"Шестьдесят рассказов" - читать интересную книгу автора (Бартельми Дональд)
ГОРОДСКАЯ ЖИЗНЬ
1
Эльза с Рамоной окунулись в сложную городскую жизнь. Квартира нашлась без особых затруднений, из нескольких комнат, на Портер-стрит. Они занавесили окна занавесками. Разместили там и сям яркие бумажные украшалки быта, купленные в японской лавке.
- Ты бы сказала Чарльзу, что к нам нельзя, пока все не будет готово.
Да я и вообще не хочу, чтобы он приходит, думала Рамона. Они с Эльзой уйдут в другую комнату и закроют дверь. А я буду сидеть и читать деловые новости. Британия снимает экономические барьеры. Назревает взлет облигаций. А время тянется и тянется. Потом они выйдут. Как ни в чем не бывало. Эльза сварит кофе. Чарльз достанет плоскую серебряную фляжку и плеснет в кофе бренди. Мы будем пить кофе с бренди. Б-р-р!
- Куда мы положим телефонные книги?
- Да пускай они там, у телефона.
Эльза с Рамоной пошли в двухдолларовый цветочный магазин. Снаружи, у входа, какой-то человек продавал павлиньи перья штуками. Эльза с Рамоной купили несколько вьющихся растений в белых пластмассовых горшочках. Хозяин магазина упаковал растения в коричневые бумажные мешки.
- Поливайте ежедневно, девочки. Чтобы земля все время была влажной.
- Обязательно.
Эльза изрекла печальное суждение о жизни:
- Она летит все быстрей и быстрей.
- Она такая трудная,- добавила Рамона.
Чарльзу предложили более ответственную должность в другом городе, он согласился.
- Я буду приезжать на выходные, когда будет возможность.
- А это серьезная работа?
- Конечно же, Эльза. Ты же не думаешь, что я тебя обманываю, не думаешь?
Чарльз одет в темно-серый, почти черный костюм, усы он сбрил.
- Усы не вяжутся с этим костюмом.
Рамона слышит, как Эльза всхлипывает в спальне. Вообще-то, я должна бы ей сочувствовать. Но я не сочувствую.
2
Рамона получает от Чарльза письмо следующего содержания:
Дорогая Рамона.
Я очень благодарен тебе за твое интересное и очень любопытное письмо. Я действительно заметил тебя, сидящую там, в гостиной, когда я прихожу в гости к Эльзе. Я неоднократно отмечал твою внешность, которая, по моему мнению, ничуть не уступает внешности самой Эльзы. Кроме того меня сильно возбуждает твой вкус в выборе одежды. Верхняя часть твоих ног производит на меня живейшее впечатление. Беда только в то, что, когда две девушки живут вместе, приходится делать выбор. Невозможно иметь их обеих, в нашем обществе. Именно вы, девушки, и настаиваете по преимуществу на выполнении этого запрета, вместе с пожилыми дамами, которым в душе-то все это скорее всего безразлично, только они все равно считают, что нужно держаться в рамках приличия. Я имею Эльзу, а значит не могу иметь тебя. (Я знаю, что существует некая философская проблема насчет «быть» и «иметь», однако я не могу сейчас углубляться в ее обсуждение, потому что я немного тороплюсь под давлением обстоятельств, связанных с моей новой должностью.) Так что вот что получается на настоящий момент, несравненная Ра- мона. Такое вот положение. Конечно же у в будущем все может сложиться совсем иначе. Как оно нередко и бывает.
Второпях, Чарльз.
Что это ты там читаешь?
- Да так, одно письмо.
- От кого бы это?
- Да так, от одного знакомого.
- От кого?
- Ни от кого.
- О!
Родители Рамоны приехали в город из своей Монтаны. Сухопарый отец Рамоны, одетый в деловой костюм и белую ковбойскую шляпу, стоит на тротуаре Портер- стрит. Он следит за своей машиной. Сперва он последил за ней немного с крыльца, затем последил немного с тротуара и снова стал следить с крыльца. Рамонина мать ищет в чемоданах привезенный подарок.
- Мама! Ну зачем вы привезли мне такой дорогой подарок!
- Да он совсем не такой уж и дорогой. Мы хотели подарить тебе что-нибудь такое для твоей новой квартиры.
- Оригинальная гравюра Рене Магритта!
