"Любовные секреты" - читать интересную книгу автора (Камингз Монетт)

Глава восьмая

Джонатан уставился на нее, не в силах поверить услышанному. Совсем, что ли, нет стыда у этой особы? Видимо, так, судя по тому, как она ему ответила. Заявить, что ей очень нравится то, что она делает! И тем не менее, можно поверить, что это правда, иначе она подыскала бы себе более пристойное занятие. Не похоже, что стать на этот путь ее вынуждала бедность.

Конечно, трудно судить о таких вещах. Своей нынешней обеспеченностью она могла быть обязана плате или подаркам от… пожалуй, следует называть их ее клиентами.

Мгновение спустя он сообразил, что стоит с широко раскрытым ртом, и громко захлопнул его, так что клацнули зубы. Когда он вновь обрел дар речи, то холодно сказал:

— Разумеется, я ничего подобного не сделал. Я не стану обсуждать подобные вещи с молодой леди такого благородного происхождения, как Люси. И ни с какой другой. Не говоря уже об упоминании таких вещей при детях. Скажите, а Чарльз Оуэнс имеет представление о том, чем вы занимаетесь?

Теперь пришла очередь Миранды уставиться на него. Какие же у него должны быть дремучие взгляды, раз он так сильно возражает против того, что она делает. Интересно, подумала она, он так сильно настроен против всех писателей или это только к ее творчеству он относится так уничижительно?

Она действительно не хотела, чтобы ее родственники узнали о том, что она пишет книги, но не потому же, что стыдится чего-либо из написанного ею. Да и нечего ей стыдиться. В некоторых сюжетах у нее, может быть, и чересчур разыгралась фантазия, но в них не было совершенно ничего вредоносного. В конце повествования зло всегда терпело поражение, а торжествовали всегда чистые сердцем.

Она никогда не думала, что в ее книгах есть что-то морализирующее, но, видимо, их можно было и так воспринимать. А она-то говорила мистеру Уоррингтону, что не желает никого поучать! От этого воспоминания она чуть не рассмеялась, но сердитое выражение лица капитана удержало ее.

Она хранила в тайне свое творчество лишь потому, что боялась, что скажут на это леди из света. Не так уж важно, как они отзовутся о ней самой, но ведь они, так жадно требующие волнующего чтения, могли в то время осудить Люси за то, что у той есть кузина, которая как раз и пишет такие истории.

Миранда знала, что большинство этих леди делало вид, что им неизвестно, как эти романы попадают к ним в руки, словно они считали, будто книги расцветают сами собой, без всякого участия человека. Она-то думала, что капитан Мюррей реально смотрит на вещи и может воспринять ее работу, не делая вида, что это нечто такое, о чем неудобно даже упомянуть, и не спрашивая, сообщила ли она об этом Чарльзу.

— Нет… я никогда не говорила ему об этом, — призналась она, — потому что у нас редко выпадала возможность поговорить друг с другом, а сказать всегда надо было так много. Но как ни мало я знаю Чарльза, не думаю, чтобы он стал возражать.

Миранда вынуждена была признать, что и в самом деле мало что может вспомнить о Чарльзе Оуэнсе. Он редко бывал дома, а она не часто навещала их семью, так что их пребывание там часто не совпадало. Но он запомнился ей как молодой человек, у которого всегда было великолепное расположение духа, как джентльмен, которого — если бы не война — можно было бы встретить вечером бродящим с товарищами по городу в поисках какой-нибудь шалости, которую они могли бы затеять.

— Могу сказать вам, мадам, что он стал бы возражать, и весьма решительно, против того, что такие вещи происходят под крышей его дома.

Он подумал, что она может нахально возразить, что место ее занятий вовсе не под крышей дома его родных, — но так как эта потаскушка в данное время жила в этом доме, он считал свои обвинения вполне обоснованными. Однако она не обратила никакого внимания на эту часть его замечаний.

— Это вы так о нем говорите, — возразила она, — а я думала, что мой кузен из тех, что сочли бы это неплохим вызовом обществу, где все притворяются пуританами. Не думаю, что он такой ханжа, как вы говорите.

— Вряд ли можно назвать ханжеством, — сказал Джонатан Мюррей как только мог неприязненно, — если человек беспокоится, как бы его семья не оказалась вовлеченной в скандал. — Чарльз Оуэнс был рубаха-парень, но Джонатан знал, что ему небезразлична честь семьи.

— Никакого скандала не будет, — сообщила ему Миранда ледяным тоном, — если вы не собираетесь болтать о том, что вам известно. — Даже если и станет известно; что она автор популярных готических романов, то все равно, «скандал» — это слишком сильно сказано.

