"Своя ноша" - читать интересную книгу автора (Джохансон Инид)

6

Джоан откинулась на спинку сиденья, пре доставив беседе Эрвина с матерью идти своим путем.

Итак, Эрвин объявил ей своеобразную войну. Вот что означал его поцелуй и холодные, угрожающие слова, которые он произнес по том. Мужчины способны заниматься сексом, не испытывая любви, и, очевидно, Эрвин не был исключением. Но Джоан не могла перестать любить его, как бы ни старалась, как бы ни презирала себя.

Почему она повела себя так глупо? Почему, улыбаясь и расточая призывные взгляды, не постаралась в то же время удержать Эрвина на расстоянии?

Да, она опустилась до дешевых приемов, при обычных обстоятельствах ей не свойственных. Но сейчас обстоятельства никак не назовешь обычными, с горечью подумала Джоан. Как ужасно чувствовать неприязнь и презрение единственного человека, которого по-настоящему любишь. Ненависть, любовь, боль и отчаяние смешались в ее душе, заставляя действовать в столь нехарактерной для нее манере, что она сама удивлялась и негодовала на себя…

Остаток дня Джоан показывала Саманте окрестности дома, изо всех сил пытаясь быть любезной. Эрвин сказал, что ему нужно сделать несколько деловых звонков, и ушел в ее кабинет. Как подозревала Джоан, он останется там и после того, как закончит необходимые переговоры. Что ж, чем меньше она будет видеть его, тем лучше.

Однако Эрвин появился, когда они с Саман той сидели за ужином — омлет с приправами и свежие фрукты. Джоан тут же изобрела предлог, чтобы уйти:

— Мне нужно полить цветы, Саманта. Я думаю, вы не против остаться с сыном и послушать, как идут дела в семейном бизнесе?

Она надела старые спортивные туфли, выгоревшую рубашку и завязала волосы в хвост. Как всегда, вид узких мощенных камнем дорожек, по сторонам которых росли лилии, лаванда и пышные кусты роз, подействовал на Джоан умиротворяюще и хотя бы ненадолго вернул ей душевное равновесие.

Итак, стремление отплатить Эрвину его же монетой привело лишь к тому, что их обоюдная ненависть усилилась. К тому же то, как она флиртовала с ним, нельзя было назвать достойным поведением…

Звук шагов по каменным плиткам заставил Джоан вздрогнуть. Она повернула голову, и тут же ее сердце подскочило в груди. К ней направлялся Эрвин!

На его лице было все то же застывшее выражение. Но когда он подошел ближе, Джоан за метила боль в его глазах, боль, которую он напрасно старался скрыть. Она почувствовала жалость и сострадание к нему, а заодно и злость на себя за глупое, нарочитое кокетство. Хватит ли у нее мужества сказать ему об этом? У Джоан возникло предчувствие, что сейчас наступает переломный момент в их отношениях. Если бы она могла оправдаться и заставить его поверить в свою искренность…

— Мама сказала, что хочет лечь пораньше. А вот это я нашел в твоем кабинете. — Эрвин протянул ей какие-то бумаги. — Телеграммы от твоего литературного агента. Последнюю принесли сегодня утром, и ее тон почти истерический. Наверное, тебе давно пора разобраться с ними.

Да, это были те самые телеграммы, которые она так долго оставляла без ответа. Джоан безразлично пожала плечами:

— Да, наверное. Но я думала, что это не так уж срочно.

— Не так уж срочно? — удивился Эрвин. — Даже если речь идет о вручении одной из самых престижных литературных наград?

В наступающих сумерках морщины по обеим сторонам его рта выглядели глубже. Не отвечая на его вопрос, Джоан спросила:

— Послушай, мы можем поговорить?

Но она не знала с чего начать. Если бы только ей удалось найти хоть одну-единственную трещинку в этом монолите оскорбленной гордости!

— Я как раз хотел предложить тебе то же самое. — Эрвин шагнул к ней. — Тут есть на чем посидеть? — С этими словами он протянул руку и, заведя ее за спину Джоан, сунул сложенные телеграммы в задний карман ее джинсов.

От прикосновения его пальцев легкая дрожь пробежала по телу молодой женщины. Однако все, что она могла сделать, — это попытаться не замечать ее и покорно следовать за Эрвином. Вскоре они дошли до маленькой беседки, почти скрытой кустами роз и олеандров.

Сердце Джоан сжалось от боли. Она поняла, почему Эрвин выбрал место подальше от дома. Должно быть, решил, что их разговор будет проходить на повышенных тонах, и не захотел, чтобы Саманта их услышала. Но как он мог при вести ее именно сюда! Разве забыл те долгие вечера, которые они проводили здесь, любуясь закатом, тесно прижавшись друг к другу, вдыхая аромат роз и временами отпивая вино из оплетенной соломой бутылки? Они шептали друг другу слова любви и не в силах были разомкнуть объятий…

Или он полностью стер из памяти эти воспоминания, потому что они, как и она сама, уже больше ничего не значили в его жизни?

