ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Ну же, Син, открывай скорее! — услышала Син сквозь дремоту чей-то нетерпеливый голос.

Она на скорую руку собрала растрепавшиеся за ночь волосы в задорный хвостик — прическа удивительно ей шла, подчеркивая нежную женственность облика, — и, на ходу завязывая пояс длинного, до пят, халата, сбежала по скрипучим ступенькам, торопливым шагом пересекла небольшую гостиную и распахнула входную дверь, чтобы впустить в дом яркий апрельский день и Роджера.

— Ты что, до сих пор валяешься в постели? А как же наша партия в гольф? — Не дожидаясь ответа, Роджер прошел мимо нее в гостиную.

Син украдкой взглянула на лестницу. Только бы Вульф не проснулся! Можно представить реакцию Роджера на его пребывание здесь. После того как семь лет назад Син, набравшись храбрости, рассказала Роджеру все подробности той ночи, трудно было бы требовать от него вежливости при встрече с тем, кто посмел так ее обидеть. Остается надеяться, что Роджер уйдет прежде, чем встанет Вульф...

И как ее угораздило забыть о традиционном воскресном гольфе? Очень просто: она даже не вспомнила, что сегодня воскресенье!..

— Боюсь, что это из-за меня. — Насмешливый голос раздался как гром среди ясного неба.

Вульф появился на пороге кухоньки — полностью одетый, с дымящейся кружкой кофе в руке... Значит, он уже на ногах... Син боялась даже смотреть на Роджера, который наверняка узнал своего недруга, и молилась только, чтобы он не расслышал слов Вульфа о том, что она якобы проспала и про все на свете забыла «из-за него»... Кстати, что он имеет в виду, беря «вину» на себя?..

— У нас была... хмм... беспокойная ночь. — Вульф как ни в чем не бывало прихлебывал кофе. — Син был просто необходим отдых, и я дал ей отоспаться.

Син лишилась дара речи, услышав столь беззастенчивую ложь. Вульф хоть понимает, что он только что фактически объявил Роджеру, будто у них была бурная ночь?! Она залилась румянцем, вспомнив вдруг те ночи, которые они некогда проводили вместе и после которых ей и вправду требовалось долго приходить в себя...

И почему она так легко краснеет? Конечно, Роджер заметил запылавшие щеки — вон как осуждающе смотрит! Теперь будет думать невесть что...

— Кто-нибудь хочет кофе? — с притворным простодушием предложил Вульф.

Притворным — потому что добился желаемого эффекта!

— Не я. — Син сверкнула глазами в его сторону и повернулась к Роджеру: — Мы с ним совершенно случайно встретились пару дней назад...

— Уверен, что Роджера совершенно не интересуют подробности, — прервал ее Вульф, подходя ближе.

Он был без костылей, и лишь едва заметная хромота напоминала о вчерашнем происшествии. Похоже, длительный отдых творит чудеса! А может, все было не так и плохо? Син подозрительно взглянула на Вульфа.

— Главное — что встретились. — Вульф встал рядом, рукой почти касаясь ее руки.

Должно быть, теперь у Роджера не осталось ни малейших сомнений на их счет!..

— Если ты дашь мне пять минут, — обратилась она к нему, — я переоденусь и присоединюсь к тебе.

Роджер выглядел смущенным и озадаченным. Надо попробовать все ему объяснить; а пока Вульф здесь, он не дает ей такой возможности.

Син отодвинулась от Вульфа, чтобы не смущать Роджера еще больше: уж слишком «вместе» они смотрелись...

— Сегодняшнюю партию можем и пропустить. — Слова эти адресовались Син, но красноречивый взгляд — Вульфу, и в нем читалась неприязнь.

Вульф и Роджер практически не были знакомы и сталкивались лишь изредка, так что у Син не было повода сравнивать их, но сейчас...

Ее вдруг поразило: какие же они разные! Вульф высокий, мускулистый, превосходно сложенный и красивый именно мужской красотой, а Роджер хрупкостью и черт, и сложения похож на мальчишку. Контраст усиливался еще и совершенно особым выражением лица Вульфа — смесь умудренности и циничности. И это отличие было не в пользу Роджера...

— Сядь, я принесу тебе кофе. — Син надеялась, если мужчины сядут, разница между ними не будет так бросаться в глаза.

Когда она проходила мимо Вульфа, который, не дожидаясь приглашения, удобно расположился на диванчике, он схватил ее за руку, удерживая подле себя.

