"Рыбалка на живца" - читать интересную книгу автора (Преображенский Александр Борисович)

Часть первая СЛЕДЫ НА РЕКЕ

Глава I ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Говорила мне мама: «Не читай детективы, не смотри этот бред по телевизору». А я ее не слушал. Но кто ж мог тогда подумать, что со мной такое случится. Я всего-то хотел — помочь своему другу и уж никак не ожидал, что пойду по кровавому следу… Впрочем, все равно не жалею. Хотя мне и здорово досталось, в том числе от родителей. А началось-то все в самый прекрасный день…

В тот день мы наконец выбрались в Узорово на дачу, где я почти не был с прошлого лета. Почему почти? Потому что однажды, на майские праздники, мы все-таки заезжали туда с отцом, но провели там всего полдня и одну ночь, только-то. Тогда я и узнал, что у моего друга Женьки наконец появился такой же, как у меня, горный велосипед.

Машина эта дорогая, а родители Женьки — люди небогатые. Я очень удивился, как они раскошелились на такое приобретение? Оказалось, Женька сам заработал на велосипед за зиму, подторговывая на вокзале газетами. Тем самым он не только осуществил свою мечту, купив прекрасную машину на железном ходу, но и заслужил в моих глазах еще большее уважение.

Жаль только, что в тот майский день мы с Женькой толком и не покатались, времени было маловато, но теперь я готовился с лихвой восполнить это упущение. Ну и что с того, что сейчас слякоть. Нашим с Женькой велосипедам слякоть не помеха, они не только по грязи, они по горам ездят. Гонять на горном по грязи — мое любимое занятие на даче.

Поэтому, когда мы проехали Митяево и свернули на кривую шоссейную дорогу, бегущую мимо коровников из красного, почти бурого от сырости кирпича через широкие зеленые поля к желанному Узорову, мое нетерпение достигло предела. Наконец-то… Наконец-то!

Я не один спешил и волновался. На сей раз мы выехали на дачу все вместе: папа, мама, я, Тамерлан и Тимофей. Тамерлан лежал спокойно, а кот Тимофей весь извертелся и последний километр орал как резаный. Он всегда дачу чует и на финишной кривой становится как ненормальный, всю его солидность и важность уносит свежий подмосковный ветер. Тамерлан же дрых, он очень быстро устает в машине и вечно засыпает в жуткой позе, задрав кверху лапы и свесив с сиденья свою чугунную голову бультерьера. Но когда машина остановилась, пес тоже проснулся и резво вскочил на четыре кривые лапы, безжалостно топча мои ноги…

Я только помог родителям занести вещи в дом и сразу вытащил свой велосипед на улицу. Смазан он у меня всегда прекрасно, но надо было накачать шины. Быстро управившись с этим делом, я вывел его за калитку и, уже садясь в седло, услышал: «Саша, недолго! Через час будем кушать!» Пришлось тормознуть. «Ма, я только к Женьке сгоняю!» — ответил я, оттолкнулся, и крутанул педали.

Наш дом стоит в самом начале Узорова, вернее, раньше здесь был обычный луг, а само Узорово — обычной деревней, а еще раньше — усадьбой князей Голицыных. Теперь от усадьбы остались только липовая аллея, ведущая к прудам, да старая узоровская церковь, что возвышается на противоположном от нас краю села, над широкой поймой Москвы-реки. Как раз по дороге от нашего дома к этой церкви, уже поближе к ней, жил Женька.

Женька — коренной узоровец, его дед с бабкой проживают в Узорове издавна, чуть ли не со времен князей Голицыных. А мы поселились в этом селе недавно, всего-то три года прошло, с тех пор как отец построил на бывшем лугу дачу, купив солидный участок земли. Однако я успел подружиться с местными ребятами, и с Женькой особенно. Были, конечно, и враги. Но уж такова жизнь.

Очень быстро я доехал до Женькиного дома…

А дальше все пошло вкривь и вкось. Самый прекрасный день в году был испорчен.

