"Ужасы. Замкнутый круг" - читать интересную книгу автора

КИМ НЬЮМЕН Спазм цвета

Играться с кнопочками было всегда приятно, но Монтэ считал, что иногда надо и руки в краске запачкать. Бела Лугоши замер, оскалившись, растянутый в черно-белом кадре на видеомольберте, с торчащим деревянным колом. Художник терпеливо совмещал слои фильма на планшете. Балом правил красный цвет. Людям он всегда нравился больше всех, а уж в ремейк «Дракулы»[13] его должно быть много. Кровавый — неотъемлемая часть фильма, то, что обеспечит ему долгую популярность. Наконец, удовлетворившись результатом, Монтэ загрузил пластину в асессор и откинулся на спинку сиденья, пока машина просчитывала оттенок, который он счел подходящим. Процесс завершился, автомат засвистел, словно древняя печь, а художник вытащил свежезаправленное струйное стило из чернильницы.

Он выдавил алую каплю на кончик указательного пальца, осмотрел ее и остался доволен. Потом легким мазком тронул электронное изображение, и цвет тонкой струей проник между линий копирования. Монохром заполнился, кровь проступила на накрахмаленной рубашке мертвого актера. Фильм стал выглядеть получше. Именно индивидуальный подход отличал продукцию «Монтэ видео» от полностью автоматизированных «улучшенных» ремейков конкурентов. Михаэль поставил стило на место и случайно заметил под ногтями призрачные следы красного. Руки выглядели так, словно принадлежали убийце. Он потряс пальцами, краска исчезла со статическим треском, затем внес пару исправлений, нажал на кнопку «Дальше», и фильм продвинулся вперед на несколько кадров. Лугоши перестал скалиться, вцепился рукой в кол, полилась кровь. Капля посередине картинки разрослась. Прекрасно. Монтэ нажал «Сохранить», цвет схватился. Светящиеся глаза вампира и запонки с черепами засияли, отражая алый цвет на груди и вокруг рта.

Михаэль Монтэ помнил время, когда бизнес ремейков только зарождался, неумелые «колоризованные» фильмы, сделанные в 1980-х. Он был одним из первых, кто увидел потенциал кодирования, процесса, который позволял умелому ремейкеру разобрать оригинальную картину с помощью асессора до простой цепи информационных битов, а потом воссоздать заново, сообразно со своим видением. Разработав собственную технологию, Монтэ сумел вклиниться в цепь крупных компаний, регулярно отражая нападки корпоративных монстров, завоевал все премии «Дики» и выгрыз огромную долю на рынке. «Дракула» от «Монтэ видео» уже побил все рекорды по предварительным заказам. Приобрести права у шизоидных потомков Брэма Стокера, студий «Юниверсал», «Хаммер филмз», Би-би-си и около двадцати других, запустивших клыки в собственность, оказалось непросто. Битва выдалась длинной и затратной. Для столь важного проекта Монтэ в любом случае нашел бы время, но из-за трудностей ему пришлось делать всю работу лично. В конце концов, он до сих пор оставался лучшим в этом бизнесе.

Тревор, Руби Джи, Консодайн, а теперь и Тарнаверро. Все погибли. Похоже, кто-то имел зуб на ремейкеров или пытался задушить «Монтэ видео».

Михаэль нажал «Обработать», и асессор взялся за дело, впитывая его решения, заменяя тусклую серость оригинала светящимися красками. Монтэ нравилось думать, что ремейк «Дракулы» станет именно тем фильмом, который поставил бы Тод Броунинг в 1931 году, если бы мог не обращать внимания на ограничения цензуры своего времени и располагал неограниченными техническими возможностями. Режиссеру пришлось вынести за пределы кадра то, как Ван Хельсинг вбивает вампиру кол в сердце, отметив смерть злодея лишь скромным стоном. Теперь же столь разочаровывающую кульминацию можно было исправить. Лугоши, спотыкаясь, бежал по склепу со сводчатым потолком, глаза его горели словно у электрического Антихриста, он прорывался сквозь тончайшую паутину, легкую, как крыло бабочки, похожую на матовое стекло, содрогаясь от серии бьющих в глаза лилово-неоновых распятий. А потом вампир упал, и Питер Кушинг вскочил на него, свирепо орудуя молотом, забивая все глубже смертоносный кол.

