"Кому бесславие, кому бессмертие" - читать интересную книгу автора (Острецов Леонид Анатольевич)

Глава 6

— Обещай мне, что наш сегодняшний разговор навсегда останется между нами, — сказала Эльза.

— Конечно, — с улыбкой сказал Антон.

— Иначе это может стоить мне жизни, — добавила она, и улыбка тут же сошла с его лица.

Эльза выдержала паузу и сказала:

— Ты должен поехать в Берлин.

— В Берлин? — удивился Антон очередному предложению судьбы.

— Да, в Берлин. Это касается всего русского освободительного движения. Ты встретишься с вашим командующим — генералом Власовым.

— Я? Но зачем?

— Дело в том, что сейчас создалась сложная ситуация вокруг РОА. У меня есть информация, что несколько дней назад у Гитлера состоялось совещание, на котором была четко определена его позиция по отношению к Власову и всему русскому движению.

— Ив чем же она заключается? — спросил Антон, вспомнив давний разговор со Шторером.

— Фюрер сказал, что он никогда не допустит создания русской армии. Он сказал, что о такой постановке вопроса следует забыть вообще и остановиться только на формулировке «Русское Освободительное Движение», которое следует использовать исключительно с пропагандистскими целями. Что же касается самого Власова, то его, по приказу Гитлера, должны были вернуть обратно в лагерь.

— Ты хочешь сказать… что Власов арестован? — с тревогой спросил Антон.

— К счастью, до этого не дошло, — ответила Эльза. — В Германии есть люди, из вермахта, которые не допустили этого. Сейчас он в Берлине, под домашним арестом.

— Неужели в Германии могут не выполнить приказ фюрера? — удивился Антон. — В Советском Союзе невыполнение приказа Сталина — верная смерть.

— В рейхе процветает повсеместное невыполнение приказов, воровство и тотальный должностной депрофессионализм, — с раздражением в голосе сказала Эльза.

— Но у нас в отделе ничего не знают о том, что произошло с Власовым.

— Это возможно. Ведь пропагандистская работа ведется, как велась и раньше. Так вот: люди, которые, по сути, спасли Власова, сейчас всеми силами добиваются того, чтобы вернуть его в дело и продолжить создание РОА. Но я разговариваю с тобой по поручению других людей, по моему мнению, более дальновидных, чем первые. Первые думают прежде всего о Германии, но не о Власове и его сподвижниках. Вторые тоже думают о судьбах Германии, но и смотрят далеко в будущее. Также им не безразличны и судьбы нескольких миллионов славян, которые могут стать в строй под предводительством вашего генерала. Мы… — осеклась Эльза, — они, эти люди, прежде всего желают скорее остановить войну, которая, по их мнению, все равно уже проиграна. Скорейшее окончание войны сейчас зависит от очень многих. В том числе и от генерала Власова. Поэтому они ищут людей, которые с разных сторон способны повлиять на него. Одним из них можешь стать ты.

— Что я должен сделать? — подумав, спросил Антон.

— Ты отправишься в Берлин, к Власову. Ты объяснишь ему, что создание РОА бесперспективно, а если Армия все же будет создана в предполагаемом масштабе, то это действительно станет серьезной проблемой для большевиков, но все равно ненадолго. После нашего недавнего поражения под Курском, по моему мнению, даже не надо быть военным аналитиком, чтобы предположить печальный исход для Германии. Таким образом, создание РОА только лишь оттянет конец войны, которая все равно закончится победой Сталина, а это — лишние тысячи загубленных жизней с обеих сторон, которых могло бы не быть.

— Я сомневаюсь, что Власов будет в бездействии ожидать исхода войны, — сказал Антон.

— А бездействовать и не надо, — сказала Эльза.

— А что же ему делать?

— Продолжать развивать Русское Освободительное Движение.

— Не понял.

— Развивать Движение, но не Армию, — пояснила Эльза. — Продолжать собирать вокруг себя единомышленников, коих сейчас действительно миллионы по всей Европе, отлаживать связи, собирать информацию, создавать единую сеть, в конце концов.