- Ну, она же не очень большая. Совсем маленькая.
Всякий раз, когда родители пересылали Рамоне письмо, пришедшее по ее прежнему адресу, в Монтану, оно оказывалось вскрытым, о чем дополнительно свидетельствовала надпись на конверте: «Ох! Нечаянно открыли!» Однако сейчас, глядя на свеженький, симпатичный оттиск, изображение дерева с вырезанным из его кроны лунным серпом, Рамона начисто забыла про всякие письма.
- Фантастическая красота! Куда бы нам это повесить?
- А как насчет стены?
3
Поступив в университет, обе девушки записались на юридический факультет.
- Я слышала, что на юридическом факультете трудно,- сказала Эльза,- но это как раз то, что нам нужно, серьезное испытание сил.
- Вы первые и единственные девушки, принятые когда-либо на наш юридический факультет,- сообщил им декан.- У нас по большей части мужчины. Несколько иностранцев. Теперь я перечислю вам три вещи, на которые следует обратить особое внимание: 1) Не пытайтесь продвигаться слишком далеко слишком быстро; 2) одевайтесь просто, без претензий; и 3) держите конспекты в идеальном порядке. И если я хоть раз услышу дикие крики «Эй, але!», выгоню вас без разговоров. У нас на факультете так не говорят.
- Пока что мне все здесь нравится,- прошептала Рамона.
Упоенные своим новым студенческим состоянием, девушки пошли знакомиться с радостями Паскан-стрит. Сейчас они были ближе друг к другу, чем когда-либо прежде. Понятное дело, они не хотели сближаться слишком уж близко. Они боялись сближаться слишком уж близко.
Эльза встретила Жака. Он был с головой вовлечен в борьбу.
- А за что, собственно, эта самая борьба, Жак?
- Господи, Эльза, какие у тебя глаза! Я никогда еще, ни в чьих глазах, не видел такого умбряного оттенка. Никогда.
Жак пригласил Эльзу в мексиканский ресторан. Эльза воткнула вилку в кабрито кон кесо.
- И подумать только, что эта еда была когда-то маленьким козленочком!
Эльза, Рамона и Жак смотрели на рассвет, разгорающийся над вьющимися растениями. Узорчатые переливы серебристого сияния и т.д.
- А ты не боишься, что вот сейчас вломится Чарльз и все про нас узнает?
- Чарльз в Кливленде. Кроме того,- хихикнула Эльза,- я бы сказала, что ты с Рамоной.
Рамона залилась слезами.
Эльза и Жак в два голоса утешают Рамону.
- Почему бы тебе не отправиться в трехнедельную экскурсию по «природным заповедникам», с проездом по экскурсионному тарифу?
- Если я поеду по «природным заповедникам», они непременно окажутся сплошным кошмарным болотом!
Рамона думала: они с Эльзой уйдут в другую комнату и закроют дверь. Потянется время. Потом они выйдут, как ни в чем не бывало. Потом кофе. Б-р-р!
4
Чарльз в Кливленде.
«Непорочная белизна».
«Жизнеутверждающий скептицизм»
Чарльз стремительно поднимался по ступенькам кливлендской иерархии.
Беды, связанные с известной ситуацией, когда начальник, воспринимающий одаренного подчиненного, как угрозу собственному благополучию,заставляет его втуне растрачивать свой человеческий потенциал на рутинную, безжизненную работу, счастливо миновали Чарльза. Страстная, увлекающаяся натура позволила ему подняться на высочайшие высоты. Именно Чарльз удачно заметил, что некие операции осуществлялись более эффективно, «когда соборы сияли непорочной белизной»; прошло немного времени, и вся кливлендская структура была перестроена вокруг двух его ключевых концепций - «непорочной белизны» и «жизнеутверждающего скептицизма».
Два человека прижали Чарльза к полу, третий воткнул ему в бедро иглу.
Он очнулся в смутно знакомом помещении.
- Где я? - спросил Чарльз санитароподобную личность, появившуюся рядом с кроватью, как только он нажал кнопку.
- Портер-стрит,- отрапортовала личность.- Мадемуазель Рамона вскоре навестит вас. А пока выпейте немного апельсинового соку.