На самом деле в изначальной версии играл Эдвард Ван Слоан, но его сейчас все равно никто не помнил, Монтэ решил замиксовать в картину прекрасную игру Питера Кушинга из версии 1958 года. Более того, оставив только самого Лугоши и Дуйата Фрая в роли пожирателя мух Ренфилда, он заменил весь актерский состав: Джонатаном Харкером стал Джеймс Дин, Мэрилин Монро — жертвой-вампиршей Люси, а Мерил Стрип — главной героиней, Миной; ему удалось вставить в картину даже Хамфри Богарта. Тот играл комического работника псих-лечебницы с забавным кокни-выговором. Для приличного успеха на рынке у Дэвида Мэннерса или Хелен Чэндлер было недостаточно поклонников, а Монтэ всегда искал нечто такое, что благоприятно скажется на коммерческой судьбе его собственности. Богачом его сделали инстинкты, а деньги позволили собрать невероятную арт-коллекцию: религиозные открытки с эффектом 3D, личные вещи деятелей поп-арт, копии клоунских масок из «Вулворта».[14] Михаэль Монтэ был известен как человек, чей вкус оказывает влияние на других.

На экране Дракула живописно разлагался, из его глазниц разлетались опарыши. Невероятно уместное соло Джими Хендрикса взорвало тишину, аккомпанируя крикам агонии монстра. Монтэ прибавил громкости. Больше шума, больше музыки, криков. Подбавить еще красного. Останки Дракулы кровавой лужей растеклись на подкладке его оперного плаща, красное на красном. «Пошел в жопу, граф, — сплюнул Питер Кушинг, — вместе с летучей мышью, которую ты тут имел». Это было здорово сказано, и нанятые Монтэ актеры изрядно потрудились, в совершенстве воспроизведя своеобразный отрывистый голос актера. Хендрикс плавно сменился Чайковским, фильм заканчивался отрывком из «Лебединого озера», который уже использовался в трансильванском прологе, а когда Кушинг повел Дина и Стрип прочь из склепа к озаренному радугой восходу, замелькали титры, на небе появилось слово «Конец», а под ним вспышками пошла реклама «Кока-Нарко», воздействующая на подсознание зрителя.

В правом верхнем углу мольберта спиралью возникло окошко о сообщении. Монтэ увидел крыльцо своего дома, сигнал шел с камер, находящихся в глазах статуэтки орла, расположенной на перемычке двери. На коврике с надписью «Добро пожаловать» стояла Салли Роудз, непромокаемый плащ наглухо застегнут, поля шляпы низко надвинуты, почти закрывая маску респиратора. Женщина посмотрела орлу в глаза и явно улыбнулась. Михаэль склонился к ближайшему блоку и провел рутинную проверку. Изображение оказалось истинным: первого поколения, не искаженное (теперь никто не доверял видео, и Монтэ было некого винить в этом, кроме самого себя). Система охраны признала тепловую карту тела посетительницы, сверила счета «Агентства Салли Роудз» с последними списками и передала хозяину ручной контроль над дверью. Он отпечатком руки дал знать, что подтверждает команду, и панель закрылась, когда женщина вошла внутрь.

Встреча была запланирована на столь поздний час, дабы избежать лишних разговоров. Естественно, он держал полицию в курсе своих затруднений, как того требовал закон, но ни для кого не являлось секретом, что «Монтэ видео» может позволить себе пользоваться услугами частных сыскных контор. «Агентство» славилось своей конфиденциальностью, и Михаэль считал столь ценное качество достойным приличной ежегодной премии. Он даже не обращал внимания на бестактные шутки Салли относительно его бизнеса и художественного вкуса. На рынке, раздираемом пиратством, компания Монтэ меньше всех страдала от преждевременных утечек, а полномасштабные кампании с целью отобрать его копирайты вовремя пресекались именно благодаря Роудз.

