В платье шафранном Заря простиралась над всею землею.Созвал Зевес молнелюбец бессмертных богов на собраньеНа высочайшей вершине Олимпа, горы многоглавой.Сам он к богам говорил. А бессмертные молча внимали.«Слушайте слово мое, о боги, и вы, о богини!Слушайте то, что в груди меня дух мой сказать побуждает.Чтобы никто из бессмертных, ни женщина-бог, ни мужчина,Чтобы никто мне перечить не смел, чтобы все без изъятьяТо, что скажу, исполняли! Пора с этим делом кончать мне!Если ж замечу, что кто из богов, отделясь потихоньку,Будет стараться троянцам ли помощь давать, иль данайцам, —Тот на Олимп возвратится, позорнейше мною избитый.Либо, схвативши, швырну я ослушника в сумрачный Тартар,Очень далеко, где есть под землей глубочайшая бездна,Где из железа ворота, порог же высокий из меди, —Вниз от Аида, насколько земля от небесного свода.Там он узнает, насколько могучее всех я бессмертных.Иль вот попробуйте, боги, — чтоб всем вам самим убедиться, —Цепь золотую спустите с высокого неба на землю,Все до последнего бога и все до последней богиниЗа цепь схватитесь, — и все же не стащите с неба на землюВы устроителя Зевса всевышнего, как ни старайтесь!Если же я, не на шутку решившись, повлечь пожелаю, —С морем самим и с самою землей эту цепь повлеку я;После вокруг олимпийской вершины ее обмотаю, —И средь воздушных просторов весь мир на цепи той повиснет.Вот я насколько сильнее и смертных, сильней и бессмертных!»Так говорил он. Молчанье глубокое боги хранили.Грозная речь молневержца Кронида их всех поразила.Заговорила тогда совоокая дева Афина:«О наш родитель Кронид, повелитель, меж всех высочайший!Знаем прекрасно мы сами, что сила твоя необорна.Но глубоко мы жалеем душой копьеборных данайцев:Скоро погибнут они, исполняя свой жребий жестокий.Все мы однако от битвы воздержимся, если велишь ты.Мы только дать бы хотели полезный совет аргивянам,Чтобы под гневом твоим не погибнуть им всем без остатка».Ей отвечал, улыбнувшись, Зевес, собирающий тучи:«Тритогенея, не бойся, дитя мое милое! ЭтоЯ говорю не всерьез, а к тебе я вполне благосклонен».Так он сказал и запряг в колесницу коней медноногих,Пару быстрых коней с золотою и длинною гривой,В золото тело и сам облачил, и сработанный дивноБич захватил золотой, и, в блестящую став колесницу,Коней ударил бичом. Не лениво они полетели,Между землею паря и усеянным звездами небом.Прибыл Кронион на Иду, зверей многоводную матерь,К Гаргару, где его роща и жертвенник в ней благовонный.Остановил лошадей там родитель бессмертных и смертных,От колесницы отпряг и густым их туманом окутал.Сам же, могуществом гордый своим, на вершинах уселся,На корабли аргивян и на город троянцев взирая.Длинноволосые мужи-ахейцы, поспешно поевши,Стали в становьях своих облекаться для битвы в доспехи.В городе в бой, со своей стороны, снаряжались троянцы, —В меньшем числе; но и так они к битве рвалися кровавой:Необходимость гнала их за жен и детей своих биться.Настежь раскрылись ворота. Войска через них устремилисьКонные, пешие. Всюду стоял несмолкающий грохот.Сблизясь, на месте одном очутились враждебные рати.Сшиблися разом и щитные кожи, и копья, и силыМеднодоспешных мужей. Ударялись щиты друг о другаВыпуклобляшные. Всюду стоял несмолкающий грохот.Вместе смешалося все, — похвальбы и предсмертные стоныТех, что губили и гибли. И кровью земля заструилась.С раннего утра все время, как день разрастался священный,Тучами копья и стрелы летали, и падали люди.Но лишь приблизилось солнце к средине широкого неба,Взял промыслитель Кронид золотые весы, и на чашкиБросил два жребия смерти, несущей печаль и страданья, —Жребий троян конеборных и меднодоспешных ахейцев.