"Прыжок" - читать интересную книгу автора (Коул Мартина)

Глава 15

Алан отпил глоток из стакана и посмотрел на сидевшую напротив него женщину. Она нервно курила. Он встал и добавил ей напитка в стакан.

— Я за рулем.

Алан успокоил ее:

— Не волнуйтесь. Если вы опьянеете, дорогая, я попрошу, чтобы вас отвез домой один из моих парней. И одновременно они доставят вашу машину, куда нужно. Я делаю так для многих моих клиентов. Но почему Джорджио так сильно этого желает? Понимаете, что я хочу сказать? Он ведь обращается ко мне не за маленькой услугой? Он требует, чтобы я рискнул всем ради него!

Донна пожала плечами.

— Могу только повторить: Джорджио просил меня напомнить вам, что именно он для вас сделал. Ничего не могу добавить, так как не знаю, в чем там у вас было дело.

Алан тускло улыбнулся.

— Тогда я расскажу вам. Можно?

Он снова прикурил сигару и устроился в своем кресле. — Ваш муж и я — мы выросли вместе в Кэннинг-тауне. В отличие от семьи Джорджио моих родителей нельзя было назвать респектабельными людьми. Мой старик пил и больше времени проводил в пабе, чем дома. Мне не стоит рисовать вам эту картину в подробностях, вы просто поглядите на типчиков, которые разгуливают по улице Ченел-Фор! — И он опять мило улыбнулся ей. — Ну так вот. Папаша Брунос взял меня под свое крыло. Он часто брал меня и Джорджио с собой в спортзал, чтобы мы с ним боксировали. Я мог бы стать профессионалом, но не стал таковым. Вместо этого я сделался уличным драчуном, любителем кулачного боя. Я парень крупный. И привлекал целые толпы зевак. Вы бы поразились, глядя на этих типов, которые приходят, чтобы поглазеть, как два парня выбивают друг из друга душу…

Ну вот, я и Джорджио по-прежнему дружили. Он занялся строительными делами, а я стал выступать боксером на ринге. Так что с профессиональной точки зрения нас разделял целый мир. Хотя Джорджио иногда приезжал и смотрел, как я дерусь, а потом мы с ним что-нибудь пили в «Бридж-Хаусе». Двенадцать лет назад я забил одного мужчину до смерти. Это случилось в пяти минутах ходьбы от того места, где мы сейчас сидим. Вообще-то это был Чайнатаун. Я избил того парня и получил пожизненное заключение. Не собираюсь вам рассказывать, почему я сделал это: это тайна, известная только мне и двум другим парням… Пока я сидел в тюрьме, Джорджио присматривал за моими родными. Жена развелась со мной. Я принял это, мы все равно уже отдалялись друг от друга. Однако Джорджио продолжал присматривать за моей семьей. Мой сын учился в Эмплфорте. И Джорджио оплачивал его учебу. А моя дочь оставалась дома с матерью. Она училась в близлежащей монастырской школе. Джорджио позаботился, чтобы и у нее было достаточно денег. Видите ли, когда я получил пожизненный срок, один человек, который был моим партнером, сбежал с нашими общими деньгами. Моей жене пришлось продать дом. И дальше продавать все подряд, чтобы свести концы с концами. Я написал Джорджио; он принес и дал мне в руки козырные карты. Я отбыл семь лет, прежде чем мне разрешили ходатайствовать о том, чтобы меня отпустили под честное слово. И спустя восемь лет и пять дней я вышел на свободу. Джорджио много сделал для меня… Никогда этого не забуду. И уже говорил, что обязан ему многим и продолжаю настаивать на этом. Так что вы можете смело сказать ему: я сверну горы, чтобы помочь ему. Не могу давать никаких обещаний. То, о чем он просит меня, — крупняк. Однако если все это возможно, я сделаю так, чтобы оно случилось. По-моему, откровеннее сказать нельзя, не правда ли?

Донна неопределенно покачала головой — она не могла пока полностью уловить сути того, о чем ей только что рассказал этот человек:

«Джорджио все это сделал, но ни разу не упомянул мне об этом, — хотя Донна восхищалась мужем и еще больше уважала его за то, что он помог семье другого человека, какая-то часть ее души горько переживала: — он сделал все это, но даже не намекнул мне о своих делах. Он никогда ни о чем мне не говорил. И до сегодняшнего дня я даже не подозревала о существовании этого человека и его семьи».

— Как он переносит заключение? — спросил Алан.

