"Желанный обман" - читать интересную книгу автора (Робинс Дениз)

Глава девятая

Стоял вечер тринадцатого декабря. Погода в Лондоне была мягкая. Днем был туман, но к вечеру он исчез и видимость улучшилась.

Эсмонд Морнбери и его друг Арчибальд Сент-Джон только что вышли из своих портшезов и стояли теперь перед дверями элегантного дома молодого графа в Сент-Джеймсе. Фонарщики, которые освещали им путь до дома, ушли.

На обоих джентльменах было богатое одеяние, скрытое плащами с пелеринками, модные военные шляпы, украшенные лентами и кокардами.

Сент-Джон только что вернулся в Лондон и был очень рад, когда Эсмонд позвал его в гости.

Они только что посмотрели представление очень модного в этом сезоне театра марионеток, который был недавно открыт одним известным поэтом.

В хорошо протопленном и освещенном доме их встречал лакей. Эсмонд расстегнул и кинул плащ слуге, который торопливо зажег свечи в небольшой уютной комнате, где для хозяина и гостя был накрыт ужин. За едой они заговорили о Магде Конгрейл.

— Просто удивительно, что тебе так быстро удалось найти ту, которая может развеять твою грусть, мой дорогой друг, — сказал Арчи, отдавая должное прекрасно приготовленной куропатке.

Эсмонд задумчиво уставился в свою тарелку.

— Тебе это покажется странным, Арчи, но ведь я еще ни разу не видел свою невесту.

— Что ты говоришь? Да как же это может быть?

— Получилось так, что я не смог нанести визит к ним в Котсуолдс. Далековато ехать, да к тому же ее двое братьев больны оспой.

— Остается только молиться, чтобы она не подцепила заразу.

— Ее отчим заверил меня, что Магда не выходит из своей комнаты и принимает все меры предосторожности.

— Значит, ты решил жениться, даже не взглянув на свою будущую жену? А ты не боишься, что…

— Нет, — прервал друга Эсмонд. — У меня есть о ней известное представление благодаря вот этому…

С этими словами он передал Арчи присланный портрет. Арчибальд изучил его при свете свечи и нашел лицо изображенной на миниатюре девушки миловидным, правда, несколько невыразительным, но ведь о вкусах не спорят.

— Она очаровательна.

— А ты заметил, — спросил Эсмонд, — что Магда очень похожа на Доротею, особенно глаза, не правда ли?

— Заметил, — покривил душой Сент-Джон.

— Да и не может быть иначе, ведь они двоюродные сестры. Кровное родство много значит, — Эсмонд протянул руку за миниатюрой.

Арчи вернул портрет и опять вплотную занялся своей птицей, думая при этом: «Не завидую мисс Конгрейл. Эта малютка всегда будет в сердце Эсмонда на втором месте. Он ее постоянно будет сравнивать с покойной».

А Эсмонду не терпелось поговорить о Магде со своим ближайшим приятелем, ведь он так давно не виделся с Арчи. Завтра они вместе отправятся в Морнбери. А еще через день, первый день нового тысяча семьсот восьмого года, будут встречать невесту-незнакомку и ее родных.

— Знаешь, то, что я не знаком с ней, придает моему вынужденному браку таинственность и как в романе пикантный оттенок, — Эсмонд отложил вилку. — Я помню только нашу мимолетную встречу, когда она впорхнула в библиотеку замка Шафтли и заговорила со мной своим нежным, музыкальным голосом. Я был потрясен. Это был голос с того света!

Сент-Джон кивнул, а про себя подумал, что у Эсмонда развивается на почве женитьбы болезненное воображение.

После ужина приятели сели поближе к камину и стали пить великолепное вино, которое им подал лакей.

Эсмонд вынул из кармана письмо и бросил на колени другу.