Джонатан сжал кулаки и стиснул зубы. У него, было почти непреодолимое желание хорошенько тряхнуть, а то и стукнуть эту потаскушку — она это явно заслужила. Но он, конечно, не мог этого сделать. Кто он ей? Ни брат — слава тебе, Господи, даже не кузен. Не то положение, чтобы заставить ее вести себя как положено. Его желания защитить своих юных друзей вряд ли достаточно, чтобы позволить себе обойтись с ней так, как она того заслуживает.

Спустя некоторое время ему удалось произнести:

— Должен ли я так это понять, что вы не собираетесь ни покидать этот дом, ни прекратить такой образ жизни?

Ну это уж слишком! Почему этот человек считает, что у него есть право выпроваживать ее из этого дома? С первой же минуты их встречи он пытался не дать ей остаться в доме. В конце концов, он даже не член семьи; он тут просто как друг Чарльза. Правда, судя по тому, что он описал Чарльза Оуэнса как какого-то пуританина и ханжу, может быть, и зря его считают другом: ей показалось, что они говорят о двух разных людях. И даже если этот человек и друг Чарльза и ее лондонских родственников, уж ей-то он, конечно, не друг, тут же решила она.

Она хотела было спросить его, читал ли он хоть какую-нибудь из ее книг, но решила, что он явно из тех, кто презирает их без всякого на то основания.

— Именно это я и имела в виду, — сказала она гневно.

— В таком случае, мадам, предупреждаю вас, что с этого времени не спущу с вас глаз… и собираюсь сейчас же известить Чарльза о том, какое оскорбление вы наносите его гостеприимству.

Нахлобучив шляпу с такой силой, что у нее помялись поля, он вылетел из дома, хлопнув дверью, и чуть не сбил с ног Люси, как раз поднимавшуюся по ступенькам с полными руками пакетов, прибытия которых из магазинов она не захотела дожидаться.

— Да что такое случилось с Джоном? — спросила она, разместив свои покупки на ступеньках и, сняв шляпу и пелерину с оборками, бросила их на стул, что было ей совершенно несвойственно, так как Люси всегда аккуратно обращалась со своими вещами. Но на сей раз ее нетерпение узнать, что же произошло, пересилило ее обычную аккуратность.

— Я только поздоровалась с ним, поднимаясь по ступенькам, а он меня оборвал. Он раньше никогда так себя не вел! Ты не знаешь, может, у него дурные вести о его ранении? Я знаю, что он надеялся, что ему позволят вернуться в армию.

— Я не знаю, в чем дело, — покривила душой Миранда, и чистосердечно добавила: — Просто невозможный человек! — Она повернулась и взбежала по лестнице наверх.

Люси посмотрела ей вслед, потом глянула в окно и увидела капитана, шагавшего так быстро, как только позволяла ему больная нога.

— Ах, это замечательно, — сказала она с улыбкой. — Они должны быть очень неравнодушны друг к другу, чтобы так сильно рассориться. Да еще за такое короткое время. Я поняла, что они прямо созданы друг для друга, еще когда только увидела их первый раз вместе. Я просто это знала!

После того как Самми отпустила детей с занятий, пообещав им, что попозже сводит их в парк за то, что они так хорошо занимались сегодня, она постучала в дверь своей подруги. Ей было любопытно узнать, хорошие ли новости сообщил мистер Уоррингтон или возникли какие-то затруднения с новой книгой. Она с трудом узнала голос, пригласивший ее войти.

Миранда мерила шагами комнату, и по выражению ее лица старшая подруга поняла, что она вышагивает так уже довольно продолжительное время. Опыт подсказывал ей, что долго ждать объяснений такому настроению Миранды не придется.

— Ну и тип! — Слова прозвучали так, будто Миранда их выплюнула.

— Какой тип? — Самми никогда прежде не слышала, чтобы Миранда отзывалась о своем издателе таким уничижительным тоном. В прошлом они всегда отлично ладили, и Миранда часто говорила о том, как хорошо он к ней относится. Что же такое мог он ей сказать, что привело ее в такую ярость?

Может, ему не понравился сюжет ее новой книги и он попробовал склонить ее к тому, чтобы изменить там что-нибудь? У Миранды, конечно, было определенное представление о том, как должен развиваться сюжет ее романа, но обычно она прислушивалась к разумным доводам, и едва ли она могла так рассердиться на предложение изменить что-нибудь в книге.

— Капитан Мюррей, конечно!

Самми согласно кивнула. С первой же встречи было ясно, что капитан не желает их присутствия здесь. Разве он не дал этого понять, изобретая всевозможные смехотворные причины, по которым семье Оуэнсов не следовало их принимать? Она не знала точно, хочет ли он, чтобы их не было вообще в Лондоне или только в этом доме. Да это и не важно; хватит и того, что он их невзлюбил.