— И я бы не отказался. — Он протянул ей кружку, улыбнулся, и глаза его при этом были похожи на расплавленное золото.

Она взяла кружку, избегая прикосновения к его руке, и поспешно отступила на шаг, чтобы освободить вторую руку. Она злилась на себя, но ничего не могла поделать: Вульф так на нее действовал!

— Я выпью кофе и уйду. — Роджер посмотрел на часы. — Я обещал Шейле заглянуть к ней на ланч.

Син понимала, что это всего лишь предлог, так как обычно, поиграв три-четыре часа в гольф, они обедали там же, в клубе, а потом вдвоем навещали Шейлу — бывшую хозяйку приюта, с которой они все это время не прерывали общения и даже взяли над ней что-то вроде шефства, когда пять лет назад умер ее муж.

— Мы это еще обсудим. — Син поспешила на кухню, чтобы вернуться побыстрее, пока мужчины не успели наговорить друг другу лишнего.

Вульф не имел права так себя вести! — рассуждала Син, готовя кофе. Как вообще он может выглядеть таким расслабленно-счастливым!.. После того как, накрыв его пуховым пледом, Син ушла в свою комнату, она не сомкнула глаз, ворочаясь с боку на бок и тщетно пытаясь не думать о спящем за стеной Вульфе. Его присутствие лишило ее покоя и сна; сам же он был на удивление бодр с утра, и от скверного настроения, в котором он пребывал накануне, не осталось и следа.

За время, что ее не было, мужчины не проронили ни слова. Вульфа это молчание ничуть не тяготило, а вот Роджер чувствовал себя явно не в своей тарелке. Син стало его жаль — ведь она слишком хорошо знала, как нынешний Вульф умеет подавлять.

— Спасибо. — Вульф снова улыбнулся, ей так, что замерло сердце. — Совсем как в добрые старые времена, не правда ли? — радостно продолжал он.

Син готова была запустить в него чем-нибудь, если он не прекратит валять дурака; ему ли не знать, что не было у них никаких «старых времен»! Он и Роджер виделись от силы трижды... и всякий раз вели себя как боксеры перед выходом на ринг.

— Трудно согласиться. — Роджер не удержался от колкости. — Вам ведь известно, Торнтон, что я раньше не ждал от вас ничего хорошего, а теперь и подавно не в восторге оттого, что вы снова явились, чтобы морочить Син голову. Но знайте, если вы...

— Роджер, прошу тебя! — Син смотрела на него умоляюще.

— Нет уж, пусть договаривает. — Вульф был само добродушие, и лишь глаза выдавали, что он настроен вовсе не так миролюбиво.

— Не беспокойтесь, я все скажу. — Роджер и не думал отступать. — Если только вы посмеете опять причинить ей боль, я позабочусь о том, чтобы и вам досталось не меньше, чем она натерпелась от вас в прошлом!

— Вот как? — Вульф перестал разыгрывать из себя старинного приятеля — взгляд стал жестким, тон тоже. — И что вы собираетесь со мной сделать?

— Я...

— Прекратите немедленно! — Син не желала наблюдать их словесный поединок. — Вульф больше не причинит мне боли, — сказала она Роджеру, хотя слова относились и к Вульфу: он должен знать, что она сама не позволит ему этого; они видятся в последний раз — сегодня же Син отвезет его на квартиру, где он, судя по тому, как он выглядел утром, вполне сможет о себе позаботиться.

— Син права. Я не обижу ее. — Вульф был абсолютно серьезен.

— К сожалению, — Роджер не хотел отступать без боя, — слова у вас расходятся с делами. Почему бы вам не оставить ее в покое, Торнтон?

— Я же сказала, что мы встретились случайно; никто из нас не искал этой встречи, — сделала Син вторую попытку прекратить бесполезный и бессмысленный разговор.

— Кажется, он сумел сполна воспользоваться «случаем», — никак не хотел униматься Роджер.

— Точно так же, как и ты не упустил свой шанс семь лет назад! — Вульф больше не заботился о таких светских условностях, как разговор на «вы».

— Да, мне пришлось собирать осколки и склеивать ее жизнь заново, — грустно подтвердил Роджер.

— Меня тошнит от таких, как ты! — снова пошел в атаку Вульф.

— Такие, как ты, не лучше, — не остался в долгу Роджер. — Ты...