Джоан захотелось вернуться в дом, чтобы избежать лишних страданий. Но им с Эрвином и в самом деле нужно было поговорить. А сегодня он впервые сам изъявил желание обсудить с ней сложившуюся ситуацию, вместо того что бы отдать ей очередной невыполнимый приказ и уйти прочь.

— Я хочу извиниться за то, как вела себя сегодня, — на одном дыхании произнесла Джоан, боясь, что мужество оставит ее. — То, что я делала, было ребячеством!

— Ну, я бы этого не сказал. Ты вела себя как вполне взрослая женщина. Женщина, которая готова заниматься сексом с утра до вечера с одним мужчиной, хотя прекрасно знает, что носит ребенка от другого.

Джоан закрыла глаза и стиснула зубы, чтобы вынести очередное оскорбление, произнесенное резким холодным тоном. Что бы он ни сказал сегодня, она это заслужила. Джоан прислонилась головой к столбику, поддерживающему крышу беседки, и еле слышно произнесла:

— Все не так просто.

— Разве? Но можешь не тратить времени на извинения. Считай, что наш развод уже состоялся.

Джоан не стала спрашивать, что он подразумевал под этим заявлением. Она только надеялась, что Эрвин не собирается дать ей то, о чем, по его мнению, Джоан сама хотела просить его.

— Кстати, о сексе, — заметил Эрвин почти непринужденным тоном. — Насколько я успел узнать, твои сексуальные аппетиты достаточно велики. Странно, что ты не затащила меня в постель сразу после того, как мы познакомились. Подумать только — через двадцать четыре часа после нашей встречи я уже был словно в угаре! Постоянно представлял, как занимаюсь с тобой любовью. Мы даже обсуждали это, — сухо добавил он. — Помнишь? И решили, что обстоятельства для этого явно неподходящие. Смерть Тома… Потом ты вернулась сюда, чтобы завершить срочную работу, а я остался в Англии, чтобы в свою очередь закончить необходимые дела. А дни, что мы вместе провели в Каслстоуве, готовясь к свадьбе, были невероятно сумбурными. Из-за всего этого мы решили подождать до первой брачной ночи. Как романтично! — В го лосе Эрвина прозвучало презрение. — Ты вела себя на редкость разумно. Таким путем ты хотела одурачить меня, заставить поверить, что этот ребенок мой. Даже если бы он и родился немного раньше срока, что с того? Но, возможно, тебя даже это не заботило. Ведь я был лишь вовремя подвернувшейся заменой первоначального кандидата в мужья.

Господи, да он ненавидит меня! Джоан стиснула пальцами виски, чувствуя, как ее голова раскалывается. Разве может любовь, исчезнувшая в мгновение ока, возродиться в огне столь жестокой, неумолимой ненависти?

Даже если она расскажет ему все как было и он поверит ей, изменится ли что-нибудь после этого? Джоан не знала ответа, но должна была узнать во что бы то ни стало.

Она подняла голову и вызывающе взглянула в лицо Эрвина. Затем перевела дыхание и выпалила:

— Я хочу рассказать тебе, как был зачат ребенок Тома?

— Ты и в самом деле думаешь, что меня интересуют подробности? — От его голоса по коже Джоан пробежали мурашки. — Ты непостижима! — С этими словами Эрвин резко повернулся, видимо собираясь уйти.

— Эрвин! Подожди!

Но он уже шел по направлению к дому…

Было уже совсем темно, и Джоан с трудом различала низкие столбики, ограждавшие густые заросли растений. Она с трудом справлялась с охватившим ее гневом, который заставлял бешено пульсировать кровь в венах. Эта ужасная история началась не из-за того, что она оказалась беременной от другого мужчины. Виноват во всем был сам Эрвин, со своей безжалостной непреклонностью и душевной черствостью!

Когда Джоан вошла в кухню, Эрвин уже наливал виски в бокал. Он стоял к ней спиной, а когда повернулся, стало ясно: к нему вернулось прежнее спокойствие и он контролирует свои эмоции.

Черт бы его побрал! Джоан не собиралась сдерживаться. Чувствуя, как в крови бушует адреналин, она подошла к мужу, и вызывающий взгляд ее зеленовато-голубых глаз встретился с его холодным, слегка пренебрежительным.

— Вместо того чтобы сообщать пикантные подробности вашего романа с Томом, почему бы тебе не рассказать о своем первом муже? — неожиданно спросил он.

— О Барни? — Брови Джоан изумленно взметнулись вверх. — С чего ты вдруг о нем вспомнил? Кажется, раньше он тебя совсем не интересовал.

— Да, он казался чем-то совершенно незначительным, когда я еще верил, что ты воплощенное совершенство. Прошлое тогда не имело значения — только наше настоящее и будущее. Но сейчас говорить о будущем нет смысла. — Эрвин выдвинул стул из-за стола и уселся на него верхом, скрестив на спинке мускулистые руки, в одной из которых держал бокал. Казалось, он сидит в такой позе уже час или два, ведя с ней непринужденную беседу.

Джоан пожала плечами, затем открыла дверцу холодильника и, достав бутыль апельсинового сока, налила себе немного в бокал. Ей хотелось закричать или заплакать, но она боялась разбудить Саманту. Эрвин глотнул виски.

