"Четвертый хранитель" - читать интересную книгу автора (Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич)

Глава третья ПАНСИОН ПРИ МОНАСТЫРЕ СВЯТОЙ ТЕРЕЗЫ

В монастыре святой Терезы под Вильно, расположенном невдалеке от загородного дворца маршалка дворного гетмана Ходкевича царило необычайное оживление.

Воспитанницы монастырского пансиона для девиц из благородных семей готовились к первому в своей жизни балу и, тем самым, к первому выходу в высший свет Великого Литовского княжества.

Настоятельница монастыря святой Терезы мать Иоанна суровым взором окинула стоявших перед ней юных пансионерок одетых в серые полумонашеские одеяния.

Король Польский и великий князь Литовский Казимир IV Ягайлович согласно постановлению Унии между королевством и Великим княжеством должен был править по четыре года в каждой из этих держав. В 1484 году заканчивался очередной четырехлетний срок пребывания короля Казимира в Литве. Согласно традиции, по случаю отъезда короля на следующие четыре года в Польшу, не только в королевском дворце в Троках, но и в городской ратуше Вильно, в ратушах других крупнейших городов, и даже в отдаленных княжеских замках, давались балы в честь прощания с королем.

В монастыре же святой Терезы существовала собственная традиция — девушки, достигшие пятнадцатилетнего возраста, могли совершить свой первый выход в свет на ежегодный рождественский бал в ратуше, а в этом году пансионеркам повезло особенно, поскольку они попадали не на обычный, а на особый торжественный бал, на котором непременно будет присутствовать весь свет высшего литовского общества, ибо его величество, побыв некоторое время, на балу в своем королевском замке в Троках, имел обыкновение приезжать в Вильно и почтить своим получасовым присутствием бал в городской ратуше.

— Я и другие воспитатели не раз говорили вам, юные дамы, что целью вашего здесь пребывания, за которое родители платят большие деньги, является примерное воспитание, которое мы обязались дать вам, благородным девушкам, для того чтоб вы могли составить достойную партию для самых высоких и знатных вельмож нашего княжества. В течение пяти лет, которые вы здесь провели, мы старались научить вас основным знаниям, которые необходимы будущей светской даме. Мы уделяли внимание не только вашему образованию понемногу в разных науках и обучению искусствам, как-то: пению и танцам, но в первую очередь, разумеется, умению правильно вести себя в разных жизненных обстоятельствах. Можно сказать, что на следующей неделе вас ожидает первое серьезное испытание. Вы все приглашены на большой королевский бал в ратуше и будете иметь счастье лицезреть его величество короля, который всегда обращает особое внимание на воспитанниц нашего пансиона, а некоторым даже выпадает высокая честь быть приглашенной на танец самим государем. Я знаю, что вы уже примерили бальные наряды, которые были пошиты лучшими портными княжества с учетом ваших вкусов и пожеланий. Всю эту неделю вы будете по два часа на специальных занятиях носить эти наряды, чтобы чувствовать себя в них естественно и свободно. В ходе этих занятий вы научитесь также правильно вести себя на балу. Запомните, что каждая мелочь в вашем поведении может оказаться важной для всей дальнейшей жизни. Я хочу привести пример: несколько лет назад одна из наших воспитанниц на балу сняла перчатку, а в это время ее пригласил на танец князь… Впрочем, не буду называть его имя. После этого никто больше не приглашал на танец эту девушку, даже тот кавалер, который был ей заранее предназначен, как и каждой из вас будет предназначен заранее свой кавалер на бал в ратуше. Скажите, панна княжна Сангушко, какую ошибку допустила наша воспитанница?

Девушка, стоящая рядом с Варежкой, густо покраснев, полепетала:

— Я думаю, матушка, что благородной девушке в публичном месте неприлично прикасаться обнаженной рукой к мужчине, который не является ей близким родственником.

— Совершенно верно, княжна. Ну что же, юные дамы, идите и готовьтесь. Я надеюсь, что на воскресном балу никто из вас не уронит чести нашего пансиона и покажет блестящее умение вести себя в хорошем обществе. Все свободны, а вы панна Барбара Сурожская-Русиновская, задержитесь на минуту.

Варежка настороженно подошла к настоятельнице, сделав реверанс.

— Панна Барбара, приехал ваш старший брат Максимилиан, и я разрешаю вам пятиминутное свидание с ним.

Варежка, не удержавшись, радостно всплеснула руками:

— Сдержаннее, панна Барбара, сдержаннее, вас же учили — никогда не следует проявлять слишком ярко своих эмоций: ни радости, ни гнева, ни печали, ни разочарования.

Варежка, вежливо улыбнувшись, снова сделала глубокий реверанс.

Как ты мне надоела, чертова ведьма!

— Конечно, матушка. Извините меня, вы совершенно правы, — сказала она вслух, сладко улыбаясь.