Взял в середине и поднял. Ахейских сынов преклонилсяДень роковой. До земли опустилася участь ахейцев.Участь троянцев наверх поднялась до широкого неба.Страшно с Идейской вершины Зевес загремел и ударилМолнией яркою в войско ахейцев. Увидевши это,Остолбенели ахейцы, и страх овладел ими бледный.Тут уж остаться не смели ни Идоменей знаменитый,Ни Агамемнон, ни оба Аякса, аресовы слуги.Нестор геренский, защита ахейцев, один лишь остался, —Но не по собственной воле: коня его ранил стрелоюБогоподобный Парис, супруг пышнокудрой Елены,В голову, в самое темя, где первые волосы конейИдут от черепа к шее, — опасное место! От болиКонь поднялся на дыбы; стрела ему в мозг погрузилась.Вызвал смятенье и в прочих конях он, крутяся вкруг меди.Острым мечом размахнувшись, старик отрубить торопилсяПристяжь у лошади. Вдруг быстроногие Гектора кониВ самую свалку влетели, отважного мча властелина, —Гектора. Тут же свой дух погубил бы старик неизбежно,Если б всего Диомед не заметил могучеголосый.Голосом страшным он крикнул, стремясь ободрить Одиссея:«Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многоумный!Что ты бежишь, повернувшись спиной, как трусливый меж толпищ?Как бы при бегстве тебе кто копья не всадил меж лопаток!Остановись! Защитим старика от свирепого мужа!»Так он сказал. Не услышал его Одиссей многостойкий,Мимо промчался, несясь к кораблям изогнутым ахейским.Но Диомед, и один оставаясь, вперед устремился,Стал впереди лошадей престарелого сына НелеяИ обратился к нему, устремляя крылатые речи:«Старец! Жестоко тебя молодые бойцы утесняют!Сила ослабла, тебя удручает тяжелая старость,Хил твой возница-товарищ, и кони твои непроворны.Стань же ко мне в колесницу. Тогда, каковы, ты увидишь,Тросовы кони, как быстро умеют они по равнинеМчаться равно и туда, и туда, и в погоне, и в бегстве.Пусть о твоих лошадях позаботятся наши возницы,Я их на-днях у Энея отбил, возбудителя бегства.Этих же мы на троянцев направим, чтоб Гектор увидел,Что и в руке у меня способна свирепствовать пика».Так говорил он. И внял ему Нестор, наездник геренский.Коней его под свое попечение взяли возницы, —Мощные оба, Сфенел с безбоязненным Евримедонтом.Сами ж они в колесницу вошли Диомеда Тидида.Нестор владыка руками взялся за блестящие вожжи,Коней стегнул, и тотчас очутились пред Гектором оба.Прямо на них он летел. Диомед в него пикой ударил, —Но промахнулся, попал же в возницу, стоявшего рядом,В сына Фивеева, духом отважного Эниопея.В грудь близ соска он ударил возницу, державшего вожжи.Тот с колесницы свалился. В испуге попятились кониБыстрые. Там у него и душа сокрушилась, и сила.Страшная скорбь о вознице окутала Гектору сердце.Все же его наконец он оставил лежать, хоть и жалкоБыло товарища. Стал смельчака подбирать он другого.Кони недолго нуждались в вознице. Тотчас же нашел онХраброго Архептолема, Ифитова сына. Ему онНа колесницу взойти приказал и вручил ему вожжи.Гибель пришла бы тогда, и свершилось бы тяжкое дело,Были бы загнаны в город троянцы, подобно баранам,Если б всего не увидел родитель бессмертных и смертных.Он, загремевши ужасно, блестящую молнию бросил.Пред колесницей Тидея ударила молния в землю.Пламя ужасное кверху взвилось от пылающей серы.Кони, подавшись назад, под ярмом задрожали от страха.Вон из Нестора рук убежали блестящие вожжи,В сердце он ужаснулся и так Диомеду промолвил:«В бегство, Тидид, лошадей поворачивай однокопытных!Или не чувствуешь ты, не тебе от Кронида победа?Этому славу сегодня дарует Зевес промыслитель.