— Все, с меня хватит! — взорвалась Син. — Кажется, вы оба забыли, что я и сама могу за себя постоять. Так вот, я уже взрослая, у меня своя голова на плечах, и я вольна поступать, как мне нравится! И сейчас мне очень понравится, если вы замолчите. Оба. — Она тяжело дышала. — Тебя я отвезу в город, как только приму душ и оденусь, а с тобой, — она повернулась к Роджеру, — поговорю, когда ты будешь способен слушать и понимать. Сейчас неподходящее время. — Она выразительно посмотрела в сторону Вульфа.

— Согласен. — Роджер отодвинул недопитый кофе и встал. — Если понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти. — Он поцеловал Син в щеку. — А я тебе понадоблюсь, раз он опять здесь! — Он сокрушенно покачал головой.

— Вот, значит, как устроился. — Вульф тоже поднялся. — Всегда готов услужить, а?

— Ты негодяй! — среагировала мгновенно Син и, прежде чем сообразила, что делает, дала Вульфу хлесткую пощечину. На его щеке отпечатался след ее ладони — красное на смуглом. Син не верила глазам... Вульф единственный мог заставить ее потерять контроль над собой!

— Не меняй своего мнения о нем, Син, — не преминул заметить Роджер. — Он такой и есть!

Син еще не пришла в себя от происшедшего. Она все не могла оторвать полный горького недоумения взгляд от начавшего белеть отпечатка, и сердце больно ныло.

Вульф смотрел на нее, не произнося ни слова. Прошли долгие минуты, прежде чем он наконец оторвался от разглядывания Син и снова обратил внимание на Роджера:

— Ты, помнится, собирался уходить?..

Ну и самонадеянность! Впрочем, стоило ли ожидать, что пощечина его остановит, заставит быть терпимее к Роджеру?

— Это мой дом, Вульф, — должна была она вступиться за друга. — И, между прочим, Роджер здесь куда более желанный гость, чем ты. Всегда!

— А все-таки ночевал у тебя я, — с насмешливым вызовом напомнил он.

Син задохнулась от возмущения. Опять за свое! Знает, что лжет, и продолжает лгать, чтобы досадить Роджеру.

— Ах ты...

— Син и прежде глупела, когда дело касалось тебя. — Роджер еле сдерживался. — Надеюсь, на этот раз она сумеет поставить тебя на место. — И он оглянулся на Син, ища поддержки.

Син была вне себя от наглости Вульфа: он то и дело ставит ее в дурацкое положение...

— По мне, так пусть убирается к черту!

— И возвращается обратно, — все так же насмешливо, хотя взгляд при этом сделался ледяным, проговорил Вульф. — Поздно, Син, я недавно из ада и не имею ни малейшего желания наведываться туда снова.

— Ну, знаешь...

— Думаю, вам лучше разобраться без меня. — Роджер взял Син за плечи. — Только не повторяй прошлых ошибок: он не способен измениться, Син, и он опять разобьет тебе сердце.

Она знала, что это так, и Вульфу не надо прикладывать никаких усилий — достаточно того, что он просто есть. Вот почему она должна поскорее позаботиться о том, чтобы он навсегда исчез из ее жизни!

— Считай, что его уже здесь нет, — заверила Син. — Он уезжает, и немедленно.

— Сразу, как только ты что-нибудь на себя набросишь, — согласился Вульф, глядя на Син потеплевшими глазами.

Все, он добился своего: она в ярости! И сейчас ему придется встретиться с новой Син...

— Тебе лучше и вправду уйти, Роджер, — как можно мягче проговорила она, продолжая смотреть на улыбающегося Вульфа.

Ах, если б взгляды могли убивать!..

— То, что я намерена сказать Вульфу, не предназначено для чужих ушей.

Она скажет ему все, что думает о нем и его бесконечных намеках!

— Я позвоню, — попрощался Роджер и вышел, даже не взглянув на Вульфа; слышно было, как закрылась за ним входная дверь.

Сразу воцарилась мертвая тишина. Затишье перед бурей. А уж бурю Син обеспечит!

Она смотрела на Вульфа потемневшими, как грозовое небо, глазами и видела, как лицо его искажается гримасой боли. Вот он со стоном опускается в кресло...

— Даже не пытайся меня разжалобить, — предупредила она. — После цирка, который ты устроил, самое меньшее, чего ты заслуживаешь, так это отправиться в город пешком!

— Вот именно, цирк. — Вульф бессильно откинулся на спинку кресла. — Задержись Коллинз хоть на минуту, и я свалился бы к его ногам.

— А я бы, — Син была все так же непримирима, — и пальцем не пошевелила, чтобы помочь тебе подняться!

