"Лишь в твоих объятиях" - читать интересную книгу автора (Линден Кэролайн)

Глава 26

Они догнали его на середине лестницы.

— Что происходит? — в третий раз спросила брата Джулия. — Алек, ты пугаешь меня. Что ты нашел?

Он только мотнул годовой. Джулия остановилась.

— Алек! — Он не реагировал. Она повернулась к Крессиде. — Скажите, что все это значит?

— Не знаю, — отвечала Крессида, глядя, как он направляется в сторону кабинета. — Но мне кажется, сейчас неподходящее время для расспросов.

— А для того чтобы рыться на чердаке, подходящее время? — запротестовала Джулия. — Что случилось?

Крессида беспомощно посмотрела на нее и пошла за Алеком. Она появилась в его кабинете в тот момент, когда он открывал шкаф.

— Что вы отыскали?

Он вынул из шкафа плащ, бросил его на стул и быстро содрал с себя тот, что был на нем.

— Старое письмо.

Крессида пожевала внутреннюю поверхность щеки и осмелилась спросить:

— Это… как-то связано с дневником моего отца, да? Он молча продолжал рыться в ящике стола.

— Вы… знаете, о ком он писал? Человек, который… — Слова застревали в горле, и она замолчала.

Если Алек тот человек, о котором упоминал ее отец, это доказывает его виновность. И ее отца тоже, но это не играет никакой роли. Отец пропал, тогда, как Алек был здесь, и на него падал весь позор, — сердце разрывалось на части при этой мысли.

— Я сожгу его, — сказала она запальчиво. — Никто другой не видел его — и он был зашифрован, даже Том не знал, что в нем…

— Вам не нужно сжигать его, Крессида. — Он взял из ящика нож и сунул его в ножны на ремне. Она испуганно смотрела, как он перекинул ремень через плечо и приладил его так, что ножны оказались под мышкой. — Расшифруйте остальное. Думаю, вы получите ответы на все ваши вопросы. — Он надел вынутый из шкафа плащ, похлопал по карманам, провел ладонями по рукавам и, обойдя ее, пошел к двери. От ножен ткань под его рукой приподнялась, запаниковавшей Крессиде казалось, что это вздутие размером с боевую саблю.

— Куда вы идете?

— Встретиться с большим другом семьи.

Она встала между ним и дверью, не давая пройти.

— Зачем? Скажите мне. В этом как-то замешан мой отец. Выдумаете, я совсем дурочка? Я расшифровала дневник. Я знаю, что в нем. А вы… — Ее голос подозрительно задрожал. Это совершенно невозможно, но она должна была задать этот вопрос: — Вы ведь не могли быть тем человеком, о котором он писал?

Его подбородок окаменел.

— Не мог.

Она чуть не зарыдала от облегчения.

— Тогда в чем дело? Не отмахивайтесь от меня. Что толкнуло вас броситься искать на чердаке чемодан, который вы могли бы достать в любое время?

Темный, погруженный в себя взгляд смягчился.

— Крессида, дайте мне пройти. Она вздернула подбородок.

— Нет, пока не скажете, куда вы идете и зачем вам нужен нож.

— Позже. Я объясню, клянусь вам. Только… не сейчас… — Все это было сказано сквозь зубы. Она покачала головой, продолжая держаться за ручку двери, и отказывалась отступать. Он провел рукой по волосам и тихо выругался. — Боюсь… Уверен, что знаю, кого описал ваш отец. Он… был моим другом. Я думал, что знаю его, а он предал все: не только свою страну, но и свою семью, и всех, кто любил его.

— Включая вас? — Это было почти как выдох, а не сказанные вслух слова.

Его плечи напряглись.

— Да.

— Но какая необходимость начинать действовать прямо сейчас? — выкрикнула она. — Подождите до завтра. Сообщите армейским — напишите лорду Хейстингсу, пусть он пришлет кого-нибудь заняться этим!

— Крессида. — С невероятной нежностью он коснулся ее щеки. — Я не был самим собой пять лет. Я потерял все, не только репутацию, но и свою семью, свое имя, честь.

— Я знаю, — прошептала она, по лицу ее текли слезы. — Но…

— А вы разве стали бы ждать и вести обычную жизнь день, два или десять дней, зная, что ответ на все ваши вопросы в нескольких милях от вас?

— Позвольте мне пойти с вами. — Она ухватилась за него обеими руками. — Он мой отец. Я имею право знать.

