"Сердце ждет любви" - читать интересную книгу автора (Энок Сюзанна)

Глава 8

Если друзьям Брэма и показалось странным, что у него назначена еще одна встреча, то они ничего не сказали по этому поводу. Насколько было известно Розамунде, у Брэма всегда были полуночные свидания после званых обедов.

Но в эту ночь будет ее свидание. Дрожь пробежала по ее телу, когда она села за туалетный столик. Она решилась. Как она набралась такой храбрости, Роуз не знала, но все равно теперь было поздно что-либо менять. Она могла бы, конечно, уйти из комнаты и спать где-то в другом месте, но этого не сделает.

Внизу напольные часы пробили двенадцать. В доме царила тишина, но она не знала, все ли слуги уже легли спать. Она на это надеялась, но было бы безопаснее, если бы Брэм забрался к ней в комнату через окно. Роуз встала и, отодвинув штору, выглянула на улицу. Там проехала одинокая карета, и снова наступила тишина. Девушка ходила по комнате от кровати до стула и обратно. Смельчак, взбирающийся по вьющемуся плющу, конечно, выглядел бы романтичнее, чем если бы он вошел через дверь. Но сейчас речь шла не об этом. А о том, как изменить правила игры, которые другой мужчина решил применить к ней. Дверь спальни приоткрылась. Сначала в темном проеме она не смогла что-либо рассмотреть. Затем черный силуэт на черном фоне шевельнулся и вошел в комнату.

— Вы решили не убегать, — тихо сказал он, закрывая и запирая за собой дверь.

— Это была моя идея, если вы помните, — произнесла она с храбростью, которой не чувствовала. О Боже, он пришел!

— Да, да, конечно.

Он поднял голову, разглядывая ее при свете единственной свечи, которую она оставила у кровати. И Роуз живо вспомнила их первую встречу, когда он еще не был ее союзником. Тогда он сказал, что может научить ее кое-чему, а она еще не знала, кто он, не ведала, что его считали опаснейшим хищником. И внезапно она поняла, что он снова стал им. А может быть, он все время оставался таким и только играл с ней.

Но в эту ночь ей был нужен именно этот человек.

Она робко взглянула на него:

— С чего нам следует начать?

Он стянул одну за другой черные перчатки и бросил их на туалетный столик. Там, среди ее щеток для волос и шляпных булавок, они выглядели весьма странно.

— Сначала признайтесь мне, что именно сказал Косгроув, что заставило вас пойти на этот риск.

Ее сердце дрогнуло.

— Какое это имеет значение? Я не хочу, чтобы он оказался моим первым и единственным опытом.

Брэм продолжал внимательно смотреть на нее.

— Все равно расскажите. Я понимаю — это показалось вам настолько страшным, что вы захотели приобрести первый опыт со мной. — Он сбросил сюртук и повесил его на спинку стула.

— Хотите сказать, я сделала неудачный выбор? Не скромничайте!

Он усмехнулся:

— То, что вам пришлось обратиться ко мне, подсказывает, что мне не следовало бы вмешиваться. Но я не настолько добр. И не могу похвастаться самообладанием.

— Мне трудно в это поверить.

— Розамунда, если вы желаете только поболтать со мной, то принесите нам чай и печенье. Или скажите мне, что он говорил. — Брэм вздохнул. — Если вы будете жеманничать и не расскажете мне все подробности, имейте в виду, что я очень быстро раздену вас догола и у вас не останется от меня секретов.

О Боже, о Боже! Роуз села на край постели, но, вспомнив, что они, вероятно, проведут на этом ложе много времени, вскочила на ноги.

— Он сказал, что в первую брачную ночь поставит меня на четвереньки и взберется на меня, как пес взбирается на суку.

Какое-то выражение мелькнуло на лице Брэма, но так быстро, что она не успела понять, что это было. Гнев? Изумление? Шок? Она не могла определить. Скорее всего это была ее собственная чувствительность, которую она искала и в нем. Вероятно, он слышал… и говорил… еще худшие слова.