Может быть, после дарует и нам, если так пожелает.Зевсовой воли ни в чем человек изменить не способен,Как бы он ни был силен, ибо много сильней Громовержец».К старцу с ответом Тидид обратился могучеголосый:«Все, что старик, говоришь ты, конечно, вполне справедливо.В сердце и в дух мне, однако, ужасное горе приходит:Гектор когда-нибудь в речи своей пред троянцами скажет:«Вождь Диомед от меня убежал к кораблям испугавшись!»Скажет, хвалясь, и тогда — расступись ты, земля, подо мною!»Нестор, наездник геренский, на это Тидиду ответил:«Храбрым Тидеем рожденный, — ну, что, Диомед, говоришь ты!Если бы даже назвал тебя Гектор бессильным и трусом,Веры не дали б ему ни троянцы, ни дарданионы,Веры не дали б и жены лихих щитоносцев троянских,Жены, цветущих супругов которых поверг ты на землю».Так он сказал и назад повернул лошадей быстроногих,В самую гущу бегущих. Вдогонку троянцы и ГекторСыпали с криком и гамом стенящие стрелы и копья.Громко Тидиду кричал шлемоблещущий Гектор великий:«Раньше тебя, Диомед, быстроконные чтили данайцы,Местом тебя отличали, и мясом, и полною чашей.Вряд ли теперь отличат! На женщину стал ты похожим!Баба трусливая, прочь убирайся! Расстанься с надеждойНа стены наши подняться, меня отразивши, и женщинНаших к судам повести. Я смерти предам тебя раньше!»Так он кричал. Диомед колебался в жестоких сомненьях, —Не повернуть ли назад лошадей, не вступить ли с ним в битву?Трижды на умысел этот он сердцем и духом решался,Трижды с Идейской горы грохотал промыслитель Кронион,Знаменье тем подавая троянцам о полной победе.Гектор троянцам кричал, созывая их голосом громким:«Трои сыны и ликийцы, и вы, рукопашцы-дарданцы!Будьте мужами, друзья, о храбрости вспомните бурной!Знаю, что мне благосклонно владыка Кронид обещаетВ битве победу и славу великую, им же — погибель!Эти глупцы для своей обороны построили стены, —Слабы те стены, ничтожны! И нашу ли силу сдержать им!Лошади наши легко через вырытый ров перескочат.Но лишь у выпуклых я окажусь кораблей мореходных, —Помните, будьте готовы: чтоб был мне огонь под рукою!Пламенем я истреблю корабли и самих пред судамиВсех перебью аргивян, суетящихся в дыме пожарном!»Так произнесши, к коням обратился и так говорил он:«Эфон, и Ксанф, и Подарг, и божественный Ламп, отплатитеМне сегодня, о кони, за то попеченье, с которымДочь Гетиона владыки, супруга моя Андромаха,Пищу давала вам первым, насыпавши сладкой пшеницы,В воду мешала вина, сколько вашему духу желалось,Раньше, чем мне самому, ее молодому супругу.Ну же, вперед, мои кони! Настигнем врагов и захватимНесторов щит, о котором молва достигает до неба,Будто из золота весь он, — и сам, и его рукоятки.Также и с плеч совлечем Диомеда, смирителя коней,Пестрый панцырь; над ним Гефест утомился, работав.Если мы это захватим, надеюсь, что тою же ночьюБросятся в бегство ахейцы к своим кораблям быстроходным»Так говорил он, хвалясь. Возмутилась владычица Гера,Двинулась в троне своем, и великий Олимп всколебался.И обратилась она к Посейдону, великому богу:«Широкомощный Земли колебатель! Ужель не жалеетСердце в груди у тебя погибающих в битве данайцев, —Их, что тебе так усердно в Гелику и в Эги привозятСтолько приятных даров! Помоги же добыть им победу!Если бы все пожелали мы, — все, что стоим за данайцев, —Трои сынов отразить, удержав громоносного Зевса,Сильно бы он загрустил, в одиночестве сидя на Иде!»Ей, рассердившись, ответил могучий земли колебатель:«Смелоречивая Гера, какие слова говоришь ты!Нет, не желал бы никак я, чтоб мы, остальные все боги,Стали сражаться с Кронидом: намного он всех нас сильнее».