"Грешная любовь" - читать интересную книгу автора (Медейрос Тереза)

Глава 20

— Говорят, эта штука у него как таран, ну ты понимаешь.

— Ого-го, на самом деле? Вот дурень, давно мог бы подыскать себе жену, которая нашла бы такому чуду применение. А я слышала, он умеет расстегивать женщинам корсет одним взглядом, представляешь?

— Ха! Мой Билли уже три года как пялится на мой корсет, но до сих пор не знает, как он расстегивается. Если мне надо его быстро сбросить, проще сделать это самой!

— А еще болтают, что ему мало одной женщины. Только с двумя одновременно он может насытить свою зверскую страсть.

— Так в чем проблема, подруга? Одной из них станешь ты, а другой буду я.

Молодые горничные громко захохотали, и тогда Катриона прокашлялась, прежде чем войти в гостиную.

Румяные лица служанок еще сильнее залились краской. Одна из них схватила щетку из перьев и принялась смахивать пыль со стола, который стоял между окнами. Другая горничная подскочила на месте и сделала неуклюжий реверанс:

— 3-здрасьте, мисс. А мы как раз хотели начать…

— Лучше бы вы побыстрее закончили, — ледяным тоном отрезала Катриона. Служанки пулей выскочили из комнаты, едва не наступая друг другу на ноги.

Горничные неслись на кухню, но их приглушенное хихиканье еще несколько секунд долетало до слуха возмущенной Катрионы.

Уже не в первый раз за последний месяц, входя в комнату, она натыкалась на служанок, сплетничающих про нее и ее скандальное замужество. Катриону все больше раздражало положение, когда в своем доме ей приходилось буквально прятаться от людей, обходя стороной хихикающих у нее за спиной служанок и насмешливо посматривающих на нее садовников. Те из прислуги, кто умел читать, с интересом изучали все сенсационные сплетни про бракоразводный процесс, публикуемые в самых низкопробных газетенках. Остальные довольствовались тем, что перемывали косточки Катрионе.

Кухарки обсуждали превратности ее женской горькой судьбы, покупая на деревенском базаре овощи у местных торговок. Мужская часть прислуги также не обходила вниманием слухи о разводе молодой племянницы графа, покуривая после работы возле кухонной печи.

В точном соответствии с собственными предсказаниями, которые Катриона сделала еще во время посещения Саймона в тюрьме, именно она, а не он стала посмешищем для всего города. Люди никак не хотели поверить, что Катриона намерена разорвать брачный союз с Уэскоттом, одним из самых бесстыдных ловеласов Лондона, ссылаясь на его неспособность удовлетворительно исполнять супружеские обязанности. Несколько куртизанок и женщин с печально известной репутацией даже сделали сенсационные заявления в бульварных газетах, торжественно обещая подтвердить выдающиеся постельные таланты Уэскотта.

К счастью для всех, в таких доказательствах не было надобности. Благодаря связям графа Росса Кинкейда и резко негативному отношению церкви к свадьбам, совершаемым в Гретна-Грин, епископ согласился оформить развод уже к концу месяца. Поскольку о бракосочетании Катрионы и Саймона не делалось положенных заблаговременно объявлений, а их союз оформил не священнослужитель, а простой кузнец, то церковному совету не нужно будет долго доказывать, что такая свадьба не получила подобающего Божьего благословения.

Обычно бракоразводный процесс занимал три года. По прошествии времени суд мог бы даже вызвать двух местных куртизанок с богатым опытом для испытания половой состоятельности мужа. Катриона не сомневалась, что такая проверка закончилась бы для нее разоблачительным провалом.

Ради привлечения дяди на свою сторону ей пришлось рассказать ему все об их отношениях с Саймоном. Точнее, почти все. Катриона забыла упомянуть, что ее недолгое фиктивное замужество было закреплено настоящей, интимной близостью. Причем не один, а два раза. Если же считать каждый факт близости отдельно, то таковых набиралось уже довольно много.

