"Он, она и Анжелика" - читать интересную книгу автора (Колтер Кара)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Гаррет пришел поздно. В доме было тихо, горела только лампочка над плитой. Все следы великолепной катастрофы, которой закончилось приготовление ужина, исчезли.

Наверное, Тони уже легла. Да и правда, скоро полночь. На душе было неспокойно.

Эта девушка словно солнце осветила его безрадостную жизнь. Ее смех разогнал мрак, окружавший его со дня гибели Мэтью и Сары.

Креветки под соусом или соус с креветками. Нечто совершенно несъедобное. Курицу удалось спасти, она пошла на суп.

Потом, когда они ели сосиски с хлебом, кухня вдруг наполнилась черным едким дымом, и на лице Тони появилась гримаса ужаса. Она вскочила и, уронив на пол хот-дог, бросилась к плите.

Полуобгоревшие кусочки чего-то непонятного на противне напоминали все что угодно, только не печенье.

Они чуть животы не надорвали от смеха.

Пока кухня проветривалась, они, сидя на крыльце, пытались скормить стряпню Тони коту. Тот, к удовольствию Анжелики, есть отказывался.

— Я же говорила: плохо пахнет.

Дело кончилось тем, что Тони пошла на кухню и промыла креветки. В награду за ее старания кот прыгнул к Тони на колени и блаженно замер, громко мурлыча.

Пока они сидели на холодке, прибыл на машине первый слушатель курсов, и Гаррет оставил Тони и Анжелику с мурлыкавшим котом.

Неохотно. Что его поразило.

Ведь его жизнь — это горы, неустанное постижение их тайн. Он мог часами говорить о спасательных операциях, о веревках, блоках, костылях, о вертолетах и особенностях горных склонов.

И вот эта страсть уже не греет его, как прежде. Как будто он старается согреться от электрической лампочки, когда стоит только повернуться к Тони и Анжелике, и на него полыхнет жаром пылающего камина.

Но ему казалось, что это пойдет во вред делу его жизни. Вот почему, хотя и дел особенных не было и душа домой просилась, Гаррет лично встретил еще нескольких прибывших и долго не уходил, устраивая их на ночлег, попивая кофе и вспоминая былые спасательные операции.

И все это время думал о другом.

О своем маленьком доме.

О ней.

О той, что ворвалась в его жизнь со своим смехом, искрящимися зелеными глазами и непослушными волосами, не желавшими держаться во французской косе. Им очень не хватало настоящей мужской руки, чтобы освободиться окончательно.

Она уедет.

Не стоит рассчитывать на то, что она задержится в такой глухомани. Она честолюбива, у нее свои планы, своя жизнь.

И его в этих планах нет.

Как и Анжелики.

Просто она старается наилучшим образом справиться с ситуацией, в которой оказалась, и все. Она не умеет готовить, а ее французская коса разваливается на ходу. Она совсем не та женщина, которая может стать матерью Анжелике и женой ему.

Уж не настолько он угнетен своим одиночеством, чтобы, несмотря ни на что, пытаться переделать ее на свой манер или меняться самому. Если бы можно было просто уйти с ее дороги, и все. Если бы…

Потому что, когда она рядом, совершенно неважно, что она не умеет готовить, а ее прическа разваливается, как и то, что она из совсем другого мира — мира плавательных бассейнов и роскошных автомобилей, сотовых телефонов и компьютеров, замороженных обедов и театральных премьер.

Единственное, что тогда имело значение, был ее смех, блеск ее глаз, от которого становилось тепло на сердце.

— Бойд, — сказал себе Гаррет, стоя в полутемной прихожей, — ты слишком долго был один.

В принципе найти себе кого-нибудь не так уж трудно, стоит только захотеть. Дать, например, в газету такое объявление: «Ищу женщину, которая любит горы и детей».

Если бы все было так просто. Ответственность за Анжелику заставила его взглянуть на многие вещи другими глазами. В его жизни появились запреты, которых раньше не было. Сначала нужно было думать о том, что необходимо девочке. Его свобода, независимость, горы, дающие ему чувство победителя, — все это ушло на второй план.

В этот раз на курсы записались две женщины. Что, если удастся соединить и то и другое? С этими женщинами у него наверняка много общего. А то ведь просто смешно — влюбиться в топ-модель, шальным ветром занесенную в твою жизнь. Где тут логика?

Супружество — дело серьезное. Можно даже составить нечто вроде таблицы. Та, у которой окажется больше всех очков, ему и нужна.

Итак, требуется, чтобы женщина любила горы, любила детей и умела готовить, — и он готов сделать предложение.

Пожалуй, во главе такой таблицы по праву могла бы встать Кенди.

