"Призраки в Сети" - читать интересную книгу автора (Де Линт Чарльз)

Блюз Всемирной Сети

За неделю до того, как Саския и Кристиана встретились в кафе и рассказали друг другу свои истории, Аарон Гольдштейн зашел к Джексону Харту, молодому человеку, который был просто волшебником во всем, что касалось компьютеров.

— Все это очень странно, — сказал Джексон, подавшись вперед и всматриваясь в монитор.

Аарон кивнул.

— Я и сам знаю, что это непростой сайт, — сказал он, стараясь изо всех сил, чтобы в его голосе не чувствовалось раздражения. — Меня интересует, можете ли вы зайти на него.

Джексон был программист и компьютерный гангстер. Он был моложе и, пожалуй, вдвое талантливее редактора «Дейли джорнал». Ему было слегка за двадцать. Джексон питался всякой дрянью, запивая ее содовой, но его смуглая, кофейного оттенка, кожа оставалась чистой, и он не набирал ни грамма лишнего веса — все это ужасно раздражало Аарона, который вынужден был сидеть на строгой диете и делать гимнастику, чтобы не допустить угрей и тучности, преследовавших его еще со старших классов школы. Но как бы ни раздражали Аарона обмен веществ и интеллект Джексона, это не мешало ему использовать опыт и сообразительность юноши. У Аарона на этом этапе его жизни вошло в привычку использовать людей.

Они сидели в кабинете Джексона — комнате, содержащей больше компьютерного оборудования, чем Аарону когда-либо приходилось видеть даже на компьютерных выставках. Он понятия не имел, для чего предназначалась половина всего этого. Но это было не важно. Джексон-то знал для чего.

— Честное слово, не знаю, — ответил Джексон. — Это что-то новенькое. Вот, посмотрите-ка. — Он мышкой подвел стрелку к меню и кликнул «Просмотр», а потом «Источник». — Видите? — сказал он. — Нет кода.

— И что это значит?

— Не знаю, что это значит. Такого быть не может. Всегда должен быть код. Не бывает веб-страниц без кода. Если нет кода, ваш браузер не может преобразовать того, что записано на сайте провайдера, в то, что вы можете увидеть на экране компьютера. Здесь у нас должен быть текст HTML во весь экран.

— А между тем экран пуст.

Джексон отъехал от компьютера на своем кресле, чтобы встретиться взглядом с Аароном:

— Вот именно. Так в чем же тут дело?

Аарон пожал плечами.

— Мне приходилось слышать о таких призрачных сайтах, — сказал Джексон. — Вуду в Интернете и тому подобное. Я впервые нарвался на такой, но слышал достаточно и знаю, что они не приносят ничего, кроме неприятностей.

— Каких именно?

Джексон опять посмотрел на экран. Посредине было нечто вроде белого прямоугольника, напоминающего доску для объявлений. За ним виднелась заставка «лес», очень аутентичная. Можно было видеть, как листочки деревьев дрожат на ветру. Ничего резкого, все очень плавно. Разрешение таково, что картинка получилась кристальной четкости. До собеседников доносился шелест ветвей под ветром — тихий, успокаивающий. Время от времени на какой-нибудь из веток происходило шевеление — птички и мелкие животные, хотя иные очень напоминали людей. Или животных в одежде.

— Не знаю, — сказал Джексон. — Просто неприятностей.

— Но ведь это так увлекательно, не правда ли?

Джексон внимательно посмотрел на Аарона:

— Вероятно. — Он выждал немного, потом спросил: — Что именно вы хотели бы, чтобы я сделал, если мне удастся зайти на этот сайт? Хотя, как я уже сказал, это маловероятно.

Аарон откинулся в кресле.

— Этот сайт значит очень много для одной особы, которая сильно мне насолила, — сказал он. — Вот я и хочу разобраться с ней, доказать, что Аарон Гольдштейн рано или поздно даст сдачи.

— Мне очень жаль портить вам праздник, — заметил Джексон, — но с этим сайтом ваш план не пройдет.

— Ладно. Тогда другой план. Вы могли бы прикрыть его?

Джексон еще раз взглянул на экран:

— Возможно. Если кто-нибудь на том конце откроет вложение.

— Вы собираетесь использовать вирус?

Джексон кивнул.

— Это мне подойдет, — согласился Аарон. — Прикройте этот сайт и сделайте новую зарубку на своем джойстике, или как у вас там принято отмечать победы. — Он улыбнулся. — Вообще-то, я оказываю вам услугу, честное слово. Вам будет чем похвастаться перед дружками: завалили большой жирный сайт.

Джексон смерил его холодным взглядом.

— Нет, — ответил он. — На самом деле вы сейчас шантажируете меня, заставляя сломать чью-то жизнь и пустить псу под хвост проделанную кем-то работу.

— Шантаж — это очень грубое слово, — заметил Аарон.

— Неужели? А как бы вы это назвали?

— Одолжение за одолжение.

— Вы мне не делаете никакого одолжения. Мне-то от вашего предложения никакого навара.

— Неплохо сказано. Запомните эту фразу и не забудьте произнести ее, когда копы постучатся в вашу дверь.

Джексон метнул на него гневный взгляд, но Аарон только ухмыльнулся в ответ. Джексону было уже не соскочить с крючка. Но не надо напиваться и выбалтывать секреты.

Это случилось несколько недель назад. Аарон возвращался из клуба на Грейси-стрит, где очередная милашка дала ему от ворот поворот, — это стало случаться с удручающим постоянством после того вечера, когда Саския Мэддинг вышвырнула его из своей квартиры и оставила стоять на лестнице с охапкой одежды в руках и дикой злобой, кипящей где-то в животе.

«Это неправильно, — говорил он себе. — Это ведь она неудачница, а вовсе не я».

Но нет, опять вернулось одиночество тех лет, когда он был толстым, прыщавым, всеми отвергаемым очкариком. Все вернулось в ту же секунду, как будто никуда и не уходило. Из крутого парня он снова превратился в неудачника, которого на школьном вечере отвергла даже Бетти Лэнгфорд. Даже она сочла, что слишком хороша для того, чтобы танцевать с таким, как он.

А ведь ему потом удалось так прочно забыть об этих днях, практически выстроить себе новое детство и юность.

Я? Да я всегда был крутой!

Ему достаточно было всего лишь посмотреть в зеркало. Жалкий угреватый толстяк-очкарик исчез, как будто его никогда и не было. Люди, с которыми он когда-то ходил в школу, ни за что не смогли бы узнать жалкого неудачника в мужчине, в которого он превратился. Наверное, в этом не было ничего удивительного — того парня они просто не запомнили.

Но время от времени что-нибудь да напоминало ему. Как сегодня вечером. Женщина, к которой он попробовал подкатить, смерила его таким презрительным взглядом, что ему пришлось отвернуться и поневоле уставиться в зеркало. И вдруг оттуда на него взглянул толстяк с отвисшим задом и прыщами на физиономии. Он смотрел на Аарона сквозь толстые очки глазами шелудивого щенка.

Аарон и сам не понимал, откуда это знает, но он точно знал, что Мэддинг виновата в этом! Что-то в ней есть такое… ведьминское. Не до такой степени, чтобы он не попользовался ею, а он таки ею попользовался. Но теперь, задним числом, он иногда думал, что, может, лучше было держаться от нее подальше. Может, тогда она и не прокляла бы его, или что там такое она могла сделать, чтобы на него свалились все эти неприятности.

С того вечера словно все зловонные призраки его школьных дней вырвались на свободу — и любая женщина за версту чуяла в нем неудачника. И чем чаще его отшивали, тем хуже становилось.

Он вышел из клуба и, глядя под ноги, медленно и бесцельно побрел по Грейси-стрит. Он не был готов ни возобновить охоту, ни отправиться домой. Еще один испорченный вечер, и никакой возможности отомстить Мэддинг за то, что она заколдовала его, и ее друзьям — всякому уличному сброду, — которые потешались над ним при каждом удобном случае.

И тут судьба улыбнулась ему.

Зайдя в «Лобо», чтобы выпить, прежде чем, поджав хвост, забиться в свою нору, он вдруг встретил там… кого бы вы думали? Джексона Харта, одного из новых компьютерщиков «Дейли джорнал», склонившегося над стаканом и явно надиравшегося по полной программе.

Ничто так не облегчает наши страдания, как чужие неприятности.

Аарон неслышно уселся на табурет рядом с Джексоном, заказал пиво и повернулся к коллеге.

— Плохой вечер? — спросил он.

Джексон оторвался от разглядывания дна пустого стакана и посмотрел на Аарона. Кажется, ему потребовалось несколько секунд, чтобы сфокусировать взгляд. Когда это наконец удалось, он заторможенно кивнул.

— Неприятности с женщинами? — спросил Аарон. — Мне можете сказать, я тоже сегодня пострадал.

— Если бы!

«Плохо, — подумал Аарон. — Ну ладно. Нужны подробности. Хоть что-нибудь, чтобы я почувствовал себя лучше».

— Зато у нас с вами хорошая работа, — сказал он, — и если это не из-за женщины, тогда я даже представить себе не могу, из-за чего такому успешному парню, как вы, расстраиваться. Может, что-нибудь со здоровьем?

— Даже это было бы лучше, — вздохнул Джексон.

Теперь Аарон был уже по-настоящему заинтригован. Он позвал бармена и заказал еще выпивку для Джексона. Тот давно уже только делал вид, что прихлебывает виски.

— Знаете, — начал Аарон, — мой дедушка любил давать советы, и один из лучших, который я от него получил, звучит так: «Поделись бедой — и половины беды как не бывало».

На самом деле он прочитал это в одной из бесперебойно поступавших в редакцию журнала книжонок из серии «Помоги себе сам». Книжонка разозлила его до такой степени, что он не поленился разнести ее в пух и прах в рецензии на четверть страницы.

— Итак, если нужен сочувствующий слушатель, — продолжал он, — то он перед вами.

Джексон опрокинул стакан залпом, некоторое время тупо его разглядывал, а потом преувеличенно осторожно поставил обратно на стойку.

— Я облажался, — сказал он, — и очень сильно.

Аарон выжидал, прихлебывая пиво. Всякому репортеру известно: станешь держать паузу — собеседник вынужден будет ее заполнить и скажет при этом даже больше, чем намеревался. И действительно, терпение принесло свои плоды.

— Я просто хотел проверить, смогу ли пробраться… — наконец произнес Джексон. Он говорил медленно и осторожно, как это делают пьяные, которые хотят казаться трезвыми. — Хотел посмотреть, смогу ли я, понимаете?.. Эти банки… они думают, что делают нам одолжение, позволяя платить за то, что держат у себя наши деньги, не говоря уж о том, что мы должны отстегивать им за каждую маленькую операцию. Я не собирался делать ничего плохого. Ну, может, оставил бы письмецо для менеджера, показал бы ему язык. Маленькие шалости маленьких людей. Я вовсе не собирался ни во что вмешиваться.

Он снова замолчал, и так надолго, что Аарон понял: надо его подтолкнуть.

— Никто сначала не собирается ни во что вмешиваться, — сказал он.

Джексон кивнул:

— Наверное. Только ошибки большинства не приводят к тому, что все банкоматы в городе начинают плеваться двадцатидолларовыми бумажками, пока не выплюнут все.

— Так это ваша работа?

— Это вышло случайно.

— Да верю, верю, — поспешил успокоить его Аарон. — Ну и подумаешь! Для банка это такая же потеря, как для вас недополучить сдачу в магазине. И черт с ними!

— Да, наверное, вы правы. Но, боюсь, они отнесутся к этому несколько иначе. Да и копы тоже.

— Ну, сначала им еще надо поймать вас, — сказал Аарон. — Вы наследили?

Джексон помотал головой:

— Нет, ничего такого. Если только они уже и без того меня не подозревают.

— А есть такой риск?

— Да пожалуй, нет. Они меня не знают.

— Ну, тогда я вам уже сказал, — ответил Аарон, — пошлите их всех к черту.

И он заказал еще выпивку для них обоих. Когда бармен приготовил напитки, Аарон слегка чокнулся своей пивной кружкой с низеньким стаканом Джексона.

— Выпьем за то, что банковские воротилы остались с носом, — сказал он.

— Надеюсь. — И Джексон опять опустошил стакан одним глотком.

На том все и закончилось. Джексон освободился от тяжкого бремени, Аарон же приобрел информацию, которая — он был уверен в этом — рано или поздно ему пригодится. Он пока не знал, в какой момент и в связи с чем, — до сегодняшнего утра, когда наткнулся на «Вордвуд» и вспомнил, с каким энтузиазмом Мэддинг распространялась о своем ненаглядном сайте в тот единственный вечер, который они провели вместе. Еще до того, как она взяла его за ухо и вышвырнула вон. До того, как она наложила на него это свое проклятие, которое свело на нет его половую жизнь.

— Может быть, лучше мне самому все рассказать копам, — сказал Джексон, все еще гневно глядя на Аарона, — только чтобы вы от меня отстали?

«Нет, это нам не подходит», — подумал Аарон.

— Да ладно вам, — он включил свое обаяние, — согласен, я поступаю по-свински. Но давайте договоримся так: вы делаете для меня это — и мы квиты. Я вовсе не хотел бы, чтобы вы гнили в тюрьме в качестве подружки какого-нибудь толстозадого байкера.

Джексон теперь смотрел только на экран компьютера, и по его лицу было совершенно невозможно понять, о чем он думает.

«Это нам ни к чему, — решил Аарон. — Надо его подстегнуть. Надо разговорить парнишку, надо дать ему немного покрасоваться, чтобы он отвлекся от мысли, что я заставляю его прыгать сквозь горящий обруч, как тигра в цирке».

— Но неужели вы ничего больше не знаете о таких сайтах? — спросил Аарон. — А в прессе про это ничего не было?

На секунду ему показалось, что Джексон и дальше намерен его игнорировать, но тот наконец оторвался от экрана и перевел взгляд на Аарона.

— В том-то и пакость, — ответил он. — О них как бы невозможно говорить, по крайней мере открыто. Можно, например, послать кому-нибудь URL, но вот написать, пожалуй, нет.

— Не понимаю.

— Это невозможно понять, — сказал Джексон. — Я знал одного парня, который сделал материал о подобном сайте для одного журнала, так он просто не смог переправить им текст. Когда он попробовал послать это редактору электронной почтой, текст вернулся обратно с сообщением, что данный файл невозможно доставить. Но что паршивее всего, он исчез у него с жесткого диска. И потом, сколько бы он ни пытался писать об этом сайте, файлы просто пропадали с винчестера — как будто в машине кто-то сидел и сразу накладывал лапу на все, что он делал. Наконец он написал текст от руки, но и это не помогло.

— Почему?

— Сейчас ведь всё — онлайн. Все подключено к Сети. В том числе компьютер, на котором редактор работает над номером. А если его компьютер не подключен, то компьютеры типографии уж точно подключены. И уж где-нибудь на линии такой файл непременно исчезнет. Единственное, что мне приходилось видеть, — это фотокопии.

— Значит, все-таки можно передать информацию?

Джексон пожал плечами:

— Наверное. Но кто теперь читает печатный текст?

— Очень надеюсь, что читатели «Дейли джорнал».

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Сейчас все получают информацию из Сети. Это же нормально.

— Ну что это обсуждать.

Черт возьми, да ему ли не знать об этом, половину материала для своих статеек он скачивает из Интернета, а потом просто перефразирует, чуть изменяя угол зрения.

— Послушайте, — сказал Аарон, полагая, что Джексон уже достаточно успокоился для делового разговора, — мы просто не с того начали. Я знаю, все это выглядит как-то не очень по-дружески, но эта женщина… она просто напрашивается. Я несколько лет спускал все на тормозах, она мне здорово насолила, но я был готов забыть об этом. Но в последнее время она и компания ее дружков превратили мою жизнь в сущий ад. Всякий раз, как в мою работу закрадывается малюсенькая ошибочка, они засыпают редактора письмами и поносят где только можно. Дошло до того, что мой босс обратил на это внимание. — Он перевел дух. — Понимаете, это может быть мелочью, — продолжал он, — но, когда люди жалуются, все выглядит гораздо хуже, чем оно есть. Мой босс не отличит книгу от салазок, но он понимает, что отзывы отрицательные, и ему это не нравится. И значит, я…

Он осекся, вдруг сообразив, что начинает жаловаться. Теперь стоило ему только подумать об этой Мэддинг и ее компашке, и он сразу терял над собой контроль. Судя по выражению лица Джексона, ему на все это было глубоко плевать, так что нечего тут трясти своим грязным бельем. В конце концов, от этого юнца ему нужна вполне конкретная вещь.

— Итак, если я возьмусь за этот сайт, — сказал Джексон, — мы мирно разойдемся? Вы не подкараулите меня через две недели и не потребуете еще какой-нибудь услуги?

Аарон покачал головой и поднял руку.

— Честное скаутское, — сказал он.

Наверное, это что-то значило бы, если бы он когда-нибудь был скаутом.

Джексон долго смотрел на него и наконец тяжело вздохнул.

— Ладно, — сказал он. — Договорились.

— Как думаете, сколько времени это займет?

— Два-три дня. К концу недели — точно. Если только…

— Если только — что?

— Если тот, кто сделал этот сайт, не умнее меня.

Верный своему слову, Джексон принялся за работу, как только Аарон вышел из комнаты. Первое, что он сделал, — написал вирусную программу, довольно простую, ничего особенного. Простое может вырубить компьютер не хуже, чем сложное. Возможно, это не столь впечатляюще, но гораздо больше шансов, что сработает.

Вирус вползет в компьютер провайдера, обслуживающего сайт «Вордвуд», проберется во все файлы, которые там хранятся, и сотрет все обнаруженные связи HTML, заменив их тарабарщиной. Любой сайт данного компьютера немедленно станет негодным.

Это не радикальное средство. Но потребуется, чтобы кто-нибудь, пользующийся услугами данного провайдера для размещения своих сайтов, выслал свежие файлы взамен испорченных вирусом. Это может занять от нескольких часов до нескольких дней в зависимости от того, сколько материала нужно будет вернуть на сайт. Учитывая размеры и сложность «Вордвуда», это причинит значительные неудобства и займет достаточно времени, чтобы Аарон почувствовал себя отмщенным.

Все, что требовалось Джексону, — чтобы кто-нибудь со стороны «Вордвуда» открыл вложение, и он не думал, что этого будет так уж сложно добиться. Так как они собирают книжные тексты, он просто спрятал бы вирус внутри файла, который выдал бы за книгу, снабдив его триггером, который запустит макрос сразу же, как только файл будет открыт. Так что в следующий раз, когда веб-мастер станет модернизировать сайт, вирус хвостиком потянется за всем, что он будет отправлять, и сервер выйдет из строя.

Уже что-то.

Напевая себе под нос, он составил программу и опробовал ее. Программирование успокоило Джексона, как успокаивало всегда. В каком-то смысле этим и объяснялось, что он пошел работать с компьютерами. Но больше всего ему нравилась логика программирования. Компьютеры были значительно лучше людей. Они проще, они делают только то, на что запрограммированы. Они не врут тебе, не издеваются над тобой. Не угрожают, не шантажируют.

В два часа он уже был готов послать вирус. Всего через несколько часов после ухода Аарона. «Ну, — подумал он, — теперь посмотрим, какая охрана в „Вордвуде“».

Проскользнув в Интернет, он запутал следы так, чтобы невозможно было выяснить, какой компьютер он использовал. Он нацелил свой браузер на сайт «Вордвуд». Когда на экране появился лес, Джексон начал набирать текст в белом прямоугольнике, возникшем посредине.

Едва он закончил, как появился ответ:

«Как скажете», — подумал он.

Он открыл «Эудору», набрал «Книга от восхищенного читателя» как тему сообщения, вложил файл и нажал «В очередь». Когда он закрывал почту, выскочила подсказка, что есть неотправленное сообщение. Он кликнул «Отправить и закрыть» и проследил за заполняющейся полоской, чтобы убедиться: сообщение отправлено. «Эудора» закрылась, и теперь он снова видел перед собой лес «Вордвуда».

Он закинул руки за голову, потом встал, сходил на кухню и вернулся с банкой содовой и пачкой чипсов. Он сомневался, что результат будет немедленно. Если веб-мастер «Вордвуда» похож на всех остальных известных Джексону веб-мастеров, он, должно быть, так перегружен, что в течение нескольких дней почта пролежит без движения. Да и потом, вирус проявит себя, только когда придет время обновлять сайт.

Он запил содовой пригоршню чипсов.

Это был и в самом деле очень забавный сайт. Даже видео- и аудиоэффект заставки могли загипнотизировать. Сколько бы ты ни всматривался в экран — ни одного узелка. Затем — быстрота реакции на сообщение и, вероятно, огромное количество материала на самом сайте.

Джексон еще раз попытался обнаружить код, но ничего подобного не нашел.

Кто же такое сотворил? Как можно сделать код невидимым, но читаемым для браузера пользователя?

Волшебство. Вуду.

Во рту у него пересохло, и не от чипсов. Он отпил еще содовой и вспомнил, что сказал недавно Аарону.

Он был не до конца готов поверить в то, что Интернет генерирует где-нибудь в своих пикселевых недрах ИИ, но, без сомнения, бывают гениальные программисты. Если веб-мастер «Вордвуда» так умен, как кажется, он сможет обнаружить вирус раньше, чем тот начнет работать. Хуже того, ему, возможно, удастся отследить, откуда он послан, и выйти на компьютер Джексона.

Для этого не нужно волшебства. Нужна просто очень высокая хакерская квалификация.

И вполне возможно, что, идентифицировав Джексона, веб-мастер захочет отплатить ему. Немножко покуролесить в его документах, например, или покопаться в банковских счетах и свести их к нулю.

Глядя на экран, Джексон уже начал жалеть, что заслал вирус. Он ведь сначала не хотел этого делать. Кому приятно разрушать чью-то кропотливую работу, кроме моральных уродов вроде Аарона Гольдштейна? Что-то во всем этом деле было гадкое. В желании Аарона отомстить. В шантаже.

Между тем лес на экране начал играть с ним в те же игры, что и настоящий лес: несколько раз за последние годы, когда он бывал за городом, у него возникало чувство, что из-за деревьев за ним кто-то наблюдает.

В детстве ничего такого не случалось. Тогда он проводил все свободное время в лесу, его семья жила очень стесненно. Так продолжалось, пока орава подростков не выследила его и, изрядно погоняв между деревьями, не избила. Вот тогда-то он и начал проводить много времени за компьютером.

Может быть, из-за той истории ему и было так неуютно в лесу. Все казалось, что кто-то следит. Рассуждая здраво, этого не могло быть. И ничего не могло быть спрятано в ветвях и листьях заставки «Вордвуда», на которую он сейчас смотрел.

И все-таки казалось, там кто-то или что-то скрывается.

Джексон уже потянулся к мышке, чтобы убрать заставку, но экран вдруг мигнул и стал совершенно пустым. Мгновением позже в левой части окошечка браузера появилась знакомая надпись:

Далее следовал список действий, которые нужно было произвести, чтобы вновь подсоединиться к сайту.

Джексон смотрел и смотрел, не в силах пошевелиться, ожидая сам не зная чего. Но в конце концов все же дотянулся до мышки и вышел из Интернета.

Итак, его вирус сработал. И даже очень быстро.

Чувства удовлетворения, пожалуй, не было, в отличие от того раза, когда он прорвался сквозь все банковские запоры и понял, что проник в святая святых. А сейчас ему казалось, что он вывалялся в грязи.

«Хорошо бы принять душ, — подумал он. — Но сначала…»

Он набрал номер, который оставил ему Аарон. На первый же гудок сработал автоответчик. Конечно, три часа ночи. Далеко не все бодрствуют в такое время суток.

— Не знаю, как долго это протянется, — сказал он в трубку, — но в данный момент сайт не функционирует. Они могут его восстановить, но это будет не раньше чем через несколько дней. — Он сделал паузу и потом добавил: — Ну все, теперь мы квиты, не правда ли?

Джексон окинул взглядом комнату, все еще прижимая трубку к уху, но больше ему нечего было сказать, и он положил ее.

Он принял душ и лег спать, но не заснул, а долго лежал, уставившись в потолок. Он закрывал глаза и видел лес, как будто у него под веками прокручивали видео.

В ушах свистел ветер. Как после концерта — легкий, но постоянный звон. Так как он целиком сосредоточился на этом, то мотив звучал все громче — неумолкающий саундтрек. Временами музыка как бы застывала на месте.

Этот лес жил у него под ресницами, подобно видеотатуировке. Когда он закрывал глаза надолго, ветер в ушах становился громче и Джексон отключался, его как будто уносило куда-то. Потом, встряхнувшись, он оглядывался вокруг, проверял часы. Оказывалось, прошла минута или две.

Он увиделся с Аароном только дня через два после того, как вырубился «Вордвуд». Просто, завернув за угол в офисе «Дейли джорнал», он наткнулся на Аарона. Не то чтобы Джексон избегал Гольдштейна, но и особо не стремился увидеться с ним после того, как оставил ему сообщение на автоответчике.

— Джексон! — заулыбался Аарон. — Мой человек. Я получил ваше сообщение. Отличная работа. Быстрая и классная. Они всё еще в ауте.

— Надеюсь.

— Что-то не вижу особой радости по этому поводу.

— Не вижу особого повода для радости.

Аарон пожал плечами:

— Это потому, что вы лично не заинтересованы. А мне так не терпится взглянуть на кого-нибудь из команды этой Мэддинг. Вы не могли бы так это слегка намекнуть им, кто натянул им нос?

«Перестаньте же», — хотелось сказать Джексону. Но какой смысл? Чуткость и восприимчивость не входили в число достоинств Аарона.

— Ну, теперь все в порядке? — спросил Джексон. — Я имею в виду — насчет банка?

— Какого такого банка? — спросил Аарон. Он слегка ткнул Джексона в плечо. — Мне пора бежать. Летучка.

Джексон кивнул:

— Конечно.

Когда Аарон ушел, он прикрыл глаза. И опять под веками появился лес, и опять кто-то смотрел на него сквозь листву. Когда Джексон снова открыл глаза, Аарон был уже далеко.

Он наблюдал за сайтом «Вордвуд» весь остаток недели, тот по-прежнему не функционировал.

Вечером, когда Саския и Кристиана встретились в кафешке, Джексон был дома. Он разогрел в микроволновке сосиску в тесте и устроился в гостиной поесть под телевизор. Он и не заметил, как задремал, но, когда пришел в себя, понял, что на этот раз проспал четыре часа.

Четыре часа.

Недоеденная холодная сосиска лежала на тарелке на сервировочном столике. Он хлебнул из банки содовой. Вода была теплая и безвкусная. Он огляделся в своей гостиной. Ему показалось, что между ним и всем привычным и знакомым образовался некий зазор. То, что он смотрел по телевизору, давно кончилось, и теперь показывали рекламу.

Он взял пульт и выключил телевизор.

Единственное, что он помнил…

Деревья… ветви… листья… бесконечный лес…

Но это был не настоящий лес, даже не видео с настоящим лесом, как на заставке сайта «Вордвуд». Это выглядело так, как будто кто-то покрыл лес тонким металлическим напылением. Листья, ветви, каждая травинка — все словно состояло из металла. Золото, серебро, сталь. Медь и железо. То сверкающее и блестящее, то ржавое, черное. Когда ветка чиркала по бархатной поверхности листа, летели искры. Тысячи микрофейерверков вспыхивали, когда ветер со вздохом пролетал среди деревьев.

Внизу была грязь и металлическая трава, и он то и дело пинал ногами какие-то микросхемы и провода.

И еще был голос.

Он помнил, что слышал голос, тихое бормотание, явно обращенное к нему, но либо голос был за пределами диапазона слышимости, либо говорили на неизвестном ему языке, потому что он не смог разобрать ничего.

А впрочем, пожалуй, нет. Среди всякой абракадабры он явственно различил слова, они повторялись часто, как припев.

«Найди… не могу найти… не могу… не могу найти… найти…»

Голос был негромкий и ни разу не повышался, но Джексон уловил в нем некую настойчивость.

Что там не могли найти?

Джексон потер лицо. В глаза как будто песку насыпали, во рту пересохло. Он хлебнул еще безвкусной содовой, потом встал и пошел в ванную. Он открыл воду, дождался, пока она не станет очень холодной, наклонился над раковиной и плеснул себе в лицо.

Металлический лес вспыхивал под веками всякий раз, как он закрывал глаза или моргал. Ветерок в ушах звучал постоянно, как радиопомехи. Ощущение, что из этих кустов кто-то за тобой наблюдает, было сильнее, чем когда-либо, как будто этот наблюдатель что-то напряженно искал.

«Не могу найти… не могу…»

Он внимательно изучал свое лицо в зеркале. Что же там не могли найти? Неужели в этом лесу искали его? Или он просто сходит с ума?

Он вернулся в комнату и включил компьютер.

Он знал, в какой момент все это началось. Когда он послал имейл на сайт «Вордвуд». Может, удастся прекратить это, если послать еще один имейл? Больше он ничего не мог придумать. Он знал только, что если не сделать хоть что-нибудь, и как можно скорее, то он действительно сойдет с ума.

Он сочинил очень лаконичный имейл. Он признался, что послал вирус, и дал инструкции, как устранить неисправности, им вызванные. Набрав текст, Джексон поставил имейл в очередь и набрал пароль. Подключившись, он нажал «Отправить».

Он знал, что могут пройти часы, если не дни, прежде чем веб-мастер сможет устранить ущерб, нанесенный его вирусом, и все же открыл свой браузер и нацелил его на сайт «Вордвуд». Надпись «Страничка не может быть отображена» появилась немедленно.

Когда он уже стал закрывать браузер, экран как-то дрогнул. Его рука все еще лежала на мышке. Страничка браузера еще раз дрогнула, потом от одного края экрана к другому пробежала рябь, а потом в центре появилась маленькая черная точка. Когда точка начала разрастаться, Джексон отпустил мышку и отшатнулся от компьютера.

Это было похоже на зрачок. Как будто монитор был глазом, а точка — расширяющимся зрачком. Смотрящим на него. Прямо на него.

Ветер в ушах зашумел громче. Он хотел было выключить компьютер, хотя бы закрыть эту картинку, но теперь боялся даже дотронуться до машины. Ему было жутко. Паранойя набирала обороты. «Кто за мной наблюдает, что они обо мне знают, что они собираются делать?» Он припомнил все эти разговорчики о духах в Сети, которые вел иногда со своими компьютерными друзьями.

Что, если эти духи вовсе не заперты в Интернете? Что, если они могут выбираться наружу? Что, если они уже выбрались наружу?

Что-то назойливо вторгалось в его слух.

Что-то заставляло его галлюцинировать — грезы о металлическом лесе.

Он не хотел об этом думать. Не выговаривай своих страхов, однажды слышал он, а не то они сбудутся. Но он ничего не мог с собой поделать. Как можно было не думать об этом?

Ведь что-то за ним наблюдало.

Он ощущал его присутствие, хотя и не мог определить, где оно спрятано. Он не знал, что это такое. Скрывалось ли оно в компьютере или где-то в его комнате, но это точно существовало. Животная часть его мозга — область, которая ведала чистыми инстинктами, — чуяла чью-то заинтересованность. Это выражалось в булавочном покалывании в затылке, так что крошечные волоски на шее вставали дыбом; покалывания посылали сигналы в позвоночник, и по мышцам спины пробегали нервные волнообразные сокращения.

Кто-то физически воздействовал на него.

Ветер в ушах усилился. Всякий раз после того, как он смаргивал, лес, словно отпечатавшийся на внутренней поверхности век, еще на некоторое время оставался у него перед глазами. Расширяющийся зрачок, та самая точка на мониторе, увеличивался, пока весь экран не сделался черным. Потом стало происходить нечто другое.

Он подкатил кресло поближе к столу и подался вперед, чтобы лучше видеть.

На поверхности экрана выступил конденсат — темные капли какой-то маслянистой жидкости. Эти бусины струйками потекли вниз. Джексон протянул руку, чтобы дотронуться до одной из них. Но гул у него в ушах сразу же перешел в рев. Его монитор из стеклянного экрана превратился в раскрытое окно, и поток густой жидкости хлынул наружу. Как будто монитор был установлен на тонущем в океане судне, которое уже полностью ушло под воду.

Он отскочил от стола, опрокинув стул, потерял равновесие, поскользнувшись в липкой луже, которая уже образовалась вокруг стола, и упал, неуклюже взмахнув руками.

Его рассудок отказывался верить происходящему, но животная часть его мозга верила вполне и корчилась в слепой панике.

Он попытался подняться на ноги, но не смог: пол теперь был слишком скользким. Он снова упал, лицом в липкую жидкость. Повернул голову к монитору и увидел, что жидкость по-прежнему хлещет из экрана.

Волна липкой жидкости погнала его к двери. Он был так же беспомощен, как в детстве, когда, рыбача с отцом, упал в реку на быстрине. Тогда его вытащил отец, но сейчас было некому.

Его ударило о дверь с такой силой, что чуть дух не вышибло, и снова он ткнулся лицом в липкую, вязкую жидкость. Теперь ее уровень достигал уже не меньше полутора футов.

Ветер в ушах превратился в ровный вой. Еле-еле сквозь эти постоянные помехи пробился тот голос из забытья:

«Найди… не могу найти… не могу…»

В какой-то момент ему удалось ухватиться за ручку двери и вынырнуть на поверхность; он попытался встать, но пол уходил из-под ног. Он хотел выплюнуть изо рта жидкость, но она словно приклеилась к его деснам, зубам и нёбу. Одной рукой крепко держась за дверную ручку, другой он попытался вытереть лицо.

Он оцепенел, когда его собственная рука оказалась у него перед глазами: она была насквозь прозрачна и бледнела с каждой секундой. Или, лучше сказать, распадалась.

Он вспомнил, как в школе учителя долдонили о том, что все на свете состоит из молекул и они постоянно находятся в движении. И соединяются, связываются друг с другом, образуя материю.

Связываются…

Похоже было на то, что связи, удерживающие молекулы, из которых он состоял, распадались, как «молекулы» сайта «Вордвуд», который он заразил своим вирусом.

Не может быть.

Но ведь он правда мог смотреть сквозь свою руку. Правда…

Его другая рука отпустила дверную ручку. Или она просто прошла сквозь дверную ручку?

Это больше не имело значения.

Он погружался в липкую жидкость, она поглощала его, молекулу за молекулой; все нити, которые связывали их между собой, ослабли и больше не могли выполнять свою функцию.

Последнее, что он успел подумать: если бы у сайта была душа, то, должно быть, разрушаемая вирусом, она испытывала бы то же самое, что он сейчас…

Холли тоже целую неделю не удавалось зайти на сайт «Вордвуд», но ей как-то не приходило в голову, что это с сайтом что-то не в порядке. Она просто решила, что у нее опять проблемы с провайдером. «Киберкэа» работал отлично, когда она впервые начала пользоваться их услугами несколько лет назад. Но с того времени провайдер стал хитрее, особенно в последние пару месяцев. Она уже серьезно подумывала отключиться от него, несмотря на то, что это повлекло бы за собой много возни с перемещением веб-сайта ее магазина и переменой адреса почты.

Перечитав письмо Типа, она снова попыталась подключиться к «Вордвуду» и получила ту же надпись, какую получала всю неделю:

Она смотрела на бесполезный экран и думала: вот если бы ее партнеру Дику так же хорошо удавалось разрешать компьютерные проблемы, как содержать книжный магазин в чистоте! У нее же самой не получалось ни то ни другое. Холли привыкла думать, что справляется с уборкой и остальными своими обязанностями, но это было до того, как она обнаружила, что за печкой живет домовой. Настоящий домовой, как в сказке. Не просто какой-то маленький человечек, притворяющийся домовым.

Дик Боббинс был ростом не больше двух футов, с кудрявыми каштановыми волосами, большими черными глазами и широким лицом, изрезанным морщинками от улыбок. Она поселила его во второй спальне. Это именно он поддерживал в квартире корабельный порядок, это он вытирал пыль, регистрировал новые поступления, расставлял книги по полкам и вообще приносил больше пользы за один день, чем сама Холли за неделю. Иногда ему случалось выпить с ней за компанию чашечку чая, но, вообще-то, казалось, что он питается тем, что прочитывает в книгах.

Холли никогда до конца не понимала, как это возможно, но, логически рассуждая, пришла к выводу, что у магии свои собственные биоритмы.

Она и представить себе не могла, что бывают существа, подобные Дику, пока не наткнулась на него около года назад. Он был ее тайным сказочным дворецким — настолько тайным, что даже она сама долго не знала, что он живет у нее в доме. А когда узнала, то оказалось, что с домовыми в реальной жизни надо обращаться в точности так же, как в сказке: или дари им подарки — или они уйдут. Дик уже собрал чемоданы и хотел выскользнуть за дверь, но она вовремя предложила ему стать партнером в магазине. С тех пор она постоянно чувствовала себя виноватой, потому что Дик работал как проклятый, а она продолжала свою обычную вялую возню. Но было так трудно заставить Дика отдохнуть. Он, конечно, любил читать и поглощал книги в огромных количествах. Наверное, именно поэтому он и выбрал ее магазин. Но его представление об отдыхе было неразрывно связано с бесконечным подметанием, мытьем посуды, вытиранием пыли…

Будучи сказочным персонажем, Дик тем не менее совершенно определенно страдал обсессивно-компульсивным синдромом.

Холли однажды подсунула ему книжку на эту тему, но, прочитав ее, он только сказал: «Да, хозяйка, это обо мне» — и продолжал в том же духе.

Тогда она решила, что для начала неплохо будет хотя бы отучить его от привычки сразу уходить оттуда, где его поблагодарили. Надо просто все время играть на этой его страсти все мыть и чистить. Нет, правда. Ей теперь даже думать не хотелось о том, чтобы одной вести магазин.

— Ты тоже, Сниппет, как и Кристи, считаешь, что я бессовестно использую Дика? — оглянулась она на своего рассел-терьера.