Ну что ж, думал Чарльз, я искренне восхищаюсь ловкостью и решительностью девушки, возжелавшей меня настолько, чтобы организовать всю эту операцию - мое похищение из Кливленда с последующим перемещением в эти, столь любимые мною комнаты, где я когда-то вкушал наслаждение с прекрасной Эльзой. А теперь посмотрим, смогут ли мои ключевые концепции вызволить меня из этого затруднительного положения, ибо иначе, как затруднительным это положение не назовешь. Мне не следовало писать это письмо. А если бы я написал еще одно письмо? Продолжение?
Чарльз составил в уме новое письмо Рамоне.
Дорогая Рамона.
Теперь, когда я вновь нахожусь в твоем доме, прикованный к кровати за лодыжки стальными лентами, я понимаю, что, вполне возможно, мое предыдущее к тебе письмо было не совсем верно истолковано и т.д. и т.д.
Эльза вошла в комнату и увидела Чарльза, прикованного к кровати.
- Это противозаконно!
- Присядь, Эльза. По той лишь малосерьезной причине, что ты являешься студенткой юридического факультета, ты желаешь провозгласить всеобщее, безоговорочное верховенство закона. Однако есть вещи, неподвластные никаким законам. Есть вещи, подвластные одному лишь сердцу. Сердцу, что было нашим гербом и символом в те далекие времена, когда соборы сияли непорочной белизной.
- Меня беспокоит Рамона,- сказала Эльза,- Она пропускает лекции. Законы дают ей повод для неуместного веселья.
- Шутки?
- Издевательства и насмешки. А теперь еще это противозаконное действие. Твоя секвестрация.
Чарльз и Эльза смотрят в окно на погожий день.
- Смотри, какое синее небо. Как чудесно. После всей этой тусклой пасмурности.
5
Эльза и Рамона, одетые в ночные пижамы, смотрят телевизор фирмы Моторола.
- А что там еще9 - спрашивает Эльза.
Рамона берет газету.
- По седьмому «Джонни Аллегро» с Джорджем Раф- том и Ниной Фош. По девятому «Джонни Ангел» с Джор- жем Рафтом и Клэр Тревор. По одиннадцатому «Джонни Аполло» с Тайроном Пауэром и Дороти Ламур. По тринадцатому «Джонни Кончо» с Фрэнком Синатрой и Фил- лис Кирк. По второму «Джонни Смуглый» с Тони Кер- тисом и Пайпер Лори. По четвертому «Джонни Страстный» с Робертом Тэйлором и Ланой Тэрнер. По пятому «Джонни Круглосуточный» с Диком Пауэллом и Ивлин Кайз. По тридцать первому «Джонни Беда» со Стюартом Уитменом и Этель Барримор.
- А это что. которое мы смотрим?
- Сколько сейчас времени?
- Одиннадцать тридцать пять.
- «Джонни Гитара» с Джоан Кроуфорд и Стерлингом Хейденом.
6
Жак, Эльза, Чарльз и Рамона присутствуют зрителями на танце солнца
[24]. Жак сидит рядом с Эльзой, а Чарльз сидит рядом с Рамоной. Само собой, Чарльз сидит и рядом с Эльзой, однако он наклоняется преимущественно в сторону Рамоны. Его намерения трудноопределемы. Он держит руки в карманах.
- Ну, как там борьба, Жак?
- А что, вполне прилично. После Райской
[25] Декларации к нам присоединились сотни новых сторонников.
Эльза перегибается через Чарльза и спрашивает Району,
- Ты поливаешь цветы?
Солнечные танцоры лупят пшеничными снопами по земле.
- Это чтобы заставить солнце сиять или как? - спрашивает Рамона.
- О, я думаю, это просто, чтобы… ну, почтить солнце. Я не думаю, чтобы танец принуждал его к чему-то.
Эльза встает.
- Это противозаконно!
- Да сядь ты, Эльза.
Эльза забеременела.
7
- Этот юноша, этот мужчина, хотя ему нет еще и девятнадцати…
Большая свадебная сцена.
Чарльз измеряет церковь.
Эльзу и Жака бомбардируют цветами.
Отцы и матери приезжают на поездах городской железной дороги.
Священник воздевает руки к небу.
Эвакуация ризницы: телефонный звонок о заложенной бомбе.
Черные лимузины с ленточками на антеннах.
Люди на балконах не то подают какие-то знаки, не то аплодируют.
Огни светофоров.
