Миранда Ли Крик молчания

1

Одри стояла на тротуаре у входа в кафе. Расселл опаздывал. Как обычно.

Она сделала глубокий, успокаивающий вдох и медленно выдохнула, заставляя себя сохранять спокойствие, не волноваться понапрасну.

— После сегодняшнего тебе уже не придется нервничать по поводу его постоянных опозданий, — сурово напомнила она себе, — Расселл перестанет быть частью твоей жизни…

Но ничего не могло унять глубокую боль в ее сердце.

Почему я связалась с таким очевидным бабником, как он, задавала она себе мучительный вопрос. Почему поверила его любовным клятвам? И почему, ну, почему я позволила ему завлечь себя в постель?..

…Это произошло, как только Одри увидела его, элегантного мужчину в сером деловом костюме. Расселл обладал всеми соблазнительными признаками романтического чаровника. Это был прекрасно глядящийся блондин с синими глазами, а его стремительная скороговорка делала из него отличного продавца.

Когда несколько месяцев назад он стал работать в качестве представителя фирмы «Оборудование современных офисов», то сразу произвел впечатление на всех девушек в конторе.

И в течение нескольких дней выделил ее из остальных.

Поначалу она была настроена скептически. Рядом работало много куда более привлекательных девушек. Но он был так настойчив и казался таким искренним. Разумеется, она была весьма польщена. Какой наивной дурочкой она оказалась!..

Одри бросила косой взгляд на отражение в соседней витрине и едва не вздрогнула в отвращении от собственного вида. Ей достаточно было только посмотреться хорошенько в зеркало, чтобы понять: Расселл не мог столь быстро влюбиться в такую простушку, как она.

Господи, как же она ненавидела свою внешность! Свою белую кожу, свои большие, похожие на оленьи, карие глаза, свой рот бантиком, как у маленькой девочки. Что же касается волос, то они всегда выглядели безобразно… Родилась она с тонкими мышиными коричневыми локонами; сейчас же они были выкрашены в красно-винный цвет и мелко завиты. Лавиния уверяла, что ей идет такая прическа. Одри не была в этом уверена. К тому же она чувствовала себя дискомфортно в красном шерстяном платье, подаренном ей мачехой, — та считала, что красный был одним из «ее» цветов. Одри же казалось, что ни один цвет не подходил ей.

С содроганием она перевела свой взгляд на Рассела, который с широкой извиняющейся улыбкой на лице уже подходил к ней.

— Извини, что опоздал, дорогая, — произнес он шелковистым голосом и наклонился, чтобы чмокнуть ее в щеку.

Все внутри нее, казалось, перевернулось от тревоги. Как же счастлива она была, когда он впервые назвал ее так! Теперь слово «дорогая будто предательски вонзенный кинжал, пронзило ее сердце.

— Ох-ох, кажется, я что-то сделал не так. — Расселл попытался рассмеяться, увидев ее побелевшее напряженное лицо. — Ты попросила о встрече, чтобы задать мне взбучку? Или сделала такое страшное лицо только потому, что я чуть-чуть опоздал? — добавил он с долей ехидства в голосе.

«Как странно, — по думала Одри. Сейчас я уже не нахожу его красивым или очаровательным».

— Опоздал на целых полчаса, Расселл, — проговорила она ледяным голосом, — это совсем не чуть-чуть. Я просила тебя придти в три, а сейчас уже почти три тридцать.

Он небрежно пожал плечами, безуспешно пытаясь улыбкой растопить лед в ее сердце.

— Верно. Но я ведь стою того, чтобы подождать меня немного, не так ли?

Одри съежилась как от страха. Неужели было время, когда ей нравились такие фразы? Она не могла поверить, что оказалась такой простофилей. Но непривлекательные девушки, предположила она, весьма уязвимы, когда речь идет о внимании со стороны мужчин. «Это от отчаяния горько подумала она.

— Не могли бы мы войти в кафе и присесть? — резко спросила она.