Последнее время по всему городу, и в бульварных газетенках, и в гостиных именитых домов, шли нескончаемые пересуды касательно настоящей причины будущего развода. Все участники обсуждений приходили к единому выводу, что подлинная подоплека расторжения брака кроется в неспособности самой Катрионы проявить себя в любовных утехах. Была ли она настолько фригидна, что ласки такого любовника, как Саймон Уэскотт, оказались бессильными зажечь в ней пламя страсти? Или все это выдумки для посторонних, а причина крушения этого недолгого брака заключена совсем в другом? Может быть, на самом деле Катриона застала своего жениха в постели с другой женщиной, и это в медовый-то месяц? Вот и додумалась небось бедняжка отомстить мужу-изменнику тем, что стала порочить репутацию Уэскотта и его мужские качества. Некоторые из сплетников пошли еще дальше и предположили, будто Катрионе в постели было милее с дамами. Действительно, какая женщина с нормальными наклонностями смогла бы устоять перед чарами известного всему Лондону дамского угодника и искусителя?

Катриона расхаживала по элегантно обставленной гостиной, не обращая внимания на яркий солнечный свет, льющийся через высокую балконную дверь. Уже совсем скоро можно будет забыть, что она носила имя миссис Уэскотт. Все в жизни пойдет так, словно и не было тех двух волшебных ночей в постели с Саймоном, в его жарких объятиях.

Еще две недели назад у Катрионы теплилась тайная надежда, что от тех двух ночей могут остаться серьезные последствия. Она даже позволила себе пофантазировать, как Саймон явится на какой-нибудь бал в Лондоне и узнает, что после их недолгой связи ожидается появление ребенка. Но возобновившиеся месячные разрушили, эту надежду, и Катриона с новой болью в душе напомнила себе, что мечтания подобного рода свойственны наивной девчонке, а не зрелой женщине, в которую она превратилась стараниями Уэскотта.

Пытаясь не обращать внимания на ноющую боль в сердце, она подошла к книжной полке. После того как остатки рода Кинкейдов разбрелись на все четыре стороны, Катриона больше не находила никакого утешения в шотландских балладах, собранных сэром Вальтером Скоттом. Тем не менее, ее рука привычно потянулась к знакомому переплету, и она сняла с полки тонкую книжечку стихов Роберта Бернса. Перелистывая наугад страницы, Катриона наткнулась на четверостишие:

От внезапно нахлынувших слез буквы стали расплываться перед глазами, и Катриона сердито захлопнула книгу. Она явственно вспомнила, с какой нежностью и убедительностью Саймон читал ей эти любовные строки там, среди развалин большого зала замка Кинкейдов. Она тогда неотрывно смотрела в его покрытые легкой дымкой зеленые глаза, и было очень легко поверить, что слова Уэскотта идут от самого сердца. Но сейчас Катриона понимала, что он лишь красиво и артистично декламировал их с целью завоевать ее сердце. Однако он вовсе не собирался соединить свою судьбу с ее судьбой.

Катриона сунула томик стихов обратно на полку и снова принялась бесцельно ходить по комнате. Возможно, ей повезет, и она умрет от тоски, а не из-за больного разбитого сердца. Если же смерть не прекратит ее страдания, то дальнейшая жизнь может стать серой и скучной. Вероятно, ей снова захочется наклеивать морские ракушки на цветную бумагу или вышивать слова избитых моральных назиданий на трафаретах из ткани, что давно стало одним из основных занятий для тетушки Маргарет.

Катриона начала сожалеть, что не приняла приглашения Джорджины приехать в ее лондонский дом, где кузина жила со своим мужем. Однако она прекрасно понимала, что именно там сплетничать о ней будут особенно ядовито, а шуточки на ее счет будет очень сложно пропускать мимо ушей. Даже намеченная на конец месяца поездка в Лондон для встречи с членами церковного совета уже нешуточно пугала Катриону неизбежностью оказаться в центре всеобщего внимания.

Из коридора послышались чьи-то шаги. Катриона порывисто подбежала к двери, глупо радуясь хотя бы какому-нибудь поводу отвлечься от своих мыслей.