— Ну, так что? Поскольку мы, как выяснилось, совершенно по-разному смотрим на многие вещи, я решил спросить тебя об этом человеке. Ты сказала, что вы давно разошлись с ним. Из-за чего, интересно? Он был не слишком красив? Недостаточно хорош в постели? Небогат?

Джоан захотелось выплеснуть апельсиновый сок ему в лицо, но ее руки так дрожали, что она едва могла держать бокал. Она поставила его на стол, и Эрвин с нетерпением взглянул на нее:

— Или была какая-то другая причина? Может, он сам решил развестись с тобой, когда понял, что ты не та, за кого себя выдаешь?

Значит, он готов обсуждать ее отношения с первым мужем, поскольку не может слышать о ее предполагаемой связи с Томом! Джоан была слишком возмущена, чтобы спокойно рассуждать. Как она могла влюбиться в этого тупого, бесчувственного болвана!

Он жаждет подробного отчета о ее жизни с Барни. Хорошо же, она все ему расскажет. А если это окажется не то, что ему хотелось услышать, пусть винит только себя. Джоан изобразила на лице некую пародию на улыбку и начала:

— Барни был весьма хорош собой. — Немного изнежен, как ей казалось теперь, с ее нынешними представлениями о мужской красоте, но не говорить же об этом Эрвину! Все девчонки сходили по нему с ума, и даже ее мама считала его чуть ли не Божьим даром, посланным дочери с небес. Губы Джоан слегка кривились: — Мы познакомились на дне рождения у одного из моих друзей. Я мгновенно потеряла голову и влюбилась в Барни без памяти…

Потому что тогда ей отчаянно хотелось быть любимой! А у родителей она почти не находила любви и тепла. Отец постоянно был в разъездах, а в свободное время волочился за женщинами, так что едва обращал внимание на дочь. Мать же в основном жаловалась на свою печальную участь.

Джоан невольно положила руку на живот. Ее ребенок ни за что не должен страдать оттого, что брак его матери оказался столь непрочным!

— К тому же, — сухо продолжала она, — я не могла пожаловаться на его сексуальные способности. — Она была невинной, когда встретила Барни, так что ей было не с кем сравнить его. Только занимаясь любовью с Эрвином, она открыла для себя всю полноту наслаждения. Но ей не хотелось даже думать об этом. Если она начнет вспоминать, какую любовь обрела, а потом потеряла, то, чего доброго, расплачется.

Джоан слышала тяжелое, учащенное дыхание Эрвина и понимала, что ей удалось сорвать с него маску ледяного безразличия. Но она не могла позволить себе испытывать какие-то эмоции по отношению к нему. Не меняя тона, Джоан продолжала:

— К тому же он оказался достаточно богат. Я тогда работала в редакции местной газеты, а он был владельцем сети магазинов. У него был дорогой автомобиль, и по вечерам он возил меня в самые шикарные клубы. Ему льстило, что все смотрят на меня. Он сорил деньги так, словно черпал их из какого-то бездонного сундука. Я узнала, что это за сундук, когда однажды пораньше вернулась с работы. Побочная деятельность, приносящая ему огромные доходы. А фактически самое настоящее уголовное преступление — он подделывал кредитные карточки. — Джоан опустила голову. — Веришь или нет, но я презираю любую нечестность. Я возненавидела его за ту паутину лжи, которой он опутал меня. И оставила его.

— Это правда? — спросил Эрвин. Теперь его показное безразличие полностью исчезло.

— Думаешь, я все это придумала? — спросила Джоан. — Я могу сочинять страшные истории на бумаге, однако откровенна во всем, что касается моей личной жизни… — Она внезапно замолчала, поймав тяжелый, испытующий взгляд Эрвина.

— И что ты сделала?

— Что сделала? — Джоан слегка нахмурилась и покачала головой. Вот уже многие годы она не вспоминала о Барни. Тогда она твердо решила начисто стереть память о нем и начать все сна чала. Она видела, во что подобная жизнь превратила мать, и не хотела, чтобы ее саму постигла подобная участь, — Конечно же пошла в полицию.

Даже если сказала это излишне резким тоном, Джоан не раскаивалась. Их семейной жизни с Барни в одночасье пришел конец. Она устала от ночных клубов, шикарных ресторанов, шумных сборищ… и постоянных мучительных раздумий о том, откуда муж берет столь огромные деньги, и ответных уверений, что ему опять повезло в казино.

— Маму это известие буквально убило. Она сказала, что я должна была просто оставить Барни, но не заявлять в полицию. Очень плохой совет! Рано или поздно все бы открылось, и тогда никто бы не поверил, что я не была его соучастницей.

— А так все убедились в твоей невиновности? — Глаза Эрвина пристально изучали ее лицо.

Джоан устало пожала плечами. Потом взяла бокал с апельсиновым соком и сделала большой глоток. Ее гнев утих, и она ощущала лишь бессилие перед нынешней ситуацией, которая была гораздо тяжелее той, что ей пришлось пережить много лет назад.