— Разумеется. Я закажу нам кофе. Кафе было точно таким же, как и тысячи других кафе, которые можно найти на улицах в пригороде Сиднея: длинная узкая прямоугольная комната с кабинками вдоль одной стены и блестящей стойкой вдоль другой. Одри думала, что в этот час в пятницу кафе окажется практически пустым и что они смогут уединиться. Но все оказалось не так. Почти все кабинки были заняты, свободными оказались только последние две.

Одри направилась к ближайшей. С каждой секундой в ней росло нервное напряжение. Пришло время для окончательного выяснения отношений.

Однако предпоследняя кабинка тоже оказалась занятой. Там склонился над газетой мужчина. Он бросил на нее быстрый взгляд, когда она прошла мимо, но явно не заинтересовался ею.

Наконец Одри нашла место в последней кабинке, села за столик, утомленно вздохнув. Потом стала наблюдать, как Расселл флиртовал с девушкой за стойкой. Глаза девушки жадно проследили за Расселлом, когда он вразвалку, с нахальной усмешкой на лице, прошел в кабинку. Одри показалось, что в эти минуты она поняла его еще лучше. Вот так он получает удовольствие от жизни, завоевывая девушек на каждом шагу. Интересно, какой она была у него по счету? Десятой?.. Двадцатой?.. Сотой?..

Он скользнул на зеленое виниловое сиденье напротив и бросил на нее выжидательный взгляд.

— Ну? Собираешься ли ты удовлетворить мое любопытство и сказать наконец, в чем дело?

— Да, — сухо ответила она и хрипло вздохнула. Слова были произнесены пронзительным, дрожащим голосом. Сердце заколотилось в ее груди. — Сегодня Диана сказала мне, что ты провел с ней ночь в субботу. Это та ночь, когда, как ты уверял меня, у тебя был деловой обед. Она сказала также, что ты… ты переспал с ней…

Расселл нахмурился, и его лицо окончательно потеряло привлекательность. Верхняя губа злобно искривилась, а глаза неприятно сузились.

— Так вот почему ты позвала меня сюда — чтобы я отвечал на кучу дурацких обвинений! Я полагал, что у тебя хватит здравого смысла, чтобы не слушать такую глупую сучку, как Диана!

— Она не лгала, — прерывисто произнесла Одри, получившая новое подтверждение того, каким отвратительным чудовищем на самом деле был Расселл. Никогда раньше не употреблял он грубые слова в ее присутствии, всегда изображал из себя джентльмена.

— Конечно, она лгала, — усмехнулся он. — Она ревнует меня к тебе. Если бы у тебя были мозги, ты сама поняла бы это.

Одри даже задохнулась от оскорбления. Но боль обиды только придала ей большую решимость покончить с этим человеком раз и навсегда. Дрожащим голосом, но решительно она сказала:

— Диана показала мне квитанцию об уплате за номер в мотеле в субботнюю ночь, и она подписана тобой. Я… я ведь знаю твою подпись…

Наступила пауза, за которой последовал раздраженный вздох Расселла.

— Одри… — начал было он нетерпеливым тоном.

Она подняла голову повыше и постаралась говорить без дрожи в голосе.

— Нет смысла лгать мне, Расселл. В любом случае, я рву с тобой всякие отношения.

— Ты вовсе не собираешься сделать это.

— Именно это я и делаю… Я верю Диане, что бы ты там ни говорил.

— Вот как? — злобно пробормотал он. — В таком случае ты можешь услышать все от меня. Я действительно трахнул ее. Ну и что из этого?

Одри задохнулась в шоке, услышав новую грубость Расселла.

— Ты говорил, что любишь меня, — произнесла она теперь уже совсем жалким голосом, — что хочешь жениться на мне…

— Ну да, конечно, я это говорил, — колко отпарировал он. — Ты ведь дочь большого босса, не так ли? Его единственная дочь, его единственный ребенок… Нужно ли пояснять дальше?

— Так ты говорил и делал все это только ради денег? — произнесла она придушенным голосом. Его смех был жесток.

