"Илиада" - читать интересную книгу автора (Гомер)

Песнь шестая Встреча Гектора с Андромахой

Яростный бой меж троян и ахейцев оставили боги. Но по равнине туда и сюда простиралось сраженье Между мужами, одни на других направлявшими копья, В поле, между теченьями рек Симоента и Ксанфа. Первым Аякс Теламоний, оплот и защита ахейцев, Строй у троянцев прорвал, товарищам свет показавши. Мужа он сверг Акаманта, храбрейшего между фракийцев, Сына Евсорова, ростом высокого, мощного силой. Первый ударил он в козырь его коневласого шлема, Лоб пронизав Акаманта. Прошло глубоко ему в череп Медное жало копья. И глаза его тьмою покрылись. Аксил же Тевфрана сын, Диомедом могучеголосым Был ниспровергнут. В Арисбе прекрасно устроенной жил он, В жизненных средствах нужды не имея, и людям был другом. Всех он радушно в дому принимал у себя при дороге. Но ни один между них от смерти не спас его грустной, Помощи не дал никто, и лишились души они оба, — Сам он и спутник Калесий, который в его колеснице Быстрыми правил конями. Сошли они оба под землю. Дреса же вместе с Офельтием сверг Евриал многомощный И устремился на Эсепа с Педасом, нимфой речною Абарбареей рожденных прекрасному Буколиону. Буколион же был сын знаменитого Лаомедонта, Старший рожденьем, но матерью тайно, без брака, рожденный. Он, пастухом, близ овец сочетался любовью и ложем С нимфою; двух сыновей-близнецов родила ему нимфа. И сокрушил им обоим прекрасные члены и силу Сын Мекистея, и с плеч их совлек боевые доспехи. Стойкий в бою Полипет распростер на земле Астиала, Царь Одиссей же могучий Пидита убил перкотийца Медною пикой, а Тевкр — Аретаона, схожего с богом. Несторов сын Антилох опрокинул блестящею пикой Албера, царь Агамемнон, мужей повелитель, — Елата. У берегов обитал он струистого Сатниоента, В городе Педасе. Страхом объятого Филака в бегстве Леит настигнул герой. Евриал же Меланфия свергнул. Взят живьем был Адраст Менелаем могучеголосым, Кони его, по равнине широкой помчавшись в испуге, О тамарисковый куст колесницей ударились гнутой, Дышло ее на конце раздробили и к городу сами Вскачь понеслися, куда и другие скакали в смятеньи. Сам же Адраст, с колесницы стремглав к колесу покатившись, Грянулся в пыльную землю лицом. Над упавшим мгновенно Встал Менелай, занеся на него длиннотенную пику. Быстро колени Адраст у него охватил и взмолился к Атриду: «Дай, Менелай, мне пощаду! Получишь ты выкуп достойный! Много сокровищ хранит у себя мой родитель. Богат он Золотом, медью, а также для выделки трудным железом. С радостью даст он тебе за меня неисчислимый выкуп, Если услышит, что в стане ахейцев живой нахожусь я». Так говорил он и дух в груди убедил Менелаю. Тот собирался уже к кораблям быстроходным ахейцев Спутнику дать своему отвести его. Вдруг Агамемнон Быстро навстречу ему подбежал и воскликнул сурово: «Что это как, Менелай мягкодушный, ты нынче к троянцам Жалостлив? В доме твоем превосходное сделали дело Эти троянцы! Пускай же из них ни один не избегнет Гибели быстрой и нашей руки! Пусть ребята, которых Матери носят во чреве своем, — пусть и те погибают! Пусть они все без следа и без похорон, — все пусть исчезнут!» Так говоря, отвратил Агамемнон намеренье брата, Правильно все говоря; Менелай русокудрый Адраста Прочь рукой оттолкнул. Агамемнон герою в утробу Пику вонзил. Опрокинулся он, и мужей повелитель, Ставши ногою на грудь, ясеневую выдернул пику. Нестор к ахейцам взывал, возбуждая их криком громовым: «О дорогие герои данайцы, о слуги Ареса! Бейтесь с врагом, не кидайтесь пока на добычу, не стойте Сзади рядов, чтобы с большей добычей домой воротиться! Будем мужей убивать! А потом по равнине спокойно Сможете вы обнажать от доспехов лежащие трупы». Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом. И побежали б троянцы от милых Аресу ахейцев В свой Илион, покоряясь объявшей их слабости духа, Если б, представ пред Энеем и Гектором, так не сказал им Сын Приамов Гелен, превосходнейший птицегадатель: «Гектор, Эней! Наиболе, герои, на вас тяготеет Бремя забот о троянцах, ликийцах: ведь всех вы отличней В деле любом, где потребны совет иль рука боевая! Остановитесь же здесь и троян у ворот удержите, Всюду на помощь являясь, пока еще женам в объятья В бегстве не пали они, на потеху и радость ахейцам. После того ж, как троянские вы ободрите фаланги, Мы, оставаясь на месте, упорнейше будем сражаться, Сколько бы нас ни теснили данайцы: велит неизбежность. Ты же, о Гектор, меж тем в Илион отправляйся и там ты Матери скажешь твоей и моей: благородных троянок Пусть созывает в акрополь пред храм светлоокой Афины. Двери священного дома ключом пусть откроет и пышный Пеплос, который, по мненью ее, средь хранимых в чертоге Всех превосходней и больше, всего и самой ей дороже, — Пусть на колени возложит прекрасноволосой Афине, Пусть ей двенадцать телят годовалых, работы не знавших, Даст обещание в жертву принесть, если жалость проявит К городу нашему, к женам троянским и малым младенцам, Если она Илион защитит от Тидеева сына, — Дикого, мощного силой бойца, рассевателя страха, Мужа, который, скажу я, могучее всех средь ахейцев. Так нас и сам Ахиллес не страшил, меж мужами первейший, Хоть говорят, что рожден он богиней. Еще неудержней Этот лютует, и в силе никто с ним не может сравняться». Гектору так говорил он, и тот не ослушался брата. Вмиг со своей колесницы с оружием спрыгнул на землю. Острые копья колебля в руке, обходил он все войско, К бою мужей возбуждая. И грянула новая сеча. Оборотившись назад, на ахейцев они налетели. И аргивяне назад подались, прекратили убийство. Им показалось, — один из бессмертных со звездного неба В помощь к врагам их спустился, — таков был стремительный натиск. Гектор к троянцам взывал, возбуждая их криком громовым: «Храбрые Трои сыны и союзники славные наши! Будьте мужами, друзья, о неистовой вспомните силе! Я ненадолго от вас в Илион отлучусь и скажу там Старцам-советникам, также и нашим супругам любезным, Чтобы молились богам, обещали бы им гекатомбы». Так им сказав, к Илиону пошел шлемоблещущий Гектор. Билася сзади краями по пяткам его и затылку Крепкая черная кожа, что выпуклый щит окаймляла. Главк, Гипполохом рожденный, и сын знаменитый Тидея На середину меж тем выходили, желая сразиться. После того как, идя друг на друга, сошлись они близко, Первым ко Главку Тидид обратился могучеголосый: «Кто ты, храбрец, из людей, на земле порожденных для смерти? Прежде тебя не встречал я в боях, прославляющих мужа. Нынче ж, как вижу, далеко ты смелостью всех превосходишь, Если решаешься выждать мою длиннотенную пику. Дети одних злополучных встречаются с силой моею! Если же ты кто-нибудь из богов, низошедший на землю, — Я никогда не дерзнул бы с богами небесными биться! Нет, и могучий Ликург, порожденный Дриантом, недолго Прожил на свете, с богами небесными ссору затеяв. На воспитательниц шумного он Диониса нагрянул И по божественной Нисе за ними гонялся. На землю Бросили тирсы они, батогом поражаемы острым Людоубийцы Ликурга. А сам Дионис, устрашенный, Бросился в море и был там воспринят на лоно Фетидой. В ужас и трепет пришел он от буйственных выкриков мужа. Легко живущие боги на это весьма прогневились, Зевс же Кронион его ослепил. И потом уж недолго Прожил Ликург на земле, ненавидимый всеми богами. Нет, ни за что не хочу я с богами бессмертными биться! Если же смертный ты муж и плодами питаешься пашни, — Ближе иди, чтобы смерти предела достичь поскорее!» Так Диомеду ответил блистательный сын Гипполоха: «Высокодушный Тидид, для чего узнаешь ты о роде? Сходны судьбой поколенья людей с поколеньями листьев: Листья — одни по земле рассеваются ветром, другие Зеленью снова леса одевают с пришедшей весною. Так же и люди: одни нарождаются, гибнут другие. Если ж и это ты хочешь узнать, то скажу я, чтоб ведом Был тебе род наш; немало