— Ступай, дорогая, — милостиво отпустила ее монахиня.

Варежка чинно вышла из залы в пристройке к монастырю, где обычно проходили занятия, но стоило ей лишь оказаться за дверью, как она помчалась бегом по коридору, высоко поднимая ноги, и презрев все правила хорошего воспитания, словно простая девчонка из простолюдинов.

— Здравствуй, Макс! — бросилась она на шею, мнимому брату, закружив его. — Как я соскучилась! — и шепнула на ухо: — И как мне осточертел этот монастырь! Слава Богу — остался последний год! Здоров ли батюшка?

— Видите себя благоразумно, сударыня, — ласково сказал ей Макс, снимая со своей шеи. — Вы же не какая-нибудь девушка, выросшая в глухом лесу — вы хоть и юная, но уже великосветская дама.

— Б-р-р-р-р! — с ненавистью, шутливо зарычала Варежка. — Надоело! Не хочу быть дамой, хочу в лес!

— Я слышал, что некоторые монастырские стены имеют длинные уши, — сказал Макс. — Нам отпущено всего пять минут, давай проведем их в саду, любезная сестрица.

Когда они остались наедине под старинным дубом в монастырском дворике, Макс сказал:

— Батюшка велел передать, что очень соскучился по тебе, поздравляет с пятнадцатилетием и передает вот этот подарок, — он протянул Варежке футляр из сандалового дерева и, открыв его, она увидела изящное, украшенное дорогими камнями ожерелье.

— Это к твоему бальному платью, фасон которого, как ты помнишь, мы с батюшкой и предложили тебе. Как его сшили?

— Замечательно! — восхищенно воскликнула Варежка. — Я выгляжу в нем, как настоящая принцесса!

— Превосходно! Значит, батюшкин подарок сделает тебя еще больше похожей на нее. А это, — он незаметно достал из-за пазухи, завернутую в бархат длинную узкую вещицу и, оглянувшись по сторонам, передал Варежке, — мой подарок. Носи всегда с собой, чтобы в твое отсутствие его не нашли.

Варежка откинула бархат и увидела изящный тонкий и длинный испанский кинжал, с богато украшенной золотом и камнями рукоятью.

— Ой, спасибо, — расцеловала его Варежка, тщательно пряча кинжал в рукаве. — Я так соскучилась по оружию. Боюсь, я совершенно разучилась владеть саблей и стрелять из лука.

— Будем надеяться, что эти искусства, как и мой скромный подарок, никогда тебе больше не понадобятся.

— Панна Барбара! — Раздался с крыльца голос воспитательницы.

— Как уже? Ах, как скоро! Пока, Макс, я должна уходить. Ты как всегда привез очередную плату за мое содержание?

— Да… — Макс несколько замялся. — Варежка, на этот раз я по приказу Антипа, внес оплату за полгода вперед, потому что не знаю, когда мне удастся следующий раз навестить тебя.

— Что-нибудь случилось?! — обеспокоено спросила Варежка.

— Нет, нет. Напротив, все очень хорошо, но твой батюшка принял решение сменить место нашего обитания. А вот куда именно мы отправимся, Антип никому не говорит, даже мне. Он лишь просил тебе передать, что как только мы выберем новое постоянное место, я приеду к тебе, чтобы сообщить об этом. Мы полагаем, что поскольку тебе еще год учиться здесь, — ты находишься в полной безопасности.

— Да, конечно, — покивала Варежка и улыбнулась. — А теперь с твоим подарком, я вообще ничего не боюсь.

— Панна Барбара! — настойчиво звал голос.

— Иду, — крикнула Варежка, поцеловала Макса в щеку, шепнула: — Передай это батюшке! — И побежала в сторону монастырского крыльца.

Макс фон Карлофф, принц Богемский, улыбаясь, посмотрел ей вслед, вздохнул, встал и решительно направился к воротам.

… За последние два года князь Андрей Святополк-Мирский проезжал мимо монастыря святой Терезы несчетное количество раз и в отличие от прошлых лет, далеко не всегда с целью посещения загородного дворца маршалка дворного гетмана Ивана Ходкевича.

Король, незадолго до своего отъезда, вернул князя Андрея обратно, на службу гетману, наградив и выразив благодарность за помощь в разоблачении заговора князей Бельского, Ольшанского и Олельковича. Но даже тогда, когда Андрей служил еще у короля, и надобности ездить к маршалку дворному не было никакой, князь Андрей, все равно приезжал к монастырю ради нескольких минут свидания с юной пансионеркой.

Дело в том, что в строгом монастырском расписании был краткий промежуток между молитвой и ужином, когда девушки не находились под бдительным наблюдением своих монахинь-воспитательниц. В течение двух лет, Варежка каждый день ловко ускользала во двор и, скрывшись в глухих зарослях плюща, бежала к небольшой калитке в заборе заднего двора монастыря.