Она сомневалась, что его мнение о них — что бы ни заставляло его так думать — претерпело какое-нибудь изменение с их первой встречи. Они с Мирандой договорились, что раз он будет тут часто бывать, лучше всего не обращать внимания на его неприязнь, вести себя с ним так же, как они вели бы себя с любым другим джентльменом. Что такого случилось, что Миранда так внезапно изменила это решение? Ей недолго пришлось ждать ответа на свой мысленный вопрос.

— Какое оскорбительное высокомерие. Я так зла, что готова кричать! Самми, если б ты слышала, как этот тип говорил о моем творчестве…

— Как он узнал?

Миранда опустилась в кресло, все еще трепеща от негодования.

— Не знаю. Я думала об этом, не знаю, кто бы мог ему сказать. — Она схватила гусиное перо и начала вертеть его в руках, пока Самми не протянула руку и не забрала его; тогда она принялась отщипывать клочки бумаги. — Но каким-то образом он узнал. Это-то он мне сказал. И он говорил так, словно в том, чем я занимаюсь, есть что-то постыдное.

— Как он мог так говорить? Я прочла все твои книги и… хотя, может быть, твоя фантазия иногда и разыгрывалась слишком буйно, ничего дурного ни в одной из них я не обнаружила. Иначе я бы непременно сказала тебе об этом.

— Что ж, капитан Мюррей тут с тобой не согласен. Он считает, что это просто скандал, и даже пригрозил, что напишет Чарльзу и сообщит, чем я занимаюсь. Как будто это так важно для Чарльза; я его, конечно, уже давно не видела, но, если только он не очень сильно изменился, вряд ли станет возражать, даже если мое авторство и перестанет быть тайной для читателей. Разве только он, как и я, может подумать, что это повредит репутации Люси в свете.

Самми покачала головой — не в знак несогласия со словами Миранды, потому что она тоже думала, что Чарльзу совершенно все равно, что его кузина писательница, — а от удивления, что капитан так сильно возражает против того, что Миранда пишет.

— Думаю, что насчет Чарльза Оуэнса ты права. Для него все это будет даже забавно. Я помню, что о нем говорили, как о порядочном озорнике до того, как он ушел в армию, и, хотя он уже, наверное, повзрослел, вряд ли он стал бы возражать против того, что ты пишешь романы. Но я не могу расстаться с мыслью, что человек с такой биографией, как у капитана Мюррея, тоже должен бы придерживаться широких взглядов насчет таких вещей в куда большей степени, чем показывают его слова, сказанные тебе.

— Можешь так думать, но это полнейшее заблуждение. Его нельзя назвать пуританином, он куда хуже. И подумать, что я выбрала его прототипом для моего нового главного героя просто потому, что он так красив. Он действительно красив, этого нельзя отрицать. Но зная то, что я о нем узнала, как я могу писать о нем как о положительном герое?

— А тебе это обязательно?

— Уже поздно вносить какие-либо изменения в описание героя. Значительная часть романа уже у мистера Уоррингтона, а герой описывается в нескольких главах, которые уже напечатаны.

Вдруг она начала хихикать.

— Нет-нет, еще не поздно! Мне нужно лишь изменить кое-что в главе, над которой я работаю сейчас, и показать, как моя Элизабет узнает, что она ошиблась, обратившись к нему за помощью.

— Что ты хочешь сделать? — Миранда редко обсуждала свои произведения, когда их писала, но иногда ей хотелось услышать мнение Самми о том, что она придумала. Правда, на этот раз Самми сомневалась, что какие-либо ее слова смогут изменить решение Миранды сделать то, что она задумала.

— Все равно еще рановато для сцены спасения. Мне надо написать еще несколько сцен до этого. Так что, вместо того, чтобы спасти ее от чудовища так рано, я дам ей обнаружить, что человек, которого она считает своим героем, ее все время обманывал, а его красивое лицо скрывает злую душу.

Услышав, как Миранда решила отомстить этому джентльмену — она по-прежнему думала о нем, как о джентльмене, несмотря на то, что он сказал Миранде, — Самми рассмеялась и пошла вниз. По крайней мере, буря в душе Миранды миновала, и скоро она выйдет из комнаты и примет участие в жизни дома.

Джайлс и Люси нетерпеливо поджидали, когда же Самми выполнит свое обещание сводить их в парк поиграть. Марта, на ком лежала эта обязанность до приезда гостей, благодарно улыбнулась Самми, пока та надевала шляпку, готовясь к выходу из дома. Хотя Марта была на несколько лет моложе Самми, она уже давно сочла себя слишком старой, чтобы сопровождать на прогулки таких активных детей.