на свете людей его знает. В Аргосе конебогатом далекий есть город Эфира. В городе этом Сизиф находился, хитрейший из смертных. Сыном Эола он был; а сам был родителем Главка. Главк же на свет произвел непорочного Беллерофонта. Боги ему красоту с привлекательным мужеством дали. Пройт же в душе на него нехорошее дело задумал; Властию был он сильнее его, и заставил покинуть Землю аргосцев: под скипетр Пройта он отдан был Зевсом. С Беллерофонтом Антее божественной, Пройта супруге, Тайно любовь завязать пожелалось, но к ней не склонила Полного чувств благородных, разумного Беллерофонта. И, клевеща на него, заявила царю она Пройту: «Пройт! Или сам умирай, или Беллерофонта убей ты! Дерзкий со мною пытался в любви сочетаться насильно». Гневом великим вскипел повелитель, такое услышав. Сам умертвить уклонился, — настолько стыда оказалось. Но приказал ему ехать в Ликию и дал две дощечки, Много погибельных знаков внутри начертав смертоносных. Тестю он поручил их отдать, посланцу на погибель. Тот под надежной защитой бессмертных в дорогу пустился. Вскоре он прибыл в Ликию, к прекрасным течениям Ксанфа. Принял радушно его повелитель Ликии пространной. Девять он дней пировал с ним и девять быков он зарезал. Но лишь десятая в небе взошла розоперстая Эос, Стал он расспрашивать гостя, и видеть ему пожелалось Знаки, которые зять его Пройт посылает в дощечках. А получивши от гостя злодейские зятевы знаки, Прежде всего приказал он ему уничтожить Химеру Необоримую: божьей породы была та Химера; Спереди лев, дракон назади, коза в середине; Страшную силу огня выдыхала Химера из пасти. Следуя данным богами приметам, ее умертвил он. В бой он вступил, во-вторых, с многославным солимским народом. Битвы, как сам говорил он, ужасней, чем эта, не знал он. В-третьих, в бою перебил амазонок он мужеподобных. При возвращении царь ему новые козни подстроил: Выбрав храбрейших мужей по Ликии пространной, в засаду Их поместил. Но назад не вернулся из них ни единый. Беллерофонт непорочный их всех перебил без остатка. Царь, наконец, убедился в божественном роде пришельца, И удержал у себя, и отдал ему дочь свою в жены, И передал половину всей почести царской. Ликийцы Самый отрезали лучший участок ему, с превосходным Садом и тучною пашней, чтоб им он владел и питался. Дети у той родились от разумного Беллерофонта, — Трое: Исандр, Гипполох и прекрасная Лаодамия. С Лаодамией возлег промыслитель Кронид; разрешилась Меднодоспешным она Сарпедоном, похожим на бога. Сделавшись всем напоследок бессмертным богам ненавистен,[45] Беллерофонт по долине алейской блуждал одиноко. Душу глодая себе и тропинок людских избегая. Жадный до боя Apec умертвил его сына Исандра В дни, как сражался с солимами он, знаменитым народом. Дочь златоуздой убита была Артемидою в гневе. От Гипполоха же я родился, — вот откуда я родом. Он меня в Трою отправил и накрепко мне заповедал Храбро сражаться всегда, превосходствовать в битве над всеми, Рода отцов не бесчестить, которые доблестью ратной Стали известны в Эфире и в царстве ликийском пространном. Вот и порода, и кровь, каковыми хвалюсь пред тобою». Так он сказал. Диомед могучеголосый в восторге Медную пику поспешно воткнул в многоплодную землю И обратился к владыке народов с приветственным словом: «Ты же мне, значит, старинным приходишься дедовским гостем! Некогда дед мой Иней безупречного Беллерофонта Двадцать удерживал дней у себя, угощая в чертогах. Оба друг другу они превосходные дали гостинцы. Дед мой Иней подарил ему блещущий пурпуром пояс, Беллерофонт преподнес золотой ему кубок двуручный. В доме моем я тот кубок оставил, в поход отправляясь. Что ж до Тидея, — его я не помню; ребенком покинул Он меня в дни, как погибло под Фивами племя ахейцев. Буду тебе я отныне средь Аргоса друг и хозяин, Ты же — в Ликии мне будешь, когда побывать там придется. С копьями ж нашими будем с тобой и в толпе расходиться; Много