А как быть с чувствами?

Чувства — что-то такое, без чего он прекрасно обходился, пока не появилась Анжелика. Она первая пробила брешь в его броне. И вот — еще одна. От его душевного спокойствия не осталось и следа. Она растревожила ему душу и выволокла на свет божий то, о чем он даже не подозревал, — ничем не объяснимое ощущение скудости, неполноты его существования, которому чего-то не хватает. Это его-то жизни чего-то не хватает? Он столького достиг, пользуется признанием и авторитетом. А сколько экспедиций, сколько покоренных вершин на его счету! Спасенных жизней, наконец!

Гаррет вздохнул и пошел в ванную. Первым делом в глаза бросились кружевные женские вещички, висевшие на кране над ванной. Как раз когда он уже почти перестал о ней думать!

Так-так… Новая зубная щетка и косметика. Ты видишь? Как можно любить женщину, которая не может обойтись без косметики! Это просто немыслимо.

Гаррет выключил свет и направился к Анжелике. Целуя ее в пухлую щечку, он вдруг почувствовал себя виноватым, что не пришел раньше, чтобы пожелать ей спокойной ночи. И все из-за дурацких переживаний по поводу каких-то неведомых чувств. Раньше такое случалось, только если его срочно вызывали на поиски пропавших людей.

Он вдруг с кристальной ясностью осознал, что Анжеликино «Я люблю тебя» ему столь же необходимо, как и его любовь — ей. Это был кульминационный момент каждого его дня, перед которым мерк даже не раз испытанный им высший миг торжества, когда ему удавалось вырвать людей буквально из лап смерти.

— Старею, — пробормотал Гаррет, качая головой.

Он вышел в прихожую и с нарочито равнодушным видом прошел мимо двери, за которой спала, а может, просто лежала, глядя в потолок, Тони. Тоже небось бодрствует после трех чашек кофе.

Однако, когда он наконец лег, перед глазами тут же встала картина сегодняшнего вечера: они с Тони на крыльце, склонившись друг к другу — одна голова темная, другая яркая, как пламя, — наблюдают за котом, который поглощает с презрением отвергнутые им прежде креветки.

Приятная истома разлилась по всему телу, стало тепло и хорошо, и он заснул.

Кто-то кричал — тонко, пронзительно, надрывно.

Тони проснулась. По ушам снова резанул душераздирающий крик, от которого у нее по коже побежали мурашки.

Тони вскочила с постели, охваченная ужасом. Это же Анжелика! Плохо соображая спросонья, она схватила туфлю — все-таки какое-никакое оружие — и выбежала в прихожую.

Анжелика снова вскрикнула и зашлась в плаче. Тони ворвалась в комнату, держа наготове туфлю, и остановилась, вглядываясь в темноту. Да нет, комната пуста — только она и вздрагивающая фигурка под одеялом. Тони бросила туфлю, подбежала к кровати и осторожно приподняла край одеяла. Анжелика лежала, сжавшись в комок, из-под плотно закрытых век текли слезы. Она вся дрожала.

Тони села с ногами на постель и, приподняв странно тяжелое, словно сведенное судорогой тело девочки, положила ее голову себе на колени.

— Тише, милая, это тебе приснилось, — шептала Тони. — Страшный сон.

Тони нащупала под одеялом руку Анжелики, и детские пальцы с неожиданной силой вцепились ей в запястье.

— Мамочка, — срывающимся голосом проговорила Анжелика. — Мамочка?

— Нет, дорогая, это я, Тони.

— Мамочка?

— Нет, моя маленькая, это я, Тони, твоя анти. — С каких пор это слово перестало быть непривычным?

Анжелика открыла глаза и устремила на Тони непонимающий, удивленный взгляд. Вид у девочки был испуганный и растерянный. Тони улыбнулась. Как ее успокоить, что говорить, что делать?

Она обрадовалась, когда в дверях показался Гаррет, и тут же заметила, что он в одних спортивных штанах. Ее взгляд невольно задержался на его груди — гладкой, с рельефно выступающими мускулами.

Гаррет в несколько шагов пересек комнату и, присев на постель рядом с Тони, стал ласково гладить влажные от пота волосы Анжелики.

От него приятно пахло. Как раз так, как должен пахнуть мужчина.

И давно она стала экспертом по мужским запахам?

— Дядя?

— Да, это я, моя хорошая.

Тони почувствовала, как при звуках этого спокойного, ласкового голоса тело девочки расслабилось, словно присутствие Гаррета означало, что все плохое позади.

— Мне снилось, как разбился самолет. Дым и огонь. — Голос у Анжелики подрагивал, на густых ресницах блестели капельки слез.

— Я знаю, детка. Мне тоже это снится.