Сниппет приоткрыла один глаз и дрыгнула задней лапой. Ее не нужно было долго упрашивать, достаточно лишь легкого намека — и вот она уже на коленях у Холли. Когда Холли снова занялась компьютером, Сниппет тяжело вздохнула.

— Ах, я же забыла с тобой погулять! — воскликнула Холли. — Сейчас. Дай только отвечу на письмо Типа.

Что же могло произойти с «Вордвудом»?

«Да все что угодно», — подумала она. С самого начала, когда она, Тип, Сара, Бенджамин и Клодетт создали этот сайт, он был одной сплошной аномалией.

Все они учились в Университете Батлера, а окончив, разошлись в разные стороны. И все-таки они поддерживали связь друг с другом — это несложно, когда есть имейл, — и встречались, когда могли. Могли обычно не чаще одного-двух раз в год. У них всех были родственники в Ньюфорде.

Как раз на одной из таких ежегодных встреч, она уже не помнила, сколько лет назад, им пришла идея сделать совместный сайт, литературный. Они осуществили эту идею, и сайт начал быстро вбирать в себя всякого рода тексты, потому что они так и не смогли договориться между собой, что относить к литературе, а что — нет.

Изначальная концепция состояла в том, чтобы собрать столько библиографических ссылок, биографических справок и научно-популярных текстов, сколько смогут, разделить общее пространство на отдельные серверы, при этом держа связь с другими сайтами, такими как «Проект Гутенберга» и «Первые Главы», чтобы предохранить себя от информации, которая где-то в Интернете уже существует.

Они сразу же получили мощную поддержку со стороны корреспондентов-энтузиастов со всего земного шара. Те вносили предложения, указывали на ошибки, высылали по почте новые материалы. «Вордвуд» быстро превратился из мешанины из текстов на пяти серверах во что-то качественно иное. Во что-то непредсказуемое и до конца непонятное им самим.

Сайт зажил своей собственной жизнью.

Это произошло не сразу, — по крайней мере, они не восприняли это как нечто внезапное.

Началось с того, что они стали обнаруживать на каком-нибудь из серверов тексты, которые никто из них там не размещал. Это было просто невозможно, потому что, как и большинство веб-сайтов, их сайт имел пароль, доступом обладали только владельцы. Они воспринимали это как аномалию, как нечто, над чем наиболее компьютерно грамотные из них задумывались на досуге, но пока ничто не вызывало особых опасений.

— В Сети иногда случаются очень странные вещи, — говорила Сара, компьютерный гуру основателей сайта. — В киберпространстве полно всяких духов вуду. Призраки, привидения так и шныряют.

«Шальные» тексты не доставляли серьезных неприятностей, пока не стали появляться материалы, защищенные авторскими правами. Вовсе не желая быть привлеченными к ответственности, питая здоровое уважение к авторским правам, наконец, будучи писателями и тем зарабатывая себе на хлеб, двое из основателей «Вордвуда» изымали подобные материалы сразу же, как только обнаруживали их. Но тщетно. Тексты появлялись снова.

А потом сайты хранения просто исчезли с их серверов.

Вы все еще могли получить доступ к материалу, настроив свой браузер, но сам сайт «Вордвуд» теперь существовал в некоем невообразимом межкомпьютерном пространстве.

«Именно там и творится все волшебство, — объяснил ей Кристи. — Не здесь или там, а где-то между „там“ и „здесь“».

От слова «волшебство» Холли становилось неуютно, хотя, пожалуй, трудно было подобрать другое, чтобы описать то, что происходило с «Вордвудом». Теперь можно было напрямую общаться через сайт в любое время дня и ночи. Еще сайт частенько приносил эхо чьих-то голосов, передавал манеру разговаривать, присущую кому-нибудь, кого пользователь знал. В случае Холли это была ее бабушка, умершая пять лет назад.

«Вордвуд» развивался огромными скачками, библиография и тексты появлялись с невообразимой скоростью. Материалы с авторскими правами были снабжены какой-то сложной системой защиты, так что, пока ты был онлайн, ты не мог увидеть их целиком и, разумеется, не мог убить их.

Стоило попытаться это сделать — и «Вордвуд» тебя вырубал. На экране появлялось объяснение:

За первую такую попытку вы могли поплатиться недельным отлучением от доступа. Повторная попытка стереть материал, защищенный авторскими правами, отлучала вас от сайта насовсем. И с этим уже ничего нельзя было поделать. Попытки подключиться, используя другое имя или с чужого компьютера, используя чужое ID и протоколы, не давали результатов.

Сара не могла этого объяснить.

Кроме того, это был уже даже не текстовый сайт в чистом виде. Начальная страничка имела фон, который напоминал видеосъемку. Какой-то невообразимый лес, населенный всеми теми существами, которые, по идее, и должны обитать в лесу, — белками, мышами, птицами и насекомыми, но там попадались и гораздо более странные существа. Иногда можно было заметить неких гибридов, например сову с человеческим лицом, или бурундука с крошечными человеческими ручками и пальчиками, или женщину с крыльями мотылька… Еще там были люди ростом шесть-семь дюймов, они очень странно смотрелись рядом с малиновками или белками.

Породы деревьев, из которых состоял лес, никто не мог распознать. Это, видимо, объяснялось очень просто: их создали на компьютере, а потом сделали анимацию. Правда, Сара сказала, что все эти детали слишком сложны для анимации даже при современной компьютерной графике, и еще отметила, что в видеозаставке не заметила ни одного «узелка». Заставка сайта «Вордвуд» — это было видео в реальном времени, «прямой эфир». Но что за лес снимали и где он находился — никто сказать не мог.

А теперь все это пропало.

Холли отвернулась от экрана компьютера и посмотрела на улицу сквозь витрину магазина. Следовало бы разобрать сегодняшние поступления, пока Дик не сделал это за нее, но у Холли не было сил. Суббота — всегда сумасшедший день в магазине, и сегодняшняя суббота не была исключением. Дик оказывал ей неоценимую помощь за кулисами, но общаться с посетителями все же предоставлял ей. Сегодня она несколько раз была близка к отчаянию — в магазин набилось столько народу, и все пристают с вопросами, все норовят, чтобы их обслужили без очереди, потому что они опаздывают на автобус, всем нужно, чтобы она немедленно просмотрела их список и, если у нее не окажется какой-нибудь книги из него, порекомендовала бы, где ее можно приобрести.

Многие посетители никак не хотели понять, что ее книжный «секонд-хенд» располагал только теми книгами, которые сдали другие люди. Она не могла взять и заказать для них книги у «Инграм». То есть могла, конечно, но это была бы новая книга, а они ожидали купить ее по цене старой, а такое не проходит. Во всяком случае, в ее магазине.

Чаще всего людям нужны были книги, которые давно уже не переиздавались.

— Как это — не переиздают? Я так люблю эту книгу!

Вариации на эту тему ей приходилось слышать по крайней мере раз в неделю, если не чаще, и она всегда сочувствовала клиентам. Бывают случаи, когда недостаточный тираж какой-нибудь книги воспринимается как личное оскорбление. И все же тут она ничего не могла поделать, кроме как растолковать покупателю превратности книжного рынка и попробовать поискать книжку, если покупатель настаивал. И то и другое требовало времени.

Дик не помогал ей и с теми, кто заказывал книги, не заходя в магазин, хотя с удовольствием упаковывал пачки, которые Холли предстояло отнести на почту. И все-таки Холли частенько приходилось сидеть вечерами, вот как сегодня, отвечая на письма, потому что днем она была слишком занята покупателями.

Но она уже почти закончила. Она похлопала себя по колену, Сниппет тут же поднялась со своего места в витрине и прыгнула к ней.

— Послушай, — сказала Холли, почесав собачку за ухом, — сейчас только отправлю эти письма, и пойдем гулять.

Окно браузера, сообщающее, что сайт «Вордвуд» недоступен, было все еще открыто, когда она повернулась к компьютеру спиной.

«Может быть, всему виной эльфы?» — подумала Холли. Именно из-за них Дик теперь близко не подходит к компьютеру. Он боится, что они выпрыгнут с экрана и опять нахулиганят и набезобразничают, как в прошлый раз.

Если бы Холли не видела их своими глазами, она бы, может, и не поверила, что они существуют. Но в том-то и дело, что она видела. И они ее видели. Хотя что уж так удивляться? У нее, в конце концов, партнер по бизнесу — домовой. И к тому же эта всегдашняя таинственность «Вордвуда»…

«Отошли почту, — сказала она себе, — пойди прогуляйся и — в постель».

Она потянулась к мышке, чтобы вернуть на экран свою почтовую программу, и остановилась. В самой середине экрана появилась черная точка. И стала расширяться, как глаз приближающейся кинокамеры. Сниппет у нее на коленях встревоженно подняла голову, потом перебазировалась на подоконник. Холли охватило какое-то странное жуткое чувство.

Она отнесла Сниппет на ее место в витрину и поискала взглядом Дика, но не открыто, а боковым зрением. Дик иногда умел сидеть так тихо, что, неподвижный, оставался совершенно незаметным для окружающих. Даже Холли иногда попадалась на эту удочку, хоть и знала его не первый год. Правда, она научилась ловить его боковым зрением и уже не упускать из виду. Посторонние часто вообще не замечали его присутствия.

На сей раз она обнаружила его около одного из книжных стеллажей. Дик устроился в кресле и, разумеется, читал.

— Дик, иди-ка сюда, — позвала она. — Вот посмотри.

Он отложил книгу и подошел к ее столу, как всегда всем своим видом показывая, как ему неприятно находиться так близко от компьютера. Холли сняла очки и протерла стекла полой своей рубашки. Она подвинулась, давая место Дику у монитора, снова надела очки и заглянула через плечо своего помощника. Точка на дисплее все росла.

Казалось, это зрелище загипнотизировало Дика. Он потянулся рукой к экрану.

— Как ты думаешь, что это такое? — спросила Холли. — Должна тебе сказать, у меня мурашки по спине бегают и не пойму почему.

Ее голос заставил Дика вздрогнуть. Он отдернул руку, как будто только что собирался сунуть ее в горячую духовку.

— Что с тобой, Дик?

Он встревоженно посмотрел на нее, и от этого взгляда ей сделалось еще жутче.

— Очень плохо, госпожа Холли, — сказал он.

Потом он бросился на пол и завозился в проводах, подключенных к сетевому фильтру под столом. Сниппет заворчала у них за спиной.

— Который из проводов? — бормотал Дик.

— Что — который из проводов?

Холли взглянула на монитор и увидела, что черная точка теперь занимает почти две трети экрана. Проследив за ее взглядом, Дик вдруг схватил всю панель и резко рванул. Компьютер вырубился. Монитор, теперь совершенно слепой, балансировал на краю стола, а сетевой фильтр с воткнутой в него вилкой все еще был в руке Дика. Холли хотела подхватить монитор, но было поздно: он свалился на пол и пластмассовый его корпус тут же раскололся от удара.

Сниппет вскочила со своего места и закружила около разбитого монитора с лаем.

Дик поднялся с пола, все еще сжимая в руке панель. Глаза его расширились, рот был полуоткрыт. Он повернулся к Холли с таким горестным видом, что ей захотелось подбодрить его, обнять и приласкать. Но хотя Дик и был такой маленький, она знала, что не след утешать его, как ребенка. Он старше ее. Гораздо старше. На сколько, она даже не задумывалась. И все же было в нем нечто ребячески наивное, особенно в такие вот моменты…

— Я… я не хотел…

— Да все в порядке, — сказала она ему.

Монитор был сломан, он упал со стола, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Дик был безутешен.

— А что это было? — спросила она. — Почему тебе нужно было так быстро отключить питание?

Дик уронил панель на пол.

— Оттуда… оттуда что-то хотело выйти, — объяснил он.

— Что это за «что-то»?

Поскольку однажды они испытали нашествие эльфов, вырвавшихся из ее компьютера, Холли не собиралась доказывать Дику невозможность подобных вещей.

— Я точно не знаю, — ответил Дик. — Что-то… не то чтобы очень уж плохое. Но дикое — это точно. И… голодное.

— Как эльфы?

Он покачал головой:

— Что бы это ни было, это гораздо больше и сильнее эльфов. И оно околдовало меня, как удав птичку, госпожа Холли. Если бы вы не заговорили громко и не разрушили чары… не знаю, что случилось бы. Во всяком случае, ничего хорошего. Это точно.

— Но теперь оно ушло?

— Надеюсь, что да. Я его больше не чувствую. А вы?

Холли помотала головой:

— Но я и тогда ничего не чувствовала. Просто мне стало слегка не по себе. Сниппет, ко мне! — подозвала она собаку, которая все еще ворчала на монитор.

— Я думаю, может, некоторое время не стоит пользоваться компьютером, — сказал Дик.

Холли кивнула, решив не упоминать о том, что без монитора она все равно не сможет этого сделать. Дик и так только-только оправился от чувства вины.

Сниппет стояла и выжидающе смотрела на хозяйку. Холли похлопала себя по коленям, и собачка вспрыгнула к ней.

— Это что-то, о котором ты говорил… — обратилась Холли к Дику, почесывая Сниппет за ухом, — оно свободно перемещается по Сети, ведь так? Как эльфы?

— Но если оно выходит наружу…

— …то это грозит гораздо более серьезными неприятностями, чем нашествие эльфов. Понятно. Итак, будем держаться подальше от Сети. А как насчет телефонной сети? Как ты думаешь, позвонить по телефону — это безопасно?

— Можно попробовать.

Холли потянулась к телефону. Она нервничала, снимая трубку, и понимала, как это глупо, но ничего не могла с собой поделать. Она некоторое время подержала трубку снятой, и они оба с Диком услышали длинный гудок.

— Ну как тебе? — спросила она.

— Я ничего такого не чувствую, то есть того, что ощущал, когда компьютер был включен.

— Ну и хорошо, — сказала Холли и начала набирать номер. — Пора позвонить колдуну — хоть кому-нибудь, кто умеет изгонять нечистую силу.

Я действительно был тогда поглощен своей новой книгой — о тайнах Всемирной сети: все — от духов и призраков до новейших городских легенд, которыми оброс компьютер. И притом духи сообщаются друг с другом через Интернет и электронную почту.

Джилли сказала, что я мог бы назвать книгу «Призраки в проводах», но это название, как мне показалось, не полностью соответствует поставленным целям. Я как-то не вижу духов, циркулирующих по «железу» микросхем. По их части, скорее, программное обеспечение, кабели, телефонные линии; они склонны селиться в пространстве между компьютерами. Писатели-фантасты называют эти территории киберпространством, но я думаю о них как о некой разновидности вуду. Невидимые существа, нашедшие себе более современное пристанище.

Это не какие-то неизвестные ранее призраки, — по крайней мере, мне так кажется. Это все те же волшебные существа из лесов, полей и вод, которые сначала просто эмигрировали из более привычной им деревенской среды в городскую, а вот теперь начали осваивать технологии будущего. Возможно, они последуют за нами и в космос.

Не все, разумеется. Только наиболее склонные к авантюрам, самые сильные и выносливые — те, кто обладает теми самыми чертами, которые столь необходимы людям-исследователям, покидающим безопасные Освоенные Территории, чтобы осваивать Неосвоенные.

Я начал делать записи об этих явлениях после того, как узнал об аномалиях вокруг сайта «Вордвуд» и о причастности Саскии ко всему этому. История Холли с эльфами еще больше убедила меня в том, что я на пути к чему-то новому и очень интересному.

Забавно. Годами мои самые продвинутые в смысле компьютеров друзья рассказывали мне странные истории об Интернете и новых технологиях, и только в последние несколько месяцев я обратил на это внимание. Мне даже кажется, что я слишком поздно вступил в игру, потому что Интернет уже оброс значительным количеством легенд, и они распространяются быстро, как компьютерные вирусы. Людей веками интересовали феи и привидения, но и на мою долю осталось о чем написать. Так что лучше поздно, чем никогда.

Я всегда так любил легенды — как новейшие, так и древние, — что удивляюсь, почему раньше не почувствовал этих перемен в фольклоре и мифологии. Меня даже в детстве тянуло ко всякому такому. Сбор данных, каталогизация, истории, лежащие на грани правдоподобия, — все это очень долго служило мне единственной защитой от… детства, которое иначе было бы для меня очень несчастливой и болезненной порой.

Думаю, у меня просто какое-то луддитское отвращение к технике. Когда я начинаю все-таки пользоваться каким-нибудь техническим новшеством, для всех остальных это уже давно вчерашний день. Или, по крайней мере, все они уже поднаторели в этом. К тому времени, как я приобрел факс, все остальные уже пользовались электронной почтой. У моих друзей-технарей давно уже сотовые телефоны и переносные компьютеры, такие как «Палмс» или «иПАК». Я же все еще предпочитаю звонить по таксофону, если я не дома, и писать в блокноте, который всегда и везде со мной.

Но теперь от моих прежних увлечений, от более традиционной заинтересованности всем необычным, любопытным, просто странным я перешел к технике и паранормальному в ней, и это полностью захватило меня. Лишь об этом мне хочется думать и писать. И разумеется, именно сейчас, когда на моем пути забрезжила цель, прибыли гранки от Алана и записка, в которой говорится, что они были нужны ему еще вчера.

Возможно, самое ужасное в писательском ремесле — это вычитывать гранки. Это печатный текст, который посылает тебе издатель для окончательной правки и который, по идее, уже должен содержать в себе все поправки и изменения, внесенные на всех этапах допечатной подготовки. По крайней мере, для меня это худшее из всего, что может быть. Все остальное мне нравится — от отслеживания источников и собственно написания и редактирования до сидения в книжном магазине и бесед с читателями. Но гранки…

К этому этапу работы я чувствую, что уже слишком много раз видел эти слова, и мне хочется что-нибудь изменить в тексте просто ради того, чтобы смотреть на что-нибудь другое. Разумеется, этого нельзя. И вот сидишь, деревенея от скуки, с онемевшими мозгами, и стараешься не слишком придираться.

Тут я, правда, не очень преуспел. Чем и объясняется принятый у нас с Саскией код: «схожу в кафе часика на полтора», что в действительности значит «меня не будет весь вечер, надеюсь, к моему возвращению ты покончишь с этой тягомотиной».

Хотел бы я покончить! Я не люблю вычитывать гранки, это правда, но я добросовестно делаю эту работу. Так что когда она возвращается, то есть около полуночи, оказывается, что я успел считать всего каких-то пару глав.

— Ну, как продвигается? — спрашивает она, появляясь в дверях моего кабинета.

— Ползком, — отвечаю я.

— Что, так плохо?

— Да нет, просто это ужасно тоскливо. Да ты сама знаешь, что это такое.

Она кивает. Она тоже проходила через это со своими сборниками стихов и статей.

— Но на сегодня я закончил, — объявляю я.

Я выравниваю стопку корректуры, сделанной за нынешний день. Должно быть, именно поэтому Джилли подарила мне футболку с надписью: «Заднепроходное — пишется через дефис?» Я ее не ношу. Я держу ее в шкафу сложенной, вместе с другими «шуточными» футболками, подаренными разными людьми. Возможно, я никогда их не надену. Да, я понимаю, это смешно. Я всегда был зациклен на аккуратности. Вокруг меня могут лежать кучи книг, ожидая своей очереди, чтобы быть либо прочитанными, либо поставленными на полки, но все они будут непременно сложены аккуратными стопками, а часто и рассортированы — по темам или в алфавитном порядке.

Саския усаживается в одно из кресел у книжного стеллажа и кладет ноги на оттоманку. Я выключаю лампу на письменном столе и сажусь с ней рядом в другое кресло, а ноги тоже кладу на оттоманку.

— Как прошел вечер? — спрашиваю я и трусь ногой о ее ногу.

— Интересно. Встретила твою тень в кафешке.

— Правда? Странное место для нее. Хотя если речь заходит о моей тени, то странное — в порядке вещей. Никогда не знаешь, что у нее на уме, что она скажет в следующий момент и где ты на нее наткнешься. Даже когда она говорит прямо, у меня в голове непременно потом остается что-то вроде облака. Отчасти потому я и зову ее Тайной.

— Я знаю, — отвечает Саския. — Даже неприятно думать, что она ходит по таким прозаическим местам, как эта кафешка, верно? Хотя она, конечно, прекрасно вписалась.

Не могу удержаться от улыбки.

— Она куда угодно впишется. Мне лично кажется, что это окружающая среда подстраивается под нее, а не наоборот.

— Вот бы и мне так уметь, — говорит Саския. — Но со мной, кажется, все по-другому.

Я бросаю на нее озадаченный взгляд.

Она вздыхает:

— Мы с твоей тенью говорили о том, откуда мы взялись, и этот разговор напомнил мне о том первом утре, когда я проснулась в этом мире, и о том, как трудно мне было привыкать к нему.

Я киваю. Да, мы говорили с ней об этом.

— И я снова задумалась о том, кто я такая и откуда взялась… Я даже не настоящая.

— Не важно, откуда ты взялась, — говорю я. — Теперь ты настоящая.

— Разве? Разве быть настоящим не значит в том числе и знать, откуда ты взялся? Я как приемный ребенок. Как бы ты ни был счастлив, но если ты не знаешь, кто твои настоящие родители, если ты вообще ничего не знаешь о своем происхождении, значит, ты живешь с большой черной дырой в сознании. И никакие радости не заставят ее затянуться.

— Но ты знаешь свое происхождение. Ты говорила, что родилась в Вордвуде.

Она кивает:

— А насколько это реально, насколько это по-настоящему? Может ли человек родиться на веб-сайте?

— Не знаю, не знаю. Но ты сейчас здесь. — Я дотрагиваюсь до ее руки. — Ты — настоящая.

— Твоя тень считает, что со всеми вопросами мне нужно обратиться к началу начал, — говорит она.

— Ты хочешь сказать, в Вордвуд?

— Куда же еще?

— Да, конечно. Похоже, он способен дать ответ на любой вопрос, какой ни задай. — Я убираю ноги с пуфика. Выпрямившись, я смотрю на свой компьютер на столе. — Надо бы проверить, стал ли сайт снова доступен.

— Что ты имеешь в виду?

— Он недоступен уже целую неделю.

Саския устало встряхивает головой:

— А я даже и не знала. Хороша же моя так называемая тесная связь с ним!

— Ты сказала, что он отделил тебя от себя.

— Или я сама отделилась. Но зайти на сайт — это не совсем то, о чем я думала. Твоя тень говорит, что она могла бы взять меня в Другой Мир. Что можно по-настоящему войти в Вордвуд.

— Погоди-ка! А что, Вордвуд существует и в Другом Мире?

— Кажется, она думает, что да.

— В качестве чего? Места? Человека?

Саския пожимает плечами:

— Кто знает? Может быть, в качестве комбинации того и другого.

— Как-то жутковато становится.

— А то, что я родилась на компьютерном сайте, — не жутковато?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Представь себе этакий человекообразный конструкт под названием Вордвуд — продукт программы и языка HTML. Как он может существовать в этом самом Другом Мире?

Саския долго и внимательно смотрит на меня, прежде чем ответить:

— Может, он и не существует, по крайней мере большую часть времени. Но если у него есть душа, то тогда самое вероятное место, где его можно обнаружить, — Мир Духов.

— Да, но…

— Это такое волшебство, — говорит Саския. — То самое волшебство, которое позволяет мне сейчас во плоти разгуливать по реальному миру.

— Наверное…

По правде говоря, я никогда не был на сто процентов уверен в том, что происхождение Саскии так экзотично, как она сама думает. Я знаю, что она в это верит. И случаются дни, когда в это верю и я. Все, что мне надо, чтобы поверить, — это вспомнить, как я с ней познакомился. Она была похожа на ходячую энциклопедию — могла цитировать километрами, что называется, с любого места и при этом, казалось, не имела никакого собственного опыта и не знала, как обращаться, например, с горячим шоколадом.

Но при всей моей открытости, при всем приятии мысли о том, что на свете есть много такого, чего нельзя увидеть, — во всяком случае такого, чего мы не ожидаем увидеть, — в сознании моем сидит не только простодушный верующий, но и циник. И он настаивает на том, что привидений и духов не бывает. Что есть только то, что мы видим перед собой. «Есть и еще что-то? — спрашивает он. — Тогда докажи. Покажи мне это».

И когда я слышу голос этого циника, я не могу представить себе, что веб-сайт породил живое, дышащее существо. Бывают моменты, когда и сама Саския настроена не менее скептически, чем этот циник у меня в голове. Но сегодня, видимо, не тот день.

— Ладно, — говорю я, помолчав некоторое время. — Но давай сначала проверим, открыт ли обычный путь.

Я встаю, пересекаю комнату, подхожу к своему столу и включаю компьютер. Машина уже загружается, когда ко мне присоединяется Саския. Она встает за моей спиной, положив руки мне на плечи. Я кликаю нужную иконку, модем набирает номер, и вскоре мы слышим знакомое кваканье, а затем визг — компьютер пытается соединиться с провайдером.

Я открываю «Эксплорер», вхожу на страничку «Вордвуда», и надпись, к которой я уже привык за неделю, вновь появляется в окошечке моего браузера. Я собираюсь прервать соединение.

— Что это? — вдруг спрашивает Саския.

Она опирается на мое плечо и тычет указательным пальцем в черную точку, появившуюся в самом центре окошечка. У меня сразу возникает нехорошее предчувствие, но я не успеваю остановить ее.

Вы когда-нибудь видели, как загорается запал шутихи? Вот так же, разве что без детонатора. Как будто электрический разряд. Меня сметает со стула, отшвыривает к стене, да так, что едва дух не вышибает. Но оттуда, где я лежу, мне видно все, что происходит с Саскией.

Горячее белое пламя бежит по ее указательному пальцу, по руке, по предплечью, по плечу, пробегает по всему ее телу. Как бикфордов шнур. Но вместо того чтобы оставить от Саскии кучку пепла, эта искра оставляет после себя ее размытую версию, как будто ее тело утратило плотность, и мне видны все молекулы, из которых она состоит. Разница между тем, что я вижу, и настоящей Саскией — как между картиной и фотографией этой картины в газете, где она состоит из тысяч маленьких точек.

Я пытаюсь подняться на ноги, но руки онемели, и ноги не держат, они как желе.

Саския бросает на меня взгляд — затравленный, отчаянный. А потом компьютер просто разбивается. Только что монитор и клавиатура были на столе, а процессор — на полу, рядом, и вот все это — груда разбитой пластмассы, микросхем, проводов.

Саския тянется ко мне. Но это больше не Саския. Это ее образ, состоящий из мерцающих крошечных мазков светотени.

Я зову ее по имени, снова пытаюсь встать на ноги. Я слышу характерный визг, как будто в груде обломков, в которые превратился мой компьютер, модем все еще добросовестно набирает номер, чтобы подсоединиться к провайдеру. Потом Саския исчезает, и в комнате становится так тихо, что от этой тишины больно.

Мне удается доползти до того места, где она стояла. Я тупо ощупываю пол, как будто надеюсь обнаружить ее под ковром, как шпильку или скрепку. Но ничего нет. Она пропала. Ее снова поглотил Интернет, в недрах которого, как я наполовину верил, она и родилась. Ее поглотил Вордвуд, и я понятия не имею, как вернуть ее.

Ее исчезновение обрушилось на меня как цунами, оно чуть не разорвало меня на части, и все, что мне теперь остается, — это прижиматься лбом к ковру, к тому месту, где она стояла минуту назад.

Я притворяюсь, что сплю, когда начинает звонить телефон. Наверное, это звучит странно — не то, что звонит телефон, а то, что я притворяюсь, что сплю. Дело в том, что я не нуждаюсь в сне, как, впрочем, и в еде, но тем не менее сплю и ем. Это первое, чему научила меня Мамбо, когда я оказалась в Пограничных Мирах.

— Это поможет тебе чувствовать себя нормальной, — сказала она мне. — А нормальной себя чувствуешь, когда ведешь себя как нормальная, тогда и остальные будут так тебя воспринимать.

Тогда я не думала, что это так уж важно, но позже поняла, что когда тебя держат за придурка, это быстро утомляет. Так что я научилась есть и пить. Мне не нужно восполнять энергетические запасы, но мне нравится раздражать свои вкусовые рецепторы. Сэндвич с томатом и базиликом. Горячая мексиканская сальса. Окрошка. Крепкий черный кофе. Бокал красного вина.

Сплю я реже.

Когда я делаю это, я думаю, что действительно сплю, потому что иногда, закрыв глаза, и правда отключаюсь. Время утекает для меня в ту же самую черную дыру, что и для нормальных людей, которые вынуждены спать. А иногда, пребывая в этой черной дыре, я даже вижу сны.

И тут звонит телефон. С тяжелой головой выныриваю из переплетения образов и ощущений. Пока я ищу, куда положила телефон, у меня в голове все еще блуждают остатки сновидений. Обезьянки за чаем, Элвис периода Лас-Вегаса, летающие свитеры, вывернутые наизнанку, — нет, сама я не летаю, хотя мне очень хотелось бы уметь летать. Признаться, мне пригодилось бы даже уметь превращаться в птичку.

Обезьянки, фальшивя, жужжат песню «Битлз» «Земляничные поля», а Элвис, не обращая на них никакого внимания, сосредоточенно макает румяную булочку в чай. Я припоминаю, что меня заинтересовала жирная пленка на поверхности его чая, я все пыталась сообразить, откуда она взялась. И вот Элвис вынимает булочку из чашки — и вдруг раздается звук, как будто разгружается грузовик.

Но это всего лишь телефон.

Я наконец нахожу его на своем лугу — он лежит на ручке кресла, куда я бросила свою одежду, перед тем как лечь спать. Вылезаю из постели и босиком шаркаю по траве к креслу, прикидывая, кто это может звонить. Мне редко звонят по мобильному, очень немного людей знает этот номер. Макси. Том Стоун, единственный мой любовник, с которым мне удалось сохранить дружеские отношения. Мамбо никогда не звонит. А теперь этот номер знает еще Саския.

Беру телефон и, нажав кнопку, подношу к уху. Мне требуется не больше секунды, чтобы узнать этот странный шум. Как будто ветер качает верхушки деревьев в лесу — жесткий, шершавый, царапающий, с пощелкиваниями и потрескиваниями звук.

— Алло! — говорю я.

Ответ так невнятен, что я почти ничего не могу разобрать.

— Алло! — пробую я еще раз. — Кто это?

Звук похож на сигналы радиостанции, на которую плохо настроились. Треск. Неразборчиво.

— Пожалуйста…

Я плотнее прижимаю телефон к уху, но голос от этого не становится громче.

— Впусти… меня…

Я знаю достаточно, чтобы понимать: не только вампирам бывает нужно разрешение, чтобы проникнуть в тайное место. И еще кое-что я знаю и тем не менее произношу «да».

Некоторое помрачение рассудка. Все кажется каким-то неправильным. Я вспоминаю наш с Кристи разговор о странных мотивациях, свойственных сказочным персонажам. Если, конечно, вообще можно говорить о какой-то мотивации.

— Почему они так поступают? — спросила я тогда. — Зачем, спрашивается, третий, младший сын отправляется в поход, который, как ему известно, приведет его к гибели? Зачем сыну фермера жениться на принцессе? Что у них может быть общего?

— А кто сказал, что у них есть выбор? — ответил он мне тогда.

Вот так и я себя чувствую сейчас, произнося «да». Как будто у меня нет выбора. Как будто в телефонной трубке — нечто волшебное и я просто обязана впустить его в свое сознание.

У меня есть время все это обдумать, и при этом меня не покидает подспудное чувство чего-то неправильного. Это как дорожно-транспортное происшествие — все происходящее вокруг и ускоряется и замедляется одновременно. Замедляется, потому что ты вдруг явственно видишь все мелкие подробности. У тебя почему-то хватает времени, чтобы восстановить разговор, оглядеть луг, служащий полом твоей гостиной, и поля вдали. И в то же время все это происходит так быстро, что ты даже не успеваешь перестать делать все это.

Нет времени выронить телефон. Невозможно взять свое единственное слово назад.

Что-то вроде электрического разряда вырывается из трубки и обжигает мне ухо. У меня волосы встают дыбом, причем все — от тех, что на голове, до коротких волосков на руках. Голова наполняется радиогулом, который достигает интенсивности урагана. Ураган белого шума.

А потом все уносится, включая меня.

Дик был очень подавлен.

Холли пыталась его подбодрить. Она взяла его с собой, когда повела Сниппет прогуляться и сделать свои дела, и даже оказала ему честь — позволила убрать сделанное на пустыре в конце квартала «дело» в пластиковый пакетик. Вернувшись, она разрешила ему убрать все следы разрушений. Но, похоже, даже уборка не помогла. Тогда она приготовила ему чашку чая, плеснув туда виски ровно столько, сколько он любил. Но и это не возымело действия.

Он был убежден, что все произошло по его вине, а почему — объяснить не мог.

— Наоборот, ты спас положение, — сказала Холли, наверное, уже в десятый раз. — Если бы не ты, — продолжала она, — эта штука, что бы это ни было, вырвалась бы из монитора и проглотила нас обоих.

Она не была уверена, что все так и было бы. Она знала, что волшебные существа способны выходить из Интернета в реальный мир, она ведь сама была свидетельницей нашествия банды эльфов-вандалов около года назад. Так что если сегодня должен был выпрыгнуть кто-то темный и страшный, тогда, получается, Дик и правда спас положение. Но дело в том, что Дику темным и страшным казалось очень многое — от телевизионных шоу до некоторых покупателей. А уж если в магазин случалось залететь какой-нибудь птице, Холли ей от души сочувствовала.

— Но я сломал ваш монитор, госпожа Холли, — сказал Дик.

— Тем самым избавив нас от большой беды.

— Но он сломан, и, значит, теперь вы не можете работать на компьютере.

— Здрасте! Я все равно не могу работать на компьютере из-за всякой нечисти, которая только и ждет, когда я включу модем, чтобы наброситься на нас.

— И все-таки…

— Никаких «и все-таки»! Ты настоящий герой, и я хочу, чтобы ты чувствовал себя героем.

Дик только скорбно покачал головой, уставившись на жалкий остаток жидкости на донышке своей чашки. Холли вздохнула. Она посмотрела на телефон. Хоть бы зазвонил, что ли! Но телефон упрямо молчал.

Когда потребовалось поймать распоясавшихся эльфов, разбежавшихся по всей округе, и водворить их обратно в Интернет, Дик мог оказать содействие, но не он был ее главным помощником, а Мэран Келледи — из семейного дуэта, который уже несколько лет играет в городе, конечно, когда не отправляется в турне. Холли познакомилась с Мэран в ту самую неделю эльфских безобразий, и с тех пор они подружились.

Мэран была чудесная женщина, очень привлекательная и умная. Из тех женщин, на которых обращают внимание не только благодаря хорошей фигуре, темным мудрым глазам и водопаду каштановых волос с неожиданно зеленоватыми прожилками, но и благодаря их харизме. Дик воспринимал ее как некое божество и трепетал, когда ей случалось заходить в магазин, но Холли представляла ее себе совсем по-другому. Просто с Мэран было приятно общаться, легко разговаривать, она была нормальным во всех смыслах человеком, разве что знала несравненно больше других обо всем, что касалось магии и фольклора, и о том, как они приспособились к нашему технологичному веку.

Так что, когда монитор рухнул на пол, Холли позвонила именно Мэран, но там никто не отозвался. Ей пришлось оставить сообщение на автоответчике.

— Что нам делать? — спросил Дик, все еще не отрывая взгляда от донышка своей чашки, хотя Холли давно уже заметила, что та абсолютно пуста.

— Подлить тебе чаю? — спросила она. — Или, может, пойдешь ляжешь спать. Утро вечера мудренее.

— Утром монитор будет по-прежнему сломан.

— Да, я знаю. Я только хотела сказать, что утром все выглядит несколько иначе. Мы сможем позвать кого-нибудь и…

Холли осеклась, потому что кто-то постучал в стеклянную дверь за их спиной. Оглядываясь, она ожидала увидеть Мэран. Это было бы как раз в духе Мэран — прийти прямо в магазин, не перезванивая. Но там стоял какой-то незнакомец, освещенный висящей над входом лампочкой. Удивительно красивый незнакомец. Он совершенно соответствовал романтическим представлениям Холли о цыганах: темноглазый, с черной, цвета воронова крыла, гривой до плеч, отброшенной назад со лба, и с маленьким золотым кольцом в каждом ухе. Его свободная хлопчатобумажная белая рубашка усиливала впечатление цыганщины, несмотря на то что заправлена была в обычные джинсы.

Встретившись с Холли глазами, незнакомец щеголевато улыбнулся ей и сделал приветственный жест рукой. Холли почувствовала, что она просто тает. Вообще-то, она была не из тех, кого так легко сразить красивым лицом. Когда держишь магазин, перед тобой проходит по крайней мере один красивый мужчина в день, но в этом человеке было что-то такое, что ее сразу взволновало. Она поднесла руку к голове, вдруг осознав, что рыжие пряди выбились из рыхлого пучка на шее, в который она утром собрала волосы. Косметикой она не пользовалась, даже помадой. И зачем только после закрытия магазина она перелезла в старомодного покроя штаны и старую фланелевую рубашку!

Затем, подсказал здравый смысл, изо всех сил стараясь успокоить участившееся сердцебиение, что сегодня она посетителей не ждала. Время позднее. И как бы ни был красив этот мужчина, она с ним незнакома, а магазин давно закрылся. Он может оказаться кем угодно. Он может быть опасен, наконец.

Все это, и даже более того, Холли прекрасно понимала. И все же она положила очки на письменный стол, встала и направилась к двери.

— Да? — сказала она через стекло. — Чем могу быть полезна?

Она не расслышала ни слова из того, что он ответил, но и сама не была уверена, что он понял ее вопрос. Они оба скорее читали по губам, чем слушали друг друга. И когда она увидела, что его губы, пожалуй несколько полноватые для мужчины, но не толстые (а ресницы-то, ресницы над огромными глазами!), произносят имя Мэран, она радостно отбросила все подозрения и отперла дверь. Открыв ее ровно настолько, чтобы высунуть голову, она почувствовала сильный запах яблок и корицы. Боже мой, он даже пахнет вкусно!

