"Он, она и Анжелика" - читать интересную книгу автора (Колтер Кара)ГЛАВА ВОСЬМАЯИз окна очень дуло, Тони дрожала от холода, но закрывать окно не хотелось — воздух такой кристально чистый, что от него даже щекотно в носу. А еще слышно, как они там веселятся. Ночью звуки разносятся далеко, особенно здесь. Вся компания сидела в павильоне — пила пиво и пела. Кто-то играл на гитаре, и, в конце концов, песня потонула в общем хохоте. Анжелика решила перебраться на раскладушку в дядин кабинет, подальше от мадам Йелтси. — Она мне не нравится, — сказала она Тони. — Она мне не нравится из-за тебя. Это можно было понять двояко: или она думает, что Тони ее начальница тоже не нравится, или считает, что Тони и мадам Йелтси не подходят друг другу. В любом случае выяснять это Тони не собиралась. После ужина — Чарли приготовил такую вкусную лазанью, что мадам Йелтси тут же предложила ему работу еще раз, а он еще раз отказался, — они вернулись домой. Тони ужасно не хотелось покидать веселую компанию. Особенно Анжелику. Особенно дядю Анжелики. Но мадам Йелтси не спускала с нее глаз и потребовала, чтобы они пошли домой вместе. Хоть и пришлось подчиниться, будь ее воля, она осталась бы и мыла со всеми вместе посуду, а потом, сидя за столом, слушала бы их рассказы о разных случаях во время экспедиции. Когда они уходили, Фрей, решивший, как видно, окончательно выкинуть из головы мадам Йелтси, кинулся за Петти с тазом с мыльной водой. Надевая куртку, Тони обернулась как раз в тот момент, когда он плеснул-таки грязной водой на Петти. Анжелика закатилась смехом, а Гаррет улыбнулся, глядя на суматоху. И Тони с удивлением почувствовала, что единственное, чего ей сейчас хочется, — это принадлежать к миру этих людей, а вовсе не к тому, в который ей предстояло возвратиться. Мадам Йелтси беспокойно металась по дому, как плененная пантера, пока Тони не пришла в голову спасительная мысль отвести ее к Кенди и показать куртку с замечательными аппликациями. Мадам пришла в восторг и потребовала, чтобы Кенди показала ей и другие свои работы. Оказалось, что Кенди прекрасно шьет. Но особенно хороши были аппликации — яркие, живые фигурки, которые украшали детскую одежду. Улыбающиеся киты смотрели с комбинезонов, пухлый ребенок выглядывал из-под громадного зонта на купальнике. — Детский стиль, — бормотала мадам, лихорадочно перебирая и рассматривая вещи. Кенди угостила их булочками с корицей, только что вытащенными из духовки. Мадам Йелтси с аппетитом принялась за булочку. — Мистер Бойд наверняка их любит, да? — Мистер Бойд? — переспросила Кенди. — О, вы имеете в виду Гаррета. — Она бросила взгляд на Тони. Мадам Йелтси кивнула. Вид у нее был чрезвычайно довольный. — Он обожает, как я готовлю. Тони незаметно вздохнула: не быть Кенди поваром при мадам Йелтси. — А мистер Бойд нравится вам… ну… в том смысле? — На лице мадам заиграла хитрая улыбка. Кенди покраснела до ушей. — Чтоб мистер Бойд да не нравился нашей сестре в этом самом смысле… — выпалила она, глядя на Тони. Мадам Йелтси, развернувшись, уставилась на Тони немигающим взглядом. — Но ведь тебе он не нравится в этом смысле, не правда ли, дорогая? — Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, — с напускным спокойствием сказала Тони. У нее перед глазами, словно освещенное внезапной вспышкой, возникло его лицо, каким она его видела всего несколько часов назад. Гаррет занимался с группой и объяснял, как делать укрытия в снегу. Потом они все строили эти укрытия, и Тони сделала несколько снимков. Потом она вместе с Анжеликой лепила снежную бабу и не заметила, как Гаррет подошел сзади. Обернувшись, Тони увидела, что он что-то прячет за спиной. Что взять с калифорнийской девушки? Естественно, она подумала, что это букет. Букет оказался своеобразным. Это была пригоршня снега, которую он и сыпанул ей за шиворот. И рассмеялся, запрокинув голову назад. В этот момент он был