Так меж собою вели разговоры бессмертные боги.Все близ судов между рвом и высокой стеною пространствоБыло забито толпами коней и мужей щитоносных,Страшно теснимых. Теснил Приамид их, стремительный Гектор,Бурному равный Аресу. Давал ему славу Кронион.Сжег бы тогда же огнем корабли равнобокие Гектор,Если бы Гера царю Агамемнону в мысль не вложилаБыстро народ возбудить, хоть спешил он и сам это сделать.Тотчас пошел он, ускорив шаги, к кораблям и становьям.В сильной руке он держал огромный пурпуровый плащ свой.Стал Агамемнон на черный, громадный корабль Одиссея,Бывший в средине, чтоб голос его отовсюду был слышен, —В стане Аякса царя, Теламонова славного сына,Так же, как в стане Пелида: на самых концах они обаСтали с судами, на силу и храбрость свою полагаясь.Громко Атрид закричал, чтобы всем было слышно данайцам:«Стыд вам великий, ахейцы, о трусы, лишь с виду герои.Где похвальбы, что от вас я когда-то на Лемносе слышал, —Как заявляли мы гордо, что нет нас на свете храбрее!Мясо быков пряморогих в обилии там поедая,Чаши до дна выпивая, вином до краев налитые,На сто, на двести троян, говорили вы, каждый из нашихВыступит смело на бой. А теперь одного мы не стоимГектора! Скоро огнем уже наши суда подожжет он!Зевс, наш родитель! Кого из царей многомощных такоюТы ослеплял слепотой, отнимая великую славу?В многовесельном судне, как сюда на несчастье я ехал,Было ли так, чтобы где твой прекрасный алтарь миновал я?Бедра и жир от быков я на каждом сжигал тебе в славу,В сердце желаньем горя разорить крепкостенную Трою.Нынче, о Зевс, хоть такое исполни мое пожеланье:Дай хоть самим нам счастливо уйти и спастись от троянцев,Не допусти, чтобы так, как сейчас, они нас губили!»Жалость отцом овладела, как слезы его он увидел.Дал обещанье ему, что спасется народ, не погибнет,Тотчас орла ниспослал, безобманную самую птицу.Был в его лапах детеныш проворного в беге оленя.Бросил того олененка вблизи алтаря он, которыйСоорудили ахейцы всевещему Зевсу владыке.Лишь увидали они, что от Зевса явилася птица,Бросились жарче на войско троянское, вспомнив о битве.Много там было данайцев. Однако никто между нимиНе похвалился б, что раньше Тидида коней своих быстрыхВыгнал за ров, на троянцев ударил и с ними сразился.Первым из всех Диомед шлемоносца убил Агелая,Сына Фрадмонова. В бегство своих лошадей обращал он.В спину меж плеч в это время его Диомед многомощныйОстрым ударил копьем и чрез грудь его выгнал наружу.Тот с колесницы упал, и доспехи на нем зазвенели.За Диомедом вослед устремилися братья Атриды,Следом за ними Аяксы, дышавшие бурною силой,Вслед за Аяксами Идоменей и его сотоварищВождь Мерион, истребителю войск Эниалию равный;Этим вослед — Еврипил, блистательный сын Евемонов.Тевкр появился девятым. Упругий свой лук напрягал он,Став под прикрытием щита Теламонова сына Аякса.Щит свой немного Аякс отстранял, и тогда, осмотревшись,Быстро герой из толпы выбирал иль того, иль другого,И поражал его. Раненый, пав, расставался с душою.Тевкр же бросался назад и, как к матери сын, прижималсяК брату Аяксу. И этот щитом прикрывал его светлым.Первым кого поразил меж троянцами Тевкр безупречный?Прежде всего Орсилоха, потом Офелеста, Ормена,Дайтора, Хромия и Ликофонта, подобного богу,Амопаона Полиэмонида и с ним Меланиппа, —Всех одного за другим уложил он на тучную землю.В радость пришел Агамемнон, владыка мужей, увидавши,Как из могучего лука он губит фаланги троянцев.Близко к нему подошел и такие слова ему молвил:«Тевкр, голова дорогая, властитель племен, Теламоний!