"Не лучше ли объясниться?" - читать интересную книгу автора (Лэм Шарлотта)

ГЛАВА ВТОРАЯ

Вскоре он вышел из кабинета и велел мисс Ропер выяснить, каким образом Пейшенс Кирби попала на его этаж, и пресечь возможность подобных инцидентов в будущем.

— Она не должна была пройти дальше вахтера у входа, не то что до лифта. Проверьте, кто работал сегодня утром и какой охранник дежурил у лифта. Эта девушка могла оказаться террористкой или грабительницей. Похоже, наша охрана распустилась. Я намерен провести завтра учебную тревогу. Посмотрим, насколько они бдительны!

— Да, сэр. — Голос звучал очень кротко, но Джеймс хорошо знал свою секретаршу: она редко называла его «сэр», и это всегда означало скрытую ярость или по меньшей мере сильное недовольство. Мисс Ропер была зла на него, она не одобряла то, как он обошелся с Пейшенс Кирби. Она не понимала его чувств, потому что мать не бросала ее в десятилетнем возрасте.

— И нечего на меня так смотреть! — Он повернулся и пошел к лифту, чувствуя себя несправедливо обиженным.

Днем его всегда возил личный шофер, Барни Кинг, так что Джеймсу не приходилось искать место для парковки. Барни отвозил его, куда нужно, а потом возвращался на Риджентс-парк, обедал со своей женой Энид на кухне и приезжал за хозяином по телефонному звонку.

Он уже должен был ждать в машине, Барни всегда был пунктуален. На Барни можно положиться, он не станет заниматься критиканством. Только женщины считают себя обладательницами богоданного права судить всех и вся. Мужчины гораздо разумнее и терпимее.

Джеймс не пользовался общим лифтом; у него был отдельный скоростной, доставлявший его сразу на подземную автостоянку без остановок на других семнадцати этажах здания. Его отец установил этот лифт, чтобы избежать нежелательных встреч.

Ступив на вымощенный мрамором пол нижнего этажа, Джеймс задержался, чтобы оглядеться на случай, если Пейшенс Кирби прячется где-нибудь поблизости. Девушки не было видно. Он оглядел толпу служащих, выходящих из лифтов и устремляющихся к вертящимся дверям на оживленную городскую улицу. Пейшенс среди них не было.

Хорошенькое имечко для такой сорвиголовы![2] Должно быть, увидев этого рыжика, родители предугадали будущий темперамент. Не иначе как имя было их шуткой.

Проходя по фойе, Джеймс, как обычно, наслаждался его оформлением. Это ему принадлежала идея светлой стеклянной стены, мраморного пола и одетых в стекло эскалаторов, оплетенных виноградными лозами среди фикусов, уже вымахавших до тропической высоты.

Первоначально фойе было гораздо темнее, окон в нем было меньше, а растений не было совсем.

Ребенком он не любил приходить в это мрачное место и вовсе не мечтал работать здесь, хотя и знал, что отец будет настаивать на продолжении семейного бизнеса.

Оглядываясь в прошлое, он не мог вспомнить, кем же хотел стать. Может быть, машинистом паровоза? Или путешественником? Но уж точно не банкиром. Отец говорил, что таково его предназначение. Скорее уж рок.

Когда отец умер четыре года назад, Джеймс, тогда управляющий и только в перспективе председатель правления, начал осуществлять реконструкцию здания банка, чтобы создать более приятную рабочую атмосферу для сотрудников и клиентов. Переоборудование обошлось в миллионы, но всякий раз, глядя на наполненные светом и зеленью помещения, он с удовольствием отмечал, что деньги потрачены не зря.

Темное и мрачное здание его детства навеки похоронено в памяти.

Он поспешил через вертящиеся двери к открытой шофером дверце белого «даймлера». Джеймс сел на заднее сиденье и вздохнул с облегчением. Барни закрыл дверцу и пошел к водительскому месту.

— Запри двери! — приказал Джеймс, и Барни удивленно подчинился.

— Никак что-то случилось, мистер Джеймс?