Вошел лакей, облаченный в ливрею. Склоняя голову в парике, он сообщил:

— Мадам, вас пришел навестить джентльмен.

Ее сердце против воли бешено заколотилось от вспыхнувшей надежды. Разгладив юбки, Катриона изобразила на лице дрожащую улыбку и приказала:

— Пригласи его войти.

Лакей отступил в сторону и важным голосом объявил:

— Маркиз Эддингем.

От шокирующего известия у Катрионы моментально сердце ушло в пятки. В комнату стремительно прошел Эддингем. На лице его играла самодовольная улыбка.

— Прикажете подать чаю? — предложил лакей.

— Не нужно, — бросила Катриона, скользнув ледяным взглядом по непрошеному гостю. — Маркиз не задержится надолго.

— Хорошо, мадам.

Когда слуга стал с поклоном уходить, Катрионе вдруг захотелось схватить его за ухо и приказать остаться в комнате. Еще лучше было бы сейчас оказаться в компании какой-нибудь зрелой дамы. Но теперь она сама взрослая женщина, и было бы смешно прятаться за спину пожилой дуэньи.

Эддингем начал с учтивого поклона:

— Мое почтение, мисс Кинкейд.

— Точнее сказать, миссис Уэскотт, милорд.

— Ах да. — Темные глаза гостя сверкнули издевательским блеском. — Но это имя вам уже недолго носить, насколько я наслышан.

Катриона не предложила маркизу сесть, и он стал озираться по сторонам, пока не выбрал небольшой диван. Усевшись, Эддингем небрежно положил ногу на ногу и выжидательно посмотрел на нее. Катриона неохотно присела на стул перед незваным гостем. Сложив руки на коленях, она мрачно молчала, совершенно не беспокоясь о том, что ее манеры могут произвести на маркиза крайне неблагоприятное впечатление.

Эддингем первым нарушил натянутое молчание:

— Думаю, вам будет небезынтересно узнать, что я совсем недавно вернулся из Северного нагорья.

— В самом деле? Надеюсь, свежий воздух благоприятно сказался на вашем настроении.

— Да, я действительно получил там новый заряд бодрости. Полагаю, вас не оставит равнодушной и то обстоятельство, что мне даже не пришлось сгонять с моих земель ни этих бродяг Кинкейдов, ни их преступного атамана. Этот сброд оказался настолько трусливой шайкой, что от одного моего имени они разбежались, как перепуганные овечки.

— Поговаривают, что и на женщин ваше имя производит похожий эффект.

В натянутой улыбке маркиза чувствовалось, что он больно задет ее словами.

— Как мне печально слышать такое от вас. Я надеялся, что полученный вами опыт брачных отношений поможет вам избавиться от столь заносчивых высказываний.

— Нет, напротив, я выяснила, что не все мужчины склонны подавлять женщину как личность, лишь бы скрыть слабость собственного характера.

Эддингем грустно вздохнул.

— Вопреки всему, что вам, вероятно, наговорили обо мне, я человек отнюдь не слабохарактерный, мисс Кинкейд, — заявил он, подчеркнуто ласково выговаривая последние слова. — Более того, я всегда считал своей честью не держать зла на людей, обидевших меня.

— Как приятно узнавать такое, особенно если вспомнить, что при нашей прошлой встрече вы очень эмоционально пожелали мне гореть в адском огне.

Гость продолжал, словно не слышал последних слов Катрионы:

— И когда мне стало известно о неудаче, приключившейся с вами, я сразу спросил себя, чем мог бы помочь своей хорошей знакомой?

Катриона в эту минуту вновь пожалела, что отказалась от чая. Как ей хотелось бы сейчас опрокинуть кипяток на колени Эддингема!

— Великодушно с вашей стороны.

— В ближайшую пару недель я планирую вернуться в Северное нагорье, чтобы расчистить мои земли от остатков старых построек. Всякие развалины только портят живописный вид. Мои советники уверяют меня, что можно без больших затрат восстановить повсюду прекрасные горные пастбища для шевиотовых овец.