так прекрасен — блестящие белоснежные зубы, темные пряди волос, упавшие на лоб, мальчишеское веселье в синих глазах, — что она на какой-то миг остолбенела. Но только на миг. Осторожно положив фотоаппарат на снег, Тони под восторженное визжание Анжелики бросилась за Гарретом. Как он ни увертывался, она его все-таки поймала, сбила с ног и, усевшись верхом, принялась безжалостно совать снег ему за воротник парки, в брюки, за голенища сапог. От смеха Гаррет был не в силах даже сопротивляться. Тут их кто-то взял и сфотографировал. Тони догадывалась, что будет на снимке. Если только она когда-нибудь осмелится проявить пленку. А сейчас было уже почти одиннадцать. Мадам Йелтси легла спать ровно в десять, и вскоре весь дом затрясло от могучего храпа. Просто удивительно, как такая хрупкая женщина может так храпеть. Конечно, у нее был трудный день: она проделала долгий путь до Элизы, продумала контракты с Петти и Кенди, ну, и наверняка с Чарли. Потом выгнала Гаррета из его собственного дома и теперь благополучно храпит у него в спальне. Тони почувствовала, что измучена до крайности. А еще подавлена, одинока и не знает, что делать. Единственное, чего ей хочется, — это быть сейчас там, вместе с ними. Нет. С ним. А почему бы и нет? Почему не сделать то, чего она хочет всей душой? Потому что это глупо и опасно? Или потому, что это приведет в бешенство мадам Йелтси? Решено. Тони на цыпочках, стараясь не шуметь, вышла в прихожую, надела куртку и выскользнула во двор. Небо очистилось. Полная луна поделила засыпанный снегом мир на глубокие черные провалы теней и искрящиеся серебром вершины. Снова заиграли на гитаре. Кто-то пел старую народную песню «Четыре сотни миль», и эта меланхоличная мелодия как нельзя лучше отвечала настроению Тони. Она пошла туда и вдруг увидела его. Он стоял один в тени огромной ели и смотрел на луну. Он почему-то не остался со всеми, а предпочел одиноко стоять в стороне. Впрочем, он же руководитель. Еще днем Тони заметила: хотя он и возился вместе со всеми в снегу, от подопечных его все же отделяла невидимая черта, которую никому не дозволено было переступать. Гаррет не пошевелился, когда она подошла сзади, и Тони поняла: он ждал. — Я думала, вы там, поете со всеми, — сказала она. — Что-то мне сегодня не поется. — Что так? Ей ужасно хотелось услышать, что он думает только о ней. Но он, конечно же, заговорил о другом: — Мы завтра начинаем учиться снимать людей с крутого склона, а снег только что выпал, еще не слежался, и это создает дополнительные трудности. — Это опасно? — Нет, если я буду делать все как надо. Естественно, он сделает все как надо. — В принципе это полезно — тренироваться в неблагоприятных условиях. Когда действительно будет необходимо, парни будут знать, что делать. И девушки. То есть женщины. Тони засмеялась. — Вы сегодня такой вежливый. Гаррет кивнул. — А что вас привело сюда? — Не могла уснуть. Он пристально посмотрел ей в глаза, как будто прочел ее мысли и понял, что она думает только о нем. — Это из-за мадам Йелтси, — поспешно начала объяснять Тони. — Она так громко храпит, что кажется, на дом вот-вот наедет товарный поезд. Гаррет улыбнулся — то ли тому, что мадам Йелтси храпит, то ли тому, что он прочитал мысли Тони. — Мне ужасно понравились ваши берлоги в снегу, — жизнерадостно проговорила она. Надо все время поддерживать разговор, никаких пауз, и не смотреть на его губы, не смотреть ему в глаза, которые сейчас совсем не такие, как днем, — серебрятся, как снег в лунном свете. — А в них действительно тепло? — Вполне. Хотите посмотреть? — Хочу. Быть с ним — вот чего она хочет. В лесу, в берлоге, под елкой — неважно. Быть рядом с ним, пока они не расстанутся навсегда. Ноги проваливались в глубокий снег, и Гаррет, не оборачиваясь, протянул ей руку. Ну да, конечно, здесь под снегом лед, скользко. Днем было проще, а сейчас ничего не видно. Они уже миновали