— Эта… позиция, — медленно заговорил он, расстегивая жилет, — может, как мне кажется, доставить большое удовольствие обеим сторонам.

— А затем он сказал, что будет держать меня на четвереньках, пока не разрешит подняться.

Его рука замерла на груди.

— Вот в этом я не могу вам помочь.

— Я знаю. Он мне сказал, что вы покинете меня, как только что-то покажется вам неприятным. Поэтому я подумала, что нам все равно надо расстаться еще до моей свадьбы. Но вы хотели, чтобы я описала все в точности, что он хотел, и я рассказала.

— Сегодня вы говорите об этом очень спокойно, не так ли?

Его жилет оказался на сиденье стула, а за ним последовал шейный платок. Брэм сел на них и наклонился, стягивая по очереди сапоги, затем аккуратно поставил их на пол.

У нее на мгновение мелькнула мысль о том опыте, который он приобрел, проникая в будуары, в то время как поблизости спали мужья или родители.

— Я устала волноваться, — ответила она, чувствуя, однако, что сердце ее при виде раздевающегося мужчины забилось сильнее.

— Прекрасное объяснение, которое разделяют многие мужчины.

Брэм снова встал, выдернул рубашку из-под пояса, и освободившиеся полы повисли, достигая его бедер.

— Желаете раздеться сами, или это сделать мне? Она почувствовала слабость в коленях.

— Я… э… а как вы считаете?

— Это, может быть, очень интимный опыт, — задумчиво сказал он. — Вероятно, вам следует довериться мне.

О, как ей хотелось, чтобы он дотронулся до нее!

— Наверное… Ведь вы в таких делах намного опытнее меня.

Расстегивая на ходу манжеты своей рубашки, Брэм приближался к ней. Когда он остановился рядом, она ожидала, что он поцелует ее или, по крайней мере, погладит по щеке, но он жестом велел ей повернуться к нему спиной. Роуз, на мгновение, закрыв глаза, повиновалась. Сегодня она решила взять верх над лордом Косгроувом. Она отдаст свою девственность Брэму, а не своему будущему мужу. И по счастливому совпадению она сама хотела этого. Именно Брэму Джонсу — и никому другому.

Его пальцы коснулись не ее спины, а ее волос. Он осторожно вытащил из них заколки и шпильки, разрушая произведение искусства, которое не меньше двадцати минут творила ее горничная, и волосы Роуз рассыпались по плечам. Она стояла перед ним, он перебирал пряди ее волос, и дрожь пробегала по ее телу.

— Так лучше, — шепнул он. Затем медленно и упорно расстегивал пуговки на спине ее платья. Она чувствовала теплоту его губ, прикасавшихся к ее обнаженной коже. О Боже! Не отрывая губ от ее плеч, он спустил рукава платья, и она ощутила его горячее дыхание.

Теперь она стояла в одной сорочке, по-прежнему спиной к нему, и взволнованно дышала. Ее лиловое с серым платье пеной лежало вокруг ее голых ног. Роуз была полна решимости не моргнуть глазом, не поморщиться и ничем не показать ему, что она глупая девушка, которую не стоит соблазнять. А ей хотелось быть соблазненной.

— Поднимите ногу, — сказал он равнодушным тоном, как будто речь шла о каких-то обыденных делах.

Она подняла одну ногу, затем другую, и он, присев, убрал платье, отбросил ее одежду в угол и выпрямился.

— Что мы будем делать дальше? — напомнила она через минуту.

Он положил руки ей на плечи и слегка нажал на них.

— Для начала расслабьтесь немного. Я не хочу, чтобы вы, упаси Боже, отбивались руками и ногами.

— Я готовая, — солгала она.

— В самом деле? — Он подышал ей в ухо, затем убрал руки с ее плеч и обхватил ладонями ее груди.

Она, дернувшись, вскрикнула.

— Что такое?

— Это просто от неожиданности, — дрожащим голосом объяснила она.