— Какие проблемы, золотце? Неужели ты действительно думала, что я был очарован твоей красотой и привлекательностью? О, ты не так уж плохо выглядишь, когда снимаешь эту жуткую одежду, которую постоянно носишь. Но, мой бог, ты даже не умеешь ублажить мужчину в постели. Ты просто скучна, Одри! Я делал тебе большое одолжение, выводя тебя в свет и даже затаскивая тебя в койку, но, полагаю, ты этого не поймешь. Я также думаю, что ты кинешься домой и расскажешь своему дорогому папочке, что один из нехороших служащих его компании соблазнил его маленькую девственницу-дочку…

Отвращение охватило все ее существо.

— Не волнуйся, — выдохнула она. — Папе я ничего не скажу.

Господи, оставалось же у нее хоть что-то от гордости! Немного, но все же есть за что зацепиться, чтобы не свалиться в отчаяние, которое, она почувствовала, подступало к ней со всех сторон.

— Просто замечательно! Ведь если бы ты рассказала ему и меня бы вытурили с работы, я сделал бы так, чтобы все в компании и весь чертов Сидней знали бы, что ты за злобная и мстительная сучка. И попробуй сказать в конторе, что это ты порвала со мной, дорогая — тебе не поверят. Черт побери, — я могу поиметь там любую птичку — какую только захочу. Мне просто было жалко тебя, вот и все. Ты должна быть благодарна мне за небольшие милости…

Расселл продолжал бессвязно говорить что-то, но мозг Одри оградил себя от его злобных и высокомерных слов. Она пыталась думать о том, что случается с такими девушками, как она, которые не пользуются успехом у мужчин и ничего не смыслят в сексе, а соблазнить могут лишь своими деньгами. Девушкам вроде ее покойной матери…

Она закрыла глаза, словно могла таким образом избавиться от боли, которую вызывала в ее мозгу только что услышанная горькая правда. Но вместе с болью ее охватила ярость на судьбу, которая сделала состоятельную девушку совсем непривлекательной. А ведь больше всего на свете она мечтала завести семью, любить и лелеять мужа. Мечтала об этом невыносимо долго.

Ее пальцы крепко сжали сумочку, и она готова уже была метнуться боком из кабинки, когда кто-то встал на ее пути.

С удивлением она посмотрела наверх — ей пришлось очень высоко поднять голову на мужчину лет тридцати, стоявшего перед ней с извиняющейся улыбкой на весьма привлекательном лице. Ослепительно белые зубы сверкали на фоне загорелой кожи, а умные глаза глядели на нее из-под густых вьющихся волос, черных как вороново крыло.

Но удивившись внезапному появлению этого симпатичного мужчины, она еще более изумилась его словам.

— Одри, дорогая, — произнес он глубоким, мужественным баритоном, — я просто не мог, ждать больше в машине. Правда, ты сказала, что и сама справишься с этим, но все же я посчитал нужным прийти на всякий случай.

Пока он говорил, его выразительные серые глаза легко держали ее изумленный взгляд, и их стальная сила заставила ее не отводить своих глаз и промолчать, не выдать, что она его совсем не знала.

Или знала?

В нем было что-то отдаленно знакомое, но она все же не могла узнать его. В замешательстве Одри нахмурилась. Кто это такой, откуда он знает ее имя? И почему говорит такие странные вещи?

Кончив тираду, он перевел взгляд на Расселла, сидевшего с разинутым ртом и с самым растерянным видом.

— Тебя ведь зовут Расселл, правда? — продолжал говорить незнакомец в своей жизнерадостной манере, удивив Одри тем, что знал ее собеседника. Задыхаясь от изумления, она было открыла рот, но тут же захлопнула его под жестким взглядом незнакомца.

— Сожалею, старина, — услышала она еще более удивительные слова, — но такое случается: мы с Одри встретились лишь в прошлую субботу, но для нас обоих это оказалась любовь с первого взгляда. Я сам никогда не верил в подобный романтический вздор, но теперь вынужден пересмотреть свои взгляды. Разве не так, Одри, моя сладкая?