Мать Женьки на стук открыла мне дверь, но как не узнала, только буркнула что-то и ушла внутрь дома. Сам Женька сидел в общей комнате на старом диване и мрачно смотрел телевизор. Кажется, «В мире животных». И так уж увлекся, что едва кивнул мне своей головой, будто и не рад видеть. Отец Женьки глухо поздоровался и прошел мимо, а дед с бабкой и вовсе были то ли в сарае, то ли в огороде. Лишь Мухтар, когда я еще только открывал калитку, приветливо замахал мне хвостом и ткнулся носом в коленки.

— Что такое? — спросил я Женьку, присаживаясь на диван рядом с ним.

Он пожал плечами и быстро ответил:

— Велик увели.

— Какой?

— Горный…

— Когда?

— Сегодня.

Я замолчал, потому что все понял и не знал, чем помочь другу. Когда закончилось «В мире животных», я сказал ему:

— Пойдем погуляем.

Он согласился. Мы вышли, а во дворе стоит мой горный, мне даже стало неловко, хотя при чем тут я, собственно?

— Кто ж мог это сделать? — спросил я как бы в воздух.

Женька молча пожал плечами.

— Не Лыка?

— Кто ж его знает, он вообще-то даже грозился.

— Ну так что ж ты отцу не скажешь или сам не спросишь?

— Отцу я ничего говорить не буду. Как велосипед украли сегодня утром, они с матерью поругались. Он сказал: «Пускай сам ищет. Я за него ходить не буду. Сам, — говорит, — покупал, пусть сам и ищет». Мать на него наорала, да что толку? Только еще хуже. А сам… Как я спрошу? Я же ничего не видел. Главное, Мухтар, гад, даже не залаял. То брешет на всех, а тут… Велосипед-то был на участке, возле сарая. Я его вчера вечером там под навес поставил. Дед сарай на ночь запирает, а я поздно приезжаю и часто так оставляю. А сегодня утром выхожу из дома, а велика нет. Но Мухтар, гад…

И Женька зло посмотрел на пса, виновато прижавшего уши.

Честно говоря, я порой не понимал Женькиного папашу, чуть что — в кусты… Но и Женьку тоже. Подумаешь: «Я не в-и-и-дел». Но спросить-то можно? В общем, я так ему тогда и сказал. Потом заставил сесть на старую «Десну», на которой он ездил в прежние времена, пока не купил горный, и мы поехали искать Лыку.

Найти кого-нибудь из ребят в Узорове не так уж и сложно. Они обычно тусуются в двух, трех местечках: у прудов, у церкви, на свалке у леса, возле волейбольной площадки, да еще порой у Семы. Надо только все эти места объехать и найдешь, кого хочешь. Впрочем, бывают, конечно, варианты. Но все ж обычно народ кучкуется в этих местечках. Мы с Женькой так и поступили — стали объезжать места тусовок примерно в том порядке, как я их перечислил.

Кого мы только не повстречали, считай, что почти все Узорово, а Лыки нету, и никто не видел. Лишь у Семы мы узнали кое-какие новости.

Сема — здоровенный парень. Ему уж далеко за тридцать. Просто многие узоровские ребята дружили с ним, несмотря на разницу в возрасте. Он служил когда-то в Афгане и карате знает неплохо. У него даже есть какой-то пояс. Сема многих учит, и бесплатно. Узоровских ребят, конечно. Я тоже хотел бы.

Но Лыки не было и у Семы. Зато был Игорь, с ним мы дружили. Игорь вообще со всеми дружит, как-то так умеет. И хороший парень. Но мы ему все ж ничего не рассказали, как и остальным. Только спросили, где Лыка. А на его: «На фига ж он вам сдался?» — ответили, что по делу. Игорь долго чесал в затылке, а потом говорит:

— Вообще-то Лыка сегодня в Митяево поехал, у него там кто-то, кажется, велик покупает. Он мне об этом еще вчера что-то говорил.