— Нет. И не хочу, чтобы случилось, — загадочно ответил Джеймс, решив не говорить о визите Пейшенс Кирби.

Пятидесятилетний Барни Кинг работал на семью Ормондов многие годы. Когда-то он отвез десятилетнего Джеймса, бледного и с ледяными ладошками, в школу-интернат, потом доставил в Кембридж пытающегося выглядеть взрослым восемнадцатилетнего студента, и он же возил на работу и обратно, в изысканный дом на Риджентс-парк, старого мистера Ормонда. Сам Барни с женой жили там же, в квартире над гаражом.

Барни и Инид были важной частью жизни Джеймса. Даже более важной, чем мисс Ропер, потому что они знали его еще ребенком и были добры, когда он нуждался в доброте, скрашивали его детское одиночество. Вспоминая детство, он думал о них чаще, чем об отце. Они стали для него почти родителями, и Джеймс с удовольствием вспоминал, как сидел с ними на кухне, ел сдобренные маслом лепешки и бутерброды с джемом, никогда не допускавшиеся в официальные трапезы, которые он делил с отцом.

Джеймс глядел в окно машины. Похоже, Пейшенс Кирби сдалась и убралась восвояси. Он вдруг вспомнил теплые, мягкие ладошки, цеплявшиеся за его ноги, и в груди шевельнулось незнакомое чувство.

Он нахмурился, злясь на себя, отогнал воспоминание, достал из «дипломата» финансовый отчет и снова принялся просматривать его. Нужно было освежить детали перед встречей с Чарлзом.

Движение на Пиккадилли было плотным, как обычно, но Барни сумел подъехать прямо ко входу в «Ритц».

— Я позвоню через пару часов, — сказал Джеймс, выходя.

Чарлз пил коктейль в зимнем саду. Он приветливо помахал Джеймсу и подозвал официанта, чтобы сделать заказ.

— Прекрасный денек, не правда ли?

— В самом деле? — рассеянно отозвался Джеймс. — Я не обратил внимания.

— Вот так Джимми! — расхохотался Чарлз. — Работа, работа — и никаких удовольствий.

Чарлза совершенно не беспокоил тот факт, что Джеймсу не нравится обращение «Джимми». Потягивая коктейль, Джеймс изучил меню и остановился на салате с анчоусами под «пармезаном» и дуврской камбале со спаржей и молодым картофелем.

— Хорошо зажаренную и без костей, — указал он, и метрдотель солидно кивнул.

— Да, сэр.

— Обедая с тобой, Джимми, я начинаю верить в переселение душ. Ты — вылитый отец. Стоит тебе раскрыть рот, и кажется, что время обратилось вспять.

— Ты мне льстишь, — сказал Джеймс, прекрасно понимая, что Чарлз не собирался делать комплимент. — Я был очень привязан к отцу.

— В самом деле? — скривился Чарлз. — Я своего ненавидел. Этот унылый викторианец непрерывно читал мне нотации.

Мужчины сидели в красивой столовой с видом на Грин-парк. Их столик располагался в углу, у приоткрытого окна, в которое влетал мягкий весенний ветерок.

За едой они вели деловой разговор, но время от времени Джеймс поглядывал через окно в парк, на склоненные золотые головки нарциссов под деревьями, на ветвях которых начинала появляться ярко-зеленая листва.

Заметив его рассеянность, Чарлз ухмыльнулся.

— Как Фиона, Джимми?

Джеймса в очередной раз передернуло от этого фамильярного обращения, но он сдержался.

— Хорошо, спасибо.

— Восхитительная девушка, везунчик ты эдакий! Вот уж не отказался бы поменяться с тобой местами. Ты ведь с ней уже давно встречаешься? Скоро помолвка?

Джеймс ответил ледяным взглядом. Они не были столь близкими друзьями, чтобы обсуждать вопросы личной жизни.

Не дождавшись ответа, Чарлз предположил:

— Не спешишь связывать себе руки? Хотел бы я быть так же умен в свое время. Но уж теперь научен. Больше никаких браков. Только интрижки.