Куски синего торта.
Шампанское.
8
- И все-таки, Рамона, я довольна, что мы приехали в этот город. Несмотря ни на что.
- Да, Эльза, с тобой все прекрасно. Теперь ты миссис Жак Топ. И у тебя скоро будет маленький.
- Не так уж скоро. Еще месяцев восемь. Только я жалею об одной вещи. Жутко не хочется бросать юридический факультет.
- Не жалей. Понимающие граждане нужны правоохранительным органам ничуть не меньше, чем юристы. Так что твоя учеба не пропадет даром.
- Спасибо за участие. Ну что ж, пока.
Эльза, Жак и Чарльз направляются в спальню. Рамо- на остается в гостиной читать газеты.
- Поставлю-ка я кофе, все равно ведь делать нечего,- говорит она себе,- Тьфу ты!
9
По городу снуют хохочущие аристократы.
Эльза, Жак, Рамона и Чарльз едут на ипподром, удобно скомбинированный с художественной галереей. Рамона берет «Хейнекен», остальные - тоже. Все столики заняты хохочущими аристократами. Хохочущих аристократов становится все больше и больше. Они подъезжают в каретах, запряженных одномастными, пританцовывающими парами. Среди них есть и такие, кто прибыл из Фла- шинга и Сан Паулу. Обсуждено управление консолидированными задолженностями, обсуждено поведение королевы. Все лошади прекрасно бегут, все картины прекрасно уходят. Хохочущие аристократы посасывают золотые набалдашники своих тросточек.
Жак демонстрирует диплом Нью-Йоркского Театра, в двенадцатилетнем возрасте он корпел над классиками.
- Я помню роскошный мусор, остававшийся под сидениями, - говорит он,- и я помню, что тогда я ненавидел их не меньше, чем сейчас - их, хохочущих аристократов.
Аристократы слышаг Жака. Они все до единого яростно вскидывают свои трости. Сотня тростей трепещет в лучах солнца, как груз антигистаминов, сброшенный с самолета. Хохочущие аристократы все подъезжают и подъезжают, в фаэтонах и на телегах образца 93 года.
Чарль потерял кливлендскую работу, его уволили за восьмимесячный прогул.
- Я тоже являюсь составным элементом аристократической системы,- говорит Чарльз.- Я совсем не хочу сказать, что я - один из хохочущих аристократов. Я - их порождение. Они держат меня под игом.
Хохочущие аристократы, придумавшие принцип «издержки плюс фиксированная прибыль».
Хохочущие аристократы, придумавшие риэлтера…
Хохочущие аристократы, придумавшие кухонную мебель из пластика…
Хохочущие аристократы, аккуратно протирающие ее влажной тряпкой…
Чарльз налил себе новый стакан ослепительно-зеленого «Хейнекена»
Пришли пуэрториканские маляры красить квартиру, они делают это раз в три года.
Маляры, Эммануэл и Кертис, затащили свои ведра, валики, стремянки, а также большие полиэтиленины, чтобы прикрывать пол и мебель, по лестнице в квартиру.
- В какой оттенок белого хотели бы вы покрасить эту квартиру?
Короткое совещание.
- А что, если просто белый?
- Ну и прекрасно,- говорит Эммануэл.- У вас, я гляжу, потрясный телевизор «Моторола», просто заглядение. Не могли бы вы, рог favor, переключить его на сорок седьмой канал? Там сейчас как раз фильм, который нам хочется посмотреть. Мы можем красить и одновременно смотреть.
- Она говорит, что нельзя спать с одним и тем же человеком больше четырехсот раз, потом все превращается в рутину и скуку.
- Откуда она знает?
- Прочитала в какой-то книжке.
- Ну что ж,- говорит Жак,- мы делаем то, что нам хочется делать, всего лишь одиннадцать процентов своего времени. Своей жизни.
- Одиннадцать процентов!
В Энгровских садах великий певец Мунбелли пел песню протеста.
11
Верцингеторикс, вождь пожарников, поднял трубку своего красного телефона.
- Алло, это Рамона?
- Нет, это Эльза. Рамоны нет дома.
- Вы можете передать ей, что звонил вождь всех пожарников?
Рамона поехала на выходные загород с Верцингето- риксом. Его ферма отстояла от города примерно на восемьдесят миль. На кухне фермерского домика они подверглись нападению летучих мышей. Верцингеторикс никак не мог найти швабру.