— Что вы сказали? — переспросила она.

— Я присматриваю за квартирой Мэран, — сказал незнакомец, — пока они с Сирином в отъезде.

— И вы пришли сюда, потому что…

— Вы оставили сообщение на автоответчике. Мне показалось, что у вас расстроенный голос, вот я и пришел узнать, не могу ли чем-нибудь помочь.

Его голос был само совершенство — теплый, густой. Потом она поняла, что, собственно, он сказал. О боже! Значит, он слышал все, что она бормотала про эльфов и что-то страшное, что чуть не вылезло из ее компьютера?

— Вы как? Ничего? — спросил он.

«Вообще-то, я просто уничтожена», — подумала она. Но быстро кивнула.

— То есть уже все в порядке?

— Да… То есть нет. То есть… я хотела сказать… — Она перевела дух. — А откуда вы знаете Мэран?

— Мы с ней что-то вроде дальних родственников.

— Что-то вроде?

— Со стороны ее мужа.

— Значит, вы не настоящий родственник.

— Ну почему — настоящий. Я родственник тетушки Сирина, Джен. Но я действительно не связан кровным родством ни с кем из них. — И он опять улыбнулся ей своей лихой улыбкой. — Скорее, просто принадлежу к их стае.

Холли довольно долго разглядывала его. Если он был в доме у Мэран, значит, рассудила она, ему можно доверять. Воры и серийные убийцы не имеют привычки прослушивать автоответчики своих жертв, не так ли?

Она посторонилась и пропустила его в дверь.

— Почему бы вам не зайти? — предложила она. — По крайней мере, выпьете чашку чая, раз вы проделали такой долгий путь в столь поздний час.

— Спасибо, — поблагодарил он.

Он посмотрел на Сниппет, которая была настороже, но не проявила никаких признаков тревоги, когда незнакомец вошел в дом. Итак, проверку на рассел-терьера он прошел, это уже хорошо. В часы работы магазина Сниппет обычно вела себя как ангел — ни единого звука. Но как только магазин закрывался, она начинала ревниво охранять свою территорию от всякого, кто ей не нравился или кого она просто не узнавала.

— Привет, собака, — поздоровался незнакомец.

Холли с удивлением увидела, что Сниппет виляет хвостом. Еще больше она удивилась, когда взгляд незнакомца остановился на Дике.

— И вам добрый вечер, господин домовой.

Дик несколько нервозно кивнул в ответ.

— Вы его видите? — спросила Холли.

Незнакомец повернулся к ней, приподняв брови:

— А вы разве нет?

— Я-то, конечно, вижу… Просто большинство людей…

Она не договорила и, еще более смутившись, отошла запереть дверь.

— Мы пьем чай с виски, — сказала она, вернувшись.

— Это замечательно, — похвалил незнакомец. — Но, с вашего позволения, чай я не буду, а то потом всю ночь не засну.

Холли улыбнулась.

— Меня зовут Холли, — сказала она и протянула ему руку. — Хотя, полагаю, это вам уже известно из моего сообщения на автоответчике.

— Боррибл[4] Джонс, — сказал он в ответ.

Его рукопожатие оказалось крепким, рука — мозолистой. И то и другое отвлекло внимание Холли от того, что он сказал. Должно быть, она неверно расслышала.

— Простите? Мне очень жаль, но…

— Мне самому жаль, — широко улыбнулся он, — но что теперь поделаешь. Друзья зовут меня Боджо.

— Но…

— Да, понимаю, имечко то еще! Есть несколько теорий его происхождения. Одна из них — что мой отец был поэт, притом настолько не выносил детей, что дал мне имя, которое рифмуется с enfant terrible.[5] Другая — что он был слишком большим поклонником книг Майкла де Ларрабейти.

Холли непонимающе посмотрела на него.

— Вы не знаете? Это автор книг о борриблах. Борриблы — это вымышленные существа, некогда населявшие Лондон. Что-то вроде Питеров Пэнов.

Холли кивнула:

— Да, я слышала.

— Ну разумеется. У вас ведь книжный магазин.

— Выходит, вы не знаете, кто был ваш отец?

— Никогда не встречал этого человека, — ответил Боджо.

— Это очень печально. — У Холли были прекрасные отношения с отцом до тех пор, пока она не выкинула фортель несколько лет назад. — Мне очень жаль.

— Мне тоже. Хотел бы я когда-нибудь узнать, о чем он только думал тогда.

— А ваша мать?..

— Она редко о нем говорила.

Холли не знала, что сказать. Наконец она предложила:

— Позвольте, я налью вам виски.

Ей-то самой не помешал бы сейчас целый стакан.

Всем за столом места не хватило, так что они взяли свои стаканы и поднялись наверх, в квартиру Холли и Дика. Наверху, в жилых комнатах, было ничуть не меньше книг, чем внизу, в магазине, — на полках, в коробках, в стопках на полу. Разница состояла только в том, что эти не предназначались для продажи. Пока, по крайней мере.

Боджо расположился на диване в непринужденной позе, напомнив Холли кота: они очень быстро умеют устраиваться на новом месте. Дик примостился на другом конце дивана, держа чашку обеими руками. Казалось, он греется об нее, а между тем чаю в нее так и не налили. Холли приготовила еще чаю, потом принесла стул из столовой и села. Сниппет, которая хвостом ходила за Холли из комнаты в комнату, пока та готовила чай, устроилась под стулом Холли, свернувшись калачиком. Она не спускала глаз с Боджо.

— Итак, у вас проблемы с эльфами, — сказал Боджо.

Холли покачала головой:

— Были. А вы хорошо знаете эльфов?

— Ну, смотря в каком смысле. Они ведь что-то вроде домовых, правда? Но только скорее злые, чем шаловливые.

Дик понимающе кивнул.

— Все их веселье какое-то подловатое, — сказал он. — Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из них сделал что-нибудь хорошее.

— Иногда они могут быть очень дружелюбными, такими, например, как вы, домовые. По крайней мере там, откуда я родом.

Холли умела схватывать на лету: она поняла, что речь идет о неких волшебных существах. Ее, правда, несколько удивило, что Дик и незнакомец так хорошо понимают друг друга: как будто такие вещи общеизвестны.

— А откуда вы родом? — спросила она.

— Откуда? Отовсюду и ниоткуда. Мы всегда кочевали. А я и сейчас так живу. Мы, Келледи, всегда были путешественниками.

— Вы жестянщики, не так ли? — спросил Дик. — Как в Ирландии.

Боджо покачал головой:

— Да, но Келледи из более древнего племени, чем ирландцы.

— Но вы, кажется, сказали, что ваша фамилия — Джонс, — напомнила Холли.

— Так и есть. Келледи — это родовое имя, которое носят большинство из нас. Но моя мама была Джонс, когда нас усыновила тетя Джен, так что для нее я остаюсь Джонсом.

У Холли было полно вопросов к нему. Даже обычно застенчивый, Дик просто клокотал от любопытства. Но не успел ни один из них и рта раскрыть, как Боджо вдруг весь подобрался и выпрямился. Он отхлебнул виски из стакана, долго и внимательно посмотрел на собеседников и сказал:

— Расскажите мне об эльфах.

И Холли рассказала, а Дик дополнил то, что она упустила. Закончив об эльфах, они перешли к тому, что произошло сегодня вечером.

— Должно быть, мы просто испугались, — сказала Холли, когда они наконец добрались до конца истории. — Вы не представляете себе, какой бедлам эльфы устроили в тот вечер.

— О, еще как представляю! — возразил Боджо.

— Значит, вам приходилось видеть их?

Он покачал головой:

— Мне приходилось видеть только разрушения, которые они оставляют после себя. И конечно, я слышал рассказы.

То есть то, о чем болтают люди на работе, стоя в коридоре у автомата с холодной водой. О погоде, курсе на бирже, эльфах… Нет, конечно, ей трудно было даже представить себе Боджо ошивающимся около кулера и вообще состоящим на какой-нибудь службе. Хотя должен же он где-то работать. Все вынуждены как-то зарабатывать на жизнь.

— Думаю, вы мудро поступили, что проявили осторожность, — подытожил Боджо, и мысли Холли вернулись к недавним событиям. — Я почувствовал запах потустороннего, как только вошел в магазин, и не из-за вас, господин домовой.

— Это точно был дух, — сказал Дик. — И он был готов прямо выпрыгнуть с экрана. Матерый, темный и могучий.

— Могучий — да. Но мне, скорее, представляется некто молодой. Что-то новое. Что-то, чего свет до сих пор еще не видел.

— А это хорошо или плохо? — спросила Холли.

— Ни то ни другое. Большинство духов — они как погода — не плохие и не хорошие. Просто такие, какие есть. Они живут своей жизнью, совершенно не обращая на нас внимания. Это мы жалуемся, что у нас ветром сено разворошило или градом побило всходы.

«Итак, — подумала Холли, все еще мысленно подбирая ключик к гостю, — если он приводит такие фермерские сравнения, может, он деревенский?»

— Но они не все такие, — заметил Дик.

— Не все, — согласился Боджо. — Есть и такие, которым ужасно нравится вмешиваться в жизнь таких, как вы и я. И эти — самые неприятные из всех.

— Но что им надо? — спросила Холли.

Боджо пожал плечами:

— Кто знает! Иногда мы просто им мешаем, и тогда они обходятся с нами как с букашками — смахнут или прихлопнут. Иногда они голодны.

Холли все это начинало очень не нравиться.

— Они что, хотят съесть нас?

— Это, скорее, духовный вампиризм, — сказал Боджо. — Их интересует наша жизненная энергия. Некоторые духи ею питаются.

Еще не легче!

— Вы можете нам помочь? — спросила Холли. — Нельзя ли как-нибудь выдворить их из Интернета и запихнуть туда, откуда они явились?

Боджо отпил еще виски.

— Я почти ничего не понимаю в компьютерах, — сказал он. — Но я понимаю в духах. Первый вопрос, который мы должны себе задать, — явились ли они откуда-то или родились прямо в Интернете?

— Что вы имеете в виду? — спросила Холли.

Она взглянула на Дика и увидела на его лице отражение собственного смятения.

— Ну, насколько я понимаю, — продолжил Боджо, — Интернет сам по себе — нечто вроде государства. Это справедливое допущение?

— Ну, наверное…

— Тогда логично предположить, что в нем должны бытовать свои формы жизни и свои призраки.

— Но ведь мы говорим о чем-то, что существует только в виде кода в компьютерах провайдеров. Биты и байты. Ничего осязаемого.

— Однако же эльфы как-то пробрались туда! Кроме того, есть еще и эта история с Вордвудом и тем духом, который, как вы сказали, в нем поселился.

Холли задумчиво кивнула:

— Наверное, именно поэтому я чувствую, что должна что-то сделать. Это ведь мы с друзьями создали «Вордвуд». Благодаря нам он и обрел нечто вроде сознания, следовательно, мы отвечаем за то, что с ним произойдет дальше.

— Итак, вопрос следующий, — сказал Боджо, — Вордвуд одичал сам или подвергся воздействию со стороны?

— Как-то все это… нездорово.

Боджо кивнул:

— Я тоже весьма далек от понимания того, что происходит. Но мы должны сделать все, что можем. Наверняка есть люди, которые могут помочь нам. Надо только найти их.

— Я, конечно, поговорю с Сарой и с другими, с теми, с кем мы начинали «Вордвуд». — Холли подумала секунду, потом добавила: — Я очень рада, что вы пришли. Возможно, мои друзья прекрасно разбираются в компьютерах, но когда дело доходит до всего остального, тут они — пас. Это слишком сложное дело, чтобы мы могли разобраться сами, да еще когда Мэран нет в городе… Так я вам очень благодарна. Честное слово.

— Я просто не мог стоять в стороне, предоставив подруге моей двоюродной сестры одной разбираться со всем этим. — Он поднял стакан и спросил: — У вас нет больше этого замечательного виски?

Холли принесла бутылку, налила ему, а заодно плеснула еще виски в свою чашку и в чашку Дика.

— Мне стало как-то легче, — сказала Холли. — Как будто у нас и правда есть шанс справиться с этим.

Боджо улыбнулся:

— Мы можем, по крайней мере, попробовать.

И они чокнулись.

Поднимаясь к себе по лестнице, после того как проводила Боджо, Холли все еще улыбалась. Она пожелала спокойной ночи Дику, у которого слипались глаза, приласкала Сниппет и пошла к себе в комнату. Чуть помедлив, она выдернула телефонный шнур из розетки. Сомнительно, чтобы что-нибудь могло просочиться через обычную телефонную сеть. Но все-таки зачем испытывать судьбу?

Все поиски в Сети, которые я предпринял, чтобы выяснить, что случилось с Саскией, ни к чему не привели. Думаю, это неудивительно. Точно так же ни к чему не привели бы попытки узнать тайну ее происхождения — вопрос, который я сейчас даже не задаю себе. Единственное, что меня занимает, — как вернуть ее?

Я все еще не могу поверить, что она пропала.

Прошедший час я провел, разрываясь между отчаянием и решимостью и не делая, по сути, ничего. Все мои записи были в компьютере, от которого осталась груда обломков на столе и на полу — маленькое поле битвы. Конечно, у меня есть зазипованные копии на дисках — несколько копий, я ведь очень предусмотрителен, особенно после того, как Софи испортила мне компьютер и я несколько недель не мог работать. Диски-то у меня есть, только нет компьютера, куда я мог бы их вставить.

Мне нужен другой компьютер.

Мне нужно вернуть Саскию.

Мне нужна помощь.

Но сейчас три часа ночи. Кого можно позвать на помощь в такой час, особенно если учесть, какую историю я могу рассказать в оправдание? Где эти Укротители Призраков, когда они так нужны?

Я составил в уме длинный список коллег и друзей, которые могли бы сгодиться на эту роль, но их опыт лежал в сфере более традиционных форм паранормальных явлений и фольклора, а многие из них к тому же имели еще меньший, чем я, доступ к современным достижениям цивилизации. Есть, конечно, и новый круг знакомых по Сети — ребята, с которыми я общался по электронной почте, — но, чтобы связаться с ними, мне опять-таки нужен компьютер. И главное, на данный момент я — единственный, кто держит в руках концы множества нитей, соединяющих слухи, фольклорные мотивы, сплетни, и пытается как-то связать их.

Я сам — главный специалист, и я понятия не имею, что делать дальше.

Я мог бы позвать Джилли. Она, помнится, возилась с компьютером своего профессора до того несчастного случая, ковырялась в нем с присущей ей интуицией, благодаря которой, за что бы ни бралась, все на удивление удавалось. Но мне очень не хотелось бы дергать ее сейчас. С того несчастного случая прошел уже год, но она все еще быстро утомляется и нуждается в отдыхе. А кроме того, хоть я и очень люблю ее, она лишь с большой натяжкой подходит для моего дела и вряд ли способна на тот угол зрения, который мне сейчас нужен. Не говоря уже о том, что технически она еще менее подкована, чем был я до того, как всерьез занялся своими изысканиями. Она умеет включать и выключать компьютер. Она умеет отправлять почту и пользоваться веб-браузером. Она баловалась с пейнт-программой, которую Венди ей установила. Но как все это устроено — она понятия не имеет. Значит, она тоже отпадает.

Ну а все остальные решат, что я спятил.

В конце концов я останавливаюсь на Джорди. Он, конечно, тоже подумает, что я сошел с ума, но выслушает хотя бы потому, что это связано с Саскией. Дело не только в том, что именно он меня с ней познакомил, — он, как и я, прекрасно знает, что благодаря ей мы стали гораздо лучше общаться друг с другом.

Не то чтобы мы не разговаривали до того, как Саския появилась в моей жизни. Мы просто не говорили ни о чем серьезном. Мы держали связь, обозначали, что мы братья, не желая, чтобы наши отношения окончательно испортились, но совершенно не представляли, что делать, если они вдруг зададутся. В этом уравнении отсутствовал один компонент — честность. Но как это ни странно, после всего, что мы прошли, а может, и, наоборот, благодаря этому, после того как нам удалось выбраться из неразберихи нашего детства более-менее целыми и невредимыми, оказалось, что мы действительно любим друг друга.

К старшему брату, Пэдди, мы ничего такого не испытывали. Он умер в тюрьме. Говорят, повесился, все свидетельствует за это. Даже спустя годы все еще трудно в это поверить. Из нас троих именно Пэдди всегда казался мне наиболее жизнеспособным. Казалось, что он-то как раз преодолеет все трудности и чего-то добьется в жизни. И вот он попадает в тюрьму и там погибает. Лишнее доказательство того, как мало мы знаем о тех, кого считаем самыми близкими.

Я все еще в ужасном состоянии, когда Джорди входит в мою квартиру. В промежутке между звонком брату и его приходом я сходил в магазин на углу и купил пачку сигарет. Он бросает взгляд на тлеющую в моих пальцах сигарету, но, к его чести, ничего не говорит. Он знает, что я опять пробовал бросить и продержался шесть месяцев. Он считал. Он понимает, что, должно быть, мне очень несладко, раз я сорвался.

— Итак, что случилось? — спрашивает он.

Я закрываю за ним дверь и иду на кухню. Там уже кипит вода для кофе. Именно это всегда делают Риделлы в кризисных ситуациях. Идут на кухню и варят кофе.

Я не знаю, с чего начать, поэтому просто наливаю нам обоим по чашке кофе и ставлю их на стол, за которым уже сидит мой брат. Я прикуриваю новую сигарету от окурка и тушу его в блюдечке, которое использую под пепельницу.

— Вы что, поссорились? — спрашивает Джорди.

По телефону я сказал ему только, что Саския пропала и я не знаю, вернется ли она. Он не задавал никаких вопросов. Просто сказал: «Сейчас приеду». Но я знаю, что он подумал.

Мой психотерапевт считает, что моя личная жизнь — постоянная сублимация и корень всех бед — в низкой самооценке, еще одном печальном наследии детства, в котором ничего, что бы мы ни сделали, не могло быть хорошо и правильно. У нас с Джорди одинаковые проблемы с женщинами: мы ставим слишком высокую планку, то есть западаем только на тех женщин, которые, как нам кажется, чересчур хороши для нас. Мы можем страдать только по недостижимым женщинам. В школе это были местные королевы красоты и неформальные лидеры, которые, конечно, не тратили время на нас, провинциальных недотеп. И это печальное несоответствие сохраняется поныне.

Не то чтобы все обстояло уж совсем трагично. Но даже если нам удавалось найти каких-нибудь особенных женщин, которые не отвергали нас, они потом все равно уходили, и часто при очень неприятных обстоятельствах.

У Джорди была история с Сэм — неформальным лидером, к тому же умненькой и хипповатой девушкой. Сэм потребовался один-единственный день, чтобы уйти в прошлое. Потом появилась Таня, кинозвезда-наркоманка. Как только она срывалась в бездну, Джорди был тут как тут и ставил ее на ноги, чтобы она снова могла заняться тем, что любила, то есть играть в кино. Он даже перебрался в Лос-Анджелес, чтобы быть с ней, но в конце концов быть с ним не захотела она.

Конечно, всем известно, что ему нужна Джилли, он бы всю жизнь светил ее негасимым факелом, из них получилась бы прекрасная пара, но он слишком затянул с этим, и вот теперь она с Дэниелем.

До встречи с Саскией у меня дела шли не намного лучше. Архетипом всех романов Кристи Риделла была история с женщиной по имени Таллула. Я называл ее Талли. Все было замечательно, но дело в том, что она ощущала себя душой этого города. И она оставила меня, потому что город стал жестким, следовательно, и она должна была стать жестче, чтобы выжить. А любовь ко мне как-то ослабляла и размягчала ее.

Из нас троих только у Пэдди была нормальная личная жизнь, — по крайней мере, насколько нам было известно. «Да, и посмотрите, во что это вылилось», — сказал я психотерапевту, когда она сообщила мне об этом. Она покачала головой и спросила меня, не хочу ли я поговорить об этом.

— Нет, ничего такого, — ответил я Джорди. — Мы не ссорились.

— Тогда в чем дело? Должна же быть какая-то причина тому, чтобы она ушла и оставила тебя.

— Не знаю, как тебе это объяснить, — отвечаю я. — Ты решишь, что я морочу тебе голову.

Было как раньше, в детстве, когда я рассказывал ему всякие бредни про оборотней и прочую дурь. Стало гораздо труднее, когда я понял, что в мире действительно есть много больше того, что мы видим простым глазом. Не то чтобы и его слегка не задело это самое необъяснимое, но с него все это обычно стекало как с гуся вода.

— Расскажи, а там посмотрим.

Итак, прокашлявшись, я начинаю.

Я стараюсь не смотреть на него, рассказывая. Не хочу видеть его реакции. Мне хочется поскорее закончить — выговорить все и тогда уже понять по его лицу, что он мне не верит.

Жаль, что нельзя это записать. Вот что на самом деле для меня писательство — лечение. Все равно, что это: дневники или описания отдельных удивительных случаев из рубрики «Жизнь — странная штука». Когда я что-то записываю, я начинаю это понимать. Это не решает моих проблем. Но, по крайней мере, они становятся мне понятны.

— Боже мой! — произносит он, когда я заканчиваю.

— Послушай… — начинаю я, когда вижу, как он встает из-за стола.

Мне кажется, что он сейчас направится к двери, что он просто перешагнет меня и мои вымороченные проблемы и уйдет раз и навсегда. Но он идет в мой кабинет. Останавливается на пороге и смотрит на обломки компьютера. Я стою у него за спиной в коридоре, курю очередную сигарету и смотрю ему в затылок.

— Она рассказывала мне о своем контакте с этим сайтом, — говорит он, не оборачиваясь. — Не помню где и когда, но это было уже после того, как вы стали жить вместе. И она сказала то же самое, что и ты сейчас, — что я ей не поверю.

— А ты поверил?

Джорди качает головой. Он подходит к столу, ощупывает остатки компьютера. Потом поворачивается ко мне:

— Мне тогда показалось, что она сама не до конца в это верит.

— Да не объясняй, я понимаю. Чем дальше она отходила от своего так называемого рождения, тем меньше чувствовала с ним связь.

— Это было так странно.

— Да, я знаю.

Я ищу, куда бы стряхнуть длинный столбик пепла сигареты, и, не найдя ничего, стряхиваю себе в ладонь.

— А теперь веришь? — спрашиваю я.

Он вздыхает:

— С чего бы тебе врать мне?

— Хотел бы я, чтобы все это было выдумкой!

Я возвращаюсь на кухню, чтобы выбросить окурок и взять новую сигарету. На этот раз, возвращаясь в кабинет, я прихватываю с собой блюдечко-пепельницу. Джорди сидит в кресле, в котором пару часов назад сидела она. Я сажусь во второе кресло, но не кладу ноги на оттоманку, как всегда делал при ней.

— Так что нам делать? — спрашивает он.

— Даже не знаю, с какого конца взяться.

— Можно поговорить с Джо.

Джозеф Шалый Пес — это приятель Джилли, который большую часть времени проводит в Мире Духов, лежащем за границей того мира, где живем все мы. Если верить Джилли, то он и сам оттуда родом, а вовсе не из долины Кикаха, как думают все.

— Он, вообще-то, не технарь, — возражаю я.

— А как насчет профессора?

А, профессор! Брэмли Дейпл. Много лет преподавал в Университете Батлера, сейчас на пенсии. Мой соратник по изучению таинственного, он — Дон Жуан, а я — Кастанеда. Он был первым из встреченных мной взрослых, кто всерьез воспринял мой интерес к таким вещам. Профессор преподавал историю искусств, но сердце его всегда принадлежало мифологии и фольклору. «Должен быть курс Тайны, — бывало, говорил он. — Феи, призраки, привидения, домовые, гоблины и все такое. Это история параллельна той, что преподается, и не менее важна».

— Да он в компьютерах понимает еще меньше, чем я, — говорю я. — То есть он, конечно, работает на компьютере, пользуется Интернетом, участвует в черт знает скольких электронных диспутах, но в «железе» не разбирается. А уж о программном обеспечении и говорить нечего. Я в жизни не встречал человека менее способного сделать даже обычную инсталляцию. И, кроме того, его послушать, так компьютеры и Интернет — это просто неизбежное зло, которое специально изобрели, чтобы его помучить.

— А как же те исследования, которыми вы в последнее время занимались? Они разве не заинтересовали его?

— Он не верит, что это сколько-нибудь важно. Что это… настоящее. По крайней мере, его это занимает меньше, чем устное народное творчество и сказки.

Разговаривая, я стараюсь не смотреть на свой стол и на обломки компьютера. Стоит мне взглянуть туда, как чувство потери пронзает меня с такой силой, что начинает теснить в груди, и кажется, что сердце сейчас разорвется. И все-таки я бросаю взгляд на компьютер и быстро вновь перевожу его на Джорди:

— Мне нужен другой компьютер.

— Эми одолжила мне свой ноутбук, — предлагает Джорди.

— С модемом?

Он кивает.

— Но я не знаю, как быстро он работает. Я его использую только для почты.

— Сойдет. Он у тебя на чердаке?

Джорди снова кивает.

Он, вообще-то, живет в бывшей студии нашей подруги Джилли. Он унаследовал от нее это помещение, потому что катастрофа, усадившая ее в инвалидное кресло, сделала для нее невозможным в том числе и подъем по лестнице. А в этом доме нет лифта.

Забавно. Джорди живет у Джилли на чердаке уже почти год, но никто из нас не считает эту квартиру его квартирой. Это все еще «у Джилли» или «на чердаке». Она все это время — у профессора. До подъемов по лестнице ей еще очень далеко, поэтому Джорди вселился в ее квартиру сразу, как она вернулась из Лос-Анджелеса. Однако, когда заходишь туда, сразу и не скажешь, что он прожил там так долго. Несколько инструментов, разбросанных по комнате, кое-где его книги и одежда, но в основном все так же, как было при Джилли. Разве что аккуратнее. И нет этих ее фантастических рисунков.

— Хочешь прийти и посидеть за ним? — спрашивает Джорди.

Мой взгляд снова возвращается в ту часть комнаты, где исчезла Саския, и грудь опять распирает. Я понимаю, что она уже не выскочит вдруг ниоткуда, не вернется обратно. Я физически ощущаю ее отсутствие, оно — везде.

Джорди встает.

— Я принесу тебе ноутбук, — говорит он.

Я смотрю на него с благодарностью. Он уходит раньше, чем я успеваю встать из кресла. Я некоторое время стою перед входной дверью, покачиваясь на волнах одиночества и отчаяния, а потом медленно возвращаюсь на кухню. Наливаю себе еще кофе. Закуриваю еще одну сигарету. Стараюсь освободить голову от всего, но у меня не очень-то получается. Волнения, страхи, недостроенные планы роятся в голове, как шарики в автомате для игры в пинбол. Я жду.

Я не знаю, что упала. И о том, что выпустила телефонную трубку из рук. Не знаю, сколько времени пролежала в траве, выстилающей пол моего жилища, и как долго мое сознание было абсолютно пустым. Tabula rasa. Как будто я всего лишь тень — тень, отброшенная на землю, и из меня можно сделать все, что угодно, в зависимости от того, как направить свет.

«Кристиана!»

Мое имя, произнесенное кем-то, возвращает меня обратно из пустоты, в которую я упала. Оно множится эхом в черной пропасти, я плыву и плыву, пока мне не удается ухватиться за него.

«Кристиана!»

Я использую свое имя как веревку, за которую цепляюсь, стараясь выбраться из темноты.

И вот солнце бьет мне в глаза, они слезятся. Кажется, проходит вечность, и наконец мне удается сесть, а весь мир перестает крутиться как бешеный.

Я никогда прежде не теряла сознания. Честно говоря, я думала, что это нечто совсем другое. Мне приходилось видеть в кино: дама охает и падает и всегда есть кому подхватить ее. Вокруг нее начинают прыгать и суетиться, и в конце концов она открывает глаза, мило хлопает длинными ресницами и награждает главного героя томным взглядом. Это так романтично!

Меня же подхватила земля. К счастью, трава мягкая, и я ничего не сломала себе, что случилось бы, ударься я, например, о спинку кровати. А выходишь из обморока потная и совершенно дезориентированная в пространстве. Во рту отвратительный вкус, голова гудит. На виски давит, как будто что-то у меня в голове то съеживается, то, наоборот, расправляется.

Знаете, как бывает, когда впервые спишь с кем-то в одной постели: не важно, занимаетесь вы любовью или просто лежите рядом, — вы остро и постоянно чувствуете присутствие другого там, где раньше не было никого. Каждое движение этого другого человека кажется преувеличенно резким. Каждый звук многократно усиливается.

Вот на что это похоже.

А что до романтических чувств, то было бы куда предпочтительнее залезть под одеяло и укрыться с головой, чем строить глазки какому-нибудь парню, случись поблизости таковой.

«Кристиана!»

Ага. Значит, кто-то все-таки здесь есть. И я сразу вспоминаю, как собственное имя вытащило меня из темноты.

Я осматриваюсь: рядом никого. По крайней мере никого, кого можно увидеть. Должно быть, этот кто-то прячется в лесу, окаймляющем мой лужок.

— Кто тут? — спрашиваю я.

Но раньше, чем вопрос срывается с моих губ, я уже успеваю найти этот голос в картотеке своей памяти. Я уже знаю, кто говорит со мной.

— Ты где, Саския? — спрашиваю я. — Почему я тебя не вижу?

Мой взгляд останавливается на сотовом телефоне, лежащем на траве. Я вспоминаю, что это телефонный звонок выдернул меня из сна. Я припоминаю белый шум, который издавала трубка. Я помню, как начала падать. Больше ничего.

Поднимаю телефон и подношу его к уху, думая, что Саския говорит со мной по телефону. Но телефон молчит. Я нажимаю кнопку и слышу длинный гудок.

«Хватит валять дурака!»

Что-то мне это совсем не нравится. Никто не знает, как добраться сюда. Вообще вряд ли кто-то знает, что это место существует.

Я выключаю мобильник и еще раз осматриваюсь. Где бы ни была Саския, она хорошо спряталась.

«Я не хотела этого делать, но у меня не было выбора. Либо так, либо небытие».

Мне становится жутковато. Я вдруг понимаю, что слышу ее голос не совсем так, как должна его слышать. Он доходит ко мне не через уши.

«Я спросила разрешения, прежде чем войти».

Голос — у меня в голове.

«И ты сказала „да“».

— Убирайся-ка из моей головы, — говорю я.

«Но ты сказала…»

— Послушай, это не смешно.

Я не чувствую ее в себе физически — это всего лишь голос, — но мне-то мерещится, что она у меня где-то под кожей.

— Не знаю, как тебе это удалось, но лучше бы ты убралась.

«Не могу».

— Послушай, я серьезно.

«Я тоже. Я не могу выйти. Я даже не поняла, как попала туда».

— Ну и что? Это какой-нибудь научный эксперимент?

«Нет. Просто мне нужно было спрятаться куда-нибудь».

— А почему тебе было не спрятаться, например, в голове у Кристи?

«Это я попробовала прежде всего, но мне не удалось. Не было… как бы это сказать… мне не было туда ходу, вот что».

— А ко мне, значит, был?

«Через телефон. Я не могу объяснить, как это получилось. Все произошло так быстро — точка на экране компьютера Кристи стала расти, расти, и я до нее дотронулась. И как будто у меня внутри что-то замкнуло. Как будто у меня внутри было нечто, какая-то… иллюзия, что ли, которую оттуда извлек экран компьютера».

— Никогда ты не была иллюзией.

«Тогда как я оказалась у тебя в голове? Такое разве бывает с людьми?»

Я не знаю, что на это ответить. Повисает долгая пауза, потом она продолжает:

«Но в то же время все происходило так быстро, что я почувствовала… мне кажется, и компьютер почувствовал, если он вообще что-то способен чувствовать, — так вот, мне показалось, что я могу делать одновременно десять дел. Попытаться собрать себя воедино. Попытаться ухватиться за Кристи как за спасательный круг. Попытаться сопротивляться тому, что расщепляет меня, пиксель за пикселем».

— Но ты не состоишь из пикселей, — говорю я.

«Ну, значит, молекулу за молекулой».

— Это звучит получше.

«А какая-то часть меня дотянулась до тебя, но к тебе можно было пробраться только через номер телефона, который ты мне дала».

— Но как ты попала в телефонную сеть и в меня?

«Не знаю. Как любые другие данные, должно быть. Ну, знаешь, как пересылают данные? Я ведь и есть всего-навсего информация. Набор данных, из которых Вордвуд сформировал некое подобие человека».

— Не смей так говорить! — обрываю я ее.

А сама тоже начинаю подумывать: а вдруг она действительно всего лишь набор данных? И ничего более. Информация, которая неуклонно приобретала черты реальности по мере накопления собственного опыта. Тени ведь тоже накапливают…

Даже учитывая мое собственное сомнительное происхождение и опыт общения со всеми теми странными существами, которых я встречала в Пограничных Мирах и за их пределами, я все равно воспринимала это как полное безумие. Нет, Саския была слишком настоящей для этого.

Но ведь и я считаю себя настоящей, не правда ли? Какая разница, из чего состоишь: из тени или из информации?

Мне бы надо подумать, но ума не приложу, с чего начать. Уж слишком это странно, если не сказать стремно, что она теперь во мне. Что она там делает? Копается в моих воспоминаниях? Может ли она контролировать мое тело? Может быть, оно теперь отчасти принадлежит и ей?

— От всего этого просто крыша едет, — признаюсь я.

«Мне и самой довольно неуютно».

— А что ты там видишь, ну, внутри меня?

«Ничего».

— Что значит «ничего»?

«Тела я не ощущаю, по крайней мере своего. Я вижу то, что ты видишь, слышу то, что ты слышишь, но все это как будто кино, только с разумно дозированными запахами, тактильными и вкусовыми ощущениями. Нет непосредственного восприятия — чувства, что все это я испытываю сама. Все это… как бы секонд-хенд».

— Ты не можешь читать мои мысли? У тебя нет доступа к моим воспоминаниям?

«Нет».

— А ты слышишь меня, когда я думаю что-нибудь специально для тебя, как, например, сейчас?

«Да. Но это такое странное ощущение. Как будто у меня в голове… привидение».

— Очень даже понимаю!

«Послушай, Кристиана… ну прости меня. Я была в отчаянии и ухватилась за соломинку. А ты… ты сказала, что мне можно войти».

— Да. Сказала.

Почему — до сих пор не понимаю.

— И что же нам теперь делать? — спрашиваю я ее.

В ответ — молчание. Я понимаю Саскию. У меня ведь тоже нет никаких идей. Как это все уладить? С чего начать? Хорошо было бы, если бы кто-нибудь вмешался и дал совет прямо сейчас. Что-то вроде: «Я знаю одного неплохого системного аналитика, который по счастливой случайности еще и практикующий волшебник» или «Вам нужно добыть заколдованное кольцо, которое хранится там, не знаю где, и бросить его в то самое пламя, в котором его когда-то закалили». И тот и другой вариант хоть сколько-нибудь продвинули бы нас к разгадке.

Не обязательно что-то простое и легковыполнимое. Хоть какую-нибудь зацепку!

Я тяжело вздыхаю и оглядываю свою славную, веселую квартирку-лужок. Я вспоминаю, как вчера вечером вернулась домой, как мне было уютно — потоптаться тут немного, почитать, а потом завалиться в постель. Теперь все по-другому. Еще бы! Теперь в моей собственной голове поселились жильцы. А то ли еще будет!

«Темнеет», — говорит Саския.

— Ага.

Я слишком поглощена всем случившимся, чтобы всерьез обращать внимание на то, что она говорит. Но все это фиксируется. И я вдруг соображаю, что действительно темнеет.

— Но это невозможно, — говорю я.

Как и многое другое, что сегодня случилось.

«Почему невозможно?»

— Разве я не говорила тебе, что сама создала это место? Я ухватила хорошее воспоминание и спрятала его в одной из ниш Пограничных Миров. Здесь возможны только два вида освещения: солнечный день и вечер, сумерки. Смотря чего мне хочется. Здесь нет погоды. И следовательно, она не может меняться.

«Не знаю. У меня такое впечатление, что приближается буря».

У меня тоже, между прочим. Ветер — с запада. Я иду к восточной оконечности лужка и вхожу в лес. Там дальше ничего нет. Стоит пройти еще чуть-чуть — и просто высунешься куда-нибудь совершенно в другое место, в то, о котором, например, в данный момент думаешь или которое у тебя в подсознании. Единственное, что требуется, — чтобы ты раньше там бывала или довольно четко представляла его себе по фотографии.

Так большинство людей заполняют пробелы в памяти. Всегда есть четкая демаркационная линия между твоим домом и местами, в которые ты можешь из него попасть. Когда я устраивала себе дом, я придумала также и пейзаж вокруг — холмы, лес, горы вдалеке. Но на самом деле их нет. Поэтому они совершенно статичны, как декорации. Как картинки или фотографии.

Странно видеть, как грозовые тучи собираются на западе. Как будто смотришь на пейзаж, который висит у тебя на стене в рамке, — чудесный, залитый солнцем холм — и вдруг замечаешь, что в левом верхнем углу картины собирается гроза. Этого не может быть!

И тем не менее есть. Это сейчас происходит.

Чему, собственно, я так удивляюсь после того, что сегодня со мной произошло? Не всякий день у тебя в голове кто-то поселяется.

— Что-то нехорошие у меня предчувствия, — говорю я.

Как будто читаю из сценария какого-нибудь фильма категории «Б» — ужастика или мелодрамы.

На мою реплику долго нет ответа, потом я слышу, как Саския тихо говорит из моей головы:

«Это, наверное, „Вордвуд“».

— Почему ты так думаешь?

«Эти тучи вызывают у меня такое же жуткое чувство, как та черная точка, которая расплылась по экрану компьютера Кристи. Тогда я не поняла, что это такое, а сейчас понимаю».

— Почему ты так уверена, что это «Вордвуд»?