— Но тогда зачем все это?

— Если Власов реально оценит обстановку, то поймет, что у него есть лишь один выход — уже сейчас начать переговоры с англичанами и американцами. Ты постараешься убедить его в том, что, когда кончится война, они непременно станут делить Европу с Советским Союзом, и противоречия с большевиками неизбежно вспыхнут с новой силой. И вот тогда им понадобится массовое антисоветское движение за пределами СССР. Это движение, основы которого Власов создаст сейчас, впоследствии сможет реально противостоять большевизму. Кстати, ты объяснишь ему, что переговоры надо начинать именно сейчас, пока так и не открыт второй фронт, а Сталин, Рузвельт и Черчилль еще толком не договорились между собой. Но как только это произойдет, Русское Движение англо-американцам будет уже ни к чему. И тогда Власова и все его начинания ждет реальный крах.

— Логично, — резюмировал Антон. — Я готов попробовать поговорить с ним. Но каким образом я смогу сделать это? Кто отпустит меня из Риги?

— В этом я не смогу тебе помочь. Мне нельзя рисковать. Ты сам должен найти и, я уверена, найдешь какой-нибудь способ. Постарайся использовать свою работу в Комитете. Кого-то же у вас командируют в центр?

— Может быть, — предположил Антон.

— Зато в Берлине я смогу оказать тебе поддержку, помочь с жильем, деньгами и прочим, по необходимости.

Эльза вздохнула и, развернувшись, пошла к машине.

— Ты имеешь прямое отношение к тем людям, о которых говорила? — спросил ее Антон.

— Я выполняю их поручение, — ответила она. — Но это не имеет никакого отношения к делу.

Когда Эльза уехала, Антон вздохнул с облегчением.

«Она всего лишь использовала меня», — подумал он и вспомнил о Жанне.

Со следующего дня его жизнь снова вошла в привычный ритм — работа, вечерние посиделки в ресторане, прогулки по Риге и чтение книг по выходным.

Спустя пару недель после отъезда Эльзы, поздно вечером, когда Антон возвращался из ресторана, его сзади догнал какой-то человек. Обернувшись, он узнал в темной фигуре Скопова.

— Не делай лишних движений, Горин, — тихо сказал тот, поравнявшись шагом с Антоном. — Ты уж думал, что я больше не объявлюсь, а?

— Была такая надежда, — ответил Антон.

— Надежда не оправдалась, — с издевкой хихикнул Скопов. — У меня мало времени, и поэтому вернемся к нашему предыдущему разговору. Значит, так. Есть информация, что армейское командование в Риге часто посещают высшие чины СС и СД. Мы знаем, что ты имеешь выходы на них.

— О каких выходах вы говорите? — недовольным тоном спросил Антон. — Я общаюсь только с моим непосредственным начальством по работе в отделе. — Это нас не интересует, — ответил Скопов. — Я говорю о твоей бабе или об этом краснорожем полковнике.

Антон понял, что они следили за ним в тот день, когда он во второй раз встретился с Эльзой и Зивергом.

— С чего вы взяли, что фрау Вайкслер моя баба?

— С того, что мне известен каждый твой шаг, и повторяю, что в твоих интересах, Горин, пойти со мной на плотное сотрудничество. Итак: ты общаешься с этой бабой и этим краснорожим…

— Эта баба давно уехала, — перебил Скопова Антон.

— Неважно. У меня есть возможность переправить «языка» за линию фронта. Нам нужен офицер из высших чинов, и ты должен помочь мне добыть его. Пусть это будет кто-нибудь из армейского штаба, хотя желательно добыть человека из Берлина. Они тут частые гости, чувствуют себя в безопасности, и сделать это не составит особого труда. Например, этот краснорожий каждый вечер пьет в ресторане «Снайге», а потом на такси уезжает к себе в гостиницу. С ним там проводит время некий Кейслер из армейской разведки, а также штурмбаннфюрер Брокк из Берлина. Твоя задача проста: разговориться с кем-нибудь из них и подвести к нужному такси, стоящему у входа в ресторан. Шофером буду я. Дальше — дело техники.

