"Тоскана для начинающих" - читать интересную книгу автора (Эдвардс-Джонс Имоджен)

Глава 9

Отставка Белинды с поста Большого Сыра и перевод на не столь высокую должность ответственного за столы и стулья больно по ней ударили. Конечно, она попыталась мужественно перенести потрясение. Сидела, освещенная ярким солнечным светом, в центре всеобщего внимания, за краем стола Лорен, и старалась не пасть духом. Улыбалась с натянутой любезностью, потом заявила, что она – «хороший малый», а затем, желая продемонстрировать, насколько она хорошая, пришла в истерически позитивное расположение духа на весь остаток дня.

Она восхищалась крепостью и вкусом кофе Лорен, расхваливала ее домашние маффины и перебивала каждого, кто пытался тоже заговорить. Она напоминала чрезмерно возбужденного Лабрадора, ее слова лились рекой, но все выходило как-то не так. Она настаивала на том, чтобы обучить Лорен своей технике катания сыра, все время повторяла Дереку и Барбаре, как умно они придумали, что предложили Лорен на ее место, а потом, как раз когда можно было опасаться, что она вот-вот воспламенится от радости, пригласила все лесбийское общество на скромную вечеринку вечером в субботу.

Чувствуя прилив сил от своего чудесного великодушия, она приехала домой, выпила целую бутылку белого вина, громко подпевала Расселу Уотсону и затеяла сражение с постоялицами-шотландками. На следующий день они поднялись рано утром, объявили, что мать одной из них серьезно заболела, и покинули ее дом. Мэри все это время безуспешно пыталась найти какую-нибудь положительную сторону во всем этом несчастном происшествии.

Но делать нечего. На следующий день Белинда безутешна, и никакие письма от неподходящих постояльцев, переправленные в пансионат Лорен, никакие гости американки, которым она может указать неверную дорогу, не в силах хоть сколько-нибудь улучшить ее настроение. В довершение всего ей попросту скучно.

Как обычно, конец июля и начало школьных каникул, когда устраивается Festa di Formaggio, – праздничное время в календаре Белинды и период затишья в «Casa Mia». Покуда прибрежные курорты кишат семьями, состоящими из капризных родителей и их едва одетых кричащих отпрысков, «Casa Mia», где придерживаются политики «никаких детей», пустует. И только в августе, когда семейные толпы отправляются восвояси, тихие парочки и группы мигрирующих европейцев начинают снова заполнять комнаты. В это время Белинда обычно организует участие экспатов в festa, часами говорит о сыре и катает огромные куски pecorino 122 по территории «Casa Mia». Но в этом году задание обеспечить группу столами и стульями едва ли вообще способно занять ее. Понадобится всего лишь позвонить по телефону всем участникам сырного фестиваля и поручить каждому принести для себя сиденье, потом написать записку Джованне насчет ее высокого стола, и долг будет выполнен.

Итак, поскольку у нее мало дел – или, честнее будет сказать, вообще нет ничего и никого, чтобы занять время, – Белинда бросается в приготовления к вечеринке и даже делает ее тематической. Она заключила, что если не может катить сыр вниз по склону холма, то закатит гораздо лучшую, гораздо более шикарную вечеринку, чем Лорен, и это неопровержимо докажет: она – лучшая хозяйка в долине.

– Вечеринка будет rustica, – с воодушевлением говорит она Дереку.

– А-а. – Он явно не вполне понимает, что значит rustica. – Барбара так надеялась, что сможет надеть те шортики Аладдина. Она починила их за очень большие деньги.

– О, это будет довольно опасно, – отвечает Белинда. – Будем надеяться, что швы теперь стали немного крепче, чем в прошлый раз. – Она смеется, несколько перебарщивая.

– Да, так вот, – продолжает Дерек, и голос его звучит подчеркнуто тихо. – Rustica, говоришь?

– Rustica, – повторяет она.

– Это и есть ее тема?

– Конечно, это и есть тема, Дерек.

– М-м… – задумывается он. – Кстати, ты справилась со своим заданием для сырного фестиваля?

– С моим заданием? – спрашивает Белинда.

– Да, – говорит Дерек. – Столы и стулья – ведь именно это тебе поручили, в конце концов, не так ли?

– Нет, правда, Дерек, – выпаливает Белинда, – когда человек настолько привык все организовывать, так же как привык принимать участие в соревнованиях на Festa di Formaggio, такую чепуху, как стулья и столы, едва ли можно назвать заданием.

– Я знаю, Белинда, – говорит он, – но все же они важны, знаешь ли. Нам нужно где-то сидеть, а девушкам из монастыря нужно куда-нибудь выложить их еду.

– В самом деле, Дерек, за кого ты меня принимаешь? – смеется Белинда. – Как бывший представитель сообщества экспатов я уверена, что смогу справиться с несколькими стульями. Во всяком случае, – говорит она весело, – меня гораздо больше занимает моя сегодняшняя soiree… Попомни мои слова, Дерек, это будет вечеринка года!

– Да ты соревнуешься, – ухмыляется он.

– Что? – говорит Белинда, проверяя свое отражение в окне балкона.

– Ты соревнуешься с Лорен – после приема, который она устроила на той неделе.

– И ты еще называешь себя моим другом, Дерек! – фыркает Белинда. – Ты отлично знаешь, что моя soiree будет не только более стильной и более веселой, чем вечеринка этой американки, но она также будет гораздо более непринужденной!

– Прости меня, Белинда, – замечает Дерек, – но в твоих словах звучит некоторое напряжение.

– Напряжение ? – отвечает она, и тон взлетает на три октавы в одном-единственном слове. – Я не напряжена, Дерек. – Она спускается вниз по лестнице. – А вот ты, можно сказать, ведешь себя несколько вероломно.

– О, – тихо говорит Дерек, – мне жаль, что ты воспринимаешь это таким образом…

– Не перебивай, Дерек, – хмурится она. – В любом случае, боюсь, я сейчас не могу с тобой разговаривать. У меня масса дел, а еще мне надо готовить закуски. Итак, увидимся позже, – утверждает она. – Надеюсь, твоя жена все же не наденет свои заштопанные шортики и у нас будет замечательная вечеринка. Хорошо?

– Хорошо, – соглашается Дерек.

– Ладно, – говорит Белинда. – Примерно в семь тридцать?

– В семь тридцать, – повторяет Дерек.

– Не опаздывайте.

– Не опоздаем.

– Arrivadeary, – говорит Белинда.

– Arrivadeary, – бормочет Дерек.

***

Дерек не единственный, кто безнадежно пытается взглянуть на вечеринку Белинды с оптимизмом. Мэри это тоже кажется трудным. Но у Мэри сейчас вообще много трудностей. Надо есть, спать, пытаться проявлять хоть какой-то интерес к soiree и, кроме того, суметь не слишком много улыбаться. С самого дня новоселья Лорен у Мэри в мыслях – только Кайл. То, что начиналось всего лишь как курение марихуаны на тосканском холме, теперь переросло в полноценную историю любви, и все за спиной матери. И хотя физически Кайл все еще ей не любовник, Мэри отчаянно влюблена.