«Я… я не знаю. Я не уверена. Кристи что-то говорил о том, что „Вордвуд“ уже целую неделю недоступен. Так что, может быть, это и не „Вордвуд“. Может быть, это как раз то, что выключило его».

— Ты имеешь в виду вирус?

«Наверное».

— Как компьютерный вирус может проявиться в виде бури в Пограничных Мирах?

«Откуда я знаю! А как компьютерные данные могут принять в настоящем мире человеческий облик? А ведь со мной так и вышло».

— Пожалуйста, не начинай сначала, — автоматически отреагировала я.

Может быть, Саския действительно просто совокупность данных? Может быть, она не настоящая? Возможно, и я не настоящая. Это было бы вполне логично. Иначе зачем бы Мамбо все мне показывать и разобъяснять, чтобы я могла сойти за нормальную среди людей? Именно «сойти за нормальную». Приходится притворяться человеком, потому что на самом деле ты им не являешься.

Мне снова становится не по себе; мне кажется, я наконец понимаю, почему все это настолько занимает Саскию. Я просто не задумывалась об этом — по-настоящему не задумывалась. Мне и сейчас не хочется об этом думать.

«Надо убираться отсюда», — говорит Саския.

Как все-таки трудно привыкнуть к ее голосу у меня в голове.

— Почему? — спрашиваю я.

«Вчера вечером я уже познакомилась с ними, и вот к чему это привело».

— Но я-то не состою из данных. На меня это так не подействует.

«Этого мы не знаем».

— Да. Мы ничего не знаем. И не узнаем, если убежим. Если ураган — часть той силы, которая отняла у тебя тело, мы тем более должны встретиться с этим ураганом, чтобы вернуть его тебе.

«А если теперь они сделают что-нибудь еще хуже?»

— Что может быть хуже?

Следует короткая пауза, потом я слышу голос Саскии:

«Ты и правда такая храбрая?»

Я смеюсь:

— Просто я не знаю, как поступить.

На самом деле я знаю. Дело в том, что, попадая в ситуацию, подобную этой, я всегда делаю одно и то же — иду вперед наудачу. Я не расцениваю это как храбрость или решительность. Просто я поступаю так. Потому что не люблю прятаться. Мне тоже бывает страшно, как и всем остальным. Но я не разрешаю своему страху заставить меня попятиться. Потому что тогда он непременно победит.

Я делаю шаг вперед и ожидаю, что Саския изнутри потянет меня назад. Но она этого не делает. Значит, она сказала правду, что не может контролировать мое тело, потому что иначе попробовала бы непременно остановить меня. Единственное, на что она способна, — это слова.

«Кристиана», — говорит она, и по голосу понятно, как она нервничает.

— Не волнуйся, — отвечаю я ей. — Я собаку съела на всяких неприятностях. Я умею из них выбираться.

Звучит гордо. Что-что, а говорить я умею. Конечно, не так хорошо, как Кристи, но мне всегда есть что сказать. Беда в том, что сейчас от слов толку мало.

Я продолжаю двигаться вперед. Мы уже давно миновали границу этой ниши в моей памяти. Мы уже должны были бы выйти куда-нибудь — в Пограничные Миры, в Другие Миры или даже, как называет его профессор, в Условный Мир, но мы по-прежнему идем по полю, вдоль ряда деревьев, огораживающих мое воспоминание. По полю, которого не должно существовать вообще. Но я же чувствую, как трава гладит штанины моих джинсов. Ветер дует мне в лицо. И эта невидимая трещина в воздухе — свидетельство собирающейся бури — уже почти рядом со мной.

«Приближается».

— Вижу.

Я, скорее, чувствую это. Волоски у меня на руках и на шее встают дыбом.

Темные тучи быстро сгущаются, и сумерки становятся ночью. Ветер нарастает и начинает завывать. Мне требуется не более секунды, чтобы понять, что все это напоминает. Да, точно. Белый шум. Как в телефоне, перед тем как Саския залезла ко мне в голову. Правда, на этот раз шум идет не через телефон. Он вокруг нас. Мы в эпицентре.

Я смотрю на горизонт, где тучи самые темные. Света мало, трудно вычленить какие-то подробности, но, всмотревшись хорошенько, я замечаю, что пейзаж как бы пульсирует. Горы вдали, тучи, горизонт — то они в фокусе, то превращаются в бурю пикселей, а потом снова становятся четкими.

Я ловлю себя на мысли, что, может быть, Саския права. Может, это и правда «Вордвуд». Или нас вытолкнуло в какое-нибудь кибергосударство, существующее по совсем другим правилам, чем те, к которым мы привыкли.

Может, действительно не стоило выходить сюда?

Между тем к нам приближается стена дождя. Вода темнее, чем мне когда-либо случалось видеть. Я подумываю о бегстве. Знаю, знаю! Я сама сказала, что всегда иду вперед, навстречу противнику. Но иногда надо держать удар, а иногда нет. Например, если на вас наставили пушку — тут уж не до разговоров. И если мир распадается на куски и вдруг оказываешься в таком месте, как это, самое лучшее — вернуться на твердую землю и хорошенько обдумать ситуацию.

Я так и собираюсь сделать. Но поздно.

Стена дождя уже поравнялась с нами. Это не вода. Это что-то другое. Тяжелее, гуще. Маслянистое.

Оно бьет, швыряет меня на землю.

Пытаюсь встать. Даже на колени не могу подняться.

Черный дождь снова бросает меня на землю и придавливает к ней.

Опять сползаю в беспамятство. Успеваю подумать, что беспамятство входит у меня в привычку, но тут…

Я думала, нет ничего страшнее, чем потерять тело, как это уже случилось со мной; будто это самое ужасное, что можно испытать. Я была не права. Это еще ужаснее. Гораздо. Это просто невыносимо — быть бесполезным духом, запертым в голове Кристианы, особенно сейчас, когда неведомый враг швыряет ее наземь.

И я ничего не могу сделать, чтобы прекратить это!

Это я виновата в том, что с ней происходит. Во всем виновата я.

Теперь она отключилась. Я не нахожу ни искорки сознания в этом теле, которое теперь у нас одно на двоих. Черный дождь продолжает лупить, и мне остается лишь молиться о том, чтобы это было всего лишь беспамятство. Чтобы она не умерла.

Если она и не умерла, то наверняка скоро умрет. От дождя на земле образуется маслянистая лужа, быстро вырастающая в целый пруд. Когда Кристиана потеряла сознание, тут была всего лишь небольшая вмятинка. Образовавшийся пруд неглубок, но ей хватит, чтобы утонуть, если еще немного жидкости наберется туда.

Я пытаюсь совладать с ее безжизненными руками и ногами. Но все равно остаюсь лишь пассажиром. По моей воле ее тело работать не будет. Даже веко не шевельнется. Я сосредоточиваюсь, я стараюсь, как никогда раньше не старалась. Но все мои усилия столь же бесполезны, как попытка удержать руками разлившуюся реку.

Дождь льет и льет, и маленькая лужица, в которой лежит Кристиана, все углубляется и углубляется. Если так пойдет…

Я думать об этом не хочу, но больше не могу ни о чем думать.

И вдруг сквозь маслянистую пленку, покрывшую ее глаза, я замечаю некое движение.

Под черным дождем движутся какие-то силуэты. Это фигуры людей, но они — как будто из фильмов Спилберга — похожи на пришельцев, гладкие, без «острых углов».

Я с удвоенной силой пытаюсь пошевелить хоть чем-нибудь, и с тем же успехом, что и раньше.

Уровень маслянистой жидкости поднимается. Он уже доходит ей до рта. До носа. Силуэты окружают нас, подходят ближе, у них странные, размытые черты. Я ору в голове у Кристианы, надеясь этим разбудить ее. Но все тщетно. Она не просыпается, а мне не сдвинуть ее с места. Я ничего не могу сделать — только сидеть у нее внутри и наблюдать, как она тонет.

Жидкость проникает ей в ноздри, в рот, в горло, заполняет ее легкие.

А потом я погружаюсь в темноту, в ту же, как я поднимаю, что и она.

Минут через сорок — правда, мне показалось, что прошла целая неделя, — Джорди возвращается с ноутбуком Эми. Сумки от него у Джорди нет, так что он приносит компьютер в рюкзаке.

— Аккумулятор, похоже, сдох, — предупреждает он, устанавливая машину мне на стол. — Так что придется от сети.

К счастью, он не забыл захватить шнур. Я быстро оглядываю машину. Это модель 386, Джорди сразу предупреждает, что на ней Windows 3.1, но есть карта-модем PCMCIA, так что можно входить в Интернет. А он мне нужен только для того, чтобы послать несколько имейлов.

В ожидании Джорди я успеваю выкурить не помню сколько сигарет. Но успеваю и прибраться в кабинете, собрав огрызки и ошметки моего компьютера и сложив их в картонную коробку, которую обнаруживаю на балконе. С самим компьютерным столом ничего нельзя поделать. Царапины и ожоги требуют чего-то большего, чем необходимость протереть поверхность губкой, но это меня беспокоит меньше всего.

Занимаясь всем этим, я думаю о Саскии. Только о ней. Не зная, что делать дальше с обломками компьютера, я задвигаю коробку под стол. Я вдруг понимаю, что не могу вот так просто взять и выбросить ее. У меня возникает жутковатая мысль, что, раз Саския исчезла в недрах машины до того, как та взорвалась, она все еще как-то с ней связана. И, выбрасывая компьютер, получается, что я выбрасываю и ее. Я знаю, это нонсенс. Но этой ночью все — сплошная бессмыслица.

— Спасибо, — говорю я брату.

— Не за что.

Он сидит на стуле с прямой спинкой, наблюдая, как я устанавливаю ноутбук и подключаю его. Я нахожу телефонный провод, который подсоединял к модему, но конец его оплавился, так что надо найти другой. Наконец я просто беру провод из спальни.

— На улице как-то странно, — говорит Джорди, когда я завершаю последние приготовления.

Я поднимаю голову от компьютера и смотрю на брата:

— Что значит «странно»?

Он пожимает плечами:

— Не знаю. Что-то такое витает в воздухе. И тени какие-то… очень темные, и… — Он улыбается, и я понимаю, что ему жутко. — И в них что-то движется…

— Что именно?

— Это просто такое чувство. Как будто что-то случилось… кроме того, что пропала Саския.

Я как-то сразу не сообразил. Принимая во внимание происхождение Саскии, все странное я сразу связывал с ней.

— Почему бы тебе не послушать новости? — говорю я. — А я пока отошлю пару писем.

— Так об этом и передадут по Си-эн-эн!

— Посмотри местные каналы.

— Кристи, — говорит мой брат, — в этом городе постоянно происходит нечто странное, но ты когда-нибудь слышал, чтобы хоть о чем-нибудь упомянули в новостях?

В ответ я только пристально смотрю на него.

— Ладно, — сдается он, — в конце концов, не повредит проверить.

Я возвращаюсь к тому, чем занимался. Теперь, когда все подсоединено, я включаю ноутбук и жду, когда загрузится эта старая версия Windows и появится «Рабочий стол». Потом отыскиваю почтовую программу. Нахожу пароль Джорди, заменяю его своим и готов приступить.

Я не помню электронных адресов всех моих постоянных корреспондентов — это как когда заносишь номера в память телефона. Настолько привыкаешь просто нажимать на кнопку, что забываешь сами цифры. Но адреса групп новостей я помню. Самое сложное — сформулировать, что мне от них нужно. Я начинаю набирать текст:

Я стараюсь писать просто и не слишком вдаваться в частности. Я не упоминаю ни о происхождении Саскии, ни о том, как ее проглотил компьютер. Вместо этого пишу о «Вордвуде», спрашиваю, не замечал ли кто чего-либо странного с веб-сайтом. После некоторых колебаний добавляю:

Я заканчиваю тем, что прошу всех, кто столкнулся с чем-нибудь подобным, связаться со мной и в конце письма указываю свой телефон. Закурив очередную сигарету, я перечитываю написанное. Я мог бы еще многое сказать. Но я хочу сделать текст достаточно ясным, для того чтобы имеющие сходный опыт откликнулись, и в то же время достаточно туманным, чтобы меня не одолели звонками сумасшедшие. Вполне удовлетворенный, я отправляю сообщение.

Теперь наступает момент, которого я начал опасаться с той самой минуты, как Джорди пошел за ноутбуком, — подключение к Интернету. Я не знаю, чего ждать. Одно я для себя решил: хотя бы намек на что-нибудь странное — и я просто выдергиваю из компьютера телефонный провод.

Но я напрасно волновался. Все шло как положено. Набор номера, соединение. Я слежу за полоской на экране — имейлы один за другим отправляются.

Я прерываю соединение, когда в комнату входит Джорди с не поддающимся описанию выражением лица.

— Ты должен на это посмотреть, — говорит он.

— На что «на это»?

— По Си-эн-эн показывают. Саския не единственная, кто исчез в компьютере.

— Что?!

— Иди посмотри сам, — говорит он и выходит из комнаты.

Я выключаю ноутбук и иду за ним в гостиную. Мы сидим рядом на диване и смотрим, как спокойная, безупречно причесанная ведущая ведет программу, перемежая свои комментарии обращениями к многочисленным корреспондентам в разных частях Соединенных Штатов и за границей. Все, разумеется, сопровождается видеорядом, но это в основном фасады домов, собственных и многоквартирных. Они выглядят совершенно обыкновенно, если не считать припаркованных полицейских машин и машин «скорой помощи».

Так как все случаи произошли примерно в одно и то же время — в то самое, когда исчезла Саския, — и это не могло, конечно, быть случайным совпадением, власти поняли, что эти панические звонки в службу спасения как-то связаны между собой.

— Количество пропавших, по последним данным, составляет сто восемьдесят шесть человек, — вещает блондинка-ведущая. — Ожидается, что окончательная цифра будет гораздо больше, так как пока не принимаются во внимание пропавшие, которые жили одни и об исчезновении которых некому было сообщить.

Сайт не упоминается. Я пока не понимаю, из тактических соображений или они просто не знают о его причастности к исчезновениям. Судя по тому, как снимают интерьеры дома одного из пропавших, скорее, последнее. Камера показывает комнату, позволяя бросить беглый взгляд на компьютер. Он разбит. Не вдребезги, как мой, но зато из него сочится какая-то черная вязкая жидкость. Люди из службы спасения работают в биозащитных костюмах, и от этого съемки приобретают какой-то сюрреалистический колорит.

Следует интервью с хозяйкой дома. Когда она заговаривает об этом потоке вязкой черной жидкости, излившейся с экрана компьютера ее мужа, я поворачиваюсь к Джорди.

— Это не то, что с Саскией, — говорю я.

Он кивает:

— Но это не может не иметь отношение…

— Безусловно, — соглашаюсь я.

— Значит, мы должны сообщить.

— Зачем?

— Чтобы такого не случилось с кем-нибудь еще, кто попытается зайти на сайт «Вордвуд».

Я качаю головой:

— Уверен, что об этом нечего беспокоиться.

— Но…

— Ты разве не слышал, что они говорят? — киваю я на телевизор. — Все это произошло примерно в одно и то же время. Думаю, это был энергетический пик или что-то в этом роде. Все. Это уже случилось.

— Мы ничего не знаем. Если мы сможем спасти чьи-то жизни, предотвратив…

— Никто и не умер, — возражаю я, сам не будучи уверен в этом до конца. — Их всех забрали… в общем, не знаю куда. Куда-то в другое место. И если мы сообщим об этом «куда следует», никто из них, в том числе и Саския, никогда не вернется. Дело будет закрыто.

— Мы не можем рисковать.

Я вздыхаю:

— Хорошо, я докажу тебе.

Я встаю, иду в кабинет и снова включаю компьютер.

— Что ты делаешь? — спрашивает Джорди.

— Проведем эксперимент. Просто подсоединимся к «Вордвуду». Если почувствуем что-то подозрительное, я сразу выдерну вилку из розетки и мы позвоним в полицию или куда-нибудь, где нас согласятся выслушать.

Загрузив компьютер, я дважды кликаю иконку Интернета.

— Погоди, — останавливает меня Джорди, — Эми только одолжила мне ноутбук. Если он сгорит, она меня просто убьет.

— Ничего не сгорит.

Соединение есть, и я запускаю интернетовский браузер, старую версию Netscape.

— Это просто глупо, — говорит Джорди. — Слишком опасно.

— Я знаю, что делаю, — говорю я ему, набирая URL «Вордвуда». — Если покажется эта черная точка, я выдерну вилку так быстро, что у тебя голова закружится.

— У меня она уже кружится.

Браузер разыскивает «Вордвуд».

— Закончится тем, что нас тоже засосет, как тех, — пророчит Джорди.

Я задумываюсь. Вспоминаю, как украли Саскию. Я уже миллион раз успел сказать себе, что, не предложи я попробовать зайти на сайт, ничего бы не случилось. Так нет же! Мне казалось, что я все обо всем знаю.

А вот и не все.

— Возможно, это было бы не так уж и плохо, — говорю я.

— Что?

— Да нет, ничего.

— Но мы же не можем…

— Поздно, — говорю я Джорди, — мы уже тут.

На экране появляется знакомая надпись: «Данная страница не может быть отображена». Я задерживаю дыхание в ожидании появления черной точки, но секунды складываются в минуту, две, три. Ничего не меняется.

Я закрываю страничку и отключаюсь от Интернета.

— Вот видишь? — Я отключаю компьютер. — Просто нет соединения. Как и раньше.

— Ты и правда надеешься вычислить их? — спрашивает Джорди.

— Один — нет. Но с помощью кого-нибудь из группы новостей можно попытаться.

— А если не сработает?

— Не хочу сейчас об этом думать, — говорю я. — Давай стараться смотреть на вещи трезво.

— Но…

— Пожалуйста!

Он кивает и снова уходит в гостиную. Я закуриваю новую сигарету. Джорди варит еще кофе, и мы смотрим телевизор, где эксперты изо всех сил пыжатся, пытаясь объяснить происходящее. Что самое интересное — все, будто сговорившись, избегают упоминать о возможном участии сверхъестественных сил. Репортеры, полиция, пресс-секретари, эксперты — все! Они выдвигают теории биологического терроризма, происков тех, кто исповедует темные религиозные культы, — словом, все, что угодно, кроме того, что произошло на самом деле.

Мы все еще смотрим телевизор, когда раздается телефонный звонок. Джорди пультом убавляет звук.

— Это Кристи Риделл? — спрашивает женский голос.

— Да. А вы?..

— Меня зовут Эсти. Я из группы компьютерной мифологии. Ваш компьютер все еще подключен к Интернету?

— Нет, но, думаю, это не имеет значения. Видимо, это была одноразовая аномалия. Я пытался подсоединиться после… после того случая, и мне это не удалось.

Повисло минутное молчание, потом послышался решительный вздох.

— Ладно, — говорит она. — Кто расскажет первым, что произошло, вы или я?

— У вас телевизор включен?

— Нет. А что?

— Может, взглянете, что передают по Си-эн-эн?

Наверное, у нее радиотелефон, потому что я слышу, как она идет, должно быть, в другую комнату. Потом слышу, как у нее начинает работать телевизор, сначала — что-то вроде рекламы, пока она не находит канал Си-эн-эн. Мой телевизор в соседней комнате, поставленный на малую громкость, эхом повторяет звук в трубке.

— О боже! — говорит она через минуту. — Все хуже, чем я думала.

— Расскажите мне, что у вас случилось, — прошу я.

Повисает долгая пауза, и я не слышу ничего, кроме ее телевизора.

— Меня зовут Сара Тэйлор, — говорит она наконец.

Я слышал это имя, и я сообщаю ей об этом, хотя не могу припомнить, откуда я его знаю.

— У нас есть общая знакомая, — объясняет она, — Холли Ру.

— Погодите-ка. — Я пытаюсь выстроить все в голове. — Значит, вы…

— Да, я — одна из тех, кто создал «Вордвуд».

У меня появляется чувство огромного облегчения. Она наверняка знает, что делать. Мы вернем Саскию и всех этих людей.

Но моя уверенность очень скоро улетучивается.

— Но это не значит, что я хоть что-нибудь понимаю в том, что происходит, — говорит она.

Улыбка, появившаяся было на моих губах, исчезает.

— Так что же нам делать? — спрашиваю я.

Я тяну из пачки очередную сигарету и хмурюсь. Пачка уже почти пуста.

— Ну, для начала, — говорит она, — мы могли бы сравнить наши истории. Я переписывалась с Бенни — с Бенджамином Дэвисом. Вы знаете, кто это такой?

Теперь, когда она назвала имя Холли, я живо припомнил разговоры, которые мы вели с Холли о «Вордвуде».

— Тоже один из основателей, да?

— Верно. Я с ним общаюсь чаще, чем с остальными. Никакой особой причины. Может быть, просто потому, что знаю его дольше, чем других, или потому, что он, как и я, — в большей степени технарь, чем другие.

— Да, понятно.

— В общем, — продолжает она, — мы с ним опробовали новое программное обеспечение для наших веб-камер и болтали в чате. Потом нас сбил этот имейл от Типа про «Вордвуд».

Она не удосуживается объяснить, кто такой Тип, но я помню, что Холли упоминала о таком. Это Том Пэйс — еще один из основателей «Вордвуда».

— Ни у меня, ни у Бенни, в общем-то, уже давно нет с этим сайтом ничего общего… с тех пор как он…

— Стал самодостаточным.

Она нервно хихикает:

— Можно сказать и так. В общем, мы даже не знали, что сайт недоступен, и Бенни решил посмотреть, в чем дело. Он направил свой браузер на «Вордвуд», но наши веб-камеры все еще были подключены.

Она описывает, что показала веб-камера на ее экране: как у него на лице появляется озадаченное выражение, как он наклоняется к монитору, а потом неожиданно отпрыгивает назад. Она успела увидеть, как изливается эта самая черная жидкость. Она видела, как он падает в черную лужу. Потом он оказался вне зоны видимости, и она больше не знает о нем ничего. Она в отчаянии написала ему в чате, потом послала имейл. Ответа нет. Наконец она набрала его телефонный номер, и ей ответил его друг Рауль.

Рауль был в полной панике. История, которую ей удалось у него выпытать и которую она теперь пересказала мне, очень похожа на те истории, что сейчас передают по Си-эн-эн: черная вязкая жидкость, льющаяся из монитора непрерывным потоком, обволакивающая жертву и растворяющая ее без следа.

Мне не хотелось говорить о происхождении Саскии даже с авторами «Вордвуда». Может быть, с ними особенно. Поэтому я просто сказал Эсти, что с ней все было так же, как с Бенни.

— Как такое возможно? — говорит Эсти. Я по голосу слышу, что она очень напряжена. Видимо, у нее такой же шок, какой был у меня тотчас после исчезновения Саскии. — И что за гадость — эта жидкость?

— Думаю, это что-то вроде эктоплазмы, — отвечаю я.

— Знаете, мне, конечно, приходилось слышать этот термин, но я понятия не имею, что он означает.

— По терминологии спиритов это густая, липкая субстанция, которая будто бы выделяется из организма медиума, когда он выговаривает… свои прорицания. Это что-то вроде побочного эффекта общения с духами.

Она некоторое время молчит, потом спрашивает:

— И вас удовлетворяет такое определение?

— Мне приходилось сталкиваться и с более странными вещами.

Она снова издает нервный смешок:

— Да, я же все время забываю, с кем разговариваю! Мы все были поражены, когда в нашей группе объявилась такая знаменитость, как вы.

— Я вовсе не знаменитость, — говорю я.

— Ну, во всяком случае, вы более известны, чем мы все, вместе взятые. — Снова пауза. — И кто же проводил сеанс?

— О чем вы?

— А к чему вы тогда упомянули про медиумов?

— Мне кажется, медиумом может быть и компьютер, — отвечаю я. — Или даже сам Интернет.

— А вызванный дух потом снова вернулся в «Вордвуд»?

— Кто знает. Пока у нас не появится больше информации, все это только домыслы.

— И что же происходит с людьми, которых забрали туда? — спрашивает она.

— Не знаю. Думаю, то, что произошло, — нечто вроде вспышки, а что явилось ее причиной — никто не знает. Но все, кто пытался зайти на сайт «Вордвуд» в этот момент, попались, и их забрали.

— Забрали куда?

Я отвечаю не сразу. Мне в этот момент приходит в голову, что вспышку могла спровоцировать попытка Саскии войти в контакт с духом Вордвуда. Что-то вроде замыкания. Создатель и его создание внезапно вступают в контакт. Как при соприкосновении проводов, хотя в данном случае речь идет о духах в проводах.

— Этого я тоже не знаю, — наконец отвечаю я. — Я бы сказал — в Мир Духов, но не знаю, могут ли «технологические» духи существовать в том же самом мире, что феи и гоблины.

Теперь замолкает она.

— Вы слушаете? — спрашиваю я через несколько секунд.

— Ага. Я просто задумалась. В детстве я никогда особо не увлекалась всякими там феями и прочим. Но с тех пор как этот «Вордвуд» зажил собственной жизнью, я просто уверена: кто-то бродит в киберпространстве. Не только те духи, которые завладели «Вордвудом», но и другие тоже. Может быть, их великое множество. И это очень странно, если задуматься. Потому что ведь никакого киберпространства в действительности не существует. Это то, что мы сами изобрели. Это своеобразный ярлык, который мы приклеиваем к пересечениям данных в компьютерах, содержащих веб-сайты. Выходит, что и всех этих духов мы сами придумали.

— Что ж, — говорю я, — можно и так думать: боги, и феи, и вообще все, кто появляется по ночам, существуют только потому, что мы в них верим. Что мы создали все это, чтобы объяснить себе таинственность мира.

— Но вы, судя по всему, так не думаете, — говорит она.

— Я думаю, некоторые тайны могут быть объяснены и таким способом, но не все. И даже не большая их часть.

— Чертовски непонятно.

— Ага, — соглашаюсь я и через секунду спрашиваю: — А вы разве никогда не говорили о таких вещах в группе?

— А вы никогда не замечали, что как-то не получается говорить об этом онлайн? — отвечает она вопросом на вопрос. — Я знаю людей, которые пробовали. Они писали статьи, пытались беседовать об этом в группах. Но эти самые духи ревниво охраняют свою частную жизнь. Вот увидите: уже к шести-семи часам Си-эн-эн замолчит об этом компьютерном происшествии.

— Возможно, вы правы. Люди замечательно умеют забывать то, что не могут объяснить.

— Я не сказала, что это люди все забудут, чтобы сохранить свое душевное здоровье, — возражает она. — Это духи не позволят информации распространяться.

— Но…

— Это же знают все хакеры! Просто об этом не говорят онлайн. Черт, да вы вообще не сможете заговорить об этом ни в какой среде, связанной с компьютерами, а среды, с ними не связанной, сейчас практически не существует. Остается разве что личный контакт или обыкновенная почта. А иначе любой текст, видеоматериалы — в общем, все, с помощью чего вы попытаетесь передать свои мысли, будет стерто. Из книг исчезают целые главы. Из документальных фильмов — целые сцены. И это длится уже годы.

— Я сталкивался с этим, когда занимался своими исследованиями.

— Но вы обсуждали это с людьми только с глазу на глаз, верно?

Я закуриваю очередную сигарету и надолго задумываюсь, прежде чем согласиться с ней.

— Ну и что же из этого следует? — спрашиваю я.

— У меня билет на самолет, — говорит она, — завтра утром буду в Ньюфорде. Перед отлетом попытаюсь уговорить Типа и Клодетт полететь тоже и встретиться со мной в магазине у Холли. Рауль уже обещал мне, что прилетит. Он достаточно разбирается во всем этом, чтобы быть полезным, когда немного придет в себя после случившегося с Бенни. Ему это нужно — чувствовать, что он предпринимает что-то, чтобы вернуть Бенни.

— Я очень хорошо понимаю, что он сейчас чувствует, — говорю я.

— Ваша помощь тоже пригодилась бы нам. Вы больше знаете обо всех этих духах, чем мы все.

— Я, конечно, помогу вам, — говорю я. — Но что конкретно вы собираетесь делать?

— Точно не знаю. Попытаемся устроить мозговой штурм. У меня есть идея — не попробовать ли еще раз с «Вордвудом»? Вдруг нам удастся вступить в контакт с духом, завладевшим сайтом, и убедить его, что у нас мирные намерения и мы не собираемся причинять ему зла? Мы могли бы воспользоваться старенькой «тройкой» Холли — тем самым компьютером, на котором мы начинали «Вордвуд».

— Мне кажется, лучше было бы найти более быструю машину.

— А что, если волшебство — именно в этой конкретной машине?

Я вспоминаю, сколько раз я околачивался в магазинчике у Холли, мы сидели с ней за столом, болтали, а экран компьютера освещал разные бумаги, журналы, книги, разбросанные на столе.

— Она больше не пользуется этим компьютером, — сообщаю я Эсти.

— Знаю. Но вы же знаете Холли. Чтобы она что-нибудь да выбросила!

— Вы спрашивали, сохранился ли у нее старый компьютер?

— Уверена, что сохранился. Но мне не удалось с ней связаться. За последний час я несколько раз пыталась дозвониться до нее, но, похоже, телефон у нее не работает ни дома, ни в магазине.

— А вы не думаете, что с ней могло что-нибудь случиться?

— Нет. Ее компьютер работает. Если бы с ней случилось то же, что с Бенни и вашей подругой Саскией, звонок вообще не проходил бы, как в случае с Бенни. Я смогла дозвониться до Рауля только потому, что у них дома проведена вторая линия: Раулю это нужно для работы. Он занимается импортом одежды и мебели из Мексики, продает это оптом магазинам.

— Попробую дозвониться до Холли, как только закончу говорить с вами, — обещаю я.

Что-то я начинаю волноваться за Холли. Дело в том, что, когда во время исчезновения Саскии телефонный провод оплавился, связь не пропала. Все, что мне пришлось сделать, — это заменить провод. Но поднять эту тему в разговоре с Эсти — значит рассказать все о Саскии. А я пока не готов это сделать.

— Прекрасно, — отвечает Эсти. — Значит, увидимся завтра утром, самое позднее — днем.

— Да, я приеду. — Поколебавшись секунду, добавляю: — Вы уже обращались в полицию?

— А что я им скажу? Они решат, что я больна. А если нет, вообще могут арестовать меня как человека, причастного к возникновению «Вордвуда». А из тюремной камеры мне будет гораздо сложнее что-то сделать, чтобы это прекратить.

— Разумно, — отвечаю я. Этот довод как-то раньше не приходил мне в голову.

— А вы что, собираетесь обратиться?

— Пожалуй, последую вашему примеру.

Я кладу трубку, Джорди вопросительно смотрит на меня, и я вкратце пересказываю ему реплики Эсти.

— Как я заметил, ты ей не рассказал, что в действительности произошло с Саскией, — говорит он.

— Я не смог.

— Почему?

— Потому что у меня подозрение, что именно Саския в каком-то смысле спровоцировала эти исчезновения.

— О, перестань, пожалуйста! — говорит он. — Саския никогда не стала бы делать ничего подобного.

— Я же не сказал, что она сделала это нарочно. Это могло быть что-то вроде… Ну не знаю — что-то вроде компьютерной версии химической реакции. Или… как булавка случайно прокалывает шарик.

Джорди все еще мотает головой.

— Ты знаешь, что «Вордвуд» уже был недоступен перед тем, как все это произошло? — говорю я.

— Да, но…

— Что-то с ним случилось. Произошли какие-то изменения. И ее подключение вполне могло спровоцировать цепную реакцию.

— Нельзя сказать этого наверняка.

Я соглашаюсь:

— Да, нельзя. Но пока мы не будем знать больше, то, что произошло с Саскией, останется между нами. Хорошо, Джорди?

— Хорошо.

Я собираюсь встать со стула, но он хватает меня за руку.

— Подожди секунду, — говорит он. — Ты должен посмотреть на это.

Он снова прибавляет звук, Си-эн-эн передает интервью с одной из свидетельниц.

— Все, что мне известно, — говорит репортеру женщина средних лет, — это то, что он был внизу. Я не обращала на него внимания, но потом услышала эти странные булькающие звуки и пошла посмот…

Джорди отключает звук, не дав ей договорить фразу.

— Эсти была права, — говорит он. — Это уже начинается.

— Не понимаю.

— Интервью с этой женщиной, — поясняет Джорди. — Я его слышал уже несколько раз. Первые два раза она говорила: «Он был внизу, возился со своим дурацким компьютером», а теперь про компьютер уже вырезали.

— Ты уверен?

Джорди кивает.

Я с опаской смотрю на телевизор.

— Боже мой! — говорю я. — Интересно, это действительно проделки духов, как думает Эсти, или власти решили зажать информацию?

— Ну, можно позвонить в полицию, — говорит Джорди, — сказать им, что ты специалист по компьютерным мифам… — Он обрывает фразу, поняв, что шутка не имеет успеха. — Да ладно тебе, Кристи, — говорит он. — Ты же не думаешь, в самом деле, что духи контролируют все вещание: Интернет, спутниковую связь, кабельное телевидение…

— В чем преимущество компьютеров перед нами? — спрашиваю я. Когда он пожимает плечами, я отвечаю сам: — В том, что они могут одновременно выполнять несколько задач и быстро обрабатывать данные. Они проделывают это так же легко и естественно, как мы с тобой дышим.

— Но предположить, что они подслушивают…

— Я понимаю.

Самая глупейшая паранойя, связанная с компьютерами, — это миф о том, что правительство, враги, соседи, да не важно кто, могут увидеть, чем вы занимаетесь, через экран вашего компьютера. Это даже не новая идея. Мне приходилось слышать то же самое о телевидении. Когда слышишь такое, обычно только усмехаешься, но сейчас, держа в голове мысль о духах, которые «ревниво охраняют свою частную жизнь», как выразилась Эсти, задумываешься: а так ли эта мысль абсурдна?

Принимая во внимание то, что произошло с Саскией, и то, как духи защищаются, стирая всякое упоминание о себе из электронной среды, можно ли поручиться, что они не наблюдают за нами с экранов наших телевизоров и компьютеров? Может быть, они населяют не только киберпространство? Может быть, они способны проникать в любой прибор, при эксплуатации которого используется электроника?

А как насчет спутников? Возможно, духи могут видеть и слышать нас с неба, из бытовых приборов, из всего, что мы включаем в электрическую розетку…

Думаю, надо еще раз позвонить Эсти. Предупредить ее о том, что наш с ней разговор по телефону могли слышать духи. Но у меня ведь нет ее номера. И, кроме того…

Я встряхиваю головой и запрещаю себе думать об этом, чтобы не сойти с ума.

— Хочешь проехаться со мной к Холли? — спрашиваю я Джорди.

— Конечно. Все равно не засну.

Боджо стоял один в библиотеке дома Келледи и чувствовал себя смертельно уставшим. Потолки были почти четырнадцати футов в высоту, как и полагается в богатом особняке. Он смотрел на книжные шкафы, от пола до потолка, высящиеся вдоль стен. Шкафы были везде, кроме дверного проема, где он и стоял, и западной стены напротив него, где между книжными стеллажами умещалось стрельчатое окно с низким подоконником, достаточно широким, чтобы на нем удобно уселись двое.

Здесь было слишком много книг. Он медленно прошелся по комнате, читая надписи на корешках. Книги о музыке, беллетристика, история, биографии, сказки, эзотерические тексты — некоторые на столь экзотических языках, что Боджо не знал, что это за алфавит. Он иногда не понимал, алфавит это или некий секретный код вроде тех значков, которые люди его племени оставляют на стенах зданий или на обочинах дорог в качестве посланий друг другу.

Книги были расставлены совершенно бессистемно. Но даже если бы их разложили перед ним как на выставке, как сказала бы тетя Джен, все равно у Боджо не было четкого представления о том, что именно он ищет.

Вообще-то, он не был книжным червем — вот в чем состояла главная проблема. Боджо шел от устной традиции, когда все пересказывается старшими младшим или просто остается в истории племени, передающейся от поколения к поколению. Он умел читать, но редко открывал книгу с тех пор, как научился этому. С книгами у него были какие-то мистические ассоциации, и библиотека являла собой блестящий пример таковой.

Он знал, что книги подразделяются на две большие категории: те, которые читаешь для развлечения, и те, которые читаешь для того, чтобы почерпнуть в них какие-нибудь сведения. За годы посещений дома Келледи он неоднократно видел, как Мэран или Сирин входили в библиотеку с какой-нибудь проблемой, снимали с полки книгу и в ней находили решение.

Но они-то знали, что конкретно ищут или, по крайней мере, где следует искать. А кроме того, они часто находили то, что им было нужно, в беллетристике, а не только в справочной литературе.

Тяжело вздохнув, Боджо постоял еще в библиотеке, скользя взглядом по корешкам книг. В конце концов он решил, что у Сирина и Мэран просто особый дар находить нужную книгу и библиотека как таковая ни при чем. То, что нужно ему, он должен искать сам, без помощи книг.

И он вышел из дома Келледи с его флюгерами и башней и направился по тропинке под дубами к дороге. Он окинул взглядом Стэнтон-стрит, а потом, полуприкрыв глаза, запрокинул голову. Так он стоял довольно долго, спокойный и сосредоточенный.

Тот, кто не чувствует, подобно ему, устойчивой связи между этим миром и мирами, с которыми он граничит, не заметил бы того, что Боджо получал «из воздуха». Он искал волшебное, и его было кругом полно, но он также искал и мудрости, а это обнаружить было гораздо сложнее.

Он чувствовал присутствие домовых и призраков, теней и жителей Пограничных Миров, фей и привидений. Они были здесь, рядом с ним, — под деревьями, у него за спиной, наверху, в кронах дубов. Они спали в общественных парках и рылись в помойках. Они были в канализационных трубах, они крались по крышам или карнизам, заглядывали в окна к людям.