— Думаю, у большинства людей все-таки возникли определенные подозрения на этот счет. После того как судебный процесс закончился, я уехала в Португалию, взяв с собой немногим более того, что было на мне надето. Я ни за что не хотела брать с собой вещи, купленные на краденые деньги. Я вернула себе девичью фамилию и добилась развода с Барни, после того как он провел два года в тюрьме.

Джоан попыталась угадать, о чем думает Эрвин, но это оказалось невозможно. А ведь еще совсем недавно они так любили друг друга, были настолько близки, что порой читали мысли друг должно быть, Эрвин обдумал услышанное как все прочие, решил, что ее бывший муж стал преступником, чтобы удовлетворить растущие запросы жены. А потом она хладнокровно сдала его полиции, не дожидаясь, пока он сам попадется на своих махинациях, потому что предвидела: скользкая дорожка, на которую он ступил ради нее, скоро кончится. Эрвин наверняка почувствовал расположение к Барни, которого счел, как и себя, невинно пострадавшим из-за безнравственной стервы.

Эти опасения подтвердились, когда Эрвин глухо произнес:

— Что ж, ты почти заставила меня поверить, что совершила высокоморальный поступок. Ты хорошо умеешь обращаться со словами. Так и должно быть — ведь это твоя работа. Но есть одна вещь, по поводу которой даже ты не сможешь оправдаться, — тот факт, что ты выходила за меня замуж, зная, что беременна от другого муж чины.

Гнев охватил Джоан с новой силой.

— Прекрати! Послушал бы лучше, что говоришь! Это ребенок Тома, а не какого-то «другого мужчины»! Почему тебе так трудно произнести его имя?

Впрочем, Джоан уже начала обо всем догадываться. И если ее предположение подтвердится, станет ясно, почему Эрвин так упорно отказывается выслушать ее, стоит только заговорить о Томе.

— Потому что одна лишь мысль о. том, что вы были вместе, приводит меня в бешенство! — последовал резкий ответ.

— Приводит в бешенство? Вплоть до сегодняшнего дня тебя ничуть не интересовал мой первый брак! Ты считал его не стоящим внимания. И никогда не спрашивал, были ли мужчины в моей жизни уже после развода. Казалось ты вообще не знаешь, что такое ревность!

Произнеся эту гневную тираду, Джоан немного успокоилась. В глубине души она не в силах была поверить, что Эрвин не испытывает к ней ничего, кроме ненависти, и продолжала надеяться вопреки здравому смыслу, что сможет каким-то образом снова завоевать его любовь.

— Что до меня, — продолжала она, — я действительно не хотела знать, с кем ты спал до того, как мы встретились. Я верила, что только наше будущее имеет значение, а не то, что случилось или не случилось в прошлом. Уверена, что и ты думал также.

Эрвин пожал плечами, и в его глазах мелькнуло раздражение:

— Не вижу причин это обсуждать.

— А я вижу, — возразила Джоан. — По край ней мере одна причина все-таки существует. Спроси себя, стал бы ты испытывать те же самые чувства ко мне, если бы знал, что отцом моего ребенка стал случайный знакомый, с которым у меня была очень недолгая связь до того, как мы с тобой встретились. А потом спроси еще, отчего ты категорически отказываешься выслушать меня, когда я пытаюсь объяснить, что произошло между мною и твоим братом.

— Все слишком очевидно, чтобы еще что-то объяснять. — Эрвин говорил ровным тоном, но его брови почти сошлись у переносицы. Интересно, задумался ли он хоть немного над ее словами? — Этот разговор ни к чему не приведет. Мы только напрасно изводим друг друга.

Он отставил пустой бокал, и Джоан поняла, что если сейчас позволит ему уйти, то Утеряет свой последний шанс. Видя, что Эрвин встал и направляется к двери, она твердо сказала:

— Том никогда не был моим любовником. Мы просто дружили, вот и все. Я хотела иметь ребенка. Том согласился стать донором для меня. Зачатие было просто клинической процедурой. Если не веришь, можешь навести справки в клинике.

Эрвин на секунду замер, затем медленно повернулся к ней. Что-то похожее на насмешливое удивление промелькнуло в его глазах.

— Я прямо-таки восхищаюсь твоей необузданной фантазией. Благодаря ей твои книги занимают самые высокие позиции в списках бестселлеров. Но я не отношусь к числу твоих восторженных почитателей.

Хотя надежда Джоан была совсем крошечной, она почувствовала невыносимую боль, утратив ее. Едва не оттолкнув Эрвина, она бросилась вон из кухни, прежде чем он успел заметить выражение глубокого отчаяния на ее лице. Взбежала по ступенькам, ворвалась в свою комнату и захлопнула дверь.

Через какое-то время она услышала, как Эрвин тоже поднимается и заходит в одну из гостевых комнат. Что-то темное и тяжелое сжало ей сердце. В этот раз он даже не позаботился о том, что подумает Саманта, и решил спать один.

Джоан наконец-то нашла в себе силы рас сказать правду о ребенке Тома. И что же в итоге Эрвин не поверил ей!

— Поздравляю, милая! Ты просто умница — воскликнула Саманта, когда Джоан на следующее утро спустилась во внутренний дворик. — Эрвин все мне рассказал!