К счастью, ее мать слишком занята своей ненавистью к его матери, и ни одна из них не в состоянии заметить, что их отпрыски почти каждый день надолго исчезают из дома в одно и то же время. В эти ленивые послеобеденные часы, когда солнце стоит высоко и греет жарко, а Белинда обычно валяется на кровати, храпя резкими, короткими взрывами, напоминающими звуки отбойного молотка, Мэри норовит потихоньку улизнуть. Она бежит через пыльные поля пожелтевшей травы с мириадами бабочек к древнему узловатому оливковому дереву, которое они с Кайлом выбрали в качестве места для свиданий три недели назад. И пока его мать думает, что он читает книги, необходимые для учебы в Йеле, или «выпевает» свои стрессы в комнате для занятий йогой, он лежит в высокой траве, обняв Мэри, перебирая ее волосы, и оба шепчут, как счастливы, что нашли друг друга.

– Ты совсем не похожа… ни на одну… девушку… с которой я… когда-либо… встречался, – говорит он, лежа рядом с ней в траве и целуя ее горячие губы после каждого слова. – Ты… удивительная.

– Ты так думаешь? – шепчет она, переворачиваясь на бок и приподнимаясь. Длинные волосы падают ей на плечи.

– О Боже, да, – шепчет он в ответ.

Они по крайней мере по часу в день проводят вместе, а иногда, если удается, даже по два: лежат в высокой траве, делятся всеми мыслями, тайнами и снами, целуются и касаются волос, лица и рук друг друга. Остаток дня для них протекает в ожидании этого чудесного часа или в проигрывании его про себя снова и снова. И целый день они вынуждены выслушивать унизительные комментарии своих матерей. Лорен попросту жалеет Мэри; то, что у бедняжки такая тяжелая мать, внушает ей жалость, а кроме того, она испытывает некоторую досаду от того, что кажется ей весьма огорчительной бесхребетностью девушки. Со своей стороны Белинда рассматривает Кайла как выражение всего американского и даже вида его не выносит. Его ровные белые зубы, его умное, красивое лицо, его темные волосы и глаза – все это действует ей на нервы. Она ужасно рада, что пресекла их отношения с Мэри в зародыше.

– Americana возьмет с собой этого своего мерзкого сына, Кевина, сегодня вечером ? – спрашивает Белинда, нарезая сыр маленькими кубиками на кухонном столе. Мэри не утруждает себя ответом. Даже от неправильно произнесенного имени сердце ее начинает отчаянно биться, а щеки краснеют. – Я уже забыла, что сказала, вернувшись после собрания по поводу Festa di Formaggio: придет он или нет? Надеюсь, что нет, – говорит Белинда, отправляя кубик сыра в рот. – Я уж как-нибудь обойдусь без его белозубой улыбки в своем доме. Как ты считаешь, дорогая? Ты согласна?

– Я не знаю, – отвечает Мэри, сосредоточенно нарезая ананас.

– Что ты не знаешь? – допытывается Белинда, поворачиваясь к ней лицом, с ножом в руке. – Придет он или нет? Или действительно у него слишком большая белая американская улыбка?

– Ни то ни другое, – говорит Мэри, упорно не поднимая головы. – Гм… я правильно порезала? – спрашивает она, протягивая матери маленький кубик ананаса.

– Дай-ка посмотреть, – говорит та, беря палочку для коктейля и нанизывая на нее кубик сыра, а потом кубик ананаса. – Неплохо, – заключает она, разглядывая все это на свет. – Обычно гораздо проще иметь дело с консервированными ананасами. Но слава Богу, ты здесь и помогаешь мне нарезать, дорогая.

– Надеюсь, людям покажутся забавными эти ретро-блюда семидесятых, – говорит Мэри, по-прежнему пытаясь заинтересоваться вечеринкой. Вероятность приезда Кайла в дом ее матери наполняет ее одновременно ужасом и сладкой надеждой. Радость увидеться с ним будет омрачена невозможностью выдать свои истинные чувства.

– Какие ретроблюда? – спрашивает Белинда, надевая кубики на еще одну палочку для коктейля.

– Этот сыр с ананасами, – фыркает Мэри.

– Не глупи, дорогая, – говорит Белинда. – Мы все время готовили это в Тиллинге. По крайней мере до тех пор, пока я не уехала.

– А-а, – отзывается Мэри.

– Мои закуски все всегда очень высоко ценили. В любом случае оливка, – добавляет она, беря из заранее приготовленной банки зеленую ягоду и насаживая ее на палочку, – оливка на конце придаст всему этому ужасно итальянский и rustico вид. Посмотри! – Она улыбается. – Замечательно.

Даже то немногое, что запомнилось Мэри после семестра, проведенного в кулинарном колледже в Суиндоне, говорит, что сочетание сыра, оливок и ананаса – явно не выигрышный вариант для приготовления канапе.

– А что, если мы оставим ананас с сыром, а оливки подадим отдельно? – предлагает она со слабой надеждой.

– В самом деле? – говорит Белинда с удивленным видом. – А знаешь что, дорогая ? Кулинария – это твое. Пожалуй, я пойду займусь тем, в чем я хорошо разбираюсь. – Она улыбается и снимает фартук. – В том, что значит быть настоящей хозяйкой.

– Правильно, – говорит Мэри, кладя нож и сдувая пряди волос с лица.

– Да, – улыбается мать. – Думаю, следует оставить тебя одну заниматься всем этим. Так, положи креветки в эти волованы, что я купила… А я пойду загляну к Джо-ванне, перекушу чего-нибудь. – Она снова улыбается, потирая руки и одновременно поднимая плечи. – Мне нужно отдохнуть от твоих довольно-таки потных волос.

***

Белинда решает пройтись вниз по склону холма, до траттории, пешком, полагая, что физическая нагрузка пойдет ей на пользу. В конце концов, прогулки Мэри оказались для той чрезвычайно благотворными: дочь перегнала все эталоны идеальных пропорций. На Белинде ее mercato шляпа с широкими полями и длинное желто-синее платье в цветочек, которое она купила в бутике в Серрано, на распродаже; по ее мнению, это выглядит волшебно. Она вытаскивает из живой изгороди длинную травинку и отправляет ее к себе в рот, а-ля Том Сойер. При ходьбе Белинда раскачивает бедрами и любуется своими щиколотками в красных босоножках с ремнями. Она задумчиво смотрит на долину, мирно простирающуюся справа.

Кипарисовые деревья вдоль шоссе стоят неподвижно, утомленные жарой. Кукуруза в полях выросла в человеческий рост, подсолнечник отцветает. Яркие желтые лепестки скручиваются под лучами яркого солнца. Вся долина окутана дрожащей, мерцающей дымкой. Трещат сверчки.

«Когда поют эти насекомые, имей в виду, это не к добру», – говорит Белинда самой себе. Это очень жаркий день – возможно, самый жаркий в нынешнем году.

Она замечает, что Дерек и Барбара дома, и по тому, как свет танцует на воде, видно, что кто-то плавает в их бассейне. На ферме Бьянки непривычно тихо. Должно быть, они все внутри, сидят за ленчем или спят, скрываясь от солнца. Кроме того, возле «Casa Padronale» не стоит ни одна машина. Несомненно, americana испытывает недостаток в постояльцах. Белинда улыбается. На Лорен, видимо, тоже сказывается позднеиюльский бросок на пляжи. Ей и самой не приходится отбиваться от гостей: с тех пор как шотландки уехали на рассвете, «Casa Mia» пустует, и так будет продолжаться до середины следующей недели. Но по крайней мере у americana дела идут тоже не здорово.