Михаэль встретил ее в галерее. Картины спали, но комната полнилась шепотом от их равномерного дыхания. Салли с немалым любопытством осматривала живую репродукцию Ротко,[15] напоминавшую ворсистый ковер.

— Сейчас проделывают очень интересные опыты с полуразумным желе и акриловыми красками, не думаешь? — отважился начать разговор Монтэ.

Уверенная и хладнокровная, молодая женщина повернулась к нему и вскинула руку в притворном ужасе, словно пытаясь отогнать Дракулу распятием. Михаэль ничего не понял.

— Твоя рубашка, — со смехом пояснила она. — Она… она…

— Этот узор называется «пейсли», — объяснил он. — А комбинация лимонно-желтого и бледно-голубого цвета — моя идея.

— Не надо пускаться в объяснения, Мики. Бабушка рассказывала мне о шестидесятых. Непросто же тогда жилось.

— Понятия не имею. Я в то время был совсем маленький.

— А теперь ты совсем большой?

— Достаточно большой. — Монтэ поправил хипповские бусы из хрома и акрилового пластика. — Ты в состоянии предоставить отчет?

— Только предварительный. Я слышала, ты грозишься пойти войной на «Агфа-Дайэй»[16] и «Дисней-Макдоналд». Ты же знаешь, какого рода последствия это возымеет.

— А у меня есть выбор? Кто-то убирает моих людей. Когда погиб Тарнаверро, наметился серьезный спад в производстве. Похоже, это заговор. Они явно намерены потопить меня еще до Франкфурта.[17]

— Возможно, — ответила Салли. Она сняла респиратор и с отвращением принюхалась к пропитанному травами воздуху. — У тебя есть свободный экран? Мне надо кое-что тебе показать.

Они прошли в нижнюю комнату, где также находились полный монтажный блок и целая витрина с хитами продаж от «Монтэ видео»: «Гражданин Кейн», «Броненосец „Потемкин“», «Психоз», «Быстрее, кошечка! Убей, убей!», «Кинг-Конг», «Ровно в полдень», «Двойная страховка», «Лучшее от сержанта Билко», «Видео вскрытия Элвиса», «Седьмая печать», «Монахиня — брейкдансер». Монтэ большим пальцем прикоснулся к блоку, и постер «Влюбленных женщин»[18] с Бобом Диланом, Сильвестром Сталлоне, Глендой Джексон и Мадонной в главных ролях скрылся в отделении на потолке, обнажив молочно-белый экран. Единственную бесцветную вещь во всем доме.

Салли набрала шифр на кодовом замке своего кейса и достала оттуда видеокассету, собственность «Монтэ видео», пояснив:

— Это изъято из офиса Тарнаверро. Он работал над этим фильмом, когда его убили.

— Значит, ты хочешь показать мне «Одиссею капитана Блада»?

— Фильм тысяча девятьсот тридцать пятого года. В ролях Майкл Кертис, Эррол Флинн и Оливия де Хэвиланд. Производство компании «Уорнер Бразерс». Правильно?

— Прошу прощения? — переспросил Монтэ. — Ах, прости меня, вечно забываю, что ты — как это называется? — киноманка. — Он чуть ли не сплюнул от омерзения, вспомнив обо всех петициях, которые ему когда-то слали в огромных количествах.

— Проехали, хорошо? — ответила Салли, перебирая микрофиши. — Ты просмотрел протоколы вскрытия, я надеюсь?

— Да.

— Но все равно я тебе напомню. На Тарнаверро напал некто, вооруженный длинным, острым и тяжелым лезвием. Разделочным ножом, мачете или мечом. Его буквально порубили на куски.

— Да. Именно поэтому я подозреваю этих сволочей из «Агфа-Дайэй». Большие корпорации любят навести ужас, когда объявляют войну. — В своих попытках поглотить «Торн-Футура-Макалпайн» до того, как синдикат сожрал его самого, Монтэ успел завоевать такую же репутацию, если не худшую. — И ты понимаешь, чего они добиваются.