Джоан сунула руки в карманы просторной рубашки, в которой обычно работала в саду и постаралась сделать вид, будто знает, о чем идет речь. Она плохо спала ночью, а наутро, как всегда, почувствовала тошноту. Из-за этого ей было не до нарядов и она надела первое, что подвернулось под руку.

Она быстро осмотрелась и увидела, что Эрвин сидит в шезлонге, держа в руках развернутую газету. На нем были лишь старые шорты с бахромой по краям. Джоан невольно отвела взгляд.

Словно бы уловив ее недоумение, Эрвин нехотя произнес:

— Я рассказал маме о телеграммах, которые пришли от твоего литературного агента, и предстоящем вручении литературных наград. В списке претендентов твое имя стоит одним из первых. — Он опустил газету на колени и слегка провел пальцами по волосам, приглаживая густые темные пряди.

Джоан непроизвольным движением вынула из нагрудного кармана солнечные очки и надела их. Нельзя позволить Эрвину разглядеть в ее взгляде острую потребность, которую она испытывала в нем. Допустить, чтобы он узнал, как каждый раз, когда она смотрит на него, человека, который считает ее всего лишь дрянной маленькой лгуньей, ее тело буквально ломит от отчаянного, опустошающего желания. В конце концов, у нее еще оставалась гордость, не говоря уже об инстинкте самосохранения. Джоан рассчитывала если не на первое, то хотя бы на второе.

— И поскольку нам придется вернуться в Эдинбург, чтобы дождаться результатов, я уже казал билеты на тот самый рейс, которым летела мама. К счастью, там еще были свободные места.

Саманта тут же защебетала что-то о прелестях путешествия по воздуху, но ошеломленная Джоан почти не слышала ее. Итак, Эрвин опять планировал ее жизнь, нисколько не заботясь о собственных намерениях и даже не спрашивая, чего она хочет. Самое худшее — и, возможно самое непереносимое из всего этого — было то, что Джоан опять ничего не могла поделать.

Она повернулась и медленно пошла вдоль каменного ограждения, стараясь расслабиться и чувствуя, как горячий ветер вздувает ее рубашку, прижимая к телу. Подняв голову, она вдыхала нежный аромат садовых цветов, смешанный с более терпким запахом горных трав.

Еще совсем недавно жизнь казалась ей такой простой и понятной. У нее было все — восхити тельный дом в прекрасном, живописном месте, которое она любила за то, что все здесь дышало жизненной силой и энергией; успешная писательская карьера. Единственное, что порой омрачало ее безмятежное существование, — это жгучая потребность держать на руках, обнимать и ласкать своего собственного ребенка.

И по иронии судьбы, именно этот долгожданный ребенок, который понемногу рос внутри нее, стал причиной того, что она ли шилась человека, которого любила больше всего на свете.

— Дорогая, почему бы тебе не обсудить со своим агентом все заключительные детали? — Джоан не заметила, как Эрвин подошел и встал рядом. Его рука мягко легла ей на плечо.

Она дернулась, собираясь отшвырнуть эту руку, закричать, чтобы он не смел называть ее «дорогая», потому что на самом деле не испытывает к ней никаких чувств, кроме ненависти и презрения. Но взгляд Эрвина откровенно предостерегал: «Только не в присутствии Саманты! » Когда же он заговорил, голос его прозвучал ровно и беззаботно, как прежде:

— Нам осталось провести здесь еще пару дней, так что мы с мамой, не беспокоя тебя, побродим по окрестностям, осмотрим деревню, спустимся к морю. А ты тем временем займешься приготовлениями к отъезду.

Значит, Эрвин решил дать ей передышку. Несмотря ни на что, Джоан была благодарна ему за это. Она даже нашла в себе силы посоветовать, что именно нужно осмотреть в деревне и как добраться до местечка, где сохранились развалины крепости и церкви тринадцатого века. Но только у себя в кабинете, куда не доноси лось ни звука снаружи, Джоан смогла наконец немного собраться с мыслями.

Она села за письменный стол и положила го лову на скрещенные руки. Итак, она проведет несколько часов в одиночестве, избавленная от необходимости притворяться ради душевного спокойствия Саманты. И все благодаря Эрвину. Прав да, меньше всего при этом он беспокоился обо мне, с горечью подумала Джоан. Просто понял, что нервы ее натянуты до предела, и не захотел, чтобы она сорвалась в присутствии Саманты, разрушив радужные иллюзии бедной женщины.

Он и сам был не прочь скрыться от нее на несколько часов. Избавиться от постоянного присутствия женщины, которую он когда-то любил, а сейчас не мог смотреть иначе как с презрением и недоверием.

Джоан подняла голову. Одной рукой отбросила волосы за спину, а другой принялась набирать номер литературного агента.

Каслстоув был все тем же очаровательным местом, каким Джоан его запомнила. Просторный, вытянутый в длину дом из темного камня пробудил в ее сердце недавние воспоминания. Насколько светлой представлялась ей будущая семейная жизнь всего несколько недель назад!

Нет, нельзя так думать, твердо решила Джо ан, пытаясь полностью переключиться на бурные приветствия домоправительницы. Хэтти Касс была «движимым имуществом», как вы разилась хозяйка дома. Одна из самых старых слуг, деятельная, решительная, всегда добро желательная — она являлась почти членом семьи.