тут есть для меня и троян, и союзников славных, — Буду разить, кого бог наведет, и кого я настигну. Много тут есть для тебя и ахейцев, — рази, кого сможешь. И обменяемся нашим оружьем. Пускай и все эти Знают, что оба с тобою мы дедовской дружбой гордимся». Так говорили они. Со своих колесниц соскочили, За руки крепко взялись и клятвы друг другу давали. Зевс тут однако Кронион у Главка рассудок похитил: Он Диомеду Тидиду на медный доспех — золотой свой, Стоящий сотню быков, обменял на ценящийся в девять. Гектор меж тем подошел уж к Скейским воротам и к дубу. Вкруг него жены троянцев бежали и дочери, жадно Вести желая узнать о супругах, о детях, о братьях И о родных остальных. Но всем им подряд отвечал он, Чтобы молились богам: печаль уготована многим. Вскоре приблизился Гектор к прекрасному дому Приама С рядом отесанных гладко, высоких колонн. Находилось В нем пятьдесят почивален из гладко отесанных камней, Близко одна от другой расположенных; в этих покоях Возле законных супруг сыновья почивали Приама. Прямо насупротив их, на дворе, дочерей почивален Было двенадцать из тесаных камней, под общею крышей, Близко одна от другой расположенных; в этих покоях Возле супруг своих скромных зятья почивали Приама. Там нежнодарная мать ему вышла навстречу, с собою Дочь Лаодику ведя, меж других наилучшую видом. За руку взяв его, слово сказала и так говорила: «Сын мой, зачем ты приходишь, покинув отважную битву? Верно, троянцев теснят злоимянные дети ахейцев,[46] Битву ведя под стеной, — и сюда привело тебя сердце, Руки желаешь воздеть из акрополя к Зевсу владыке? Но подожди, я вина медосладкого вынесу чашу, Чтоб возлиянье ты сделал Крониду и прочим бессмертным Прежде всего; а потом и тебе было б выпить не худо: Силы немало вино прибавляет усталому мужу. Ты ж истомился жестоко, сограждан своих защищая». Матери так отвечал шлемоблещущий Гектор великий: «Матушка чтимая, сладкого пить мне вина не давай ты. Ты обессилишь меня и забуду я крепость и храбрость. Зевсу ж вино искрометное лить неумытой рукою Я не дерзаю: нельзя загрязненному кровью и пылью К туч собирателю Зевсу с молитвой своей обращаться. Ты же немедленно к храму Афины добычелюбивой, Жен благородных собравши, пойди с благовонным куреньем. Пеплос, который почтешь средь хранящихся в царском чертоге Самым большим и прекрасным, всех больше самой тебе милым, Взяв, на колени его возложи пышнокудрой Афине, В жертву двенадцать телят годовалых, работы не знавших, Дай обещание ей принести, если жалость проявит К городу нашему, к женам троянским и к малым младенцам, Если она Илион защитит от Тидеева сына, Дикого, мощного силой бойца, рассевателя страха. Так отправляйся же к храму Афины добычелюбивой, Я же к Парису пойду, чтобы вызвать его на равнину, Если захочет слова мои слушать. О, был бы он тут же Пожран землей! Возрастил его Зевс на великое горе Жителям Трои, Приаму отважному, всем его детям! Если б его я увидел сошедшим в жилище Аида, Думаю, милое сердце забыло б о наших несчастьях!» Кликнула тотчас служанок, направившись к дому, Гекуба. Те по домам побежали сзывать благородных троянок. Мать же его между тем в покой благовонный спустилась. Много там пеплосов было узорных, искусной работы Женщин сидонских, которых с собой Александр боговидный Сам из Сидона привез, проплывая морскою дорогой С высокородной царицей Еленою, им увезенной. Выбрав один, понесла этот пеплос Гекуба Афине, — Самый большой и узорным шитьем наиболе прекрасный, Светом подобный звезде; на дне он лежал под другими. В путь она двинулась; с нею и множество жен благородных. После того как в акрополь пришли они к храму Афины, Дверь перед ними раскрыла прелестная видом Феано, Дочь Киссея, жена Антенора, смирителя коней. Жрицей Афины ее поставили жители Трои. Женщины руки простерли к Афине с великим стенаньем. Пеплос взяла принесенный прелестная видом Феано И, возложив на колени Афине