Монастырь окружали высокие и толстые стены из красного кирпича, и кроме въездных ворот из стальной решетки, не существовало места, откуда бы проезжающий всадник мог разглядеть внутренность монастырского дворика. Ворота эти, однако, были видны из всех окон монастырской пристройки, и, стало быть, не оставалось никакой возможности незаметно переговорить с кем-то, находящимся по другую их сторону. Но в тыльной стене ограды, густо заросшей кустарником и плющом с огромными листьями, любопытная Варежка, привыкшая к передвижению в самых глухих лесных зарослях, еще в первый год своего пребывания, обнаружила давно всеми забытую наглухо запертую калитку, в которой, однако, на высоте человеческой головы находилась зарешеченное окошко. А позже после одного из первых коротких свиданий с князем Андреем, три года назад, Варежка показала князю эту калитку и теперь каждый день регулярно бегала к ней. Чаще всего, со вздохом разочарования, она через четверть часа, возвращалась обратно, но иногда — и это были самые счастливые минуты ее жизни, — по ту сторону решетчатого окошка ее ждали.

Князь же Андрей в свою очередь, несмотря на внутреннее убеждение в том, что он каждый раз совершает, нелепый, странный и непонятный ему самому поступок, тем не менее, как только у него предоставлялся свободный вечер, не мог удержаться от искушения, вскакивал на коня и мчался к монастырю святой Терезы, для того только, чтобы сквозь зарешеченное окошко калитки несколько минут поболтать о всяких пустяках с подрастающей девчонкой.

Однажды, он твердо решил больше не ездить на эти странные свидания, пошел в костел и горячо молился там, но как только внутренние часы начали отстукивать неумолимые секунды до того ежедневного часа, когда Варежка будет иметь возможность подойти к месту встречи, он вскочил, выбежал из костела и успел примчаться на взмыленном коне к заброшенной монастырской калитке лишь для того, чтобы увидеть удаляющуюся девушку. Он не стал ее окликать, но, укрывшись в тени, видел и слышал, как она горько плакала от разочарования и несколько раз оглядывалась, прежде чем скрыться в густых зарослях. Не было сомнения — она дорожила их встречами.

После этого случая, князь Андрей справедливо решив, что лучший способ избавиться от искушения — это поддаться ему, больше не сопротивлялся все нарастающему чувству глубокой привязанности к столь неподходящей для него во всех отношениях девушке, которое росло и зрело в его душе.

Интересно, что во время этих коротких, хоть и многочисленных встреч, они никогда не говорили ни о каких чувствах, не говорили ни о прошлом, ни о будущем, а просто коротко обменивались ничего не значащими словами, маленькими новостями из своей жизни, приветствиями и прощаниями, но оба как бы не сговариваясь, знали одно — важно совсем не это, важно, что они просто могут УВИДЕТЬ друг друга и каждое такое свидание, как бы все больше и больше связывало их ожиданием чего-то огромного и значительного, что непременно должно в будущем произойти, а сейчас они лишь постепенно и неторопливо готовятся к этому…

Князь Андрей вел замкнутый образ жизни. Он был беден, и хотя на службе маршалка получал немалое жалование, все оно уходило на содержание двух домов: древнего полуразрушенного в маленьком имении под Кауно[6], где жил его престарелый и больной отец, и небольшого домика в предместье Вильно, который снимал он сам, чтобы находится поближе к месту службы у маршалка дворного. Он редко посещал приемы и балы, где веселилась богатая молодежь, потому что скучал там. Ему было достаточно знать, что где-то, пусть даже в другом княжестве, живут люди, которых он любит и которые, как он был убежден, так же любят его, он скучал по ним, и хотя встречи их были крайне редки — последний раз он был в Медведевке на крестинах первого сына Василия — Андрей считал Медведева, Картымазова и Бартенева своими друзьями и в других как бы не нуждался.

Тем не менее, быть может, даже не осознанное полностью им самим чувство одиночества подталкивало его к странным свиданиям с Варежкой, которую он очень хорошо помнил еще десятилетней диковатой девочкой, когда пять лет назад, несколько месяцев находясь в плену у Антипа, из чувства жалости к ребенку, вынужденному жить в ужасных, как ему казалось, условиях разбойничьего лагеря, стал учить Варежку читать, писать, и считать, а увидев, что она очень быстро и легко всему учится, уже перешел было к рассказам об устройстве мира, как тут появился Медведев и освободил его из плена разбойников. Он помнил, что уже тогда Варежка очень привязалась к нему, помнил, как она прощалась с ним на разоренной медведевской земле и шептала на ухо, что никогда его не забудет…

И вот с тех пор, когда он с изумлением узнал Варежку в одной из пансионерок монастыря святой Терезы, под Вильно, здесь, совсем рядом, когда она окликнула его и напомнила о себе, он уже не мог избавиться от ее странного очарования, как и не мог отделаться от согревающего душу предвкушения какого-то необыкновенного счастья и одновременно от леденящего ее странного предчувствия неумолимого рока, который рано или поздно должен свершиться.