Джоан постаралась отбросить гнетущую печаль. Это удавалось ей в течение последних не скольких дней, но лишь по той причине, что нужно было сделать тысячу различных вещей, — и еще две тысячи, которые она сама придумывала, чтобы занять себя, — перед тем как оста вить свой дом под Ольяном.

— Я приготовила парадные комнаты для вас и миссис Кросс, — сказала Хэтти, обращаясь к Эрвину. Она улыбалась приветливо и вместе с тем горделиво, уверенная, что сделала все как нужно.

Интересно, тут же подумала Джоан, что сказала бы Хэтти, если бы узнала, что Эрвин не выносит свою жену и одна мысль о том, чтобы разделить с ней постель, заставляет его вздрагивать от отвращения.

— Спасибо, Хэтти. — Лицо Эрвина было не проницаемым. — Я сам принесу вещи. Тебе нет необходимости звать своего мужа. Он по-прежнему занимается садом?

— Да, и с большой охотой. Правда, зимой, когда у него разыгрывается артрит, ему становится сложно работать в саду, но сейчас, в теплую погоду, он опять как новенький.

— Отлично, — улыбнулся Эрвин. — Я предложу Нолану нанять кого-нибудь себе в помощь для самой тяжелой работы. Не волнуйся о муже, Хэтти. Уверен, он и сам понимает, что уже не молод, но знает и то, как нам нужны его умение и опыт.

— Благодарю вас, мистер Кросс! — Карие глаза Хэтги просияли, словно глаза преданной домашней собаки.

Джоан приказала себе не размягчаться и не восторгаться такой заботливостью и вниманием. Когда дело касалось ее, Эрвин не проявлял подобных качеств.

— Да, миссис Кортни просила позвонить, как только у вас найдется свободная минутка! — Домоправительница повернулась к Саманте, и Джоан увидела, что та крайне обрадована этим известием.

— Должно быть, у нее какие-то новости о коттедже! Это чудесно! Я позвоню ей прямо сей час! Джоан, тебе тоже нужно с ней поговорить. Идем со мной в маленькую гостиную.

Из огромного числа комнат в доме больше всего Джоан нравилась маленькая гостиная. Удобные кресла, обитые мягкой бархатистой тканью, стояли возле камина, в котором потрескивали яблоневые поленья. Круглые столики были за валены всевозможными книгами и журналами по садоводству. На стенах, отделанных светлы ми деревянными панелями, висели старинные гравюры, а из окон открывался вид на восхитительный сад.

— Сейчас соединят, — сказала Саманта, повернувшись к Джоан. — Поговори с ней первая.

Джоан взяла трубку и первым делом сообщила, отчего они с Эрвином вернулись из Португалии раньше, чем предполагали.

— Что ж, будет замечательно, если ты получишь одну из литературных премий, хотя и жаль, что тебе пришлось прервать медовый месяц, — посочувствовала Карен, и Джоан это ничуть не удивило. Ее мать никогда особенно не интересовалась тем, что происходило в ее жизни, — за исключением отношений с мужчинами. Больше всего Карен хотелось, чтобы Джоан оказалась наконец пристроена и ей самой не пришлось бы беспокоиться о судьбе дочери. Страшно подумать, какова будет реакция матери, когда та узнает правду, вздохнула Джоан.

— У меня почти все улажено, и наш старый дом скоро будет продан. — Чувствовалось, что Карен в восторге от происходящего. — Мне уже давно следовало сделать это и уехать подальше от плохих воспоминаний, но я все никак не могла решиться. Ты не представляешь, как я благодарна Саманте за то, что она уговорила меня поселиться вместе с ней! Я восхищаюсь ею. Когда я увидела, с какой стойкостью она переносит смерть Тома, то поняла, что жизнь продолжается.

Поговорив в том же духе еще несколько ми нут, Джоан передала трубку Саманте и пошла наверх, в приготовленную для них с Эрвином комнату. По дороге она задумалась над тем, насколько верно все сказанное ее матерью о Саманте. Может быть, та и в самом деле гораздо более сильна, чем кажется? Может быть, им не следует ходить вокруг нее на цыпочках и обращаться как с ребенком?

Вполне вероятно, у нее хватит сил выслушать известие об их разводе и справиться с ним. Тогда Джоан смогла бы рассказать ей обо всем и не чувствовать себя слишком виноватой…

Она нашла Эрвина в превосходно обставленных, элегантно убранных комнатах, по традиции принадлежавших главе семьи. Он стоял у высокого окна спиной к двери и даже не обернулся, когда она вошла, не говоря уже о том, чтобы поздороваться. Впрочем, чего еще она ожидала?

Радуясь, что ей уже по силам справиться со своими эмоциями, Джоан произнесла как можно безразличнее:

— Я могу занять комнату, в которой жила, когда впервые сюда приехала. — Она старалась не вспоминать о том, какое это было невероятно счастливое время в ее жизни, несмотря на недавнюю смерть Тома, — впервые она любила кого-то настолько глубоко и сильно.