Перед мысленным взором Катрионы мелькнул силуэт единственной уцелевшей башни замка Кинкейдов на фоне усыпанного звездами неба. Послышалась волшебная музыка волынки, разносящаяся по ночной долине. Катриона вновь ощутила нежные руки Саймона, скользящие по ее коже, укладывающие ее на подстилку из мягкого мха и обнимающие ее в те сокровенные минуты, когда она стала ему женой не только по формальной записи в книге регистрации.

— Не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, — сухо бросила Катриона. — Дядя объяснил мне, что мы вовсе не родственники тем Кинкейдам, которые жили в Северном нагорье.

Заметно смягчившись, маркиз ответил:

— Это может иметь к вам некоторое отношение, и вот почему: я надеюсь поехать туда вместе с вами.

Катриона молча моргала, не находя ответа и надеясь, что неверно истолковала смысл слов маркиза.

— Но не хотите же вы снова сделать мне предложение?

Эддингем выдавил противный смешок:

— Ну, вряд ли теперь сыщется идиот, готовый взять вас в жены. Ваша безрассудная связь с этим Уэскоттом окончательно погубила вашу репутацию. Ваша добродетель разрушена, мисс Кинкейд. Теперь, если вас не прельщает судьба старой девы или, не дай Бог, вас не потянет на улицу, единственным для вас приличным выходом будет стать любовницей какого-нибудь состоятельного человека. Но и с этим придется поспешить, пока вы не растолстели и ваши прелести еще не увяли. У Катрионы остановилось дыхание, но она осознала это, лишь когда перед глазами замельтешили крошечные точечки.

— Уж не вы ли надеетесь стать этим человеком, милорд?

Маркиз недовольно поджал губы:

— Разумеется, для меня недопустимо было бы появиться с вами рука об руку в Лондоне. Однако я мог бы построить для вас прелестный маленький домик на моих землях в Северном нагорье. Навещал бы вас там, чтобы отдохнуть от городской жизни. Уверен, вы удивитесь, каким щедрым хозяином я могу быть… естественно, если вы постараетесь мне угодить. — Он опустил взгляд на выпуклости женской груди и стал поглаживать трость рукой, затянутой в перчатку. — И могу вам обещать, что в отличие от Уэскотта готов в любую минуту доставить вам удовольствие.

Несколько мгновений Катриона пристально смотрела на гостя, потом весело улыбнулась и сказала:

— О, мой муж меня вполне удовлетворял. Представьте себе, у него эта штука как таран.

Эддингем поднял удивленный взгляд на собеседницу:

— Простите, не понял, что вы сказали?

Выдавив эти слова, маркиз зашелся в приступе кашля, и Катриона вновь пожалела, что отказалась от чая. Будь у Эддингема во рту кусочек печенья, он бы точно сейчас подавился.

— Да, да, именно это я и сказала. — Она мечтательно вздохнула. — Знаете, Саймон мог даже расстегивать мой корсет одним взглядом. Собственно, когда он был рядом, мне и ни к чему было его затягивать. — Катриона с самым невинным видом посмотрела на гостя. — Мне иногда доводилось слышать сплетни, будто его зверскую страсть могут утолить только две женщины одновременно. Но мне мой муж всегда говорил, что я та единственная, которая ему нужна.

Маркиз вскочил на ноги, его румяное лицо побагровело от злости. Он перехватил в другую руку свою трость с таким видом, будто собирался ударить Катриону.

— Хоть вы и женщина, — выкрикнул он, — но не леди!

Тогда и Катриона поднялась с вызывающим видом:

— А вы, сэр, не джентльмен!

— А вот это я вам припомню, если пути наши где-нибудь пересекутся!

Смерив Катриону с ног до головы презрительным взглядом, маркиз двинулся к двери.

— Не беспокойтесь, Эд, — крикнула она вслед. — Я уж постараюсь не попадаться вам на дорожках Гайд-парка.