прекрасноволосой, Дочери Зевса владыки молилась и так говорила: «Града защита, свет меж богинь, Афина царица! О, сокруши Диомеда копье, сотвори, чтоб и сам он Грянулся оземь лицом пред воротами Скейскими Трои! Ныне двенадцать телят годовалых, работы не знавших, В жертву, богиня, тебе принесем, если жалость проявишь К городу нашему, к женам троянским и к малым младенцам». Так говорила, молясь. Но богиня молитву отвергла. Так они дочери Зевса владыки молились во храме. Гектор тем временем к дому уже подошел Александра. Дом тот прекрасный воздвиг себе сам Александр при пособьи Лучших строителей-зодчих троянской страны плодородной. Был на акрополе выстроен он, со двором, с почивальней, С залом мужским, по соседству с домами Приама и брата. Гектор божественный в двери вошел. В руке многомощной Пику в одиннадцать нес он локтей, и сияло пред нею Медное жало ее и кольцо вкруг него золотое. Брата нашел в почивальне в заботах о пышном оружьи; Гнутые луки, и латы, и щит он испытывал, праздный. Там же сидела Елена аргивская в круге домашних Жен-рукодельниц и славные им назначала работы. Стал его Гектор корить оскорбительной, жесткою речью: «Гневом безумным прилично ль, несчастный, питать себе душу? Гибнут народы в бою под стенами высокими Трои. Ради тебя ведь и шум боевой, и кровавая сеча Вкруг Илиона пылают. И сам ты бранил бы другого, Если б увидел его покидающим грозную битву. Встань же, покамест огнем погубительным город не вспыхнул!» Брату немедленно так отвечал Александр боговидный: «Гектор, меня ты бранишь не напрасно, за дело бранишь ты. Вот почему я отвечу. А выслушав, сам ты рассудишь. Дома сидел я не столько из гнева на граждан троянских Иль из желания мести. Хотел я печали предаться. Нынче же ласковой речью меня убедила супруга Выступить в бой. Мне теперь самому показалось, что лучше Было, пожалуй бы, так. Переменчива к людям победа. Так подожди, я сейчас боевые доспехи надену, Или иди, я же следом пойду, нагоню тебя мигом!» Так он сказал. Не ответил ему шлемоблещущий Гектор. С ласковым к Гектору словом тогда обратилась Елена: «Деверь бесстыдной жены, отвратительной, гнусной собаки! Если бы в самый тот день, как на свет меня мать породила, Вихрь свирепый меня подхватил и унес бы далеко На гору или низвергнул в кипящие волны морские, — Волны б меня поглотили, и дел бы таких не свершилось. Раз же такую беду мне уже предназначили боги, Пусть хоть послали бы мне благороднее сердцем супруга, Мужа, который бы чувствовал стыд и укоры людские! Он же как был легкомыслен, таким и останется вечно. Думаю, сильно за это ему поплатиться придется. Что ж остаешься у входа? Зайди, в это кресло усядься, Деверь! Кольцом твою душу заботы теснят наиболе Из-за меня, из-за суки, и из-за вины Александра. Злую нам участь назначил Кронион, что даже по смерти Мы оставаться должны на бесславную память потомкам». Ей после этого так отвечал шлемоблещущий Гектор: «Сесть не упрашивай; как ни мила ты со мной, — не упросишь. Рвется душа моя в бой, чтоб как можно скорее на помощь К нашим прийти, горячо моего возвращения ждущим. Ты же вот этого выйти заставь, пусть и сам поспешит он, Чтобы нагнать меня раньше, чем за город выйти успею. Я же отправлюсь домой и на малое время останусь, Чтобы увидеть домашних, жену дорогую и сына. Ибо не знаю, из боя к своим ворочусь ли я снова, Или руками ахейцев меня небожители сгубят». Так говоря, удалился от них шлемоблещущий Гектор. Он подошел к своему для жизни удобному дому, Но не нашел белолокотной там Андромахи в чертоге. С сыном-младенцем она и с красиво одетой служанкой В башне стояла, рыдая и горькой печалью терзаясь. Гектор, внутри не увидев своей непорочной супруги, Остановился, ступив на порог, и промолвил к рабыням: «Эй, вы, рабыни, сейчас же скажите мне полную правду: Где Андромаха супруга, куда удалилась из дома? Вышла ль к золовкам она, иль к невесткам красиво одетым, Или ко храму Афины