— Нет, — ответил Эрвин, по-прежнему не оборачиваясь. Можно было подумать, что какое — то невиданное зрелище за окном приковало его внимание. — Не раньше, чем мама переедет от сюда. После этого я тоже не останусь здесь надолго. Я уже говорил тебе об этом. Так что ты получишь в свое распоряжение весь дом и сможешь выбрать любую комнату.

Джоан услышала в его голосе явственную нотку раздражения, но не испытала никакой радости оттого, что еще способна вызывать у него хоть какие-то эмоции. С прошлым покончено. Все прежние чувства забыты.

— Извини, меня это не устраивает, — произнесла она. — Ты решил, что мы должны изображать идеальную супружескую пару. Спросить, что я думаю по этому поводу, тебе даже в голову не пришло. Так что можешь продолжать свою дурацкой игру один, потому что сразу после церемонии награждения я уезжаю обратно в Ольян.

— Нет. — Эрвин наконец-то повернулся к ней — резко, почти неуклюже.

Джоан заметила горькие складки в уголках его губ, но ей совершенно не хотелось отказываться от своего с таким трудом достигнутого безразличия и проявлять хоть малейшее сочувствие. Эрвин не заслуживал этого.

— Ты хоть немного думаешь о Саманте? А о ребенке? Тебе не кажется, что его должны воспитывать двое родителей? Я уверен, что Том хотел именно этого.

При этих словах его лицо заметно побледнело, даже несмотря на загар, и Джоан поняла, насколько тяжело ему было упоминать имя бра та в таком контексте. Поэтому она ответила более мягко:

— Извини, но я так не считаю. Том ни за что не согласился бы, чтобы его ребенка воспитывали двое людей, которые ненавидят друг друга. — Эрвин собрался что-то сказать, но она жестом остановила его. — Да, ты говорил, что мы должны быть милы и любезны друг с другом в присутствии посторонних. Но долго ли это сможет продолжаться? Жизнь в постоянном притворстве очень скоро станет невыносимой и рано или поздно даст трещину. Том вряд ли хотел, чтобы мы мучили друг друга.

Джоан пристально взглянула в глаза Эрвина, стараясь понять, какое впечатление произвели ее слова. Но ей это не удалось, и она продолжила:

— Я вполне способна сама позаботиться о моем ребенке. Мне не нужна поддержка — ни финансовая, ни какая-либо другая. И учти, я не маленькая глупая девочка. Вот уже много лет я самостоятельно принимаю решения. Что касается Саманты, полагаю, мы должны обо всем ей рассказать. Очень осторожно, но рассказать. Она гораздо сильнее, чем ты думаешь.

Теперь Эрвин стоял, прислонившись спиной к стене и засунув руки в карманы.

— Ну да, ты ведь привыкла так поступать, — сказал он.

— Как? — непонимающе уставилась на него Джоан.

— Бросать людей, которые тебя не устраивают. — Он пожал плечами. — Сначала Барии, по том Тома, теперь меня.

— Это совсем разные вещи! — возразила она, чувствуя, как в ней вновь пробуждается гнев.

— Разве? — Словно в противовес ее растущему возмущению Эрвин казался еще более спокойным и безразличным, чем минуту назад. — Тогда почему на этот раз?..

— Потому что я люблю тебя! — Слова вырвались прежде, чем она успела понять, что говорит. Каким образом это произошло? Неужели ее эмоции по-прежнему сильнее разума и неподвластны ему.

Джоан стремглав выбежала из комнаты, понимая, что ее позиции, укрепленные с таким трудом, внезапно рухнули из-за одной неосторожной фразы.

Отделанная дубовыми панелями столовая была залита утренним солнцем. Джоан вошла, чувствуя, что едва держится на ногах. Виною тому были не столько приступы тошноты, которые теперь повторялись регулярно, сколько ужасная бессонная ночь.

Эрвин не захотел и слушать о том, чтобы она спала в другой комнате. Он оставил ее одну на широкой двуспальной кровати, а сам, взяв по душку и одеяло, улегся на кушетке у окна и проспал всю ночь сном младенца. Джоан же не сомкнула глаз и даже не могла позволить себе слишком часто переворачиваться с боку на бок, опасаясь, что Эрвин проснется и угадает причину ее беспокойства.

Сейчас он сидел за столом, поглощая тост с мармеладом, и казался ей неотразимым, несмотря на то что был одет в простую белую футболку и потертые черные джинсы.

Увидев ее, он отложил в сторону газету и мягко произнес:

— Я сказал Хэтти, что ты не хочешь ничего жареного на завтрак. Может быть, съешь пару тостов и выпьешь апельсинового сока? Или позвонить, чтобы принесли кофе?

Джоан покачала головой и села напротив него, расправив широкий подол светло-бежевого платья. Она машинально водила пальцами по складкам ткани, пока Эрвин наливал ей сок. Затем он слегка подвинул бокал в сторону жены.

Что ж, если он хочет проявлять по отношению к ней вежливое внимание постороннего человека, она ничего не имеет против. На данный момент. Если честно, у нее не было на строения для споров и ссор и она пока не собиралась снова заявлять о своем решении оставить его и начать новую жизнь. Нужно подождать, пока у нее будет достаточно сия. Когда церемония вручения литературных наград будет позади, она полностью сосредоточится на том, как ей устроить свое будущее.

