"Витька с Чапаевской улицы" - читать интересную книгу автора (Козлов Вильям Федорович)ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ОПЕРАЦИЯ «ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ»В одиннадцать вечера на улицах города В. становилось тихо и пустынно. В окнах гасли огни. Уличные фонари обливали желтым светом пыльную листву толстых лип. Гладкие камни булыжной мостовой тускло блестели. Посередине улицы, пошатываясь и спотыкаясь, шагал человек в белой рубашке с расстегнутым воротом. Подошвы ботинок шаркали по булыжникам. Из кармана брюк свисал галстук, в руке смятая шляпа. Человек остановился напротив гастронома, долго смотрел на освещенные витрины, затем попытался подняться на пригорок, но из этого ничего не вышло: едва не опрокинувшись, он попятился назад. Погрозив магазину пальцем, человек продолжал свой неровный и замысловатый путь по мостовой. Последний уличный фонарь стоял напротив старой полинявшей часовни. А дальше только луна и звезды освещали мостовую и подстриженные липы. Домов здесь почти не было. Сразу за деревьями виднелись молчаливые товарные составы. На путях желто светились фонари стрелок. Из придорожной канавы вылезли три темные фигуры без лиц и стали молча ждать человека, который беспечно брел все так же посредине мостовой. Когда он вплотную приблизился к ним, одна из фигур направила на человека пистолет и хриплым басом потребовала: — Жизнь или кошелек? Человек остановился и без всякого страха стал смотреть на три подозрительные личности, казалось, возникшие из мрака. Все трое были в черных масках с крестообразными прорезями для рта, носа и глаз. Произнеся довольно внятно этот монолог, человек надел шляпу и, едва не потеряв равновесие, поклонился молчаливым незнакомцам в черных масках. — Я вас приветствую, джентльмены! — с пафосом произнес он. — Жизнь или кошелек?! — повторила маска и сунула пьяному под нос блестящее дуло пистолета. — Что такое жизнь без нее? — печально сказал человек и поднял заблестевшие глаза к звездам. — Она ушла… И оставила жалкую записку… — Человек стал рыться в карманах, но записку так и не нашел. — Ушла навсегда… Зачем мне, спрашивается, жизнь без нее? Вам, джентльмены, нужна моя жизнь? Возьмите ее… Отдаю без всякого сожаления, видит бог! Человек всхлипнул и, опустив голову, скрестил руки на груди. В этой скорбной позе он готов был принять смерть. — Кошелек давайте! — озадаченно сказал «джентльмен» в маске. — Плебеи! — воскликнул человек, засверкав очами. — Я вам самое дорогое готов отдать — жизнь! А вы требуете кошелек с презренным металлом?! Он с негодованием оттолкнул направленную на него руку с пистолетом и, повесив голову, зашагал дальше. Три фигуры, сдвинув квадратные головы в черных масках, о чем-то негромко посовещались и бросились вдогонку. Когда они снова возникли перед ним, пьяный очень удивился и долго разглядывал их, а потом сказал: — О бездушный мир! Одни терзаются и страдают в одиночестве жутком, а другие развлекаются на балах и карнавалах… Кто вы, наивные маски, и что вам нужно от меня? — Мы это… шайка «Черный кот»… то есть крест… — заявила первая маска. — Отдавайте кошелек, — сурово приказала вторая, с пистолетом. — А то мы вас, это самое… убьем! — нерешительно добавила третья. — Да, да, да… — задумчиво сказал человек. — Умереть. Это единственный выход… С тех пор как она ушла, я не живу. — Кто от вас ушел? — спросила первая маска. — Свет очей моих, прекрасная Мария… — сказал человек. — Ушла к нему, к этому ничтожеству, к чиновнику! Что она в нем нашла? Скажите мне, что она в нем нашла?! — Мы не знаем, — смущенно ответила третья маска. — Отдадите вы, черт побери, кошелек или нет? — возмутилась вторая, с пистолетом. — Вы правы, — с горечью сказал человек. — Все дело в кошельке… Конечно, он обеспечен, у него большая зарплата, а что есть у меня, у бедного артиста? — У него никакого кошелька нет, — негромко сказала первая маска. — Он все пропил, — сказала третья маска. — С горя. От него жена к кому-то ушла. — А часы у вас есть? — спросила