Одри, его сладкая, была так ошеломлена, что онемела и не могла произнести ни слова. Ее оленьи глаза были широко открыты, губы бантиком плотно сжаты.

Расселл тоже был ошеломлен, но не до такой степени, чтобы смолчать.

— Одри, это что еще за тип? — требовательно воскликнул он. — О, боже! Только ты не говори мне, что встречалась с кем-то за моей спиной!

Его глаза сузились от ярости.

— Ты маленькая лицемерка, да я…

— Одри, гадкая девочка, — вмешался мужчина твердым, сухим, но одновременно смешливым голосом, — ты ему еще ничего не сказала?.. — Он элегантно и выразительно пожал плечами, привлекая внимание Одри к своему необычному, даже лихому наряду: просторные черные брюки и черная водолазка, заправленная под светло-коричневый кожаный пояс, подчеркивающий узкие бедра.

— Ну разве это на нее не похоже, Расселл? — продолжил он. — Она ведь так не любит доставлять неприятности… Послушай, может, нам выйти побеседовать один на один, если у тебя есть что сказать. Мы же оба знаем, как чувствительна Одри и, может, нам лучше поговорить как мужчина с мужчиной?

Расселл вскочил со стула, возбужденный до неистовства. Но рядом с незнакомцем он выглядел довольно тщедушным, что удивило Одри — ведь в Расселле было пять футов одиннадцать дюймов росту, и он был совсем не плохо сложен. Но незнакомец был выше по крайней мере на четыре или пять дюймов, к тому же обладал широкими плечами и мощным торсом.

— В этом нет никакой необходимости, — отозвался Расселл, сообразивший, что не имеет никаких шансов против незнакомца. — Мне все ясно. Добро пожаловать! Никаких денег в мире не стоит…

— Незнакомец быстро выкинул руку вперед и захватил левую кисть Расселла. Одри невольно обратила внимание на длинные и мощные пальцы. Лицо Расселла искривилось от боли.

— На твоем месте я бы помолчал, — предупредил незнакомец тихим голосом, прозвучавшим более угрожающе, чем самый громкий — крик. — Я также предлагаю тебе убраться отсюда как можно быстрее и как можно дальше прежде, чем я забуду, что я джентльмен и нахожусь в присутствии леди.

Расселл раскрыл было рот, но передумал и быстренько захлопнул его. Бросив свирепый взгляд на Одри, он выбрался из кабинки и поспешил к ВЫХОДУ.

Незнакомец смотрел ему вслед с жесткой, но довольной усмешкой на лице.

— Кто… кто вы такой? — выпалила Одри, облегченная уже тем, что смогла облечь в слова свои смущение и замешательство. До этого она сдерживала себя, испытывая, впрочем, удовольствие от того, что видела Расселла таким перепуганным.

Его улыбка смягчилась, когда он присел на освободившееся место напротив нее и просто сказал:

— ДРУГ.

Она откинулась на зеленую кожаную спинку и уставилась на него. Разве они встречались раньше? Или это был один из деловых партнеров ее отца? Нет-нет, немедленно отбросила она эту мысль. Такого мужчину она никогда бы не забыла.

— Я вас не знаю, — довольно твердо заявила она, хоть и с легкой дрожью в голосе.

— Ах да, совершенно верно. — Он нахмурился и несколько секунд потирал пальцами свой подбородок. Потом его лицо прояснилось, и на нем появилось смешливое выражение. — Поверили бы вы мне, если бы я сказал, что я ваш ангел-хранитель, оживший, чтобы спасти вас от подлого злодея?

— Вы вовсе не похожи на ангела, — сказала она, улыбнувшись при мысли, что одетый во все черное ее спаситель скорее выглядел «представителем противоположной стороны»..

Его ответная улыбка была обворожительной, и от нее у Одри аж мурашки по спине побежали.

— Так как насчет рыцаря, спасающего прекрасную даму, оказавшуюся в беде? — хохотнул он.