Эрвин снова развернул газету. Лишь через несколько минут невыносимого молчания, когда Джоан казалось, что она слышит лишь стук собственного сердца, он снова положил газету на стол и сказал:

— Мама поехала осматривать коттедж, в котором они с Карен собираются поселиться. Видимо, Сноу уедут через пару дней, а все необходимые бумаги будут подписаны месяца через полтора, но она была не в силах ждать. Ей захотелось увидеть сад и решить, что в нем нужно будет переделать.

Полтора месяца! Еще целых полтора месяца она должна притворяться и играть все ту же опостылевшую роль счастливой новобрачной. А потом еще Бог знает сколько времени торчать здесь, изображая терпеливую, понимающую жену, когда Эрвин будет надолго отправляться в деловые поездки.

Так он решил. Но она никогда, ни при каких условиях на это не согласится. Джоан отодвинула бокал, чувствуя, как к горлу снова подступает тошнота.

— Если тебе понадоблюсь, я в саду, — произнес Эрвин, поднимаясь, хотя прекрасно знал, что этого не произойдет. — Помогу Нолану при вести в порядок тисовые изгороди и заодно скажу, чтобы старик подыскал себе помощника. — Он взглянул на часы. — Полагаю, тебе следует записаться на прием в местную клинику и регулярно ходить на обследования. Хэтти даст тебе номер телефона. Позвони и договорись о времени. — И он вышел из комнаты.

Вот, значит, каким Эрвин видит их совместное будущее: он отдает распоряжения, она безропотно подчиняется. Нет, я не позволю, чтобы так произошло! — решила Джоан.

Через два часа она спустилась в сад и, услышав звук электрических садовых ножниц, пошла в этом направлении. Вскоре Джоан увидела Эрвина, который, стоя на верхней ступеньке складной лестницы, выравнивал верх тисовой изгороди, окружавшей розарий.

— Рад снова вас видеть, миссис Кросс! — окликнул ее Нодан. — Хороший денек, не правда ли? — Он улыбнулся и взялся за ручки тележки, полной обрезанных веток.

Зрвин выключил визжащие ножницы и спустился на землю. Он выглядел бодрым и энергичным и, как всегда, привлекательным. Чертовски привлекательным! Разгоряченное работой лицо покрывали пот и пыль, волосы растрепались, футболка была испачкана землей, и кое-где к ней пристали чешуйки коры.

Джоан перевела дыхание и постаралась придать себе невозмутимый вид. Эрвин, напротив, воззрился на нее с недоумением.

Она уложила волосы цвета бледного золота в высокий узел на затылке и оставила волнистые пряди с боков свободно спускаться, закрывая мочки ушей. Шелкового костюма цвета фрез, который был на ней, Эрвин раньше не видел. Жакет с короткими рукавами и низким вырезом красиво облегал фигуру, а прямая юбка на два дюйма не доходила до колен. Эффектный наряд довершали туфли на высоких каблуках того же цвета, что и костюм, но немного более темного оттенка.

— Я позвонила в клинику и договорилась с доктором Миллером, — произнесла она таким тоном, словно отчитывалась о выполненном поручении. — Через четыре дня я поеду к нему на прием. — Джоан знала, что именно в это» самый день должна была состояться и наградная церемония. — Не дожидаясь, пока Эрвин ответит, она слегка наклонила голову с видом послушной девочки и на одном дыхании добавила: — Хэтги сказала, что мне не мешает немного развеяться. Я подумала, что она права, и ре шила отправиться в Эдинбург. Я заказала номер в отеле, где обычно останавливалась, так что на некоторое время я тебя оставлю.

Джоан повернулась, собираясь уйти. Но коварный вопрос Эрвина заставил ее остановиться:

— Значит, убегаешь?

Она резко обернулась. Он никогда не посмеет сказать, что у нее не хватило мужества взглянуть ему в глаза!

— Нет, просто хочу пройтись по магазинам. Мне нужно купить что-нибудь особенное для предстоящей церемонии. Кто знает, вдруг я стану одним из победителей? Даже если нет, я хочу появиться там во всем блеске. Кроме того… — тут она посмотрела на часы с тем же самым излишне деловым видом, что и он сегодня утром за завтраком, — кроме того, мне нужно встретиться с моими издателем и литературным агентом. Передай Саман те мои извинения за столь поспешный отъезд. Но она, по крайней мере, понимает, что у меня тоже есть своя жизнь. — Джоан слегка улыбнулась: — Ты должен быть мне благодарен — ведь я избавляю тебя от своего невыносимого присутствия на целых три дня… И три ночи.

С независимым видом Джоан двинулась по дорожке. Она чувствовала, что Эрвин смотрит ей вслед, и внутри у нее все дрожало от радости. Она бы не удивилась, если бы он бросился за ней, остановил ее, даже запер дома вплоть до предстоящей церемонии, на которую непременно отправился бы вместе с ней.

Но нет, Эрвин не сделал ничего подобного. Просто позволил ей уйти.