В свои пятьдесят с небольшим элегантный и стройный Чарлз с чуть проблескивающим серебром в черных волосах был женат четыре раза и сейчас находился в середине бракоразводного процесса с последней женой — шикарной телезвездой гораздо моложе его.

Как-то, возвратившись домой поздно вечером после делового ужина, Чарлз застал ее в постели с партнером по сериалу. Может быть, он и не принял бы все так близко к сердцу, не происходи это на супружеской постели — его постели — и не будь партнер ровесником жены и половым гигантом.

Чарлз вовсе не хотел оповещать весь свет о том, что жена обманывает его с молодым мужчиной. Но жена не пожелала хранить молчание. Она дала интервью нескольким ежедневным газетам, и Чарлз имел удовольствие прочитать об интимных деталях собственной сексуальной жизни, сделавшихся теперь всеобщим достоянием…

Джеймс извлек доклад, который изучал все утро, и задал серию довольно каверзных вопросов. Чарлз мог делать глупости, когда речь заходила о женщинах, но в делах проявлял замечательный ум, и ответы его были, как всегда, исчерпывающими.

Бутылка хорошего белого вина опустела задолго до того, как они покончили с горячим блюдом, но на долю Джеймса пришлась лишь малая толика. Он не любил много пить за обедом — это означало, что вторая половина дня окажется непродуктивной.

Он отказался от пудинга, ограничившись кофе. Чарлз же, напротив, заказал пудинг с изюмом и заварным кремом и ел его, жмурясь от наслаждения.

— Объедение! Совсем как наш школьный пудинг. Зря ты не взял.

— Я не ем пудинги, особенно тяжелые.

— Пуританин! Твоя проблема в том, что тебя никогда не учили наслаждаться жизнью. Твой мрачный папаша дурно на тебя повлиял.

Джеймс мог бы сказать, что отец научил его не жениться на женщинах, которые обходятся в целое состояние каждая и изменяют мужу; не пить, как свинья; не проводить целые дни, шатаясь по барам и буйным пирушкам. Но какой смысл оскорблять Чарлза этой правдой?

Он посмотрел на часы.

— Извини, Чарлз, я убегаю. У меня встреча в три. Спасибо за помощь.

Он достал из «дипломата» сотовый телефон, позвонил Барни и велел ему приезжать. Потом подозвал официанта, подписал счет, оставил чаевые на тарелке и встал.

— А я, пожалуй, выпью бренди перед уходом, — сказал Чарлз, развалясь в кресле. — Спасибо за ленч, старина. Привет Фионе. Сексуальная, чертовка. Везет же тебе, подлецу.

В мужской комнате Джеймс зачесал назад свои черные волосы, глядя в зеркало. В его серых глазах было холодное выражение. Можно ли назвать Фиону сексуальной? Нет, ей это не подходит. Красивая — да. Элегантная — да. Но сексуальная? Нет, слишком она холодна.

Он вздрогнул от этой мысли. Неужели правда? Нет, разумеется, она не холодна. Может быть, сдержанна, но не более того.

И все же серые глаза в зеркале выражали явное смущение. Очень нелепый получался день. Он поспешил отвернуться от зеркала, взял плащ, набросил его на плечи, оставил чаевые гардеробщику и вышел как раз в тот момент, когда подъехал Барни.

— Надеюсь, я не заставил вас ждать, мистер Джеймс. Машин сегодня у парка было многовато.

Джеймс улыбнулся.

— Нет, я только вышел. Ты идеально рассчитал, Барни, как всегда. Сейчас снова в офис. Хорошо накормила тебя Инид?

— Жаркое из бычьих хвостов с пюре, а потом яблоко.

— Ты счастливчик, Барни. Мое любимое жаркое. Что она готовит на вечер?

— Мы думали, что вы сегодня обедаете в ресторане, сэр, — Барни тревожно заглянул в зеркало. — Мы тут купили билеты на новый мюзикл, мистер Джеймс. Но, может быть, мы будем нужны вам?