— Имеете. Я расскажу вам все, когда вернусь.

Он обнял ее и поцеловал так ласково, что ей захотелось плакать. Она обвила руками его шею и прильнула к нему, к мужчине, которого она любила больше всего на свете. Ей казалось, что она умирает от страха. Если ее отец предал его… Если ее отец был причастен к его позору… Не изменит ли Алек свое отношение к ней? Сможет ли он смотреть на нее и не видеть в ней дочь человека, который его погубил? Опасение, что она может потерять любовь, о которой раньше и не мечтала, заставляло ее цепляться за Алека, когда он пытался отстранить ее.

— Я иду с вами, — яростно, сказала она. — Не смейте идти без меня.

— Вы не пойдете со мной ни при каких обстоятельствах. — Он поднял брови. — Если потребуется, я привяжу вас к своей кровати, хотя я не получу от этого никакого удовольствия, поскольку меня здесь не будет.

Она тяжело дышала, сердце у нее бешено колотилось.

— Вы не посмеете.

— Вы знаете, что посмею. — Он снова поцеловал ее. На этот раз крепко и беспощадно. Она ослабела, перестала цепляться за его плащ и со стоном прижалась к нему.

— Не уезжайте, — умоляла она. — Пожалуйста, вы пугаете меня. Дайте мне закончить с дневником, а потом делайте что хотите. Пожалуйста, Алек, если вы хоть немного дорожите мной…

Он не ответил, только снова поцеловал. В два рывка он задрал подол ее юбки и положил руку между ног. Она ойкнула, но ее тело сразу же отозвалось. Любовь и желание, страх и отчаяние владели ею. Руки, потянувшиеся к его брюкам, дрожали. Когда ей, наконец, удалось отодвинуть ткань и положить руку туда, где ей хотелось быть, колени совсем не держали ее, она была близка к кульминации. Он отбросил ее руку, лицо его стало напряженным. Прижав ее к стене, он вошел в нее.

Крессида обхватила его за плечи и не отпускала, пока он входил в нее резкими, тяжелыми толчками. Когда он подхватил ее колено, чтобы войти глубже, она задрожала и застонала. Она с такой силой обвилась вокруг него, что слезы выступили на ее глазах. Алек резким толчком вошел в нее еще раз, издал горловой звук, навалился всем телом — и его голова бессильно упала на ее плечо. Наступила разрядка.

Одна слезинка выкатилась у нее из глаза и покатилась по щеке. Она водила рукой по его затылку, по коротким, жестким волосам. Если с ним что-то случится, ее сердце будет разбито навсегда.

— Я люблю вас, — потерянно произнесла она.

Плечи его задрожали, он обхватил ее и крепко прижал к себе. На миг она возликовала, решив, что добилась своего. Он смотрел на нее глазами синими и глубокими, как небо в подступающих сумерках, но в них читалась непреклонная решимость. Не сказав ни слова, он освободился от нее, поставил на пол и заботливо оправил ее юбки. Его лицо снова стало хмурым, и она поняла, что он будет непреклонен. Она закрыла глаза и отвернула лицо. Но он взял ее за подбородок и повернул к себе.

— Крессида, дорогая, оставайтесь здесь, — пробормотал он. — Когда я вернусь, я отвечу на все ваши вопросы, но не просите меня остаться. Если я, в самом деле, дорог вам… — он помедлил, потом закончил: — пожалуйста, не пытайтесь удерживать меня.

Он говорил ей, что она может остановить его, но просит ее не делать этого. Не открывая глаз, она кивнула. Легкий шелест — его не стало рядом, холодный воздух заполнил пространство, где он только что стоял, и ее затрясло. Не сказав больше ни единого слова, он открыл дверь и исчез.

Черт его побери! Черт побери всех мужчин, которые считают, что в одиночку могут справиться с чем угодно. Черт его побери за то, что он забрал с собой ее сердце и оставил мучиться ожиданием. Она открыла глаза и огляделась. Черт побери ее отца со всеми его проделками. И черт побери саму ее, раз она стоит здесь и ничего не делает, чтобы помочь Алеку.

Она прошла через весь дом, надеясь, что те, к кому она шла, еще не уехали. Мадам Уоллес, одетая в красивое синее дорожное платье, открыла дверь на ее стук. Рядом с ней на полу стоял саквояж.