Быть лидером рынка — рискованная позиция. С тех пор как начались проблемы, с убийства Тревора, «Монтэ видео» уже потеряло двадцать процентов посредников. Безработица их не страшила, особенно по сравнению с перспективой стать очередной жертвой корпоративных войн, о которой никто даже не всплакнет.

— Думаю, все не так просто, Мики. Тебе никогда не приходила в голову мысль сопоставить метод убийства твоих людей с теми фильмами, над которыми они работали?

— Нет, — удивился Михаэль. — С чего бы?

Салли выудила микрофиш:

— Тревор был первым. Два месяца назад. Его разнесло на куски чем-то вроде гранаты. Работал он над «Полем битвы»[19] Руби Джи со знанием дела затоптали ногами. Ее задание — «Золотоискатели 1933 года».[20] Консодайну вырвало горло какое-то животное. Помнишь штуки об оборотнях в новостях? Он переделывал «Лесси возвращается домой».[21] Ничего не замечаешь?

Он хотел, чтобы она сама сделала вывод.

Роудз протолкнула «Капитана Блада» в пасть магнитофона и начала колдовать над кнопками. На экране появилась сцена секса, обычное дело, если запустить кассету наугад.

— Именно это место переделывал Тарнаверро, когда его убили. С кассеты пришлось счищать кровь и кишки. Асессор забило.

На экране Эррол Флинн содомировал юнгу.[22] Процесс показывали в деталях. Было бы расточительно не отметить столь легендарный вклад звезды в фильм, а исторические исследования доказали, что мужеложство было делом вполне обычным на пиратских кораблях XVII века с их полностью мужскими командами. К тому же хотелось создать роль для молодого Дэвида Боуи. Изображение чуть двоилось, в углу экрана мелькнули условные метки Тарнаверро, но в остальном все было в порядке. Добавление явно вышло успешным. Салли не особо следила за происходящим, ожидая чего-то.

— Вот, смотри, вот где это произошло… — Она поставила изображение на паузу. — Взгляни на эту линию.

По экрану, точно рябь, прошла полоса другого цвета. Роудз включила медленную перемотку, кадр за кадром демонстрируя развитие сбоя. Тот шел по диагонали, слева направо, и внутри него картина изменялась, становилась похожей на пастельные оттенки трехцветного техниколора, не слишком реалистичными и откровенно блеклыми, на вкус Монтэ. Когда рябь прошла, все вернулось к черно-белой гамме. Лицо Боуи сменилось Оливией де Хэвиланд, а склейку спустя Эррол Флинн уже стоял полностью одетый. За стеной каюты послышался какой-то шум, и актер с абордажной саблей ринулся к двери.

— Так здесь Тарнаверро закончил? Это уже пошла оригинальная версия?

— Не совсем, — заметила Салли, пальцем ткнув в «паузу».

Орда массовки живописно съежилась от страха, когда капитан Блад набросился на нее. То были типичные пираты от «Уорнер Бразерс»: морские волки с сережками, тремя или четырьмя ножами за поясом, в полосатых банданах, высоких сапогах и с глупым выражением лица. Но посередине толпы стоял лысый субъект в очках, стилизованных под крышки от колы, одетый в двубортный костюм из китовой кожи. Это был сам Тарнаверро. Женщина убрала палец с экрана, действие возобновилось. Флинн отбросил двух здоровенных нападающих. Тарнаверро оказался в самой гуще схватки, развернулся и попытался бежать. Очки у него упали, их пнул за борт ухмыляющийся Бэзил Рэтбоун. Ремейкер попытался скрыться и споткнулся о юбки де Хэвилланд. Флинн улыбнулся, невероятно красивый в дыму битвы, и изящным движением насквозь пронзил чужака. Он стряхнул тело с сабли, и оно упало в машущую клинками толпу. Пираты принялись безжалостно рубить его на куски. Тарнаверро даже удостоился крупного плана: дергающееся тело, вращающиеся глазные яблоки, петля серой веревки на шее. А потом исчез — еще один мертвый статист, — и Флинн, танцуя, направился к Рэтбоуну, насмехаясь над женственными украшениями врага.