Бей их вот этак, и станешь ты светом для рати данайскойИ для отца Теламона: тебя возлелеял он с детства,И хоть побочный ты сын, — но воспитывал в собственном доме.Как ни далек он, доставишь ему ты великую славу!Я же тебе говорю и свое обещанье исполню:Если эгидодержавный Зевес и Афина дадут мнеТрою разрушить, прекрасно отстроенный город Приама,Первому после себя вручу тебе дар я почетный:Или треножник блестящий, иль пару коней с колесницей,Или жену, чтоб с тобою всходила на общее ложе».Сыну Атрееву Тевкр безупречный сказал, отвечая:«Сын знаменитый Атрея, зачем, раз и сам я стараюсь,Ты побуждаешь меня? Ни на миг, покуда есть сила,Не прекращаю стрельбы я. С тех пор, как мы их к ИлионуПрочь отогнали, я их истребляю, стрелами встречая.Восемь уж выпустил острых я стрел длинножальных из лука,Все они в тело вонзились бойцов молодых и искусных.Только вот бешеной этой собаки никак не убью я!»Молвил и снова стрелу он спустил с тетивы своей крепкой,В Гектора метя; его поразить разгоралось в нем сердце.Но промахнулся. Стрела изостренная в грудь поразилаМощного сына Приама, отважного Горгифиона.Был он рожден от жены, из Эзимы отцом его взятой, —Кастианиры прекрасной, по виду подобной богиням.Так же, как маковый цвет поникает средь сада головкой,И семенною коробкой, и вешним дождем отягченной,Так же поникнул и он головой, отягченною шлемом.Тевкр же спустил уж другую стрелу с тетивы своей крепкой,В Гектора метя; его поразить разгоралось в нем сердце.Но промахнулся опять. Отклонен был удар Аполлоном.Архептолема, возницу при Гекторе, смелого мужа,В грудь близ соска поразил он в то время, как в битву он мчалсяТот с колесницы свалился, в испуге попятились кониБыстрые. Там у него и душа сокрушилась, и сила.Гектору сердце сдавила ужасная скорбь о вознице.Все же его, наконец, он оставил, хоть было и жалко,И близ стоявшему брату велел своему, Кебриону,Вожжи взять лошадей. И послушался он, лишь услышал.Гектор же сам с колесницы сияющей спрыгнул на землюС криком ужасным и, камень огромный схвативши рукою,Ринулся прямо на Тевкра; убить его рвался он духом.Тот между тем из колчана стрелу окрыленную вынулИ приложил к тетиве. Но когда тетиву напрягал он,Шлемом блистающий Гектор в плечо его, там, где ключицаГрудь отделяет от шеи, — опасное самое место! —Камнем зубристым ударил в то время, как тот в него метил,И тетиву перервал. Онемела рука возле кисти.Тевкр на колено склонился, и лук из руки его выпал.Без попеченья Аякс не оставил упавшего брата.Быстро к нему подбежал и укрыл под щитом круговидным.Двое товарищей близких подсунули руки под Тевкра, —Ехиев сын Мекистей и божественный видом Аластор, —И понесли к кораблям крутобоким стонавшего тяжко.Тотчас же вновь пробудил Олимпиец отвагу в троянцах.Прямо погнали они меднолатных ахейцев к окопу.Силой своей упоенный, меж первыми Гектор понесся.Как на охоте собака, на быстрых ногах нагоняяЛьва или дикого вепря, хватает бегущего сзади,В бедра иль в зад изловчаясь куснуть его, как он ни вьется, —Так же преследовал Гектор могучий ахейцев, все времяМужа последнего пикой сражая. Бежали ахейцы.После того же, как в бегстве поспешном они очутилисьЗа частоколом и рвом, и уж многих троянцы убили,Остановились они у судов и недвижно стояли.Там ободряли друг друга они и, высоко поднявшиРуки к бессмертным богам, горячо и усердно молились.Гектор же грозный носился вокруг на конях пышногривых,Взором подобный Горгоне иль мужеубийце Аресу.Тут их увидев, исполнилась жалости Гера богиня.Тотчас к Афине она окрыленную речь устремила:«Зевса эгидодержавного дочь, неужели данайцам,Гибнущим здесь, мы с тобою в последний хоть раз не поможем?