Впервые здесь под Вильно они встретились случайно, когда князь Андрей, направляясь в загородную резиденцию маршалка Ходкевича, проезжал мимо монастыря святой Терезы, и в этот раз князь Андрей снова направлялся к маршалку дворному по его вызову. Только теперь он приехал на час раньше, чтобы успеть к заветной калитке и, пробираясь к монастырской стене верхом, обеспокоено думал о том, что дорожка вытоптанная в снегу к калитке его частыми посещениями может выдать любопытному наблюдателю место их свиданий.

Оставалось лишь надеяться на то, что бдительность монастырских сторожей не будет простираться так далеко — дорожку обнаружить можно было, но для этого следовало обойти снаружи по глубокому снегу и сугробам весь монастырский забор, изнутри же Варежка зимой была настолько осторожна, что, уходя, присыпала снегом свои следы, чтобы никто не заметил ее тайных вылазок.

— Здравствуй, милая Варежка, — сказал он, ласково пожимая маленькую ручку, протянутую сквозь узкую щель решетки. — Ты сегодня выглядишь такой счастливой, поделись своей радостью.

— Ах, князь, я действительно счастлива, потому что надеюсь, что уже в это воскресенье, смогу танцевать с тобой на балу в ратуше в честь прощанья с королем, куда ты наверняка приглашен.

— Увы, Варежка, к сожалению, я приглашен на прощальный бал, но не в городскую ратушу, а в королевский дворец в Троках.

— Вот и замечательно, — радостно воскликнула Варежка. — Ведь король, открыв бал в Троках, через полчаса отправится со своей свитой в Вильно и примет участие в нашем балу. Разве ты не можешь приехать в свите его величества?

— Надеюсь, мне удастся испросить на это разрешения у маршалка Ходкевича, к которому я сейчас и направляюсь.

— Постарайся, пожалуйста, а то мне назначили в кавалеры какого-то князя Вацлава Юрьевича Четвертинского, но я вовсе не хочу с ним танцевать, я хочу первый танец на своем первом балу танцевать с тобой. А ты? Скажи, ты хочешь этого?

— Разумеется, Варежка, я очень польщен и…

— Прошу тебя не надо любезностей — перебила Варежка. — Если ты захочешь, ты сможешь, я знаю.

— Конечно, я постараюсь, — улыбнулся Андрей и добавил: — Я очень хочу с тобой танцевать.

— Вот и прекрасно, как только король уйдет, сразу же пригласи меня, я буду ждать! Ну, все, мне пора.

Она вновь быстрым движением просунула свою худенькую ручку меж прутьев решетки, вопреки всем правилам хорошего тона, прикоснулась обнаженной рукой к руке Андрея и скрылась в зарослях плюща.

…Маршалок Ходкевич, приветливо улыбнувшись, шагнул навстречу.

— Здравствуй, князь! Присаживайся. Что нового? Как здоровье твоего батюшки?

— Увы, неважно. Я навещал его на Рождество, он был слаб, но бодр и силен духом. Однако, возраст и болезнь берут свое. Батюшка велел тебе кланяться.

— Спасибо. Я его помню и люблю. Скоро у меня будет для тебя серьезное дело, однако, я еще не готов поручить его. Думаю, после отъезда короля, появится больше необходимых материалов, и тогда я обо всем расскажу тебе. А пока будем готовиться к прощальному балу.

— Пан маршалок, я слышал, будто король намерен, открыв бал в Троках, отправиться в Вильно и почтить своим присутствием бал в городской ратуше.

— Да, обычно он так делает.

— Вы будете сопровождать его величество?

— Разумеется, это входит в мои обязанности. Я же отвечаю за безопасность королевской персоны.

— А могу ли я, в свою очередь, сопровождать вас?

Маршалок рассмеялся.

— Ты не обязан, — ты же не отвечаешь за мою безопасность. Ба! Догадываюсь! Неужели, наконец, у тебя появилась дама сердца?

Князь Андрей смутился.

— Ладно, ладно, не опускай взора, словно красна девица. Давно уже пора. Тебе, небось, уже двадцать шесть?

— Двадцать семь, ваша светлость.

— Тем более! Разумеется, я возьму тебя с собой. И как только мы появимся в ратуше, отпущу на все четыре стороны.

— Благодарю, — поклонился Андрей и встал.

Пожалуй, еще никогда в жизни он не покидал загородный дворец Ходкевича в таком радостном и приподнятом настроении.