"Шестьдесят рассказов" - читать интересную книгу автора (Бартельми Дональд)

КАРТИНЫ РЫДАНИЙ МОЕГО ОТЦА

Некий аристократ ехал в своем экипаже по улице.

Он задавил моего отца.

* * *

После церемонии я пошел домой. Я пытался понять, почему умер мой отец. Затем я вспомнил, что его задавило экипажем.

* * *

Я позвонил своей матери по телефону и уведомил ее о смерти отца. Она сказала, что это даже к лучшему. Я был того же мнения. Последнее время жизнь радовала его все меньше и меньше. У меня возникла идея найти того аристократа, чей экипаж его задавил.

Говорят, было несколько свидетелей.

* * *

И все же, как знать, мой ли это отец сидит здесь посреди кровати и плачет.

Возможно, это кто-либо иной - почтальон, человек, который доставляет продукты из бакалейной лавки, страховой агент, налоговый инспектор, как знать. Следует, впрочем, заметить, что он похож на моего отца. Сходство очень сильное. Он не улыбается сквозь слезы, а хмурится сквозь них. Помню случай на ранчо, когда мы занялись отстрелом рогоносцев (злосчастные плоды мимолетного романа рогатой гадюки с девятиполосным броненосцем). Мой отец выстрелил, промахнулся, сел на землю и заплакал. Этот плач очень похож на тот.

- Ты видела это своими глазами?

- Да, но не то чтобы все. Сперва я стояла туда спиной и только в конце повернулась.

Свидетельницей была девочка лет одиннадцати или двенадцати. Она живет в очень бедном квартале. Трудно ожидать, чтобы кто-либо придал ее показаниям серьезное значение.

- Ты можешь припомнить, как выглядел человек в экипаже?

- Он выглядел как аристократ,- сказала девочка.

Первая свидетельница заявила, что человек в экипаже выглядел «как аристократ». Возможно, это - ложное впечатление, создаваемое экипажем, как таковым. Любой человек, сидящий в изящном экипаже с кучером на козлах и, возможно, парой лакеев на запятках, кажется похожим на аристократа. Я записал ее имя и попросил сообщить мне, если она вспомнит что-нибудь еще. Я дал ей конфет.

* # *

Я стоял на площади, где погиб мой отец, и расспрашивал проходивших мимо людей, не видел ли кто-либо из них недавнее происшествие, а если нет, то не знают ли они кого-либо, кто видел. Меня не оставляло горькое ощущение тщетности всех этих стараний. Даже если я найду человека, чей экипаж раздавил моего отца, что я ему скажу? «Вы убили моего отца»,- «Да,- скажет аристократ,- но он выбежал прямо под копыта лошадей. Мой кучер пытался остановиться, но все произошло слишком быстро. Что-либо сделать было не в силах человеческих». А затем, возможно, он протянет мне кошелек, набитый деньгами.

* * *

Человек, сидящий посреди кровати, очень похож на моего отца. Он плачет, по его щекам струятся слезы. Видно, что он чем-то огорчен. Глядя на него, я понимаю, что тут что-то не так. Он извергает слезы как пожарный гидрант с отшибленным краном. Его жалобные вопли заполняют весь дом, рвутся наружу. Вконец расчувствовавшись, я прижимаю руку к груди и говорю: «Отец». Это ничуть не отвлекает его от стенаний, которые то взмывают оглушительным визгом, то спадают до детского хныканья. Его диапазон огромен, его амбиции соизмеримы с диапазоном. Я снова говорю: «Отец», но он вчистую меня игнорирует. Бежать нужно отсюда, бежать, не знаю только - сейчас или чуть позже. Иногда он затихает, становится серьезным и суровым. Я держу входную дверь открытой и стараюсь, чтобы между мной и дверью не было никаких препятствий, мой «мустанг» ждет с заведенным мотором. Но вполне возможно, что совсем и не мой это отец сидит там и плачет, а чей-то чужой. Отец Тома, отец Перси, отец Пэта, отец Пита, отец Пола. Надо использовать какой-нибудь тест, анализ речевого спектра или

* * *

Мой отец подбросил свой клубок. Оранжевая шерсть

зависла между кроватью и потолком.

* * *

Мой отец внимательно изучает блюдо с розовыми глазированными кексами. Затем он тычет большим пальцем в верхушку одного кекса, другого. Кекс за кексом.