Я глянул на Женьку, а он уже на «Десну» лезет, и морда такая злая, какой я еще у него и не видел. Он от меня даже сперва начал отрываться, но по грязи я его догнал быстро, куда старухе «Десне» до настоящего ВЕЛОСИПЕДА. По шоссе в Митяево мы с ним поехали рядом и молча; собственно, о чем было говорить-то, и так все ясно.

Дорога бежала через поля на взгорье, здесь ужасно красивое место. И когда поля зеленеют, и когда они по осени желтые. Горизонт окружают холмы, покрытые хвойным лесом, а на самом деле — это высокие дальние берега Москвы-реки, образующей здесь излучину, и впадающей в нее недалеко от Митяево какой-то речки помельче. Не то Пахры, не то Истры, я все никак не мог запомнить. Красивее всего на взгорье жарким солнечным полднем в конце лета. Когда поля и желтые, и зеленые, и пятнистые от свежескошенного жнивья. В такой день иногда в голубом небе выстраиваются ровные ряды маленьких облачков, уходящие вдаль и светящиеся по краям волшебным розовым цветом. Будто в какой-нибудь стране эльфов, потому что в обычном мире этого быть не может…

Но в тот день было сыро и пасмурно, в кюветах и на обочинах были грязные лужи. А у крутящего педали «Десны» Женьки изо рта вырывался пар, как осенью. Вскоре мы были в Митяеве.

Со стороны Узорова Митяево начинается с автобусной остановки, как раз напротив митяевской беленькой церкви с покосившейся колокольней. Дальше дорога раздваивается: налево — бежит в пологую горку в Грибанове, а направо — круто спускается мимо бетонно-стеклянного сельского магазинчика к той самой, впадающей в Москву-реку, небольшой речке.

— Ну, теперь куда? — спросил я Женьку, не слезая с велосипеда.

— Давай к магазину, — ответил он. — У Лыки будут деньги, он в магазин подастся.

Мысль была неглупа, и я покрутил педали вслед за Женькой. Мы повернули направо. Однако ни возле, ни внутри магазина Лыки не было. Я купил пепси, мы попили и поехали искать его дальше. Впрочем, все было напрасно. Лыки не было нигде, в том числе и на автобусной остановке, где он мог бы поджидать автобус на Узорово, если успешно продал велосипед. Объехав все Митяево, мы снова вернулись к магазину. Женька был мрачен, а я не очень. Собственно, почему Лыка обязательно должен был сшиваться возле магазина или на митяевских улицах? А может, он уже ушел, скажем, на речку. Или сидит вместе с покупателем Женькиного велосипеда и весело болтает, или еще чего-нибудь делает. Главное было найти Лыку в ближайшее время.

Я опять зашел в магазинчик купить жевательной резинки и вдруг вспомнил, что мама ждет меня обедать. Надо было возвращаться, кто-кто, а Лыка найдется, не в Митяеве, так в Узорове. Женька угрюмо согласился, но только мы вырулили на середину митяевской улицы и я стал поворачивать в сторону церкви, как, глянув налево — нет ли машин, увидел одинокую фигуру, бодро спускавшуюся вдоль шоссе к пресловутой речке. У меня превосходная память, в том числе зрительная, я и за сто, и за двести метров легко узнаю даже мало знакомых мне людей. Это был Лыка.

— Вот он! — крикнул я, разворачивая велосипед под горку.

В это время фигура свернула с шоссе в сторону. Я навалился на руль и, как только мог, закрутил педали, на ходу переключив скорость. Горка была высокой и длинной, но я мчался пулей и был на том месте, где видел фигуру, через несколько секунд. Там никого не было. Как раз здесь Митяево заканчивалось и к реке спускался травянистый откос с протоптанной наискосок тропинкой. Больше ехать было некуда, я направил своего «железного коня» вниз по тропинке к реке. Тропинка виляла и прыгала на кочках, а вместе с ней и я с велосипедом. Пришлось встать на педалях. Вот и речка, а Лыки все нету, неужто он так быстро ходит?

У самой воды на вытоптанной в траве площадке сидели на бревнах четверо ребят и одна девчонка. Я остановился и оперся одной ногой оземь. Подъехал Женька.