— А что тут смешного? — бесхитростно поинтересовалась она, прежде чем до нее «дошло», и улыбка слиняла с ее лица. — Впрочем, меня вряд ли можно назвать «прекрасной дамой»…

— О господи, Одри, — вздохнул он в явном отчаянии. — Дело вовсе не в этом! Просто меня зовут Найт, Эллиот Найт. Почему же вас нельзя назвать «прекрасной дамой»? У вас самая восхитительная кожа, чудесные большие карие глаза и рот, просто напрашивающийся на поцелуй.

От удивления ее пальцы непроизвольно вспорхнули, чтобы прикрыть рот. Чего хочет добиться от неё такой нахальной лестью этот мужчина? Ее охватило замешательство, вызвавшее даже панику.

— Я… я не знаю, кто вы такой, как вы узнали мое имя и все остальное, но я… я думаю, мне пора вернуться на работу!

Она подхватила свою сумочку и стала подниматься.

— Не будьте такой глупенькой маленькой упрямицей! — резко возразил он, и его жесткие слова заставили ее снова опуститься на сиденье и уставиться на него. Он устало вздохнул:

— Прошу прощения… Я не хотел быть таким грубым. Но, черт побери, зачем возвращаться в контору на глаза усмехающейся Дианы? Уже почти четыре часа, и сегодня к тому же пятница. Вы дочь хозяина — прогуляйте остаток дня. К понедельнику известие о вашем с Расселлом разрыве станет уже новостью прошлой недели. Поедемте ко мне, выпьем чего-нибудь, посидим у огня, а чуть позже я отвезу вас домой. Ну что вы на это скажете?

Она часто заморгала.

— Откуда вы знаете столько обо мне? О Расселле и о Диане?

Что-то, как показалось Одри, промелькнуло в его завораживающих серых глазах.

— Я подслушал вашу… э… беседу с молодым человеком. Он привел меня в такую ярость, что я решил преподать ему урок.

Так вот почему он показался ей знакомым! Одри почти успокоилась, найдя логическое объяснение тому, что этот мужчина так много знал о ней. Но потом она вспомнила все, что он мог услышать, и жар смущения залил ее щеки.

— О, боже! — воскликнула она и зарделась от стыда.

— Вы не сделали ничего такого, чего должны были бы стыдиться, Одри, — мягко проговорил он. — Очевидно, вы были влюблены в этого человека и думали, что и он любит вас. Вся вина лежит на нем, а отнюдь не на вас.

— Может быть, — прошептала она, думая, что подобная наивность непростительна для девушки, которой на следующей неделе исполнится, двадцать один год. Разве она уже давно не знала, что непривлекательна для мужчин? Почему даже не задумалась, по какой причине Расселл выделил ее из других девушек?

— Теперь вы от него освободились, Одри, — продолжил ее собеседник все тем же мягким голосом.

— Можно сказать и так, — прошептала она, — но мне все еще больно.

— Да, — кивнул он, — я понимаю… Прозвучавшее в голосе ее спасителя истинное понимание отвлекло ее мысли от Расселла и заставило подумать о том, что сделал для нее только что Эллиот Найт. И это ее растрогало. А как галантно он прогнал ее врага, сделав так, что она не потеряла своего лица. И как согрел своей лестью относительно ее внешности…

— Вы действительно рыцарь в сверкающих доспехах, не так ли? — в ее глазах зажегся огонек нежности к незнакомому.

— Но вам незачем продолжать спасать меня, мистер Найт, — продолжила она с дрожью в голосе. — Вы и так уже сделали достаточно. Я… очень благодарна вам. — Одри прикусила нижнюю губу, а на ее глазах внезапно выступили слезы.

— Ну-ну, пошли-ка, — взяв молодую женщину за руку, он выскользнул из кабинки и потянул ее за собой. — Вы поедете на некоторое время ко мне домой и не возражайте. Я живу здесь недалеко.

— Но я не могу, мистер Найт. Я… я…

— Не спорьте со мной, Одри. Это пойдет вам самой на пользу. И умоляю вас, зовите меня просто Эллиот! И, чтобы вы не спрашивали — нет, я не женат. И у меня нет подруги, которая могла бы подумать черте что. Ну как, это развеяло ваши сомнения?