Повернув за угол, Белинда входит на парковку Джо-ванны и идет дальше, под арками из тяжелых виноградных лоз, – на террасу. Для ленча траттория кажется относительно многолюдной. Пара машин стоит на парковке, а к каменной стене прислонен многоместный велосипед. На одном конце террасы семья из четырех человек внимательно изучает меню. Рядом с ними сидит молодая пара с ребенком, они пьют воду со льдом и едят хлебные палочки. Пожилая чета, оба в брюках гольф, разместилась в дальнем углу, в стороне от входа, и уже погрузилась в поедание долгого, медлительного ленча. У обоих обветренные лица и белые гривы, к которым так цепляется пыль. Англичане или немцы, Белинда не может точно определить, но они явно не в первый раз колесят по Италии на велосипеде и чувствуют себя здесь совсем как дома. Они едят блюда, заказать которые Белинда никогда себя не заставит. Перед женщиной стоит миска с бобами в шелухе и лежит ломоть сыра, перед мужчиной – тарелка свиной нарезки, в том числе различные виды кровяной колбасы. Когда Белинда проходит мимо, высоко задрав свой короткий носик и пытаясь разглядеть что-либо из-под полей своей шляпы, они оба кивают и на безупречном итальянском говорят:

– Buon giorno.

Белинда кивает в ответ.

Элегантность пожилой пары заставляет ее сесть прямее и с более значительным видом разглядывать окрестности. Она оправляет свое желтое, в цветочек, платье, раздувает ноздри, изящно склоняет голову набок и нацепляет улыбку, за которой читаются размышления о прекрасном, об акварели и вообще об искусстве. Приходит Роберто, чтобы принять заказ, и его кипучего воодушевления в разговоре с ней достаточно, чтобы Белинда могла показаться симпатичной местной жительницей. Она улыбается пожилой паре. Те кивают в ответ.

Она откидывается на спинку своего стула с видом завсегдатая и размышляет о своей вечеринке, поклевывая insalata mista 123 с тарелки. Уже собравшись послать еще одну улыбку в сторону симпатичной пары в углу, она вдруг видит, как две пухленькие белокожие женщины в черных шортах и черных майках проходят под аркой из тяжелой виноградной лозы.

– Может, сядем здесь, Морин? – спрашивает первая; ее ярко-оранжевые волосы плотно стянуты в хвост, такой тугой, что даже кожа на щеках натянулась.

– Нет, Мораг, – отвечает другая, черные волосы которой собраны в пучок розовой заколкой. – Отсюда вид лучше.

Белинда немедленно узнает своих прежних клиенток: ее антенны работают в усиленном режиме. От нее и раньше уходили постояльцы: молодые калифорнийцы, которые не смогли есть ее еду, средних лет пара из Лондона, которая не смогла вытерпеть ее разговоров, да еще парочка симпатичных парижан – эти не смогли ни есть, ни слушать разговоры. Но никому из них ни разу недостало смелости остаться тут же, в долине, под самым ее retrousse 124 носом. Все сочиняют байки насчет внезапных болезней или тяжелых утрат, а потом у них обычно хватает такта исчезнуть и больше не попадаться на глаза, чтобы о них и думать забыли. А эти две все еще здесь, и, судя по разговору, который подслушивает Белинда, они остановились у americana!

– Ох, – говорит Мораг, – я так рада, что послушала тебя, детка, и решилась на эту перемену. Душ, который я приняла сегодня утром, был замечательный.

– Знаю, – соглашается Морин. – И Лорен – ужасно симпатичная женщина. Мне правда нравится, как у нее все устроено. Ну, знаешь, классный дом, классная комната для занятий йогой и еда…

– Ага, – кивает Мораг. – Финики и персики на завтрак. Это так по-итальянски. Как раз то, чего просит душа.

– А то, другое, место? – смеется Морин. – Ой, прости Господи!

– Как звали эту старую корову?

Белинда замирает от ярости, выслушивая их дифирамбы Лорен и уничижительные отзывы о себе самой. Они испытывают так мало почтения лично к ней и к прелестям «Casa Mia», что даже не помнят ее имени. Надежно укрытая широкими полями своей mercato шляпы, она выслушивает, какая ужасная у нее еда, как непривлекательно оформлен ее дом, как тягостны ее разговоры и, разумеется, насколько у нее здоровый зад.

– Ив этом доме воняло, – добавляет Морин.

– Ага, – соглашается Мораг. – Хотя не могу понять, чем именно.

– Старухой, – говорит Морин.

– О Боже, точно!. Ты права, старухой. Это именно тот запах. Тухлой старухой.

– Жалкой старухой, скорее. Жалкой старухой, которая умрет в одиночестве, и только через несколько недель это обнаружат ее кошки. – Морин смеется, болтая пухлыми ногами.

Белинда уже готова ответить им и обругать их за плохой вкус и вообще за наглость, но она колеблется и теряет запал. Мысль о том, что в ее доме воняет «жалкой старухой», задевает ее за живое. Она хватается за стол, чтобы вернуть самообладание. Начинает любоваться видом и глубоко дышать. О чем они говорят? Она не старуха. Она вообще-то выглядит весьма гламурно, сидя тут в своем желтом цветастом платье. Лорен столько же лет, сколько ей, черт возьми. Она и не жалкая. У нее множество друзей. Просто масса. И если бы они смотрели в корень, то поняли бы, что в действительности она пользуется большой популярностью. А уж идея насчет того, что она может умереть в одиночестве и найдут ее только кошки, положительно смешна. Белинда ненавидит кошек: пожалуй, почти так же сильно, как курильщиков и детей. Но вместо того чтобы сразиться с этими двумя гарпиями, она решает потихоньку уйти. Встает, надвигает шляпу низко, на глаза, оставляет Роберто банкноту в десять евро и шаркает по направлению к арочному выходу. Как раз проходя мимо шотландок, высоко задрав нос, она наталкивается на низенького, средних лет мужчину с темными волосами, в узких очках в темной оправе.

– О Господи! – кричит он, поднимая руки вверх, будто его собираются застрелить. – Смотрите, куда идете, леди!

– Я ужасно извиняюсь, – говорит Белинда взволнованно и раздосадованно, так как с нее сваливается шляпа. Она нагибается, чтобы поднять ее, а распрямившись, сталкивается лицом к лицу с голливудским продюсером Лорен.

– Вы! – восклицает он, погрозив пальцем, и его грудь раздувается от гнева, как у голубя. – Я вас знаю. Я никогда не забываю лиц. Вы – та женщина, которая, черт побери, отправила меня искать ветра в поле по этим чертовым тосканским окрестностям. – Он все прибавляет тон, в его голосе появляется носовой призвук. – Это, мать твою, несомненно, вы!

– О Боже мой, это она! – взвизгивают обе шотландки, как будто их застали за какой-то непристойной пакостью, – а такое с ними, конечно же, случалось. Они прикрывают рты руками и быстро подбирают под себя ноги.

– Добрый день. – Белинда теребит поля своей шляпы, по очереди кивая каждому из них. – Надеюсь, все вы довольны своей жизнью на другой стороне долины?

– Ага, – говорит сценарист с выражением «и дальше что?».

– Леди? – спрашивает Белинда.

– Да. – Мораг и Морин кивают, румянец на их щеках плавно переходит в загар.