По лицу каждого кекса расползается широкая улыбка.

* * *

Затем некий человек рассказал, что он слышал, как два других человека обсуждали этот несчастный случай. В лавке. «В какой лавке?» Человек показал мне ее, это была мануфактурная лавка, расположенная на южной стороне площади. Я тут же пошел в лавку и приступил к расспросам. «Так это что, твой, что ли, был отец? Да уж, ловкость у него была еще та»,- откликнулся из-за своего прилавка продавец. Однако стоявший неподалеку покупатель (хорошо, даже элегантно одетый господин с золотой цепочкой, свисающей из жилетного кармана) был совершенно иного мнения. «Во всем виноват кучер,- твердо сказал этот господин.- Он просто не дал себе труда придержать лошадей»,- «Чушь,- сказал продавец,- да ни в жизнь бы он не смог. Вот если бы твой отец не был пьяным…» - «Он не был пьян,- сказал я,- Я прибыл на место происшествия почти сразу и точно знаю,

что от него не пахло спиртным».

* * *

Это правда. Сотрудник полиции, приехавший ко мне с печальным известием, согласился подвезти меня к месту происшествия. Я склонился над чуть не в лепешку раздавленным отцом и приложил свою щеку к его щеке. Его щека была совсем холодная. Спиртным от отца не пахло, зато кровь из его рта измазала воротник моего пиджака. Я спросил стоявших вокруг людей, как это все случилось. «Его переехало каретой»,- ответили люди. «А кучер остановился?» - «Нет, он хлестнул лошадей, промчался до конца улицы, а затем свернул за угол, к Новой Королевской площади»,- «А вы не знаете, случайно, чья карета…» - «Нет,- сказали они,- не знаем». Я занялся предпохоронными хлопотами. И только несколькими днями позднее у меня появилась мысль найти ехавшего в карете аристократа.

* * *

За всю свою жизнь я ни разу не имел дела с аристократами, я даже не знал, в какой части города проживают они в своих огромных домах. Так что даже найди я кого- либо, кто видел происшествие и сумел бы опознать аристократа, сидевшего в экипаже, даже тогда передо мной встала бы другая задача: найти дом этого аристократа и получить туда доступ (и даже в таком случае - а вдруг он будет в отлучке? Скажем - за границей).

- Нет,- сказал господин с золотой цепочкой,- во всем виноват кучер. Даже если ваш отец был пьян - я не знаю, так оно или не так, потому что не обладаю на этот счет никакой информацией, - но даже если ваш отец и вправду был пьян, это совсем не снимает вины с кучера, который мог бы сделать для предотвращения несчастного случая гораздо больше. Карета протащила его добрые сорок футов.

А ведь и правда - я сразу заметил, что одежда отца изодрана весьма характерным образом.

- И вот еще что,- сказал продавец,- не ссылайтесь, пожалуйста, на меня, но я хорошо запомнил одно важное обстоятельство. На кучере была сине-зеленая ливрея.

* * *

Он - чей-то отеЦ. Насчет этого нет никаких сомнений. Седина в волосах. Одутловатое лицо. Сутулые плечи. Дряблый живот. Слезы. Слезы. Слезы. Слезы. И опять слезы. Судя по всему, он не намерен сворачивать с этой слезистой стези. Все имеющиеся факты ясно указывают, что он запрограммирован на рыдание. Подумает о чем-нибудь, все равно о чем,- и тут же рыдает. О люди, люди! Но мне-то чего здесь сидеть? Зачем смотреть? Зачем медлить? Почему я не бегу? Зачем подвергаю себя? Я мог бы находиться в ином месте, читать книгу, смотреть телик, засовывать большой корабль в маленькую бутылочку, отплясывать «свинью». Мог бы толкаться по улицам, щупать одиннадцатилетних девочек, одетых в солдатские обноски, они здесь тысячами, неотличимые друг от друга, как грошовые монетки, я мог бы… Ну почему, почему он не встанет, не приведет в порядок свою одежду, не вытрет лицо? Он старается поставить нас в неловкое положение. Ему нужно внимание. Он пытается вызвать к себе интерес. Возможно, он хочет холодный компресс на лоб, возможно, он хочет, чтобы его держали за руку, чтобы ему растирали спину, разминали шею, чтобы его ласково похлопывали по запястью, умащивали его локти драгоценными маслами, расписывали ногти на его ногах миниатюрными изображениями Господа, благословляющего Америку. Не буду я этого делать.