- Загони их в бумажный мешок. Где бумажный мешок?
- Продукты,- сказал Верцингеторикс.
Рамона вывалила продукты на пол. Летучие мыши метались по кухне, оглашая воздух высоким, но вполне слышимым писком. Верцингеторикс взял большой бумажный мешок и начал делать вялые, неуверенные движения, изображавшие его намерение поймать летучих мышей.
- Мамочки,- сказала Рамона,- только бы не в волосы.
- Они не хотят залетать в мешок,- пожаловался Верцингеторикс.
- Дай мне мешок. Если кто-нибудь из них запутается у меня в волосах, я сдохну со страху, прямо вот тут, у тебя на глазах.
Рамона надела мешок себе на голову; буквально через секунду в него врезалась летучая мышь.
- Что это было?
- Летучая мышь,- сказал Верцингеторикс,- Но она не запуталась у тебя в волосах.
- Черти бы тебя взяли,- сказала Рамона внутри мешка.- Ну чего ты не мог остаться в городе, как все нормальные люди?
Мунбелли появился из-за куста и покрыл ее руки поцелуями.
12
Жак уговорил Мунбелли выступить в пользу подписантов «Райской декларации», у которых возникли некоторые трения с законом. В церкви собралось около трех сотен молодых людей. По рядам ходили бумажные тарелки. Было собрано некоторое количество четвертаков.
Система не выдержит подробного изучения.
Система не выдержит подробного изучения.
Система не выдержит подробного изучения.
Система не выдержит подробного изучения.
и т.д.
Жак произнес короткую, энергичную речь. На сцену полетело еще некоторое количество четвертаков.
На вечеринке, последовавшей за бенефисом, Рамона заговорила с Жаком - потому что он был такой красивый и весь сиял от недавнего триумфа.
- Скажи мне одну вещь.
- Пожалуйста, Рамона. Что ты хочешь узнать?
- Ты обещаешь сказать мне правду?
- Конечно. Само собой.
- Может девушка забеременеть от песни?
- Думаю нет. Я бы сказал нет.
- А во сне, когда спишь?
- Не думаю. Вряд ли.
- А у кого бывает истерическая беременность? Что это за особы?
- Ну, как тебе сказать. Нервические девицы.
- А если истерическая беременность завершается родами, можно ли и дальше считать ее истерической?
- Нет,
- Вот же зараза!
13
Чарльз и Жак пытались передвинуть припаркованный «фольксваген». Чтобы передвинуть «фольксваген», стоящий на ручном тормозе, нужны усилия трех человек, как правило.
Из-за угла появился третий человек.
- Слышь, друг, ты не можешь нам немного помочь?
- Конечно, могу,- сказал третий человек.
Чарльз, Жак и третий человек взялись и навалились.
«Фольксваген» переместился вперед, освободив целое пар- ковочное место там, где прежде была только половинка.
- Спасибо,- сказал Чарльз.-А еще, тебя не затруднило бы помочь нам разгрузить этот фургончик? Там находятся печатные материалы, непосредственно связанные со всемирной борьбой за освобождение от безнадежно обветшавшего образа мыслей, под игом которого все мы находимся.
- А чего не помочь, мне не трудно.
Чарльз, Жак и Гектор таскают связки печатных материалов по лестнице в свежепобеленную квартиру.
- Жак, а о чем там, в этих печатных материалах?
- Там говорится, что правительство обещало вернуть нам часть наших денег, если оно проиграет войну.
- Это что, правда?
- Нет. А теперь, как насчет выпить?
Неторопливо прикладываясь к стаканам, они разглядывают черный тромбонный футляр, выглядывающий из- под пальто Гектора.
- Это что, тромбонный футляр?
Глаза Гектора стекленеют.
Мунбелли сидит на диване, его обширный живот усеян растениями и животными.
- До чего же хорошо быть тем, что ты есть,- говорит он.
14
Рамона родила в среду. Мальчика.
- Как же это, Рамона? Кто виновник? Чарльз? Жак? Мунбелли? Верцингеторикс?
- Это было непорочное зачатие,- говорит Рамона.- К сожалению.
- Но что же из этого следует?
- Ничего,- пожала плечами Рамона.- Самое заурядное непорочное зачатие. Да не бери ты, Эльза, в голову.