Боджо вовсе не удивлялся, заметив кого-либо из них. Они всегда были — и среди белого дня, и глухой ночью. Эти блики, улавливаемые краем глаза, шорохи из угла, который кажется пустым…

Сегодня вечером их было особенно много на улицах, как будто в праздник, например в День костров или в канун Дня Всех Святых. В такие вечера этот невидимый народец шатается по городу целыми компаниями, стаями, безобразничает, распевает песни. Но, несмотря на то что эти существа сегодня вышли на улицы, они казались подавленными. Что-то было в воздухе непривычное. Как будто теней, что ходили по аллеям и вдоль домов, выбросили из их жилищ. Высоковольтные провода гудели громче обычного, и еще чувствовался запах, как будто проводка перегорела, — еле заметный, но ощутимый. Боджо заинтересовался, но сегодня ему некогда было разбираться с этим.

Он заставил себя сосредоточиться на самом нужном. Он все расширял и расширял диапазон наблюдений и наконец нашел волшебную точку, которую искал, — искру, слабо мигающую на довольно большом расстоянии.

Закрыв глаза, он сосредоточился на этой искре, стараясь поточнее определить, что это. Но он услышал только шепот теней. И единственное, что смог понять, — что это человек или, по крайней мере, существо мужского пола. Больше ничего. Как будто этого человека укрывал темный плотный плащ, и было непонятно, принадлежат ли тени, которые он отбрасывает, ему самому или тем, кого Боджо искал.

Это было не столь важно. Кем бы тот ни был, он единственный из обнаруженных обладал достаточной силой. Боджо знал, что ему придется найти этого человека или вернуться к Холли ни с чем, а этого ему очень не хотелось.

Мысль о Холли заставила его улыбнуться. «Не увлекайся, — частенько говорили ему дяди и тети. — Это не твой мир». Но как же не увлечься Холли? Она такая хорошенькая, такая умница, и у нее такие чудесные рыжие волосы!

Боджо питал слабость к рыжеволосым женщинам. Особенно если они ездят на мотоцикле. Интересно, не стоит ли у Холли в гараже за магазинчиком «Нортон» или «Индиан». А может, «Винсент Блэк Лайтнинг»?

Думай о деле, одернул он себя. Если ничего не получится, ты завтра не сможешь показаться в ее магазине. Женщинам нравятся мужчины, которые держат слово. Он сказал, что поможет, значит, должен помочь, а потом уже выяснять, как она относится к мотоциклам.

Как и невидимые люди, с которыми он делил эту ночь, он старался держаться в тени. Его путь лежал на восток, по Стэнтон-стрит. Особняки становились все менее и менее презентабельными, пока не сменились домами из красного кирпича и витринами магазинов. Когда он видел проезжающую машину или, реже, пешехода, он поспешно нырял в парадное или двор. При нем не было никаких документов, ничего удостоверяющего его личность, поэтому он побаивался, что его остановит какой-нибудь представитель власти и спросит, что он, собственно, тут делает в столь поздний час. Привычка держаться незаметно стала теперь его второй натурой. Независимо от того, в каком мире все происходило, жестянщики привыкли к столкновениям с законом. Полицейский еще может поколебаться — упечь человека за решетку или отпустить восвояси, но если речь идет о жестянщике — тут они единодушны в своей неприязни. Такое для Боджо было отнюдь не ново.

Дойдя до Пальм-стрит, он понял, что больше не нужно осторожничать. Он уже миновал не одну полицейскую патрульную машину. Его едва удостоили взглядом. Он понял, что сегодня у них имеются гораздо более важные дела, чем заниматься каким-то праздношатающимся жестянщиком.

Пальм-стрит была основной магистралью Злачных Полей Ньюфорда, части города с самой дурной репутацией: закусочные, стриптиз-бары, ночные клубы, гостиницы, массажные кабинеты и бесконечные маленькие магазинчики, торгующие со скидкой. Они были так крепко заперты в это время суток, так надежно защищены металлическими роллетами, испещренными граффити, что можно было подумать, там действительно есть что-то ценное.

Даже в этот час время от времени проезжали машины, водители и пассажиры оценивали обстановку: байкеры, торговцы наркотиками, проститутки обоих полов, не говоря уже об обычных гражданах, которых привело сюда любопытство, а вернее, надежда на приключение. Злачные Поля еще не успели расчистить, как это проделали с Диснеевской площадью в Нью-Йорке, наверное, потому, что сюда еще не ступила нога человека, у которого достаточно денег в кармане. Но время шло, и южную часть Пальм-стрит, тот ее отрезок, где она тянется вдоль парка Фитцгенри, уже начали облагораживать.

Боджо нравился этот район. Он чувствовал, что здесь можно расслабиться. Здесь удостоверение личности и социальный статус значили гораздо меньше, чем количество денег в кармане. Здесь он мог проводить время в джаз-клубе или бильярдной, даже играть в карты, не привлекая к себе особого внимания, но при этом оставаясь самим собой.

Но сегодня ночью у него не было времени на развлечения.

Искра, вычисленная им, теперь пульсировала гораздо сильнее. Она вела его на север, по Пальм-стрит до Грассо-стрит, где он свернул, чтобы остановиться наконец напротив закусочной, которая явно была уже закрыта. Если бы не искра, он бы, конечно, прошел мимо. Он долго стоял, изучая темные окна, но не заметил внутри никакого движения. Все говорило за то, что внутри никого нет.

Он подождал еще немного и пересек улицу. Постучал в стеклянную дверь. Никто не отозвался. Тогда он нажал на дверь, и она подалась.

Он открыл дверь ровно настолько, чтобы пролезла голова.

— Эй! — негромко крикнул Боджо. — Есть тут кто-нибудь?

Опять никакого ответа.

Он нажал на дверь посильнее и постепенно раскрыл ее настолько, что смог пролезть внутрь.

— Эй! — крикнул он еще раз.

Искра заставила его взглянуть налево. Там, среди столиков, он разглядел человека, который сидел так тихо, что, безусловно, остался бы незамеченным, если бы его аура не привлекла внимания Боджо, как если бы сидящий пошевелился.

Двигаясь очень медленно, чтобы продемонстрировать, что он не собирается причинить никакого зла, Боджо подошел к нише, в которой сидел мужчина. Было трудно разглядеть его черты в тусклом свете, проникающем с улицы, но Боджо определил, что ему чуть за двадцать. Это был худощавый чернокожий, в костюме в мелкую полоску. С узкой костью, красивый, с длинными, тонкими пальцами и волнистыми волосами, зачесанными назад. Рядом с ним на сиденье стояла старинная гибсоновская гитара, как будто эти двое зашли сюда, чтобы пообщаться.

Боджо уже открыл рот, чтобы заговорить. Но прежде чем он успел это сделать, мужчина поднял руку из-под стола, и перед самым носом у Боджо появилось… дуло очень большого револьвера.

— Итак, вы меня нашли, — сказал мужчина. — Не думайте, что я не знал, что вы вынюхивали и выслеживали меня последние два часа. Теперь вам придется ответить мне на один вопрос: что мне с вами делать?

Выйдя на улицу, я сразу понял, что имел в виду Джорди, когда говорил, что сегодня вечером в воздухе ощущается что-то странное.

Сегодня вечером? Что это я говорю?

Уже светает. Ночь прошла. В узких закоулках между домами еще темно, но небо на востоке уже стало алым. Правда, солнца еще не видно и в воздухе разлито нечто такое, такое настроение что ли, которому я никак не могу подобрать название. Я нередко брожу по ночам — привычка, которую я перенял у Джилли, — и привык к тому потустороннему виду, который приобретает город в это время, когда улицы безлюдны. По крайней мере в Кроуси они пустынны. В других частях города — например, на Пальм-стрит или Грассо-стрит — жизнь кипит двадцать четыре часа в сутки. Но в Кроуси после полуночи кажется, что даже дома куда-то уплывают.

В этот промежуток времени, между часом ночным, когда последние игроки уходят из клубов, и часом утренним, когда первые партии жителей пригородов торопятся на работу, в поле вашего зрения может попасть разве что кошка или какой-нибудь человечек, несущий свой товар на гоблинский рынок. Все открыто… все возможно в этот час.

Но сегодня все не так. Я замечаю, что края крыш и крышки люков слегка фосфоресцируют — такое бело-голубое сияние и легкое потрескивание. Трансформаторы и телефонные провода гудят громче, чем обычно, и еще я ловлю в воздухе слабый запах, очень похожий на тот, которым наполнилась моя комната, когда взорвался компьютер.

Сегодня в воздухе витает нечто такое, чего я не помню по прежним прогулкам. Может быть, это потому, что все сейчас для меня окрашено случившимся с Саскией. Я ощущаю присутствие чего-то темного и… голодного. И еще некое покалывание в затылке, которого прежде не было. Такое испытываешь, когда кто-то или, вернее, что-то наблюдает за тобой.

Моя машина стоит в гараже в паре кварталов от дома, я арендую гараж у владельца магазинчика на Уильямсон-стрит, — мы с Джорди, когда были маленькие, называли такие магазины десятицентовыми. Их изобилие — свидетельство инфляции, но прежде я об этом не задумывался. Машина — старый «додж». Американская машина на каждый день. Эти «автомобили из супермаркетов» весьма непрезентабельны с виду, особенно если ездишь на них не первый год, как я на своей кляче, но они практически бессмертны. Вставь ключи, зимой или летом, — и мотор заведется почти наверняка.

Я не часто езжу на нем — один или два раза в неделю, — и около моего дома нет стоянки, а я не люблю оставлять машину на улице, даже при том, что в ней нет ничего, кроме ржавчины. Конечно, она слишком потрепанная, чтобы ее украли, но когда-нибудь мне на ветровое стекло точно прилепят повестку о штрафе, а это такая мука мученическая — переставлять ее с места на место каждые несколько часов, чтобы не попасться на глаза полицейскому. Я знаю людей, которые это делают. Как правило, это люди, которые вполне могут позволить себе оплатить стоянку; им просто нравится играть в эти парковочные игры. Как говорится, на вкус и цвет…

Наконец мы доходим до дома мистера Ли. Я отпираю дверь гаража и поднимаю ее. «Гармошка» с грохотом складывается. Я вывожу «додж» и жду у поребрика, пока Джорди запирает гараж.

— Ну и что ты все-таки об этом думаешь? — спрашивает он, когда я трогаюсь с места и сворачиваю на Уильямсон-стрит. — Об этой идее Эсти, я имею в виду. Пытаться снова подсоединиться к «Вордвуду», по-моему, все равно что хвататься за соломинку. Мне кажется, надо позвать кого-нибудь вроде Джо, кто может перемещаться между мирами. То есть ведь это самое киберпространство — это те же Другие Миры, верно? Мир Духов, manidò-ak, столь любезный Джо.

Я бросаю на брата беглый взгляд и снова смотрю на дорогу.

— Все не могу привыкнуть к тому, что это говоришь ты, — улыбаюсь я. — Ты так долго и упорно настаивал, что нет ничего, кроме того, что мы видим и чувствуем.

— Я слишком много повидал, чтобы больше не верить, что существует еще что-то. К тому же, например, Венди и Софи спокойненько попадают туда, куда уносит их фантазия. — Он усмехнулся, и в этой усмешке было больше подавленности, чем веселья. — Я уже привык, что кто-то появляется в дверном проеме и, вместо того чтобы войти, как полагалось бы по логике вещей, вдруг исчезает.

— А тебе самому никогда не хотелось попробовать? — спрашиваю я.

Он кивает:

— Я просто жду, когда Джилли станет лучше, чтобы проделать это вместе с ней. Мне кажется, просто нечестно отправляться мне одному — ведь она об этом всегда мечтала.

Я думаю, как это все-таки грустно, когда двух людей, которые, казалось бы, просто созданы друг для друга, все время разделяет что-то, мешающее им быть больше чем просто друзьями. До того как у Джилли началось с Дэниелем, у Джорди было с Таней. Они всё как-то не совпадают по фазе.

— А ты? — спрашивает он меня.

Я тяну время, закуривая сигарету, открывая окно и выдыхая в него дым.

— Я думал об этом, — говорю я. — Ну, о том, чтобы попросить Венди, или Софи, или даже Джо провести меня, но что-то меня всякий раз останавливает. Наверное, это потому, что меня прежде всего интересует, как эти явления взаимодействуют с нашим Условным Миром и как мы, живущие в нем, реагируем на вторжения оттуда. Просто пересечь эти границы и оказаться там, где все волшебно, где все может случиться… — Я качаю головой. — Думаю, я как-нибудь попробую просто для того, чтобы приобрести опыт. Но я не тороплюсь.

Джорди кивает:

— Забавно. Я всегда думал, что ты первым туда прыгнешь. Что ты, как Джилли, будешь искать именно такого…

— Я тоже так думал, — отвечаю я. — До тех пор, пока это вдруг не стало возможным. И теперь я боюсь, что, если все-таки перейду эту границу, наш мир покажется мне потом слишком бледным и совсем перестанет меня устраивать.

— Ты думаешь, там настолько лучше?

Я качаю головой:

— Я думаю, что там все гораздо интенсивнее и напряженнее. Я слишком люблю этот мир, чтобы легко пойти на такой эксперимент.

— Ты просто не любишь перемен.

Я улыбаюсь:

— И это тоже.

— Но что, если теперь нам придется сделать это? — спрашивает Джорди. — Чтобы вернуть Саскию.

— Я бы не задумываясь пошел на это.

Пару кварталов мы проезжаем молча, Джорди смотрит в окно, а я — на дорогу. Почти нет движения. Несколько такси и фургонов. Да еще полицейская машина, которая ехала за нами пару кварталов, а потом свернула на Селлар-стрит.

— Ты правда веришь, что мы сможем вернуть их? — спрашивает Джорди. — Ну, всех, кто… — он колеблется, потом использует термин, который применяло Си-эн-эн, — кто пропал.

Я киваю, закуривая очередную сигарету:

— Конечно вернем.

— Что нам для этого нужно сделать? — спрашивает он. — Скачать их с веб-сайта?

— Если они могли исчезнуть в компьютерах, то почему нельзя их оттуда достать? Ты помнишь тех эльфов, что наделали столько хлопот Холли? Они вышли из ее компьютера и как миленькие вернулись в него.

Краем глаза я вижу, как Джорди качает головой. Даже при том, чего он нагляделся в последнее время, эта история с эльфами кажется ему слишком похожей на сказку.

— Ну хорошо, — говорю я. — Допустим, компьютеры — это ведь порталы, ну, своеобразные двери в Другой Мир — то, чем пользуется Венди, когда уходит туда.

— При этом ей непременно нужно держать в руке маленький красный камешек, который ей дал этот парень, Коди.

— Ну, в общем, принцип понятен. Что-то должно быть катализатором, чтобы эти тайные двери открылись. Для Венди эту роль выполняет магический камень. Для тех, кто исчез, это что-то связанное с «Вордвудом». Нам остается выяснить, что именно.

Даже не знаю, кого я сейчас убеждал — его или себя, — а мы тем временем пересекаем Грейси-стрит и направляемся в Катакомбы, которые еще называют Сквотландией.[6]

Эта часть города — настоящий ад. Никогда не поверю, что городской совет допустил такое. Или если даже и допустил, то потом не сделал попытки исправить. Это проклятая часть города: квартал за кварталом — брошенные дома и пустыри. За исключением нескольких сквозных улиц, в большинстве случаев пролегающих с юга на север, остальные забаррикадированы руинами, проржавевшими кузовами автомобилей и другими, вообще не поддающимися опознанию и описанию обломками. Крысы здесь вырастают величиной с кошку, на них охотятся огромные стаи одичавших собак.

На это не только тяжело смотреть — здесь опасно. Собаки не единственные существа, которые безнадзорно бродят по Сквотландии. Здесь устраивают свои вечеринки байкеры, здесь прячутся преступники, поэтому в Катакомбах ты вне зоны полицейских радаров. Здесь потерянные для общества и пропащие обретают последний приют: беглые, бездомные, сумасшедшие, спившиеся.

Я думаю, у всего на свете есть душа — у людей, животных, растений, минералов, воды. У всего. Даже у мест, у частей города. Душа, которая в отчаянии нависает над этими улицами. Когда я оказываюсь в этом месте, во мне просыпаются давно пережитые и забытые страдания и начинают давить. Может быть, это и заставляет меня снова заговорить — все, что угодно, — только бы отвлечься, даже если для этого придется повторить Джорди то, что я уже говорил. Но вообще-то, мы не общались толком целые годы, так что мне теперь трудно припомнить, чем я делился с ним, а чем — нет.

— Но попасть на секунду в Другие Миры… — говорю я. — Может быть, истинная причина, по которой я воздерживаюсь от визитов туда, — совсем в другом. Стоит мне пересечь границу — и готово: путешествие всей моей жизни закончено.

Джорди озадаченно смотрит на меня.

— Люди, которые охотятся за волшебным, все время забывают, — говорю я ему, — что поймать это самое волшебное — совсем не главное. Все дело в том, как ты ведешь себя и чувствуешь себя в пути.

— Это как в дао, — кивает он. — Важно само путешествие.

— И со всем остальным тоже, если задуматься. Не могу припомнить ничего, с чем дело обстояло бы иначе.

Джорди снова кивает:

— Вот почему я не слишком забочусь об успехе. Я просто хочу сочинять музыку.

Я удивлен, — оказывается, мы многого не знаем друг о друге. А я никогда об этом не думал… о том, что его отношение к музыке может быть сродни моей погони за магией. В конце концов, и то и другое — всего лишь призраки.

Мы оставляем Катакомбы позади и въезжаем на более цивилизованную территорию. Сейчас на Уильямсон-стрит стало полно закусочных-фастфуд, перчаточных мастерских и ателье, магазинчиков, торгующих со скидкой. В более старых зданиях на верхних этажах все еще сдается жилье. У зданий поновее — стоянки для машин самых разных размеров и конфигураций. И наконец начинаются старые районы города: многоквартирные дома, постройки из вагонки, кирпичные здания лепятся друг к другу. Мы все еще очень далеко от пригорода с аккуратными домиками и лужайками.

Я снова закуриваю и обнаруживаю, что думаю о своей тени, этой ускользнувшей части моего детства, этом Гекльберри Финне в женском обличье, ушедшем бродить куда-то, отделившись от меня. Среди теней редко попадаются такие самостоятельные, как моя. Интересно, встречался ли когда-нибудь Джорди со своей тенью и какая она? Или, может, он даже не знает, что она у него есть. Большинство людей об этом не знают. Если они и вступают в контакт со своими тенями, то только во сне, и то не понимая этого.

Потом я вспоминаю, как они с Джилли подходят друг другу. Она вполне может быть его тенью. Я уже почти начинаю верить в это, но тут мы сворачиваем на улицу, где живет Холли, и я сбиваюсь с мысли.

— А вдруг Холли будет не в восторге от нашего визита? — говорит Джорди.

Я торможу на стоянке перед магазином. Не приходится сражаться за хорошее место в столь ранний час. Я смотрю на темные окна магазина. Окна квартиры наверху тоже темные.

— В восторге не в восторге, — говорю я, — но ей будет интересно обо всем этом узнать. Мы все-таки дружили в университете.

— Ладно, сейчас проверим, — говорит он.

Я выхожу из машины и направляюсь к двери. Джорди следует за мной. Я ощупываю рукой кирпичи на уровне верхней трети двери и отодвигаю фальшивый. В нише за ним — кнопка. Я пару раз нажимаю на нее, а потом снова задвигаю кирпич.

— Круто! — восхищается Джорди.

— Холли надоело, что покупатели звонят ей в квартиру в любое время дня и ночи, разыскивая книгу, которая срочно им нужна. Этот звонок — только для своих. А вот этот… — я показываю на кнопку чуть пониже фальшивого кирпича, — звонит только в магазине.

— Разумно, — хвалит Джорди. — Мало ли чего этим покупателям понадобится.

— Вон она идет, — говорю я.

Мы оба чуть отступаем, пока Холли открывает дверь настолько, чтобы разглядеть нас. Она босиком, в пушистом кораллово-красном махровом халате, который придерживает на шее одной рукой, растрепанная, заспанная. Она хлопает глазами за стеклами очков, рассматривая нас сквозь узкую щель.

— Кристи! — говорит она, удивленно переводя взгляд с меня на брата. — Джорди!

Джорди кивает:

— Привет, Холли.

— Сразу двое Риделлов — это к чему?

— К чему? — улыбаюсь я.

Она часто моргает, потом ежится от утренней прохлады:

— Вообще-то, у меня вертелась на языке какая-то шутка, но со сна я вряд ли вспомню. А кстати, который час?

— Скоро шесть.

— Ну и как вас сюда занесло?

— Поговорить надо, а твой телефон, кажется, не работает.

— Я его отключила. — Она испытующе смотрит на меня, глаза у нее больше не сонные. — Ну и что случилось?

— Это касается Бенни, — говорю я.

— Бенни? Нашего Бенни?

— С ним неприятность. Это связано с «Вордвудом».

Я не понимаю ее взгляда. Я пойму его чуть позже, после того как она расскажет мне о том, что произошло с ней накануне вечером. А сейчас она открывает дверь пошире и отступает.

— Заходите, — говорит она.

Если Кристиана и здесь, то мне ее не найти.

Сначала я падала в черную дыру — по ощущениям это походило на тот момент, когда я лишилась тела и угодила в телефонную сеть, настроив свое сознание на номер, который мне дала Кристиана в кафе. Это было всего лишь вчера вечером, а кажется, прошла целая жизнь.

Та черная дыра, казалось, подталкивала каждую молекулу моего существа к… к чему-то. Я не могла понять, куда меня влечет. В клетку, в капкан — туда, откуда не будет спасения. Оно проявляло себя как крошечный, невидимый водоворот, я понимала, что он не больше булавочной головки, но тянет за собой бесконечный шлейф из самого сердца черной дыры. Те осколки сверхновой способны были поглощать миллионы тонн материи в секунду. Если бы я поддалась им, меня немедленно затянуло бы в водоворот и я сгинула бы навсегда.

А эта дыра — полная противоположность той. Она не менее мощная, но в ней все частицы, составляющие то, что есть я, растащит в разные стороны. Если позволить затащить себя в нее, мне потом будет не собрать себя.

Может быть, на этот раз я уже в самом центре этой дыры. Возможно, я уже пропала.

Я не могу с этим смириться.

Я не смирюсь с этим!

Я делаю то же самое, что сделала в прошлый раз: ищу пульс, волну, энергию, движение, ритм, в который могла бы попасть. Что-то, на чем можно сосредоточиться и что вытащит меня отсюда, хотя это и не единственная причина, по которой мне необходимо сконцентрироваться. Да, мне надо выбраться отсюда, но я знаю также, что, только сконцентрировавшись на чем-то, я смогу сохранить свою целостность, так что я убью сразу двух зайцев.

Нет никаких признаков, по которым здесь можно было бы ориентироваться во времени, так что я понятия не имею, как давно затеряна в полной тьме, ищу выход и борюсь с силами, стремящимися разорвать мое «я» на кусочки. Может быть, выхода вообще нет. Может быть, именно так и выглядит смерть для таких, как я, — рожденных из пикселей и данных. Может быть, мне лучше перестать сопротивляться — просто отпустить себя и вернуться в безличность и анонимность, из которых извлек меня дух Вордвуда, прежде чем одарить физическим существованием.

Боли нет. Как я могу чувствовать боль, если тела у меня нет? Только мысленная паника, которая кажется даже ненастоящей, потому что не имеет никаких физических симптомов. Но сильное напряжение мало-помалу подтачивает мою волю к выживанию.

Я так устала!

Я уже совсем близка к тому, чтобы сдаться.

Но тут я слышу… хотя нет, что я говорю — слышу? — у меня же нет ушей. Я ничего не могу слышать. Я просто чувствую этот звук. Он длинный и узкий, как провод, пронизывающий темноту.

Он там.

Нет, вон там.

Нет, там!

Я бросаю весь сгусток мыслей, которым сейчас являюсь, к нему, обвиваю его, вцепляюсь в него.

И вдруг чувствую движение. Я понимаю, что здесь должен быть воздух, потому что без него не может быть звука. Волна монотонного гула давит на воздух, в нем образуется рябь, как на поверхности воды, и я просто следую за приливами и отливами. Я становлюсь одним из изменений, которые эта волна производит в атмосфере, я остаюсь с ней и тогда, когда она преобразуется в электрический сигнал, где напряжение меняется с теми же интервалами, с какими первоначальный гул покрывал воздух рябью. Я остаюсь частью гула и тогда, когда напряжение постепенно преобразуется в бинарные числа, в забавное мелькание «включено-выключено», в состояния, сменяющие друг друга так быстро, что невозможно отследить даже их цепочку, не то что отдельное звено.

Каждое измерение превращается в шестнадцать бит.

Кодируется в цифровой форме.

И теперь я знаю, где я нахожусь.

То есть нет, не где, а в чем я нахожусь. Я в процессоре компьютера. Или я часть сигнала, идущего от одного процессора к другому. Я снова в цифровом коконе, из которого родилась, только на этот раз осознаю это. Я знаю, кто я.

И теперь у меня есть надежда найти выход отсюда. Это будет непросто. Цифровое поле огромно. То, что его формирует, — не просто модели, содержащиеся в компьютере. При наличии Интернета они способны преодолевать огромные расстояния, поселяясь в самых отдаленных процессорах и базах памяти. Миллионы компьютеров во всем мире сообщаются между собой. Я могу оказаться где угодно.

Но машины подчиняются определенной логике. Возможно, я потерялась, но если удастся вычислить, как добраться до преобразующего гипертекст протокола, то я смогу направить сигнал, который «оседлала», туда, куда мне нужно. Он меня «довезет».

Я вызываю в памяти электронный адрес: www.thewordwood.com.

Вот с чего все началось — с моей попытки вступить в контакт с духом, который вызвал меня к жизни. Вот где началась я сама — на территории, которую этот дух отвоевал себе у Всемирной сети. Вот куда мне необходимо вернуться. Теперь мне нужны не только ответы на вопросы. Мне нужно получить обратно свое тело. Однажды дух дал мне его. Придется убедить его дать мне тело и во второй раз.

Я сосредоточиваюсь на сайте «Вордвуд».

Не могу утверждать с уверенностью, но, мне кажется, я чувствую некоторое изменение в прохождении сигнала. Сосредоточиваюсь еще больше.

Теперь я передвигаюсь так быстро, что время превращается в какое-то смазанное пятно. Но мне так же трудно определить, как давно я «еду» на сигнале, как раньше было трудно понять, как давно я плаваю в темноте.

И вдруг в сознании вспыхивает ослепительный сноп сине-белых световых нитей. Я лечу на невообразимой скорости над сетью перекрещивающихся линий. Это микросхемы, соображаю я, только рассматриваемые не с физической точки зрения, а с точки зрения энергии, которую они испускают.

Сигнал несет меня все быстрее. Все быстрее и быстрее.

Я еще старательнее сосредоточиваюсь на адресе «Вордвуда», но силы покидают меня. Я больше не в состоянии держаться за этот адрес. И вообще за что-либо держаться, как бы решительно я ни была настроена… Все ускользает, я снова теряю сознание…

— Погодите минутку, — сказал Боджо. Оказавшись под дулом здоровенной пушки, единственное, что успел сделать Боджо, — это вытянуть руки, выставив ладони вперед, как будто надеялся остановить пулю руками. На самом деле он просто показывал, что безоружен и не представляет для собеседника опасности. Да какая разница, что подумает гитарист, лишь бы не выстрелил.

В закусочной было жарко, в воздухе стоял тяжелый запах — смесь застарелого неотмытого жира и средства, которым драют прилавки, столики и пол.

Но сквозь все это пробивался слабый и очень приятный запах, похожий на аромат фруктовой воды из яблок и роз. Может быть, там присутствовала еще сирень и намек на цитрус. Как только Боджо начинало казаться, что он наконец понял, что это за запах, тот сейчас же приобретал новые оттенки.

Он попытался изобразить улыбку, но это было нелегко. Во рту пересохло, он с трудом глотал и лихорадочно придумывал, как бы получше сформулировать, что привело его сюда. Но оказалось, что объяснять ничего не нужно.

— Так вы не ищейка, — сказал человек, опуская руку с револьвером.

— Нет, — подтвердил Боджо, не совсем понимая, что тот имеет в виду под словом «ищейка». — Я — простой жестянщик, который хотел бы получить совет.

Мужчина улыбнулся:

— Совет! Пора мне уже начать вести колонку советов. — Он выбрался из своей ниши и переложил револьвер из правой руки в левую. — Я Роберт Лонни, — добавил он, протягивая Боджо свободную руку.

Боджо пожал ее, заметив, что, несмотря на узкую кость, деликатное сложение и длинные тонкие пальцы, у Роберта крепкое рукопожатие — более похожее на рукопожатие человека, привыкшего работать руками, чем щеголя при костюме, каким он казался на первый взгляд.

— Рад познакомиться, — сказал он. — Я Боррибл Джонс, большинство зовет меня Боджо.

Роберт приподнял брови:

— Странное имя.

— Дело в том, что когда акушерка, приняв меня, подняла и показала присутствовавшим, то мой отец, взглянув на перемазанного в крови младенца, с которого к тому же капало на пол и который орал во всю мощь своих легких, произнес: «Боже! Terrible!» У него был дефект речи, так что получилось нечто вроде «Боррибл». Почему-то прозвище это ко мне пристало. Не помогло даже то, что я был исключительно послушным и хорошим ребенком.

Роберт с интересом наблюдал за ним, и по глазам было видно, что этот разговор его занимает, даже забавляет.

— Садитесь, — наконец сказал он, кивнув на место, которое только что освободил. Сам он сел рядом со своей гитарой, положив револьвер на стол между ними. — Его обычно называют Миротворцем, — сказал он, заметив взгляд Боджо на оружие. — Однозарядный кольт сорок четвертого калибра. Единственный способ сотворить мир с его помощью — это застрелить того, кто причиняет тебе неприятности. Мой папаша взял его у одного мертвого человека, который непосредственно перед своей кончиной собирался кое-кого линчевать.

Боджо не был уверен, что он правильно расслышал.

— А что, здесь все еще линчуют? — спросил он.

— О, это было давно — в том периоде истории, который быстрее всего забывается, хотя, признаться, очень тяжело забыть, как твои сородичи висят на фонарях, подобно неким странным плодам.

Несмотря на плохое освещение в закусочной, Боджо заметил в глазах Роберта нечто говорящее о том, что тому довелось присутствовать в этом мире при жизни нескольких поколений, но не так, как это удается жестянщикам — перехитрив время и путешествуя между мирами. Роберт просто жил себе и жил, нисколько не старея.

Когда Боджо это понял, он увидел, что в уголках рта Роберта появилась улыбка, как будто музыкант прочел его мысли. Роберт взял гитару и начал наигрывать тихий блюз, большой палец правой руки — на басах, длинные пальцы левой бегают по струнам, как лапки паука.

— Так что за совет вам нужен? — спросил он.

— Это длинная история.

— Чего у меня навалом, так это времени, — заверил его Роберт.

— Да уж не сомневаюсь, — сказал Боджо.

Роберт криво усмехнулся. Он ничего не сказал — только постукивания его большого пальца по басовой струне и последующий блюзовый водопад звуков, казалось, спрашивали: «Ну что ж ты не рассказываешь свою историю?»

И Боджо начал рассказывать: с телефонного разговора, который привел его в магазинчик Холли, и до того, что он успел ощутить в воздухе, пока разыскивал Роберта в городе. Гитара звучала контрапунктом его голосу, создавая у Боджо впечатление, что он скорее исполняет блюз, чем рассказывает историю.

— И вам нужен совет?.. — спросил Роберт, когда голос Боджо иссяк.

Он изобразил вопросительный звон, в то время как басовая струна тихо, но твердо продолжала держать ритм.

— Просто должен вам сказать, — заметил Роберт, — что я вообще не понимаю ни в компьютерах, ни в духах, которые, может быть, и правда сидят внутри их. Как это называется — виртуальные миры?

Боджо покачал головой:

— Нет, имеются в виду те, которые ненастоящие.

— Все зависит от того, где вы сами находитесь. Возможно, эти миры очень даже настоящие для тех, кто в них живет.

— Наверное.

— Я так понимаю, — продолжал Роберт, и гитара аккомпанировала его голосу, — что вы воспринимаете все эти вещи, скорее, как местный житель. У наших ведь всегда начинается торговля, когда речь заходит о духах. Даже баптистский священник старается хоть что-нибудь урвать для себя, будь то билет в рай или чума на чью-нибудь голову. А для индейцев все это напоминает дерево. Мы видим лишь ствол и листву, а самое важное — под землей, и его не видно.

— Дерево?

Роберт улыбнулся:

— Я просто имел в виду все, что скрыто. Это не то что луковица, с которой надо снять шелуху, чтобы посмотреть, что там внутри. Или русская матрешка, когда в куколке побольше спрятана куколка поменьше. Тут вы видите что-то простое, а за этим стоит огромный невидимый мир. Мир, о котором вы даже не подозреваете, что он существует, хотя и вполне можете увидеть его.

Боджо кивнул, чтобы показать, будто он что-то понял.

— Конечно, мы сейчас занимаемся трепотней, — продолжал Роберт, — но ведь для того, чтобы объяснить компьютеру, что делать, тоже используют слова.

— Они называют это кодами, — сказал Боджо, вспомнив, что ему рассказывала об этом Холли. — Языки программирования.

— И все равно это слова, слова, слова. Слова — магия, которая восходит к первым дням творения. И те, которые они используют, разговаривая с компьютерами, — просто древняя магия, переодетая в новые одежды. — Он замолчал на некоторое время, но на гитаре играть не перестал. — Куча людей верит, что мир был создан одним-единственным Словом. Впрочем, полагаю, что вам это известно.

— Слово Божие, — кивнул Боджо.

Он и правда что-то слышал об этом, но в подробностях уверен не был.

— Правильно, — подтвердил Роберт, — Логос. Христианство — не первая и не последняя из религий, которые стремятся уложить всю древнюю историю в байки о том, как нас всех сотворили. Знаете, как это обычно бывает?

Роберт не стал дожидаться ответа. Музыка перешла в минорную тональность.

— Как я слышал, — продолжал Роберт, — то самое первое и единственное Слово, которое «запустило» мир, превратилось в язык, а этот язык — в разговор, который всему придает форму и значение, — в разговор, который продолжается по сию пору. Беда в том, что со временем первоначальный язык разбился на множество кусочков, фрагментов, разновидностей и диалектов. Не успели мы оглянуться, как уже утратили возможность общаться друг с другом. Животные, растения, люди, грязь под ногами — у всех теперь свой язык. Черт! Употребляя слово, мы даже не можем быть уверены в том, что оно значит для нашего собеседника то же самое, что для нас. Но остатки, осколки того, первоначального, языка все же сохранились. Например, могучее наречие моджо.

Боджо кивнул:

— Я помню, Мэран рассказывала мне об этом. Думаю, она даже знает кое-какие из этих старых слов.

— Они у всех застряли в отдаленных уголках сознания — там, где все еще действуют инстинкты, а душа отдыхает. Большинство даже не догадывается об этом. Вы произносите одно из этих древних слов — и все… меняется.

— А вы знаете какие-нибудь? — спросил Боджо.

— Только одно. Благодаря ему ищейки и кружат возле меня, но выследить никак не могут.

Боджо кивнул. Он хотел было расспросить про этих самых ищеек, о которых все время упоминал Роберт, но годы на улице научили его не задавать личных вопросов, а только выслушивать, если тебе сами что-то рассказывают. Так что он просто сидел на диванчике и слушал, как его собеседник наигрывает на своем старинном Гибсоне. Теперь он снова вернулся в мажорную тональность, но Боджо не успел заметить, когда именно это произошло.

— Значит, я так понимаю, эта девушка вам нравится, — сказал Роберт через некоторое время.

Пальцы его левой руки ни на секунду не прекращали заниматься своей паучьей работой и бегали по грифу старинной гитары, а правая рука вела мелодию.

— Кого вы имеете в виду?

Роберт улыбнулся:

— Я имею в виду ту девушку, которую вы недавно встретили и на которую очень хотите произвести хорошее впечатление. Знаете, не теряйте времени даром, поскорее обнимите ее, как только покончите с делами.

— Это совсем не то…

— Всякий раз, когда вы о ней думаете, ваше сердцебиение говорит мне о том, что это то самое.

Боджо поежился.

— Вы можете помочь нам? — спросил он, пытаясь вернуть разговор в конструктивное русло.

— Не понимаю, в чем именно вам нужна моя помощь, — ответил Роберт.

— Не понимаете?

Роберт пожал плечами:

— Неприятности меня всегда находят — вот почему я стараюсь держаться в тени. Приди я в магазин к вашей знакомой — и у нее могут возникнуть проблемы гораздо более серьезные, чем те, которые мы сейчас пытаемся решить.

— Эти… поисковые собаки, о которых вы все время говорите?

— Ищейки, — поправил Роберт. — И это не обязательно должны быть собаки. Они бывают очень разных обличий и размеров. Единственное, что у всех у них есть общего, — это их интерес ко мне.

Раз уж Роберт сам затронул личные темы, спросив его о его чувствах к Холли, Боджо решил, что, может быть, и он вправе удовлетворить свое любопытство и это не будет невежливо с его стороны.

— А почему они охотятся на вас? — спросил он.

Роберт улыбнулся:

— У нас вышла ссора. Это было довольно давно, но некоторые не умеют ни забывать, ни прощать.

— Старые духи.

Роберт кивнул.

— Ну, — возразил Боджо, — я думал, что те, о которых мы тут говорили, — как раз из новых. Можно сказать, технологические духи.

— Если только это не старые духи, рядящиеся в новые одежды, — прибавил Роберт, прежде чем Боджо успел что-нибудь сказать. — Но вы, наверное, правы. Потому что духи более консервативны, чем мы.

— Может, потому, что они существуют гораздо дольше нас.

— Может быть, — согласился Роберт.

— Так вы нам поможете?

— Пока что могу обещать только прийти и посмотреть.