— Легко сказать. Почему же вы сами до сих пор не подъехали к нему вместо настоящего таксиста?

— Не удалось. Поэтому ты мне и нужен.

— Это невозможно! — вспылил Антон. — Я с краснорожим почти не знаком, а с другими офицерами и подавно! С какой стати они будут общаться со мной?!

— Слушай, Горин! — тут же вспылил Скопов и остановился, грубо схватив Антона за рукав. — Если ты не сделаешь это, то прямо отсюда отправишься вслед за своим профессором! Понял!

Душу Антона тут же вновь полоснула мысль о печальной участи профессора Кротова, и он резко одернул руку. У него вдруг моментально возникло стойкое желание ударить Скопова, да что ударить — вцепиться ему в глотку и душить до последнего, пока не станет понятно, что мир наконец избавлен от человека, который способен уничтожить еще десятки профессоров, артистов, писателей и других невинных людей.

— Значит, так, — тем временем произнес Скопов, оглядываясь по сторонам. — С завтрашнего дня ты будешь регулярно ужинать в ресторане «Снайге» и при первой же возможности попытаешься завести разговор с полковником или его дружками. Уходишь вместе с ними. Твоя задача — кого-нибудь из них хотя бы подвести к моей машине, чтобы он сел в нее. Желательно тебе сесть тоже. Мы связываем «языка» и вывозим из города. Тебя я высаживаю, а сам еду дальше. Все.

— Как я узнаю вашу машину? — спросил Антон.

— Вот это другой разговор, — удовлетворенно произнес Скопов. — Когда вы выйдете, я включу свет в салоне и открою пассажирскую дверь. Номер машины тебе не нужен — он будет забрызган грязью, и это тоже ориентир для тебя.

— Мне нужны деньги на ресторан.

— Правильно, — удовлетворенно сказал Скопов и протянул Антону пачку купюр. — Рад, что мы наконец-то нашли общий язык.

С этими словами он отстал сзади и резко свернул в ближайшую подворотню.

Антон с облегчением вздохнул и ускорил шаг. Он хотел быстрее вернуться домой и со всех сторон обдумать мысль, которая неожиданно возникла в его голове.

В просторном зале ресторана звучала музыка, и бледная худая женщина пела немецкую песенку о «разбитом сердце Арнольда». В клубах табачного дыма среди людей в офицерских мундирах Антон отыскал глазами Понтера Зиверга. Вопреки тому, что говорил Скопов, Зиверг был в компании лишь одного человека, да и тот был в штатском. Они сидели за столиком у окна и о чем-то непринужденно беседовали. Антон пристроился у барной стойки и принялся наблюдать за ними.

Через некоторое время он понял, что Зиверг слегка пьян. Антон знал эту склонность немцев — постоянно удерживая себя в рамках дома и на службе, многие из них позволяют себе активно расслабляться, когда оказываются в других местах, в отрыве от привычной жизни. Видимо, к такому типу людей относился и Зиверг. Было заметно, что он часто прикладывался к рюмке, довольно громко разговаривал и не контролировал свои жесты.

Настроившись на непринужденный лад, Антон направился в его сторону.

— А… наш русский соотечественник, — воскликнул Зиверг, сразу узнав его. — Пожалуйста, присоединяйтесь к нам!

Антон обрадовался, что ему не пришлось вымучивать начало разговора, и, поздоровавшись, присел за столик.

— Э-э… Простите, как вас?.. — протянул Зиверг.

— Отто фон Берг.

Обратив внимание, что в стоящей на столе бутылке почти пусто, он подозвал официанта и заказал коньяк.

— Отто фон Берг, — повторил Зиверг, представив Антона своему собеседнику.

— Генрих Блауштейн, — в свою очередь, представился тот.

Это был человек среднего возраста, смугловатой внешности, с орлиным носом и черными волнистыми волосами. По внешнему облику он очень походил на еврея, чем и привлекал к себе внимание.