Донна отпила коньяка, чтобы закрыть путь слезам, закипавшим внутри нее.

— Довольно хорошо, учитывая сложившиеся обстоятельства. Хотя ему там все омерзительно. Его подставили. Человек по фамилии Уилсон на суде указал на него пальцем.

— Я слышал об этом. Позор, он уже спекся, не так ли? Теперь уже нет никакого шанса, что он поменяет свое заявление, так ведь?

Донна опять покачала головой.

— Ни малейших. Там еще замешан один человек по имени Левис. Джорджио связался с ним по какому-то делу, а теперь этот Левис вместе с ним на Острове. Он очень усложняет жизнь Джорджио. Он связался с крупными парнями, и они преследуют моего мужа. И вот вам результат.

— Я давно знаю Левиса, — сказал Алан. — Джорджио следовало быть хоть немного осмотрительнее и не заводить с ним каких бы то ни было дел. Левис настоящий имбецил, если вы простите мне мой французский. Имбирное пиво и все в таком роде. Я слышал, Левису там нравится. Это для него вроде отдыха. Я также слышал, что он выкупил себя из «Бродмура». Этот человек — психопат. Могу понять, почему Джорджио так хочет выбраться. Если Левис сел ему на хвост, то Джорджио надо убраться оттуда как можно дальше. А он уже решил, куда бы хотел уехать?

Донна пожала плечами.

— Что ж, у меня есть вилла в Испании. Он может некоторое время укрываться там. Это комплекс по таймшеру. Ничего посредственного: все мои дома — высшего класса. И я никого не обдирал. Никогда этим не занимался. Я сделал взнос в таймшер несколько лет назад. У меня самого большой дом, и я обычно вожу в Испанию детей, когда у них каникулы. Моему внуку сейчас четыре года. Настоящий суровый маленький мужчина, вот он какой!

Донна почувствовала, что невольно улыбается в ответ на эти его исполненные гордости слова.

— А сколько лет вашим детям?

— Моей Лизе двадцать пять, а сыну, Алану-младшему, — двадцать один. Мне сорок девять лет. Говорю вам это, опережая ваш вопрос.

— Я даже не подозревала, что Джорджио так много сделал для вас. Он никогда мне ни о чем таком не рассказывал.

— А он и не стал бы, — с улыбкой произнес Алан. — Это остается между мной и им. Так же, как то, о чем мы сейчас говорим, останется между мной и вами. Но я ничего не обещаю. Сначала хорошенько над этим подумаю. И когда пойму, что какие-то шансы есть, тогда мы и начнем действовать.

Донна одним махом допила свой коньяк, он приятно согрел ее изнутри… Она чувствовала себя так, будто у нее отняли часть жизни. «Джорджио порой мог быть таким жестоким, очень жестоким. Он, как выясняется, жил своей, совершенно обособленной жизнью, отделенной от меня умолчанием, словно стеной. Никогда до сих пор я этого не понимала».

Но тут же ей пришло в голову, что если бы она знала раньше все, о чем узнала сейчас, то это лишило бы ее спокойных ночей. Вероятно, Джорджио так и рассуждал. Вот почему он никогда ни о чем ей не рассказывал. Муж заботился о ней в соответствии со своими понятиями: «Он обращался со мной неплохо по своим меркам, так, как себе это представлял. И мне лучше держаться за эту мысль… Что бы он ни делал, все — ради меня. Для меня и, естественно, для себя тоже. Я хорошо жила с ним, у меня было все, что я хотела. В сущности, даже больше, чем многие могли пожелать. Мы путешествовали по всему миру. Жили как короли. Мне приходили счета из «Хэрродса» и «Фортнама», а их приносят далеко не каждому! Я никогда не спрашивала, откуда приходили все эти деньги, просто с удовольствием тратила их. Если бы я знала, я начала волноваться бы, а Джорджио всегда старался не доставлять мне беспокойства. Не хотел, чтобы я о чем-нибудь переживала».

Алан наблюдал, как на лице Донны одно выражение сменялось другим. Она казалась ему милой, респектабельной женщиной: «Определенно, она слишком хороша для Джорджио».

— Давайте спустимся вниз и что-нибудь съедим, — предложил он. — Из-за всех этих напитков я начинаю испытывать голод.

Донна неуверенно поднялась. Она почувствовала себя намного лучше, проглотив большую тарелку спагетти с дарами моря. И у морских моллюсков еще сохранялся естественный соленый привкус моря. Все было приготовлено превосходно. Она изящно вытерла губы салфеткой, и Алан налил ей стакан газированной воды.