Этих двоих, большого, сильного мужчину и маленькую, слабую девочку, объединяло общее страдание, и они отважно старались помочь друг другу. Тони почувствовала, как их боль окутывает и ее. Может, она здесь лишняя? Тони попробовала подняться, но девочка одной рукой еще крепче сжала ей пальцы, а другой вцепилась в край синей футболки. Тони остановилась — майка и так еле прикрывает бедра, а если она задерется еще выше…

— Тебе снится красно-белый самолет?

— Да, красно-белый. — Голос Гаррета дрожал, словно ему было больно говорить.

— Вам обоим снится одно и то же?! — Тони была поражена. — Но ведь вас там…

— Да, меня там не было, — сказал Гаррет. — Ну как, кроха, тебе уже лучше?

Анджи молча кивнула, засовывая в рот палец. Боже, она же совсем ребенок!

— Только не уходи.

— Я не уйду. Ты же знаешь, я никуда не уйду. Я буду рядом, сколько ты захочешь.

Эти нежные и ласковые слова, обращенные к ребенку, каким-то утешительным бальзамом пролились и на душу Тони, заполнив те потаенные уголки, о существовании которых она и не подозревала.

— Ты тоже останься, — сонно проговорила Анджи.

— Сколько захочешь, — отозвалась Тони, чувствуя тяжесть детского тельца на коленях, прикосновение крепкого, надежного плеча Гаррета, ласково поглаживающего лоб девочки.

Зачем я это сказала, подумала она, глядя на Анжелику. Сколько захочешь. Она такая маленькая, ей еще долго нужно будет, чтоб о ней заботились.

Как это непросто — любить ребенка. Что она ей скажет, когда придет время уезжать? Мне больше не до тебя? Мне надо ехать?

Тони бросила взгляд на Гаррета. Нежность смягчила черты его лица, убрала с него привычную жесткость, и в полутьме комнаты он показался ей необычайно красивым.

Нет, нет и нет, она не пустит их в свое сердце. Ни за что. Об этом нельзя и думать, если она хочет жить дальше так, как привыкла.

Анджи застонала во сне, и Тони почувствовала себя виноватой — нашла время думать о себе.

Она не обольщалась насчет своего пения, но почему-то ей вдруг пришла на память песня, которую она слышала в раннем детстве:

Девочка сонно пошевелилась, устраиваясь поуютнее, а Гаррет слегка вздрогнул. Тони вопросительно на него взглянула.

— Ничего. Просто неожиданно.

— Что? Песня?

— Ее мать обычно пела ей эту колыбельную.

— Мне ее пела моя мама. Я думала, она сама ее сочинила, — прошептала Тони.

— А я думал, это Сара сочинила. Я ее больше ни от кого не слышал.

Тони охватило странное чувство: будто они втроем оказались во власти чего-то, не зависящего от их воли. И при этом она сама ничуть не испугалась. Напротив, все вокруг — и то, как она сидит с заснувшим ребенком на коленях, и рядом Гаррет, — все это неожиданно наполнилось каким-то новым смыслом.

— Она заснула, — прошептал он немного погодя, наклонившись к самому ее уху. Тони почувствовала на щеке его дыхание. Еще чуть-чуть — и он сможет ее поцеловать.

Ее словно пронзило током. Если б не Анджи, она бы вскочила и убежала.

Поцелуй… Его губы у нее на губах, руки перебирают ей волосы, и от них по всему телу расходится жар… Владевшее ею чувство покоя и уюта сменилось лихорадочным беспокойством — это все из-за того, что она оказалась среди ночи, в темноте, наедине с этими чужими ей людьми.

Только они ей вовсе не чужие. Такое чувство, что им суждено было встретиться. И полюбить.

Она осторожно переложила Анджи на постель и попыталась подняться — и все стало еще хуже. Потому что, стараясь поскорее встать на пол, она невольно прижалась голой ногой к его бедру, а ее груди скользнули по его обнаженной груди. Ее пронзило такое жгучее желание, какого она никогда прежде не испытывала.

Тони чуть не упала, когда почувствовала прикосновение его рук. Ей хотелось бежать, но бежать было некуда — от себя не убежишь.

— Пойдемте, — негромко проговорил Гаррет, встав и подоткнув края одеяла, — вы вся дрожите. Дрова в печи, наверное, прогорели. Я сварю какао.

Дрова прогорели. Какая удача.

Пить какао глубокой ночью перед разгорающимся камином, прижавшись друг к другу…

Иди спать, приказала она себе. Но вместо этого, едва Гаррет протянул ей руку, она с готовностью ухватилась за нее, словно была не в состоянии сделать в темноте и нескольких шагов.