— Нет, нет, я забыл. Конечно, я обедаю в ресторане. — Джеймс не хотел портить им вечер только потому, что испорчен его собственный. Он вполне может поесть в новом ресторане, где все равно заказан столик.

Барни расслабился и чуть слышно вздохнул.

— А то я уж начал волноваться. Инид так ждала этого шоу. Вы знаете, она любит хорошие мюзиклы. Романтик она, моя Инид.

Джеймс улыбнулся.

— И всегда была. Сколько субботних вечеров провел я вместе с ней, глядя слезливые фильмы по телевизору, и только успевал подавать бумажные салфетки.

— Хорошего вам вечера. Ты сможешь подбросить меня до клуба в пять часов? Потом ты свободен. Я вернусь на такси.

— Хорошо, мистер Джеймс. Спасибо. — Барни подрулил к банку.

Прежде чем выйти, Джеймс торопливо осмотрелся. Рыжей головки Пейшенс Кирби видно не было. Что-то засосало у него в груди, Джеймс сказал себе, что это облегчение. Вот уж кого он не хотел бы увидеть. Сумасшедшая девица. И все же он был удивлен. Неужели она сдалась и отправилась домой?

Во второй половине дня на него навалилось столько работы, что думать о постороннем просто не было времени. Ровно в пять он спустился на своем лифте и пошел к машине.

Он успел забыть о Пейшенс Кирби, сел на заднее сиденье, и Барни, закрыв дверцу, направился к своему месту. Окно было полуоткрыто. Вдруг в него просунулась маленькая рука и схватила Джеймса за плечо. Опешив, он уставился в сверкающие карие глаза. С секунду он способен был думать только о золотых искорках вокруг темных зрачков.

— Может быть, вы все-таки передумаете? Ведь у вас же найдется час, чтобы повидать ее. Только один раз. Разве я многого прошу? Если б вы только увидели, как она слаба, вы не стали бы отказываться. Кажется, дунь ветерок, и она упадет.

— Вы понимаете по-английски? Для меня она мертва. Я не намерен возобновлять знакомство. А теперь отпустите меня, пожалуйста. Езжай, Барни!

Он бесился отчасти потому, что уже второй раз за день его сердце поднималось, будто от наслаждения; отчасти же потому, что его служащие бесстыдно глазели на происходящее. Завтра сплетня разойдется по всему банку. Такого с ним еще не было.

— Как можно быть таким жестоким! — воскликнула Пейшенс Кирби, сверкая глазами. — Это же ваша мать!

Джеймс услышал, как, охнув, повернулся к нему Барни. В глазах шофера было изумление. Черт ее возьми! Что она сделает дальше? Сообщит эту историю центральным газетам?

— Я закрываю окно. Уберите руку, — заявил он, нажимая на кнопку.

Стекло скользнуло вверх. Девушка выдернула руку в последнее мгновение.

— Поезжай, Барни, — процедил Джеймс. Барни машинально повиновался и рванул с места в тот самый момент, когда Джеймс понял, что рукав Пейшенс Кирби застрял в окне и машина потащила ее.

— Стой! Ради Бога, остановись! — заорал он Барни, и тот ударил по тормозам. «Даймлер» резко остановился.

И тут Джеймс совершил самую большую глупость. Он нажал на кнопку, стекло опустилось, и бледное лицо в окружении рыжих волос исчезло из окна. Только тогда он понял, что надо было сначала выйти с другой стороны и поддержать девушку, пока Барни будет открывать окно. Девушка упала на дорогу со стуком, от которого у него сжалось сердце. Выскочив из другой дверцы, Джеймс обежал машину и увидел, что девушка лежит лицом вниз. Побледнев, он опустился на колени. Вокруг уже собиралась толпа.

— Что случилось? — спросила женщина, другая пожала плечами.

— Он сбил ее?

— Бедная девочка! По-моему, это серьезно. Мне кажется, она мертва.

Барни тоже вышел из машины.