Эддингем застыл на месте, потом медленно повернулся к ней. Маркиз был теперь бледен как полотно.

— Да, мне Саймон рассказал про несчастный случай с вашей бедной невестой. Какая ужасная трагедия! Такая молоденькая, такая прелестная… так была вам предана.

Эддингем не нашелся что ответить. Он резко повернулся и выскочил из комнаты, так что фалды фрака взлетели в воздух.

Катриона продолжала стоять на месте, пока не услышала стук парадной двери. Только после этого она упала в кресло, зажимая рот ладонью и не зная, смеяться ли ей или рыдать.

— Эх, Саймон, — прошептала она, — как бы ты порадовался, если бы видел всю эту сцену!

Саймон давно уже ничему не радовался.

Конечно, после возвращения в Лондон он возобновил свой привычный образ жизни — шатался до самого утра по игорным притонам на улице Пэлл-Мэлл и возле Сент-Джеймсского парка, смеялся сальным шуточкам в свой адрес, поднимал бокал и довольно улыбался, когда кто-то провозглашал тосты в честь его удалых похождений, угощал выпивкой всю компанию.

Сам же Уэскотт теперь едва притрагивался к вину, как повелось после драматического случая, когда его пьянство едва не стоило жизни Катрионе. Раньше, когда он пил без ограничений, любые шуточки казались остроумными, женщины — красивыми, азартные игры — увлекательными. Но без пьяного дурмана в голове, помогающего легче переносить неурядицы судьбы и огорчения, вызванные свойством характера, Саймон стал себя чувствовать каким-то чужаком в собственной жизни. Как будто бы он, словно актер, изображал неисправимого распутника на потеху преданным поклонникам.

Причудливый поворот судьбы сказался и в другом — Уэскотту теперь постоянно везло за игорным столом. Он расплатился со всеми кредиторами и даже приумножил капитал, оставшийся от полученной доли приданого Катрионы. Прежний Саймон Уэскотт уже растранжирил бы почти все деньги на портных или на безвкусные украшения, которыми было так легко соблазнять женщин. Но несколько дней назад он серьезно задумался об ином для себя способе распоряжаться деньгами. Это озарение случилось с ним возле банковского офиса, уже закрытого в конце дня. Саймон явился туда без какого-то четкого плана, но со счетом к оплате, выписанным на его имя и содержащим угрожающе большую сумму расходов.

По его учтивым манерам никто не смог бы догадаться, что Уэскотт находится в необычайно скверном настроении, когда в тот же вечер он появился в одном из любимых своих притонов на Пикеринг-плейс.

Есть повод отпраздновать удачу, думал он, пробираясь сквозь облако табачного дыма, висевшего в помещении, и отыскивая взглядом стол для игры в фараон. Всего через несколько дней епископ выдаст Катрионе согласие на развод. А он сам опять станет свободным мужчиной. Он будет, как и в прежней жизни, ночами напролет играть в азартные игры, пить до рассвета, свободно выбирать себе любую женщину для постельных утех.

Любую, кроме собственной жены.

Саймон вдохнул полной грудью сигарный дым и неожиданно почувствовал, будто кто-то стиснул ему грудь железным обручем. Он готов был поклясться, что после возвращения из Северного нагорья еще ни разу не дышал чистым воздухом. Впервые в жизни Уэскотт стал замечать черные облака сажи, изрыгаемые дымовыми трубами и висящие над всем городом. Проходя по узким улочкам, он часто обращал внимание на отвратительные запахи сточных вод. Даже в помещении Саймон совершенно иначе воспринимал ароматы надушенных дам, которые сразу же собирались возле него.

Как совершенно точно предсказала Катриона, выдвинутое ею нелепое обвинение только пошло на пользу репутации Уэскотта. Где бы он ни появлялся, его тотчас же осаждали женщины, готовые доказать, что Катриона бесстыдная лгунья.