— Господин Берг — специалист по древнегерманской истории, — сообщил Зиверг и разлил коньяк по рюмкам. — Прозит! — и все выпили. — А Блауштейн — один из наших ведущих ученых-физиков, — продолжил он.

— А где вы изучали историю? — тихим вкрадчивым голосом поинтересовался Блауштейн.

— Он изучал ее в Москве, — ответил за Антона Зиверг.

— Да. Я изучал европейскую медиевистику в Московском университете, — подтвердил Антон.

— Вы русский? — спросил Блауштейн.

— Я немец, хотя и прожил всю жизнь в России. Впрочем, чем старше я становился, тем больше ощущал себя немцем, — как можно естественней произнес Антон.

— Чистая арийская кровь обязательно даст о себе знать, — заметил Зиверг.

— И по каким же темам вы специализировались? — вновь задал вопрос Блауштейн.

— Научные и мистические представления в Европе в эпоху раннего Средневековья.

— Да вы ценный специалист для нас, черт возьми, — воскликнул Зиверг. — Но разве большевики изучают подобные проблемы?

— Они изучают разные проблемы, но, к сожалению, исключительно с позиций марксизма, — ответил Антон.

— Вы тоже изучали древнюю мистику с этих позиций? — с долей иронии спросил Блауштейн.

— Пришлось отойти от них, — спокойно ответил Антон и добавил: — За что чуть не угодил за решетку.

— И каковы же результаты ваших изысканий?

— Самые неожиданные.

— В каком смысле?

— В том, что современная наука, заклеймив знания древних как мракобесие, только обеднила себя, если вообще не пошла по ложному пути.

— Прекрасно! — воскликнул Зиверг. — Совершенно согласен с вами, дорогой господин Берг. А вот господин Блауштейн считает, что все подобные исследования, которыми занимаются несколько десятков институтов рейха, — сущие пустяки.

— Я не говорил обо всех институтах, — отпарировал Блауштейн, — а лишь о тех, которые дублируют друг друга или занимаются откровенной чепухой.

— Что вы называете чепухой, господин еврей? — вдруг вызывающе произнес Зиверг, отчего Блауштейн, на удивление Антона, нисколько не смутился.

— Вы грубый человек, Понтер, — спокойно заметил он. — Напомню вам, что евреем был лишь мой отец, и еще напомню ваши же слова, что истинный патриот Германии тот, кто предан рейху, независимо от его национальности.

— Я не отказываюсь от своих слов, — согласился Зиверг. — Поэтому, кстати, я обеспечил вам все условия для работы. Но, называя чепухой то, в чем вы, простите….

— Я называю чепухой только то, что не имеет, по моему мнению, никаких практических результатов.

— Например? — спросил Зиверг и вновь разлил коньяк по рюмкам.

— Например, ваши хваленые теории ледяного мира или полой земли, от которых нет никакого толку. Все авантюрные проекты на эти темы с треском провалились, а средства были затрачены огромные, вместо того, чтобы их направить, например, на мои, вполне многообещающие исследования…

— Ваши исследования и без того финансируются в полном объеме, а от реальных результатов мы тоже, как ни странно, пока далеки.

— Вот именно, что пока, — сказал Блауштейн, видимо, недовольный пьяными откровениями своего собеседника. — Но при более интенсивном финансировании результаты были бы уже сегодня.

— А вы как считаете? — вдруг спросил Зиверг Антона.

— Я не очень знаком с вышесказанными теориями, о которых вы говорили, господин Блауштейн, но что касается знаний древних — тут я полностью на стороне приверженцев их изучения. Во всяком случае, в создании вооружений нового типа они, безусловно, могли бы помочь рейху. Не исключено, что протоцивилизации, некогда существовавшие на земле, обладали такими знаниями и отголоски их при внимательном изучении можно найти в древнегерманских рунических письменах, в исследованиях средневековых алхимиков, в древних восточных — индийских и тибетских манускриптах. Я уже не говорю о неизученной силе священных реликвий библейских времен, используя которую, я уверен, можно достичь невероятных результатов, и не снившихся современным ученым.