— Выпейте это. Вода разбавит коньяк.

Донна сделала так, как он ей посоветовал.

— Обед просто отличный!

Алан довольно улыбнулся.

— Мне всегда нравилась моя еда. А в тюрьме пища отвратительная. Если, конечно, ты сам себе не готовишь. Многие парни становятся там прекрасными поварами, особенно когда отбывают долгий срок. Секс и еда — две самые важные вещи в жизни мужчины. И не обязательно именно в такой последовательности!

Донна рассмеялась вместе с ним. Алан производил впечатление человека привлекательного. Достаточно крупной во всех отношениях личности, чтобы обращать на себя внимание повсюду, где бы он ни появлялся. В то же время Алан Кокс был человеком добрым и нежным. Доброта просвечивала сквозь его грубоватую оболочку. Особенно ярко это проявлялось, когда он говорил о своих детях или о внуке.

— Я уже утром начну прощупывать почву, — пообещал он Донне. — Я так понимаю, что Джорджио хочет сделать вас посредником?

— Думаю, да.

— Как-то не слишком уверенно вы произнесли это, — усмехнулся Алан.

Она допила минеральную воду из стакана и серьезно сказала:

— Я и вправду больше ничего не знаю, Алан. Думаю, что и так слишком о многом узнала за один раз. О моем муже, о своей жизни. Мне представлялось, что в моей жизни все устроено, и так оно будет продолжаться до самой смерти. Я чувствовала себя в безопасности. А теперь муж мой должен отсидеть восемнадцать лет, я же сижу в ресторане с мужчиной, который, прощу прощения, хладнокровно убил кого-то неподалеку от места, где мы сейчас сидим. Более того, я планирую устроить побег из тюрьмы человеку, у которого не хватило доверия ко мне или простой порядочности рассказать жене, как он долгие годы содержал вашу семью. И начинаю спрашивать себя: а знаю ли я своего мужа? Каков он на самом деле? В сущности, меня волнует конкретный вопрос: на что именно способен Джорджио?..

Алан расслышал в тоне ее голоса тоску одиночества и глубокую обиду. Видимо, Джорджио по своему обыкновению, образно говоря, ехал верхом на этой женщине, да еще надев сапоги со шпорами. Донна говорила искренне, слова шли от сердца. К тому же в ней ощущались последствия испытанного потрясения: она была напугана, просто пребывала в ужасе и очень, очень глубоко переживала. Она не похожа была на обычную жену преступника. Такого сорта женщины вряд ли способны догадываться о ставках в игре. Эта женщина казалась бесхитростной и чистой — зеленой, как травка на лугу.

Алан щелкнул пальцами, и к ним подошел официант.

— Принеси бутылку моего лучшего коньяка, хорошо? И два стакана.

— Я больше не хочу пить! — выпалила Донна.

Алан нахмурился и твердо ответил:

— Придется еще немного выпить. Вам нужно оживиться, девочка. У нас впереди много работы, и опасной работы. Все еще может закончиться пустым звоном, дорогая. Поэтому на вашем месте я бы долго и упорно думал, прежде чем решить, влезать во все это дерьмо или нет. Обговорите это с Джорджио. Скажите ему, чтобы он вместо вас нашел кого-нибудь другого, кто бы занялся этим делом. Он найдет, он человек известный. Вы и так внесли свою лепту уже тем, что приехали сюда.

Донна не сводила глаз со скатерти, пытаясь удержать в себе ответ, готовый вот-вот сорваться у нее с языка.

— Он никому не доверяет, кроме меня. Я это точно знаю.

— В таком случае ему повезло, а вам — нет. Если нам придется это планировать вдвоем, то мне нужен партнер, который не станет плакать навзрыд при первых же признаках беды. Вы понимаете, о чем я говорю?

Донна кивнула.

— Все будет очень опасно. Так опасно, что от этого волосы могут встать дыбом. И может очень дорого стоить, и займет у нас кучу времени. Законники станут все разнюхивать, а отдел по особо тяжким преступлениям будет наступать нам на пятки. А Свени через двадцать четыре часа узнает о том, что я выставил свои щупальца. В одном Сохо достаточно травы, чтобы засеять ею стадион в Уэмбли. Как вы думаете, вы справитесь со всем этим?

Донна не поднимала головы: ей было страшно встретиться взглядом с крупным мужчиной, сидевшим напротив нее.