Но как ни пыталась Рамона спустить свое непорочное зачатие на тормозах, люди продолжали проявлять к нему повышенный интерес. На Портер-стрит появилась группа кардиналов из Священной Римской Роты
- Второго Непорочного Зачатия не может быть! Рамона скромно потупилась. Младенец, Сэм, был за-
пеленут в одеяло, его ноги торчали наружу.
- Ты бы лучше закутала ему ноги.
- Спасибо, монсеньер. Я сейчас, сию секунду.
15
Рамона пришла в аудиторию с Сэмом, удобно подвешенным у бедра.
- Это еще что такое?
- Мой ребенок.
- А я и не знал, что вы замужем.
- Я не замужем.
- Это противно закону! Как мне кажется.
- Какому закону это противно?
Вся аудитория уставилась на преподавателя.
- Ну, вообще-то существует закон, запрещающий прелюбодеяние, только он, ха-ха, почти никогда не проводится в жизнь. За его нарушителями не очень-то уследишь, ха-ха.
- Я должна сказать вам,- сказала Рамона,- что мое дитя не зачато ни от кого из людей. Я зачала его непорочно. К сожалению.
По аудитории прокатилась волна сдавленных смешков.
Студент-юрист именем Гарольд вскочил на ноги.
- Прекратите эти смешочки! О чем мы с вами думаем? Как можно издеваться над этой достойнейшей девушкой? Сдохнуть мне на месте, если я такое допущу! Кто мы такие, джентльмены или нет? А эта леди, разве она нам не соученица? Или мы тут все звери лесные? А вот эта, сидящая в наших рядах Рамона, эта бля… тьфу, эта бла… нет, я не то хотел сказать. Я хотел сказать, что прежде, чем тыкать ее бревном в глаз, мы должны тыкнуть себя в глаз соломинкой. Ибо, как учит нас Августин, если по причине некой нашей погрешности либо прегрешения нас обуяет печаль, мы должны не толико помнить, что дух сокрушенный суть жертва Господу, но и не забывать сказанное: ибо как вода тушит огнь пылающий, тако же милостыня тушит грех, ибо я желаю, говорит Он, скорее уж милости, чем жертвы. А потому, так как если бы нам угрожала опасность от огня, мы бы, конечно, побежали за водой, которой потушить его, и были бы благодарны, если бы кто указал нам воду поблизости, точно так же, если пламя греха разгорелось над соломой страстей наших, нам следует возрадоваться этому, что нам дарована почва для большой милостивой работы. А потому…
Гарольд застыл с открытым ртом, сраженный горячностью собственной фантазии.
Студент, сидевший рядом с Рамоной, заглянул Сэму в глаза.
- Карие.
16
Мунбелли острил свой боевой топор.
- Гимн на рождение? А хочу ли я написать гимн на рождение?
- И что я вообще думаю об этом идиотском рождении?
- В традиции оно укладывается, тут уж не поспоришь.
- Не в этом ли истинное назначение городов? Не потому ли объединились особи под красно-бело-синим флагом?
- Города - человеческие экониши, в каждом - своя популяция.
- Города эротичны, но их эротика уныла. Сделать это лейтмотивом?
- Это не совсем в моем ключе, лучше всего у меня получается что-нибудь такое, протестное. И все же…
- С… F… С… F… С… F… G7…
Мунбелли написал песню «Городские копуляции».
Представитель звукозаписывающей компании вручил Мунбелли золотой диск, отмечавший продажу первого миллиона экземпляров «Городских копуляций».
17
Чарльз и Жак продолжали беседовать с Гектором Ги- маром, бывшим тромбонистом.
- Твоя проблема несовременна,- говорит Жак.- В наши дни основная проблема не страх, но его отсутствие.