Вот и теперь навстречу Саймону направлялась дама явно с такими же намерениями. Уэскотт быстро уселся на свободный стул за игровым столом, кивком приветствуя собравшихся игроков в фараон. В спешившей к нему даме он узнал назойливую куртизанку, известную страстью к игре в вист и неприятной привычкой расплачиваться сексуальными услугами за свои карточные долги. Когда эта особа прильнула к Уэскотту сзади и обвила его за шею напудренными руками, Саймон явственно почувствовал запах последнего мужчины, побывавшего в ее постели.

— Привет, Саймон. Как я надеялась, что ты появишься здесь. Ужасно по тебе соскучилась. Сегодня у меня настроение играть по большому, — проворковала дама, придавая невинным словам такой отчетливый смысл, что парень, сдающий карты, изумленно покосился на нее.

Когда парень вытащил из колоды одну карту и положил на сукно стола, Саймон быстро нашелся с ответом:

— Боюсь, сегодня меня интересует лишь одна игра — фараон.

— Неужели мне придется упрашивать тебя? — Кончиком языка куртизанка лизнула Уэскотту мочку уха, руки ее скользили все ниже по мужской груди. — Я ведь еще помню, ты большой любитель, чтобы тебя упрашивали.

Как только маленькие похотливые ручки добрались до его паха, тело Саймона инстинктивно отреагировало. Однако вместо обычного прилива возбуждения Уэскотт почувствовал легкое отвращение, смешанное с жалостью.

Бросив смущенный взгляд на сдающего карты, он перехватил запястье женщины и мягким движением отвел ее руку от себя:

— Послушай, Анджела, лучше не приставай. Ты прекрасно знаешь, что я женатый человек.

Дама фыркнула:

— Хотела бы я повстречаться с твоей женой. Я бы все высказала, что о ней думаю. Будь она здесь, мы втроем отправились бы наверх в номера, и я бы показала этой маленькой обманщице, как умеет доставить удовольствие мужчине настоящая женщина.

Саймон решительно повернулся к куртизанке и так посмотрел на нее, что она поспешно отступила от стола.

— Ладно, — испуганно промолвила она, поправляя зачесанные наверх крашеные волосы. — Можешь играть, во что хочешь. Но если все же передумаешь, я буду вон там, за столом для виста.

Через какое-то время Саймон бросил взгляд в сторону стола, где играли в вист. Анджела уже с увлечением ласкала ухо какого-то игрока. Уэскотт извлек из жилетного кармана узкую сигару и позволил сдающему карты парню зажечь ее. Если уж суждено всю ночь дышать табачным дымом, пусть он будет хотя бы свежим.

Саймон уже углубился в игру, когда над столом нависла тень какого-то человека.

Подняв голову, Уэскотт выпустил носом струю сигарного дыма.

— Это ты, Фило Уилкокс, — сквозь зубы процедил он. — В последнюю нашу встречу, ты так шустро улепетывал от меня прямо по лужайке. Не забыл еще, как я пальнул тебе в задницу после твоего жульничества за этим самым столом?

Фило неуверенно опустился на краешек соседнего стула, стараясь не садиться на левую ягодицу.

— Да уж, несколько месяцев сидеть не мог. Некрасиво ты поступил со мной, не кажется тебе?

— А ты разве красиво поступил, когда стал прятаться за деревья во время дуэли? Или было бы лучше, если бы я всадил пулю в твою башку?

Фило обиженно шмыгнул носом, его вытянутая физиономия стала еще длиннее.

— По крайней мере, это спасло бы меня от позора, когда все относятся к тебе как к мошеннику и трусу.

— Но ты же и доказал всем, что ты мошенник и трус, — бросил Саймон, стряхивая с сигары пепел.

— Конечно, теперь из-за тебя это известно каждому. — Фило воровато оглянулся. — Если меня здесь застигнет хозяин этого заведения, то уж точно прикажет вытолкать взашей.

— Ну, тогда лучше сам проваливай, пока я не позвал хозяина.

Недовольная гримаса на лице Фило сменилась ухмылкой. Он хлопнул Саймона по плечу:

— Приятель, лучше не делай этого. Я ведь надеялся, что ты поможешь мне повернуть удачу в мою сторону.