вторая маска. — Что теперь для меня время? — словно очнувшись, продолжал бедный артист. — Оно остановилось для меня, друзья, с того самого момента, когда ушла прекрасная Мария… И к кому, спрашивается? К этому ничтожеству… — Теперь не остановится… — сказала первая маска. — Пьянствовали, вот и ушла ваша жена, — рассудительно заметила третья маска. — Я ее на руках носил, поклонялся, как божеству… О Мария, как ты могла?! — Не будем его трогать, — сказал первый разбойник. — У него и так неприятности. — Плачет, — заметил третий разбойник. — Ладно, — заявил второй, самый кровожадный, — мы вас пощадим. — Живите, — великодушно прибавил третий. Не сделали они и десяти шагов, как пьяный догнал их. — Друзья, у вас есть оружие, — сказал он. — Отдайте мне его… Я сам с ними расправлюсь. О, я разыщу их хоть на краю света и застрелю обоих! Я выпущу в них всю обойму, а последнюю пулю приберегу для себя… — Идите, уважаемый, своей дорогой, — посоветовал второй разбойник, с пистолетом. — Я должен совершить этот справедливый акт… — продолжал артист. — Отелло задушил Дездемону лишь за одно подозрение, а я подло обманут! Я отомщу им! — Он сумасшедший, — сказал третий разбойник. — Я отниму у вас наган! — заявил пьяный и вцепился в разбойника. — Вы, чудовище с каменным сердцем, отдайте мне оружие! Грабитель молча стал вырываться, маска упала на мостовую, и пьяный наступил на нее. Гошка (это был он) с трудом высвободился из цепких рук артиста и крикнул: — Полундра! Три храбрых разбойника что было духу припустили ни мостовой. А позади них громко топал артист и кричал на всю улицу: — Куда же вы?! Куда, куда вы удалились?.. В последний раз хлопнула тяжелая дверь дежурного гастронома, и уборщица набросила крючок. Из магазина вышла девочка лет тринадцати в коротком платье и белых босоножках. В руке — вместительная продуктовая сумка. Девочка легко сбежала вниз по ступенькам и зашагала по тротуару. У старой часовни она свернула на тропинку. Из-за кустов вышли трое в масках. Луна освещала утоптанную дорожку, мохнатые, неподвижные ветви. — Что у тебя в сумке? — спросил Гошка. Маска у него помята: отверстие для носа соединилось с отверстием для рта. — Булки, — шепотом ответила девчонка, с радостным изумлением глядя на грабителей. — А пирожные есть? — спросил Саша Ладонщиков, грозно тараща глаза из крестообразной прорези. — Есть конфеты «Раковая шейка», — охотно сообщила девчонка. — Мои любимые, — ликующим голосом сказал Ладонщиков. — А деньги? — басом спросил Гошка. — Три рубля, — сказала девчонка. Глаза у нее возбужденно блестели. В волосах белая лента. — Давай выкладывай! — потребовал Гошка. — Вы воры, да? — спросила девчонка. — Мы шайка «Черный крест», — с гордостью сообщил Саша. — Трепач! — сказал Гошка. — У вас есть наган? — спросила девчонка. Она все еще говорила шепотом. — А это что? — Гошка покрутил перед носом оловянным пугачем со сломанным курком. — Он стреляет? — Бабахнет — дырка насквозь! — Выпали, пожалуйста! — попросила девчонка. — Здесь никого сейчас нет… — Хватит болтать, — оборвал Гошка. — Отдавай сумку и деньги… — И «Раковую шейку» тоже, — ввернул Саша. Девчонка послушно достала из большой белой сумки три французских булки, кулек с конфетами и маленький кошелек с кнопкой. — Сумку не отдам, — твердо сказала она. — За сумку тетя мне голову оторвет… — Вы слышали, она не отдаст сумку!.. — ухмыльнулся Гошка. — Зачем нам лишняя улика? — подал голос Витька. — Все равно ведь выбросим. — Ну, вот видите, — обрадовалась девчонка. — Эта сумка приметная… — Черт с ней, с сумкой, — подумав, согласился Гошка. Он сунул каждому по булке, а кошелек положил в карман. Конфеты забрал Саша. — Скажи спасибо, что жива осталась, — на прощанье сказал он. — А платье? — спросила девочка. — Вы его разве не возьмете? — Это еще зачем? — удивился Гошка. — Оно совсем новое. Ни разу не стиранное. — Какие-то люди нам попадаются ненормальные… — пробурчал Гошка. — Платья мы не берем, — заявил Сашка и запихнул в рот конфету. Не прошли они и пяти шагов, как девчонка