— Да? — произнесла она так, словно совсем не удивилась, увидев Крессиду у своей двери, хотя они едва были знакомы.

— Могу я войти? Я должна поговорить с вами, — торопливо сказала Крессида. — Это срочно.

— Конечно, мисс Тернер. — Мадам открыла дверь шире, пропуская Крессиду. — В чем дело? — спросила она с вежливым любопытством.

Крессида набрала в грудь воздуха и прямо взглянула в лицо другой женщины.

— Алек уехал, чтобы встретиться с кем-то, кто замешан в истории с обвинением его в предательстве.

— Боже, — сочувственно произнесла мадам. — Только что?

— Он не позволил мне поехать с ним, но это может быть опасно, а он не захотел ждать.

— Мужчины, — вздохнула ее собеседница. — Но почему вы пришли с этим ко мне?

Крессида на миг заколебалась. Мадам Уоллес была такой хрупкой и элегантной, ее лицо было красиво необычной красотой, а движения отличались женственностью. Рядом с ней Крессида ощущала себя очень большой и неловкой. Неужели она действительно явилась просить, чтобы эта утонченная женщина отправилась помогать Алеку? Том все еще был в Портсмуте, мистер Хейз уехал, а мистер Уоллес выглядел человеком, способным…

— Мне представляется, что вы не совсем те люди, за которых вас принимают, — ответила она, доверившись своей интуиции. — Я думаю, вы можете ему помочь.

Что-то промелькнуло в глазах мадам. Она придвинулась ближе.

— И почему же?

Крессида открыла было рот, но решительно не знала, что сказать.

— Так вы не можете? Потому что, если вы не можете, я поеду сама.

В улыбке мадам было что-то саркастическое.

— Вот почему я не люблю работать с джентльменами, — заметила она. — Их все время заносит — или из-за любви, или из-за… — Она замолчала и надула губки. — Так куда же он направился?

— Я не знаю, но думаю, что смогу выяснить.

— Тогда выясняйте. Я буду в вашей комнате через несколько минут. — Мадам подняла саквояж и поставила его на стул. — Мы скоро отъезжаем, поторопитесь.

— Спасибо, — с облегчением выдохнула Крессида. — Я вам так благодарна…

— Вы поедете с нами. — Мадам рылась в саквояже, не глядя на нее.

— Что? — вырвалось у Крессиды. — О нет! Разве мне можно? Алек велел мне оставаться здесь…

— Вы знаете больше, чем я. Если вы не поедете, мне придется действовать вслепую. Идите и будьте готовы сообщить мне, куда он отправился.

Крессида надеялась, что поступила правильно. Кивнув, она поспешила в оранжерею, чтобы взять дневник и листы с расшифрованным текстом. Потом она отправилась искать Джулию и нашла ее в спальне, только что умывшуюся после пыльного чердака.

— Мне нужна ваша помощь, — сказала она, когда Джулия открыла ей дверь. — Это связано с Алеком.

Джулия молча потянула Крессиду внутрь, на лице ее было написано острое любопытство. Крессида протянула ей исписанные листы.

— Это из дневника моего отца. Он вел его, когда служил в армии. Текст был зашифрован, но я его расшифровала.

— Боже мой, это писалось так давно! — воскликнула Джулия, взглянув на первый лист. — Какое отношение это может иметь к Алеку сейчас?

Крессида нервно рассмеялась:

— Прочитайте это. Здесь упоминается один человек, офицер. Алек узнал его. То, что он прочитал в дневнике, очень взволновало его. Он заторопился, быстро поднялся на чердак, отыскал чемодан, а теперь уехал, чтобы… сделать что-то. Я хочу помочь, но сначала я должна узнать, кто этот офицер.

Джулия уставилась на нее:

— Что?

— Просто прочитайте! — Крессида легонько подтолкнула ее к стулу. Джулия пошла, читая на ходу. Крессида села за письменный стол, взяла перо и продолжила расшифровывать текст с того места, где остановилась раньше.

Несколько минут они трудились молча.

— Вы имели в виду этого человека? — спросила Джулия, прочитав вслух: — «Белобрысый красавчик-педант из Хартфордшира».

— Да. Он еще упоминается под прозвищем Козырной Валет. Вы не догадались, кто это мог быть? — Джулия покачала головой. Крессида вздохнула. — Это должен быть кто-то, кого Алек хорошо знает или знал, и живет он недалеко — можно добраться в течение дня, поэтому Алек сразу и поехал.