опасный участок, а он все не выпускал ее руку. Через шерстяную перчатку Тони чувствовала тепло его крепкой ладони. Вот как раз этого она и хотела. Весь день. А может, всю жизнь. Он и она, вместе, и больше никого. Как сейчас. Издалека донеслись голоса, пели «Я и Бобби Макги». Тони на ходу незаметно для себя стала подпевать, то и дело сбиваясь с дыхания. Гаррет с улыбкой обернулся. — Неважная из меня певица, да? — А вы сами как думаете? — Думаю, неважная. Но я обожаю петь. Он засмеялся и сжал ей руку. Тони осмотрелась — оказывается, они уже пришли. — Куда пойдем? — спросила она. — Давайте посмотрим укрытие, которое строили Фрей с Петти. — Гаррет тряхнул головой. — Кажется, они забыли все наставления и построили настоящий ледяной дворец. Тони поискала глазами вход. Снежные укрытия делались по образцу эскимосских иглу: чтобы попасть внутрь, надо было пробраться через длинный тесный коридор в снегу. Тони протискивалась первая, Гаррет за ней. Нора была такая узкая, что Тони нервно хохотнула. Да еще темно хоть глаз выколи. — Это главный лаз, — сказал Гаррет. — Да уж, дворец. — Тони чувствовала, как сквозь брюки к ногам подбирается холод. — Секундочку. Вспыхнула спичка, Гаррет зажег свечу, которая стояла в маленькой нише в снегу. — Я думала, будет как в сказке, — сказала Тони, осматриваясь. — Думала, все будет сверкать и переливаться, а тут так мрачно. По стенам хижины тянулись длинные тени. — Человек порой должен сам придумывать себе сказку. — А здесь действительно можно провести ночь и не замерзнуть? — Вполне. Вот, смотрите, в стене ниша, можно лечь. Не пройдет и десяти минут, как тут станет жарко от этой свечки. — Очень мило, — сказала она. — Настоящее приключение для калифорнийской девушки. Ничего более далекого от жизни, которой я живу, просто не придумаешь. — Ну и как же развлекаются калифорнийские девушки? У него в глазах плясало пламя свечи, губы иронически скривились. — Ну, не знаю… — Гоняют на «БМВ»? Ходят на пляж? — Нет, не угадали. — Что, вы не ходите на пляж? — Посмотрите на меня. — Как будто он не смотрит на нее во все глаза! — Я же обгораю. С моей кожей ходить на пляж? Полчаса, и я буду красная как рак. — А «БМВ»? Я так и вижу, как вы мчитесь в спортивной машине с откинутым верхом и волосы развеваются на ветру. — Фильмов вы насмотрелись, вот что. Открытые автомобили не для меня. — Это почему же? — Да все потому же — я обгораю на солнце. Я, конечно, ездила на такой машине, но у меня волосы так путаются, что потом их неделю не расчесать. — Вы шутите? — Какие шутки? — Ну ладно. А на чем вы тогда ездите? — На стареньком мамином седане. Там даже нет кондиционера, но я так к нему привязалась. Мадам Йелтси видеть его не может. — Значит, вы иногда все-таки осмеливаетесь ей перечить. — Что вы имеете в виду? — Я хочу сказать, что вы с ней совершенно разные люди. — Она мой шеф. Именно она поддержала меня в трудную минуту, когда рядом никого не было. Наверное, Гаррет понял, что Тони готова обороняться, и круто сменил тему разговора: — Вы так и не ответили на мой вопрос. Как вы развлекаетесь? — Я вам покажусь скучной. — И все же? — Читаю. — Только и всего? — Я люблю читать. Времени у меня, конечно, немного, но, когда выпадает возможность, ложусь на кушетку, включаю стерео и читаю. — И что вы читаете? — А вы не будете смеяться? — Только если это окажется поваренная книга. — Детективы. Убийства и кровь. — Ну-ну. А романы? — Нет. — Она не скажет ему, почему не читает романов. Потому что они заставляют ее мечтать о том, что никогда не сбудется. Однако сейчас вовсе так не кажется. Она в тесной хижине, рядом с ним, и так близко, что чувствует его запах. От него пахнет так, как и положено пахнуть мужчине, с которым в романе целуются в снежном убежище. — Иногда я читаю книги по фотографии, — добавила Тони, стараясь прогнать мысль о поцелуях. — А о моде? Она не ответила. — Господи, да эта старая