– Хорошо. – Она улыбается и пробирается дальше, к арке. – Милое стерильное место со всеми прелестями лабораторной атмосферы. – Она делает паузу. – Неудивительно, что вы, три лабораторные крысы, чувствуете себя там как дома. – Она оборачивается и на прощание с улыбкой кивает пожилой паре в углу. Прежде чем кто-либо из постояльцев Лорен приходит в себя, Белинда уже трусит прочь, по направлению к шоссе, так быстро, как только позволяют ее босоножки с ремешками.

***

А в «Casa Mia» Мэри работает в поте лица. Тарелки с сыром и ананасами, вазочки с оливками, арахисом, чипсами, подносы с креветочными волованами, с колбасками – все это отставлено в сторону, можно подавать гостям. Она достала пластиковые стаканы для напитков и сидит, скрестив ноги, копошась в собрании компакт-дисков матери, выбирая музыку; в этот момент входит Белинда.

– Мария, дорогая, – заявляет она и начинает носиться по дому, распахивая окна и рассекая воздух своей mercato шляпой. – Я просто-напросто считаю, что все эти закуски на столах недостаточно итальянские.

– Да? – говорит Мэри, поднимая голову; на коленях у нее лежит диск «Nothing But Country».

– Да, – говорит Белинда, открыв окно, взмахнув руками и впустив воздух в дом. – Мне нужны prosciutto, melone, prosciutto e melone, salami, mozzarella 125 и – и – бобы.

– Бобы? – спрашивает Мэри, отыскав в глубине полки диск Поля Саймона.

– Да, – подтверждает Белинда. – Вечеринка у americana была очень американской…

– Правда?

– Конечно, – настаивает Белинда, хмурясь оттого, что Мэри перебивает ее. – А эта вечеринка будет rustica и итальянской, rustica italiana, – действительно molto итальянской. Стихийно итальянской. С маленькими частичками Италии повсюду. Наполненной культурой и атмосферой. Итальянской культурой и атмосферой. – Она делает паузу. – Как тебе кажется, в этом доме пахнет?

– Нет, – говорит Мэри, поднимаясь на ноги. – А ем?

– Старухой? – спрашивает Белинда.

– Нет, – пожимает плечами Мэри, глядя на мать. – А вообще как пахнут старухи?

– Я понятия не имею, – смеется Белинда, распахивая еще несколько окон и впуская потоки теплого воздуха. – В любом случае, дорогая, займись приготовлением какой-нибудь molto итальянской еды. А я поеду в город, куплю множество всего итальянского. К семи часам все готово. На Белинде надето то, что она считает своим очень итальянским костюмом а-ля Джина Лоллобриджида: длинная черная юбка и цыганская блузка с длинными рукавами и глубоким декольте, тоже черная. Вообще-то ее положено стягивать в талии черным блестящим поясом с пряжкой, но никакие потуги и уминания плоти, никакое валяние на кровати и задержки дыхания не способны заставить его застегнуться. Поэтому Белинда сосредотачивается на аксессуарах. Красный пластиковый гребень удерживает ее волосы на одной стороне, а серебряные босоножки на высоких каблуках, с завязочками, пересекающимися на икрах, делают ноги похожими на перевязанную веревками salami. Хотя передвигаться в них довольно трудно, она упорно ходит по всему дому, с откляченным задом и обвислой грудью, добавляя в интерьер итальянские безделушки.

Что касается покупки всего итальянского, тут уж Белинда поработала на славу. Настолько, что, по правде сказать, «Casa Mia» больше всего похожа на итальянский сектор общеевропейской ярмарки. Гостиная убрана красно-бело-зеленой материей для флагов. Терраса увешана маленькими красными, зелеными и белыми флажками, повсюду разложены дыни, персики и финики, куски salame, salame целиком, ломти prosciutto, миски с бобами, а на одном столе красуется целый круг pecorino, вроде того, что Белинда обычно катает в качестве тренировки перед праздником. Даже сыр с ананасами претерпел изменения. Не желая выбрасывать такую отличную закуску, Белинда заставила Мэри поместить на конце каждой палочки для коктейля маленький итальянский флажок; одним движением английское блюдо превратилось в итальянское.

– Непринужденный вечер… непринужденный вечер, – бормочет Белинда, ковыляя среди подпрыгивающих флажков. – Непринужденный… стильный rustica italiana вечер.

– Я уверена, все будет в порядке, – говорит Мэри; она стоит в дверном проеме, одетая в простое белое платье с юбкой-солнцем, которая расширяется сразу под грудью и заканчивается у колена. Из-под тонких лямок видны ее загорелые плечи; длинные темные волосы заколоты сзади одним простым белым цветком.

– Ты выглядишь… гм… подходяще, rustica, – говорит Белинда, оглядывая Мэри с ног до головы. – Отлично придумано.

– Спасибо. – Мэри решает счесть слова матери комплиментом. – А ты выглядишь очень гламурно.

– Тебе не кажется, что это немного слишком? – спрашивает Белинда, подходя к зеркалу и движением бедер поправляя юбку. Она вытаскивает из черной сумочки красную помаду и рисует толстый алый овал на губах. Этот рисунок не имеет ничего общего с тем, что было задумано от природы, но Белинда все равно любуется своим творчеством. – Надеюсь, это в самом деле будет хороший вечер, – говорит она, наклоняясь к своему отражению и поправляя пальцем контур в углу своего открытого рта. – Очень важно, чтобы сегодняшняя вечеринка удалась.

Раздается стук в дверь.

– Быстро, – шипит Белинда, – поставь какую-нибудь музыку.

– Какую? – спрашивает Мэри.

– Что-нибудь итальянское.

– Что, например?

– Поставь «Три тенора», они итальянцы, – говорит Белинда, еще раз глядя в зеркало и проверяя, все ли в порядке. – Кто бы это ни был, он пришел слишком рано, – добавляет она.

– Готова поспорить, это Хоуард, – говорит Мэри.

Белинда открывает дверь. Это действительно Хоуард, и он выглядит очень подходяще для вечеринки. На нем его обычный праздничный наряд, рубашка из денима с открытой шеей, джинсы, коричневые сандалии; пестрый красно-белый шарф повязан вокруг шеи. Его светлые вьющиеся волосы приглажены и уложены на косой пробор при помощи воды и расчески.

– Белинда! – говорит он, входя. Легонько и пьяненько прихватывает ее за широкий зад и направляется прямиком на кухню. – Выглядит очень мило, правда.

– Bene… bene. Ты так думаешь, Хоуард? – спрашивает Белинда, труся позади. – Поскольку мы оба художники, мне интересно твое мнение. Как думаешь, это все rusticaitaliana?

– По-деревенски и по-итальянски? – переспрашивает Хоуард, осматривая буфет сверху вниз. – Гм… У тебя есть джин?

– Джин? – спрашивает Белинда, глядя вверх, на флажки. – Ах, прости, джин. – Она хихикает, потряхивая своей юбкой а-ля Лоллобриджида. – Я хотела подавать сегодня только итальянское вино. Но для тебя, Хоуард… – она улыбается, нагибаясь, чтобы открыть буфет, – есть джин.

Проигнорировав ряды пластиковых стаканчиков, Хоуард отыскивает на полке стакан объемом в полпинты и добавляет кубик льда.