— Это еще как? Уж не предложить ли тебе подушку под твою задницу?

— Нет, нет. Дело совсем в другом. Мы тут с несколькими юнцами заключили пари в конторе Уайта на то, кто из нас первым окажется в постели твоей бывшей, когда ты сбросишь брачные кандалы.

Сигара едва не выпала изо рта Саймона. Понизив голос, Фило склонился к уху Саймона:

— Не важно, какие там заявления она сделала, но мы-то знаем, что ты наверняка обслужил ее по закону и как положено. Пройдет какое-то время, возможно, недели две, и она, как нам кажется, снова захочет любовных утех. Так вот, поскольку я поставил все свои деньги на выигрыш в этом пари, то и подумал, что сумею договориться с тобой. Одним словом, мне нужно, чтобы ты меня слегка познакомил со своей дамой. Конечно, если она еще разговаривает с тобой.

Какую-то минуту Фило еще самодовольно смотрел на Уэскотта. В следующую минуту он уже лежал на полу, кровь сочилась из его разбитого рта, а Саймон грозно навис над ним со сжатыми кулаками и ноющей болью в правой руке.

— Эй! Совсем некрасиво поступаешь! — Потирая разбитую челюсть, Фило начал приподниматься. Саймон с сердитым видом вновь вскинул сжатые кулаки, и Уилкокс тут же опустился на пол, благоразумно решив, что так будет для него безопаснее.

В голове разгневанного Саймона еще стоял шум, но неожиданно ему послышался голос Катрионы: «Интересно, существует ли для тебя что-нибудь в этом мире, из-за чего ты отважился бы на бой? Такое, ради чего не страшно умереть? Что-то возвышенное или дорогое, дороже самой жизни?»

Всю жизнь он искал это главное и дорогое, а когда нашел, то попросту отвернулся и сбежал. Боялся поверить, не сумел понять, что у Катрионы хватит мужества и веры на двоих, что в ее прекрасном щедром сердце таится целое море любви даже к такому негодяю, как он.

Увидев, что на губах Саймона заиграла торжествующая улыбка, Фило завыл, прикрывая лицо руками в ожидании нового удара. Однако Уэскотт отвернулся от него и пошел к двери. В эту минуту, впервые в жизни, он решил сражаться за что-то по-настоящему важное.

Но путь Саймону преградил огромный детина. Он был настолько пьян, что едва держался на ногах.

— Эй, ты! Зачем обидел Фило? Он мой друг! Саймон прищурился и медленно поднял голову, вглядываясь в лицо гиганта. По всей видимости, Всевышний, с его утонченным чувством юмора, решил предоставить ему замечательный шанс доказать преданность Катрионе. А именно, геройски погибнуть в этом жалком игорном притоне, защищая ее честь.

Здоровяк ударил огромным кулаком в голову Уэскотта, но тот увернулся, с сожалением думая, что Катриона никогда не узнает, как он пожертвовал собой ради нее.

Разъяренный промахом, великан схватил Саймона за шейный платок и поднял в воздух, словно тряпичную куклу. Затем он снова занес руку для следующего удара, от которого Уэскотт наверняка остался бы без зубов. Но в эту минуту от игорного стола подбежала Анджела и с кошачьим воплем прыгнула прямо на спину верзилы.

Вцепившись обеими руками в его волосы, она завопила:

— Не смей портить лицо моего красавчика, а то я всю твою поганую морду ногтями разорву!

Вскочив из-за стола, где играли в вист, к ним подбежал еще какой-то человек:

— Эй, ты! Не трогай леди!

Саймон изо всех сил старался высвободиться из смертельной удавки и не мог должным образом вникнуть во вдвойне ошибочные слова нового участника потасовки: к Анджеле никак не подходило понятие «леди» и никто пока что ее не трогал. Напротив, как раз верзиле, напавшему на Уэскотта, угрожала нешуточная опасность, поскольку куртизанка уже стиснула рукой его за шею и впилась острыми зубками прямо в ухо.