— За вас! — воскликнул Зиверг и выпил. — Сам бог послал мне вас, дорогой…

— Отто фон Берг, — в очередной раз напомнил ему Антон.

— …Дорогой Отто. Судьба несправедливо распорядилась вами, заставив прозябать в «Вермахт пропаганд». Пусть этим занимаются тупоголовые военные идеологи, к которым, простите, относится и ваш Власов. А вам — мыслителю — должно сотрудничать с нами…

И Зиверг постучал себя кулаком в грудь. Язык у него все больше заплетался, а подбородок все чаще гордо задирался вверх.

— Я ничуть не отрицаю те виды исследований, которые вы перечислили, господин Берг, — примирительным тоном произнес Блауштейн, краем глаза поглядывая на Зиверга. — Если хотите, я говорю лишь о приоритетах. Большинство подобных направлений требует много времени, тогда как сейчас, в условиях войны, мы должны сконцентрироваться на проектах, связанных с наиболее быстрой отдачей.

— Тем не менее из-за таких… таких ортодоксов, как вы, Блауштейн, у нас и возникают до сих пор проблемы с результатами, — воскликнул Зиверг, — ибо ваш скептицизм только разъединяет научные исследования.

— Безусловно, в наше время все науки должны объединить свои усилия и двигаться вместе, — подтвердил Антон, стараясь вторить его мыслям.

Зиверг удовлетворенно смотрел на Антона, и тот понял, что сумел достичь его расположения к себе.

Блауштейн помолчал и, видимо, понимая, что их пьяный разговор заходит в тупик, посмотрев на часы, поднялся из-за стола.

— Пожалуй, я покину вас, господа, — сказал он. — Было приятно познакомиться с вами, господин Берг.

Блауштейн, слегка пошатываясь, направился к выходу.

— Не хватает настоящих ученых, — пожаловался Антону Зиверг, проводив взглядом Блауштейна. — Специалистов, как этот, хоть отбавляй, а уче-е-ных, мыслителей… — увы. Поиссякла нация. Вот и приходится к евреям обращаться…

— За ваши успехи, — сказал Антон, разлив по рюмкам остатки коньяка.

Зиверг уже пустым взглядом посмотрел на него и, молча выпив, стал грузно подниматься из-за стола.

— Я провожу вас, — предложил Антон и, взяв со стола его фуражку, пошел следом за ним к выходу.

На улице накрапывал мелкий дождь. Зиверг, шатаясь, направился к машинам, стоящим на обочине. Антон сразу узнал автомобиль Скопова. Он стоял почти напротив входа в ресторан. В салоне горел свет, а пассажирская дверь была наполовину открытой.

— Настала пора действовать, господин Краузе… — заплетающимся языком мямлил Зиверг. Он был совершенно пьян.

Антон аккуратно взял его под руку и подвел к машине Скопова.

Тем временем тот вышел из автомобиля и, обойдя его, полностью открыл пассажирскую дверь. Перед тем, как сесть, Зиверг вдруг посмотрел на Антона и спросил:

— Куда мы едем?

— В гостиницу.

— Я не хочу в гостиницу, — медленно проговорил полковник, уперевшись обеими руками в крышу машины.

«Черт, — подумал Антон. — А все шло так гладко…» Скопов уже вернулся на водительское место, но Зиверг оставался стоять в прострации перед открытой дверью. Тут Антон вспомнил про фуражку, которую еще держал в руке, и забросил ее подальше на сиденье.

— Прошу вас, садитесь, — улыбаясь, сказал он.

— Я не хочу в гостиницу, — снова пробурчал Зиверг и, нагнувшись, полез за фуражкой.

Антон осмотрелся и, убедившись, что на них никто не обращает внимания, с силой впихнул полковника в автомобиль и, втиснувшись сам, захлопнул за собой дверь. Когда Зиверг с трудом уселся на сиденье, машина уже мчалась по рижским ночным улицам.

— Так говорите, ученых не хватает? — громко спросил Антон.

— Кто вы? — медленно спросил Зиверг, всматриваясь в него.

