10

На следующее утро неожиданно появилась Грейс. Просунув голову в дверь офиса Торри, она весело объявила:

— Все! С дельфинами покончено! Молю бога, чтобы они тебе понравились!

— Грейс! Что за чудеса! Входи, я так рада тебя видеть. Как тебе удалось так быстро справиться с ними?

— О, я давно поняла, что отсутствие денег — лучший стимул в работе, — расхохоталась та. — Одного дельфинчика я принесла с собой, — она поправила тяжелый сверток, который прижимала локтем к боку, — а остальные ждут в машине.

Посмотрев работу, Торренс нашла ее очень удачной и тут же удвоила заказ.

— Пойдем перекусим вместе, — порывисто предложила она.

— Теперь моя очередь угощать! — шутливо воскликнула Грейс.

— Чепуха, когда мы с последний раз виделись, ты все время стояла у плиты. Так что не спорь.

Во время ланча они безмятежно болтали, пока Грейс не поинтересовалась:

— А как поживает Джон?

— Прекрасно. Разве ты с ним с тех пор не виделась?

— Нет. Иногда мы месяцами не встречаемся. А ты... А он... Вы все еще вместе? — Грейс явно чувствовала себя не в своей тарелке.

Торри, подумав, со вздохом ответила:

— Настолько, насколько это возможно.

— Ты не хочешь мне рассказать? — мягко спросила Грейс.

— Я...

— О том, что я передам это Джону, и речи быть не может. Конечно, он мой друг, но ты... тебя я тоже считаю своей подругой.

— Спасибо, — улыбнулась Торри и, к собственному удивлению, тут же все рассказала Грейс. — ...И когда я узнала, что контракт уже подписан, что он... что я... была для него лишь забавой... — Голос ее прервался. — Знаешь, я никогда не понимала поговорки, что оскорбленная женщина страшнее черта, а теперь готова подписаться под каждым ее словом.

— Мне кажется, все дело в том, что ты просто влюбилась в него, — осторожно сказала Грейс.

— Я совсем недавно осознала это. — Торри отодвинула тарелку. — Сама не знаю, как это произошло. Чем больше я убеждала себя, что ненавижу его, тем сильнее влюблялась. Это трудно объяснить, но он стал смыслом моего существования, — беспомощно призналась она. — Когда его нет рядом, у меня все из рук валится, а когда он приходит, я то сгораю от желания, то просто готова его убить. — Она вздрогнула, как от боли, и, взглянув на Грейс, увидела, что та глубоко задумалась. — Прости, — сказала Торри, — я вовсе не собиралась нагнетать страсти. Думаю, мне остается только одно — сохранять между нами разумную дистанцию.

— И ты искренне веришь, что это возможно? — мягко спросила Грейс.

— Если бы я знала, чему верить, то не была бы сейчас в таких растрепанных чувствах. Пойми, дело не во мне, в конце концов, я переживу это. — Она вспыхнула. — Но он! Он не способен любить! Он... просто презирает женщин!

— Не горячись. — Грейс протянула руку и накрыла ладонью дрожащие пальцы Торри. — Определенного сорта женщин, возможно. По вполне понятным причинам. Джон весьма состоятельный и интересный мужчина, и у него есть все основания относиться с подозрением к некоторым из окружающих его... — Она замялась, подыскивая подходящее слово: — ...соискательниц. Но мне случалось убедиться, что это распространяется не на всех. Знаешь, иногда мне кажется, что он... — Грейс умолкла, казалось, унесясь мыслями куда-то очень далеко, — презирает сам себя за то, что унаследовал от отца фатальную тягу к слабому полу. Видимо, в этом — причина его цинизма.

Торри смотрела на нее во все глаза.

— Единственный раз, когда я задела его за живое, — вспомнила она, — разговор касался именно этой темы. Джон спокойно объяснил, почему не любит отца, но ведь он избрал собственный путь, который очень сильно отличается от того...

Грейс перебила ее:

— Джон всем обязан исключительно самому себе и порой выказывает холодное равнодушие, равносильное оскорблению. Иногда он даже способен на провокацию, — Грейс вдруг зябко поежилась, — говоря, что это всего лишь психологический тест. — Она состроила гримасу и закончила: — И все-таки я не верю в то, что он к тебе безразличен.

— Я понимаю. — Торри сжала виски. — Но дело в том, что я слишком далеко зашла, доказывая ему обратное. Так что теперь вряд ли можно что-то исправить.

— Нет безвыходных ситуаций, дорогая.

— Возможно. — Она вздохнула. — Но что мне теперь делать?

— Наверное, просто любить его, — мудро заключила Грейс.

Эти слова весь день не выходили у Торренс из головы. Вечер она провела дома в ожидании звонка. Но Джон не позвонил.