Верно, жестокий свой жребий исполнят они и погибнутВсе от руки одного. Совсем нестерпимо лютуетГектор, рожденный Приамом! Как много уж бед натворил он!»Ей сказала в ответ совоокая дева Афина:«Этот давно бы и силу, и душу свою погубил быЗдесь же, на отчей земле, сокрушенный руками аргосцев,Если б недоброй душой не свирепствовал Зевс, мой родитель, —Лютый и вечно лукавый, и всем моим целям помеха.Хоть бы припомнил он то, как я часто когда-то спасалаСына его, Еврисфеем томимого в подвигах тяжких.[50]Горько он к небу взывал. И меня с высокого небаСыну его помогать посылал молневержец Кронион.Если бы раньше умом проницательным я это зналаВ дни, как в жилище Аида привратника был он направленПса увести из Эреба у страшного бога Аида,[51] —Не избежал бы стремительных вод он глубокого Стикса!Нынче ж меня ненавидит и волю свершает Фетиды.Та целовала колени ему, подбородка касаласьИ умоляла, чтоб честь он воздал градоборцу Пелиду.Будет, когда он опять назовет совоокую милой!Ты поскорее теперь запряги лошадей в колесницу,Я между тем поспешу во дворец Эгиоха-Кронида;Там облачуся в доспехи на бой, и тогда мы увидим,Очень ли будет нам рад Приамид, шлемоблещущий Гектор,Если мы обе с тобою на битвенном явимся поле.О, не один из троянцев насытит собак и пернатыхТелом и жиром своим, пред судами ахейскими павши!»Так говорила, и с ней согласилася Гера богиня.Тотчас сама устремилась коней запрягать златоуздыхДочь великого Крона, богиня старейшая Гера.Зевсом рожденная дева ж Афина в чертоге отцовскомМягкий пеплос сняла и струей его на пол спустила, —Пестроузорный, который сготовлен был ею самою.Вместо него же надевши хитон молневержца Зевеса,Для многослезного боя в доспехи она облеклася.В светлую став колесницу, тяжелой, огромной и крепкойВооружилася пикой, сражавшей фаланги героев,Гнев на себя навлекавших богини могучеотцовной.Гера проворно бичом погнала лошадей быстроногих.Сами собой распахнулись у неба ворота, где ОрамВверено стражу нести для охраны Олимпа и неба,Вход открывать и опять загораживать облаком плотным.В эти ворота богини коней своих быстрых погнали.С Иды их увидавши, ужасно Кронид рассердился.Тотчас Ириду он к ним златокрылую с вестью отправил:«Мчись поскорее, Ирида, назад вороти их, не дай имПуть продолжать свой. Иначе в бою не к добру мы сойдемся!Так говорю я, и то, что сказал я, исполнено будет:Быстрых я обессилю коней в колеснице, самих жеСброшу обеих с повозки, у них разобью колесницу.И через целый десяток годов круговратных богиниЯзв не залечат, какие я молнией в теле их выжгу.Пусть совоокая знает, по силе ль с отцом ей бороться!Ну, а на Геру не так я сердит и не так негодую:Что б ни сказал я, она выступать уж привыкла напротив».Молвил он так. Сорвалась вихреногая с места ИридаИ от идейских вершин на великий Олимп устремилась.Там, пред воротами многовершинной горы ОлимпийскойВстретив богинь, удержала и зевсов приказ возвестила:«Что вы задумали? Что за безумье вам в душу проникло?Не позволяет великий Кронид защищать аргивян вам!Так вам грозит Громовержец, и это он точно исполнит:Быстрых он обессилит коней в колеснице, самих васСбросит обеих с повозки и вам разобьет колесницу.И через целый десяток годов круговратных, богини,Вы не залечите язв, какие он молнией выжжет.Пусть совоокая знает, по силе ль с отцом ей бороться.Против же Геры не так он сердит и не так негодует.Что б ни сказал он, она поступать уж привыкла напротив.Ты же ужасна, ты — сука бесстыдная, ежели вправдуПику огромную смеешь поднять на родителя Зевса!»