ведьма из вас веревки вьет, или я не прав? Вы не должны чувствовать себя виноватой из-за того, что чего-то там не читаете. — Никакая она не старая ведьма. — Старая ведьма и есть. А какую музыку ставите, когда читаете? — А вы не будете смеяться? — Постараюсь. — Вы, наверное, думаете, что я слушаю классическую музыку… Да? — Девушка лежит, уютно свернувшись, и читает книгу под звуки «Четырех времен года»… — Гаррет посмотрел на Тони как бы в раздумье. — Нет. Что-то не вяжется. Не знаю почему. Может, из-за волос… — Боба Сигера — вот кого я слушаю. Это моя слабость, — призналась Тони. — О, так, значит, вы любите старый добрый рок! Не слишком ли вы молоды для него? — Мужчина и должен быть старше женщины. — А в вашей жизни вообще есть мужчины? — Пока что их двое. Один — это Боб, о котором мы только что говорили. А еще есть Брюс, с которым я сплю. Молчание. — Спите с ним? — послышалось наконец. Конечно, ее опыт в таких вещах невелик, но, если она не ошибается, он как будто расстроен, что она с кем-то спит. С чего бы это? — Это тряпичная обезьянка. Я сплю с ней с трех лет. — Ее сделала ваша мама, — догадался он. Нет, шутка не получилась. Наоборот, почему-то стало грустно оттого, что она спит с тряпичной обезьянкой, сшитой в тс далекие времена, когда в ее жизни была любовь. — Сейчас ваша очередь, — сказала она. — Как вы развлекаетесь? — Мне кажется, я этим самым сейчас и занимаюсь. Тони засмеялась. — Правда? — Правда. Но взгляд у него был серьезен. Тони отвела глаза. Довольно странное желание для девушки, которая ничем подобным никогда не занималась. — А что еще? В свободное время? — Тони показалось, что голос у нее прозвучал хрипло, словно воронье карканье. Если он только скажет то, о чем она думает, она пропала. — Ну, я тоже читаю. В основном литературу по спасательному делу. А вообще-то все совершенно изменилось с тех пор, как появилась Анжелика. Леплю снежных баб… — О, это такая прелесть! — живо откликнулась Тони. — Живете рядом с Диснейлендом, а снежные бабы для вас — прелесть? — Я ни разу не была в Диснейленде. — А я был. Хотя, можно сказать, живу отшельником. Но вы-то почему ни разу туда не ездили? — Я оставила это на потом. — Как это — на потом? — Ну, когда у меня будут дети. — Тони почувствовала, что краснеет, как будто выдала какую-то глубокую личную тайну. — Дети… — повторил он задумчиво. — Мне почему-то казалось, что это не входит в ваши планы. Когда-то это как раз и входило в ее планы. Тони мечтала, как она вырастет, закончит художественное училище, станет знаменитым фотографом, встретит прекрасного человека и у них будут дети. Мечта о художественном училище развеялась как дым в день смерти мамы, а с ней незаметно ушло и все остальное. — Вы расстроены? — Гаррет легонько провел пальцем по ее щеке. — Нет. А как насчет вас? Почему вы одиноки? — Я не одинок. У меня есть Анжелика. — Я имела в виду другое. — Как вам сказать… Мне всегда казалось, что если чему-то суждено случиться, то так оно и будет. Специально я никого не искал, но в душе в общем был готов, что когда-то женюсь, заведу семью. А потом вдруг обнаруживалась еще одна непокоренная вершина… Но сейчас мне иногда приходит в голову, что это необходимо Анжелике. Было бы хорошо, если б у нее были мать, братья, сестры. Необходимо Анжелике. А не ему самому. Не хотела бы она, чтобы ее выбрали вот таким манером. — Ей не это нужно, — проговорила Тони. — Любовь, которой ребенок окружен в семье, — вот что ей надо. А то, что делаете вы, превыше всяких похвал. — Спасибо. Я действительно люблю ее больше всего на свете. — А что вы делали в свободное время до Анжелики? — Поднимался в горы, ходил в пешие походы, иногда охотился, катался на лыжах. Я и сейчас, когда время позволяет, этим занимаюсь. — Сплошные приключения. — Вы так считаете? Не знаю. Мне это никогда не казалось чем-то уж очень захватывающим. У меня спокойно на душе, когда я