пошла, где другие троянки Пышноволосые просят пощады у грозной богини?» Гектору так отвечала проворная ключница дома: «Если ты требуешь, Гектор, сказать тебе полную правду, — Нет, не к золовкам она, не к невесткам красиво одетым, И не ко храму Афины пошла, где другие троянки Пышноволосые просят пощады у грозной богини. К башне большой Илиона она поспешила, услышав, Что отступают троянцы, что крепнет ахейская сила. Бегом к стене городской устремилась она без оглядки, Как потерявшая разум. При ней же и няня с ребенком». Так отвечала. Обратно пошел торопливо из дома Гектор вниз по красиво отстроенным улицам Трои. Вскоре приблизился он, проходя через город обширный, К Скейским воротам, чрез них собираясь сойти на равнину. Там подбежала навстречу ему Андромаха супруга В пышных одеждах, царя Гетиона отважного дочерь. Тот Гетион обитал при подошвах лесистого Плака, В Фиве плакийской, мужей киликийских властитель верховный. Дочь-то его и была за Гектором меднодоспешным. Встретила мужа она; с Андромахою шла и служанка С мальчиком их у груди, беззаботным, совсем еще глупым, Сыном единственным, милым, — прекрасным, как звездочка в небе. Именовал его Гектор Скамандрием, все остальные — Астианактом:[47] лишь Гектор один был защитником Трои. Молча отец улыбнулся, увидевши сына-младенца. Близко к нему подошла, обливаясь слезами, супруга, Стиснула руку, и слово сказала, и так говорила: «О нехороший! Погубит тебя твоя храбрость! Ни сына Ты не жалеешь младенца, ни матери бедной. И скоро Буду вдовою я, скоро убьют тебя в битве ахейцы, Сразу все вместе напавши! А если тебя потеряю, Лучше мне в землю сойти. Никакой уж мне больше не будет Радости в жизни, когда тебя гибель постигнет. Удел мой — Горести. Нет ни отца у меня, нет ни матери нежной. Нашего старца-отца умертвил Ахиллес быстроногий, До основания город разрушив страны киликийской, Высоковратную Фиву. Убил Ахиллес Гетиона, Но обнажить не посмел — устрашился нечестия сердцем: Вместе с оружьем искусно сработанным предал сожженью, Холм погребальный насыпал. И вязами холм обсадили Дочери Зевса эгидодержавного, горные нимфы. Семь у меня было братьев родимых в отцовском чертоге; Все ниспустились в один они день в преисподнюю разом, Всех перебил многосветлый Пелид, Ахиллес быстроногий Возле медлительноногих коров и овец белорунных. Мать же мою, что царила под Плаком, покрытым лесами, Пленницей в стан свой увел он совместно с другою добычей; Снова однако свободу ей дал за бесчисленный выкуп. В доме ж отца умертвила ее Артемида богиня.[48] Гектор, ты все мне теперь, — и отец, и почтенная матерь, Ты и единственный брат мой, и ты же супруг мой прекрасный. Сжалься над нами и в бой не иди, оставайся на башне, Чтоб сиротою не сделать ребенка, вдовою-супругу. Войско же наше поставь у смоковницы; легче всего там К городу подступ, и легче всего там на стены взобраться. Трижды в том месте пытались напасть храбрецы под начальством: Славного Идоменея, обоих Аяксов, а также Двух знаменитых Атридов и мощного сына Тидея. Верно, о том им сказал прорицатель какой-либо вещий Или, быть может, и собственный дух побудил их на это». Ей отвечая, сказал шлемоблещущий Гектор великий: «Все и меня это сильно тревожит, жена; но ужасно Я бы стыдился троянцев и длинноодеждных троянок, Если б вдали оставался, как трус, уклоняясь от боя. Да и мой дух не позволит: давно уже я научился Доблестным быть неизменно и вместе с передними биться, Славу большую отцу и себе самому добывая. Знаю и сам хорошо, — и сердцем, и духом я знаю: День придет, — и погибнет священная Троя. Погибнет Вместе с нею Приам и народ копьеносца Приама. Но сокрушает мне сердце не столько грядущее горе Жителей Трои, Гекубы самой и владыки Приама, Горе возлюбленных братьев, столь многих и храбрых, которых: На землю пыльную свергнут удары врагов разъяренных, — Сколько твое! Уведет тебя меднодоспешный ахеец, Льющую горькие слезы, и