвета», – сегодня вернётесь на «Баян», вещи соберёте, а завтра к полудню жду вас на броненосце. А сейчас, господа, прошу в кают–кампанию – приглашают. Надо хоть слегка отметить наши награды.

Эскадренный броненосец «Ретвизан»

Наконец то «Паллада» привела из условленной точки рандеву два угольщика и транспорт с продовольствием. Пока на всей эскадре шла угольная погрузка Роберт Николаевич думал о том, что делать дальше. Конечно придётся «посоветоваться» с Ухтомским, но решение нужно принять заранее. Стоять в Зондском архипелаге больше было нельзя. Влажные тропики были очень неудачным местом для длительного пребывания эскадры. Как ни пичкали людей хинином, на эскадре уже более двух десятков человек слегло с лихорадкой. Днища кораблей обрастали ракушкой, что неумолимо вело к падению их скорости. Да и мотание из бухты в бухту, с острова на остров однажды могло кончится плохо. Длительное пребывание эскадры в этих водах было уже несомненно известно Того и в любой момент можно было дождаться появления незваных гостей.Вряд ли это были бы броненосцы или даже крейсера, но миноносцы вполне могли засечь место стоянки и ночью атаковать. Итак, варианты: Бухта Ллойда на Бонинском архипелаге. До Токио рукой подать, но связи с метрополией у японцев там нет, лежит в стороне от морских торговых путей, острова практически не заселены, климат хороший. Месяц можно чувствовать там спокойно, но потом начинает становиться опасно. Какой нибудь абориген до Японии на лодке в порыве патриотизма догребёт и могут начаться серьёзные проблемы. Да и поддерживать связь со второй эскадрой, назначить место и время встречи малореально. Не подходит. Хотя для прорыва во Владивосток место старта идеальное. На будущее можно иметь в виду. Зондский архипелаг, Филлипины, Окинава, Формоза отпадают по понятным причинам – имеют телеграфную связь с Японией и большую плотность населения – рассекретят в момент и можно дождаться незваных гостей в виде всего японского флота. Во Владивосток… Заманчиво и реально. Не через Корейский пролив конечно. Приведя себя в порядок на том же Бонине пройти вокруг Японии. А потом что? Того опять разобьёт отряды по частям. Нет уж, хватит. С Рожественским надо соединяться обязательно. Последовать рекомендациям Адмиралтейства и идти на соединение на Мадагаскар? Ох жалко угля и механизмов. Но пожалуй это единственный реальный выход. Но не просто же так уходить. Вирен прекрасно понимал, что современная война – война в первую очередь финансовая. Проиграет тот, у кого раньше закончатся деньги. Англичане и американцы делали щедрые вливания в экономику Японии, без них её давно бы свело судорогой банкротства. Но кредиторы зорко следили за состоянием дел на театре военных действий и всё, что там происходило немедленно отражалось на бирже. Прорыв артурской эскадры несомненно серьёзно опустил цены на японские акции. Нужно было усугубить ситуацию, дать понять, что доставка товаров в Японию – дело небезопасное. И сейчас имелась такая возможность продемонстрировать это лишний раз. Необходимо здесь, в местах «насыщенного» судоходства обозначить наше присутствие. Досматривать суда идущие на север. Пусть даже ни одного японского груза не поймаем – играть на нервах у противника и тех, кто его «подкармливает» тоже немало. Возрастут страховки, а значит и стоимость фрахтов. Но надолго этим увлекаться не стоит. Того может рассердиться всерьёз и двинуть сюда свои главные силы – благо свои перевозки ему теперь всерьёз защищать не от кого. Менее, чем за неделю он может быть здесь. И связываться с ним нам пока не с руки. И иметь его «на хвосте» при переходе через океан не хочется, как бы ни была маловероятна встреча. Но дня три–четыре порезвиться в этих местах мы себе позволить можем.

На совещании командиров, несмотря на несколько вялых возражений вначале, решение идти на Мадагаскар было принято единогласно. Наверное не последнюю роль в этом решении сыграло недавнее награждение. Офицеры стали понимать, что можно получать награды не только за «службизм», но и за решительность. Да и, честно говоря, откровенно обрыдло маяться неизвестностью. Очень хотелось иметь конкретную точку, в которую следует двигаться, будь это Владивосток, Токио или Петербург. Да хоть Сасебо, лишь бы не тупое ожидание. Все подсознательно стремились скорее перестать находиться в «подвешенном» состоянии и иметь какую то конкретную цель. – Но дверью мы перед уходом из этих вод на прощание хлопнем. – Усмехнувшись закончил командующий эскадрой. На три дня устье Малаккского пролива, море севернее и южнее его объявляется «охотничьей территорией». Всем разойтись поодиночке и прочешем частым гребнем эти воды.Вам будут выданы очередные конверты, которые вы вскроете после выхода в море. Счастливой охоты, господа!