Так и сказав, быстроногая прочь удалилась Ирида.Гера тогда обратилась к Афине с такими словами:«Нет, Эгиоха-Крониона дочь, я ничуть не желаю,Не допущу я, чтоб мы против Зевса за смертных сражались!Пусть себе гибнут одни, остаются живыми другие,Как случится кому. Что придумает в сердце Кронион,Пусть, как ему подобает, противникам сам и присудит».И повернула назад лошадей она однокопытных.Оры тотчас же у них распрягли лошадей пышногривыхИ к амвросическим яслям поводьями их привязали,А колесницу богинь прислонили к блистающим стенам.Сами же обе они в золотые уселися креслаМежду другими богами с печалью глубокою в сердце.Зевс же отец в колеснице красивоколесной от ИдыКоней к Олимпу погнал и принесся в собранье бессмертных.Славный Земли колебатель отпряг лошадей его быстрыхИ колесницу, покрыв полотном, на помосте поставил.Сам же широкогремящий Зевес на престол золотой свойСел, и великий Олимп задрожал под ногами владыки.Дева Афина и Гера одни, вдалеке от Кронида,Вместе сидели, не смея начать ни вопроса, ни речи.Мыслью в сердца их проник он и так обратился к богиням:«Чем это так опечалены вы, Афина и Гера?Слишком устать не пришлось вам в мужей прославляющей битве,Гибель троянцам неся, ненавидимым вами так сильно!Что ж до меня, то и сила, и руки мои необорны.Не отразили б все боги меня, что ни есть на Олимпе.Вам же блестящие члены испуг охватил даже раньше,Чем увидали войну вы и тяжкое ратное дело.Так говорю я, и то, что сказал, я исполнил бы точно:На колеснице своей пораженные молнией жгучей,Вы б на Олимп, где жилище богов, не вернулись обратно!»Так он сказал. Негодуя, вздыхали Афина и Гера.Рядом сидели они, измышляя несчастья троянцам.Слушала молча Афина, ни слова в ответ не сказала;Лютою злобой она волновалася в гневе на Зевса.Гера же, гнева в душе не вместивши, сказала супругу:«Как ты безжалостен сердцем, Кронид! Что за слово сказал ты?Знаем прекрасно мы сами, что сила твоя не ничтожна.Но глубоко мы жалеем душой копьеборных данайцев:Скоро погибнут они, исполняя свой жребий жестокий.Все мы однако от битвы воздержимся, если велишь ты.Мы только дать бы хотели полезный совет аргивянам,Чтобы под гневом твоим не погибнуть им всем без остатка».Ей отвечая, промолвил Зевес, собирающий тучи:«О волоокая Гера владычица! Если желаешь,Завтра увидишь, как больше еще сверхмощный КронионСтанет огромную рать аргивян истреблять копьеборных.Не остановится Гектор могучий в своем нападеньиПрежде, чем возле судов не воспрянет Пелид быстроногийВ день тот, когда уже будут сражаться войска пред кормами,В страшной столпясь тесноте вкруг патроклова мертвого тела.Так суждено! Ну, а гнев твой меня очень мало заботит!Если бы даже дошла ты до самых последних пределовСуши и моря, туда, где сидят в заточеньи суровомКрон и Япет, ни лучами, которые Гелиос льет нам,Не наслаждаясь, ни ветром. Кругом же них Тартар глубокий.Если бы даже туда ты, скитаясь, дошла, — и тогда быГнев твой не тронул меня, ибо нет тебя в мире бесстыдней!»Так говорил он. Молчала в ответ белорукая Гера.Пал в глубину океана блистающий пламенник солнца,Черную ночь за собою влача на широкую землю.Не были этому рады троянцы. Но трижды желанна,Радостна темная ночь для ахейцев была меднолатных.Созвал блистательный Гектор троянских мужей на собранье,Прочь от судов отведя их, к реке, водовертью богатой,В чистое поле, где было свободное место от трупов.С коней сошли они наземь и слушали, что говорил имГектор, любимый Зевесом. В руке он держал многомощныйПику в одиннадцать целых локтей, и сияло над неюМедное жало ее и кольцо вкруг него золотое.