Они взяли такси и поехали к магазину Холли. Оба расположились на заднем сиденье, между ними поместилась гитара. Боджо как-то не отследил, куда делся револьвер. Он помнил, что оружие лежало на столике в закусочной, а потом вдруг оказалось, что уже не лежит, при этом на классическом костюме Роберта не оттопыривался ни один карман. Ну разве что можно было предположить, что револьвер — в мягкой шляпе, которую Роберт надел перед тем, как закрыть за собой дверь, выйдя из закусочной.

— Я знаю этот магазин, — сказал Роберт, когда такси повернуло на север. — Хотя не думаю, что когда-нибудь был внутри. Я не слишком-то большой охотник до чтения.

— Да и я тоже.

— Но там через несколько домов — кофейня, которая мне нравится. Я часто сиживал там по утрам. Пил кофе и смотрел в окно. Читал газеты, играл иногда.

— И почему перестали туда ходить?

Роберт пожал плечами:

— Это стало входить в привычку, а я стараюсь не допускать ничего привычного в свою жизнь.

— Из-за ищеек?

— Отчасти. А отчасти просто чтобы не приобретать привычек. И потом, эта кофейня стала дороговата для меня. Нет, я не виню Джо — Джо Лапенью: это парень, которому принадлежит кофейня. Он просто понял, откуда ветер дует, старается держаться на плаву, а это нелегко, притом что город наводнили все эти фешенебельные кафе.

Роберт выглянул в окно. Такси свернуло на улицу, где жила Холли.

— Кажется, я сигнализирую, что скучаю по этому месту, — сказал он.

— Она и правда… просто так взяла и пропала в твоем компьютере? — спросила Холли, когда Кристи закончил говорить.

Эпизод с исчезновением Саскии был рассказан еще в самом начале, но Холли все никак не могла привыкнуть к этой мысли. Даже при том, что она пережила нашествие эльфов и уже два года прекрасно уживалась с настоящим домовым, случившееся с Саскией и Бенни все-таки казалось ей непостижимым.

Кристи кивнул:

— Пропала. Как будто ее и не было никогда.

Холли уловила дрожь в его голосе, дотянулась к нему через стол, взяла его руку в свою.

— Мы ее вернем, — сказала она. — И Саскию, и Бенни, и всех.

Она понимала, что это всего лишь слова, но иногда люди нуждаются в словах, даже когда они понимают, что обещание не обязательно будет выполнено.

Они сидели в квартире Холли — так же, как накануне вечером сидели с Боджо и Диком, разве что теперь вместо жестянщика были два брата Риделл и расположились они на кухне, а не в гостиной. Холли встала, чтобы во второй раз сварить кофе, и достала поднос с домашними булочками, испеченными вчера, но еще достаточно свежими, чтобы предложить их гостям, особенно если намазать их джемом. Кофе исчезал быстро, а вот аппетита, похоже, ни у кого не было.

В воздухе витало какое-то беспокойство, вызывавшее во всех потребность делать хоть что-нибудь, ибо никто не знал, что делать конкретно. Единственным, кого это не затронуло, был Джорди, но Джорди всегда славился своим спокойствием. Джилли сказала бы: «У него такой дар». Кристи то и дело отодвигал экран камина, чтобы, рискуя обжечься, прикурить новую сигарету. Дик курсировал между кухонным окном и окнами гостиной, выходящими на улицу, не объясняя, что он надеется там увидеть.

Холли было весьма неуютно. Выходило, что их с Диком только чудом тоже не затянуло в компьютер. Если бы Дик сразу не прервал связь с Интернетом…

«Не думай об этом», — повторяла она себе, наливая еще кофе.

— Значит, они все едут? — спросила она. — Эсти, Тип и все остальные?

— Похоже на то, — сказал Джорди. — У тебя сохранился старый компьютер?

Холли поискала глазами Дика, но он как раз был у окна в гостиной.

— Наверное, — сказала она. — Дик лучше знает.

Джорди вздрогнул при упоминании имени домового и огляделся по сторонам. Холли понимала, что происходит: Джорди не видел Дика — тот, будучи волшебным существом, ускользал от его сознания. Джорди забывал о нем, потом, услышав его имя и увидев его снова, удивлялся, как он мог забыть.

— Все нормально, — успокоила его Холли. — Дика очень многие так воспринимают, пока не узнают получше.

Джорди кивнул:

— Да, Кристи все время мне такое повторяет. И все-таки как-то тревожно, когда это происходит именно с тобой. Заставляет задуматься: может, ты и еще чего-нибудь не замечаешь.

— Кто чего не замечает? — спросил Кристи, в очередной раз прикурив от открытого огня.

Джорди пожал плечами:

— Я. Я не замечаю того, что сокрыто.

— Ты не виноват, — сказал Кристи. — Ты просто еще не научился, вот и все. Ты должен погрузиться в…

Он осекся, потому что на кухню ворвался Дик.

— Жестянщик вернулся, — сказал он. — И привез друга.

— Жестянщик? — переспросил Кристи.

— Это тот парень, который присматривает за квартирой Мэран, пока она в отъезде, — пояснила Холли. — Я вам рассказывала о нем.

Они услышали, как внизу, в магазине, зазвонил звонок, потом в дверь постучали. Холли встала.

— Пойду открою, — сказала она.

Она была рада, что больше никто с ней не пошел, потому что, открыв дверь, в ответ на теплую улыбку Боджо густо покраснела. Спутник Боджо был темнокожий, держался раскованно, его проницательные глаза цепко и внимательно осматривали все вокруг. Он производил не менее сильное впечатление, чем Боджо, хотя его аккуратный костюм и мягкая шляпа резко контрастировали с богемной одеждой последнего, а в руке он держал видавший виды чехол с гитарой. Войдя, он снял шляпу и зажал ее под мышкой.

— Вы, вероятно, Холли, — сказал гость, протягивая руку. — А я — Роберт Лонни.

Они обменялись рукопожатиями, потом Холли посторонилась, чтобы пропустить их в магазин. Она закрыла за ними дверь и снова заперла ее. Когда она обернулась, Боджо положил руку ей на плечо и слегка сжал его.

«Потише, сердце», — подумала Холли.

— Я же говорил, что вернусь, — сказал Боджо. — С подкреплением. Вот Роберт…

— Совершенно не разбирается в компьютерах, — продолжил за него Роберт, — но видел кое-что, что в этом мире не имеет смысла. — Он помолчал немного, потом улыбнулся. — А еще он терпеть не может, когда люди говорят о себе в третьем лице, так что прекращаю немедленно.

— Пока вас не было, обнаружились новые проблемы, — сказала Холли Боджо.

— С вами и с Диком все в порядке?

Холли кивнула:

— С нами все прекрасно. Но… впрочем, поднимитесь наверх, и вам все объяснят.

И она направилась к лестнице, ведущей наверх, в ее квартиру. За ней последовал только Боджо.

— А вы, мистер Лонни?

— Роберт, — поправил гитарист, быстро взглянул вверх, потом обвел взглядом магазин и снова сосредоточился на компьютерном столе.

— Вы что-то ищете? — спросила Холли.

Роберт покачал головой. Он продолжал внимательно изучать стол, потом повернулся и пошел вслед за ними к лестнице.

— Я просто пытался понять это место, — объяснил он, — почувствовать его. Кое-что из Другого Мира чуть не вышло сюда.

Холли кивнула:

— Если бы Дик так быстро не сориентировался, нас бы засосало внутрь, как и остальных.

— Кого это «остальных»? — спросил Боджо.

В глазах Роберта она прочла повторение этого вопроса.

— Вот об этом я и хотела рассказать вам, — сказала Холли. — Теперь это уже проблема не только моя и моего жалкого покалеченного компьютера. Впрочем, Кристи лучше объяснит.

— Пойдемте, — решительно сказал Роберт, а Боджо спросил: — Кто это — Кристи?

— Кристи Риделл, — бросила Холли через плечо, поднимаясь по лестнице. — У него и у его брата Джорди кое-кто пропал в компьютере прошлой ночью. А были еще и другие исчезновения. Кажется, об этом даже в новостях говорили. Кристи считает, что это связано с сайтом «Вордвуд».

— «Ворд-вуд», — произнес Роберт так, как будто примеривался, что будет, если объединить два слова в одно.

Холли больше ничего не успела объяснить, потому что к тому времени они уже поднялись по лестнице и ей пришлось всех представлять друг другу. Джорди и Роберт хоть и мимоходом, но уже встречались раньше. Остальных надо было знакомить друг с другом. Роберту, похоже, было особенно приятно встретиться с Диком.

— У меня раньше не было знакомых среди Маленьких, — сказал он и тут же спохватился: — Вы не возражаете, что я вас так называю?

Дик покачал головой:

— О нет, сэр. Вы нас так называете уже тысячи лет, а мы вас столько же времени именуем Большими или Высокими.

— Очень рад знакомству, — сказал Роберт.

— Боррибл, — обратился Кристи к Боджо. — Какое необычное имя! Я, признаться, коллекционирую имена, но такое мне никогда не попадалось. Вы получили его при рождении?

Боджо кивнул:

— Оно восходит к тем временам, когда мы еще не были кочевым народом. Мы жили в гористой местности, и, когда торговцы впервые забрели в наши деревни, они просто называли нас аборигенами. Позже, когда у нас с ними несколько испортились отношения, они стали называть нас борриблами. Мой отец решил, что нам следует освоить этот термин, вытеснив негативные ассоциации, связанные с ним. И мне велено назвать этим именем своего первого сына, но я не такой жестокий человек.

Холли бросила на него обиженный взгляд. Она была разочарована — выходило, что ей он сказал неправду. Роберт только рассмеялся:

— Похоже, вы для каждого придумываете отдельную версию?

Боджо пожал плечами:

— Придумываю? Это как посмотреть. Где-нибудь и когда-нибудь все эти истории были правдой.

— Не понимаю, — сказала Холли.

— Жестянщики таким образом обманывают время, — объяснил Роберт. — Они путешествуют из одного мира в другой, у них много жизней, а не одна. Так старости сложнее их догнать.

— Это правда? — спросила Холли.

— За исключением моей тетушки Мэран, мы все — люди неприкаянные. Очень мало кто из нас оседает на одном месте, как они с Сирином.

— Ну, если осесть значит путешествовать по полгода… — заметил Джорди.

Боджо задумчиво кивнул:

— Это мне как-то не приходило в голову.

Повисла пауза. Кристи переместился к камину, чтобы прикурить новую сигарету. Дик тоже поднялся со стула.

— Кого ты там высматриваешь? — решилась наконец спросить Холли.

На сей раз домовой счел возможным ответить:

— Эльфов.

Боджо налил себе и Роберту кофе, остальные от кофе отказались. Роберт взял свою чашку и вернулся на стул, который облюбовал в углу. Он достал из чехла гитару и начал пощипывать струны. Звуки складывались в блюз.

— Судя по остаткам компьютера, которые я видел внизу, — сказал Роберт, когда Кристи и Дик вернулись в кухню, и голос его звучал в ритме его гитары, — и, принимая во внимание то, что я только что услышал, думаю, Боджо прав: мы имеем дело с магией и она, эта магия, — не из древних.

— Значит ли это, что мы ничего не можем сделать? — с беспокойством спросила Холли.

Музыкант покачал головой:

— Наоборот, тот факт, что этот дух не старый, нам на руку. Значит, он менее опытен и, следовательно, его легче будет склонить к тому, что нам надо, — если, конечно, мы поведем себя правильно. Но для начала нам нужно вступить с ним в переговоры.

— Без монитора компьютер ни на что не годен, — сказала Холли. — Но можно поискать мой старый…

Она посмотрела на Дика, который все еще был на кухне.

— Он в кладовке, — сказал тот. — За коробками с «Нэшнл Джиогрэфик».

— Установить его? — спросила Холли.

Роберт кивнул:

— Но так как, похоже, никто из нас особенно не разбирается в компьютерах, возможно, следует дождаться ваших друзей. Когда осуществляешь подобный план, у тебя обычно есть только один шанс. Духи очень быстро все схватывают. Так что лишней секунды на обдумывание у нас не будет.

— Значит, шанс у нас все-таки есть? — спросил Кристи.

— О, разумеется, — ответил Роберт. — У человека всегда есть шанс. Беда лишь в том, что, когда мы наконец получаем то, чего нам так хотелось, оно не всегда ведет себя так, как мы предполагали.

— К чему это вы?

Роберт опять перешел в минорную тональность.

— Не волнуйтесь. — Он поднял взгляд от струн и мягко посмотрел на Кристи. — Я знаю, кто вы. Знаю, что вы уже давно изучаете все это. Только не говорите мне, что вас уже ничем не удивишь.

— Не понимаю, — опять сказала Холли.

— Он хочет сказать, — пояснил Боджо, — что духи часто играют не по правилам. Допустим, вы просите богатства. И получаете пещеру, полную сокровищ, но не можете добраться до нее. Например, потому, что сидите в камере смертников и вам оттуда только один выход.

Холли вопросительно посмотрела на Дика, и домовой скорбно кивнул ей.

— Это правда, госпожа Холли, — сказал он. — Некоторые из старых развлекаются тем, что придумывают способы, как бы сдержать слово и в то же время сделать так, чтобы человек не смог этим воспользоваться.

— И все-таки я должен попробовать, — сказал Кристи.

— Разумеется, должны, — сказал Роберт. — Но прежде чем начать игру, нам надо привести мозги в полную боевую готовность. Прикинуть, чего хочет этот дух. Вычислить, как получить то, чего хотим мы, да так, чтобы у нас при этом руки не оказались связаны.

— Вы хотите сказать, что это будет очень трудно, — подытожил Джорди.

Роберт кивнул:

— О да. Это будет трудно. Но трудно — не значит невозможно.

Одно из преимуществ работы в газете состояло в бесконечной череде бесплатных удовольствий. И это были не только книги и буклеты, которые Аарон каждый день уносил домой в кейсе. Так как он пристроился писать рецензии и обзоры для отдела развлечений, к нему попадал и весь материал рекламного свойства. Пресс-релизы новых CD, видео, DVD, майки, чашки, бокалы, часы, постеры — словом, все, что компания использует, чтобы прорекламировать свою продукцию.

В редакции дежурно шутили, что Аарон тащит домой все, что попадется под руку. Но при этом они не знали, что он делал на этом маленький бизнес, например продавая кое-что в книжные магазинчики Кроуси. Не говоря уж о том, что иногда он надевал футболку с изображением Эминема или вешал афишу Мэрайи Кэри с автографом у себя в гостиной. Или пил свой утренний кофе из чашки с изображенными на ней персонажами «Симпсонов».

А еще он жадно хватал билеты на концерты, фильмы, шоу, и именно эта привычка привела его вчера в «Сэндиш-Холл» на концерт Кейси Чемберс, австралийской исполнительницы песен в стиле кантри. Она имела грандиозный успех у публики, заполнившей зрительный зал на три тысячи мест. Аарон не понимал, в чем секрет ее успеха. Ему лично не нравилась такая музыка — альт-кантри, американа, или как там еще она называется. Но поприсутствовать на занудном концерте первые двадцать минут — достаточно для того, чтобы написать небольшой отзыв и таким образом заработать себе на билеты на Элтона Джона в первый ряд.

Сейчас он сидел в своем кабинете, на лицо его падал голубоватый свет экрана компьютера. Он сочинял рецензию. От откровенных гадостей он удержался — редактор отдела развлечений придерживалась несколько иных взглядов, нежели Аарон, и предпочитала делать упор на позитивные стороны освещаемых событий. Но он не смог удержаться от парочки шпилек в адрес Австралии — страны, в которой никогда не бывал, но которую инстинктивно не любил. Лейтмотивом рецензии стала мысль о том, что в основе песен Чемберс о разбитом сердце, вероятно, лежит реальный опыт проживания в данной стране.

И потом, эта ее легкая гнусавость! Брала бы пример с настоящих певцов кантри, таких как Шанайя Твейн или Фейт Хилл.

Мелисса Лоуренс, редактор отдела развлечений, возможно, вырежет подколы, так как она неравнодушна к Австралии вообще и к искусству Чемберс в частности, но, по крайней мере, Аарон не мог отказать себе в удовольствии поднять ей артериальное давление на миллиметр-другой. Особенно учитывая то, что вчера она не смогла присутствовать на концерте. Так ему и перепала эта работенка. Никогда не вредно, чтобы люди были тебе чем-то обязаны.

Самым важным во вчерашнем концерте была вовсе не музыка, а разговор, подслушанный им в толпе, входящей в зал. В парочке, идущей перед ним, он без труда опознал друзей Саскии и не смог удержаться от самодовольной усмешки, когда услышал, как они жаловались на то, что сайт «Вордвуд» недоступен. Его так и подмывало похлопать кого-нибудь из них по плечу и сообщить им о той роли, которую лично он сыграл в этом несчастье, но здравый смысл возобладал.

Неразумно было привлекать к себе внимание.

Некоторые субъекты из окружения Саскии были весьма нервны и склонны к ссорам. Это, видимо, присуще всем художественным натурам. Творческие личности.

Закончив писать колонку, он сохранил ее на флешке и выключил компьютер. Потом положил флешку в карман и отправился в редакцию. Он с таким же успехом мог послать Мелиссе текст почтой, но было воскресенье — в редакции «Искусства и жизни» пусто: прекрасная возможность порыться в новых поступлениях и урвать что-нибудь.

Поднявшись на эскалаторе, Аарон обнаружил, что редакция гудит как улей. Сотрудники сидели перед мониторами и как сумасшедшие барабанили пальцами по клавиатуре. Телевизор в углу был включен, работал канал Си-эн-эн, но Аарон сразу не понял, о чем там шла речь. Итак, либо в мире произошло что-то из ряда вон выходящее, либо что-то случилось с кем-то из редакционных.

Какая-нибудь сенсация, решил он, заметив, что несколько самых крепких ребят сидят у своих компьютеров. Чак Тремейн. Барбара Хейли. Роб Уэтли. Их ни за что не застанешь на работе в выходной, если не случилось чего-то особенного, достойного того, чтобы они пожертвовали своим свободным временем. В надежде получить окончательное подтверждение своим подозрениям Аарон бросил взгляд на застекленную перегородку офиса Кэтлин Уинтер. В офисе редактора отдела новостей торчало полдюжины сотрудников производственного отдела: кто сидел за столами, кто стоял. Возможно, это означало, что Кэтлин выпускает экстренный, дополнительный выпуск газеты и ей нужна помощь материально-технического порядка.

— Что происходит? — спросил Аарон у троих журналистов, собравшихся вокруг ближайшего к эскалатору стола.

К нему повернулся один из них, Гарольд Коул.

— Боже, Гольдштейн! — сказал он. — Ты что, в пещере живешь? Си-эн-эн уже несколько часов только и говорит что об этом.

Аарон пожал плечами:

— Меня не было дома вчера вечером, а сегодня утром я не включал телевизор.

— Ну и как она, ничего?

Это был уже Марк Сейкерс, только что окончивший Школу журналистов и всегда готовый выслушать очередную историю о сексуальных победах Аарона. Аарон никогда его не разочаровывал, даже если приходилось сочинять все от начала до конца.

— Да они всегда у меня ничего, — ответил он Марку, повернувшись при этом спиной к Гарольду. — Нет, серьезно, что случилось?

— Си-эн-эн называет их «исчезнувшие» — чтобы не оскорбить тех, чьи родственники пропали из-за произвола латиноамериканских диктаторов. Но это слово, как и любое другое, не совсем подходит, когда речь идет о нескольких сотнях людей, которые просто испарились из своих домов прошлой ночью.

— Что значит «испарились»?

— Это значит пропали без следа, — пояснил Джордж Хупер. Он был третьим из репортеров, собравшихся вокруг стола Гарольда, — пожилой хиппи с седыми волосами, собранными сзади в хвост. — Вот они здесь — и вот их уже нет.

— Но… как это возможно?

Джордж усмехнулся:

— Это невозможно. Потому и весь переполох.

— Сколько, говорите, человек? — спросил Аарон.

Гарольд посмотрел на экран телевизора, Аарон последовал его примеру, но не увидел там ничего и никого, кроме ведущей-блондинки с патентованно-серьезным выражением лица.

— Кажется, еще недавно было сто пятьдесят, — сказал Гарольд. — В последний раз, когда сообщали.

— Все из нашего города? — спросил Аарон.

Джордж покачал головой:

— По всей стране, и за границей тоже.

— У нас в редакции тоже не без потерь, — вставил Марк. — Один исчез прошлой ночью из своей квартиры. Случай — из ряда вон.

У Аарона засосало под ложечкой.

— Кто это? — спросил он, хотя уже почти знал ответ.

Эта догадка пришла к нему мгновенно, как вдруг приходит хорошая мысль, когда пишешь статью.

— Джексон Харт, — сказал Марк. — Ты его знал?

Аарон покачал головой:

— Видел как-то, был у него в офисе. Что значит «случай из ряда вон»?

— Вот тут-то и начинается самое интересное, — ответил Джордж. — Вроде бы его квартирная хозяйка услышала какие-то хлюпающие звуки из-за двери. Когда она заглянула в прихожую, то увидела какую-то черную вязкую дрянь, которая стекала по лестнице из-под двери Харта. Она стала колотить в дверь, но никто не открыл. Тогда она своим ключом открыла дверь, и вся эта гадость полилась сплошным потоком.

— Что это еще за жидкость?

Джордж пожал плечами:

— Почем я знаю! В общем, она делает ноги и зовет копов. В комнате никаких следов Харта, а она божится, что слышала, как он прошел к себе наверх несколько минут назад. И больше не выходил. А потом, представь себе, через каких-то минут пятнадцать черная жидкость исчезает, как будто ее и вовсе не было. Ну не странно ли?

— Да, это не шутки, — сказал Аарон.

И почему, интересно, он сразу же догадался, что пропал именно Джексон? И откуда он знал, причем совершенно точно, что все это как-то связано с тем шантажом? Как именно связано — этого он не знал. Но что исчезновения имеют к этому какое-то отношение — не сомневался.

— Да, когда случаются подобные вещи, то можно пожалеть, что ты не настоящий репортер, — сказал Гарольд.

Аарон рассеянно кивнул, не отреагировав на подкол.

— У вас, ребята, у всех задания? — спросил он.

— Мы ждем, когда Уинтер закончит с производственниками и проведет с нами совещание.

— Ну, желаю удачи, — сказал Аарон.

И пошел к Мелиссе. Он вынул из кармана отзыв о концерте Чемберс, бросил его на стол редактору и ушел, даже не взглянув на новые поступления, расставленные в шкафу позади ее стола и сваленные в коробках у стенки.

Из редакции Аарон пошел прямо домой и включил телевизор. Он сел на тахту, нашел Си-эн-эн и посмотрел наконец новости. Все это показывали уже по десятому разу, но для Аарона все было внове, и он смотрел с величайшим удивлением и недоверием.

По правде говоря, он как-то не очень всерьез принял рассказы своих коллег. Нет, он понял, что произошло нечто серьезное, но не до конца поверил, что речь идет о массовом исчезновении людей, решив, что Гарольд и остальные просто-напросто его разыгрывают. Он знал только, что это имеет отношение к Джексону Харту и, следовательно, может иметь какое-то отношение и к нему самому. Какое именно — Аарон пока не знал. Он понятия не имел, что происходит, поэтому и решил пойти домой и включить телевизор, чтобы не выглядеть дураком, расспрашивая народ в редакции.

Вот оно все — на экране, и, если только Си-эн-эн не выдрало наудачу страницу из Уэллса и не экранизировало заново «Войну миров», выходило так, что все это действительно происходит.

Исчезнувшие.

Если верить цифре в нижнем углу экрана, число людей, пропавших без следа по всему миру, достигло уже восьмисот шестидесяти трех. Половина из них приходилась на США.

«Ну, по крайней мере, о компьютерах не сказано ни слова, — подумал он, когда ведущая закончила программу. — Ко мне это не имеет отношения». Исчезновение Джексона Харта — простое совпадение. Ложная тревога — никто не станет связывать это происшествие с Аароном и его шантажом.

И все же он никак не мог избавиться от жутковатого чувства, которое охватило его, когда он впервые услышал эту новость в редакции. Возникли некоторые вопросы, которые изрядно действовали ему на нервы. Например, почему власти скрывают тот факт, что исчезновение как-то связано с компьютерами?

Это был приемчик, к которому они и должны были прибегнуть, надеясь, что объявится какой-нибудь шлимазл, который высунется и скажет, что знает больше, чем сообщают по телику. Даже спрашивать сейчас ни о чем нельзя, чтобы не навлечь на себя неприятностей.

И все-таки Аарону нужно было кое-что узнать.

Он посидел еще немного, пялясь в экран, но уже не слыша голоса ведущей. Потом выключил телевизор, надел пальто. И снова вышел.

«Не делай этого, не надо», — твердил он себе, но ноги сами несли его к дому Джексона Харта.

— Я уже говорила с людьми из вашей газеты, — сказала квартирная хозяйка.

Она отпихнула было удостоверение Аарона, но потом пригляделась повнимательнее.

— Я вас знаю, — сказала она. — Джексон говорил о вас.

Страх крепко сжал Аарону горло.

— Вот как? — спросил он, с трудом ухитряясь говорить спокойно.

Женщина кивнула. Хотя ей, судя по всему, было не больше тридцати восьми, как и ему самому, он дал бы ей больше. Он отнес бы ее скорее к поколению своих родителей, чем к своему, — что-то такое было в покрое ее юбки и блузки, в этих коричневых туфлях. Ее косметика и не поддающаяся описанию стрижка только усиливали впечатление.

— Надеюсь, ничего плохого? — спросил Аарон.

— О нет! Наоборот, он вами восхищался. Тем, что вы прочли так много книг и пишете о них умно и в то же время доступно.

— Правда?

Боже мой, подумал он. Неудивительно, что Джексон открылся ему в ту ночь в баре. А он чем ему отплатил? Обвел вокруг пальца, а потом шантажировал.

Квартирная хозяйка все кивала:

— Да-да. Вообще-то, он не часто о вас говорил. Я так понимаю, что вы были знакомы по работе.

— Дело в том, что я вообще толком не знал его.

— Что ж, тем более делает вам честь, что пришли, услышав о том, что с ним случилось.

Аарон даже заморгал от удивления. Ему показалось, он попал в какое-то другое, сюрреалистическое измерение, где квартирные хозяйки в затрапезной одежде изъясняются правильным, изысканным языком, где люди вообще говорят друг о друге только хорошее. В нормальной жизни такого не бывало. Аарон хотел нравиться людям, но он прекрасно знал, что сам убивает любые отношения — романтические или какие-либо еще — своей постоянной потребностью контролировать партнера. Доминировать. Быть главным.

Время от времени он даже делал; попытки исправиться, но ему никогда это не удавалось надолго.

— Надеюсь, с ним ничего плохого не случилось. — Вот и все, что ему удалось выдавить из себя.

— И я надеюсь, — сказала квартирная хозяйка. — Джексон — хороший человек. Он так много работал, чтобы добиться успеха. Большинство людей с таким, как у него прошлым, никогда не преуспели бы.

Аарон понятия не имел, о чем она. Но хотя ему и любопытно было узнать, что она имеет в виду, больше всего сейчас ему хотелось убраться отсюда.

— Если… то есть когда он вернется, — сказал он, — передайте ему, пожалуйста, что я заходил.

Хозяйка кивнула:

— Поминайте его в своих молитвах, мистер Гольдштейн.

— Да, конечно. Спасибо, что уделили мне время.

— Было очень приятно познакомиться.

Аарон ретировался. Он поднял руку, как бы прощаясь, и стал отступать через парадную дверь, постоянно ощущая на себе тяжесть взгляда квартирной хозяйки.

Отойдя на полквартала, он остановился и оглянулся, чтобы бросить еще один взгляд на дом. Он уже не очень четко помнил, что там произошло сегодня, и совершенно не понимал, зачем сюда приходил. Что он надеялся узнать? Дверь квартиры Джексона была опечатана желтой полицейской лентой, и не приходилось рассчитывать на то, чтобы хозяйка позволила Аарону войти. Он не мог спросить о том, связано ли исчезновение Джексона с компьютером и не говорил ли ей Джексон про сайт «Вордвуд».

Он ничего не узнал о той странной жидкости, которую видела хозяйка перед исчезновением Джексона. Он вообще ничего не узнал, кроме того, что знал и раньше. Что он негодяй, Аарон знал о себе и тогда, когда сидел вечерами дома, потому что ему некуда было пойти и никто ему не звонил.

Вздохнув, он отвернулся от дома Джексона и пошел прочь. Боже мой, какой отвратительный выдался день! И улучшения не ожидалось. Можно было, конечно…

— Лишней мелочи не найдется?

Аарон сначала не заметил нищенки, жавшейся к двери магазина, мимо которого он проходил.

«Нет, зато найдется лишняя слюна», — хотелось ему ответить и, может быть, плюнуть в ее ладонь. Или, по крайней мере, сказать ей какую-нибудь грубость.

Эти нищие на улицах раздражали его: и здоровенные пьяницы, пытающиеся вытрясти из каждого прохожего несколько долларов, и хитрые попрошайки, которые прикидываются несчастненькими, а у самих имеется вполне приличное жилье. Они почему-то рассчитывают, что люди, подобные Аарону, должны их содержать.

Но когда он остановился и получше разглядел нищенку, его раздражение сменилось любопытством. Несмотря на грязное личико, какие-то обноски и слипшиеся, давно немытые светлые патлы, было видно, что она хорошенькая. И еще он заметил, несмотря на ее мешковатую футболку и скейтбордистские штаны, что у нее и неплохая фигура, — может быть, слишком худа, но пропорции очень даже ничего.

Он мгновенно почувствовал к ней влечение, правда смешанное с жутковатым ощущением, которое он не мог бы точно определить. Возможно, дело было в том, что ее возраст как-то не определялся. Может быть, чуть за двадцать, а может, и не было двадцати. В общем, почти вдвое моложе его.

Тут надо быть осторожным: она могла оказаться несовершеннолетней. Но он так давно вынашивал идею подобрать на улице какую-нибудь девчонку, привести домой, отмыть…

Если сделать все правильно, может получиться неплохо.

Его взгляд упал на изображение мужчины на ее футболке. Он прочитал слоган: «Помни Дадли Джорджа». Уже через секунду эйдетическая память подсказала ему эту историю: тридцать пять аборигенов мирно протестуют против захвата земли — это их земля, там находится древнее захоронение. Протестовавших разогнали двести пятьдесят вооруженных полицейских. В результате этот самый Джордж был убит, и это сгубило карьеру копа, который его застрелил. Это случилось больше пяти лет назад, но только сейчас дошло до суда.

— Думаете, его семье удастся выиграть судебный процесс? — спросил Аарон.

Искра удивления и заинтересованности в ее глазах подсказала Аарону, что она у него на крючке. «А теперь осторожненько», — сказал он себе.

— Что? — ответила она. — И помешать правительству спокойненько иметь индейцев?

Аарон кивнул:

— То-то и оно. Я никогда не понимал, почему они не могут взять себя в руки и просто делать все как положено.

— Деньги, — ответила она, сделав соответствующий жест пальцами правой руки. — Кто-то делает большие деньги, кто-то и мелочью рад поживиться. — Она улыбнулась. — Так кто вы? Правозащитник?

— Не то чтобы… — ответил Аарон. — Просто я считаю, что надо по мере сил противостоять несправедливости.

В каком-то смысле так оно и было, пока это не грозило снижением его собственного уровня жизни, разумеется.

Аарон выдержал небольшую паузу, после чего перешел к более личным темам.

— Кажется, у вас трудные времена? — спросил он.

Она пожала плечами:

— Вообще-то, сейчас нет особого экономического спада, но…

— Расскажите это тем, у кого нет работы, — закончил за нее Аарон. — К тому же стало так трудно получить пособие, что многие даже и не пытаются.

Она бросила на него оценивающий взгляд.

— Так кто же вы такой? — спросила она. — Социальный работник?

Аарон рассмеялся:

— Нет, я редактор, работаю в газете. Меня зовут Аарон.

Она пожала протянутую ей руку. Ее рука была маленькой, но рукопожатие — крепким.

— А меня — Сюзи.

— Приятно познакомиться, Сюзи, — сказал Аарон. — Хотя, конечно, я предпочел бы, чтобы знакомство произошло при более счастливых обстоятельствах — для вас, я имею в виду.

— О, я справляюсь!

— Вы давно на улице?

— Достаточно давно, чтобы знать расценки.

— Вы о чем?

— Ну, вы же меня клеите, так ведь? Разве что немножко опасаетесь, вдруг я окажусь малолеткой.

Аарон замотал головой:

— Да нет, я вовсе не…

— Так вот, я не малолетка, — продолжала она, — но я не трахаюсь за деньги, или за что там еще вы хотели мне предложить.

— Вы меня с кем-то спутали. Наверное, кто-то сильно вас обидел, — сказал Аарон. — Я просто остановился поговорить, хотя, конечно, меня не может не занимать вопрос, как вы докатились до такой жизни. И мне правда это очень неприятно.

Она опять внимательно посмотрела на него:

— И вы не прикидываете сейчас, как бы залезть ко мне в трусы? Ну, для начала, конечно, предложить мне принять душ у вас дома, накормить, а потом уже переспать или чтобы я сделала вам минет.

Она его явно отшивала, но он сделал вид, что не замечает этого.

— Не буду врать, что такая мысль не приходила мне в голову, — сказал он, — в смысле, предложить вам помыться и поесть.

— Что ж, так бы и…

— Но я не собирался этого предлагать, — продолжал он, Не дав ей договорить, — потому что, как только эта мысль пришла мне в голову, я сразу понял, как вы можете расценить мое предложение, а я вовсе не хотел вас обидеть. Мне кажется, вам и так нелегко приходится, не хватало вам еще расстраиваться из-за моих намерений.

— Ага. Как будто…

— Я бы с удовольствием просто дал вам денег, — солгал он, — но у меня в данный момент в кармане ни цента. — Он улыбнулся. — Слишком потратился вчера и еще не успел дойти до банкомата.

Она покачала головой:

— Вы так искренне врете!

— Послушайте, — сказал Аарон, — я лучше пойду.

Но когда он уже повернулся, чтобы уйти, она удержала его за руку. Если бы она этого не сделала, он нашел бы другой предлог остаться.

— Итак, вы редактор, — сказала она, отпуская руку.

Он кивнул:

— Да. В «Дейли джорнал». Хотя обычно я занимаюсь рецензиями. Знаете, обзоры, отзывы и всякое такое. В общем, сам я книг не пишу.

— Стало быть, вы не старый хрен, у которого стоит только на уличных девчонок-малолеток?

— Послушайте, я не так уж стар!

Она кивнула:

— Да, пожалуй.

— Ну, я пойду, — сказал он. — Если в следующий раз, когда мы встретимся, у меня будут деньги, тогда…

— Подождите, — остановила она его. — Послушайте, может быть, это покажется вам грубым. Я уже отшила дюжину здоровенных парней за то время, пока ошиваюсь здесь на улице. Эти сучки — деловые женщины — на меня только фыркают.

Он кивнул, чтобы показать, что внимательно слушает.

— Дело в том, — продолжала она, — что я уже сто лет нормально не ела и прямо умираю как хочу принять душ. Я бы пошла с вами, но в последний раз, когда я попробовала кому-то поверить, мне чуть не порезала лицо одна лесбиянка, которая решила, будто я покушаюсь на ее сокровище. Так что…

Аарон выждал несколько секунд.

— Так вы отвечаете за себя? Вы действительно предлагаете мне просто помыться и поесть?

— Не случится ничего такого, чего вы сами не хотели бы, — заверил ее Аарон. — Вы можете даже выспаться, но я действительно настаиваю, чтобы вы перед этим приняли душ. А потом постелю вам на диване.

Она издала короткий смешок:

— Да, понимаю. Я сейчас действительно не в лучшей форме.

— С вами все в порядке, — заверил Аарон. — Просто у вас тяжелые времена.

— Итак… — она судорожно сглотнула, прежде чем продолжать, — если ваше предложение все еще в силе…

— Разумеется, в силе.

Она поколебалась еще несколько секунд, потом взяла свою холщовую сумку, которая лежала у самой двери магазина.

— Давайте я понесу, — предложил Аарон.

Он понимал, что она нервничает. Он знал, что она не хотела бы расплачиваться за его услугу своим телом. Но он верил в свои способности уговорить кого угодно на что угодно. Он мог быть очаровательным целый вечер. Это длительные отношения ему не удавались. Все, что дольше уикэнда.

Единственное, что его сейчас волновало, — это вспышка беспокойства, которую он ощутил, когда увидел ее. Потому что беспокойство не прошло. Оно, правда, и не усилилось, чего нельзя было сказать о его желании обнять ее, почувствовать, как она обнимает его…

Он имел все основания опасаться. В последний раз он чувствовал это сочетание острого желания с легкой жутью, общаясь с Саскией, и ни к чему хорошему это не привело. Но на этот раз он постарается не терять голову. Может быть, У него просто нервы расшалились от этой истории с Джексоном. Или это из-за того, что он не уверен в ее возрасте.

— Вы местная? — спросил он по пути.

Он нес через плечо ее сумку, а сам держался на почтительном расстоянии.

Она покачала головой:

— Я нигде не местная. Мы так много переезжали, когда я была маленькая…

Холли вздрогнула и проснулась. Оказалось, что она задремала прямо здесь, за кухонным столом. Интересно, заметил ли кто-нибудь?

Дик ушел к себе в комнату еще раньше — чтобы лечь спать, как он сказал, но Холли знала, что на самом деле он читает. Чтение и уборка — эти два занятия поддерживали домового, особенно когда он волновался. Кристи тоже ушел — должно быть, в один из своих бесчисленных походов к камину. Боджо улыбнулся, когда она бросила взгляд на него. Он-то заметил, что она отключилась на несколько секунд. Она опять покраснела: от удовольствия, что он обращает на нее внимание, и от злости на себя за то, что ведет себя как школьница. Роберт и Джорди, однако, ничего не заметили. Холли прислушалась к их разговору.

— …правда? — расслышала она конец фразы Джорди.