всем этим занимаюсь. Вот как сейчас. Что ж, хорошо, что хоть ему спокойно. Потому что у нее сердце готово выпрыгнуть из груди. — Слушайте, — сказал он негромко. Из павильона доносилась песня «Кум-ба-я». Тони прикрыла глаза. Далекие голоса, ее и его дыхание — и больше ни единого звука. Они замолчали. А потом она почувствовала прикосновение его губ. — Я весь день только об этом и думал, — прошептал он хрипло. — Но мы же решили больше этого не делать, помнишь? Только один раз. Только… Он прервал ее поцелуем. Такие теплые губы… — Я не умею готовить, — сказала Тони, чуть отстранившись. — Знаю. — И коса у меня рассыпается. Он хмыкнул. — И о горах я ничего не знаю. — Я научу. — Но я не могу остаться! — Почему? Вопрос остался без ответа. Тишину прорезал пронзительный крик. Мадам Йелтси. — Вот почему, — сказала Тони, выскальзывая из его рук. Снова крик. — Просто это, наверное, кот напал на ее шубу. Тони выбралась наружу и застыла на месте. Свеча внутри погасла. Появившийся следом Гаррет сунул ей в руку огарок. — Все равно там крыша стала подтаивать, — сказал он. — Что? — Тони сунула огарок в карман. — Было слишком жарко. — Они поняли, о чем идет речь. — Она знает, что вы со мной, потому и кричит. — Она тревожится за меня. Гаррет поднял бровь. — С чего бы это? — Ну, я ведь из Калифорнии. Неизвестно, как на меня подействует снег. Опять же, я из города. Неизвестно, смогу ли я жить в безлюдном месте. Я — деловая женщина. Печь домашнее печенье — это хорошо, но долго ли я смогу жить этим? — Ну, знаешь, нам всем не суждено долго жить, если ты будешь печь печенье. Он смеется. Так ей и надо — слишком много о себе вообразила. Он же не спросил, почему она не может остаться навсегда. И вообще, обещать остаться навсегда человеку, которого знаешь всего три дня, — что может быть глупее? Даже если бы он спросил. В доме снова закричали. Гаррет презрительно мотнул головой. Тони бросила на него жалобный взгляд и ступила в снег. Он и не подумал ей помочь. Без него идти было намного труднее. Пожалуй, теперь вообще каждый шаг ей будет даваться намного труднее. Ведь ее рука хранит тепло его ладони, губы — вкус его поцелуя, а сердце нашло то, чего ему, оказывается, так недоставало. Тони совсем задохнулась, пока добрела до дома. Остановившись, она оглянулась. Гаррет стоял неподвижно на пригорке — темный силуэт, очерченный лунным светом. Одинокий волк. Он повернулся и исчез, слился с горой… Не успела она открыть дверь, как мимо нее с громким мяуканьем прошмыгнул взъерошенный кот, а в сантиметре от кончика его хвоста ударилась о косяк метла. — Пристрелить его мало, — прорычала мадам Йелтси. Вид у нее был странный: волосы сбились набок, пеньюар располосован сверху донизу, явно кошачьими когтями, на лице пластырь, почему-то зеленый. Ни дать ни взять злая колдунья из сказки о Гансе и Гретель. Хорошо, что тут нет Анжелики, — она бы со страху умерла. — Как он забрался в дом? — спросила Тони, с трудом сдерживая смех. — Через окно, паршивая тварь! Ты бы видела, что он творил с моей шубой. Тони стиснула зубы, чтобы не рассмеяться. — Знаю я их, этих самцов. А ты где была? — Суждение о самцах вполне естественно перетекло в вопрос о Тони. — Я просто гуляла. Никак не могла уснуть. — Гулять одной ночью — это небезопасно. — Мадам ловко прощупывала почву. — Это же не Сан-Диего. — Да и не одна гуляла, так? — Встретила Гаррета. — Он тебе не пара. — Почему? — С этими симпатичными надо быть поосторожнее. К ним бабы липнут как мухи. Рано или поздно они все равно срываются с привязи. — Вот уж не знала, что вы такой специалист в этих делах. — Может, по мне этого и не скажешь, но у меня тоже кое-кто был. — Похоже, он вам дорого обошелся, — сочувственно сказала Тони. — Ай, брось. — Отбил у вас всякую охоту даже думать о любви. — Не будем, я сказала. — Я только сейчас поняла, что как раз это и нравилось мне в вас больше всего. Мадам Йелтси