- Подожди, Жак. Лично я не вижу ничего плохого в профессии тромбониста, и все же мне понятны чувства Гектора. Я знаю художника, который точно так же относится к профессии художника. Каждое утро он встает, чистит зубы и становится перед чистым холстом. Им овладевает ужасающее ощущение, что он здесь de trop. Тогда он идет на улицу и покупает в угловом киоске свежий номер «Тайме». Он возвращается домой и читает «Тайме». Пока он общается с «Тайме», все в порядке. Но вот газета исчерпана. Остается чистый холст. Тогда (обычно) он делает на нем какую-нибудь отметину, отметину, никак не связанную с его истинными намерениями. То есть, любой значок, просто чтобы на холсте что-то было. Затем он впадает в глубокое уныние, потому что эта отметина - совсем не то, что он намеревался выразить. А время уже к ленчу. Он идет в деликатесную лавку и покупает бутерброд с пастромой. Он возвращается домой и ест бутерброд, поглядывая краем глаза на неправильную отметину. Покончив с бутербродом, он ее закрашивает. Это приносит ему некоторое удовлетворение. Остаток дня уходит на размышления - поставить или не поставить новую отметину. Если плюнуть на сомнения и поставить новую отметину, она неизбежно окажется неправильной. Он плюет на сомнения и ставит отметину. Она неправильная. Хуже того, она нестерпимо вульгарна. Он закрашивает вторую отметину. Страх нарастает. Однако за прошедшее время холст, вроде бы сам по себе, в результате всех этих ошибок и закрашиваний приобретает довольно интересный вид. Он идет в магазин и покупает мексиканский телевизионный обед и много бутылок «Карты Бланки». Он возвращается к себе на чердак, садится перед холстом, съедает мексиканский обед и выпивает пару бутылок «Карты Бланки». Нет, этот холст никак нельзя назвать назвать «чистым». Забегающие на огонек друзья поздравляют его с тем, что у него на подрамнике не чистый холст. Он начинает чувствовать себя получше. Из ничто вырвано нечто. Качество этого «нечто» остается под большим вопросом - он не ощущает еще полной свободы. Ну и, конечно же, все эти художественные заморочки - искусство, как целое - ушли куда- то в сторону, его голова занята совсем другим, и он это знает, и все равно он…
- А как это связано с игрой на тромбоне? - спрашивает Гектор.
- Когда я начинал,- говорит Чарльз,- я думал про какую-то такую связь.
- Как сказал Гете, теория, мой друг, суха, но зеленеет жизни древо.
18
Весь город смотрел кино про индийскую деревню, осаждаемую тигром. И только Уэнделл Кори отважился встать на пути тигра. Затем Уэнделл Кори выронил винтовку - точнее сказать, тигр выбил винтовку у него из рук - и остался с одним ножом. Для полной радости левая рука Уэнделла Кори оказалась в пасти тигра, по самое плечо.
Рамона думает о городе.
- Я не могу не признать, что мы тут погрязли в крайне изысканном, таинственном дерьме. Дерьмо это пульсирует и колышется. Оно многомерно и имеет мажоранту. Чтобы описать его, потребуются сотни и сотни тысяч слов. Наше дерьмо лишь малая часть куда большего дерьма - национального государства, которое в свою очередь является порождением этого наивысшего, наидерьмовейше- го дерьма - человеческого сознания. Нельзя отрицать, что во всем этом проявляется и некая утонченность, к примеру, когда поет Мунбелли, или когда гаснут все лампы. Какое это было блаженство, когда во всем городе вырубилось электричество! Если бы только мы могли вернуться в этот утраченный рай! Ну, скажем, дружно забыли бы оплатить счета за электричество. Все мы, все девять миллионов, и одновременно. Затем мы взяли бы эти листочки с напоминанием, что, если мы не погасим задолженность в пятидневный срок, они погасят нам свет. Мы все встали бы со стульев с этими листочками в руках. Одна и та же мысль пробежала бы по извилинам девяти миллионов мозгов. Мы подмигнули бы друг другу, сквозь стены.
Электрическую компанию пробрала нервная дрожь - это мысль Рамоны вырвалась в парапсихологическое пространство.
Рамона переставляла имена.
Верцингеторикс
Мунбелли
Чарльз
Мунбелли
Чарльз
Верцингеторикс
Чарльз
Верцингеторикс
Мунбелли
- На меня упал их взгляд. Животворящей силой был, возможно, их взгляд, слитый воедино. Изо всех миллионов особей, ползающих по поверхности города, их блуждающий, жаждущий взгляд выбрал меня. Зрачок расширился, вбирая как можно больше меня. Они принялись вытанцовывать крошечные танцы намеков и страха. Взятые вместе, эти танцы составляют приглашение, ведущее - если принять его - на скользкую дорожку. Я приняла. А что было делать?