Джулия нахмурилась. Обе продолжили свои занятия.

Чем дальше продвигалась Крессида в своей работе, тем больше ее охватывало отчаяние. Ее отец вел себя все хуже и хуже. «Сегодня набралась хорошенькая сумма, — записал он в июне 1815 года. — Враг снова на марше, приятно опять иметь дело с моим старым другом Львом». Львом он называл французского полковника. «Лев сегодня особенно благодарен, сообщил ему о дислокации старого Блеха» — записал он на следующий день. Крессида тяжело сглотнула. Старым Блехом он называл маршала Блюхера, командующего прусской армией при Ватерлоо. Она передала законченную страницу Джулии и взяла следующий лист.

Она снова наткнулась на упоминание о том самом офицере: «Козырной Валет артачится, несмотря на значительность предложенной Львом суммы. Согласился лишь после предъявления ему доказательств его прежних действий. Мудро всегда держать улики в надежном месте». Теперь она перескакивала через строчки, выискивая места, где упоминались Козырной Валет и Лев. «Козырной Валет держался пренебрежительно, пришлось напомнить ему о наших договоренностях… Лев требует больше сведений, вознаграждение привлекательнее, чем когда-либо раньше… Видел дорогостоящую испанку Козырного Валета. Неудивительно, что он соблазнился… Лев теперь платит золотом… Козырной Валет хотел отказаться, надутый болван. Чтобы добиться его согласия, пришлось показать ему возвращенные Львом письма…»

— Крессида. — Джулия смотрела на нее со страхом. — Это… писал ваш отец?

— Да. — Очень трудно было это произнести.

— Но то, что он пишет, ужасно. — Джулия подняла листы, ее руки были в чернилах — у Крессиды не было времени просушить их. — Это… это…

Крессида размяла сведенные от быстрого письма пальцы.

— Я знаю, — ровно, сказала она. — Поверить не могу, что мой отец…

— Не то. — Джулия покачала головой. Она подошла к Крессиде и положила перед ней бумагу, поводила по ней пальцем. — Это… В этом обвиняли Алека. Совершенно точно, его обвиняли в том, что он переписывался с французским офицером и продавал ему секреты. Здесь говорится о письмах, возвращенных Львом. Письма от француза были найдены в вещах Алека, они и стали уликой. Когда в армии заявили, что он оказался изменником, моя мама умоляла сообщить ей подробности, потому что она не верила в это, и, в конце концов, какой-то полковник выложил ей все, что знал. Я читала его письмо. Изложенные в нем факты согласуются с тем, что здесь написано!

— Вы хотите сказать, что Алек и есть тот офицер, с которым имел дело мой отец? — Крессиде стало не по себе, она ничего не понимала. — Но этого не может быть…

Джулия фыркнула:

— Это не Алек. Никто никогда не сказал бы о нем, что он светловолосый и педантичный, особенно в то время.

Крессида прижала руки к вискам.

— Тогда кто?

— Давайте смотреть дальше. — Теперь Джулия была в таком же лихорадочном состоянии, как Крессида. Она быстро пробежала глазами следующую страницу, потом еще одну, и ее лицо исказилось. — Боже мой.

— Что?

Джулия показала строку:

— Испанка. Уилл Лейси женился на испанке, когда они были в Испании. В городе об этом много говорили, потому что до войны на него имела виды Присцилла Дарроуби, и все знали, что старый мистер Лейси одобрял эту партию.

Они посмотрели друг на друга.

— И Уилл мог дать Алеку письмо, — медленно сказала Крессида. — Потому что они были друзьями.

Джулия кивнула:

— Он погиб под Ватерлоо. Как настоящий герой. Мистер Лейси получил письмо от самого Веллингтона. Но это… — Она потрясла листами с расшифрованным текстом. — Это Уилл Лейси, я уверена. У него были светлые волосы, и о нем можно было сказать, что он педант. Вернее, он мог показаться таким, хотя был сущим дьяволом, как и Алек. Но… что, если… Могло так случиться, что Алека приняли за Уилла?

— Вы сказали, что те бумаги были найдены в вещах Алека.

Она начинала понимать. Сестра Алека смотрела на нее с растущей тревогой.