— Это может быть приятным, независимо от причины вашего желания, чтобы я вас соблазнил.

Роуз глубоко вздохнула и только острее почувствовала его руки на своей груди.

— Хорошо.

— Между прочим, у меня французский кондом, — похвастался он, — Это чтобы вы не забеременели.

Она покачала головой, чувствуя, как у нее потеплело в груди.

— Не беспокойтесь. Меньше чем через месяц я буду замужем.

— А вы в этом уверены? Я не убежден, что мне нравится мысль о том, как Косгроув будет растить плод моих чресл.

Она не думала об этом; ее больше интересовало, хотела ли она сама иметь ребенка от Брэма.

— Вы хотите сказать, что вас что-то заботит?

Он усмехнулся:

— Справедливо замечено. Откиньтесь назад ко мне.

— Хорошо.

Роуз прислонилась к его крепкой груди. Она чувствовала его дыхание, игру мускулов под ее руками и его все возрастающее возбуждение, когда он прижимался к ее бедру. Он медленно обвел пальцами ее груди, соски которых наливались и поднимались под тканью ее сорочки. Ощущение было невероятное, и когда он провел ногтем по ее возбужденному соску, она выдохнула сквозь сцепленные зубы.

— А это н-необходимо? — заикаясь спросила она.

— А вам нравится? «О да!»

— Это п-приятно, но вы думаете, что Косгроув…

— К вашему сведению, — перебил он, и его голос оглушил ее, — обсуждать одного мужчину, находясь в объятиях другого, идея не из удачных. — Он просунул пальцы под бретельки сорочки и спустил их вниз, обнажив ее груди. — А если вы желаете губить себя, то мы можем сделать это прямо сейчас.

Казалось, он все делал правильно, потому что она, даже полуголая, дрожала и вообще почти не могла думать.

— Вы чем-то недовольны? — шепотом спросил Брэм, покрывая поцелуями ее руку от плеча до локтя.

— Нет… — Ей было трудно дышать. — Пока нет.

Он отступил назад и, положив руку на ее плечо, повернул Роуз лицом к себе.

— Дайте мне знак, если что-то возникнет.

— По-моему, что-то уже возникает, — сказала она, украдкой взглянув на то место, где соединялись его бедра, и опять у нее перехватило дыхание.

— В самом деле. — Он долго вглядывался в ее лицо, хотя она не могла понять, что он на нем увидел. Опустив черные глаза, он провел пальцем по ее горлу и обнаженной ключице. Спустил с плеч ее сорочку, и она, скользнув по ее бедрам, упала на пол.

Роуз вдруг почувствовала себя очень беззащитной и очень смущенной тем, что стояла голая перед опытным развратником, и расправила плечи.

— Вы поцелуете меня? — шепотом спросила она.

— Губы предназначены для лучшего, — ответил он, наклоняя голову и целуя ее левую грудь. Он не спеша целовал ее, затем, взяв сосок в рот, стал ласкать его языком.

— Брэм!.. — ахнула она, выгибая спину.

Он словно не услышал ее и перенес свои ласки на правую грудь. Ее тело как будто заливало жидким огнем. Роуз подняла дрожащие руки и, ухватившись за его черные, как уголь, волосы, прижалась к нему.

— Пора тебе перевернуться на спину, — прошептал он, подхватывая ее под колени и беря на руки. Положив ее на постель и возвышаясь над ней, упираясь коленями по обе стороны ее бедер, он взял в рот сосок одной груди и, лаская ее языком, умелыми пальцами дразнил другую. Затем он выпрямился, и она, протестуя, застонала. Это еще не могло кончиться. Не могло, пока в ней разгоралось желание.

Брэм стянул через голову рубашку и отбросил ее в сторону. Легкая поросль темных волос покрывала его грудь и, сужаясь, спускалась вниз к его животу, исчезая за поясом панталон. Роуз подняла руку и положила ее ему на грудь, ощутив, как дрогнули под ее рукой его мускулы.