– Скажи, когда хватит, – улыбается Белинда, наливая джин. Хоуард смотрит в другую сторону и, кажется, глубоко задумался. – Хватит! – говорит Белинда. Стакан наполовину полон.

– О, прости, хватит, – спохватывается Хоуард

Она добавляет тоника и ломтик лимона и протягивает стакан Хоуарду:

– Держи.

– Твое здоровье, – говорит Хоуард. Он прочищает горло, потом открывает рот и заливает внутрь сразу половину содержимого стакана. – Так уже лучше, – заявляет он, выходя на террасу. – Теперь что касается декораций, – говорит он, оглядываясь. – Сейчас я понимаю, что ты задумала, Белинда. Я понимаю, что ты задумала. Да, – кивает он, – очень по-деревенски. Очень по-итальянски. Умело использованы флажки. Отлично использованы продукты. Нет, в целом все очень хорошо сочетается.

– Ты думаешь? – говорит Белинда, играя своим красным гребнем. – Правда?

– Да, – снова кивает Хоуард. – Конечно. Превосходно. По-деревенски. По-итальянски. Отлично обставлено.

– Ну, если ты считаешь, что я все отлично обставила, – улыбается она, чрезвычайно довольная, – тогда я могу расслабиться.

– Хорошо, – говорит Хоуард, снова щедро отхлебывая из стакана.

– Итак, как продвигается твоя работа? – спрашивает Белинда с умным видом, скрючив указательный палец под подбородком. – Потому что, как я уже говорила тебе как-то вечером, у меня были некоторые трудности с моей. В смысле, бывают дни, когда впадаешь в такой ступор, что даже не можешь поднести ручку к бумаге. А потом… потом наступают такие дни, когда уже ничто не может остановить меня, даже электронные запросы от постояльцев!

– Ну, я вытащил своего героя из кровати. – Хоуард осушает свой стакан.

– Это хорошо, – с оптимизмом говорит Белинда. – Мне казалось, ты проделал это уже некоторое время назад.

– Да, – соглашается Хоуард, – но по крайней мере ему не удалось уползти обратно.

– А-а, – говорит Белинда, медленно кивая. – И это хорошо?

– Это очень хорошо, – говорит Хоуард, громыхая кубиком льда по стакану. Раздается громкий стук в дверь. – Я пойду, налью себе еще, – говорит он, – пока ты открываешь.

– Да, ты прав, – улыбается Белинда, труся обратно к двери. – Мэри! – шипит она, проходя мимо дочери, сидящей в кресле. – Не сиди, шевелись.

Белинда открывает дверь с приличествующей случаю улыбкой гостеприимной хозяйки.

– Здрасьте, – произносят хором четыре симпатичных женских личика, виднеющиеся в дверном проеме.

– Добрый день, – говорит Белинда, быстро делая шаг назад.

– О, выглядит здорово, – заявляет женщина с медными волосами и веснушками, входя в дом. – Джекви, – говорит она Белинде, крепко пожимая ей руку. – Мы встречались на днях у Лорен.

– А… да, – говорит Белинда. – Вы из коммуны.

– Правильно.

– А это ваш партнер, Палома, – вспоминает Белинда, пожимая той руку.

– Э-э… нет, – заявляет Джекви. – Моя девушка – Джэнет, вот. – Она указывает на изящную милую женщину, темноволосую, по-мальчишески стриженную, в кремовых льняных брюках и белой рубашке. – Палома – мой партнер по бизнесу.

– Угу, – подтверждает Палома, взмахнув длинными темными волосами и звякнув металлическими индейскими побрякушками на рубашке. – Не могу поверить, что вы решили, будто мы подружки.

Не выношу красноголовых.

– Мои волосы не красные, – возражает Джекви.

– Ну, во всяком случае, ненатуральные, – говорит стройная блондинка с яркими синими глазами.

Дюран, – представляется она, протягивая Белинде руку, – очень рада познакомиться с вами.

– Полагаю, вы выбрали себе имя сами? – замечает Белинда.

– Простите? – удивляется Дюран.

– Ну, знаете, как Палома.

– Нет, – отвечает та. – Мои родители были передовыми людьми для своего времени и дали мне это имя задолго до появления поп-группы.

– Хорошо, – отвечает Белинда, не понимая, что имеет в виду девушка. – Ну, проходите.

– О! – говорит Джекви, роясь в своей большой, шитой бисером сумке. – Мы купили австралийский рислинг. Не слишком сладкий.

– Спасибо, – улыбается Белинда, принимая бутылку вина. – Выглядит симпатично.

– Так и есть, – подтверждает Палома. – У нас в Австралии лучшие вина. Вы когда-нибудь бывали у нас ?

– Нет, – говорит Белинда.

– Там стоит побывать, – продолжает Палома. – У нас в Австралии самая лучшая еда. У нас самый лучший климат. У нас лучшие пляжи и лучшее вино.

– Звучит чудесно, – говорит Белинда.

– Так и есть, – подтверждает та с улыбкой. – Там здорово.

Когда четыре сногсшибательные молодые лесбиянки проходят в гостиную и оттуда на террасу, Хоуард бесконечно оживляется. Он следует за ними (вместе с джином) и пытается завязать разговор.

– Итак, что четыре столь прекрасные женщины делают в таком месте, как это? – шутит он.

– Простите? – говорит Джекви.

– Нас пригласили, – отвечает Дюран.

– Превосходно, – улыбается Хоуард. – Я Хоуард Оксфорд, – представляется он, протягивая руку Дюран.

– Мы встречались на днях, – говорит Джекви.

– Да, я знаю, но я не знаком с вашими двумя приятельницами, – говорит он.

– С нашими подружками, – поправляет Джекви.

– Ах да, в самом деле… подружками, – мурлычет Хоуард с ухмылкой, выдающей размах посетивших его сексуальных фантазий. – Итак, откуда вы родом?

– Из Сиднея, – отвечают они.

– Ну, вообще-то, – добавляет Дюран, – я из Перта, самого уединенного города планеты. Поэтому, как только появилась возможность, я уехала в Сидней.

– В гей-столицу мира, – вмешивается Палома. – Это действительно потрясающее место, – улыбается она. – Сидней – действительно потрясающий город. Вы там бывали?

– Гм… нет, – признается Хоуард. – Но похоже, мне там должно очень понравиться.

– Да, это так, – продолжает она. – Там самая лучшая еда, самые лучшие рестораны. Особый стиль жизни. Сидней великолепен.

– Хорошо, – говорит Хоуард. – Это замечательно. – Он делает паузу. – Кто-нибудь хочет перекусить чем-нибудь? А, Мэри, – говорит он, оборачиваясь, чтобы поздороваться с ней; у девушки в руках поднос со стаканами красного и белого вина. – Спиртное, дамы? – предлагает он. – И может, немного сыра на палочках?

Женщины собираются вокруг него и закусывают.

– Ананас с сыром, – замечает Палома, кривя хорошенькие губки. – Это очень устаревшее сочетание. Даже звучит несъедобно.

– Ничего подобного, – возражает Джэнет. – Мои родичи все время готовят это в Тэсси.

– Так то в Тэсси, – смеется Палома.

– Кто-нибудь хочет оливок? – спрашивает Белинда, балансируя на пятках. – Они местного производства.

– Правда? – спрашивает Джекви, беря блестящую черную маслину из мисочки в руках Белинды. – Как умно с вашей стороны, что вы ими запаслись.