окликнула: — Я совсем забыла… В сумке еще есть мелочь! Подбежала и протянула Витьке Грохотову несколько белых монет. Тот отскочил в сторону и засунул руки в карманы. Тогда она отдала мелочь Гошке. — Ты что, дурочка? — спросил он, но деньги взял. — Я не дурочка. У меня ни одной плохой отметки нет, — обиделась девчонка. — Просто я в первый раз вижу живых воров. Гошка крякнул и не нашелся, что ответить. Витька покачал головой и решительно зашагал прочь, а Саша Ладонщиков сказал: — Какие мы воры? Мы бандиты… Погляди, какой у меня нож! Он достал из-за пояса тонкий длинный нож, которым мать режет по праздникам пироги. — Знаешь, сколько я человек зарезал? — скрежеща зубами, сказал Саша. — Двадцать! Нет, двадцать три с половиной… Одного не дорезал. — Вот это да! — поверила девчонка. — И они кричали? — Кто кричал? — не понял Саша. — Жертвы… — Даже не пикнули. Раз — и лапки кверху! — Он острый? — Бумагу на лету режет. Девчонка вздохнула и, с опаской глядя на нож, протянула Ладонщикову тоненькую руку. — Зарежь меня, пожалуйста, немножко, — попросила она. — А то тетя не поверит, что на меня воры напали… То есть бандиты. Саша спрятал нож и попятился. — Я не умею немножко… — сказал он. — Только наповал. — Не пугай, — не выдержал Витька, — ребенок заикаться будет… — Насмерть — пожалуйста, это мне раз плюнуть. — Ты идешь, наконец, убийца, или нет? — разозлился Гошка. — На мокрое дело идем, — понизив голос, сообщил девчонке Сашка. — На мокрое? — удивилась та. — А что это такое? — Кончай травить… мокрица! — усмехнулся Витька. — Можешь свечку поставить за упокой их душ, — не мог остановиться Сашка. Ему очень нравилось с девчонкой разговаривать. — Можно, я с вами? Я только посмотрю… — Детям до шестнадцати лет не разрешается, — ухмыльнулся Сашка. — Я сейчас кричать буду, — сообщила девчонка. — Раньше надо было, — сказал Витька — он ожидал в сторонке. — Ладно, кричи, — разрешил Ладонщиков. — Теперь можно. Девчонка поставила сумку на землю и, присев, заорала на всю улицу таким пронзительным голосом, что мальчишки вздрогнули. Поблизости хлопнула дверь, вторая, послышались голоса, по мостовой затопали тяжелые сапоги. А в сапогах в такую жару мог быть только постовой милиционер. Грабители мчались по узкой тропинке вдоль огородов, а душераздирающий крик преследовал их по пятам. Сашка за что-то зацепился и располосовал одну штанину чуть ли не пополам. «Мамка убьет», — пробормотал он на ходу. В крик вплелся длинный милицейский свисток. Гошка — он бежал впереди — налетел на дерево и остановился. Чертыхаясь, стал щупать шишку на лбу. — Какие дураки на дорогах деревья сажают? — пробурчал он. — Чего встал? — ткнул его кулаком в спину Сашка. — Сцапают ведь! Позади все явственнее был слышен топот, голоса. Увидев прямо перед собой сколоченную из досок уборную, Гошка вскочил на ступеньку и дернул за ручку. Дверь распахнулась. Вслед за ним в соседнее отделение влетел толстый Сашка. В последней кабине укрылся Витька Грохотов. Не успели отдышаться, как совсем рядом послышались голоса преследователей. — Они не могли далеко уйти, — говорил густой мужской голос. — Нужно искать здесь… — Девочка, а ты узнаешь их в лицо? — спросил другой голос, потоньше. — У них лица нет, — бойко ответила ограбленная девчонка. — Что-то черное с дырками для глаз. — В масках, — сказал первый голос. — Видать, опытные… — Говоришь, вооружены? — спросил голос потоньше. — У всех наганы и большущие ножи, — ответила девчонка. — Это какие-нибудь приезжие, — заметил густой голос. — У нас давно ничего не было слышно. — Один сказал, что уже зарезал сто человек. У него весь ножик в крови! — Ну и темень, — сказал голос потоньше. — Глаз выколи… Пойду-ка, пожалуй, домой. Жена, поди, волнуется. — Прочешем огороды, — сказал густой голос. — Мое чутье подсказывает, что они где-то поблизости. Послышались еще голоса. Это подоспели остальные. Чиркали спички о коробки. Говорили все разом, вернее, спрашивали: кого убили? Девчонка снова стала рассказывать, как на нее напали страшные бандиты без лиц и, размахивая