Одри могла бы посопротивляться, но, по правде говоря, ей не хотелось возвращаться в контору. Да и не думала она, что Эллиот приглашал ее к себе домой с сексуальными намерениями.

Но когда он подвел ее к черному кабриолету «сааб», она остановилась, как вкопанная, и вырвала свою кисть из его руки.

— Это ваша машина? — спросила она с дрожью в голосе.

Он посмотрел на Одри, потом перевел взгляд на свою машину:

— Да, а что? Что-нибудь не так?

— Да нет, все так, я полагаю, — она с мрачной решимостью забралась в спортивную машину.

Тем не менее напряжение овладело ею, как только машина поехала по узкой горной извивающейся дороге, ведущей от Ньюпорта к Эвелан-Бич.

Она надеялась, что во время короткой поездки спрятала свой страх достаточно надежно, и испытала истинное облегчение, когда автомобиль покинул главную дорогу и повернул на круто поднимающуюся вверх подъездную дорожку. Когда Эллиот въехал в гараж, ворота которого раскрылись с помощью электронного приспособления, под впечатляюще огромным домом с видом на океан и наконец выключил зажигание, она сделала долго сдерживаемый выдох.

Он бросил на нее короткий взгляд и повернулся, чтобы взять газету, лежавшую на заднем сиденье.

— Вы очень нервная пассажирка.

— Да… Скорость заставляет меня нервничать, — признала она. — На спортивных машинах люди обычно ездят очень быстро. Но вы этого не делаете. И вы вообще… очень отличаетесь от большинства мужчин.

— В самом деле? — сухо рассмеялся он. — Я в этом сомневаюсь, Одри. Я очень в этом сомневаюсь.

Он наградил ее чрезвычайно странным взглядом прежде, чем повернуться и выйти из машины.

Затем он вел ее по спиральной лестнице, которая вывела их на нижний уровень дома, расположенного в двух уровнях. Что он хотел сказать этим взглядом и этим замечанием? Что он не лучше Расселла? Что он тоже не прочь соблазнить «богатую наследницу», даже если она не совсем привлекательна?

Хотя она и не могла поверить, что ее рыцарь В сияющих доспехах мог совершить что-либо предосудительное, однако что-то заставляло Одри держаться настороже.

Но вид огромной гостиной с высоким сводчатым потолком и обшитыми деревянными панелями стенами снова вселил в нее уверенность, равно как мебель и ковры, явно антикварного происхождения. Люди не снимают дома, полные таких сокровищ, логично заключила она, они ими владеют.

— Вы, должно быть, довольно состоятельный человек, Эллиот, — произнесла она, осматривая нее успокоенным взглядом.

Ну и ну, если она только не ошибалась, на одной из стен висела картина Ренуара. А рядом Гоген! И обе даже выглядели оригиналами.

— Довольно, — согласился он, пересекая комнату и бросив газету на кофейный столик эпохи короля Эдуарда. — Будьте как дома.

Жестом он показал на коричневую кожаную софу, стоящую перед камином.

— Интересно, чем вы занимаетесь? — спросила она, присаживаясь.

Эллиот стоял у мраморного камина, когда Одри выстрелила в него этим вопросом. Бросив на нее косой взгляд из-за плеча, он нагнулся, чтобы положить растопку на потухшую золу, аккуратно, крест-накрест раскладывая щепки и куски дерева.

— Чем я занимаюсь?.. — проговорил он, растягивая слова и зажигая спичку. — Попытаюсь объяснить…

Он выпрямился, повернулся к ней лицом с насмешливой улыбкой.

— Последнее время я в самом деле мало чем занимался. Две недели назад катался на лыжах. Вчера читал довольно интересную книгу. Завтра попытаюсь поиграть на скачках.

— Стало быть, вы не работаете?

— Скажем так: мне нет необходимости работать, если только я не пожелаю этого.

— Господи! — воскликнула она, окончательно заинтригованная. — Вы родились богатым?