— Как она, сэр?

Джеймс услышал неодобрение в его голосе и понял, что у мисс Ропер появился новый союзник. Что происходит в его жизни? Окружающие начинают видеть в нем чудовище.

У него возникло странное чувство, что, окажись под рукой зеркало, он нашел бы такую же оценку и в собственных глазах.

Пейшенс Кирби шевельнулась и села.

— У вас все в порядке? — спросил Джеймс. — Лучше не двигайтесь, пока не приедет «скорая помощь».

Она приложила руку к голове, и Джеймс увидел кровь.

— Вы ранены! Барни, позвони в «Скорую»!

Пейшенс Кирби торопливо и неловко встала, опершись на Джеймса.

— Не нужно. Я не хочу в больницу. Придется несколько часов ждать осмотра, а здесь всего-то несколько синяков и царапин.

— Откуда вы знаете? Могут быть и переломы.

Она повертела тонкой лодыжкой, сделала пару неуверенных шагов.

— Видите, я хожу. Ничего у меня не сломано.

— А голова? Вы ударились о мостовую.

— Ну, череп у меня крепкий.

И все же Джеймсу не нравилось, как она держится на ногах.

— Попытка ограбления? — прошипел мужчина из толпы. — Я видел, как она сунула руку в окно. Что делается: уличные девки шляются в Сити средь бела дня. Вы осторожнее, мистер. Я думаю, что она симулирует и собирается шантажировать вас. Если явятся копы, я буду свидетелем. Это был просто несчастный случай, и не давайте ей себя поймать.

Джеймс ответил таким яростным взглядом, что мужчина поспешил ретироваться, бормоча:

— Что ж, если человек хочет оказаться в дураках, я никогда не стану ему мешать.

— Вам нужно сделать рентген и убедиться, что нет трещин, — сказал Джеймс девушке, но та, поморщившись, замотала головой.

— Я не поеду. Если завтра мне станет хуже, я обращусь в травмпункт. И перестаньте, пожалуйста, паниковать. Вы хуже, чем мой дедушка.

Сравнение с дедушкой подействовало. Джеймс стиснул зубы и приказал:

— Садитесь в машину. Я отвезу вас домой.

Толпа, увидев, что больше развлечений не предвидится, начала рассеиваться.

В глазах девушки появился шальной огонек.

— А что, если, оказавшись так близко, я залезу к вам в карман?

— Очень остроумно, мисс Кирби. Садитесь в машину, пожалуйста.

На этот раз она подчинилась, но продолжала смотреть на него и потому споткнулась о порожек.

Джеймс поднял девушку на руки и внес в машину, ощущая прикосновение рыжих волос к щеке и легкий цветочный аромат ее кожи. Если бы не бугорки грудей, ее можно было бы принять за мальчика, такая она была стройная и тоненькая. Но было бы ошибкой забыть о ее женственности, тем более когда несешь ее на руках.

Она выглядела ребенком, но добивалась своего чисто по-женски. Джеймс твердо решил не ехать к ней, и что же? Едет! И что самое ужасное — не имеет ничего против.

Не то чтобы его привлекали костлявые подростки! Боже упаси! Пока он пытался разобраться в своих чувствах спокойно и здраво, она обвила руками его шею, положила голову ему на плечо, и Джеймс потерял способность мыслить вообще.

Он чуть не бросил ее на сиденье и сел рядом, стараясь казаться невозмутимым.

Что за черт? Он ведет себя как сексуально озабоченный подросток.

Захлопнув дверцу, он коротко спросил:

— Адрес?

— Масвел-Хилл, Чини-роуд. Дом называется «Кедры».

Адрес звучал по-викториански изящно и совершенно не подходил девушке. Интересно, как этот дом выглядит? И что у нее за семья? Но в дом он все равно не войдет. Просто высадит ее и уедет.

— Поезжай, Барни, — сказал Джеймс, наклоняясь, чтобы открыть вмонтированный в переднее сиденье шкафчик. Среди прочего там была аптечка первой помощи. Джеймс взял коробочку бумажных салфеток, флакон дистиллированной воды и пару полосок пластыря. — Поверните ко мне лицо, мисс Кирби.