— Отто фон Берг.

— Да, да… А куда мы едем?

— В гостиницу.

Скопов, управляя машиной, обернулся и одобрительно посмотрел на Антона. Зиверг уже дремал с полузакрытыми глазами, когда автомобиль свернул в узкий переулок и остановился за какой-то хозяйственной постройкой.

— Приехали? — очнувшись, спросил он.

Антон промолчал в напряжении, не сводя взгляда со Скопова. Тот же быстро вышел из машины и, просунувшись в заднюю дверь, профессиональным движением неожиданно заломал за спину Зивергу левую руку.

— Помогай, — крикнул он Антону и сам нагнулся, достав из-за пояса наручники.

Зиверг дернулся, вскрикнув от боли. Антон тут же выхватил у себя из внутреннего кармана пиджака короткий, но увесистый гаечный ключ и со всей силы резко ударил им Скопова точно в висок, и тут же еще раз. Скопов замер и повалился на колени трясущемуся от страха полковнику СД.

Почти весь следующий день Антон провел в полиции, уже в который раз свидетельствуя о том, как их пытался ограбить водитель такси и как он вынужден был обороняться лежащим под ногами гаечным ключом. Он охотно рассказал в мельчайших деталях, как все произошло, умолчав лишь о наличии наручников, — Антон выбросил их по дороге, когда бежал в полицейский участок, а также о том, что принес с собой и весь вечер носил в пиджаке этот гаечный ключ, которым убил таксиста.

Зиверг был мрачен. Антон с удовлетворением отмечал то, что он плохо помнит подробности вчерашнего вечера. После дачи показаний он, держась рукою за голову, растекся на потертом кожаном диване в ожидании проверки обстоятельств.

— Если бы не вы, господин Берг, — говорил он слабым голосом, — этот таксист наверняка убил бы меня…

Во второй половине дня в отделении полиции появился следователь гестапо и, поговорив с Зивергом наедине, сообщил, что пока их не задерживает.

— Эти остовцы совсем обнаглели, — прощаясь, сказал следователь. — По нашей статистике, в Риге большая часть краж и ограблений приходится именно на их долю.

— Кто был этот таксист? — спросил Антон Зиверга, когда они вышли из участка.

— Русский, — ответил Зиверг, — из пленных солдат. Сразу же вызвался служить нам и работал под присмотром гестапо. У него нашли «парабеллум». Я с ужасом думаю о своей участи, если бы вы не сели со мной в такси. Вы спасли меня, Отто, и теперь я обязан вам. Я уже тогда, на приеме у Линдеманна, понял, что наша встреча не случайна.

Антон был более чем доволен развитием событий, как и доверчивым фатализмом Зиверга. Он уже составил для себя общее представление о нем, которое не совсем вязалось с его представлением о том, каким должен был быть офицер разведки. Излишняя разговорчивость, увлекаемость и пьянство, по мнению Антона, были не лучшими качествами разведчика, что только подтверждало мнение Эльзы о всеобщем депрофессионализме в рейхе. Запланированная Антоном рискованная авантюра для того, чтобы войти Зивергу в доверие, была выполнена и, судя по всему, закончилась весьма удачно.

На следующий день Антон снова встретился с ним в отделении гестапо, где они подписали протоколы дознания и еще какие-то документы.

— Я попросил их побыстрее закрыть это дело, дабы избавить и вас, и себя от дачи нудных и чрезмерных показаний, — сказал Зиверг Антону. — К сожалению, мне пока не удается отблагодарить вас, Отто. Здешние угодники Кальтенбруннера уже доложили ему об этой истории. Меня срочно отзывают в Берлин, и уже через пару часов я буду трястись в поезде, а через сутки меня будет распесочивать начальство. Я хотел вас пригласить в ресторан и заодно посоветоваться по некоторым вопросам, но, увы. Когда будете в Берлине, обязательно позвоните мне.

Он достал из кармана блокнот, черкнул в нем номер телефона и, вырвав лист, протянул Антону.