Он, опираясь на пику, с такой обратился к ним речью:«Слух преклоните, троянцы, дарданцы и рати союзных!Нынче я ждал, что, суда и самих аргивян уничтожив,Мы, торжествуя, в открытый ветрам Илион возвратимся.Раньше однако настигла нас тьма, и она-то всех большеВозле берега моря спасала и суда, и ахейцев.Что ж, покоримся и мы наступающей сумрачной ночи!Будемте ужин готовить. Пока же коней пышногривыхИз колесниц поскорей выпрягайте, задайте им корму,Быстро из города жирных овец и быков пригоните,Хлеба доставьте сюда и вина, веселящего сердце,Из дому; дров для костров натаскайте побольше из леса,Чтобы до рано рожденной зари всю ночь непрерывноМного горело костров, чтобы зарево к небу всходило,Чтоб длиннокудрые мужи ахейцы в течение ночиНе попытались бежать по хребту широчайшему моря,Чтоб ни один не взошел на корабль безопасно и мирно,Чтобы и дома потом он удар переваривал мощный,Крепким копьем нанесенный или острой стрелою в то время,Как на корабль свой он прыгал. Пускай и другие страшатсяНа конеборных троянцев итти с многослезной войною!Вестники, Зевса любимцы, пусть в город идут и объявят,Чтобы ребята-подростки и старцы с седыми вискамиСтражу вкруг Трои несли на богопостроенных стенах.Слабые женщины ж каждая пусть у себя, в своем доме,Яркий огонь разведет. Чтоб охрана все время следила,Как бы, в отсутствие войска, отряд в Илион не ворвался.Так пусть и будет, троянцы отважные, как говорю я!Слово, которое нужно сегодня, уж сказано мною,Слово другое скажу конеборным троянцам с зарею.Твердо я сердцем надеюсь на Зевса и прочих бессмертных, —Выгоню вон я отсюда собак этих, к нам набежавших,Посланных в черных судах лихою судьбой на погибель.Но и самих не оставим себя без охраны средь ночи!Завтра же рано с зарей, в боевые облекшись доспехи,Мы пред судами ахейцев возбудим свирепую сечу.Там я узнаю, меня ли Тидид, Диомед многомощный,Боем к стенам от судов отразит, или я, ДиомедаМедью убив, в Илион возвращуся с кровавой добычей.Завтра пред нами покажет он мужество, если посмеетВстретиться с пикой моей. Но надеюсь, что завтра из первыхБудет, пронзенный, лежать он средь груды друзей перебитых,Только что солнце взойдет. О, если б настолько же верноСтал я бессмертен и стал бы бесстаростен в вечные веки,Был бы в почете не меньше, чем Феб-Аполлон и Афина, —Сколько то верно, что день этот гибель несет аргивянам!»Так говорил он. В ответ раздалися всеобщие клики.Стали троянцы коней отпрягать, под ярмом запотевших;Каждый своих к колеснице своей привязал поводами;Быстро из города жирных овец и быков подогнали,Хлеба доставили в стан и вина, веселящего сердце,Из дому; множество дров для костров натаскали из лесаИ безукорные вечным богам принесли гекатомбы.Запах горящего жира с земли возносился до небаСладкий; блаженные боги, однако, его не вкусили,Пренебрегли: ненавистна была им священная Троя,И повелитель Приам, и народ копьеносца Приама.Гордо мечтая, троянцы на месте сраженья сиделиЦелую ночь. И огни их несчетные в поле пылали.Словно как на небе звезды вкруг ясного месяца яркоСветятся, видные четко в то время, как воздух безветрен;Видным становится вдруг и кругом все, — высокие мысы,Скалы, долины; воздушный простор наверху необъятен.На небе видны все звезды. И сердцем пастух веселится.Столько в пространстве меж Ксанфом рекой и судами ахейцевВиделось ярких троянских огней впереди Илиона.Тысяча в поле пылала костров, и пред каждым сиделоПо пятьдесят человек, освещаемых заревом ярким.Белый ячмень поедая и полбу, стояли их кони,Прекраснотронной зари близ своих колесниц ожидая.