— Пейшенс, — поправила она, повинуясь.

— Очень старомодное имя.

— Это имя моей тетушки. Она была богата, и мои родители надеялись, что она оставит деньги мне, если они назовут меня в ее честь.

— И что она?

— Все досталось приюту для кошек. В завещании было сказано, что она ненавидела свое имя и, если бы мои родители не назвали меня Пейшенс, оставила бы деньги мне, но девочке с таким именем деньги уже не помогут.

Джеймс рассмеялся.

— Похоже, интересная у вас была тетушка. И как?

— Что «как»?

— Вам действительно лучше без ее денег?

Пейшенс печально покачала головой. Джеймс начал смывать кровь с ее лба, очищая длинную, но поверхностную царапину. Он промыл ее и просушил, а потом заклеил пластырем, стараясь не глядеть в затененные длинными, изогнутыми ресницами глаза. От неловкости он заговорил грубоватым тоном:

— Голова сильно болит?

— Совсем не болит.

Джеймс поднял три пальца.

— Сколько вы видите пальцев?

— Три, конечно.

Он внимательно посмотрел в карие глаза, но зрачки были нормальные — не увеличенные и не суженные. Она улыбнулась теплым и мягким ртом, заставив его покраснеть по какой-то необъяснимой причине.

Джеймс нахмурился. Зачем обманывать себя? Он прекрасно понимает, почему покраснел. Просто он хотел поцеловать этот большой, теплый рот. И сейчас хочет. И от одной мысли об этом у него темнеет в глазах. Может быть, подхватил инфекцию? По банку ходит грипп. Наверное. Иначе откуда это дикое желание поцеловать девушку, которая ему даже не нравится? Здесь и посмотреть-то не на что. Совершенно не его тип.

Все это время она наблюдала за ним, а теперь опустила глаза, золотистые ресницы легли на щеки. Хоть бы она не прочитала его мысли! Джеймс не хотел, чтобы у девушки возникали безумные идеи о его намерениях. В отношении нее у него вообще нет никаких намерений.

Барни притормозил, поворачивая на перекрестке.

— Это Чини-роуд. Где ваш дом, мисс?

И он, и Джеймс внимательно рассматривали просторно стоящие дома с большими садами. Это вполне соответствовало данному девушкой адресу, но совершенно не подходило к самой девушке. Не похоже было, что она родилась в одном из этих изящных домов, окруженных деревьями и кустами, лужайками и изогнутыми подъездными дорожками.

— Езжайте прямо. Я скажу, где остановиться, — сказала Пейшенс, и Барни послушно двинулся вперед. Наконец она сказала: — Здесь!

Машина остановилась, и мужчины с интересом рассматривали высокий викторианский дом с розовой покатой крышей на нескольких уровнях, витыми, будто леденцы, печными трубами и решетчатыми окнами, за которыми висели милые ситцевые занавески. Дом был построен из красного кирпича, деревянные части выкрашены в светло-зеленый цвет, и все строение производило впечатление скорее коттеджа, нежели большого дома, — типичный дизайн последней четверти девятнадцатого века. Дом стоял довольно далеко от дороги, в большом саду, где вовсю хозяйничала весна.

Черные сучья миндальных деревьев, усеянные цветами, покрытые маргаритками лужайки, желтые венчики нарциссов и пурпурные крокусы на одичавших клумбах — до сих пор Джеймс не замечал, что весна уже наступила по-настоящему. Его чересчур ухоженному саду недоставало этой лирической ноты.

— А где кедры? — сухо поинтересовался он. — Что же с ними случилось?

— За домом есть один. Когда строили дом, их было два. Второй повалило бурей много лет назад. — Ее глаза воинственно блеснули. — А нельзя ли без сарказма?

Джеймс не ответил.

— Барни, ко входу, пожалуйста.