— Позвольте я провожу вас на вокзал, — предложил Антон, разочарованный таким поворотом событий.

— Не стоит, друг мой, — ответил Зиверг. — Вы и так натерпелись из-за меня, отвечая на вопросы в полиции.

Не рискуя быть чрезмерно настойчивым, разочарованный поворотом событий, Антон вынужден был попрощаться.

Жизнь вошла в свою колею, но, зарываясь в листовках и прокламациях, Антон теперь все больше размышлял о других делах. Он думал о Жанне, о Эльзе, Власове, Зиверге, «Филине» и о том, каким образом ему покинуть Ригу и отправиться в Берлин.

Прошло еще около двух месяцев, пока не представилась реальная возможность для этой поездки.

Однажды, в конце рабочего совещания, когда почти все разошлись, Шторер иронично произнес, обращаясь к Антону:

— Не стоило вам спасать этого эсэсмана из Берлина. Судя по всему, они нам еще подложат крупную свинью.

— Что вы имеете в виду? — не понимая, спросил он.

— Все идет к тому, что, в конце концов, мы все будем ходить в черных мундирах. Несмотря на то что рейхсфюрер называл Власова свиньей и унтерменшем, его офицеры, так или иначе, готовят захват Движения и перевода его в состав СС.

— Ранее уже проходила такая информация, — заметил Барсуков, — но ничего подобного не случилось.

— Зато теперь, похоже, это может случиться. Есть сведения, что Власов недавно встречался с начальником пропаганды войск СС Понтером д'Алькеном, который объяснял ему преимущества, сулящие Движению в случае перехода в СС.

— Издателем журнала «Черный корпус»? — спросил Антон.

— Именно с ним.

— А чем это нам грозит?

— Многим, — ответил Шторер, поднимаясь из-за стола. — Если это произойдет, рухнут все наши планы.

Какие планы он имел в виду, можно было только догадываться.

На следующий день, придя на службу, Антон сразу же постучался в кабинет Шторера.

— Что-нибудь случилось? — спросил тот, отрываясь от бумаг.

— Ко мне пришла одна идея, которой я хочу с вами поделиться.

Шторер указал ему на стул и вопросительно поднял голову.

— Памятуя наш вчерашний разговор о судьбе Движения, — начал Антон, — я подумал, что, как ни странно, смог бы попытаться принести пользу в этом вопросе.

— Да? Каким же образом? — с интересом спросил Шторер.

— Я знаком с Власовым.

— И что же?

— Я служил у него при штабе переводчиком, но выполнял, по сути, адъютантские функции. Но дело, конечно, не в этом, а в том, что у меня с генералом сложились некоторые доверительные отношения, — явно преувеличивая, сообщил Антон. — Власов не самый открытый человек, но тем не менее со мной он часто беседовал на многие темы и порою делился тем, чем никогда не стал бы делиться с другими офицерами по штабу. Я был для него своего рода отдушиной, какую можно найти в общении с простым солдатом с… университетским образованием. Он постоянно приглашал меня выпить…

— Да? И о чем же генерал говорил с вами?

— О разном… О Китае, где он служил военным советником, о том, как рыбачил в детстве, о своих отношениях с Марией Вороновой — это его женщина из обслуги, о бездарности командующего фронтом Мерецкова, об Александре Невском…

— О ком?

— Об Александре Невском. Это русский князь, который в тринадцатом веке разбил тевтонцев на Чудском озере.

— А… Да-да, — вспомнил Шторер. — Печальная страница германской истории. Так в чем же ваша идея?

— Когда Власов был в Риге, я увидел, что его отношение ко мне не изменилось. Вот я и подумал: почему бы нам не использовать это обстоятельство?

— Вы считаете, что можете как-то влиять на него? — спросил Шторер со свойственной ему проницательностью.

— Именно, — ответил Антон. — Я мог бы попытаться поговорить с ним о нецелесообразности вхождения Движения в состав СС. Одно дело, когда на генерала пытаются влиять высокие, так сказать, заинтересованные лица, и совсем другое — мнение простого независимого человека. В истории были случаи, когда подобные мнения изменяли ход событий.