Монтэ пришел в ужас.

— Неплохо сделано, так?

Ему пришлось согласиться:

— Для такого нужен очень опытный ремейкер… Но это же бессмысленно.

Фильм продолжался своим чередом. Михаэль выключил звук, черно-белые фигуры по-прежнему танцевали на стене. Он погрузился в раздумья.

— Монтэ, ты знаешь некоего Каспасиана Клейнзака?

— Конечно. Он тоже ремейкер. Работает на «Агфа-Дайэй». Я пытался его переманить. Из-за этих проблем нам понадобится несколько высококлассных перебежчиков, чтобы справиться с потоком заказов. Он не моего уровня и даже не уровня Тарнаверро, но хороший профессионал. Так «Агфа-Дайэй» замешана в этом?

— Вряд ли. Клейнзак умер. Журналисты еще не узнали об этом, но почерк тот же. Думаю, у концерна есть и другие жертвы, а «МакДисней» и вовсе объявил тотальное ужесточение режима безопасности. Кто-то затаил большую злобу на ремейкеров. Клейнзака застрелили. Он работал над «Моей дорогой Клементиной». Тебе же знаком этот фильм?

— Тысяча девятьсот сорок шестой год, вестерн. Режиссер — Джон Форд, Генри Фонда в роли Уайатта Эрпа. Виктор Мэтьюр в роли Дока Холлидея. Студия «Двадцатый век Фокс». Не только ты знаешь детали. До сих пор помню эти ужасные переговоры по правам в прошлом году, «Агфа-Дайэй» здорово меня тогда обставили.

Салли улыбнулась:

— Именно этот фильм. «Агфа» наняла Армию спасения[23] в качестве службы безопасности. Для тебя это слишком ортодоксально. В общем, у меня там есть пара друзей, удалось собрать информацию. Согласно ей, Клейнзака убрали довольно экзотическим способом. «Бантлайн спешиал». Слышал о таком? Ну еще бы. Настоящая гордость Дикого Запада, легендарный револьвер с одиннадцатидюймовым стволом. У Уайатта Эрпа был такой. Видишь связь? В Армии больше ничего не сказали, но мне кажется, что если бы мы посмотрели «Клементину» Клейнзака, то увидели бы вот этот спазм цвета, а потом немца в лабораторном халате, попавшего в перестрелку где-нибудь в загоне и словившего весьма немалую пулю.

Когда Салли Роудз ушла, Михаэль решил побаловаться наркотиками. Его трясло, тут он себя не обманывал. В предыдущих корпоративных войнах никогда не страдал верхний эшелон. С трупом не договоришься. Но это дело, эта кампания устрашения… Новые игроки, похоже, не особо заботятся об этике монетаристской дипломатии. А заключение Роудз было и вовсе ужасным: «Кто-то или что-то очень не любит твой бизнес, Мики, и готово пойти на крайние меры, чтобы вывести тебя и всех в этом производстве из игры».

Дома Михаэль был в полной безопасности. Защита включена, территория под охраной. В системе не было людей, а потому и предателей, управляющий искусственный интеллект недавно прошел апгрейд. Когда Монтэ уходил, в коридор выпустили мух-убийц — работники давно называли его дом «Особняком с привидениями», — которые были запрограммированы произвести смертельную инъекцию любому, кто не совпадал с конфигурацией передвижений Монтэ. Он был защищен так, как вообще может быть защищен человек.

Ремейкер сел на кровать-пузырь психоделической расцветки и посмотрел на тигровые полосы картины Мондриана.[24] Та пошевелилась во сне. Он позволил приятному теплу химии просочиться в тело и успокоить его. Дыхание полотна неожиданно стало прерывистым. Оно умерло, цвета померкли до серого, а желе свернулось под стеклом. Такое уже происходило и прежде. Ошибка в системе обогрева. Не о чем беспокоиться, нашептывал наркотик в крови. А глубоко внутри неодурманенная часть сознания зашлась криком.