– О, это было несложно, – говорит она. Ее местные оливки добыты в местном супермаркете, в котором все в той или иной степени местное. – Мне всегда казалось, что гораздо лучше пойти на местный рынок и поговорить с местными людьми, которые продают свои собственные продукты, чем делать закупки в супермаркете. Вы так не думаете?

– Мы пытаемся так делать, – говорит ей Джекви, – но это трудно, потому что мы все время переезжаем туда-сюда. Гораздо проще пойти в супермаркет, тем более что итальянский у меня никакой.

– Понятно… О Боже! – сочувствует ей Белинда. – Che peccato 126.

– Полагаю, вы, должно быть, говорите совсем как местная, – говорит Джекви.

– Но я и есть местная, – улыбается Белинда. – Знаете, я ведь прожила здесь уже почти пять лет. Такие вещи просто сами к тебе цепляются.

– Ага, – улыбается Джекви. – Полагаю, что так.

– Простите, – говорит Белинда, – мне нужно пойти открыть дверь.

Картина, которая предстает глазам Белинды, когда она открывает дверь, заставляет ее резко вдохнуть и уцепиться за косяк.

– Та-дам! – торжествует Барбара, извиваясь в своих тортиках и холщовом топе. -Достаточно rustica для тебя ?

– Барбара! Дерек! Лорен! Кайл! – говорит Белинда, едва сумев выдавить улыбку. – Вы приехали вместе?

– Правда, это была хорошая идея? – чирикает Барбара. – Лорен предложила, и нам показалось разумным прибыть всей шайкой. Впрочем, не важно. А ты как поживаешь? Все это выглядит здорово. Что ты думаешь о моем наряде?

– Шайкой? – спрашивает Белинда.

– Ну да, – отвечает Дерек. – Раз Лорен за рулем, мне можно пить и не вести машину. Все это выглядит здорово, Белинда, – эти маленькие флажки. Ты приложила так много усилий.

– Усилий? – восклицает она. – Нет, никаких усилий, Дерек. Это непринужденная soiree. Ужасно, ужасно непринужденная!

– Ну конечно, все это кажется мне очень итальянским, – говорит Лорен. – Добрый вечер, Белинда. Спасибо, что принимаешь нас в своем доме. – Она без необходимости нагибает голову, проходя через дверь. – Это очень мило. Где ты посадишь своих гостей?

– О, это чрезвычайно обманчивый дом, – отвечает Белинда. – Здесь комнаты за комнатами и этажи над этажами. Это настоящий лабиринт. Иногда мне самой случается в нем потеряться.

– Понятно. Уверена, что с тобой это случается.

– Ну, Кайл, – говорит Белинда, – давай входи. Ах! – добавляет она, разглядев за его спиной довольно стройную, ухоженную женщину. – Извините, я вас не заметила!

– Нет, это ты меня извини, – растягивая слова, произносит Лорен, кладя руку на грудь в облегающей белой майке. – Я привезла с собой гостью.

– А-а, – говорит Белинда.

– Простите, – вступает в разговор девушка, протягивая руку с французским маникюром на ногтях. – Я Селина, корреспондент журнала «Невесты». Мы готовим специальный выпуск о местах, где можно провести медовый месяц, и мне поручен целый разворот о доме Лорен.

– А-а, – снова говорит Белинда.

– Правда ведь, это самое романтическое место, которое когда-либо существовало? – с воодушевлением спрашивает та. – Я бы сказала, стоит выходить замуж только для того, чтобы провести там медовый месяц.

– Да, верно, – говорит Белинда, пожимая ей руку через порог. – Buon giorno, buon giorno. Проходите же. Выпейте aperitive Я должна показать вам «Casa Mia». – Она обнимает Селину за изящную талию и уводит подальше от Лорен и поближе к спиртному. – Интересно, что в этих местах некоторые дома были хорошо перестроены, а некоторые – совсем нет. Вы знаете, что у Мак-Магонов были проблемы с полицией по искусству?

– Я об этом слышала! – смеется Селина. – Кажется, какая-то старая летучая мышь позвонила и пожаловалась. Я думаю, со стороны Лорен очень великодушно ничего не сделать в ответ. Лично я бы выжила эту особу отсюда!

– Да, – соглашается Белинда, наливая Селине большой стакан джина с тоником на кухне.

– Понимаете, это же ведь не были хорошие фрески, – продолжает Селина. – А что-то вроде той самодельной мазни, какую продают на благотворительных шоу, или как в ресторанах пиццы в Фулхэме.

– Да, понятно, – говорит Белинда, опираясь о буфет. – Хватайте какую-нибудь закуску, и я быстренько устрою вам экскурсию – вы увидите кое-что ужасно итальянское, как раз подходящее для ваших страниц.

Между тем как Селина следует за Белиндой на первый этаж, в столовую для постояльцев, остальные гости начинают общаться между собой. Девушки из коммуны Устают от похотливого энтузиазма Хоуарда и Перебираются на террасу полюбоваться видом. Барбара хватает Хоуарда и зажимает его в угол, чтобы обсудить с ним достоинства своего костюма. Дерек разъясняет Лорен тонкости в деле катания сыра.

Мэри и Кайл находят укромный уголок возле балкона.

– Ты как? – шепчет он, при этом его губы касаются мочки ее уха, и он берет ее за руку. Избегая смотреть друг другу в глаза, они стоят бок о бок и смотрят в направлении террасы, делая вид, будто любуются пейзажем.

– Я скучала по тебе, – говорит она, и глаза ее блестят, краска приливает к щекам. – Я думала, ты сегодня не придешь.

– Я знаю, – отвечает он, крепче стискивая ее руку, дыхание его становится прерывистым. – Я не думал, что она мне позволит.

– Правда? – Она оборачивается к нему и тут же отводит взгляд в сторону.

– Угу, – говорит он. – Не смотри на меня так. От этого взгляда мне хочется тебя поцеловать. Уже и так тяжело просто стоять тут и делать вид, что все нормально.

– Извини.

– Да. Маме почти удалось оставить меня дома, чтобы я приглядел за тем парнем – сценаристом.

– Ах вот как?

– Но к счастью, он сидит на диете по методу Аткинса, поэтому был просто счастлив, что сможет сам приготовить для себя стейк.

– Спасибо тебе, Господи, за Аткинса, – улыбается она, сжимая его руку.

– Ага, – смеется Кайл. – Это будет первый его стейк.

Они стоят некоторое время, держась за руки, соприкасаясь бедрами. Говорить нет необходимости. Они заблудились в своей запретной близости. Напряжение так велико, так сильно; требуется вся их воля, чтобы контролировать себя.

– Что нам делать? – спрашивает Кайл, еще сильнее сжимая ее руку.

– Я не знаю.

– Ну, одно я знаю наверняка, – говорит он, поворачиваясь к ней. Смотрит на ее губы и неосознанно облизывает свои. – Не думаю, что я долго смогу это выдерживать.

– Что выдерживать? – спрашивает вдруг чей-то голос.

– Мама, – говорит Кайл, поспешно отстраняясь от Мэри и выпуская ее руку. – Я не заметил тебя.

– Что выдерживать? – повторяет Лорен, по-прежнему глядя ему в глаза.

– Ничего, – отвечает он.