— Вам придется тащиться в такие места, о существовании которых вы и не подозревали. И встречаться с людьми, которые могли привидеться вам только в кошмарных снах. Я не пытаюсь запугать вас, просто хочу, чтобы вы знали, какова будет ставка. И если вы захотите разобраться со всем этим дерьмом, то лучше сделайте это сейчас, прежде чем вы узнаете слишком много того, что творится вокруг.

К столику подошел официант с двумя стаканами и коньяком. Пока он обслуживал их, Донна поблагодарила судьбу за передышку и заставляла себя казаться спокойной.

Алан подал ей толстенный стакан, наполовину наполненный коньяком. Она с благодарностью приняла его.

— Итак, что вы собираетесь сделать, дорогая? Увидеть Джорджио и сказать ему, чтобы он нашел кого-нибудь другого?

Донна сделала глоток и сморщилась: крепкая жидкость опять обожгла ей горло.

— Я думаю, что подойду для этого дела сама, мистер Кокс.

— Меня зовут Алан, — улыбнулся рослый мужчина. — И я всерьез принимаю ваши слова. Но предупреждаю, дорогая, один признак того, что вы ломаетесь, — и я отстраню вас. Джорджио сам сможет прикрыть меня в случае, если это понадобится. Я не могу его навещать, поэтому все будет делаться через посредника. И меня не волнует, кто именно им будет, покуда я смогу полагаться на этого человека. Предпочел бы старикашку… Но вы об этом уже знаете.

— Не волнуйтесь, со мной будет все в порядке…

Она вынула сигарету из пачки, и Алан поднес ей зажигалку. Руки у Донны так дрожали, что ему пришлось остановить ее пальцы свободной рукой.

— Значит, с вами будет все в порядке? Да? Вы сейчас уже дрожите, как листок, а ведь мы еще даже не начали ничего планировать!

Донна перегнулась через стол и прошипела:

— Может, вы все-таки заткнетесь?!

Алан громко расхохотался.

— Мне нравится такой пыл. Я только надеюсь, Донна, что у вас его достаточно в запасе, потому что поверьте, моя милая малышка, вам он понадобится.

Алан устроил так, чтобы Донну отвезли домой. Проследил, как машина с ней исчезла за поворотом, и перевел дух. Ленивой походкой направился по Дин-стрит и затем вошел в дверь местного клуба. Небольшое питейное заведение находилось там еще со времен детства Алана. Владельца клуба звали Фидо. Никто ничего не знал о нем: ни его полного имени, ни кто он, ни откуда. Алан был здесь всегда желанным гостем. Богатый, хорошо одетый и всеми уважаемый, он мог создавать нужный фон: а это было лучшим мандатом на определенную респектабельность для клуба Фидо.

Фидо сидел в небольшой будочке при входе, и Алан без приглашения подсел к нему. Фидо выглядел тощим, чуть ли не изможденным, картину довершали седые белые, как мел, и редкие волосы. Он был похож на типичного муниципального служащего.

— Привет, Алан. Давно тебя не видел. Чем могу служить?

— Мне нужно передать сообщение на Остров. Частное. Я не хочу, чтобы о нем услышал человек по имени Левис.

Фидо тихо захихикал:

— Могу это устроить. Во всяком случае, я имел дело с гонцами Левиса. Сам он дрянь, но платит прилично. А для кого послание?

— Для Джорджио Бруноса. Просто передай ему, что Алан сказал: «Найди номер два». Он поймет, о чем я говорю.

— Считай, что дело сделано, сынок, — заверил его Фидо. Женщина лет сорока подошла к будке. Но, разговаривая с Аланом, Фидо не обращал на нее внимания и даже не смотрел в ее сторону.

— Ну, давай же, Фидо, говори: где Джерри? Я знаю, он был здесь. Мне Джек об этом сказал, — канючила женщина.

Фидо некоторое время продолжал игнорировать ее, а затем вдруг огрызнулся:

— Больше никогда ни о ком меня не расспрашивай, Вера! А если спросишь, я раздеру тебе физиономию и буду делать это регулярно до второго пришествия, поняла?!

Вера, крупная рыжеволосая женщина, повернулась и молча побрела прочь; видно было со спины, как она напряглась от гнева. Фидо вполголоса пробормотал:

— Хотел бы я, чтобы этими повесами управляли их женушки, Алан. В дни моей молодости мужики были приклеены к своим бабам, как дерьмо к одеялу. Она, видимо, разыскивает мужа, чтобы набить ему морду, а его, сукиного сына, нигде нет. — Он печально покачал головой.