Барни провел машину через открытые зеленые ворота и подъехал к крыльцу с верандой. Он остановился у самых ступенек. Джеймс вышел из машины и повернулся, чтобы помочь Пейшенс.

— Вот вы и дома. До свидания. Что до меня, я не хочу вас более видеть.

Она выбралась из машины и споткнулась о его ногу. Джеймс не сомневался, что это было сделано нарочно, но обреченно подхватил едва не упавшую на дорожку девушку. Чего доброго, привыкнет сидеть у него на руках. Хотел бы он посмотреть на это со стороны. Девица способна обвиться, как плющ, стоит только зазеваться.

— Хорошо, но это последнее, что я для вас сделаю, — холодно заявил он. — Я донесу вас до дверей, но в дом не войду.

Он ожидал возражений, но не услышал ни одного, что уже внушало опасения. Надо бы усадить ее на порог и бежать к машине, пока цел.

Она посмотрела через его плечо на Барни и одарила шофера своей дивной улыбкой.

— Спасибо, Барни.

Джеймс тут же подозрительно поинтересовался:

— Откуда вы знаете его имя?

Пейшенс обратила карие глаза на него.

— Вы всю дорогу обращались к нему по имени.

На этот раз и он удостоился улыбки, отчего тревожно напряглись мышцы живота.

— Какой вы смешной, — милостиво поведала она.

Джеймс поднялся по лестнице, пронес девушку по скрипучему полу веранды и заставил себя опустить ее у двери в дом.

— Что ж, прощайте, мисс Кирби. И не пытайтесь больше проникнуть в мой офис. Я ужесточил систему контроля, так что вам это все равно не удастся.

Она одарила его хитрющим взглядом из-под длинных ресниц.

— Спорим, я прошла бы, если бы захотела?

И спорить тут было не о чем, он понимал, что его охранники — всего лишь люди. Однако вслух сурово заметил:

— Не пытайтесь. Мне будет очень жаль, если вы окажетесь в тюрьме.

— Да вы были бы просто счастливы, — сказала она, иронично изогнув розовые губы. — Мужчины любят проявлять власть. Тирания — их любимое занятие.

Джеймс не хотел больше спорить. Он повернулся, чтобы идти к машине, но тут дверь распахнулась, и его подхватила вывалившаяся из дома шумная толпа: лающие, колотящие хвостами и лижущиеся собаки, вопящие дети в ободранных джинсах и свитерах (не менее дюжины), две пожилые леди в цветастых фартуках и старик в грязных башмаках и грубых рабочих брюках.

Джеймс попытался выбраться, но для этого надо было двигаться быстрее и не рассматривать пожилых леди, задаваясь вопросом, нет ли здесь его матери. Сходства не находилось, но его можно было и не заметить после двадцатипятилетней разлуки. Пейшенс говорила, что его мать слабая и хрупкая. Ни одна из женщин не соответствовала такому описанию. Обе выглядели вполне крепкими, хотя им явно перевалило за семьдесят.

— Он забрал нашего щенка и хочет утопить! — кричал кто-то из детей. — Скажи ему, чтобы отдал.

Пейшенс здоровалась с собаками, успевая гладить сразу все облизывающие ее морды.

— Откуда этот щенок? — спросила она самого высокого из детей — мальчика с копной знакомых рыжих волос и глазами цвета карамели.

Старик мрачно пояснил:

— Они нашли его и принесли домой. Будто без того мало собак путается под ногами!

— Это мой щенок, — сказал самый маленький мальчик с торчащими во все стороны рыжими кудрями. — Он будет жить на моем космическом корабле.

— Космический корабль? — переспросила Пейшенс.

— Она так свою тачку называет, — перебил старший мальчик.

«Она»? Так это девочка?

Пейшенс улыбнулась малышке и взъерошила ее кудри.

— Где ты его нашла, Эмми? Он, наверное, чей-то. Хозяева будут беспокоиться. Мы должны сообщить им, что щенок нашелся.

— Ничего не выйдет, — проворчал старик. — Хозяева его обратно не возьмут. Дураки они, что ли? Радуются небось, что избавились.