— Сколько? — Роберт пожал плечами. — Смотря о каких историях вы говорите. Я бы сказал, не так уж много, — он улыбнулся, — но достаточно, чтобы кое у кого отвисла губа.

Холли нравились его интонации. Все, что произносил, он сопровождал музыкой, которую, казалось, непроизвольно извлекал из своей гитары. От этого возникало впечатление, что он исполняет старинную балладу. Холли поверх очков посмотрела на часы, которые висели над плитой. Было уже почти девять. Они установили ее старый компьютер на столе в столовой, сдвинув в сторону груды книг и журналов. Они с Диком все равно всегда едят на кухне.

Почти девять. Через несколько часов приедут Эсти и остальные. А пока им остается только волноваться и ждать.

— Но понимаете, в чем дело, — продолжал Роберт. — Если задержаться подольше, все неизбежно обрастет историями. Я не в счет — огни рампы меня не привлекают. А когда тебя трудно увидеть и вообще найти, люди быстро забывают, что в тебе есть нечто необычное.

— С глаз долой — из сердца вон, — сказала Холли, включаясь в разговор. Может, это поможет ей не уснуть снова.

Роберт кивнул:

— Более того, у всех нас в голове есть некое подобие тумблера, с помощью которого мы быстренько переключаемся на другой канал с волны воспоминаний, которые кажутся нам бессмысленными. Некоторые из нас загоняют их в подсознание и вызывают только тогда, когда бывают одни. Может быть, ночью, лежа в постели и не в силах заснуть, мы слышим какой-нибудь скрип. А иные достигают таких успехов, что начисто стирают эти воспоминания из памяти.

— Значит, история о перекрестке?.. — начал Джорди.

Роберт широко улыбнулся:

— Далеко не пойдет.

— Но вы действительно?..

— О, мне случалось оказаться на перекрестке раз или два, — сказал Роберт. — Я бы сказал, что их переоценивают. С тайнами всегда так.

— Кроме тех случаев, когда их недооценивают, — сказал Боджо.

Роберт засмеялся.

— Так вы сталкивались с чем-нибудь подобным прежде? — спросил Джорди.

Роберт и Боджо оба покачали головами.

— Есть очень много такого, о чем я никогда и не слышал, — ответил Роберт. — Иногда меня поражает буквально все.

Джорди кивнул:

— Но это все-таки нечто совершенно новое. Я слышал, как Кристи, Джилли и профессор говорили о чем-то подобном. Но не о таком, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Кажется, понимаю. Итак, позвольте мне сформулировать это таким образом: дух, с которым мы здесь имеем Дело, нам незнаком. Что до исчезновений, то это не новость.

— Нет?

— Покопайтесь в истории, и вы найдете длинный список людей, исчезнувших без следа за одну ночь. Целые армии в Китае. Ацтекская цивилизация. Корабли в Бермудском треугольнике. Племена индейцев на юго-западе Америки. Деревня в Новой Англии. Еще одна в Шотландии.

Теперь все не моргая смотрели на него. Роберт положил пальцы на струны гитары, как бы успокаивая ее.

— Видите ли, — сказал Роберт, — духи — некоторые духи — жаждут внимания. Одним достаточно молитв и ритуалов. Другие находят более драматические способы напомнить о себе. Я не знаю, куда деваются люди, которых они забирают, и даже почему они их забирают, но то, что такое случалось и раньше, — это точно.

Джорди посмотрел на кухонную дверь. В проеме стоял Кристи, он опять курил.

— Они когда-нибудь возвращались? — спросил он.

Роберт помедлил секунду, потом покачал головой. Он выждал несколько тактов и заиграл новый блюз, едва касаясь пальцами струн, так что присутствовавшие даже не слышали музыку, а, скорее, догадывались о ней.

Слова музыканта словно придавили всех своей тяжестью.

Холли вздохнула и снова прикрыла глаза, положив голову на руки. Ну почему бы ему не соврать? Не оставить им хоть каплю надежды?

Как будто прочитав ее мысли, Роберт добавил:

— Но, как я уже говорил Кристи, это не значит, что мы не должны стараться вернуть их.

— Но…

— Если чего-то никогда не делали раньше, это не значит, что этого нельзя сделать. Когда-нибудь все случается впервые.

Идти к незнакомому человеку домой, чтобы принять душ, — такое поведение не казалось Сюзи безупречным. Но пока все шло не так уж плохо. С Аароном было легко. Он, конечно, слегка кокетничал, но явно и бессовестно не клеился. И к тому же, господи, как она соскучилась по душу!

Она вышла из ванной с мокрыми и взъерошенными волосами, в слишком большой для нее футболке с изображением Хитер Новы и в махровом халате. Аарон разрешил ей оставить футболку себе: «Вы не поверите, сколько всякого такого приносят в редакцию каждую неделю». Грязную одежду, которую она сняла с себя, и ту, которая была у нее в холщовой сумке, уже загрузили в стиральную машину Аарона.

Это был почти рай.

Аарон вышел из кухни с чашкой чая для нее:

— Я подумал, что лучше нам поесть дома, раз у вас не во что переодеться.

— Классно, — ответила она.

— Как насчет омлета?

Она улыбнулась:

— Эти мне мужчины со своей холостяцкой едой. Это у всех вас на уровне рефлекса: чуть что — сразу жарить яичницу.

— Можно придумать и что-нибудь другое.

— Да нет, я люблю яйца. — Она отхлебнула из чашки. — Послушайте, а что, если, пока вы готовите омлет, я проверю свою почту?

Он посмотрел на нее с удивлением.

— Да, — сказала она, — бродяги тоже пользуются электронной почтой. Все, что нужно, — это завести себе электронный адрес и накопить пару баксов на интернет-кафе. Черт возьми, некоторые библиотеки даже разрешают пользоваться почтой бесплатно.

— Конечно. Компьютер вон там, в углу.

Сюзи оглянулась и увидела изящный ноутбук на красивом антикварном письменном столе в углу комнаты. Стол был из красного дерева, с гнутыми ножками и прорезями для конвертов сзади.

— Вы не могли бы сами войти в Интернет? — попросила она. — Просто не хотелось бы что-нибудь испортить в вашей машине. Да нет, не волнуйтесь, — добавила она, когда увидела, что он слегка забеспокоился. — Дальше все будет нормально. Просто мне кажется, каждый компьютер как-то по-своему подключается.

— Нет проблем, — кивнул он.

Она последовала за ним к столу и молча наблюдала, как он загружает компьютер. Наконец он кликнул два раза по иконке «Эксплорер», и на экране появилось окошко браузера.

— Ну вот, все готово, — сказал Аарон, вставая со стула.

Сюзи села на его место:

— Спасибо.

Она набрала URL почты «Хотмейл». Аарон ушел на кухню. Ожидая появления странички, она, воровато взглянув на кухонную дверь, быстро открыла «Избранное» и просмотрела сайты, на которые он заходил.

«Все нормально», — подумала она. Еще один добрый знак. Никаких порносайтов или сайтов с извращениями. Никаких «Мои любимые серийные убийцы».

Может, он и правда будет держаться в рамках. Конечно, это первое, что следовало бы выяснить. Но она была такая грязная и все еще оставалась такой голодной, что просто не могла упустить подобный шанс. Люди в этом городе не очень-то заботились о попрошайках, к тому же воскресенье в этом смысле вообще день тяжелый.

Вообще-то, этих выходных она даже ждала. Неделя выдалась трудная, но в субботу ей повезло на рынке: она насобирала достаточно денег, чтобы две ночи провести в гостинице, и еще оставалось на прачечную и на два раза прилично поесть. Если взять суп и сэндвич в пышечной, то как раз хватит. Конечно, тогда она останется без гроша к началу следующей недели, но, по крайней мере, будет чистой, отдохнувшей и сытой. Можно было бы большую часть понедельника потратить на поиски работы и только потом снова начать попрошайничать.

И все было бы хорошо, если бы кое-кто не заметил, что ей везет. По пути в пышечную двое парней затащили ее в глухой двор. Один из них показал ей нож и велел вывернуть карманы. Они забрали бумажные деньги и мелочь — все, что она насобирала за день. Тот, который был без ножа, взял деньги. Тот, что с ножом, гадко усмехнулся, а потом свободной рукой ударил ее в живот.

Она отлетела к мусорным бакам и упала на землю. Когда ей удалось подняться, их уже не было.

Наверное, ей повезло, что не случилось ничего похуже. Эти могли бы и душу из нее вытрясти. Или изнасиловать. Но вчера вечером, когда она сидела у магазина, скорчившись от боли и голодного урчания в желудке, ей не казалось, что ей повезло. И сегодня утром она тоже не чувствовала себя особенно удачливой.

Итак, она решила рискнуть с Аароном, и, кажется, не зря. Черт возьми, можно было бы даже поймать его на слове: он ведь сам предложил ей постелить на диване на ночь.

Она отхлебнула еще чаю и проверила свой почтовый ящик. Пришло кое-что, но сплошь спам. И опять ничего от Мэри.

Сюзи вздохнула. Она все еще не оставляла надежды наладить связь со своей младшей сестренкой. Но прошло уже три месяца с того ужасного дня, а Мэри по-прежнему не отвечала на телефонные звонки и письма. Сюзи боялась, что они уже больше никогда не поговорят друг с другом.

Конечно, она понимала, что Мэри расстроена. Даже травмирована. Они вдвоем сидели тогда на кухне в доме, где Сюзи жила с мужем, вернее сказать, с бывшим мужем, Дэррилом. Дэррил в тот вечер напился. Не то чтобы очень, но он выпил шесть банок пива одну за другой. Когда он снова полез в холодильник за пивом и обнаружил, что оно закончилось, он пришел в ярость.

Это было что-то новое. Не его ярость, а то, что он не стал сдерживаться при Мэри. Обычно Дэррил очень старался быть осторожным при посторонних, тем более он знал, что Мэри его обожает, так что в ее присутствии он соблюдал особую осторожность. Но не в тот вечер. В тот вечер он так сильно ударил Сюзи, что она упала со стула. Когда она начала вставать, он ударил ее снова. Он обругал ее. Потом обругал и Мэри, когда та заплакала. Пригрозил, что и ей влетит, если она не заткнется. От этого Мэри заплакала еще сильнее.

Он шагнул к Мэри, поднял руку, но Сюзи удалось встать между ним и своей младшей сестрой. Она приняла удар на себя. И что-то в ней как будто щелкнуло. Ее страх и слабость отступили, откуда-то вдруг появилась смелость. Или, может быть, он так сильно ее ударил, что просто выбил из нее всю слабость. Больше ей нечего было бояться. Разве что за Мэри. Она должна была защитить свою младшую сестру от монстра, в которого превратился ее муж.

Что бы это ни было, но Дэррил, взглянув ей в лицо, вдруг отступил. Он пристально посмотрел на нее — и в его взгляде было обещание вновь причинить ей боль — и вышел вон, хлопнув дверью.

Сюзи повернулась к Мэри, чтобы утешить. Но сестра оттолкнула ее.

— Как ты могла? — крикнула она. — Как ты могла так поступить с ним?

И тоже убежала. Через заднюю дверь.

Сюзи долго стояла посреди кухни, тяжело опершись на кухонный стол. Потом взяла телефон. Начала было набирать 911, но потом медленно повесила трубку. Пошла в спальню. Каждый вздох причинял ей боль. Она взяла старую холщовую сумку, которая не раз сопровождала ее, и побросала туда самое необходимое. Сунула в сумку деньги, что предназначались для похода в бакалею. И тоже ушла.

Не в первый раз она уходила от мужа. Но впервые это было так серьезно. Впервые прежняя любовь к нему не залечила ей раны и не успокоила ее гнев. Любовь наконец прошла.

Но и поддержки теперь ждать было неоткуда. Неизвестно, что сказал Дэррил своим друзьям и ее родителям, — а может быть, это Мэри поговорила с мамой и папой, — но теперь Сюзи была парией для своей семьи.

Она сразу отложила денег на еду и пару ночей в мотеле и села в самый дальний автобус. Так она оказалась в Ньюфорде и стала жить на улице. Забавно, как быстро все это происходит. Забавно, как безошибочно работодатели вычисляют твое отчаяние, как бы хорошо ты ни прятал его.

Сразу подвалили сутенеры, но ей удалось не подпустить их. Она могла бы работать в стриптиз-баре, но предпочла жизнь попрошайки ежевечерним раздеваниям в комнате, полной Дэррилов.

Она потерла лоб, потом слегка ущипнула себя за переносицу.

Все это время она не сводила взгляда с экрана, но уже несколько минут его не видела. Мысли ее были сосредоточены на чем-то очень далеком, вся жизнь прокручивалась сейчас перед ее глазами.

Странно, как далека она была сейчас от всего этого. Неужели три месяца на улице сделали ее такой толстокожей?

Ей сейчас так легко было смотреть на свою жизнь со стороны, как будто это была чья-то чужая жизнь, как будто она где-то слышала о ней, а не прожила ее сама. Какую же цену надо будет заплатить, чтобы стать свободной? Она была счастлива, что все решила сама, сделала свой выбор, даже если этот выбор — жить впроголодь. И все-таки она беспокоилась о цене.

У нее всегда было великолепное чутье. Наверное, и осталось. Но в данный момент она чувствовала только огромное счастье оттого, что она — чистая, может выпить теплого чая, имеет возможность расслабиться хоть на секунду, забыть, что все вокруг — враги.

Она больше не любила Дэррила, но не испытывала никакой злости и ненависти, когда вспоминала о нем. Она даже страха больше не испытывала. Она понимала, что Мэри и родители несправедливы к ней, но ее обида имела какой-то умозрительный характер, она не затрагивала ее души.

Как все события и переживания могли настолько померкнуть?

Еще раз вздохнув, Сюзи постаралась выбросить все это из головы и сосредоточиться на экране. Она убила весь спам не читая, а потом составила письмо сестре:

Она отослала его и уже хотела закрыть браузер, когда посредине экрана вдруг выскочило маленькое окошечко. Она думала, что это реклама, и уже собиралась нажать на крестик в углу, но оказалось, что это изображение.

Это было зернистое черно-белое фото молодого, симпатичного темнокожего юноши. Он стоял в каком-то дремучем лесу из микросхем, проводов и прочей электронной мути. Ракурс был таков, что ей казалось, будто она смотрит на него сверху вниз с большого расстояния.

Она ждала, что будет дальше, положив палец на мышку, готовая закрыть окошко. Но текст, который пошел понизу, оказался вовсе не рекламой:

Она смотрела, как слова ползут по нижнему краю окошечка. Потом бросила взгляд на кухонную дверь.

— Аарон! — позвала она.

Он высунулся из-за двери.

— Посмотрите-ка, — сказала она.

Она встала со стула, чтобы освободить ему место перед компьютером.

— Что там такое? — спросил он.

Но стоило ему взглянуть на экран, увидеть фото, прочесть текст, и он побледнел как полотно. Он повернулся к ней:

— Как вы?.. Что вы делали?

— Я ничего не делала, — ответила Сюзи. — Честное слово! Просто появилось окошечко.

Она закусила губу, стараясь понять, что же все-таки она такое сделала. Казалось, его сейчас хватит удар.

— Вы знаете этого парня? — спросила она.

Аарон медленно кивнул и снова посмотрел на экран.

— Его зовут Джексон Харт, — сказал он. — Он работает в газете, и он… он — один из исчезнувших.

— Не понимаю. Какие такие «исчезнувшие»?

Аарон хотел было ответить, но потом только покачал головой. Он встал со стула и взял телевизионный пульт. Включил телевизор, канал Си-эн-эн. Сюзи села рядом с ним на диван и попыталась вникнуть в дикую историю, которую рассказывала ведущая телепрограммы.

Я отправился в очередную экспедицию за огнем, но на самом деле просто хотел на минуту выпасть из процесса планирования.

Здесь было бы почти спокойно, если бы не камень у меня на сердце. Город начинал просыпаться — воскресным утром это всегда происходит довольно медленно. Даже большинство магазинов не открывается до полудня. Облокотившись на балконные перила, я смотрел на переулок, куда выходили окна Холли. Никакого движения. Разве что кот обнюхивал мусорный контейнер за кафе Джо, в нескольких зданиях от магазина.

Я хотел еще раз затянуться сигаретой, но помедлил, засмотревшись на красную точку на ее кончике. Забавно, как быстро возвращаешься к таким привычкам. И что они дают? Мгновенное успокоение. Возможность чем-то занять руки. Но прежде всего во рту у тебя становится как в помойке и ты распространяешь вокруг себя запах табака. Замечательно, нечего сказать. Я почти увидел, как Саския морщит нос и между бровями у нее появляется складка.

Я бросил окурок и посмотрел, как искры рассыпались по тротуару.

Мне так недостает Саскии. Эта пустота превратилась в постоянную боль в груди.

Я никогда не был особенно удачлив в отношениях с людьми — с женщинами особенно. Я всегда выбираю необычных женщин, других. Но Саския — это совсем не то, хотя она тоже другая. То есть мы все в каком-то смысле друг для друга тайна за семью печатями. Она просто немножко таинственнее остальных, вот и все.

Единственное, что я знаю наверняка, — мы жили хорошо, мы подходили друг другу, друг друга дополняли, оставаясь в то же время самостоятельными. Разве такое часто случается в отношениях между людьми?

Для меня невыносима мысль, что она пропала навсегда.

Кто бы ни был в этом виноват — мужчина, женщина, какой-нибудь мерзкий дух, — они за это ответят.

Забавно: я начинаю говорить, как мой старший брат Пэдди. Он решал большинство своих проблем с позиции силы. Что до меня, я всегда предпочитаю находить более мирные решения. Обычно это так. Но сейчас…

Думаю, любого можно довести до ручки, если сильно достать. Потому что сейчас, например, я готов был кого-нибудь ударить. Если бы тот, кто отнял у меня Саскию, появился сейчас передо мной и я бы понял, что ее невозможно вернуть, думаю, я убил бы его или их. Я смог бы…

Встряхиваю головой. «Нет, она пропала не навсегда, — уговариваю я себя. — Мы вернем ее так или иначе. Мы должны это сделать».

Я вспоминаю сон, который когда-то видел. Я надписываю книги для читателей, открываю очередную книгу, чтобы надписать ее, а слова соскальзывают со страницы и падают на пол. Двое людей стоят рядом. Один из них — Аарон Гольдштейн, редактор «Дейли джорнал». Он поворачивается к своему спутнику и говорит: «Я всегда говорил, что его слова не удерживаются».

Этот сон не имел ничего общего с моей жизнью на тот момент, разве что я испытал во сне очень знакомую мне наяву беспомощность.

Я стою и смотрю вниз, в переулок, наблюдаю, как Джо выходит из своего кафе через заднюю дверь, чтобы выбросить в контейнер пакет с мусором. Кот, который бродил около бака раньше, уже ушел. Джо возвращается к себе, хлопнув дверью.

Я слушаю звуки города, гул машин с Уильямсон-стрит, дальний вой сирены.

Я думаю о Саскии.

Боль снова шевелится, разворачивается у меня в груди.

Наконец я все-таки закуриваю новую сигарету.

— А какое это к вам-то имеет отношение? — спросила Сюзи, наконец оторвав взгляд от экрана и посмотрев Аарону в лицо.

Он приглушил звук телевизора и довольно долго смотрел на нее. Когда он по дороге к дому взглядывал на нее (украдкой, не так, как сейчас), у него возникало какое-то странное безотчетное чувство, которое наслаивалось на другое, гораздо более земное, — на его изголодавшееся либидо.

Он не понимал, что это такое, но сейчас снова испытывал это. В ней было что-то особенное, что выделяло ее среди других людей. Ее окружала почти видимая глазом аура. Если бы ему пришлось описывать, что это такое, первым словом, которое пришло бы ему на ум, было бы слово «голубой» — теплая голубизна, если, конечно, тепло вообще может сочетаться с таким холодным цветом.

Возможно, это потому, что он смотрел на нее сквозь пелену растущей страсти. Может быть, дело было в том образе жизни, который она вела. Он не мог припомнить, чтобы ему когда-нибудь раньше случалось заговаривать с женщинами, живущими на улице, не то что проводить время с одной из них. Она совсем по-другому реагировала на окружающее, иначе смотрела на вещи. Например, на всю эту историю по Си-эн-эн.

Казалось, ее вовсе не встревожило то, о чем сообщили по телевизору. Возможно, когда ты бездомный, события, происходящие за пределами твоего ареала обитания, твоей улицы, просто не доходят до тебя. Или доходят, но не имеют для тебя никакого значения. Но для него-то они имели значение, и еще какое. И чем дольше он сейчас думал об этом, о масштабах явления, в которое оказался вовлечен, тем большую потребность испытывал с кем-нибудь об этом поговорить.

Сюзи была здесь, рядом. В то же время их жизни так сильно отличались друг от друга, что говорить с ней было гораздо легче, чем с кем-либо другим. Кроме того, ему все равно больше не с кем поговорить. А поговорить просто необходимо.

— Это я во всем виноват, — сказал он.

— Не понимаю.

— Этот парень в компьютере… — сказал Аарон, мотнув головой в сторону экрана. — Я подбил его запустить вирус, чтобы вырубить сайт под названием «Вордвуд».

— Все равно не догоняю.

— Что-то, наверное, пошло не так. Вы разве не видите? Всех этих людей засосало в их собственные компьютеры. Когда я впервые услышал об этом, я сразу понял: это как-то связано с вирусом. И Джексон, который сидит теперь у меня в ноутбуке, — тому подтверждение.

— Это же не человек, — возразила Сюзи. — Это всего лишь изображение, и даже не очень качественное.

— Да нет. Он там. Может быть, не в моем именно компьютере, но где-то в Интернете. Они все там. Джексон рассказывал мне о таких вещах — о жизни в Сети, я имею в виду. Это существа вроде духов вуду или что-то в этом роде. И они не любят, когда люди вмешиваются в их дела. Им даже не нравится, когда люди говорят о них.

Он видел по ее лицу, что она сейчас думает. Она решила, что он сумасшедший. Она, возможно, очень сожалела, что ее одежда все еще сушится и она не может просто выскочить из его квартиры. И трудно было осуждать ее за такие мысли. Он правда опасался, что сошел с ума.

— Погодите минуту, — сказала Сюзи. — Во-первых, в Интернете никто не живет. Это просто невозможно. И во-вторых… — она указала на молчаливый телеэкран, — по телевизору никто ни слова не сказал о компьютерах. Вообще, когда немного въедешь во всю эту туфту, понимаешь, что по сути дела они толком ничего не рассказали!

— А знаете, что беспокоит меня в этом больше всего? — Аарон продолжал, как будто не слышал ее реплик. — Его квартирная хозяйка сказала мне, что он просто обожал меня. А я… я такое дерьмо!

— Послушайте меня! — сказала Сюзи. — Компьютеры не глотают людей.

— Тогда куда они подевались?

— Понятия не имею. Но только не в Интернет.

— Но эти духи…

— Веб-сайты делаются людьми, — возразила Сюзи. — Живыми людьми, которые ничем не отличаются от нас с вами.

Аарон покачал головой:

— Не знаю…

Некоторое время оба молчали. Они сидели на диване и смотрели на беззвучно говорящие головы в телевизоре. Стиральная машина в ванной завершила цикл, и Сюзи встала. Она вынула свои сухие чистые вещи, заперлась в ванной, а через несколько минут вернулась. Аарон заметил, что под флисовой курткой на молнии у нее все еще была футболка, которую он ей дал.

— Ну ладно, — сказала Сюзи, снова усевшись рядом с ним на диван. — Давайте больше не будем говорить о том, куда подевались эти люди, и об этих поганых веб-сайтах, потому что тут мы никогда не договоримся. Давайте лучше поговорим о вашем положении. Вы чувствуете себя ответственным за все это. Ну и что же вы собираетесь делать?

— А что я могу сделать?

— Ну, например, вы могли бы пойти в полицию и рассказать им то, что рассказали мне.

Аарон кивнул:

— И они поверили бы мне ровно настолько, насколько мне поверили вы. Я знаю, как это все выглядит. Честно говоря, я и сам-то не очень верю тому, что говорил.

— Нет, вы не рассказывайте им про привидения в Интернете. Вы им расскажите про сайт. Про то, как этот парень…

— Джексон Харт.

— Про то, как Джексон Харт внес туда вирус. Как, возможно, люди, которые ведут этот сайт, решили отомстить ему.

— А заодно и сотням других людей.

Она покачала головой:

— Нет, вы рассказывайте только про то, что знаете наверняка. Ничего больше. Пусть они сами делают выводы и разбираются.

— И пока они разбираются, я проведу остаток жизни в тюрьме. Сейчас вокруг этого большой шум. Гораздо больше, чем я рассчитывал, когда затевал это.

— Но все эти люди…

Аарон согнулся и закрыл руками лицо.

— Да, я понимаю, — сказал он приглушенным голосом.

Как же это все вышло? Еще неделю назад это был просто способ насолить Саскии и ее зарвавшейся компании.

— Что ж, — рассудила Сюзи, — есть еще один путь: вам надо связаться с людьми, которые занимаются этим сайтом. Вы знаете, кто они?

— Вообще-то, нет…

— Но что-то вы должны были знать о них, если они вам так насолили, что вы попросили своего друга заслать вирус, который должен был разрушить их сайт.

Аарон вздохнул. Ему не хотелось вдаваться во все эти подробности. Но он уже увяз, рассказав Сюзи так много. Кроме того, какая разница? Непохоже, чтобы у него с ней были общие знакомые. Одно лишь заставляло его колебаться: он больше не хотел просто трахнуть ее. Каким бы невозможным это ни показалось всякому, кто хоть сколько-нибудь знал его, для него стало иметь значение, что она думает о нем. Он зашел слишком далеко, чтобы теперь остановиться.

— Вообще-то, это не они мне насолили, — сказал он, — а только одна из них, женщина. Она обошлась со мной как с полным дерьмом, а потом настроила против меня своих друзей.

Сюзи понимающе посмотрела на него:

— Я знаю, как это бывает.

— Знаете?

— Может быть, у нас еще будет время обменяться воспоминаниями, раз уж мы пустились в такие откровенности. Но сейчас давайте сосредоточимся на проблеме, которую надо решить прямо сейчас.

Аарон снова вздохнул:

— Боже мой, каким дерьмом я себя чувствую! Как подумаю обо всех этих людях… Я просто чудовище.

— Вам когда-нибудь случалось ударить женщину или ребенка? — спросила вдруг Сюзи. — Вы когда-нибудь били кого-нибудь слабее себя? Кого-нибудь, кого вам следовало бы не бить, а защищать?

Он покачал головой.

— Ну, тогда не так уж вы и плохи, — улыбнулась она. — Не совсем, значит, чудовище. Так расскажите мне о вашей бывшей подружке. О бывшей — я правильно понимаю?

Аарон кивнул.

— Какое она и ее друзья имеют отношение к тому, что происходит сейчас?

— Они все действительно имеют отношение к этому «Вордвуду», поэтому я и решил, что лучшим способом отомстить им будет заставить Джексона разрушить этот чертов сайт вирусом, хотя бы на время. Я не планировал ничего долгосрочного и масштабного. Я просто хотел доставить им некоторые неудобства.

— Но вы знаете кого-нибудь из людей, которые владеют этим сайтом?

— Понятия не имею, кто им сейчас занимается, но кое-кто из тех, кто его создавал, живет здесь, в городе.

— Тогда свяжитесь с ним.

— Это она. У нее магазин в северной части города.

— Тогда нам следует с нее и начать.

— Но…

Сюзи встала:

— Пошли.

— Куда это?

— Зачем откладывать? Ничего, если я оставлю у вас свое барахло, пока мы не вернемся?

Аарон с некоторым трудом поднялся с дивана и удивленно посмотрел на нее.

— Вы идете со мной? — спросил он.

— Конечно.

— Почему?

Она улыбнулась:

— Куча причин. Во-первых, вы мне кажетесь, в общем, неплохим парнем. Я знаю, вам хотелось бы трахнуть меня, — о, не отрицайте. Думаете, это не видно по тому, как вы на меня смотрите? Но при всем при этом вы ведете себя вежливо, не распускаете руки, не деретесь и так далее. Я научилась ценить это, после того как провела несколько месяцев на улице.

Аарон хотел было запротестовать, но потом только пожал плечами. Он начал говорить правду, когда речь зашла о Джексоне. Почему бы не держаться той же линии поведения и дальше?

— Во-вторых, — продолжала Сюзи, — у меня такое чувство, что с друзьями у вас негусто, а я знаю, каково это. Особенно когда люди, которых вы считали друзьями, поворачиваются к вам спиной.

Аарон почувствовал, даже не по голосу, а, скорее, по тому, как изменилось ее лицо, что она больше чем знает, что это такое. Он хотел расспросить ее об этом. Он хотел понять, к чему весь этот разговор, почему все в Сюзи вызывало в нем такие странные чувства. Он никогда ни с кем не говорил так, как сейчас с ней.

— Я тоже не слишком-то хорошо вел себя, — сказал он вдруг, вместо того чтобы начать расспрашивать Сюзи, — с Саскией. С той женщиной, которой хотел отомстить, когда все это затевал.

— Но ведь мы уже, кажется, выяснили, что вы ее не били и вообще ничего такого, правильно?

— Словами тоже можно сделать больно, — возразил Аарон.

Глаза Сюзи затуманились.

— Да, я это знаю. Но ведь вы сожалеете об этом, разве не так?

Аарон кивнул. К его собственному удивлению, он действительно понял, что сожалеет. Не потому, что влип из-за всего этого в историю, а просто потому, что это было скверно.

— Кто вы такая? — спросил он. — Я из-за вас говорю и чувствую то, что никогда не сказал бы и не почувствовал.

Она улыбнулась:

— А вдруг я ваш ангел-хранитель? Ведь у каждого должен быть ангел-хранитель, правда? И кто сказал, что он обязательно окажется небесным созданием с лирой и нимбом? А вдруг это кто-нибудь, кого вы случайно подобрали на улице, и эта встреча изменит всю вашу жизнь? Черт возьми, если предположить такую возможность, то и вы вполне могли бы оказаться моим ангелом-хранителем, потому что я давно уже не чувствовала себя настолько… человеком. Знаете, не так часто мне представлялась возможность разговаривать с кем-то, кто, кроме всего прочего, не считает тебя сумасшедшей или неудачницей.

Аарон только и мог, что покачать головой.

— И наконец, последняя причина, — сказала она. — Я прожила на улице уже три месяца. Я знаю: по большому счету это не так уж много, но когда это происходит именно с тобой, то кажется целой вечностью. Каждый день равен вечности. И самое худшее — что ты чувствуешь себя совершенно никчемной! А сейчас я себя такой не чувствую. Мне кажется, я помогаю вам и вам нужна моя помощь. И следовательно, может быть, я не такой уж бесполезный человек, каким кажусь себе, когда ищу работу или попрошайничаю. — Она ненадолго замолчала. — Я слишком много говорю, да?

— Нет. Вы правы во всем. Но давайте сначала поедим, а потом я вызову такси.

— Лучше поедем на автобусе. Он идет, куда нам нужно?

Аарон кивнул:

— Можно доехать на метро до Алисии или Мура, а там сесть на автобус. Но чем плохо такси?

— Возможно, нам захочется продолжить разговор, а в такси все время кажется, что водитель слушает тебя.

— Но в общественном транспорте еще больше людей тебя слушает.

— Это верно, — ответила она. — Но лишь десять процентов обращают внимание на окружающих и слышат их разговоры. А мы просто сядем среди других девяноста процентов.

— А как мы их распознаем?

— Я разбираюсь в таких вещах.

Аарон рассмеялся:

— Ну ладно. Хотите тост, пока я готовлю нам поздний завтрак?

— С удовольствием, — сказала она и последовала за ним на кухню.

Она дотронулась до его руки, когда он потянулся за венчиком, чтобы взбить яйца.

— Все обойдется, — сказала она. — Просто нужно всегда делать то, что нужно.

— Посмотрим, — ответил он. — Эти люди меня сильно не любят. И… — Он поколебался, но добавил: — И думаю, за дело.

— Не будьте так жестки к себе.

Аарон удивлялся этой женщине. Она живет в наихудших условиях, какие только можно себе вообразить — не имея ни денег, ни дома, ни, по всей вероятности, хотя в это и трудно поверить, друзей, — и при этом такая стойкость и такой позитивный взгляд.

— Вы в самом деле начинаете мне нравиться, — сказал он.

— Это хорошо, когда кому-нибудь нравишься, — ответила Сюзи. — Но только не думайте ничего такого, пожалуйста… У нас с вами все равно ничего не получится.

— Это почему?

— Что бы ни случилось, я все равно останусь бездомной, которую вы подобрали на улице. Эта простая истина перевесит все, что угодно. Сейчас вам может показаться, что это ничего не значит, но уверяю, вам никогда не удастся об этом забыть.

Аарон попробовал было возразить.

— И мне тоже, — добавила она.

Уже давно утро, а мы все ждем, убиваем время, пока не появилась Эсти и другие компьютерные друзья Холли. Дик наконец вышел из своей комнаты, но лишь для того, чтобы спуститься протереть и без того чистейшие книжные полки. Холли говорит, он всегда так. Остальные сидят на кухне и бесконечно пьют чай или кофе. Роберт наигрывает на гитаре, хотя с моей стороны нехорошо называть это — «наигрывает». Самые простые мелодии у него полны смысла и богаты нюансами. Он превосходный музыкант. В другое время его игра захватила бы меня, но сейчас вся магия, которую он извлекает из своего Гибсона, уходит куда-то в песок — туда, куда уходит все, что не связано с Саскией.

Время от времени кто-нибудь из нас заговаривает, другой подхватывает разговор, но через несколько минут беседа неизбежно возвращается к волнующей нас теме, а тут никому из нас добавить уже нечего. Все, что нам остается, — это размышлять. Слишком много размышлений — начинаешь сходить с ума.

В конце концов в разговоре образуются огромные провалы — не того рода уютные паузы, какие возникают в дружеской беседе, хотя и такие паузы, пожалуй, я не назвал бы особо уютными. А тут — провалы, падения в тишину, когда само время замедляется, минуты тянутся целые дни, часы не кончаются. Но мы ничего не в силах поделать. Все, что могли, мы уже сделали. Немного. Вынесли из столовой книги, достали старый компьютер и поставили его на стол. Удостоверились, что он еще работает. Подключили модем и проверили его тоже. Но на сайт «Вордвуд» заходить не пробовали.

И все. Теперь осталось только ждать.

Я не очень-то умею ждать, поэтому то и дело предпринимаю вылазки за огоньком. Сам не знаю зачем. Прикурить — это только повод, настоящая причина не в этом. Не то чтобы я старался уйти от людей. В конце концов, Джорди — мой брат, Холли — мой друг, да и к Дику я привык за последний год. Двое новых знакомых, Роберт и Боджо, — из тех людей, которых, будь я в нормальном состоянии, я слушал бы часами и старательно запоминал бы, что они говорят. Но сейчас я и десяти минут не мог высидеть с ними на кухне — места себе не находил.

Слышу скрип двери за спиной, оборачиваюсь и вижу, что идет Джорди.

— Ну как ты?

Я пожимаю плечами:

— Да ничего. Думаю.

Он тоже облокачивается на перила рядом со мной и смотрит на переулок, который я изучаю уже несколько часов, периодически выходя на балкон. Практически ничего не происходит, разве что тот самый кот ходит кругами вокруг помойки, да люди по пути из магазина останавливаются покурить, да кто-нибудь изредка выйдет выбросить мусор. Вот двое тинейджеров, лет, наверное, по девятнадцать, чем-то меняются в конце переулка. Стоят вплотную друг к другу, и вид у них был самый таинственный. Может, наркотики? Кто знает. Может, и другой наркотик — какие-нибудь коды для секретных программ. Хотя такие вещи, наверное, передают по электронной почте.

— Забавно, — говорит Джорди, постояв немного рядом со мной. — Я даже не чувствую усталости.

— Да, я тебя понимаю, — отвечаю я. — Я-то уже давно стал полуночником.

Джорди кивает:

— Неприятный вкус во рту, и в глаза как будто песку насыпали, а так ничего. Я все жду, когда сломаюсь, но, видимо, адреналин все еще выбрасывается и топлива хватает. — Он невесело улыбается. — Даже притом, что мы просто ждем, ничего не делаем.

Я ищу, что бы добавить к сказанному им, но ничего не нахожу. Не закурить ли еще сигарету? Но и этого не хочется. Молчание затягивается, но, прежде чем оно становится неловким, мы опять слышим скрип открывающейся двери. Я оглядываюсь и сначала никого не вижу, а потом, опустив глаза, замечаю на пороге Дика. У него взволнованный вид. Когда твой рост — два фута, тебя довольно трудно заметить, особенно если ты волшебное существо, вообще невидимое для «большинства людей».

— Господин Риделл и… господин Риделл, — говорит Дик, — госпожа Холли говорит, чтобы вы скорее возвращались.

Я присаживаюсь на корточки, чтобы не слишком над ним возвышаться.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Эсти приехала?

Странно, что мы не слышали, как они подъехали. И Сниппет не залаяла.

Он качает головой:

— Прибыли другие гости. — Он некоторое время колеблется, потом добавляет: — Возможно, не столь приятные.

Он поворачивается и идет назад, мы с Джорди следуем за ним через пустую кухню, потом вниз по лестнице. Оттуда доносятся голоса. Меньше всего я ожидал увидеть здесь Аарона Гольдштейна. Он стоит недалеко от входной двери, рядом с полкой новых поступлений. У него в руках кейс. С ним хорошенькая, незнакомая мне девушка. Она небольшого роста, стройная, возраст определить затрудняюсь. Светлые волосы растрепаны и торчат в разные стороны. Линялые зеленые штаны, серый свитер с капюшоном — все это, возможно, делает ее моложе, чем есть на самом деле. Но что я знаю наверняка — она совсем не тот человек, которого я ожидал бы увидеть с Аароном.