Вместо этого он на следующий день заехал к ней в офис. Просто распахнул дверь, как накануне это сделала Грейс. От неожиданности Торри покраснела и порывисто встала, задев стоявший на ее столе керамический кофейник. Джон успел подхватить его почти у самого пола.

— Ой... Слава богу! — выдохнула Торренс.

— Ценная вещь? — спросил он.

— Да, и к тому же старинная. Понять не могу, как это меня угораздило.

— Я не хотел тебя напугать.

— Я совсем не испугалась, — возразила она и покраснела еще гуще, потому что это была ложь.

Джон бережно поставил кофейник на стол и пристально посмотрел на нее. Окончательно смутившись, Торренс спросила:

— Я тебе зачем-то понадобилась?

Легкая улыбка скользнула по его губам.

— Просто хотел тебя увидеть. Пойдем куда-нибудь, перекусим.

Торри показалось, что судьба предоставляет ей случай выполнить задуманное, если, конечно, у нее хватит на это смелости.

— Хорошо, — тихо сказала она.

Он привел ее к «Фабиолли». Они устроились на открытой веранде с видом на залив. Солнечные зайчики прыгали по волнам, на которых тихо покачивались яхты, стоившие целые состояния.

Они заказали фирменное блюдо — королевские креветки и салат. Торри водила вилкой по тарелке, судорожно придумывая, с чего бы начать разговор. Джон тоже не прилагал никаких усилий, чтобы поддержать беседу, и, лишь перехватив ее взгляд, устремленный на море, равнодушно спросил:

— Ты не хотела бы получить в подарок к свадьбе яхту?

Она торопливо отвела глаза.

— Нет, спасибо.

— Какая жалость. Мы могли бы назвать ее «Леди Торренс», — протянул он. — Тогда скажи, чего бы тебе хотелось. Ты же знаешь, что можешь выбрать все, что угодно.

— Так ты за этим пригласил меня? — Голос ее дрогнул. — Твое... хладнокровие... порой просто непостижимо, — с трудом выговорила девушка.

— Разве? — удивился Джон. — Кстати, почему ты все-таки выходишь за меня?

— Я не понимаю...

— Почему я хочу на тебе жениться?

— Нет... нет.

— Разве ты не находишь, что мы идеально подходим друг другу?

— Значит, я... я прошла испытание, о котором даже не догадывалась? — хрипло спросила она.

— Судя по всему, да.

В его глазах ничего нельзя было прочитать, на лице застыло жесткое, почти суровое выражение.

Торренс было мучительно трудно смотреть на него, и не только потому, что она любила его и больше не могла этого отрицать, но и потому, что теперь очень хорошо узнала этого человека и понимала, что не сможет его переделать.

— Скажи мне, Джон, — машинально повертев в руках солонку, она поставила ее на стол и подняла на него глаза, — почему ты тогда выдвинул ультиматум — банкротство родителей или брак?

— Не знаю. Я действовал под влиянием момента. Ты была... так недостижима... и так притягательна. Я инстинктивно почувствовал, что это единственный способ склонить тебя к замужеству.

— И еще... ты наконец выяснил, что я не собираюсь с тобой спать... Так в чем заключался тест?

Джон молчал, но она заметила в его глазах иронию.

— Тебя это беспокоит?

— Да, очень. У нас... были противоположные намерения... — Торри запнулась. — Они и сейчас остаются таковыми. Я не верю, что, экзаменуя меня, ты стремился к чему-то большему, чем просто позабавиться. Но я не могу жить в неведении, вот почему для меня это так важно.

— Послушай Торри, я же просил тебя не усложнять... О каком неведении ты говоришь? Мы ведь хотим друг друга... и даже понимаем, — сказал он с неожиданно беспомощной улыбкой и продолжил: — В тот вечер, когда я звонил тебе из Канберры, я уже знал, что тебе все известно о подписанном контракте. Ну, согласись, ты же понимала, что я лишь подыгрывал тебе.

— Понимала? — воскликнула она упавшим голосом и с горечью повторила: — Подыгрывал?

Дома Торренс, не включая свет, прошла в гостиную и калачиком свернулась на кушетке. Чувство огромной утраты переполняло ее. Она лихорадочно перебирала в уме все, что он говорил и делал, свои ответы и реакции, стараясь нащупать истину, все еще ускользающую от нее.

Это его утверждение, что они, как никто, понимают друг друга... А может быть, он прав, и этого достаточно для семейной жизни? Как прав и в том, что она любит все усложнять? Быть может, виной всему ее слишком сентиментальные взгляды на любовь и брак?

— Как бы то ни было, — прошептала она, опуская голову на подушку, — я приняла решение. Я не могу себя переделать... и никогда не переделаю его. Мне не нужен мужчина, который не любит меня... не любит... не любит...

Слезы наконец потоком хлынули у нее из глаз, не принося облегчения. Торри сомневалась, что когда-нибудь сможет пережить эту потерю.