— Вам мое прикосновение доставляет такое же удовольствие, как мне ваше? — спросила она.

— Да. — Он взял ее руку и поднес ее к своему поясу. — Почему бы тебе не расстегнуть мои панталоны, и тогда я покажу тебе нечто забавное.

Поколебавшись, она дрожащими руками расстегнула верхнюю пуговицу. В какой-то момент она перестала думать о Косгроуве, о том, что ее семья растила ее не для того, чтобы она погубила себя в опытных руках Брэмуэлла Джонса. Но если они вырастили ее, чтобы обменять на карточные долги, то она не может высоко ценить то, что они сделали для нее. А что касается ее поступка, то она была готова принести себя в жертву маркизу, но сначала хотела того, что сейчас происходило, и прежде всего — Брэма Джонса.

Когда была расстегнута последняя пуговица, он спустил панталоны на бедра. На свободу вырвался его большой, твердый, возбужденный мужской орган.

— Ты ведь знаешь, для чего он, да? — следуя за ее взглядом, прошептал Брэм.

У нее пересохло во рту.

— Я могу предположить.

— Хорошо. Тогда тебе не нужен урок по анатомии, и мы можем продолжить изучение тебя.

— Меня…

Он провел рукой по ее животу вниз «туда». Она снова чуть не задохнулась, когда его пальцы проникли в нее.

— Ты там влажная, — сообщил он ей.

— Это плохо?

Его губы тронула улыбка.

— Нет. Это хорошо, даже замечательно. — Отбросив ногой панталоны, он снова склонился над ее грудью. Затем его губы вслед за рукой начали медленное восхитительное захватывающее скольжение вниз по ее животу.

Она была уверена, что умирает. Нельзя было испытывать такой восторг и возбуждение. Ее пронзали медленные молнии, все сильнее и сильнее обдавая жаром. Когда он начал целовать внутреннюю сторону ее бедер, она ожидала, что у нее разорвется сердце, так сильно и быстро оно билось.

И, в то же время он, казалось, не торопился. Когда его губы коснулись самого интимного места, она вскрикнула и схватилась за его волосы.

— Тсс, Розамунда, — с легкой насмешкой прошептал он. — И отпусти мою шевелюру, пока не сделала меня лысым.

— Простите, — жалобно попросила она. — Я не могу… Это уж слишком, Брэм.

— Никогда не бывает слишком.

У нее закатились глаза. О, она умирала…

— Брэм, пожалуйста!..

Наконец он уступил и снова занялся ее отвердевшими налившимися грудями.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Как в огне, — честно призналась она, тяжело дыша. Раздвинув ее колени, он лег между ее бедрами.

— Я знаю из надежного источника, что тебе будет больно, — сказал он, глядя на нее. — Но только в этот первый раз. Больше никто не сможет сделать это.

Последняя часть прозвучала как звериный рык, но она не успела попросить объяснения, потому что он выдвинул вперед бедра. Ощущение от того, как он проталкивался внутрь ее… невозможно описать. Она чувствовала его движения, ощущала, как он колеблется, а затем острую боль, когда он полностью вошел в нее.

— Боже! — выдохнула она, прижимаясь к его плечу, чтобы приглушить крик.

— Розамунда…

Она поняла, что ее глаза закрыты, и открыла их, чтобы посмотреть на него. Брэм целовал ее сначала с нежностью, затем со все возрастающей страстью. Она обхватила его плечи и приподнялась навстречу его жаждущим губам. Ее бедра то поднимались, то опускались, следуя ритму его поцелуев.

Их движения становились все быстрее, и ее сердце словно перестало биться, а тело содрогнулось. Все вокруг стало белым, горячим и беспредельно прекрасным. Когда она немного пришла в себя, Брэм все еще, не спуская с нее глаз, владел ею.

— Господи, — прошептал он.

— Я хочу сделать это еще раз, — задыхаясь, попросила она.

Он усмехнулся.