— Я сегодня получил послание от леди Шафтли. Она с мужем сейчас в Италии и пишет, что только что узнала о моем решении жениться на ее племяннице. На прочти…

Арчи быстро пробежал текст:

«..Моя сестра Джейн обладает очень нервным характером и постоянно хворает. Сэр Адам, мой зять, похоже, не имеет средств, чтобы достойно содержать свою семью. Магда очень робка и скромна. Она признавалась сама, что ощущает себя счастливой лишь в то время, когда катается верхом… Удивительно, что племянница сохранила привязанность к лошадям даже после того несчастного случая, о котором вы, конечно, знаете…»

В конце письма леди Шафтли от всего сердца пожелала Эсмонду и Магде счастья.

— Я рад, — сказал граф, — что мне не придется разрывать из-за этого брака дружбу с семьей Шафтли, которых я глубоко уважаю.

Сент-Джон поднял бокал к глазам и посмотрел на огонь.

— Значит, твоя жена будет скромницей? Что ж, это не самые плохие черты у женщины. Но что там леди Шафтли говорила о каком-то несчастном случае?

Эсмонд пожал плечами.

— Не знаю. Но если в жизни Магды бывали трагические минуты, ей легче понять меня и она будет уважать мои чувства. Что касается прогулок верхом — это славно. Мне нравятся женщины, которые прочно сидят в седле и могут сопровождать меня на охоте.

— Раз уж ты все окончательно решил, мне остается надеяться, что тебе повезет, Эсмонд, — сказал Сент-Джон.

— Да, решено. Я дам этой женщине, кроме любви, все, что можно купить за деньги. Я уже навестил своих адвокатов и распорядился, чтобы они подготовили бумаги о выделении приличной суммы для моей будущей жены. Придется помочь ее родным. Мне кажется, что от сэра Адама нелегко будет отвязаться одними обещаниями. Ничего не поделаешь — брак по расчету диктует свои законы.

Арчи задумался. Подобная жизненная позиция редко приводит к семейному счастью. Сент-Джон любил женщин красивых и умеющих за себя постоять. Несчастная Доротея, если честно, всегда казалась ему несколько пресной и скучной. Сейчас у него был бурный роман с одной энергичной молодой леди Элисон из Эдинбурга, дочерью шотландского аристократа. Арчи намеревался скоро вернуться в Эдинбург, так как ужасно скучал по своей красотке.


Наутро оба джентльмена отправились в карете в Морнбери и стали готовиться к свадьбе — тихой, для узкого круга. Эсмонд пригласил на нее только близких родственников и ближайших друзей.

В ночь перед приездом невесты граф сидел один в своем кабинете и пил вино. Луна освещала темную комнату и человека, задумчиво сидящего в кресле. Несмотря на принятое решение, граф в глубине души не был уверен, что поступает правильно и этот брак будет для него счастливым. Вызовет ли сельская простушка, невинная и простодушная, желание у него, знавшего избалованных светских красавиц? Скорее всего нет.

Эти и подобные мысли мучили и тревожили его, не давая заснуть. Жребий брошен. Завтра все решится…


Между тем последние сутки перед отъездом для Магды превратились в настоящий кошмар. Она терзалась, понимая, что губит себя, но просто сходила с ума, оттого что губит жизнь любимого человека. Весь этот свадебный фарс был ей глубоко противен. К тому же дома с ней обращались как с тряпичной куклой — шили ей приданое, накладывали косметику на лицо то так, то эдак, пытаясь сделать ее попривлекательней. Даже леди Конгрейл проявила интерес и приняла участие в шитье свадебного наряда. Она поднялась с постели и помогала делать красивые вышивки, по которым когда-то была настоящей мастерицей. Бедная Магда смотрела на всю эту суету с тоской. Ей выкрасили волосы, убрав седую прядь, и без конца делали различные прически, не зная, на какой остановиться. Когда макияж наконец был выбран и наложен, Магда подошла к зеркалу, взглянула на себя и ужаснулась. Ей показалось, что теперь она выглядит гораздо хуже, чем выглядела раньше. Маска, которую сделали из ее лица многочисленные умельцы, была просто страшна — красное пятно вместо рта, два ярко-розовых кружка вместо щек, потолстевшие и потяжелевшие черные ресницы.