Да и во время первого светского сезона Люси горничной часто приходилось выполнять дополнительную работу, помогая молодой леди с ее одеждой. Таким образом, у нее оставалось очень мало времени на то, что она считала своими обычными обязанностями, не говоря уж о том, что она называла «гоняться за Джаилсом и Дианой».

— Как любезно с вашей стороны уделять столько времени детям, мисс Сампсон, — тихим голосом произнесла мисс Огаста. — Но у вас почти не остается времени ни на что другое. Я понимаю, что мне следовало бы предложить гулять с ними, когда горничные заняты, но боюсь…

Прекрасно понимая, что пожилая леди никогда не доведет детей дальше ступенек, ведущих к дому, да и то вряд ли, Самми ответила:

— Нет-нет, мисс Оуэнс. Право же, мне самой надо побыть на воздухе после наших занятий в классной комнате, и для меня будет полезно побыть некоторое время с молодыми людьми.

Она не собиралась вести детей в Гайд Парк. Там было слишком людно, даже в те часы, которые не были общеприняты для прогулок, и детям можно было бы позволить лишь чинно прогуливаться по дорожкам, что их не слишком бы прельстило, особенно Джайлса. Кроме того, Самми считала, что им нужно подвигаться после напряжения на уроках.

Поэтому она повела их в Грин Парк недалеко от дома. По утрам посетителями этого парка были няни со своими питомцами, сидящими в колясках или катающими обручи; женщины, встречающиеся друг с другом и обменивающиеся последними сплетнями о соседях. Но в это время дня большинство из них уже ушло, и детям будет достаточно места шумно порезвиться, не беспокоя окружающих.

Джайлс взял с собой мячик и звал сестру поиграть вместе с ним. Вначале Диана возражала, что она уже слишком взрослая для столь детских развлечений, но вскоре забыла об этом и бегала вместе с мальчиком, догоняя мяч и с силой кидая его ему обратно.

Ухмыльнувшись, Джайлс подбросил мяч высоко в воздух. Диана потянулась за ним, повернулась и упала лицом в траву. Брат и мисс Сампсон поспешили помочь ей подняться.

— Я не хотел… — начал было мальчик, но Самми махнула ему, чтобы он замолчал.

— Ты не ушиблась, Диана?

— Н-нет, но… — Она поглядела на пятна от травы, появившиеся на платье, и на ее глаза навернулись слезы. — Вы только посмотрите на меня!

— Не волнуйся, — сказала ей Самми. — Мы их отстираем, когда придем домой.

— Хорошо. Надеюсь, они ототрутся, и надеюсь, что меня не увидит никто из знакомых прежде, чем мы доберемся до дома, потому что я выгляжу просто замарашкой.

Мисс Сампсон повернулась к Джайлсу сказать ему, чтобы он нашел мяч, потому что они идут домой, но его внимание привлекло нечто другое. Он увидел маленькое стадо коров, одну из достопримечательностей парка. Джайлс немедленно потребовал чашку молока, которую предлагали сопровождавшие коров молочницы.

Диана отказалась от этого угощения, но Джайлсу мисс Сампсон разрешила взять молоко, решив, что он не нарочно сделал так, чтобы сестра упала. Однако едва мальчик его попробовал, как начал жаловаться, что оно теплое, а не холодное, как он любил.

— Естественно, глупый. Оно же прямо из-под коровы, парное, оно и должно быть теплым, — сказала ему сестра, все еще слегка сердитая, потому что из-за него ее платье было испачкано. — Поэтому его и любят.

— Ну, а я не люблю, — заявил мальчик. — В следующий раз я не буду его пить. Вы ведь приведете нас сюда еще, да?

— Конечно, — неосторожно пообещала Самми. — Но только, если вы будете как следует делать уроки.

— Вот хорошо, старина Роджерс никогда бы не привел нас сюда. Правда, ему зато было все равно, сделал я уроки или нет.

— Было бы лучше, — сказала Самми, — если б ты забыл о своем предыдущем учителе. Но если уж ты о нем говоришь, называй его мистер Роджерс.

— Почему я должен так его называть, когда вас мы зовем Самми?

— А это, — ответила она ему, — потому что мы с вами друзья.

Она велела Джайлсу подобрать мяч, который он бросил, когда пил молоко. Потом с помощью носового платка она очистила, насколько это было возможно, грязь с Дианы. С пятнами от травы она мало что могла поделать, пока они не придут домой, но, чтобы не смущать девочку еще сильнее, она выбрала менее людную дорогу для возвращения домой.