— Я еще не закончил и первого раза, — сказал он с чуть заметной дрожью в голосе. — Ты хочешь, что бы я показал тебе, о чем говорил Косгроув? — Он с трудом произнес имя маркиза, как будто ему не хотелось называть его.

Ей тоже не хотелось, чтобы Брэм произносил его. Но Кингстон Гор требовал этого. У нее сжалось сердце.

— Покажи мне.

Брэм, не утратив эрекции, вышел из нее.

— Перевернись.

Роуз перевернулась, с его помощью встав на четвереньки в позу, которую он и требовал от нее. Брэм поднялся и, раздвинув ее бедра, снова вошел в нее. На этот раз боли не было, а только невероятное ощущение, заставившее ее задохнуться.

Он слегка ущипнул ее сосок, и она тотчас же подхватила ритм его бедер и ожидала того пика наслаждения, который уже испытала и снова хотела. Роуз сжала пальцами простыни, сдерживая готовый вырваться крик наступившего оргазма. Брэм быстро и уверенно достигал собственного оргазма.

Удовлетворенный Брэм свалился на постель рядом с ней и притянул ее к своей груди.

— Теперь ты погибла, — тихо сказал он и поцеловал ее.

Брэм лежал на спине с прильнувшей к нему Розамундой и пытался вернуть ровное дыхание. Он чувствовал удовлетворение, что было необычно для него, тем более что на этот раз ему пришлось немало потрудиться. И это подзабытое чувство было не единственным необычным явлением в этот вечер.

Свет от свечи играл на гладкой коже Розамунды и превращал ее рыжие волосы в пламенеющий костер. Она возбуждала его с той самой минуты, когда он открыл дверь и увидел ее, сидевшую у туалетного столика в ожидании его появления. Ее голос, ее вопросы, когда она пыталась рассуждать логично и разумно о своем решении и своем положении, взволновали его.

Она должна была быть в отчаянии, ибо не только приняла его в свою постель, но и сама предложила ему себя. Он мог бы назвать это, полагал он, добрым делом, но предполагалось, что добрые дела не бывают такими… приятными. И даже когда все кончилось, ему все еще хотелось поцеловать ее. Ему хотелось, чтобы она заснула в его объятиях, и видеть, как она проснется утром.

— Брэм…

Он вздрогнул, отгоняя эти ужасающие фантазии, присущие приверженцу домашнего очага.

— Гм?..

— Спасибо.

Он недовольно повернулся на бок, чтобы видеть ее лицо.

— Это не было для меня так уж трудно, Розамунда. Я порой занимаюсь этим, если ты помнишь. — Она хотела ему ответить, но он покачал головой: — Твоя репутация погублена, и ты можешь оказаться беременной, чем я не должен был рисковать, что бы ты мне ни говорила. Так что, ради Бога, не благодари меня.

— Если у меня будет ребенок, то я бы хотела, чтобы он был зачат в доброте и нежности, а не в презрении и жестокости.

Значит, она не изменила мнение о причинах, заставивших ее пригласить его. И каким-то образом все еще умудрялась сохранить свой удивительный практицизм. Он искал что-нибудь достаточно циничное для ответа.

— Ты необычная девушка, Розамунда. — Это казалось не совсем подходящим определением, но это было самое лучшее, что он мог придумать.

Она резко подняла голову и посмотрела на него своими зелеными глазами:

— Это комплимент?

— Не знаю. Скажи мне, ты этого хотела?

Она села, и он с трудом сдержал желание схватить ее за руку и снова уложить рядом с собой! Какой дьявол вселился в него! Это он должен был первым встать с постели, сообщить, что он куда-то спешит, и затем удалиться прежде, чем кто-то начнет вздыхать и делать мечтательные глаза.

— Да, это было то, чего я хотела. — Снова взглянув на него, она соскользнула с края кровати и встала. Он, приподнявшись, смотрел, как она наклонилась, подняла свою сорочку, встряхнула ее и через голову надела.