— Получается, что…

Крессида знала, что получается. Ее отец мог воспользоваться представившейся возможностью. «Везде царил хаос», — всплыли в ее памяти слова Алека. Облегчение от того, что дневник ее отца оправдывал Алека, затмевалось сознанием, что ее отец был человеком, несущим ответственность за выдвинутые против него обвинения. Она заставила себя снова вернуться к дневнику. Шифр теперь был для нее совершенно ясен. Ей не нужно было даже записывать текст, она сразу понимала смысл. Она все еще листала страницы, когда в дверь постучали, и вошла мадам Уоллес.

— Вы готовы?

— Да, — обреченно сказала Крессида, боясь взглянуть на Джулию. — Вы правы. Он написал об этом. Мой отец подложил письма в вещи Алека, переложив на него вину Козырного Валета, чтобы потом иметь возможность шантажировать его семью.

Джордж Тернер был шантажистом. Алеку это было совершенно ясно. Он думал, что и Крессиде тоже, хотя она не хотела произносить это вслух. Он понимал ее и даже уважал за это. Теперь поиски ее пропавшего отца мало, что могли прояснить. Он мог быть уже мертв, но, скорее всего, скрылся. К тому же этот человек был ей дорог, а грехи он совершил много лет назад.

Но Тернер был еще и изменником, продававшим информацию врагу. Однако обычный сержант не мог знать многого из того, что интересовало французов. Тернер жаждал легких денег и со временем нашел способ получать их — завлек в свои сети британского офицера, крайне нуждающегося в деньгах. Алек приходил в ярость, вспоминая строки из дневника Тернера, как тот уговаривал офицера рассказывать сначала о пустяковых вещах, потом о более значимых, пока, в конце концов, этот офицер не начал писать напрямую французскому полковнику. И тогда Тернер стал посредником, исправно получавшим свою долю. За деньги Тернер предавал английских парней, подвергал опасности своих товарищей и всю страну, которую они защищали, превратил в предателя достойного человека, обрек его на бесчестье и позор.

Единственное, чего Алек не знал, — как случилось, что вина была переложена на него.

Дорогу на Грейндж он знал хорошо. Мальчишкой он часто бывал в Грейндже и даже в темноте не сбился бы с пути. Молнии все чаще рассекали небо, но раскаты грома были отдаленными.

Резкий ветер обжигал лицо, но Алек был рад этому. Ветер несколько охлаждал его пыл, напоминая ему, что месть, пусть долго вынашиваемая и заслуженная, редко приносит удовлетворение. Не мести он искал. Ничто не могло вернуть ему годы жизни и потерянное доброе имя. Он жаждал справедливости, причем не столько для себя, сколько для всех, кто пострадал в результате этой трагедии.

Дом остался таким, каким он его помнил. Глаза Алека по привычке отыскали на верхнем этаже третье окно слева, в которое он обычно кидал камешки или что-нибудь еще, вызывая Уилла. После долгих часов усердных занятий они по ночам убегали купаться в реке или бродить по лесу. Они были отчаянными, ничего не боялись. Уилл был ему братом, если не по крови, то по духу. Его так же тянуло к приключениям, как и Алека. Уилл, как и Алек, притягивал к себе неприятности, несмотря на то, что внешне был сама невинность, поэтому многие думали, что Алек сбивает Уилла с пути истинного.

Когда они повзрослели, оба купили офицерские чины, потому что хотели увидеть мир и оказаться подальше от своих суровых отцов. Отец Алека испытал некоторое облегчение, узнав, что его сын совершил поступок, достойный уважения, тогда как отец Уилла был страшно недоволен и дал сыну и наследнику почувствовать это. У Алека все еще стояла перед глазами гнетущая картина прощания Уилла с отцом перед их отъездом в полки. Он видел слезы на глазах мистера Лейси, когда Уилл повернулся, чтобы сесть на лошадь, но он знал и о шрамах, которые упрямый старик оставил на спине Уилла за многие годы строгого воспитания.

Алек привязал лошадь к изгороди выгула и через заднюю дверь прошел в дом. Сколько раз он проходил здесь, предвкушая встречу с другом? Тупая боль пронзила ему грудь. Ему предстояло встретиться с человеком, сына которого он обвинял в измене.

Алек распрямился. Нож под плащом упирался ему в ребра. Он вспомнил о Крессиде, вцепившейся в него и умолявшей его остаться, ее произнесенное шепотом признание в любви. Потом открыл дверь и вошел.