открыла рот, чтобы что-то сказать, но Тони, не слушая ее, прошла в свою комнату и решительно закрыла за собой дверь. Она никогда прежде не задумывалась о своих отношениях с мадам Йелтси, но теперь все стало на свои места. Смерть матери была для Тони страшным ударом. Ей казалось, что мать бросила ее, и в отчаянии она восстала против всего, что мать любила и ценила. Она решила, что любовь, семья — это все ничего не значит. И словно само Провидение свело ее тогда с мадам Йелтси. Эта сильная женщина прекрасно обходилась без любви, без семьи, без всего, что может закончиться такой болью. Ничто в мире, казалось, не могло смутить ее душевный покой. Видно, слишком сильна была предавшая ее любовь, чтобы она смогла отважиться на нее еще раз. Мадам Йелтси предпочла карьеру. А она, Тони? Разве не уподобилась она мадам Йелтси, не думая ни о чем, кроме этой самой карьеры, которая в конце концов затмила ей весь белый свет? И все-таки, счастлива ли мадам Йелтси? Или она уже просто забыла, что это такое, заменив счастье удовлетворенным тщеславием? Ну а у нее что? Несколько поцелуев украдкой в снежном убежище — и вся жизнь под откос. Только из-за того, что он, видите ли, спросил, почему она не может остаться. Вконец измученная всеми этими мыслями, Тони легла в постель в полной уверенности, что не заснет. Но едва она закрыла глаза, как почувствовала его губы на своих губах, стало тепло и уютно, и она незаметно погрузилась в сон. Гаррет остановился у походной кровати, на которой спала Анжелика. Настроение у него было паршивое. Анджи очень нравится спать у него в кабинете. Ему — ничуть. Кто знает, каких только гадостей не понарасскажет Тони про мужчин эта старая карга, устроившаяся у него в спальне. В павильоне было тихо, голоса смолкли, свет потушен. Завтра трудный день. Гаррет поднял с пола плюшевого мишку, пристроил его рядом с Анжеликой и лег на свою раскладушку. Конечно, всякое бывало. Однажды осенью он ночевал под открытым небом в одной куртке — в горах бушевала непогода, и идти дальше было опасно. Пришлось устраиваться на довольно крутом склоне. Он всю ночь ворочался, стараясь улечься среди острых камней, впивавшихся то в бок, то в спину, и ему все время казалось, что он вот-вот покатится вниз. Случалось ночевать и в протекающей палатке. Бывало, что палатка неожиданно падала на голову под тяжестью выпавшего ночью снега. И все-таки никогда не было так плохо, как сейчас. Черт, опять он ее поцеловал. Никакой силы воли. Размазня, а не мужик! Хотя при чем тут размазня? И сила воли тут ни при чем? Нет, честное слово, он сошел с ума. Это стало ясно в тот миг, когда она сказала, что не может остаться, а он не нашел ничего лучшего, как спросить: почему? Как будто и так не ясно. Потому что у него в таблице она не получает ни одного очка. Ни единого. Хотя нет, одно есть. За красоту. И еще одно — за то, как она целуется. Будем считать, все к лучшему. Эта ведьма не успокоится, пока не увезет Тони обратно в Сан-Диего. И он тоже не будет знать покоя, пока это не произойдет. Ему представилось лицо с широко открытыми, как у ребенка, глазами, в которых играет пламя свечи. Ее губы. И как они целовались. Черт, несколько поцелуев украдкой в снежном убежище — и вся жизнь под откос. «Я научу», — так, кажется, он сказал в то ослепительное мгновение. И вдруг перед глазами сами собой поплыли картины. Вот он ведет ее за руку и показывает ей свой мир. А вот они стоят вдвоем на Опаловой горе, вокруг — цветущий бело-розовый вереск и, куда ни посмотришь, сплошное море цветов. Наверное, она запела бы «Я и Бобби Макги». Нет, лучше не эту песню про человека, который упустил самое драгоценное в своей жизни и понял это, когда было слишком поздно. Боб Сигер тоже не подходит — у него грустные песни. «Кум-ба-я» — эта годится. Это песня надежды. Стоя среди цветов, Тони будет петь ему песню надежды. С мыслью об этом Гаррет заснул. |
||
|