Просто преступление скрывать такие прелестные формы. Когда она подняла его панталоны и бросила их на кровать, он нахмурился:

— Извини меня, но ты хочешь заставить меня уйти?

— Я не хочу, чтобы тебя застали здесь, Брэм.

— Значит, я оказал тебе услугу… и нас больше ничего не связывает?

Он не совсем ясно понимал, почему задает этот вопрос. Если он переспал с женщиной, то обычно она переставала интересовать его, если только ему больше нечего было делать. Но прежде его выгоняли из постели или из дома, только когда ожидалось возвращение мужа.

Розамунда поморщилась.

— Теперь я буду знать, как это должно быть, — наконец сказала она. — Нежно… и очень, очень приятно. А он узнает, что я не девственный цветочек, как он ожидал. Но мне очень навредит, если тебя обнаружат здесь. Связь с тобой окончательно добьет меня.

— А почему, скажи, ты неожиданно пришла к такому выводу? Весьма обидному для джентльмена…

— Потому что ты его друг. Ты пьянствуешь, ты играешь, ты… спишь с женщинами, с которыми тебе не следует спать. И если бы не эта глупая история с Косгроувом, я бы никогда не захотела иметь с тобой дело.

Брэм застыл, ошеломленный перечислением своих грехов. Когда она замолкла, он попросил продолжить. Она еще больше нахмурилась:

— Признаюсь, было несколько случаев, когда ты удивил меня. Но остается возможность, что, когда я выйду замуж за Косгроува, он простит долг в десять тысяч фунтов и я воспользуюсь случаем убедить его больше не доводить Джеймса до беды.

— Твой брат теперь играет лучше благодаря мне. Имей это в виду, пожалуйста.

— О да. Ты поощряешь его азарт, стремление к легкой наживе. А все равно играть он толком не умеет. Ему необходимо покончить с картами. Я не могу заставить его, а Косгроув мог бы.

— Так ты считаешь Кинга лучшим кандидатом в мужья, чем меня?..

Нет, он не хотел жениться на ней или на ком-либо еще, но никогда не слышал, чтобы кто-то, кроме его родного отца, так унижал его.

— Пожалуйста, одевайся и уходи, Брэм.

Со вздохом, скрывавшим его крайнее раздражение, Брэм встал.

Он заметил, как ее взгляд упал на его пенис, но на этот раз не обратил на это особого внимания. Черт бы ее побрал, он думал, что овладеет ею по крайней мере еще раз до того, как встретится с Косгроувом и выпутается из этой неприятной истории. Как бы она ни оскорбляла его, он снова желал ее.

— Брэм, уходи, — повторила она, поворачиваясь к нему спиной и собирая остальную его одежду.

— Но меня поражает, как ты разобралась в моем характере, — ответил он, натягивая панталоны. — Я и понятия не имел, что ты так хорошо знаешь человеческую натуру. Буквально через неделю знакомства накалываешь меня на булавку, как букашку, и помещаешь в выставленный напоказ стеклянный ящик с надписью «Брэм Джонс, жалкий и отвратительный».

Она швырнула ему рубашку, и он, поймав, прижал ее к груди.

— Ты сам сделал себя таким. И почему ты всегда в черном? Нет никакой необходимости всем показывать, какой у тебя характер.

Брэм, не давая себе труда застегнуть пуговицы, набросил рубашку и жилет. Схватив сюртук, он сунул в карман галстук и, подобрав с пола сапоги, направился к двери.

— Спокойной ночи, Розамунда.

Однако, приоткрыв дверь, он остановился. Брэм знал людей, которых не интересовало ничего, кроме расчета, выгоды и собственного благополучия. Розамунда Дэвис не принадлежала к ним. Он повернулся, подошел к ней, положил руку сзади на ее шею и затем поцеловал.

Спустя секунду ее губы стали мягкими и раскрылись для поцелуя. Он прижался губами к ее губам, наслаждаясь ее вкусом, ее волнением и страстностью. Затем отступил на шаг.

— Я так и думал, — шепотом сказал он и выскользнул за дверь.