— Вовсе нет, — Эллиот открыл встроенный бар. — Что вы предпочитаете? Джин? Водку? Стакан белого вина?

— О… э… да, белое вино.

Он повернулся, достал бутылку рислинга из встроенного в стенку холодильника и открыл ее вполне умело, даже профессионально. Наполнив два стакана, принес их к софе.

Зачарованно она следила за каждым его движением. Эллиот двигался с неосознанной грациозностью и в то же время так… по-мужски.

— Я не родился богатым, — проговорил он, протягивая ей стакан и садясь перед уже потрескивающим огнем, — правда, был женат на богатой женщине…

Стакан слегка вздрогнул в руке Одри. Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами:

— Уж не хотите ли вы сказать, что женились на этой женщине ради ее денег?

Его лицо выразило явное недовольство самим собой.

— Нет, конечно. Пожалуйста, не думайте так. Я просто объяснил, откуда у меня столько денег. Понимаете, Мойра умерла. В конце прошлого года. От воспаления легких.

Одри была поражена тем, что кто-то мог умереть в наши дни от пневмонии, в мире, полном антибиотиков, и сказала об этом.

— В последнее время моя жена страдала от обширного склероза, — неохотно пояснил он, — и у нее развилось отвращение к врачам. Меня не было дома, когда она заболела тем, что посчитала гриппом. Друзья рассказывали, что она отказывалась вызвать врача. Когда я вернулся домой, она была уже очень больна. Я поспешно отвез ее в больницу, но она сгорела за несколько часов.

— Как это, наверное, было тяжело для вас, Эллиот, — прошептала Одри.

Ему, казалось, стало не по себе от ее сочувствия, пальцы его сильно сжали стакан, когда он хрипло проговорил:

— Да, нелегко…

Одри подумала о том, какое опустошительное ощущение было бы у нее в такой ситуации. Впрочем, любая неожиданная смерть всегда опустошительна. Ничто не может подготовить человека к открытой ране в жизни, когда внезапно оказалась вырванной из жизни его любимая.

Одри отдавала себе отчет, что заплачет, если будет продолжать думать в том же духе. Огромным усилием воли она взяла себя в руки, выпрямила плечи и сделала успокоительный вдох. Только тогда она заметила, что Эллиот пристально наблюдает за ней с задумчивым выражением на лице. Она поспешно подняла стакан и отпила глоток, смущенная его испытующим взглядом.

— У вас… не было детей? — спросила она. Мышцы на его лице напряглись.

— Нет. У Мойры не могло быть детей. Однако… не могли бы мы сменить тему? — требовательно попросил он.

— Да-да, разумеется, — она почувствовала некую вину за свое поведение.

Он, очевидно, очень любил свою Мойру. И ее ему очень не хватало. Она замолчала, ощущая неловкость.

— Расскажите мне о Расселле, — попросил он наконец.

Она содрогнулась:

— Нужно ли?

— Я думаю, это было бы неплохо, — сухо обронил он. — Может быть, я смогу представить его вам в ином свете, показать таким, каков он есть на самом деле — человеком, не заслуживающим сердечной боли.

— Поверьте мне, я в этом уже сама разобралась.

— А что ваш отец? Она нахмурилась:

— При чем тут отец?

— Он знал, что вы дружили с этим парнем? В груди ее образовался ком.

— Да.

— И он одобрял это?

Она пожала плечами, пытаясь отделаться от внезапного внутреннего напряжения.

— Он, казалось, был доволен тем, что наконец-то какой-то мужчина обратил на меня внимание. Мой папа один из тех мужчин, которые считают, что женщины должны выходить замуж. Он боялся, что я засижусь в старых девах, — заключила она с горьким смешком.

— Ну это-то в любом случае ерунда! В наши дни женщинам незачем выходить рано замуж. Да и вообще не обязательно. К тому же, вы еще слишком юны.

На следующей неделе мне будет двадцать один.

Он сухо рассмеялся:

— Совсем старушка…

— Это действительно так, если взглянуть на вопрос моими глазами. Лавиния постоянно говорит, что с деньгами даже дурнушка может смотреться неплохо, пока она молода, но после определенного возраста уже ничто не поможет.