Каждую ночь Магда отправлялась в постель с раскалывающейся от боли головой, ей казалось, что у нее вырвали все волосы и остался один голый череп. Лицо горело огнем от постоянных притираний, масок и кремов, она еле ходила, так как ее наряжали в тяжелые платья из бархата, парчи и шелка, которые тут же на ходу подшивали, ушивали и перешивали. Суета и шум стояли невообразимые, потому что говорили и спорили все одновременно.

Отчим потратил на все эти приготовления немало денег, считая это, разумеется, выгодным вложением капитала.

Свадебное приданое все увеличивалось, упаковывались новые сундуки и узлы. Временами получая передышку, Магда садилась в кресло, тупо, без всякого выражения наблюдала за беготней вокруг, глядела на незнакомых женщин, которые складывали ее новые платья и белье. Она не испытывала никакой радости при виде всего этого невиданного богатства. Сэр Адам даже сделал ей замечание, сказав, что она наблюдает за тем, как шьют для нее подвенечный наряд так, как будто это не платье, а саван. Он не оставлял ее ни на минуту, ходил за ней из комнаты в комнату, что-то напыщенно болтал, умолял не забывать после свадьбы родных, а иногда, оставаясь верным себе, орал на нее.

— Ты просто бесчувственное полено! Неужели в тебе нет ни капли благодарности за все то, что я для тебя сделал? В свадебное путешествие ты поедешь с таким гардеробом, какого не было у твоей матери! Ну что ты все куксишься?

Он приказывал зевающим от усталости служанкам вновь распаковывать тюки и сундуки, чтобы трясти перед потухшим взглядом Магды самыми красивыми, на его взгляд, вещами. Он раскладывал перед ней вышитый корсаж, очень нарядный и с атласными бантами, кусок брабантского кружева, пару белых персидских перчаток, шелковые чулки, украшенные золотыми стрелками, отделанные оборками нижние юбки, богатый плащ из розовой с голубым камчатой ткани, теплое шелковое постельное белье, которое у сэра Адама вызывало особый восторг.

— У графа замрет сердце от желания, когда он увидит все эти шаловливые безделушки. И позабудет о твоем перекошенном рте, дорогая…

Он постоянно отпускал шуточки в подобном роде, которые оскорбляли скромность Магды и вызывали гнев. Но она молчала, и хотя внутри у нее все кипело, девушка твердо решила больше не вступать с сэром Адамом в открытую перепалку. Только однажды она повернулась к нему и процедила сквозь зубы:

— Бросьте свои насмешки, прошу вас. Вы продаете меня, как рабыню, и я добровольно иду в кабалу только ради моей несчастной матери. Хватит. Оставьте меня в покое, иначе я не доеду до Морнбери живой, обещаю! Я разделю печальную судьбу Доротеи и навсегда обрету покой.

Отчим утихомирился. Ему нужно было оправдать те расходы, которые он понес из-за свадебных приготовлений. Насмешки прекратились.

Однажды она получила от Эсмонда письмо:

«Мне очень неприятно, что ужасная болезнь поразила ваших бедных братьев и тем самым отсрочила нашу встречу. От всего сердца желаю скорого и полного выздоровления бедным мальчикам и благодарю Бога за то, что вы сами не заболели. Каждый вечер я смотрю на ваш портрет и любуясь вашей юностью и красотой, чувствую, как пробуждается моя привязанность…»

Губы у Магды задрожали. Долго сдерживаемые слезы показались на глазах и покатились по щекам.

— Милостивый Боже! — прошептала несчастная. — Что он скажет, когда увидит меня и поймет, как подло был обманут?

Сквозь туман слез она написала ответ.

«Днем и ночью мои мысли обращаются к вам и я молю Всемогущего Бога, чтобы он сделал меня достойной звания вашей супруги и помог занять в вашей жизни место той, которую вы так любили. Что бы ни случилось, знайте, что я хочу только одного — понравиться вам. И поскольку мы с вами до сих пор ни разу не встречались, если не считать того мимолетного мгновения в замке Шафтли, я надеюсь, вы без колебаний поверите в то, что я желаю вам добра точно так же, как вы желаете мне. Надеюсь не разочаровать вас.