* * *

Лицо моего отца обвязано красной банданой, я не вижу ни носа его, ни рта. Он вскидывает правую руку, направляет на меня водяной пистолет и говорит: «Руки вверх».

Однако сине-зеленая ливрея - далеко не редкость. Синий сюртук с зелеными брюками или наоборот; увидев кучера, одетого в такую ливрею, я не обратил бы на него особого внимания. Ну да, конечно, по большей части ливреи бывают либо синие с охристо-желтым, либо синие с белым, либо синие с синим же, но чуть потемнее (для брюк). Но в наши дни совсем не редкость слуга, по- обезьяньи копирующий более утонченную цветовую комбинацию, используемую его хозяином. Я встречал на лакеях даже красные брюки, хотя раньше, по неписаному, но строго выполнявшемуся соглашению, красные брюки были исключительной привилегией аристократов. Так что цвета кучерской ливреи не имели такого уж большого значения. И все же лучше иметь что-то, чем ничего. Теперь я могу бродить по городу, особенно по конюшням, винным лавкам и прочим подобным местам, устремляя внимательный, настороженный взгляд на ливреи собирающихся там лакеев. Вполне возможно, что далеко не один господин благородного происхождения одел свои слуг в синие с зеленым ливреи, однако, с другой стороны, крайне сомнительно, чтобы таких господ нашлось хотя бы полдюжины. Так что в действительности продавец из мануфактурной лавки снабдил меня хорошим ключом, если только иметь достаточно энергии,

чтобы неутомимо идти гю следу.

* * *

А вот мой отец, он стоит рядом с необыкновенно большой собакой, рост которой в холке никак не меньше десяти пядей. Мой отец прыгает на собаку и садится на нее верхом. Мой отец ударяет большую собаку каблуками в ребра.

- Пошел!

* * *

Мой отец исписал белую стену цветными мелками.

* * *

Стук в дверь застал меня на кровати. Это была та самая маленькая девочка, которой я дал конфет, когда еще только начинал свои поиски аристократа. Вид у нее был испуганный, но решительный, и я понял, что она имеет для меня какую-то информацию.

- Я знаю, кто это был,- сказала она.- Я знаю, как его звать.

- И как же его звать?

- Сперва вы должны дать мне пять крон.

К счастью, в моем кармане были как раз пять крон, приди она в этот же день, но попозже, после того, как я бы поел, мне было бы нечего дать ей. Я вручил ей деньги, и она сказала: «Ларе Бэнг».

Я посмотрел на нее с некоторым изумлением.

- Не странное ли это имя для аристократа

- Это его кучер,- сказала девочка.- Имя кучера -

Ларе Бэнг. Потом она убежала.

* * *

Услышав это имя, и звуком своим, и видом грубое, вульгарное, ничуть не лучше моего собственного, я был охвачен отвращением, желанием бросить всю свою затею несмотря даже на то, что за клочок информации, принесенный девочкой, я уплатил мгновение назад пять крон. Когда я искал его и он оставался еще безымянным, он, этот аристократ, и, по экстраполяции, его слуги казались уязвимыми: ведь они же - в конце концов - действительно совершили преступление - или нечто вроде-и должны понести за него ответ. Мой отец мертв, их ответственность или, по меньшей мере, причастность неоспорима. И пусть они суть аристократы либо слуги аристократов, все равно должно искать общего для всех правосудия, все равно можно требовать, чтобы они возместили, хоть в какой-то мере, ими содеянное. Теперь, получив имя кучера и находясь в результате значительно ближе к его хозяину, чем раньше, когда единственным моим ключом была синяя с зеленым ливрея, я испугался. Ибо, если подумать, скорее всего этот неизвестный аристократ - очень влиятельное лицо и не в его обычаях держать ответ перед людьми, подобными мне; действительно, его презрение к людям, подобным мне, столь велико, что когда один из нас, в безмерной своей глупости, оказался на пути его экипажа, аристократ сшиб его с ног, или дозволил своему кучеру сделать это, протащил его по булыжникам около сорока футов, а затем безмятежно продолжил свой путь к Новой Королевской площади. Человек подобного рода, рассуждал я, вряд ли воспримет благодушно то, что я собираюсь ему сказать. Вполне возможно, не будет никакого кошелька с деньгами, не будет даже кроны, даже эре. Скорее произойдет совсем иное: отрывистым, нетерпеливым кивком головы он спустит на меня своих слуг. Я буду избит, возможно - умерщвлен. Как мой отец.