Шторер задумался. Он поднялся из-за стола и подошел к окну, за которым сыпалась первая снежная крупа, и порывистый ветер раскачивал голые ветки деревьев.

— Но в таком случае я должен буду посвятить вас в некоторые тонкости наших планов по поводу Движения, — произнес он, не оборачиваясь, сделав акцент на слове «наших». — Впрочем, может быть, это и необязательно для «независимого», как вы сказали, человека? Как вы считаете? — спросил он, обернувшись.

— Думаю, мне достаточно будет иметь самые общие представления, — ответил Антон.

— Пожалуй, об этом стоит подумать, — согласился Шторер и сел обратно за стол. — Хорошо. Я обсужу ваше предложение с начальством и сообщу вам.

Он дал понять, что Антону пора уходить. Прошла еще неделя, когда Шторер вызвал его и сообщил:

— Руководство поддержало наше предложение, Отто. Готовьтесь — вы едете в Берлин.

И Шторер без лишних прелюдий принялся излагать необходимые инструкции.

— Самое главное, — сказал он, — Власов должен уяснить, что только под эгидой высших офицеров вермахта — он знает этих людей — Русское Освободительное Движение имеет шанс не только превратиться в Освободительную Армию, но и перекинуться на советскую территорию. Он должен уяснить, что именно эти люди в рейхе, которые поняли, что война уже проиграна, являются реальной гарантией того, что, сбросив Сталина, можно установить мир между Германией и новым русским правительством, созданным Власовым. Что же касается СС: Власов должен понять, что эти фанатики никогда не отступят от идеологии фюрера и не пойдут на то, чтобы предоставить суверенитет России, а если и создадут Армию, то будут использовать ее лишь до той поры, пока им это будет выгодно. Мы думаем, что дальше каких-то военных тактических прорывов с помощью РОА дело не пойдет. Собственно, все это уже говорили Власову, но вы изложите ему эти мысли как свои и приведете свои доводы, с позиций простого члена Русского Освободительного Движения.

— Я все понял, — твердо ответил Антон.

— Связь будете держать через нашего человека в «Вермахт пропаганд». Вот его имя и адрес, по которому его можно найти. Это здание в Берлине, где располагается штаб «Русского комитета». Он бывает там по пятницам. Официальная версия вашей поездки — командировка в «Комитет» по сбору статистических материалов для рижского отдела. Здесь же адрес Власова.

Антон взял лист бумаги и направился к выходу.

— Только, к сожалению, если о передаче Движения в СС окончательно решат наверху, Власова просто поставят перед фактом, и его мнение вряд ли будет иметь вес, — вдогонку Антону, как бы размышляя, проговорил Шторер. — Ведь для Гитлера Власов все так же остается пленным русским генералом.

Антон помолчал и решился напоследок задать вопрос, который волновал его все эти дни.

— Я хотел бы спросить у вас, что знает абвер о деятельности Власова во время наступления его армии под Москвой?

— Зачем вам такие сведения? — насторожился Шторер.

— Чтобы добиться поставленной задачи, я хотел бы больше знать об этом человеке.

— О человеке, под командованием которого вы служили?

— Служил, но не так много знал о нем.

— Хм. Вас интересует его истинная роль в освобождении Москвы? Что вы слышали об этом?

— Разное говорят.

— Кто?

— Слышал как-то пьяный разговор в ресторане, среди офицеров.

— Понятно. Да, действительно, заслуга Власова в наступлении русских под Москвой не велика.

— Значит, это правда?

— По нашим сведениям, план наступления двадцатой армии был подготовлен генерал-майором Сандаловым и им же реализован. Власов вообще появился в войсках, когда его армия уже вышла на подступы к Волоколамску. Отлеживался в госпитале — лечил то ли воспаление среднего уха, то ли застарелый триппер.

— У вас даже такие подробности? — удивился Антон.

— Вы спросили — я ответил, — отрезал Шторер и небрежно выкинул руку вверх, дав понять, что их разговор слишком затянулся.