— В наши дни все стало по-другому. Больше нет той ловкости. Я и сам грущу о прежнем, о добрых старых временах. Сохо умерло в шестидесятые годы, ты же знаешь. С тех пор, как все легализовали, все веселье отсюда улетучилось.

— Но ты-то все еще здесь, Фидо.

— Меня отсюда увезут в ящике, дружище, — усмехнулся тот. Помолчал несколько секунд, а затем сказал: — Брунос мотает восемнадцать лет, а Левис на нем верхом. Он посылал двух типов, чтобы запугать старушку Бруноса, я об этом слыхал. Они бесследно исчезли, и теперь Левис вроде обезьяны с разогретым докрасна стальным костылем в заднице. Я получаю сведения. Мне Левис не нравится, так что тебе повезло. Я беру его деньги и выполняю для него работу, так-то оно так. Но я не обязан хранить ему верность, поэтому дам тебе небольшой бесплатный совет. Левис хочет заполучить свой кусок, Алан, а Джорджио знает, где он, этот кусок. И чем раньше этот человек откроет рот, тем быстрее его зароют. Я отказался бы от любых денег, предложенных за подобное сообщение. Значит, ты понимаешь: я ни от кого не завишу. Никто об этом не узнает, я это гарантирую. И потом — каждое послание очень важно, не правда ли?

— Ты настоящий друг, Фидо.

— Я твой друг, Алан, потому что мы с тобой знаем друг друга с давних пор. И один только Бог знает, как мне их не хватает, тех времен.

— Я тоже знаю это, Фидо. Я тоже…

Фидо устало покачал головой:

— Они сейчас нацеливаются на законников. Не думал я, что доживу до такого дня. И если они протащат свой закон, то для мерзавцев откроется сезон. Любой встречный-поперечный лгун будет носить оружие. Старина Тэдди Блэк уже за это. А ты знаешь: если у тебя есть ручной автомат, то ведь его обязательно нужно зарегистрировать. Правильно? Ну а с короткоствольным оружием проще — нужно лишь получить лицензию, и ты можешь достать сколько угодно пушек. Таким образом, число обрезов не будет поддаваться учету. И тогда публичный дом Блэка превратится в арсенал, причем на законном основании. Ну, может, на полулегальной основе, но и этого достаточно для старины Тэдди. И наркотики, понимаешь? Наркотики и пушки будут переходить из рук в руки.

Алан кивнул, соглашаясь.

— Я сам всегда терпеть не мог наркотики. Но ты-то об этом знаешь. А когда ты передашь послание?

— Завтра, ближе к полудню. У меня есть на примете несколько тюремщиков, занесенных в платежную ведомость, и я не стану отсылать послание с каким-нибудь ненадежным типом.

— Ты просто золото! А теперь мне надо вернуться назад и показаться у себя в ресторане. Все подумают, что меня посадили в тюрьму, если я в скором времени не предстану перед ними.

— Я слыхал, в «Амиго» дела идут хорошо.

— Этим я зарабатываю на жизнь, Фидо. Теперь я перед тобой в долгу, ладно?

Фидо важно кивнул. И после паузы добавил: — Я завтра пришлю к тебе кого-нибудь, чтобы ты узнал, что послание доставлено.

— Буду на месте…

Алан вышел из клуба и медленно пошел на Греческую улицу. Он смотрел на мостовую, всю засыпанную осколками, коробками из-под продуктов «Макдоналдса», листовками и рекламными проспектами. Этот мусор валялся в водосточных желобах. И Алан вздохнул: «Фидо прав. Вест-Энд меняется. Причем далеко не в лучшую сторону».

Донна приехала домой под утро, в десять минут четвертого. Поблагодарила водителя своей машины и проследила, как его подхватил другой мужчина в «Мерседесе». Она стояла на автомобильной дорожке — растрепанная, полупьяная. Сенсорные фонари ярко горели, и она огляделась по сторонам, словно была здесь в первый раз.

Сад перед домом раскинулся в глубину примерно на семьдесят футов длиной. Он аккуратно переходил в лужайку, с двух сторон окаймленную хвойными деревьями. Перед въездными воротами росла большая ива. Донна усталой походкой побрела к парадной двери. Гравий хрустел у нее под ногами.