Монтэ поплыл обратно в комнату с мольбертом. Когда он проходил мимо сенсоров, те зарегистрировали его температуру тела. На потолке зажглись лампы, потом погасли. Впереди была темнота, позади, но он всегда находился под светом. В безопасности, озаренный лучами.

Во мраке заблестели чьи-то темные глаза.

Михаэль услышал шорох и повернулся. Ничего не увидел, но краем глаза словно зафиксировал образ. Высокий мужчина в тяжелом плаще.

Он один в доме. Трехмерный план на стене служил тому доказательством. Монтэ отображался на нем оранжевой точкой, мигающей в коридоре. Других теплых тел в доме не было.

Ремейкер слишком поздно пришел в рабочую комнату. Спазм уже исчез в правом углу экрана. Осталась только черно-белая картинка. Монтэ встал над мольбертом, следя, как камера скользит по пустому склепу. С гробов упали крышки, а всякая ползучая гадость — огромные пауки, крысы, броненосец — разбежались по углам. Жены Дракулы в длинных белых одеждах печально ждали, бесконечно терпеливые, возвращения своего повелителя.

Действие наркотика достигло пика. Успокаивающая основа пилюли растворилась, впуская в организм потенциально опасную дозу, и рвотная сердцевина распространилась по кишкам. Если Монтэ захотел бы еще порцию, ему для начала пришлось бы воспользоваться туалетом. Спокойствие испарилось без следа. Пультом управления завладел страх, по позвоночнику пробежались ледяные пальцы. Надо очистить желудок.

В ванной на всех стенах висели зеркала, и она производила роскошное впечатление коврами, бирюзой и алым шелком. Дизайн скопировали с постановки Сесиля ДеМилля 1920-х годов, которую Монтэ отверг как совершенно устаревшую для полноценного ремейкера. Украшенные драгоценными камнями краны сияли на фоне зеленовато-известкового, с прожилками мрамора джакузи. Именно это помещение, гораздо больше чем строгая спальня, воплощало фантазии и успехи художника.

Монтэ согнулся над красно-рыжим унитазом, выполненным в форме рога тритона, и его вырвало. Захлопнул крышку в форме раковины устрицы и сел на нее. Рвотное производило успокаивающий побочный эффект. Чувствовал он себя плохо, но после очистки стало лучше. Ремейкер умыл лицо в раковине, выполненной в форме купели Солсберийского собора, только горчичного цвета.

Позади него бесшумно открылась дверь.

Монтэ внимательно изучил свое лицо в зеркале. Похоже, кожа может быть дряблой и изможденной одновременно. Он оскалил зубы. Покрыты желтым налетом. А потом тварь напала на него. Ремейкер увидел руку, схватившую его за челюсть, почувствовал вторую, потянувшую за волосы, но в зеркале ничего не отразилось. Михаэля крепко держала пустота. Его словно сковали стальными полосами. Опустив взгляд вниз, он заметил темный рукав смокинга и черные складки плаща; но в зеркале (на экране?) Монтэ боролся с самим собой. С него сорвали кружевной воротник. Холодные губы присосались к горлу, ледяные зубы пронзили кожу…

Бирюза и краснота поблекли первыми, превратившись в мертвенную серость. Потом выцвела рубашка, став тусклым неразличимым пятном. Зрение медленно истекало, спазм цвета пронесся слева направо перед глазами…

Монтэ чувствовал, как его опустошают. Слабым движением руки попытался оттолкнуть невидимое лицо, прижавшееся к горлу. Боли не было. На глаза ему попалась собственная ладонь, холодная и мокрая.

Последней вещью, которую Михаэль увидел в своей жизни, были его собственные пальцы, навечно испятнанные черной кровью.

Пер. Н. Кудрявцева