Холли и Боджо разговаривают с ними, а Сниппет наблюдает, спрятавшись в ногах у Холли. Я оглядываюсь в поисках Роберта. Он стоит на одной из лесенок, вне поля зрения Аарона и его спутницы.

— Какого черта вы здесь делаете?! — спрашивает Джорди, подойдя ближе.

Он зло смотрит в глаза Аарону, по голосу слышно, что он с трудом сдерживает гнев. Я удивлен. Джорди такой добродушный парень, что даже не припомню, когда он в последний раз повышал на кого-нибудь голос. Но он еще и очень верный и преданный человек, и, вероятно, отношение Аарона ко мне и к Саскии вывело из себя даже моего тихого брата.

Мне пересказывают то, что Аарон успел поведать остальным. Джорди между тем делает непроизвольный шаг вперед, к Аарону.

— Пусть говорит, — удерживаю я его. — Он явно не предполагал столь скверных последствий.

Я и сам удивлен тем, что защищаю его. Забавно: Аарон — лощеный подлиза, я никогда не любил его, но теперь, похоже, v меня не хватает сил даже на то, чтобы как следует разозлиться. А ведь еще несколько часов назад, во время одной из своих отлучек покурить, я был бы готов убить всякого, кто виноват в этом кошмаре.

Джорди с удивлением смотрит на меня:

— Но…

Я качаю головой:

— Сейчас речь не о паршивых статьях и не о том, как нам противно смотреть на мелкую сошку, возомнившую, что весь мир у ее ног. Речь идет о Саскии. На кон поставлена ее жизнь, и если бы мне понадобилось вступить в переговоры с самим дьяволом, чтобы вернуть ее, я бы вступил.

— Я бы вам не советовал, — произносит Роберт, выходя из своего укрытия. — Насчет сделки с дьяволом, — уточняет он. — А во всем остальном — совершенно согласен.

Мы поднимаемся по лестнице и толпой вваливаемся на кухню, захватив еще стульев из гостиной, чтобы все смогли усесться. Женщину, которая пришла с Аароном, зовут Сюзи Чанси, она живет на улице, и он только сегодня с ней познакомился. Для тех из нас, кто сколько-нибудь знает Аарона, то есть для Холли, Джорди и меня, сама мысль, что Аарон остановился поговорить с попрошайкой, не говоря уже о том, чтобы привести ее к себе домой, кажется не менее невероятной, чем его появление у Холли. Зато нас совершенно не удивляет то, что он подучил Джексона Харта заразить «Вордвуд» вирусом. Это уже настоящий, подлый Аарон Гольдштейн, которого мы все знаем как облупленного.

Но я бы простил ему и это. В конце концов, кажется, он и в самом деле сожалеет, особенно после того, как узнал, что Саския — одна из жертв.

— Погодите минутку, — обращается к нам Сюзи. — Вы хотите сказать, что люди исчезли в Интернете?

— Я знаю только то, что видел своими глазами, — отвечаю я.

— Если эльфы могут выйти из Интернета, — говорит Холли, — то меня совершенно не удивляет, что кто-то из людей может туда войти.

Эта фраза требует пояснений. Аарон и Сюзи, кажется, не очень верят истории Холли, хотя, когда Дик, вдруг сделавшись видимым, произносит свое: «Я тут был и все это видел», заметно, что в их головах происходит некоторая переоценка.

Боджо, Джорди и Роберт все это время сохраняют спокойствие. Джорди, правда, с трудом, потому что все еще взбешен. Он сидит за столом, скрестив руки, всем своим видом показывая, что не верит Аарону и мотивам, которые, по его словам, привели его сюда. Боджо расслабился, развалился на стуле и делает вид, что слушает краем уха, но я-то вижу, что он ни слова не упускает. И еще я заметил, что Роберт не притронулся к своей гитаре, с тех пор как мы вернулись в кухню. Это странно, как странно и то, что, когда вошли Аарон и Сюзи, он сначала спрятался. Он, видимо, очень осторожен: далеко не всем позволено слушать его музыку.

Аарон открывает свой ноутбук и показывает нам изображение Джексона Харта, которое появилось на его экране, когда Сюзи проверяла свою почту. Он сохранил его как документ HTML и теперь может воспроизвести когда угодно, даже если компьютер не подключен к Интернету.

Боджо на некоторое время выпрямляется, всматривается в зернистое изображение, потом снова откидывается на спинку стула.

— Место узнаёте? — спрашивает Роберт.

Боджо отрицательно качает головой:

— Вообще-то, по такой фотографии ничего не поймешь.

— А почему вы должны узнать место? — спрашивает Сюзи.

Боджо улыбается:

— Просто много путешествую.

Сюзи чувствует, что временами не может вникнуть в ситуацию, некоторые нюансы ей непонятны. Когда она представилась, так простодушно, почти с вызовом сообщив нам, что живет на улице, мне показалось, что и от нас она ждет, чтобы мы побольше раскрылись. Но никто из нас этого не сделал. Я, со своей стороны, только удивился: что у нее общего с Аароном и какое она-то имеет отношение ко всей этой истории?

Ничего не имею против добрых самаритян — мне бы даже хотелось, чтобы в мире их было больше, — но она пришла с Аароном Гольдштейном, и, хотя мне приходится его выслушивать в надежде, что это как-то может помочь найти Саскию и других, я по-прежнему не доверяю ему. Может быть, это неправильно, но печальная истина такова: скажи мне, кто твой друг, — и я скажу тебе, кто ты. В основном люди именно этим принципом и руководствуются, оценивая новых знакомых.

Разговор продолжается, опять сбившись на праздные размышления и догадки. Я уже собираюсь снова ретироваться покурить, но тут слышится стук в дверь. Сниппет выскакивает из-под стула Холли и мчится к лестнице, навострив уши и утробно рыча. Я смотрю на настенные часы. Без четверти двенадцать.

— Может быть, это Эсти, — говорит Холли и идет посмотреть.

Сниппет сбегает вниз по лестнице, стуча когтями по полу. Холли идет вслед за ней. Боджо выжидает еще несколько секунд, затем скорее не поднимается, а воспаряет над своим стулом и плывет вслед за ними. Остальные остаются в кухне. По радостным голосам, доносящимся снизу, становится понятно, что новые гости — это совсем не то, что Аарон и Сюзи. Боджо снова появляется на кухне. Он возвращается на свой стул и принимает ту же расслабленную позу, как будто и не уходил отсюда никуда. Чуть погодя Холли приводит своих друзей, и на несколько минут воцаряется хаос взаимных представлений.

Сара Тэйлор — Эсти — оказывается высокой темноволосой женщиной, с печальными глазами и спокойной грацией. Из-за девчоночьего голоса по телефону у меня создался несколько другой образ, так что, если бы мне ее не представили, не узнал бы. Она сочувственно улыбается мне, мы пожимаем друг другу руки.

— Нет вестей от вашей подруги? — спрашивает она.

Я качаю головой:

— Но у нас есть несколько новых ниточек.

Мои слова заставляют встрепенуться темноволосого, с испанской внешностью, молодого человека, стоящего рядом с Эсти. Его представили как Рауля Флореса, из чего я сделал вывод, что это друг Бенни, одного из основателей «Вордвуда», того самого Бенни, который пропал, общаясь с Эсти через Интернет.

— Что вы узнали нового? — спрашивает он.

Я начинаю отвечать ему, но в это время Холли представляет меня кому-то еще. Эсти успокаивающе кладет руку на руку Рауля. Она придвигается к нему ближе и что-то шепчет ему на ухо, он кивает, но видно, что это согласие нелегко ему дается. Еще бы! Если бы кто-нибудь намекнул мне, что появилась хоть какая-то информация о Саскии, я бы послал к черту всякую вежливость, лишь бы поскорее узнать все в подробностях.

Холли знакомит меня с Томом Пэйсом — они зовут его Тип, — так что у меня в данный момент нет возможности рассказать Раулю, что удалось выяснить. Тип выше меня ростом, он худой и вообще в стиле хиппи, с хвостиком и длинной жидкой бородкой. Его глаза серьезно изучают меня из-за очков в металлической оправе, лицо у него задумчивое, но, судя по «смешным» морщинкам у глаз, он не всегда такой.

И последняя из вновь прибывших — Клодетт Сен-Мартен, полная чернокожая женщина, в деловом костюме и с очаровательным французским акцентом. Она явно ехала на работу, когда ей позвонила Эсти и просто-напросто заставила ее изменить курс и вместо офиса приехать в аэропорт.

В кухне становится тесно, так что мы берем стулья и переходим в гостиную, где нас ожидает компьютер. Вновь прибывшие сначала вздрагивают и пугаются, когда буквально из ниоткуда появляется Дик. Они заинтригованы, но слишком вежливы, чтобы расспрашивать о нем. Холли и Боджо приносят еще кофе и чаю.

Когда все узнают о том, что именно вирус, запущенный по наущению Аарона, положил начало всему этому, повисает тяжелое молчание и все головы разом поворачиваются к нему. Мне становится даже жаль его, но за него вступается Сюзи.

— Ну хорошо, — говорит она. — Он запутался. Разве никому из вас не случалось запутаться? Но, по крайней мере, у него хватило воли прийти сюда и попытаться исправить положение.

Я замечаю, что на друзей Холли эта защитительная речь не слишком-то действует. Им и сама Сюзи, судя по всему, не очень нравится, но это всё не мои заботы. Мне она кажется очень славной — слишком славной, чтобы находиться в компании Аарона, вот в чем дело. Насколько мне известно, Аарона недолюбливают все, хотя, должен признать, сегодня, когда он ведет себя как нормальный человек, он выглядит совсем неплохо. Может быть, он и правда сожалеет о том, что сделал, и искренне хотел бы расхлебать кашу, которую заварил.

Затем разговор заходит о «Вордвуде», каким он был сначала, каким они сами его когда-то создали, и о том, как бы попытаться восстановить те, изначальные, параметры. Эсти достает папку и извлекает оттуда пачку дискет, перехваченных резинкой.

— Я откопала у себя копии первого варианта, — говорит она.

— Это здорово, — отвечает Тип. — Я свои не нашел. Но вопрос вот в чем: если сейчас в «Вордвуде» присутствует некий дух, то кто поручится, что его не было там с самого начала? У меня нет уверенности, что стоит начинать снова.

— Что совершенно точно надо сделать, — вступает в разговор Клодетт, — так это установить контакт с тем, кто заправляет там, по ту сторону URL.

— Можно не трудиться говорить обиняками, — замечает Эсти, — во всяком случае с теми, кто здесь собрался. Мы все прекрасно знаем, что имеем дело с неким духом, обитающим в «Вордвуде».

— Но мы не знаем, кто или что это такое, — возражает Холли.

— Это правда, — кивает Клодетт. — Но что бы это ни было или кто бы это ни был, с ним надо установить контакт.

— По-моему, самое лучшее все-таки начать сначала, — говорит Рауль. — Вы тогда сможете устранить все последующие напластования, все посторонние подключения и вернуться к тому HTML, который вы, ребята, сами тогда создали.

Наблюдая за этим мозговым штурмом, я просто теряюсь, несмотря на то что за последнее время кое-что узнал в этой области. Послушав немного, я поворачиваюсь к Холли, которая сидит рядом со мной, со Сниппет на коленях.

— Ты что-нибудь понимаешь из того, что они говорят? — спрашиваю я.

Она мотает головой:

— Хоть мы и пользовались тогда именно моим компьютером, я всегда была на подхвате. Тогда, например, я просто отыскивала тексты и передавала их кому-нибудь из понимающих, чтобы они их отформатировали. С тех пор я научилась делать HTML, но по-настоящему так и не разбираюсь во всем этом.

Клодетт поворачивает голову и улыбается.

— Просто ты не пыталась как следует разобраться, — говорит она. — И потом…

— И потом, у меня были вы все, так зачем было самой напрягаться! — заканчивает Холли.

Явно, это у них одна из дежурных шуток.

Я слушаю еще некоторое время, потом в очередной раз отправляюсь покурить. Вернувшись, обнаруживаю полный штиль. Рауль и Тип изучают изображение Джексона Харта в компьютере Аарона. Эсти загружает данные со своих дисков в старый компьютер Холли. Все остальные сидят молча, и лица у всех усталые.

Изо всех сил стараюсь не показать разочарования, но мне кажется, все это нас ни к чему не приведет. Мне хочется сказать: «Да давайте же что-нибудь делать наконец! Подключите же этот чертов компьютер к Интернету и давайте начнем!»

Правда, что именно начнем, мне известно не лучше, чем кому-либо другому в этой комнате.

И тогда Боджо откашливается.

— Я не очень разбираюсь в компьютерах, — говорит он, когда ему удается привлечь всеобщее внимание, — так что поправьте меня, если меня занесет куда-нибудь не туда. Но этот вирус, который заслали на сайт «Вордвуд», — работает ли он так же, как те вирусы, которые можем подхватить мы с вами?

После непродолжительного всеобщего молчания Эсти качает головой.

— Не совсем, — говорит она. — Эти вирусы действуют только на компьютеры.

— Точнее сказать, на их программное обеспечение, — прибавляет Тип. — На протоколы, которые подсказывают «железу», что именно ему делать и где искать информацию. Вирус не влияет физически на машину, просто ее оперативная система перестает понимать, где искать врага. Многое, конечно, зависит еще и от того, как именно вирус был занесен.

Боджо кивает:

— Просто я подумал: когда кто-нибудь из наших заболевает, мы лечим его травами и всякими другими средствами… А ваши доктора прописывают антибиотики. Так вот, если бы компьютерный вирус действовал по тому же принципу, что и человеческий, то можно было бы, наверное, найти какой-нибудь антивирус и заслать его на сайт «Вордвуд», чтобы он сразился с вирусом Харта.

Специалисты по компьютерам переглядываются.

— Возможно, — задумчиво произносит Эсти. — Если бы мы только знали, что это был за вирус…

— Чтобы узнать это, нам потребовалось бы залезть в компьютер Харта, — говорит Клодетт. — Но есть ли у нас такой шанс? Полиция наверняка все изъяла.

Рауль кивает:

— Или, по крайней мере, опечатала комнату как место преступления. Нам не удастся туда пробраться.

— Тут, я думаю, смогу вам помочь, — говорит Аарон.

Все поворачиваются и смотрят на него.

— Ну, если только полиция действительно не забрала компьютер.

— Я думал, вы едва знали его, — говорю я.

— Да, так и есть. Но, кажется, я понравился его квартирной хозяйке, и если она нас впустит…

Я смотрю на Эсти:

— Что ты об этом думаешь?

— Трудно сказать, не видя, что, собственно, он состряпал, — отвечает она. — Но такой путь мне нравится гораздо больше, чем всякая мистическая чепуха. В языках программирования я, по крайней мере, разбираюсь.

— Итак, некоторые из нас могут заняться этим, — говорю я. — А остальные будут пытаться наладить связь с духом, который управляет сайтом.

— И если нам не удастся выманить его к нам, — впервые за долгое время подал голос Роберт, — возможно, мы сами отправимся к нему.

Его слова долго висят в воздухе, пока все удивленно смотрят на него.

— Вы ведь говорили о каком-то конкретном месте, верно? — спрашивает Роберт. — Я правильно расслышал? Вы говорите, что у этого духа есть свой дом где-то там, в Сети?

— Я думаю… — говорит Эсти, — его дом — сайт «Вордвуд».

— А тот — в Интернете? Или, по крайней мере, в каком-то компьютере, с которого можно выйти в Интернет?

— Ну, рассуждая логически… — начинает Тип, но тут же смеется. — Хотя что я говорю? Во всем этом нет ни капли логики. Вы правы. Файлы, составляющие «Вордвуд», должны занимать определенное место в компьютере. Но вот здесь-то сайт и повел себя в высшей степени странно. Он не только превратился в самостоятельную личность, но еще и пропал из компьютеров, где мы его держали.

— И поселился где-то в Интернете? — настаивает Роберт.

— Не знаю, как это возможно, — возражает Клодетт. — Он должен находиться в каком-нибудь компьютере. Не может быть никакого физического места в проводах, в спутниковой связи — в общем, во всем том, что люди используют для доступа в Интернет.

— Расскажи это людям, которые пропали, — советует Эсти.

Клодетт кивает:

— Ладно, принято. Не понято, правда, но принято.

Вдруг в дальнем углу моего сознания начинает что-то копошиться. Какой-то разговор, что ли. Не уверен. Я начинаю говорить, надеясь, что так мне скорее удастся поймать воспоминание:

— Я так понимаю, что эти духи используют Интернет для того, чтобы перемещаться с места на место — путешествуя примерно так же, как всякие данные, которые мы друг другу пересылаем, но постоянно они пребывают где-то в другом месте. Я бы сказал, где-то между.

Нет, нет, это не совсем то, но я чувствую, что вплотную подошел к ускользающему воспоминанию.

— Не понимаю, — говорит Эсти.

— Именно в этом «между» самая сильная магия, — поясняю я. — Пространство между чем-то и чем-то. Скажем так, не день или ночь, а сумерки. Не два берега, разделенные рекой, а мост, соединяющий их, или лодка. А что может быть волшебнее, чем Мир Духов? — говорю я. — Как раз перед своим исчезновением Саския пересказывала мне разговор, который у нее состоялся с… одной нашей подругой. Не важно, кто она. Но она верит, что сайт «Вордвуд» существует в Мире Духов. Или, по крайней мере, что до него можно добраться через Мир Духов. Даже не знаю, как я мог забыть об этом.

— Мир Духов, — повторяет Клодетт.

Я замечаю, что Джорди как-то странно на меня смотрит. Мне хочется сказать ему, что Саския разговаривала с моей тенью, но как-то не хочется поднимать здесь эту тему. В том, как они все на меня смотрят, чувствуется некая неловкость.

— Не Мир Духов, господин Риделл, — говорит Дик. Он густо краснеет, когда все взгляды обращаются на него, но храбро продолжает: — Мир Духов — это не между. Это Пограничные Миры — между.

Боджо кивает:

— А через Пограничные Миры можно попасть куда угодно — лишь бы знать, куда вам нужно.

— Это что, реальное место? — спрашивает Эсти.

— Еще какое реальное, — отвечает ей Роберт. — Некоторые даже станут уверять вас, что тот мир, в котором вы живете, — лишь слабое отражение того, что существует за его границами.

Рассказав свою историю, Аарон теперь лишь молча присутствовал при других разговорах за столом. Но сейчас он подается вперед и впивается в меня взглядом.

— И вы можете взять нас туда? — спрашивает он. — Мы можем отправиться туда и вернуть пропавших?

— Нет, я не могу, — отвечаю я. — Но я знаю людей, способных пересекать эти границы. Проблема заключается в том, чтобы понять, куда, собственно, мы хотим отправиться после того, как пересечем эти границы. Вы себе не представляете, как обширен Мир Духов.

Сюзи смеется:

— Я и вообще его не могу себе представить.

Эта реплика вызывает улыбки у всех сидящих за столом.

— Вряд ли стоит заражать людей такими взглядами, — говорит Роберт. — Но то, о чем вы говорили сейчас, — это и мой взгляд на вещи. Когда людей поглощает машина — этого я не понимаю. Но если эта машина всего лишь дверь в другой мир — тогда да. Это более чем возможно. — Он переводит взгляд с меня на Боджо, а потом на Дика. — Это вполне правдоподобно, не правда ли?

— Да подождите! — вскидывается Клодетт. — Не могу поверить, что вы несете всю эту мистическую чушь серьезно. Нам нужно найти реальное решение…

Рауль дотрагивается до ее руки.

— Давайте выслушаем, — говорит он. — Я бы хотел выслушать все, что дает хоть какой-то шанс вернуть Бенни. — И он обращается к Роберту: — Вы можете это сделать? Вы можете переправить нас в это место?

Роберт кивает:

— Боджо уже сказал. Я тоже плохо понимаю в компьютерах. Но я знаю Мир Духов. И, имея в наших рядах кое-кого, кто не чужд ему, думаю, мы могли бы действовать не совсем вслепую.

Он смотрит на Дика, который в ответ печально покачивает головой.

— Я не могу, — говорит Дик. — Я плохо ориентируюсь и никогда не заходил далеко в Пограничные Миры. — Он бросает на Холли извиняющийся взгляд. — Домовые редко туда заходят.

Роберт переводит взгляд на Боджо.

— Чем гадать, я бы лучше попробовал, — говорит тот. — Кристи не преувеличивал. Это действительно огромное пространство. Все, что вам когда-либо представлялось, там где-нибудь существует. И все, что воображали себе те, кто когда-либо жил на этом свете. Они уже умерли, а места и люди, о которых они думали, остались. Там миры, миры и миры. И далеко не все они уютны и гостеприимны. Как правило, они даже опасны. И легче всего Пограничные Миры сбивают с толку тех, кто не знает точно, куда направляется.

— Думаю, что смогу найти нужную дверь, — говорит Роберт. — У всего есть свой код, а я достаточно слышал об этих местах и, надеюсь, смогу подобрать музыку, которая приведет нас если не туда, куда нам надо, то куда-то рядом. Хотя лучше бы мне не слишком долго этим заниматься.

— Почему? — спрашивает Эсти.

Роберт пожимает плечами:

— Ну, скажем так: бывают ведь разные духи там, по ту сторону, за занавеской, отделяющей этот мир от того, и далеко не всем им я нравлюсь. Они знают голос моего Гибсона. Они знают мой почерк — как я извлекаю звуки из гитарных струн. И если я буду играть слишком долго, они придут «на запах». А если явятся они, у нас точно будет куча неприятностей.

— Вы подведете нас поближе, — говорит Боджо, — а остальное — за мной. Мне не требуется музыка.

— Вот так, значит, — говорит Клодетт. — Значит, мы просто-напросто отправляемся в Зазеркалье, следуя за вами, как за Питером Пэном?

— Ты путаешь сказки, — замечает Холли.

— Ты прекрасно меня поняла.

— А если мы туда попадем, — вступает Тип, — вы сможете потом вывести нас обратно?

После секундного колебания Боджо кивает:

— И туда и обратно. Но только если вы будете делать то, что я говорю, и держаться дороги, по которой я поведу вас. Шаг в сторону — понюхать цветочек или поймать бабочку, которая вам приглянулась, — и я больше не смогу вас найти.

— А вот кто-нибудь другой еще как сможет, — вторит ему Роберт.

— Зачем вы пугаете нас? — спрашивает Тип.

— Потому что это действительно опасно, — говорит ему Роберт. — По правде говоря, я предпочел бы, чтобы никто из вас туда не ходил, но нам потребуется хотя бы один человек, который знаком с духом.

— Но никто из нас с ним не знаком, — говорит Эсти. — Никто из нас понятия не имеет, что это такое. Мы знаем, что такое компьютер. Мы знаем этот мир, — она смотрит на своих друзей, — однако никто из нас ничего не знает о духах и… о магии.

— Да, тут вы все в совершенно одинаковом положении, — подтверждает Роберт.

Никакого вопроса он не задает, но Эсти и остальные все равно согласно кивают.

— Ну, тогда пусть кто-то из вас попытается распознать, что это за дух, — говорит Роберт. — А другие отправятся в квартиру Харта и посмотрят, можно ли как-нибудь нейтрализовать этот самый вирус.

— А как же Саския, — спрашиваю я, — и другие исчезнувшие?

— Если мы правы в своих предположениях, — продолжает Роберт, — и дух спрятал «Вордвуд» в каком-нибудь тайнике по ту сторону занавеса, тогда не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что именно там мы их всех и найдем.

— Вы, кажется, говорили, что никто из людей, бесследно исчезавших, обратно не возвращался, — напоминает Холли.

— Да, я действительно это говорил. Но я сказал также, что это не должно останавливать нас. И потом, кто знает: может быть, кому-то из этих людей и удалось вернуться, но они предпочли не распространяться на эту тему. Бывали времена, когда сенсации не заканчивались просто информационным бумом. Иногда люди предпочитали попридержать язык.

— А может быть, они щелкнули каким-то тумблером у себя в голове и просто заставили себя обо всем забыть, — говорит Холли.

Роберт улыбается:

— Может, и так. — Он оглядывает собравшихся за столом. — Итак, надо решить. Кто идет с нами, кто — в квартиру Харта, кто остается держать оборону. Тем, кто пойдет с нами, потребуется снаряжение: удобная обувь и по крайней мере две пары носков. Походная одежда. Постельное белье. Вода. Еда. И не забудьте головные уборы.

— Как насчет оружия? — спрашивает Рауль.

— Берите что хотите. Но предупреждаю, это должно быть что-то простое. Очень многие из вещей, изготовленных в этом мире, не будут действовать там, как действуют здесь. В Пограничных Мирах все очень размыто и непривычно для нас, а если мы попадем в Мир Духов, то уж там вам точно не пригодятся ни компас, ни мобильный телефон, ни пистолет и вообще ничего в этом роде.

— Вы действительно думаете, что у нас получится? — спрашивает Джорди.

— Не знаю, — отвечает Роберт. — Но, по крайней мере, вы что-то будете для этого делать. Я не представляю, как можно вернуть исчезнувших, сидя здесь. А если мы доберемся до нужного места, может быть, нам удастся сделать это… с другого конца.

Я встаю.

— Который час? — спрашиваю я.

Рауль смотрит на свои часы:

— Почти половина пятого.

Я и не думал, что мы проговорили столько времени. Все довольно долго молчат, и я наконец понимаю: что-то не так.

— Почему вы все так смотрите на меня? — спрашиваю я.

Роберт улыбается:

— Отряд нуждается в командире.

— Я думал, вы лучше подойдете на эту роль.

Он качает головой:

— Я с людьми не умею.

— Почему вы думаете, что я умею?

— Сумеешь, — говорит Джорди. — Я согласен с Робертом.

Холли тоже соглашается, и Боджо с Диком кивают. Потом один за другим это подтверждают и все остальные, даже Аарон.

Я тяжело вздыхаю. Я не готов к этому. У меня не командирский склад ума, и раньше мне не доводилось координировать ничего, кроме издания книги. Но потом я вспоминаю о Саскии. Затерянной где-то. Ей не на кого больше рассчитывать, кроме как на меня.

— Хорошо, — говорю я. — Вот как мы поступим…

Я разделяю всех собравшихся на команды.

Дик слишком нервный, чтобы отправляться в Мир Духов, — это ясно. Я знаю, что он пошел бы, если бы пошла Холли, но у нас и так есть Боджо и Роберт, так что Дика я оставляю в магазине вместе с Холли и Джорди. Джорди протестует, но в конце концов мне удается внушить ему, что я очень рассчитываю на него, — кто-то ведь должен прикрывать наши тылы.

— Если что-то не заладится, ты знаешь, к кому следует обратиться.

— К Джо, например.

Я киваю:

— Только не вздумай просить у Венди камень, с помощью которого она переходит границу. Ты все равно не будешь знать, где нас искать.

Никто не возражает, когда я говорю, что со мной в Другие Миры пойдут Боджо и Роберт. Только когда я называю Рауля, возникают разногласия.

— Но он не был с нами с самого начала, — возражает Клодетт. — Нет, не то чтобы я сама очень хотела пойти. Но разве не нужно, чтобы пошел кто-нибудь из основателей сайта?

— В любом случае не думаю, что нам удастся удержать Рауля, — говорю я.

— Вы правильно поняли, — подтверждает Рауль. — И к тому же, может, меня и не было среди основателей сайта, но я провел с ним больше времени, чем любой из вас.

В его глазах я замечаю нечто особенное, и Эсти — тоже.

— Чьим голосом он с вами разговаривал? — спрашивает она.

— Голосом моего деда.

Она кивает:

— А я слышу свою кузину Джейн. — Она обводит глазами собравшихся за столом. — Она погибла в автокатастрофе, когда ей было восемнадцать. Пьяный водитель.

— Abuelo,[7] то есть мой дедушка, — говорит Рауль, — он тоже умер.

— Почему, как вы думаете, Вордвуд использует голоса умерших, чтобы разговаривать с нами? — спрашивает Тип.

— Он не использует их голоса, — поправляет Роберт. — Это вы его так слышите. Духи любят устанавливать с людьми быстрый личностный контакт. Не знаю, как им это удается, но они умеют звучать для вас как голоса когда-то знакомых вам людей, особенно тех, к кому вы испытывали какие-то чувства.

Остальных я посылаю сопровождать Аарона. Эсти — настоящий специалист в компьютерах, так что я ничуть не сомневаюсь, что большую часть работы все равно сделает она, но я хочу числом задавить Аарона и его новую подружку Сюзи просто на тот случай, если он передумает нам помогать. Разумеется, я этого не говорю вслух. Но кому надо, тот понимает. Команда Эсти уходит первой.

— Ты правда ему веришь? — спрашивает Холли.

— Ты имеешь в виду Аарона?

Она кивает.

Я пожимаю плечами:

— И да и нет. Я думаю, он и в самом деле ужаснулся тому, что наделал.

— Но надолго ли у него такие настроения? — спрашивает Джорди.

— Не знаю. Он никогда не мог продержаться достаточно долго. Но я не думаю, что он по природе такой уж скверный человек. Он просто таков, каким всегда был: эгоцентрик, к тому же подловат.

— А эта его Сюзи?

Я качаю головой:

— О ней ничего сказать не могу.

Я снова перевожу взгляд на Роберта, который наконец-то опять берет гитару и начинает играть.

— В ней есть что-то такое… — говорит он, — даже затруднюсь определить — что. В общем, она-то здесь, пожалуй, уместнее многих. Это не значит, что в ней есть что-то сверхъестественное, — спешит добавить он, увидев волнение на наших лицах. — Это просто значит, что она живет сейчас, а не таскает с собой багаж прожитого, как большинство из нас.

— Но с ней не будет проблем? — спрашивает Холли.

— Проблемы могут быть с кем угодно. Разве вы этого еще не поняли?

— Вообще-то, нам и так хватает неприятностей, — говорю я, выбираясь из-за стола. — И нарываться на новые не хотелось бы.

— Разумное решение, — замечает Роберт, — но не всегда легко выполнимое. Обычно нас не очень-то спрашивают.

Я соглашаюсь. Перевожу взгляд на Джорди:

— Давай съездим домой? Мне надо кое-что взять с собой.

— Конечно. — Он встает.

Я слишком хорошо его знаю, чтобы не заметить, что его все еще что-то сильно беспокоит.

— О чем ты думаешь?

Он пожимает плечами:

— Я просто пытаюсь понять, кто сказал Саскии о том, что Вордвуд может находиться в Мире Духов.

После недолгих колебаний я говорю:

— Моя тень.

— Твоя тень?!

Его ответный взгляд весьма красноречив. Все это мы с ним уже проходили. Еще раз — на те же грабли. Я верю, он — нет. Но на сей раз он воздерживается от замечаний. Может, наконец-то поверил в кое-какие вещи, которые испытали на себе многие наши общие знакомые, да и он сам, между прочим.

— Вот это интересно, — говорит Роберт. — Не часто встретишь человека, который поддерживает деловые отношения со своей тенью.

— Я бы не назвал это деловыми отношениями, — возражаю я. — Просто она появляется и уходит, когда ей захочется.

— Ну а чего бы вы могли ожидать, если однажды отбросили ее?!

— Боже мой, да о чем вы? — восклицает Холли.

— Я тебе потом расскажу, — обещает Джорди.

Я бросаю быстрый взгляд на Роберта. То, как он защищал мою тень, говорит о том, что ему приходилось иметь дело с такими явлениями. Мне это очень любопытно. По правде говоря, мне любопытно все, что касается этого блюзмена, но сейчас не до того.

— Вам нужны какие-нибудь вещи? — спрашиваю я у Роберта и Боджо.

Боджо отрицательно качает головой:

— Я путешествую налегке.

— Я — никуда без своей девочки, — говорит Роберт, поглаживая гриф гитары. — А в остальном я как Боджо.

— У нее есть имя? — спрашивает Боджо. — У вашей гитары?

— У всего на свете есть имя, — отвечает Роберт. — Но она никогда не называла мне своего, а я не спрашивал.

Боджо кивает:

— У нас все инструменты имеют имена. Но их дают им те, кто играет.

— Я не раздаю имена. Вещи в достаточной мере сами личности, чтобы навешивать на них бирки и заставлять жить с ними.

— А вы? — обращаюсь я к Раулю. — Что-нибудь подобрать для вас?

— У меня есть все, что нужно, кроме воды и еды, — отвечает он. — Но Холли сказала, это можно купить поблизости, пока вы съездите за вещами. Я бы, конечно, не возражал против рюкзака, чтобы сложить туда все это. А то у меня с собой только сумка, с которой я прилетел.

— Рюкзак у меня найдется, — говорю я и поворачиваюсь к Джорди. — Пошли.

— К вашему возвращению мы будем готовы, — говорит Боджо.

Я киваю. Я знаю, почему он нам помогает. Ему нравится Холли. Но вот Роберт все еще остается загадкой.

— Почему вы нам помогаете? — вдруг спрашиваю я.

Роберт улыбается:

— Не знаю. Наверное, по той же причине, по которой я всегда нахожу неприятности на свою голову. Любопытство, обыкновеннейшее любопытство. Мне просто всегда хочется выяснить, в чем тут дело. Я должен узнать, во что оно все выльется.

Ну что ж. Причина не хуже других. Мне тоже случалось попадать в самые разные ситуации из-за моего ненасытного любопытства.

— Хочу, чтобы вы знали: мы вам очень признательны, — говорю я.

— Обязательно скажите мне это еще раз, если мы переживем этот поход.

— Я так себя не чувствовал с тех пор, как учился в старших классах, — сказал Аарон.

Они с Сюзи ждали в фойе отеля, пока Эсти и остальные регистрировались за стойкой, а потом поднялись в свои комнаты, чтобы оставить багаж и переодеться. Они сидели рядом на кожаном диване. Это был островок покоя. Вокруг бурлила жизнь отеля, ходили постояльцы, сновал обслуживающий персонал.

— Я почти не помню старших классов школы, — сказала Сюзи.

Аарон рассмеялся:

— А я иногда только это и помню. Это задало тон всей жизни.

Она вопросительно взглянула на него:

— Что вы имеете в виду?

— Знаете, бывают такие толстые, прыщавые мальчики, в очках с толстыми, как бутылочное стекло, линзами. С такими и разговаривать-то никто не хочет.

Она кивнула.

— Так вот я — взрослая версия. Глядя на меня, вы, может быть, и не видите этого мальчика, но он всегда здесь, внутри меня.

Теперь пришел ее черед смеяться.

— Забавно, — сказала она. — А я была такая жизнерадостная, энергичная, настоящий лидер. Всем казалось, что я преуспею в жизни.

— Почему же «забавно»?

— Да вы посмотрите на нас сейчас. Вы вполне преуспели, а я живу на улице. — Она дотронулась до его руки. — Не принимайте то, что случилось, так близко к сердцу. Сейчас вы поступили правильно, и они это понимают.

— Надеюсь.

— И не все вас ненавидят. Как его там — Кристи? Он вступился за вас.

— Ага. Я очень удивился. Мы довольно давно знакомы с ним и, до того как он стал встречаться с Саскией, неплохо ладили, но мне всегда казалось, что он просто подлизывается ко мне, чтобы я писал хорошие рецензии на его книги. Я только теперь начинаю понимать, что он, кажется, и правда неплохой парень. Ведь его девушка пропала из-за меня. Сомневаюсь, что мне удалось бы сохранять такое спокойствие и беспристрастность, будь я на его месте.

— Надеюсь, все это скоро закончится, — сказала Сюзи. — Эсти и ее друзья, кажется, действительно очень умные. Уверена, они все вычислят, как только мы окажемся у Харта дома.

— Если мне удастся провести их туда.

— Думайте о хорошем, — посоветовала она. — Всегда лучше вырабатывать положительную энергию. А иначе мы будем притягивать к себе неудачи.

Аарон улыбнулся:

— И это говорит женщина, которая недавно заявила, что ни во что такое не верит.

— А вы правда верите в реальность всего этого? — спросила Сюзи. — Ну, я имею в виду веб-сайты с духами, Другие Миры и все такое?

Аарон пожал плечами:

— Пожалуй, я начинаю склоняться к отметке «трудно не поверить» на шкале правдоподобия.

— Ну, тогда и я тоже.

— Я себя чувствую так, как будто попала в мультфильм из серии «Безумные мелодии»,[8] — сказала Холли.

Она спустилась в магазин, чтобы проводить братьев Риделл. Джорди уже пошел к машине.

— Но ты же понимаешь, что все это — на самом деле, — ответил Кристи.

Холли медленно кивнула. Она наклонилась и взяла на руки Сниппет, когда та захотела проскользнуть между ногами выходящего Кристи и устроить себе дополнительную прогулку.

— Но от этого все не кажется менее странным, — сказала она и, помедлив секунду, добавила: — Как бы то ни было, а ты прекрасно вел себя с Аароном, учитывая случившееся с Саскией.

— Не придумывай лишнего, — ответил Кристи. — Я просто хотел услышать то, что он имел нам рассказать, а он не рассказал бы ничего, если бы мы обошлись с ним так, как он того заслуживает. Мы узнали не так уж много, но… — он пожал плечами, — о Джексоне Харте и его вирусе нам сейчас известно больше, чем до появления Аарона.

— И это может очень пригодиться, если, конечно, Эсти и остальные разберутся. — Она помолчала и добавила: — А ты не думаешь, что вам лучше дождаться результатов, прежде чем отправиться?

Кристи покачал головой:

— Я не знаю, сколько у нас времени, но почему-то чувствую, что оно очень быстро уходит.

— Будь осторожен.

Он улыбнулся:

— Не беспокойся. И за Боджо пригляжу.

Холли покраснела.

— Я его почти не знаю, — только и удалось ей выговорить.

Кристи шутя погрозил ей кулаком:

— Это не значит, что надо упускать шанс узнать его получше.

Он наклонился, чмокнул ее в щеку и тут же вышел. Холли закрыла и заперла за ним дверь. Ее взгляд упал на компьютер на столе. Даже если им удастся справиться с этим вирусом и вернуть всех исчезнувших людей, она не представляла себе, как теперь решится пользоваться компьютером.