Пока Донна выбирала ключ из связки, что держала в руках, она краешком глаза заметила какое-то движение между деревьями. Но, неспособная оценить увиденное из-за притупленного восприятия, она быстро вошла в дом и плотно закрыла за собой двери.

И тут до нее дошло: кто-то стоял между деревьями возле дома. Она содрогнулась.

Поднявшись по лестнице, она вошла в спальню и включила там свет. Затем прокралась вниз по лестнице в темноте и медленно прошла в оранжерею, которая находилась позади дома. Оранжерея тянулась вдоль всей задней стены; она была огромной, это внушало Донне радость и гордость. Внутри оранжереи находился бассейн, мраморный пол которого сам по себе был украшением. Здесь также располагалась ее читальня, где стояли два огромных дивана, три стула, большой стол, за которым она летом обедала, и маленькая стойка бара. Из дальнего конца оранжереи можно было видеть стену дома.

Донна на ощупь двигалась в темноте, жалея о том, что выпила так много коньяка. Наконец она подошла к стене и прижалась лицом к окну. Фоточувствительные сенсорные лампы могли погаснуть в любой момент, и тогда Донна ничего не сумела бы увидеть.

Она с изумлением заметила, как осторожно открываются ворота на ее заднем дворе и через них проскальзывает рослый мужчина. Донна поразилась еще больше, разглядев, что это Пэдди Доновон.

Крепкий напиток в крови придавал ей смелости. И она подождала, пока он не оказался на уровня окна. Она уже собиралась постучать в окно, чтобы привлечь внимание Пэдди, однако вдруг заметила, что он держит в руке автоматический пистолет. Но тут огни погасли, и весь участок вокруг погрузился во мрак. Донна села на плетеный стул, стоявший рядом. Руки у нее дрожали. В темноте она полностью предалась своим беспорядочным мыслям: «У Пэдди определенно в руке было оружие. Он пришел сюда, чтобы причинить мне зло? — Но Донна тут же отмела эту мысль. Она смело доверила бы Пэдди свою жизнь. Донна закрыла глаза. — Значит, моя жизнь в опасности? Вот почему Пэдди крадется по моему саду посреди ночи!..»

Она попыталась вспомнить, как именно выглядел пистолет в руке Доновона, но это ей не удалось. Единственное, в чем Донна была уверена, так это в том, что Пэдди точно держал в руке пистолет и однозначно он крался вокруг дома, как привидение, в половине четвертого утра.

Она встала со стула и принялась пристально вглядываться в сад. Вода в бассейне издавала тихие хлюпающие звуки, и только они были слышны в темноте. Затем, приняв решение, Донна резко растворила двери, ведущие во внутренний дворик, довольная собой, что не включила сирену от взломщиков. Она шагнула в ночь и пошла по тропинке в сад, к теннисному корту. Вскоре она увидела Пэдди и инстинктивно поняла, что и он почувствовал ее присутствие.

— Это я, Пэдди. Можешь опустить пистолет.

— Донна?! — Прозвучал по меньшей мере странный вопрос, словно Доновон не поверил своим глазам.

— Да, это Донна. Думаю, пришло время нам с тобой объясниться. Как ты полагаешь? — Донна невольно говорила громче, чем ей хотелось бы. Она отнесла это на счет коньяка. — Давай войдем в помещение и выпьем по чашке кофе…

Пока она шла к оранжерее, ее не покидало удивление: как это такой великан умудряется совершенно бесшумно ступать, двигаясь вслед за ней?

В оранжерее Донна включила свет над бассейном. Лампы отбрасывали красноватый свет, и помещение выглядело от этого особенно уютным. Здесь она моментально почувствовала прилив сил. Самообладание вернулось к ней.

— Я бы лучше пропустил стаканчик чего-нибудь покрепче, если ты не возражаешь, Донна.

Она подошла к бару и налила Доновону большой стакан «Бушмила». Затем присела на край дивана, Пэдди устроился рядом.

— Что происходит, Пэдди? Почему ты крадучись бродишь по моему дому? Посреди ночи, да еще с пистолетом?

Он залпом выпил спиртное из стакана и покачал головой:

— Этого я не могу сказать тебе, дорогая Донна…

Пэдди посмотрел в ее темно-синие глаза, разглядел печать внутреннего напряжения на ее лице и почувствовал, как его тянет к ней: «Она не заслуживает всего этого…» Уже не в первый раз, с тех пор как Джорджио оказался в тюрьме, Пэдди испытывал потребность как следует избить его. Чтобы он понял до конца, что натворил из-за своей безмерной жадности.