— Чо надо? — спросил один из сидящих.

— Парня тут не видали? — в ответ спросил я.

— Какого парня?

— Ну, такой, довольно высокий, в джинсах… — начал было я объяснять. Но Женька спрыгнул с «Десны», бросив велосипед в траву, проскочил вперед и вмешался:

— Да Лыку нам надо из Узорова, вы что, Лыку, что ли, не знаете, его здесь не было?

— Какую еще, на фиг, Лыку? — нарочито лениво отозвался все тот же говоривший с нами парень. Остальные молчали, по-прежнему сидя на бревнах и поглядывая то на нас, то в землю.

— Да ладно, кончай. Лыку знаете, его все знают, он нам позарез нужен. Мы видели, он сюда пошел.

Парень встал.

— Ты откуда? — спросил он, подходя к Женьке.

— Из Узорова.

— Ну и езжай туда, понял?

— Да мне ваше Митяево на фиг не надо, — почти закричал Женька, — мне Лыку надо, он…

Но Женька не договорил, потому что парень развернулся и дал ему кулаком в морду. Впрочем, удар не получился, потому что Женька немного отпрянул и кулак только скользнул по скуле под глазом. Но это было начало, они схватились. После пары плюх оба сцепились и покатились в грязь. Не знаю уж, кто кого подсек, но через несколько мгновений Женька оказался сверху, он был пониже, но крепче парня и, видимо, немного сильнее. Однако не то чтобы очень. Да и парень оказался подловатый, он ухватил валявшийся на земле круглый камень и долбанул им Женьку два раза по макушке. Женька схватился за голову. Я соскочил с велосипеда. Двое тут же выросли у меня на пути, одного я сбил, а со вторым мы сцепились.

В общем, я дальше мало что помню. Будучи уже битым ранее, я старательно пытался закрыть голову руками, и меня били больше по бокам и ребрам. Наверное, нам досталось бы намного больше, если бы не Светка. Тогда я еще не знал, что она Светка, но это неважно.

— Ну хватит, хватит! — услышал я сквозь шум в ушах и прижатые к голове руки пронзительный девчачий голос.

— Витя, оставь его!

— Отвяжись ты!

— Кончай! Хватит! Уйди! Убьете так, гады!

В общем, Светкины вопли в конце концов подействовали. На мосту через речку остановились редкие пешеходы и уставились в сторону происходящего, благо недалеко было. Бить нас перестали. И митяевские ребята пошли по тропинке в горку.

— Велосипед возьмем?

— Оставь!.. — донеслись до меня последние слова уходящих.

Я поднял голову, в ушах гудело, во рту ощущался медный вкус крови и ее мерзкий запах. По башке и по морде мне все же досталось, и в основном ногами, бока пока не очень болели, но я знал, что буду синим. Женька лежал поближе к воде, скорчившись и закрыв голову руками, вскоре и он зашевелился.

— Ну, живы?

Оказалось, Светка не ушла, а стоит рядом и смотрит, что с нами будет.

— Живы, — отозвался я и постарался улыбнуться.

— Ну и слава Богу.

Светка повернулась и пошла прочь, мимо реки в сторону моста, другой тропинкой, а не той, что ушли митяевские ребята.

Женька тоже встал, молча умылся в речке, окунув туда всю голову, поднял «Десну» и пошел пешком к Узорову дальним путем: вдоль речушки, потом через поля, потом по берегу Москвы-реки.

Я подобрал свой горный и догнал Женьку.

— Жек, ты сам нарвался, — попытался я его утешить.

Женька, не отвечая, сел на велосипед и поехал. Я постоял, посмотрел ему вслед, развернулся и поехал в противоположную сторону, по той тропинке, по которой ушла девочка. Я не думал, почему так делаю. Просто я хотел ее догнать, а Женьке сейчас был не нужен…

Догнал я ее у моста.

— О?! — Она обернулась на звук моего велосипеда. — Поссорились, что ли?