– Хорошо, – улыбается Лорен. – Я ведь не помешала вам, правда?

– Нет, – говорят Кайл и Мэри хором.

– Хорошо, – повторяет Лорен. – В таком случае ты можешь проводить меня на террасу – подышать воздухом. Добрый вечер, Мэри.

– Добрый вечер, – говорит Мэри, глядя в пол. – Пожалуй, мне стоит разнести гостям волованы с креветками. Хотите? – спрашивает она, беря поднос.

– Гм… – говорит Лорен, нагибаясь, чтобы рассмотреть поближе, и тут же распрямляясь. -Пожалуй, я – пас.

– Кайл? – спрашивает Мэри, стараясь сдержать дрожь в голосе.

– С удовольствием, – откликается он, беря с подноса один волован.

– А эти австралийки, кажется, неплохо справляются, – говорит Лорен, кивком указывая, что Мэри стоит пойти туда. – Они уже съели целую тарелку.

Мэри с подносом уходит к девушкам на террасу. Кайл неосознанно провожает ее взглядом, улыбаясь тому, как заходящее солнце проникает сквозь ее белое платье.

– Пойдем, Кайл, – говорит Лорен, беря сына под руку. – Положи эту гадость с креветками и давай выйдем на улицу.

Они останавливаются на краю террасы, попивая вино и любуясь долиной.

– Я и не знала, что отсюда все видно, – говорит Лорен, разглядев свой дом, ферму Бьянки, бассейн и кипарисовую аллею Дерека и Барбары. – Как ты думаешь, она сидит тут и шпионит за нами целыми днями?

– Да, так говорят, – подтверждает Кайл, взбалтывая вино в своем стакане.

– Забавно, – замечает Лорен, качая головой. – Я уехала из Нью-Йорка, надеясь избавиться от скучных и мелочных перепалок в залах заседаний, – и все только для того, чтобы попасть в это осиное гнездо. – Она сдержанно смеется. – Жаль, что она ввязалась в бой с человеком, привыкшим сражаться не на жизнь, а на смерть.

– Ну вот, Селина, arrivati, siamo 127. – Уверенный голос Белинды, голос настоящей хозяйки доносится до них с террасы этажом ниже. – Видите теперь, что я имела в виду, говоря о традиционном тосканском сельском доме? Мне пришлось особенно потрудиться во время реставрации, чтобы сохранить все особенности дома. Поверьте моему немалому опыту, путешественникам нравится видеть традиционные тосканские особенности. Есть люди, которые думают, что можно убрать из дома все эти особенности и просто закрасить все белой краской. Они думают, что это и есть хороший вкус. Как у Мак-Магон, – шепчет она громко. – О чем она думала? – смеется она. – Между нами говоря, такое может быть совершенно нормальным где-нибудь в Америке. Но в Тоскане? Честное слово! Я считаю, это выглядит ужасной дешевкой. А я ненавижу дешевки. Вы ведь тоже, Селина? – Белинда изображает некоторую дрожь, чтобы подтвердить свою правоту. – Отвратительно. Честно говоря, странно, если читатели «Невест» заинтересуются таким местом… А-а-а-а-а! – кричит Белинда. Ее руки взмывают в воздух, глаза расширяются в шоке: теплый алкоголь льется ей на волосы, на лицо и за шиворот.

– О Боже, мне так жаль! – кричит Лорен с террасы этажом выше. – Я не видела, что ты там, внизу. Я просто хотела вылить это дешевое вино. Очень кислое, – добавляет она с таким лицом, будто только что съела лимон. – Я и понятия не имела, что ты стоишь там, внизу. Прости. Я на тебя попала?

– Боже! – говорит Белинда, встряхивая руками, и реки вина текут у нее по спине, между грудями и под мышками. Тушь расползается с глаз, словно паутина. Волосы висят безжизненно, прилипнув к коже, однако красный гребень храбро держится сбоку на голове. – Что, черт возьми… – Она ловит на себе взгляд Селины. -Что, черт возьми, за чепуха! – находится она. – Я весьма неравнодушна к стакану хорошего вина, только мне никогда его так не подавали, – говорит она, разражаясь истерическим смехом. – Пойду переоденусь.

– Я прошу прощения, – говорит Лорен снова.

– Не могу поверить, что ты это сделала, – цедит Кайл одним углом рта.

– Заткнись, – шипит Лорен сквозь улыбку. – Ты слышала, что я сказала: я прошу прощения! – кричит она снова.

– Бывает, – дребезжащим голосом отвечает Белинда.

– Мама! – доносится крик с другого конца террасы. – Тебе лучше поскорее прийти сюда!

– Мэри! – отзывается Белинда с террасы. – Я несколько не расположена сейчас.

– Мама! – снова кричит Мэри. – Это серьезно.

Мэри не лжет. Кайл и Лорен подбегают к ней и обнаруживают, что две австралийские девушки, Палома и Джэнет, согнулись пополам от боли.

– Я что-то неважно себя чувствую, – бормочет Палома, одной рукой держась за живот, а другой опираясь на терракотовый горшок с геранью. – У меня жар, я вся вспотела, и голова кружится.

– Да, верно, – говорит Джэнет. – У меня то же самое.

– Честно говоря, – заявляет Джекви, – я и сама не блестяще себя чувствую.

– Мама! – зовет Мэри.

– Иду, – отвечает Белинда, труся к гостям в красных босоножках на каблуках, с растекшимся гримом, с пропитанными вином волосами, в наряде Джины Лоллобриджиды, который теперь облепляет ее совсем не там, где надо. – Дамы, в чем проблема? Палома?

– Кажется, я сейчас… – Палома поднимает голову, и ее тошнит прямо на Белиндины красные босоножки.

Белинда застыла в шоке. Она даже не осмеливается посмотреть вниз, но чувствует, как между пальцами ее ног растекается теплая смесь волованов и вина.

– О Боже мой, я тоже! – Джэнет опрометью несется между гостями, прикрывая рукой рот; она пытается сделать так, чтобы ее вырвало в ванной, но это не удается.

– Дерек. – Барбара хватает Хоуарда под руку, пошатываясь в своих туфлях на платформе и в шортиках. -Мне не по себе.

– Что? – говорит Белинда, все еще стоя на одном месте, как прилипшая, не в состоянии двигаться и смотреть. Ее руки крепко сжаты в кулаки, глаза полузакрыты, она пытается не вдыхать сладковатый запах обволакивающей ее ноги блевотины.

– Креветки? – спрашивает Дерек. – Как думаешь, может, они просрочены?

– Мэри? – спрашивает Белинда, и голос ее становится резким и твердым.

– Ты же сама готовила начинку для волованов, мама, – тихо отвечает Мэри. – Я только начинила их.

– Так, – говорит Белинда, и плечи ее начинают сутулиться.

Компакт-диск с записью «Трех теноров» орет на полную мощность, а гости замерли в молчании. Все смотрят на облитую вином хозяйку, стоящую в луже бледно-розовой блевотины, и ожидают каких-либо объяснений.

– Они были просрочены всего на пару дней, – говорит Белинда, как будто рассуждает сама с собой. – Я, правда, думала, что это не важно. Всего на пару дней – и все, – бормочет она. – Они всегда выставляют там более раннюю дату. Здоровье и безопасность…

– О Господи! – Джекви хватается за живот и сбегает по ступенькам террасы в сад; ее рвет на ходу.