— Не сомневаюсь, — кивнул Вульф и опять поморщился от боли.

— Что ты себе позволяешь? Роджер достаточно узнал о нас тогда, семь лет назад, а тебе понадобилось...

— Не забывай, тогда мы были помолвлены. — Вульф никак не мог найти для больной ноги удобное положение. — И что же его так ужаснуло?

— Ты прекрасно понял, что я имела в виду. — Син не удавалось быть беспристрастной. — Он знает, как мы расстались. Знает почему. И давать ему повод думать, что между нами снова что-то есть, — это...

— Да уж, он знает, почему мы расстались. — Вульф не усидел на месте и теперь стоял, опираясь рукой о стол. — Кому и знать, как не ему: ведь из-за него все и случилось! Если бы не Коллинз...

— Семь лет назад я осталась совсем одна! — Давняя рана до сих пор кровоточила. — Он один был рядом, когда ты, Вульф...

— Когда я не мог! — закончил он за нее. — Понятно. Но сейчас я с тобой, Син...

— Ненадолго! — почти выкрикнула она. — Я сказала, что отвезу тебя куда угодно, лишь бы подальше от моего дома! Вот только оденусь...

Кажется, Вульф больше ее не слушал... Она сама напомнила ему, что на ней практически ничего нет; разве можно считать одеждой тончайший шелковый халат поверх прозрачной ночной рубашки? Син поняла, что он увидел ее сквозь эти условные покровы, — поняла по тому, как разом налились тяжестью груди и напряглись соски, приглашая коснуться их. И напрасно Син пыталась призвать к порядку свое тело: оно уже предало ее!..

Вульф вплотную приблизился к ней, дрожащими от сдерживаемого нетерпения руками распустил узел на поясе, обхватившем тонкую талию; халат с послушной готовностью соскользнул с нежных плеч, и Син осталась стоять в своей сиреневой прозрачности, окутанная легкой, как тающее облако, тканью. Она затаила дыхание перед неизбежным...

— Син! — то ли позвал, то ли вздохнул Вульф, и этого было достаточно, чтобы плотина, столь долго возводимая Син, рухнула в одночасье под напором все время жившего в ней желания. И она, отказавшись от сопротивления, качнулась ему навстречу, прямо в сулящие незабытое наслаждение руки...

Вульф только и ждал этого молчаливого согласия. Больше его ничто не сдерживало, и он жадно приник к ее губам.

Так было между ними всегда. Ничего не изменилось. Физически они были созданы друг для друга, что и доказывали сейчас, пробуя друг друга на вкус...

— Боже... о Боже!.. — Вульф стонал, напрягаясь всем телом, по которому пробегала судорога желания. Не отрываясь от ее рта, он принялся торопливо расстегивать крохотные пуговички ночной рубашки, которая не давала ему слиться с Син...

А Син понимала, что пропала; пропала, едва он коснулся ее, и теперь она уже никуда его не отпустит, пока не утолит свою жажду, пока не насытит им свое желание, росшее в ней жаркой волной и подчиняясь которому она теперь расстегивала его рубашку, тем больше торопясь, чем явственнее ощущала идущее от него тепло и слышала кружащий голову его запах...

— Да, Син, да... — подбодрил ее Вульф, когда она чуть помедлила, испуганная силой собственной страсти, и прижал ее, готовую отступить, к себе, не давая ни малейшего шанса высвободиться. — Умоляю, не останавливайся! — просил он, обдавая ее золотом взгляда.

Впрочем, Син уже не смогла бы остановиться. И не захотела бы! Она обняла его, притянула, знакомо почувствовав под пальцами густоту волос, и поцеловала сама, откровенно и жадно, требуя той же неистовости от его языка.

Их нагота стала единым целым, прохлада ее грудей впитывала жар его тела, наслаждение от его близости было почти болезненным, и он длил эту сладкую муку, лаская ее соски — то целуя, то легонько сжимая их большим и указательным пальцами.

Син обвилась вокруг Вульфа, чувствуя, что неудержимо влажнеет... Он оторвался от ее груди, чтобы, опустившись перед ней на колени, выпить переливающуюся через край влагу; и она, сраженная этим новым ощущением, упала бы, если бы не удерживающие ее руки мужчины...

Удерживающие?.. Нет, увлекающие на устланный ковром пол. Будто один из ее снов стал явью, Син видела, как он скидывает с себя остатки одежды... вот он все ближе, ближе, наконец опускается на нее, и она вот-вот с радостью примет его в свои нежные недра...