Громила заревел от боли и выпустил шейный платок Саймона, который вот-вот задушил бы его. Начался всеобщий кавардак.

Столы, игорные кости и карты полетели в разные стороны, и в помещении завязалась нешуточная драка. Вскоре невозможно было понять, кто на чьей стороне. Посетители притона быстро превратились в кулачных бойцов и молотили все, что попадалось под руку. По комнате летали стулья, кувыркались сбитые с ног люди, то и дело слышались сочные удары и треск костей.

Саймон нагнулся, уворачиваясь от летящего в него стула. Краем глаза он заметил, как Фило на четвереньках пробирается к выходу. Не в силах удержаться от соблазна, Уэскотт ринулся вперед, пробился к двери через самую гущу драки и успел дать крепкий пинок под зад ускользающему Уилкоксу. С истошным визгом беглец вылетел наружу.

Не успел Саймон отряхнуть руки, как кто-то дернул его за рукав сюртука и замахнулся здоровенным кулаком.

Уэскотт успел выставить вперед руки:

— Только не по лицу, пожалуйста. Незнакомец учтиво кивнул и с силой ударил его в живот.

Саймон крякнул от боли и согнулся.

— Благодарю, — прохрипел он и тут же, проворно наклонив голову, ударил обидчика в подбородок. За этим последовала сокрушительная череда кулачных ударов слева и справа, хорошо отработанных еще в боксерском клубе Джексона по прозвищу Джентльмен. Через несколько секунд нападавший уже лежал на полу.

Однако Уэскотт недолго радовался победе. Кто-то ударил его сзади стулом прямо по затылку. Стул развалился на куски, а Саймон упал на колени, чувствуя, как перед глазами вихрем закружились яркие точки. Собрав все оставшиеся силы, он пытался удержаться от падения, когда увидел перед собой чью-то жилистую загорелую руку.

Перед помутневшим взглядом Уэскотта возникло худощавое лицо Кирана Кинкейда.

Саймон моргал, стараясь прийти в себя. Должно быть, удар по голове повредил его рассудок. Но если это галлюцинация, то почему вместо склонившейся над ним улыбающейся Катрионы ему почудился ее угрюмый сородич?

Киран подхватил Уэскотта под руку и с неожиданной силой поставил его на ноги.

Потирая разбитый затылок, Саймон в удивлении обратился к призраку:

— Черт возьми, ты откуда здесь взялся?

— Из Шотландии, — бросил в ответ Киран. — А до этого, если верить моей матери, меня и на свете не было.

— А как ты меня нашел? Киран пожал плечами:

— По правде, говоря, это было нетрудно. Нам было достаточно пройтись по всем борделям, пабам и притонам Лондона. Хотя для нас с ребятами такие испытания не слишком привычны.

Когда перед ними в дверь выскользнул веснушчатый паренек в грязной накидке, Саймон сообразил, что Киран пришел не один. Не менее дюжины мужчин из клана Кинкейдов проникли в клуб и охотно поучаствовали в потасовке.

— Слышал, что Катриона выставила тебя за дверь. — Киран неодобрительно покачал головой. — Поначалу мне показалось, что она сумасшедшая. Но теперь я вижу, что это ты, Уэскотт, полный дурак. Потерять такую девушку!

Саймон поправил шейный платок.

— Ты лучше на себя посмотри. У тебя тоже хватило дурости бросить ее.

— Я это и сам знаю. Именно поэтому мы и явились сюда. Мы решили позвать ее обратно.

Горцы многозначительно посмотрели друг на друга, понимая, что у них есть общие интересы.

— Я раньше относился к Катрионе как к сестре, по крайней мере, двоюродной. Но если она тебе не нужна, — небрежно добавил Киран, — я бы попробовал сделать ей предложение выйти за меня.

Не отдавая себе отчета в собственных действиях, Саймон схватил Кирана за одежду и оттолкнул к стене. Губы горца искривились в ухмылке.

— Я всегда говорил, что хорошо бы иметь сестру.