* * *

Но если не мой это отец сидит, плана, здесь на кровати, почему стою я перед этой кроватью, стою в позе, выражающей мольбу? Почему желаю я всей душой, чтобы этот человек, чтобы мой отец прекратил делать то, что он делает и что причиняет мне такие страдания? Может, просто потому, что такое положение знакомо мне по прошлому? Что я помню, как когда-то в прошлом я желал всей душой, чтобы этот человек, мой отец, прекратил делать то, что он делает?

* * *

Подумать! … мой отец! … сидит тут на кровати! … и он плачет! … словно его сердце готово разорваться! … Отец! … как же это? … кто тебя ранил? … назови мне его! … да я … я … вот, отец, возьми этот платок! … и этот платок … и этот платок! … Я сбегаю за полотенцем … за доктором … за священником … за добрым волшебником … может, что-нибудь… не можешь ли ты … не могу ли я … чашку горячего чая? … тарелку горячего супа? … сто- парик кальвадоса? … косячок? … колесо? … красное? … синее? … Отец, я молю тебя! … посмотри на меня … отец … кто тебя оскорбил? … значит, тебя скомпрометировали? … погубили? … клевета у всех на устах? … злословие? … поношение? … это смерть! … я не допущу! … я не потерплю! … я … сдвину каждую гору … взберусь на каждую реку … и т.д.

* * *

Мой отец играется с солонкой и перечницей, а также с сахарницей. Он поднимает с сахарницы крышку и трясет туда перец.

* * *

Или. Мой отец просовывает руку в окно кукольного домика. Его рука сшибает куклин стул, сшибает куклин комод, сшибает куклину кровать.

* * *

На следующий день, чуть раньше полудня, JIapc Бэнг сам пришел в мою комнату.

- Насколько я понимаю, вы меня ищете.

Он поразил меня. Я представлял себе дородного, плотно сложенного человека одной породы со всеми прочими кучерами, которых видишь восседающими на козлах; вместо этого Ларе Бэнг оказался хрупким, чуть ли не женственным, более похожим на секретаря или камердинера, нежели на кучера. Вопреки всем моим страхам и опасениям, он не угрожал мне, в нем даже чувствовалось добросердечное желание помочь мне - не без легкого, впрочем, привкуса злокозненности. Запинаясь и заикаясь, я объяснил, что мой отец, добрый человек, пусть и подверженный некоторым слабостям, не последней из которых являлась любовь к бутылке, был раздавлен экипажем аристократа, неподалеку от Новой Королевской площади, совсем немного дней тому назад, что у меня есть сведения, что упомянутый экипаж протащил его около сорока футов, и что я страстно желаю выяснить некоторые факты относительно этого происшествия.

- Ну что ж,- ободряюще кивнул Ларе Бэнг.- Я именно тот, кто вам нужен, ибо происшествие связано именно с моим экипажем. Печальный случай! К крайнему моему сожалению, в настоящий момент я не имею достаточно времени, чтобы изложить вам все подробности, однако, если вы зайдете по адресу, указанному на этой карточке, в шесть часов вечера, я смогу, во всяком случае я надеюсь, что смогу полностью удовлетворить вас.

Сказав это, он удалился, оставив меня с карточкой в руке.

* * *

Я поговорил с Мирандой, кратко обрисовав ей события. Миранда попросила разрешения посмотреть белую карточку, и я дал ей эту карточку, так как указанный на ней адрес ровно ничего для меня не значил.

- Ну подумать,- сказала она,- семнадцатый номер по Рю-дю-Бак, это там, у Лисьих Ворот. Весьма изысканный квартал. Там проживают одни лишь аристократы самого высокого положения, простые же люди не допускаются даже в огромный парк, простирающийся между их домами и рекой. Если вас обнаружат бродящим там в ночную пору, вы непременно навлечете на себя жестокие побои.

- Но я приглашен,- сказал я.