Любящая вас Магда».

Стоило отправить это послание, как девушка тут же ощутила горечь стыда и угрызения совести. В то же время она создала в своем воображении образ Эсмонда, как прекрасного и благородного рыцаря, которого любая с гордостью назвала бы своим мужем и в которого она, Магда, была страстно влюблена.

Магда рассмеялась. Но это был нерадостный смех. Скорее всего, подумала она, как только этот рыцарь увидит ее, он отшатнется и, возможно, даже отправит свою невесту обратно в Уайлдмарш Мэйнор.

Задыхаясь от рыданий, Магда спрятала лицо в подушку.

— Боже, дай мне сил пройти через это испытание, — прошептала она умоляюще. Через четверть часа стоны ее утихли, девушка легла на спину и, закусив мокрый от слез платок, стала думать сначала о том сумасшедшем, за которого вышла замуж ее мать, представляя, как он запирает женщин в комнате и сжигает Уайлдмарш Мэйнор дотла, объявляя все несчастным случаем, а затем о мужчинах вообще.

И начала спорить сама с собой. Такое ли уж важное значение будет иметь то обстоятельство, что Эсмонд отвергнет ее? Магде казалось, что все самое ужасное в своей жизни она уже пережила и хуже быть просто не может. К тому же она уже будет вольна не возвращаться в Уайлдмарш…

А потом она стала создавать в своем богатом воображении образ Эсмонда-любовника. Ее любовника… И эта сцена показалась ей не такой уж и невероятной.

Думая о нем, она скинула ночную рубашку и оценивающе принялась изучать свое тело в неровном свете свечей. Оно было нежным, с красивыми маленькими грудями и стройными линиями бедер. Сэр Адам столько раз повторял ей, что мужчину можно привлечь не только лицом, но и красивыми женскими формами… Она несколько поправилась за последнее время и выглядела лучше.

Во время венчания ей наденут густую белую вуаль. На свадьбе Эсмонд, конечно, выпьет и под винными парами, возможно, не воспримет ее так болезненно, как ей представляется. Она представила себе, как они ложатся в супружескую постель, и вообразила головокружительные страстные ласки. Девушка, которая всю жизнь томилась по недоступной любви, испытала сейчас настоящее любовное томление. Но тут, взглянув на лицо, она поняла, как тщетны ее мечтания, и вновь заплакала. Натянув ночную рубашку, Магда легла в постель, то рыдая, то молясь, пока, утомившись, не заснула.


А потом наступил день отъезда.

Магда чувствовала себя ужасно: голова болела, а глаза покраснели от слез. Она вызвала звонком служанку.

Господи, помоги мне и дай силы, молилась она. В комнату вошла новая служанка Аннет. На ней было хорошенькое серое платье и белый чепец. Магде не нравилась Аннет. В ее жилах текла французская кровь, и она была шумлива и разговорчива, а ее визгливый смех раздражал девушку. Разглядывая крутые фальшивые кудряшки Аннет, Магда решила, что модница наверняка любовница отчима. Впрочем, сейчас это не имело ровным счетом никакого значения. Аннет была здесь для того, чтобы следить за гардеробом Магды.

Она никогда и нигде не высказывалась вслух о внешности невесты, но Магде казалось, что в остреньких черных глазках Аннет, когда та бросала взгляд на ее шрамы, таится насмешка и злорадство.

Аннет принесла горячей воды и выкупала Магду, насухо обтерла ее полотенцем и принесла кофе и бифштекс на завтрак.

Во время завтрака в комнату вошла леди Конгрейл, опираясь на трость, с которой она не расставалась в последние дни. Эта женщина была похожа, благодаря своему пожелтевшему лицу, на пугало. Мать присела рядом с Магдой и завела нудную беседу в своей привычной печально-хныкающей манере.