— Мне его дала леди из дома у дороги! — сказала Эмми. — Она говорит, что он никому не нужен. Она мне разрешила. И ему я нравлюсь. Он сам захотел идти со мной, он облизал мне лицо и залез в мой космический корабль. А Джо говорит, что утопит его. Запрети ему, пожалуйста, Пейшенс!

По личику Эмми потекли огромные слезищи. Казалось, она вся сейчас растает.

— В доме и без того слишком много животных. Когда-то надо остановиться!

— Я тебя ненавижу, я тебя ненавижу! — рыдающая Эмми с неожиданной яростью пнула старика в лодыжку.

Тот подпрыгнул.

— Эй, прекрати сейчас же!

Как по команде, дети окружили его, готовые, кажется, все броситься в атаку, но окрик Пейшенс заставил их отступить.

— Он гадкий! — сказала все еще плачущая Эмми.

— И вообще это не его дело! — подхватил фальцетом высокий мальчик.

Пейшенс достала носовой платок и нежно вытерла мокрое личико Эмми.

— Нельзя драться со взрослыми, ты же знаешь, Эмми.

— Даже если они этого заслуживают? — дерзко спросил высокий мальчик.

Пейшенс смешалась.

— Даже тогда, Тоби, — сказала она наконец, и дети нахмурились.

К этому времени Джеймс разобрался, что их не дюжина, а человек шесть и не все они родственники. Рыжеволосые, вероятно, приходились родней Пейшенс, а остальные трое — скорее всего, просто их друзья.

Барни вышел из машины и поднялся по ступенькам.

— Вы едете, сэр? Мне же еще нужно заехать за Инид, а то мы опоздаем в театр.

Пейшенс резко обернулась к Джеймсу. Дети, женщины, старик — все уставились на него. «Это он?» — шепотом спросили у Пейшенс дети, и та кивнула, приложив палец к губам.

Джеймс понимал, что должен ехать. Вся эта семейка явно сумасшедшая. Ничего подобного с ним до сих пор не происходило. Вся его жизнь была размеренной и упорядоченной. Мир спокойных цветов и приглушенных голосов. Здесь же ему открывалась целая незнакомая вселенная, и он знал, что не сможет уехать, не удовлетворив проснувшегося любопытства.

— Езжай, Барни, не будем заставлять Инид ждать. Я возьму такси, — небрежно сказал он.

Барни кивнул.

— Да, сэр. — Барни пошел к машине, и Джеймс ощутил последний порыв сбежать, но в это мгновение маленькая ладошка обхватила его пальцы.

Он опустил глаза и встретился взглядом с зелеными глазенками девочки.

— Пойдем посмотрим моего щенка. Ты любишь щенков?

— Не потакайте ей, — сказал старик. — Посмотрите, сколько у нас уже собак. А этот щенок к тому же не приучен к дому. Всюду оставляет лужи и уже изгрыз подушку и тапочку миссис Грин.

— Только не надо рассказывать о грошовой тапочке. Не хватало еще, чтобы бедную крошку утопили из-за меня, — вмешалась бойкая седая старушка в голубом фартуке под цвет глаз. — К дому я его быстро приучу, у меня на собак легкая рука. Зато этот малыш живо передушит всех крыс.

— Давайте, давайте! Подрывайте мой авторитет! — нахмурился старик.

— Какой еще авторитет? — фыркнула миссис Грин. — Кого вы из себя строите? Девочка была права: хороший пинок — вот что вам нужно!

— Лавиния! — перебила Пейшенс. — Перестаньте ссориться. Эмми, покажи мистеру Ормонду своего щенка, но помни, что скоро ужин. Приходи с ним на кухню мыть руки.

Эмми подняла к Джеймсу заговорщические глазенки.

— Она такая командирша!

— Да, я заметил, — сказал Джеймс, не особенно заинтересованный щенком, но фаталистически принявший необходимость любоваться им. Эти дети пошли в старшую сестру — паровые катки в человеческом образе.