дней ты свободы лишишься. Будешь, невольница, в Аргосе ткать для другой, или воду Станешь носить из ключей Мессеиды или Гиппереи: Необходимость заставит могучая, как ни печалься. Льющею слезы тебя кто-нибудь там увидит и скажет: «Гектора это жена, превышавшего доблестью в битвах Всех конеборных троянцев, что бились вокруг Илиона». Скажет он так и пробудит в душе твоей новую горесть. Вспомнишь ты мужа, который тебя защитил бы от рабства. Пусть же, однако, умру я и буду засыпан землею, Раньше, чем громкий услышу твой вопль и позор твой увижу!» Молвил и сына обнять наклонился блистательный Гектор. Мальчик испуганно вскрикнул и к няне красиво одетой Быстро припал, устрашенный родителя милого видом, Яркою медью смущенный и конскою гривой, что грозно С гребня отцовского шлема над ним неожиданно свисла. Дружно любезный отец и почтенная мать рассмеялись. Гектор немедленно снял с головы яркоблещущий шлем свой И положил его наземь. И, на руки милого сына Взявши, его целовал, и качал на руках, и, поднявши, Так говорил, умоляя Кронида и прочих бессмертных: «Зевс и великие боги! О, сделайте так, чтобы этот Сын мой, подобно отцу, выдавался меж прочих троянцев, Так же бы крепок был силой и мощно б царил в Илионе, Чтобы когда-нибудь, видя, как с боя идет он, сказали: «Этот намного отца превзошел!» Чтоб с кровавым трофеем Он приходил из сраженья и радовал матери сердце!» Так он сказал и супруге возлюбленной передал в руки Милого сына. К груди благовонной прижала ребенка Мать, засмеявшись сквозь слезы. И сжалось у Гектора сердце. Гладил ее он рукой, и слова говорил, и промолвил: «Бедная! Сердце себе не круши неумеренной скорбью! Кто меня сможет судьбе вопреки в преисподнюю свергнуть? Ну а судьбы не избегнет, как думаю я, ни единый Муж, ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родился. Но возвращайся домой и займися своими делами, — Пряжей, тканьем, наблюдай за служанками, чтобы прилежно Дело свое исполняли. Война же — забота мужчины Каждого, кто в Илионе родился, моя ж наиболе». Речи окончивши, поднял с земли бронеблещущий Гектор Гривистый шлем. И пошла Андромаха домой, проливая Слезы и часто назад на любимого взор обращая. Вскоре достигла она для жизни удобного дома Гектора мужеубийцы, внутри его много застала Женщин-служительниц дома и к плачу их всех возбудила. Заживо был ими Гектор в дому своем горько оплакан: Не было в сердце надежды, что он из губительной битвы Снова воротится, силы ахейцев и рук их избегнув. Не задержался Парис боговидный в высоких палатах. Славный надевши доспех, испещренный блестящею медью. Он поспешил через город, надеясь на быстрые ноги. Как застоявшийся конь, подле яслей раскормленный в стойле, С топотом по полю мчится, сорвавшися с привязи крепкой, В водах привыкший купаться прекрасно струящейся речки, Гордый собой. Высоко голова. По плечам его грива Бьется косматая. Полон сознаньем своей красоты он. Мчат его к пастбищам конским и стойбищам легкие ноги. Так же рожденный Приамом Парис от Пергамского замка Мчался, сияя, как солнце, доспехом своим превосходным, Весело он усмехался. Несли его быстрые ноги. Гектора-брата догнал он, едва только тот собирался Двинуться с места того, где беседовал нежно с женою. Первым тогда обратился к нему Александр боговидный: «Что, дорогой мой, надолго тебя задержал я, не правда ль? Очень я медлил? Явился не к сроку, какой ты назначил?» Брату Парису в ответ сказал шлемоблещущий Гектор: «Милый! Никто из мужей, если он справедлив, не захочет Ратных деяний твоих опорочивать: воин ты храбрый; Только легко остываешь и малого хочешь; печалюсь Сердцем я в духе, когда на тебя поношения слышу Граждан троянских, так много трудов за тебя положивших. Но поспешим! А поладим потом, если Зевс промыслитель Даст нам, во славу небесным богам, рожденным на вечность, Чашу свободы поставить в обителях наших свободных После изгнанья из Трои красивопоножных ахейцев».