Жизнь без Магды в Уайлдмарш Мэйнор, ныла леди, будет уже не той. Пресвятая Дева, какое несчастье, что уезжает ее хорошая дочка.

Магда рассмеялась и поправила:

— Скорее уезжает ваша трудолюбивая рабыня, не так ли, мадам?

— Не злись. Мне так много еще придется здесь вынести, — простонала леди Конгрейл.

— Я не собираюсь злиться, мадам, — сказала Магда. — Просто мне очень трудно заплакать при расставании с вами. Так же трудно, как заставить себя кричать от радости в предвкушении того, что меня ждет в ближайшем будущем.

— Ты же не знаешь. Господь милостив! Все может еще обернуться очень хорошо для тебя, дитя мое.

Леди Конгрейл протянула к дочери обе руки и всхлипывающим голосом попросила:

— Поцелуй же свою маму. Ободри ее добрым словом.

Жалость и отвращение боролись в сердце девушки. Мать наравне с отчимом организовала весь этот подлый обман и эту свадьбу. Но она знала, что самым тяжелым наказанием для этой женщины является ее совместная жизнь с таким мужем, как сэр Адам. Поэтому Магда опустилась перед ней на колени, наклонила голову и позволила леди Конгрейл поиграть с ее волосами, потрепать по щеке и понаслаждаться ролью любящей матери.

Впрочем, леди Конгрейл была действительно небезразлична судьба ее старшего ребенка.

— Думая о нас с состраданием, даже если тебе самой придется несладко, — напутствовала она Магду, всхлипывая.

После ее слов в дверь комнаты грохнул требовательный кулак хозяина дома, который предупреждал Магду, что через час надо уже выезжать.

Магда поблагодарила Бога за то, что времени на дальнейшие сантименты уже не осталось. Против воли ее снова нарумянили и покрыли толстым слоем пудры, натянули модное дорожное платье, на завитые волосы осторожно надели отороченный мехом капюшон.

Во дворе стояла красивая, обитая кожей карета. В упряжке били копытами четыре прекрасные чалые лошади, гривы и хвосты которых были подвязаны синими и белыми ленточками. Форейторы были одеты в кремово-синие ливреи, униформу дома Морнбери. Эсмонд прислал за невестой свои экипаж.

Последние слова прощания были сказаны матери и братьям. Плохо одетые и голодные слуги выстроились в шеренгу около кареты. Они плакали и утирали носы рукавами. Им было искренне жаль, что Магда покидает Уайлдмарш Мэйнор. Только от нее они в этом доме получали доброту и понимание.

Вместе с Магдой в карету графа села Аннет, держа на коленях корзиночку, где лежала еда на дорогу и бутылка домашнего вина для сэра Адама. Сквайр Уайлдмарш Мэйнор сидел в карете напротив двух женщин и время от времени ухмылялся, поглаживая одной рукой бороду, а коленом, как бы невзначай, задевая колено Аннет…

Наконец карета тронулась с места и затряслась по неровной дороге.

При других обстоятельствах Магда с удовольствием восприняла бы эту поездку как невиданное развлечение на фоне скучной и однообразной жизни. За всю свою жизнь она только дважды далеко уезжала от дома. В последний раз это было тогда, когда она поехала с родителями в замок Шафтли на свадьбу Доротеи, обернувшуюся похоронами. Но тогда они ехали в тесной почтовой карете, где было нечем дышать. Сегодня они путешествовали с настоящим комфортом, но, несмотря на это, Магда была еле жива от волнения, ведь она ехала навстречу своей судьбе. Девушка невидящим взглядом смотрела в окно на городки, которые они проезжали, на раскиданные в беспорядке домики бедных, особняки богатых, фермы, широкую полосу вспаханной земли, огороженную низкими каменными стенами, типичными для Глуцестершира, на дикие, одетые снегом холмы.

Она смотрела, но ничего не видела, ни о чем не думала, терзалась мрачными предчувствиями, представляя себе тот прием, который окажет ей жених.