наганами и ножами, стали требовать деньги, а потом хотели платье забрать, но тут она закричала. — Слышали… — сказал кто-то. Милиционер с густым мужественным голосом отобрал несколько человек для прочесывания местности, остальные топтались возле уборной и наперебой выпытывали у девчонки подробности, на которые она не скупилась. — Им убить человека — раз плюнуть! — охотно говорила она. — Убьют, заберут деньги, одежду, булки… И еще любят конфеты… «Раковую шейку». — Странные какие-то бандиты. — А сейчас они пошли на мокрое дело… Что это такое, скажите, пожалуйста? — На тот свет решили кого-то отправить. — Во-во, велели мне большую свечку поставить за… за упокой… — Души, — подсказали ей. — Просто не верится, что осталась жива, — притворно громко вздохнула девчонка. Мальчишки, слушая биение собственных сердец, окаменели. Никто из них ни разу не пошевелился. У Гошки Буянова зудела шишка на лбу, но он так и не решился поднять руку и почесать. Витьке Грохотову до смерти хотелось кашлянуть, его даже пот прошиб. Кашлянуть — это значит выдать всех. Все трое боялись одного: вдруг кто-нибудь из оставшихся здесь, в резерве, захочет в уборную?.. И один, конечно, нашелся! Он сначала дернул за ручку двери, где стоял Гошка, потом — где Сашка, и наконец — где Витька. Мальчишки приготовились дорого продать свою жизнь… — Тьфу, чертовщина! — услышали они недовольный голос. — Двери заколочены. — Товарищи, что мы тут стоим? — наконец нашелся здравомыслящий человек. — Тоже нашли место… Все отошли в сторону. Голоса стали тише, а потом и совсем заглохли. Мальчишки наконец-то свободно вздохнули. Во втором часу ночи члены шайки «Черный крест» решились выбраться из ненавистной уборной. Их преследователи давно ушли, но Гошка боялся засады и не велел без его приказа выходить. Лица у мальчишек были кислые. Они старались не смотреть друг на друга. Было противно. От долгого пребывания в неподвижности все члены одеревенели. У Витьки свело правую ногу, и он захромал. — Нашел куда прятаться… — пробурчал бледный Сашка. — Не до жиру, быть бы живу, — сказал Гошка. — У тебя с собой клятва? — помолчав, спросил Витька. — Два часа сочинял, — сказал Гошка. — Клятва что надо. — Покажи… — Темно, ничего не разберешь. — Разберу. Буянов протянул приятелю аккуратно сложенный листок, подписанный кровью. Витька взял и не читая с наслаждением разорвал лист на мелкие кусочки. Потом положил на ладонь и сдунул. — Воруй, если хочешь, один, — сказал он. — Я говорил, лучше очистим ларек, — сказал Сашка. — Обжора, — буркнул Грохотов. — Небось все конфеты слопал? — Одна осталась, — стал шарить в карманах Сашка. — Хочешь? — Пропади они пропадом! — отмахнулся Витька. — Испугался трудностей? — без особенного энтузиазма начал Гошка. — А как же… — Не надо, — оборвал Витька. — Не заливай нам больше про Робин Гуда и Спартака. И этого… Антонио Порро! Мы их переплюнули. Таких героических подвигов, как мы сегодня, никто еще не совершал… Ограбить маленькую глупую девчонку! И два часа проторчать в уборной… — Как быть с кошельком? — спросил Гошка. — Можешь себе оставить, — сказал Витька. — За блестящую идею… — Лучше все-таки девчонке вернуть, — предложил Сашка. — Чтобы не распространяла ложные слухи. Гошка достал из кармана кошелек и вручил Ладонщикову. — Вот и отдай… — Она мой голос узнает, — попробовал отвертеться Сашка. — Не надо было травить про сто человек, которых ты так лихо отправил столовым ножом на тот свет… — ухмыльнулся Витька. — Я сказал — двадцать три… — Двадцать три с половиной, — поправил Гошка. — Одного ведь ты немножко не дорезал? — Где я ее найду? — Проще пареной репы, — сказал Витька. — Полдня подежурить у магазина, обязательно встретишь. — И что я скажу? — Тебя ли учить? — заулыбался Витька. — Уж что-что, а трепаться ты умеешь… — Не забудь ей рассказать про мокрое дело… — сказал Гошка. — И про жертвы, которые при виде твоего грозного ножа сразу лапки кверху… — прибавил Витька. — Не влипнуть бы мне с этим проклятым кошельком… — пробормотал Саша Ладонщиков. |
||
|