- Приглашение от кучера!- воскликнула Миранда.- Как же все-таки вы глупы! Неужели вы думаете, что люди, несущие стражу, этому поверят, если даже они этому и поверят (у вас достаточно честное лицо), то позволят вам шнырять по этому богатому кварталу, оказаться в котором на час-другой, особенно после наступления темноты, мечтали бы многие воры? Вы меня просто смешите!

Затем она дала мне совет, чтобы я захватил с собой что-нибудь - корзину говядины либо несколько дюжин бутылок вина, дабы, будучи остановленным стражниками, я мог сказать, что доставляю свой груз в такой-то и такой-то дом, в результате чего я буду сочтен за честного человека, выполняющего честное поручение, и избегну таким образом побоев. Я понял, что она права, а потому перед тем, как отправиться в путь, купил у виноторговца дюжину бутылок довольно приличного кларета (не было никакого смысла притворяться доставляющим такое вино, которое ни один аристократ не станет пить); это обошлось мне в тридцать крон, каковые деньги я позаимствовал у Миранды. Бутылки были обвиты соломой, чтобы не позволить им стукаться друг о друга, после чего мы поместили их в заплечный мешок, так что я нес вино за спиной. Я еще помню, как подумал, как хорошо рифмуются, подходят друг к другу эти слова - «вино» и «за спиной». Экипировавшись подобным образом, я отправился на другой конец города.

* * *

Вот кровать моего отца. На ней мой отец. Его поза выражает уныние. А ведь когда-то он был изящен, как калифорнийский олень. Такие же большие уши. На наносекунду наноулыбка. Он что, издевается? Помню, как однажды мы отправились по долинам и по взгорьям Запада (мимо Гнезда Стервятника) пострелять. Сперва мы расстреляли уйму мятых пивных банок, затем мы расстреляли уйму бутылок из-под виски, что было интереснее, так как они разлетаются вдребезги. Затем мы расстреляли мескитные кусты и обломки форда-пикапа, которые кто-то оставил валяться на земле. Но ни одно животное не пришло на наш праздник (надо признаться, он был довольно шумным). Долог список животных и птиц, так и не пришедших к нам: не пришли олени, перепела, кролики, тюлени, морские львы, кондиларты, Стрелять по кустам было очень скучно, так что мы с отцом укрылись за камнями, я укрылся за своими камнями, а он укрылся за своими камнями, и мы начали стрелять друг в друга. Это было интересно.

* * *

Мой отец смотрит на себя в зеркало. На нем широкополая шляпа (соломенная), к которой прикреплено несколько синих и желтых пластиковых нарциссов.

- Ну и как я?- спрашивает он.

* * *

Ларе Бэнг снял с меня мешок, залез в него, не спрашивая разрешения, и извлек одну из обернутых соломой бутылок кларета.

- А вот это - то, что надо,- воскликнул он, прочтя написанное на этикетке.- Подарок хозяину, вне всякого сомнения.

Затем, не сводя с меня пристального взгляда, он достал шило и вытащил им пробку. За столом сидели еще два человека, оба в сине-зеленых ливреях, кроме них в буфетной находилась очаровательная темноволосая девушка, очень юная, которая ничего не говорила и ни на кого не смотрела. Ларе Бэнг разжился стаканами, ногой подтолкнул мне стул и разлил вино.

- Ваше здоровье! - провозгласил он (с ироничной, как мне показалось, ноткой в голосе), и мы выпили.

- Вот этот молодой человек,- кивнул JIapc Бэнг в мою сторону,- пришел сюда в поисках совета по очень запутанному делу. Убийство - так, кажется, вы сказали?

- Я не говорил ничего подобного. Я разыскиваю информацию, касающуюся несчастного случая.

Вскоре бутылка кларета была опустошена. Даже не взглянув в мою сторону, Ларе Бэнг открыл вторую бутылку и поставил ее в центр стола. Очаровательная темноволосая девушка игнорировала меня ровно так же, как и всех прочих, сам же я чувствовал, что пока веду себя вполне прилично. Я не протестовал, когда в ход пошло вино (в конце концов, они, скорее всего, привыкли взимать нечто вроде подати со всего, проникающего через черный ход). Более того, я не позволил использовать слово «убийство», подчеркнув, что нужно говорить «несчастный случай». В общем, я уютно сидел за столом, распивая вино, к воздействию которого моя голова приспособлена ничуть не лучше, чем была приспособлена голова моего отца.