Донна выпрямилась, сидя на краю дивана, и прошипела сквозь стиснутые зубы:

— Ты можешь сказать мне, что ты делаешь на участке, являющемся моей собственностью? У тебя хватает дерзости сидеть ночью в моем доме, пить мой коньяк и при этом говорить, что ты не можешь объяснить мне происходящее?! Погоди, вот Джорджио об этом услышит! О, а может, ты здесь из-за него? Ведь так? Его Чудачество решил, что меня нужно опекать, или он просто волнуется, что я могу незаметно ускользать по ночам из дома, как об этом часто любит говорить Кэрол Джексон? Что ты собирался делать — застрелить человека по заданию своего босса? Или только ранить его?

Пэдди опять покачал головой, но сейчас он испытывал неловкость.

— Послушай, Донна, мы здесь для того, чтобы защитить тебя, вот и все.

Донна прищурила глаза.

— Мы? А сколько вас здесь? Батальон, взвод? Или банда? Сколько?

Пэдди допил остатки из своего стакана.

— Нас тут пятеро в любое время дня и ночи. А теперь послушай меня. Есть веская причина, из-за которой мы тебе ничего не говорили. Ты бы стала беспокоиться. Посмотри, как ты сейчас реагируешь!..

Донна перебила его:

— Простите меня, мистер Доновон, но я просто злюсь из-за того, что за мной тайно наблюдают уже бог знает сколько времени. Я прихожу домой и обнаруживаю, что ты слоняешься по моему саду с огнестрельным оружием в руке, не больше и не меньше. И потом говоришь мне, что не следовало мне ничего не рассказывать, чтобы я лишний раз не огорчилась. Ничего себе заявление! Я уже и так достаточно посинела от злости! Если моя жизнь в опасности, а, похоже, это подтверждается, то я думаю, что должна была быть первым, а не последним человеком, кому следовало бы об этом сообщить!

Пэдди протянул было к ней руку, но она убрала подальше свою ладонь.

— Твоя жизнь сейчас вне опасности. По крайней мере, нам на данный момент о какой-либо угрозе неизвестно. Это просто перестраховка, Донна, и ничего более. Ты ведь знаешь, что этот Левис способен сотворить что угодно? Ну, а мы не хотим, чтобы он доставал Джорджио через тебя. Мы не можем допустить, чтобы с тобой что-нибудь стряслось. Вот и все.

Донна почувствовала, что теперь она совершенно протрезвела. Этому, видимо, способствовал перенесенный шок. Она пожалела о том, что хмель выветрился: лучше было оставаться полупьяной — может, тогда она спокойнее перенесла бы этот удар.

— Выходи, мне грозит опасность от этого самого Левиса, да? Он не удовлетворился тем, что разрушил мою жизнь, а также жизнь моего мужа, посадив его в тюрьму. Левису еще надо причинить вред лично мне, не так ли? Все это напоминает проклятый кошмар! — Она прикусила нижнюю губу.

— Скажи же мне что-нибудь! Будь со мной честным, Пэдди.

Он посмотрел ей в глаза.

— Не скажу ничего.

— Может, Джорджио что-то плохое сделал этому человеку? Почему Левис так настроен против него? Я хочу знать правду.

— Налей мне еще коньяка, милая Донна. И себе тоже. Я думаю, это может тебе понадобиться.

Донна наполнила его стакан. Налила и себе. А Пэдди тем временем сражался сам с собой, решая, говорить ей правду или нет. Частью своего сознания он отчаянно хотел этого, но другая часть его разума нашептывала ему о том, какое воздействие эта правда может оказать на Донну. Однако, пока она разливала коньяк, он принял решение: «Она заслуживает правды. Заслуживает знать, по крайней мере, хотя бы половину всего».

Донна села рядом с ним и сделала глоток «Реми Мартена». У нее было такое честное, открытое лицо, что Пэдди не выдержал и сдался:

— Джорджио обеспечивал машинами преступников. У него был опасный, незаконный бизнес. Что это значит — вызвать машину? Берутся две тачки, у одной был разбит зад, у другой — передок. Их страховка истекла. Мы собирали их на разных свалках по всей стране. Потом мы покупали новую машину, прекрасную тачку. Затем соединяли две разбитые машины в одну. Это подразумевало сварку двух целых половинок. После чего мы ставили на нее номер хорошей машины, понимаешь? Это темное дельце. И если машина возвращалась к нам, мы покупали ее, словно так и было нужно. Замена-то была произведена гораздо раньше.