Одри поразила ярость, сверкнувшая в его глазах.

— А кто такая, эта Лавиния? — проскрипел он.

— Моя мачеха.

— Ваша мачеха?.. — одна из его темных бровей насмешливо приподнялась. — Ваша мачеха говорит вам, что вы непривлекательны?

Одри поняла, о чем он подумал. Что Лавиния была пошлой злой ведьмой, какими обычно бывают все мачехи.

— Нет-нет, Лавиния не так жестока. Она добра ко мне. И очень старается помочь мне с моей прической и с моей одеждой. Но я, похоже, невезучая… Ничто, кажется, не годится для меня.

Произнося все это, Одри видела, что Эллиот новее не был в этом убежден.

— А сколько лет вашей мачехе? — поинтересовался он, окидывая ее непроницаемым взглядом. — Той самой, которая помогает вам с прической и одеждой?

— О, ей уже около сорока. Но выглядит она моложе. Она очень красива и очень уверена в себе.

Одри не смогла удержаться от завистливого вздоха. Ей иногда хотелось выглядеть хоть наполовину так великолепно, как могла выглядеть Лавиния.

— Не знаю, с чего вы взяли, Одри, что вы непривлекательны, — промолвил Эллиот.

Внутри нее вспыхнуло гневное возмущение.

— Пожалуйста, не льстите мне, Эллиот, — в этом нет необходимости. Я знаю, что я из себя представляю и как выгляжу.

И здесь она уже не могла сдержать копившиеся в ней слезы. Они заполнили ее глаза и стали скатываться по бледным щекам. Недовольная собой, Одри попыталась сдержать рыдания, и это ей удалось. Она поставила стакан с вином на пол и спрятала лицо в свои руки. Но плечи предательски вздрагивали, и она не могла даже представить, как жалко выглядела, сгорбившаяся и молча заливающаяся горькими, отчаянными слезами.

— Не надо, Одри, — почти простонал Эллиот и, поставив свой стакан, обнял ее. Почти автоматически ее руки обвились вокруг его мощного торса.

Когда же рука Эллиота поднялась и погладила ее волосы, то его ответное желание застало ее врасплох. Несмотря на свои страдания, Одри откликнулась на его прикосновение и, когда он зашептал сладкие слова утешения, задрожала от тайного наслаждения.

— Вы прекрасно выглядите, Одри. Я совсем не льщу вам…

Как это случилось? В следующий момент он поднял ее залитое слезами лицо, и его губы накрыли ее рот. Одри замерла на секунду, но его губы были такими мягкими и утешающими, такими ласковыми и сочувствующими… Она выдохнула, ее собственные губы разжались, а ее руки обвились вокруг его шеи.

В этот момент характер поцелуя изменился: рот Эллиота стал твердым и требовательным, его руки крепко сжали ее. Он широко раздвинул ее губы и глубоко внедрил между ними свой язык.

Одри в шоке вздрогнула всем телом и начала бороться с ним, ее кулачки в панике забарабанили по его груди.

Когда Эллиот наконец откачнулся назад, ее большие карие глаза пронзили его выражением боли.

Он покачал головой, и на его лице появилось отвращение к самому себе.

— О, господи… Я очень сожалею, Одри, очень, — он пожал плечами и продолжил расстроенным голосом, — я слишком увлекся.

— Но… почему? — выдохнула она, уставившись на него, — Я имею в виду…

Мрачная сардоническая гримаса исказила его лицо.

— Еще один урок, вам, Одри, по поводу мужчин, — проворчал он. — Когда речь заходит о сексе, они в основном действуют как животные. Они хотят то, что хотят, тогда, когда хотят, и их даже не очень заботит, с кем они в этот момент. Я в безбрачии уже около года. Судя по тому, что только что случилось, мое монашеское бытие подошло к концу. — Но не с вами, моя дорогая, юная особа, — добавил он. — Не с вами… Пошли, я отвезу вас домой.