Но он неподвижен. Держит обеими руками ее голову так, чтобы она смотрела прямо на него — глаза в глаза, золото янтаря плавится в ясном фиалковом свете... Теперь целует, и опять поцелуй длится бесконечно... Син уже не владеет собой. Она его хочет и, движимая неутоляемым желанием, обхватывает его бедра ногами, ее руки ласкают прижатое к ней могучее тело; она чувствует, как под ее рукой растет его желание, и, откликаясь на это, в исступлении шепчет, извиваясь под ним:

— Вульф, пожалуйста!..

— Ты хочешь меня, Син? Скажи, что хочешь меня, — требует он.

И он еще сомневается? Каждой своей клеточкой она его хочет, и всегда хотела; и так было, и так будет впредь.

— Ну же, Син, — просит он, уже прочитав ответ на ее лице, — покажи мне, что между нами все по-прежнему!

Разве могло что-то измениться, если она любит его, никогда не переставала любить...

— Нет, не плачь! — уговаривает он ее, видя готовые пролиться слезы. — Желанная моя, — исступленно нашептывает он ей на ухо, — ты всегда мне нужна, слышишь? Стоит мне увидеть тебя, и я теряю голову: хочу быть с тобой... быть в тебе... обладать тобой. Помоги мне, Син, докажи, что ты — моя!

Конечно, она — его... Син приподняла бедра, встречая его мощь, принимая ее в себя, в свою влажную глубину... И вот они уже двигаются вместе, в едином ритме — старом, как мир и как море...

Так было между ними всегда. Им не надо подстраиваться друг к другу; они друг друга чувствуют, как смычок и скрипка. И извечная мелодия ведет их к вершине наслаждения, и не было еще случая, чтобы она их обманула...

Вот и теперь они вместе оказались на вершине, и Син сначала разлетается на миллионы радужных солнц с каждым новым движением Вульфа в ней, потом взлетает все выше и выше на удивительно мощных и сильных волнах, идущих откуда-то из самой сокровенной ее глубины, и наконец в ней рождается этот всеобъемлющий восторг, которому, кажется, не будет конца, и она ощущает в себе прилив неизбывной любви ко всему миру...

Син впивается ногтями в крутые плечи Вульфа, а он — лишь немного пропуская ее вперед, чувствуя, как сотрясается под ним ее утоленное тело, и зная, что так она откликается на него, — напрягается в завершающем усилии и, выкрикнув в чувственном экстазе заветное имя, извергается в нее горячей лавой...

То, что, казалось, никогда не кончится, кончилось...

Син словно со стороны видит себя — обнаженную, лежащую на мягкости ковра, вдавленную в эту мягкость тяжестью Вульфа, — и трезвеющий разум отказывается принять очевидное.

Неужели она позволила этому случиться с нею снова?! И это после того, как она готова была выставить Вульфа за дверь и из своей жизни... Невероятно! Господи, что же это?

Впрочем, почему же «невероятно»? — спорила она с собой. Если разобраться, желание обладает той же силой, что и ярость. А Вульф всегда заставлял ее забывать о сдержанности в проявлении любых чувств!

Вульф уловил ее протестующее движение и приподнялся над ней, вглядываясь в искаженное страданием лицо и сам все больше мрачнея.

— Мы не сделали ничего дурного, Син, — сказал он охрипшим от только что пережитой страсти и волнения голосом.

Разве?! Не видеться семь лет, встретиться накануне его свадьбы с другой и потерять голову, забыв про гордость, — ничего дурного?..

Она так не думала. Оттолкнула его и зябко поежилась, ощутив холод и пустоту на сердце. Вульф поднялся на ноги и стоял, освещенный щедро льющимся в окна солнечным светом. До чего же он красив! — невольно залюбовалась Син, поднимаясь следом и подбирая скомканный халат.

Вульф молча наблюдал, как она снова завязывает вокруг талии пояс.

— Ты... — Она смутилась под пристальным взглядом, но гудок автомобиля не дал ей договорить. Кто бы это мог быть, да еще воскресным утром? Может, Роджер вернулся?

Вульф выглянул в окно, ничуть не заботясь о собственной наготе.

— Это Джеральд, — объявил он и посмотрел на Син. — У тебя сегодня урожайный день, не так ли?

Но ей было не до его обвиняющего сарказма.

Джеральд Хэркуорт здесь?

Сейчас?!

Когда они с Вульфом только что?..

О Господи!