– Дерек, мне нужно домой, пока я еще могу, – заявляет Барбара, обмахивая лицо коричневой рукой. – Я чувствую, начинается.

– Да, дорогая, – говорит он. – Я тоже как-то не особо хорошо себя чувствую.

– Понятно, – говорит Лорен, выходя на середину. – Кто не ел эти креветки, не считая меня и Кайла? – Она обводит взглядом террасу. – Хоуард?

– Боюсь, я не помню, – отвечает он, снова отхлебывая из своего стакана с джином. – Я не имею обыкновения закусывать на вечеринках, так что, может, и не ел.

– Кто еще? – снова спрашивает Лорен.

– Я съела только одну, – говорит Селина, поднимаясь по ступенькам террасы. – Но вынуждена признаться, я чувствую себя не слишком здорово.

– О'кей, – кивает Лорен. – Мы с Кайлом Разделимся и отвезем всех домой.

– Буэээ. – Из-за розмаринового куста раздается звук, от которого крутить кишки начинает уже у всех.

– Нам нужно много пластиковых пакетов, – продолжает Лорен. – Белинда?

– Мм?

– Мэри, – говорит Лорен, – ты можешь этим заняться?

– Да, конечно, – говорит Мэри, бросаясь на кухню, чтобы перерыть все шкафы в поисках пакетов.

– Итак, господа, – Лорен хлопает в ладоши, – следуйте за мной. Разделитесь на группы. Дерек, Барбара, вы едете со мной. Джекви! – кричит она в сторону сада.

– Буэээээ.

– Кайл отвезет тебя домой, если сможешь добраться до машины.

– О'кей! – Джекви удается даже крикнуть в ответ. – Я сейчас подойду.

– Хорошо, – говорит Лорен. – Стало быть, мы уезжаем. Спасибо, Мэри, – добавляет она, забирая пачку пластиковых пакетов. – Мы все готовы?

– Да, – говорит Хоуард, медленно двигаясь навстречу Лорен и держась за живот. – Кажется, я все-таки съел один волован.

– Ладно, это не страшно. Мы уедем прежде, чем тебя начнет тошнить, Хоуард. Идите все сюда. Селина, иди сюда, – зовет она. – Ах да, Белинда, спокойной ночи, – добавляет она, выходя из дома и забирая с собой отравленных гостей, в разной степени скрюченных. – Спасибо за вечеринку. Это был отличный вечер, – говорит она. – Надо будет как-нибудь повторить.

– Мм… – говорит Белинда, поднимая голову. – А-а, – улыбается она. – Arrivadeary, – добавляет она очень тихо.

***

Domenica: воскресенье

Clima: fa caldo (Жарко)

Простите меня, дорогой читатель, зато, что я задаю вам этот вопрос. Я знаю, основной смысл моих записок – делиться с вами своими мыслями, идеями и наблюдениями, но иногда даже я не все знаю. Скажите мне, в какой момент развития нескладывающихся отношений человек может убрать протянутую с добрыми намерениями руку дружбы?

Тогда, когда кое-кто приезжает в вашу долину на безвкусной полноприводной машине и покупает дом, который вы некоторым образом присмотрели для себя? Или когда, перепахав всю долину своей тяжелой техникой и замазав фрески, имеющие мировое культурное значение, этот человек открывает конкурирующий бизнес? Или когда обуреваемый гормонами сын этого человека преследует по пятам вашу дочь? Или когда этому человеку удается узурпировать ваше место в комитете – должность, которой вы отдавали всю свою душу почти пять лет? Или, наконец, когда он обливает вас спиртным на вашей собственной вечеринке, а потом уезжает, забрав с собой всех ваших гостей? В какой момент, дорогой читатель, следует отдернуть протянутую руку? Потому что теперь я считаю, что пора уже раз и навсегда убрать за спину эту простертую длань!

И ведь я не то чтобы не делала попыток по-хорошему принять ее в своей долине. Я первая была готова радушно приветствовать ее, я познакомила ее со всеми влиятельными людьми в долине. Я даже посетила ее прием. Я посылала ей постояльцев, когда, как это часто случается, мой собственный дом был полон. Я также помогала ее постояльцам добраться до ее дома. Затем я великодушно пригласила ее к себе и развлекала какую-то противную журналистку, которую она нахально притащила на мою soiree, снизив тем самым тон всего происходящего, и так далее. Не могу вспомнить, когда еще в жизни я была так радушна и simpatico! Все, что могу сказать, – скоро она действительно почувствует, какой холодной и жалкой может быть жизнь без моей поддержки. Я – Контесса долины. Это моя долина, и ей, также как ее белозубому сыну, здесь больше в самом деле не рады.

Простите. Не знаю, почему во мне сегодня так много отрицательных эмоций. Сегодня – день большого праздника. Это Festa di Formaggio, на которой каждый год собирается все сообщество экспатов, включая некоторых заблудших путников из соседних долин, отпраздновать катание сыра pecorino вниз по склону холма. Каждая группа ставит свой собственный стол и устраивает огромный пикник, который длится весь день. Существуют разные виды состязаний – детский конкурс, соревнование пожилых людей и открытая гонка, для которой каждая группа выбирает своего чемпиона. Конечно же, я катала этот сыр от команды экспатов каждый год в течение последних пяти лет. До сих пор.

И откровенно признаться, сейчас я не сказала бы, что сильно угнетена тем, что не занимаю эту должность в нынешнем году. Так, в конце концов, происходит со всеми старыми праздниками, так, боюсь, случится и с этим: уверена, он будет уже не так хорош, как в прошлом году. Тогда я приготовила пир горой и катала свой сыр, как шаманка, так что все признали, что это был лучший день в году.

Брускетты «Casa Mia» для Festa di Formaggio

Эти маленькие кусочки поджаренного наслаждения очень хорошо подходят, чтобы подкрепиться во время festa. Они удобны, легко едятся; в прошлом году даже мои соседи итальянцы заглядывали ко мне отведать их! Весь фокус с едой для festa cocmoит в том, что она должна привлекать взгляд. Когда еде предстоит конкурировать с шумом, флагами и весельем праздника, она должна быть приятной на вид и заметной. Поэтому я люблю подавать яркие, веселые, восхитительные перцы и полные помидоры, чтобы мой стол выглядел привлекательно и волнующе. Кроме того, я стараюсь придерживаться темы текущей festa, то есть подавать сыр во время сырной festa, грибы – во время грибной festa, и так далее. В конце концов, этот день посвящен чествованию местного продукта, поэтому всем нам следует быть настолько чествующими и настолько местными, насколько это возможно.

Подается за открытым столом.

множество ломтей ruslica хлеба, поджаренного, вымоченного в оливковом масле и натертого чесноком

запеченный перец

ломтики помидоров

анчоусы (из местной рыбной лавки – хотя, впрочем, те, что из банки, тоже сгодятся)

сыр pecorino (в день моей местной festa его много уходит!)

баночка песто (я слышала, что некоторые люди готовят этот вкусный острый соус сами, хотя пока что так и не нашла рецепт!)

Выложите все ингредиенты на поджаренный хлеб и запеките, следя за тем, чтобы не сжечь ни их, ни сам хлеб, ибо ничто так не отвлекает от цвета перца, как черная корка.

Подавать на веселенькой скатерти веселому festa-люду.