— Да нет, — улыбнулся я, — просто он злой, велосипед у него украли утром, такой же, — постучал я ладонью по рулю.

— А у меня «Кама», — сказала Светка.

— Нормальный велик, — немного польстил я, — только прогулочный, на нем вот так по горкам не поездишь.

Девочка ничего не ответила и некоторое время шла молча, а я медленно тащился за ней на велосипеде по травяному склону.

— А что домой не едешь? — наконец спросила она то, что, наверное, должна была спросить с самого начала, как только я ее догнал.

— Не хочу, — ответил я. Она кивнула.

— Я тоже не хочу.

— Ну давай пройдемся по речке, — выдавил я, сам не знаю откуда набравшись смелости.

Она взглянула на меня и согласилась. Странно это, но никогда мне не было так легко разговаривать с девчонкой. Вскоре я уже знал, что она — Светка, у нее тоже есть собака, такса, зовут эту таксу Ксюша. Братьев и сестер у нее так же, как и у меня, нет. Отец ее, бывший строитель, теперь имеет свою контору по оформлению офисов и дачному строительству. Здесь у них дача, всего второй год. С местными она не дружит, но иногда прогуливается вместе, любит купаться, чупа-чупс и пепси-колу. В общем, мы были похожи. Даже оказалось, что, когда ей плохо, она одна ходит на речку, вернее, с собакой, точь-в-точь как я, только я обычно беру еще удочку.

Проболтали мы долго и дальше моста не ушли, так и сидели под ним, глядя на речку. Когда стемнело, я проводил немного Светку в сторону дома, но до конца она не разрешила, и мы попрощались. Я сделал вид, что уехал, а на самом деле вернулся и проследил из-за куста, как она вошла в калитку. Хоть меня и ждала дома ругань, я возвращался счастливый, так как уже знал, что влюбился. Это ничего, что я не рискнул предложить Светке встретиться снова, может, даже к лучшему. Главное, я знал, где ее искать…

— Нет, ты посмотри на него только! Ты только посмотри! Здесь фонарь, там ссадина! С кем ты дрался, ну?! Молчишь? Ну, молчи, молчи. Завтра никуда не пойдешь, будешь сидеть дома… А ты его брюки видел?

Это мама спрашивает папу, тот стоит у стены на кухне, скрестив на груди руки, и смотрит на меня довольно строго.

— Я ему джинсы только-только в Москве постирала. И что? Он их за один день превратил в половую тряпку, даже хуже, тут тебе и трава, и глина, и чего только нет. Вот пусть сам берет и стирает. Зелень эта вообще не отстирывается. Что ты молчишь? — Это уже не мне, а отцу. — Он твой сын, скажи что-нибудь.

— А что тут скажешь, — пожимает плечами папа, — пусть стирает, раз так постарался…

— Пусть стирает! Да не в этом дело, ты что, не понимаешь? Он весь день где-то болтался. Я три раза обед грела. К Григорьевым ходила, спрашивала: «Сашу не видали?» Они говорят: «Уехали утром с Женей на велосипедах». Только Женя в пять часов был уже дома, а этого до девяти не было. А били их вместе, или уж они между собой подрались, я не знаю, у того здоровенный синяк под глазом.

— С Женькой дрался? — спросил папа.

Я отрицательно мотнул головой. Мама безнадежно махнула рукой и вышла из кухни, хлопнув дверью. Папа еще постоял у стены с полминуты и пошел за ней тоже.

Я вздохнул, допил чай и подумал, что, в общем-то, все нормально. Могло бы быть и хуже. Главное, спать лечь поскорее, чтобы больше не придирались. Телевизор уже толком не посмотришь…

Хороший все-таки у меня батя: когда я проходил мимо родительской комнаты, то услышал, как он там смеется, прямо давится от смеха и через это еле говорит:

— Как кот, х-хх, как кот дорвался, хх-х-х… Как кот нагулялся, подрался, небось и по девкам бегал.

— А ты и рад, — уже добрее вступила мама.

Я дальше не стал слушать, а поскорее пошел к себе спать ложиться.