- Ну что ж,- сказал Ларе Бэнг по прошествии некоторого времени. - Я поведаю обстоятельства этого несчастного случая, а там судите сами, можно винить меня и моего хозяина лампеграфа Алкфельдта или нет.

Его слова заставили меня вздрогнуть. Граф! Хватит ли мне смелости, чтобы лезть со своими расспросами к персоне столь высокого ранга? Вся моя через силу поддерживаемая решительность мгновенно испарилась, сменилась полной растерянностью. Граф! Смилуйся, Матерь Божья!

* * *

А вот мой отец, заглядывающий в открытую дверь пустого дома. С ним собака (маленькая собака, совсем не та, что раньше). Он смотрит в пустую комнату. Он говорит:

- Дома есть кто-нибудь?

* * *

А вот мой отец сидит на кровати и плачет.

* * *

- Была пятница,- начал JIapc Бэнг с видом бывалого трактирного рассказчика, готовящегося поведать своим собутыльникам занимательную историю.- Время близилось к полудню, и хозяин велел мне ехать на Новую Королевскую площадь, где у него имелось некое дело. Времени было в достатке, а потому я пустил лошадей легкой рысью, почти шагом. И представьте же себе мое удивление, когда, проезжая квартал мануфактурщиков, мы подверглись нападению некоего престарелого человека, совершенно пьяного, который бросился на переднюю пару моих лошадей и начал хлестать их по ногам тростью, самым злобным, жестоким образом, какой вы можете себе представить. Несчастные бессловесные твари конечно же встали на дыбы, в страхе и ужасе, потому,- Ларе Бэнг ханжески поджал губы,- что они привыкли к самому наилучшему обращению и в жизни своей не получили ни одного удара ни от меня, ни от второго кучера, Рика, ибо граф весьма суров в этом отношении и строго следит, чтобы с принадлежащими ему животными хорошо обращались. Как я уже говорил, лошади взвились на дыбы и рванули вперед, так что я едва сумел их удержать; я закричал на этого человека, и он вроде бы попятился. Граф высунул голову из окошка, чтобы узнать, в чем причина беспокойства, и я сказал ему, что какой-то пьяный человек напал на наших лошадей. Тем временем ваш отец, не удовлетворившись бедой, им причиненной, снова подбежал к несчастным животным и начал бешено хлестать их своей палкой по ногам. После этого повторного нападения обезумевшие от ужаса лошади вырвали поводья у меня из рук и бросились прямо на вашего отца, который упал им под копыта. Тяжелые колеса экипажа переехали через него (я почувствовал два ощутимых толчка), выступ, имеющийся под багажным ящиком, зацепил обмякшее тело, и его протащило по булыжникам футов сорок. Всех моих сил хватило только на то, чтобы усидеть на козлах, ибо, закусив удила, лошади не желали остановиться, и не в силах человеческих было их удержать. Мы стремглав неслись по улице…

* * *

У моего отца урок хороших манер.

- Должны ли мужчины вставать, если друзья здороваются с ними в то время, когда они сидят в отдельной кабинке ресторана или пивной?

- Мужчины не должны вставать, если они сидят в отдельной кабинке,- отвечает отец,- однако они могут полупривстать и извиниться за то, что не встают полностью.

* * *

- …затем лошади свернули в переулок, ведущий к Новой Королевской площади, и только тогда, когда мы достигли уже этого места, они остановились и позволили мне себя успокоить. Я хотел было вернуться и посмотреть, что сталось с этим сумасшедшим, который напал на нас, вашим отцом, однако хозяин мой, в высшей степени разъяренный и потрясенный, запретил мне так поступить. Никогда прежде не видел я его в подобном гневе; если бы ваш отец остался жив и мой хозяин добрался до него, вашему отцу было бы не сдобровать, тут уж нет никаких сомнений. Таким образом, теперь вы знаете все факты. Я уверен, что вы полностью удовлетворены, выпьете с нами еще одну бутылку этого вполне пристойного кларета, который вы нам принесли, и отправитесь восвояси..

Прежде, чем я успел подобрать слова для ответа, заговорила темноволосая девушка.

- Этот Бэнг,- сказала она,- трепло вонючее.

* * *

И т.д.