Ну, а после этого оригинальная машина теперь стоила небольшое состояние для любого мошенника, желавшего ее приобрести. Я имею в виду настоящих мошенников, которые стремятся поймать в сети что-то около миллиона. Например, модель «Бринкс Мэт» — это машина чистая и в превосходном состоянии: она может обогнать любую полицейскую машину, стреляй или не стреляй ей по шинам. И за нее можно получить сорок пять тысяч фунтов или даже больше. Имея в виду, что и сваренную машину также можно загнать за восемнадцать тысяч и более, это уже тянет на неплохой куш. Понимаешь?.. Ну, так вот. Джорджио обеспечил машинами преступников, совершивших ограбление в восточном районе Лондона в начале этого года. За это ограбление ему и дали восемнадцать лет. Охранник погиб, и из-за всего этого разгорелся сыр-бор. Джорджио предоставил налетчикам машины, а через нашего общего приятеля — и оружие. Хотя мы думали, что пистолеты не будут заряжены. Мы никогда не предоставляли подобного оборудования, грабители обычно брали это на себя. Как правило, это бывали обрезы, одного их вида хватало для того, чтобы всех утихомирить и уложить на пол. Видишь ли, совсем не обязательно стрелять: люди просто боятся… Ну, а у Уилсона пистолет был заряжен. И он выстрелил в охранника. А потом пули срикошетили от стены… — Пэдди с отвращением замотал головой. — Уилсон побежал в известную ему сторону с деньгами. Ему отводилась определенная роль: вытаскивать деньги и драгоценности. Джорджио взял у него награбленное и припрятал. Он также скрыл в надежном месте самого Уилсона, но этот мерзавец потащился к жене и детям, и его схватили. Если бы Уилсон не высовывался какое-то время, то оказался бы дома в целости и сохранности. Ему нужно было лишь затаиться на несколько месяцев. А за его женой и детьми присмотрели бы.

Теперь же Уилсон мертв — покончил с собой в тюрьме. Так нам говорят, чтобы мы поверили… И Дэнни Саймондс, и Фрэнки Уайт — оба они отправились на тот свет. А за всем этим делом стоит Дональд Левис. Он все знал о машине охраны: что она перевозит, имена охранников — все было ему известно. Он хорошо был знаком с охранником, которого застрелили. Думаю, наверное, Уилсону наверняка просто приказали порешить его… Я в этом до конца не уверен, но мне приходила в голову такая мысль. И вот теперь Джорджио — единственный человек, у которого есть доступ к этим деньгам. Он не хотел обдирать Левиса и сейчас не хочет. Но видишь, как все это выглядит? Уилсон мертв, двое других грабителей мертвы, и как только Джорджио скажет, где он прячет деньги, это будет означать, что и он — мертвец. Все это было грязным делам, от начала и до конца. Джоржио надо как можно быстрее вытащить оттуда, — продолжал свое повествование Большой Пэдди. — Ведь он лишь обеспечивал их машинами и ничего более. Но ему срочно требовались деньги, его бизнес развивался неважно. И в то время ему показалось, что это было бы неплохим выходом…

Донна сидела неподвижно и не сводила глаз со своих рук. В последние несколько месяцев она совершала столько открытий, что ей стало казаться, будто вся ее прежняя жизнь основывалась на лжи. Ну, может быть, не совсем на лжи. И не вся. Просто Джорджио ничего ей не говорил.

«Как я вообще могла жить, спать, есть и заниматься любовью с человеком, которого почти совсем не знала?!» Она с удивлением обнаружила, что плачет и что крепкие руки Пэдди обнимают ее. Донна лежала в его объятиях, положив голову ему на грудь, вдыхая запах сигарет «Капстан» и лосьона после бритья «Олд спайс».

Она плакала как ребенок. Эта долгая ночь принесла с собой немало откровений. Сначала Донна о многом узнала от Алана Кокса, в том числе о том, как Джорджио присматривал за семьей Алана. А теперь вот лавина новых фактов от Пэдди.

«Почему же я не догадывалась обо всем, что происходило все эти годы?» — и внутренний голос подсказал Донне: потому что ты ничего не хотела знать. И ей стало понятно: эти несколько слов — настоящая правда.

Бывало ее мать говорила: «То, о чем ты не знаешь, не может ранить тебя».

«Что ж, миссис Донна Брунос, — заключила она, — ты прожила двадцать лет посреди громадной лжи».