А когда его крепкая, жесткая, сухая рука сомкнулась вокруг ее ладони, ей показалось, что она нашла того, кто поведет ее за собой.

По жизни.

— Замкнутый круг, — пробормотала Тони.

— То есть?

— Ничего не видно, — солгала Тони, хотя впервые в жизни видела все очень ясно. Даже слишком.

Гаррет включил свет в прихожей.

— Так лучше? Да вы совсем замерзли, вся в мурашках. Пойдите наденьте что-нибудь, я пока сделаю какао.

Тони взглянула на свои ноги, едва прикрытые короткой майкой, и, ойкнув, бросилась к себе в комнату.

За ее спиной раздался короткий смешок.

Оставайся здесь, приказала она себе. Представь, что ты играешь в прятки и хорошо спряталась. Вот и сиди, здесь ты в безопасности. Просто глупо отсюда выходить.

А с другой стороны, почему не сделать глупость?

Жизнь зашвырнула Тони во взрослый мир, когда ей было всего семнадцать, взвалив на плечи тяжесть не по возрасту. И Тони никогда не позволяла себе подобных шалостей — когда пылает голова, сердце готово выпрыгнуть из груди, а ноги покрываются гусиной кожей.

Тони выбрала самую невзрачную одежку, чтобы казаться как можно незаметней. С такой серой мышкой только какао и пить, больше ничего в голову не придет.

А я ничего иного и не хочу, решительно сказала себе Тони и пошла на кухню.

Он с улыбкой обернулся. Надеть майку он так и не удосужился.

Она единым взглядом вобрала в себя широкие плечи, рельефно выделяющуюся грудь, мускулистые руки, плоский живот. Ее глаза сами собой остановились на его губах.

Нет, она хочет много больше, чем какао. Ей нужны его губы, его руки, его сердце.

— Идите сюда, к огню. Вы вся дрожите.

Тони подошла к печке, от которой приятно веяло теплом. Он пододвинул ей стул. Она села и стала следить, как Гаррет легко и привычно двигается по кухне. Она попыталась отвести от него взгляд и смотреть на огонь. Ничего не вышло.

Гаррет подал ей чашку какао.

— То же самое, что вчера. Пойдет?

— Вполне.

Она сама удивилась, как прозвучал ее голос — голос протеже мадам Йелтси, коммерческого директора в двадцать четыре года. Тони сделала глоток и зажмурилась.

— Великолепно. Вы настоящий ас по части готовки.

Гаррет засмеялся.

— Это же из пакетика.

— Неважно. Уметь выбрать лучший сорт — уже талант.

Гаррет снова засмеялся весело и непринужденно.

— Скажите, почему вы решили приготовить ужин? Ведь не было никакой необходимости.

— Это у меня хроническое — обязательно должна быть первой. Обычно у меня получается.

— Вам, наверное, было бы проще приехать в четверг.

— Книжный автобус, — сказали они в один голос и рассмеялись.

— И часто у Анжелики кошмары? — спросила Тони уже серьезно. — А у вас?

Веселые искорки в глазах Гаррета погасли.

— Сейчас реже. Раньше это было каждую ночь. В последнее время где-то раз в две недели.

— А у вас?

— Какое-то время не было ни разу.

— И вы оба видите одно и то же?

— По-моему, да. У нас с братом так было. У близнецов это бывает. А Анжелика, она… у нее дар ясновидения.

— Ясновидения? А точнее?

— Она видит то, чего не видим мы с вами. Не сказал бы, что она умеет предсказывать будущее, скорее, у нее очень сильно развита интуиция, которая позволяет ей предугадывать события.

— Она сказала, что разговаривает со своей матерью…

Гаррет выжидательно посмотрел на Тони.

— И что та ей отвечает. Она даже хотела спросить у нее, как готовить курицу.

— Ради всего святого, почему вы ей не дали этого сделать?

Оба прыснули со смеху.

Тони еще никогда и ни с кем не смеялась так естественно. Она и не думала, что можно вот так «совпасть» с каким-то человеком. Ну, может быть, с мамой.

— Я один раз взял Анжелику с собой в экспедицию, — заговорил Гаррет. — Так она вывела нас как раз туда, где был пропавший турист. Якобы она что-то слышала.

Ты не уедешь. Эти слова раздались у Тони в ушах так отчетливо, словно Анжелика произнесла их сейчас в кухне. Голос прозвучал с такой убежденностью…

Тони поежилась.

— Лучше допивайте какао и идите спать — у вас очень усталый вид.

— Вам тоже рано вставать. Расскажите мне о курсах, что вы там делаете?

— Разное. С нынешней группой начнем с азов — с ориентации на местности, с чтения карты и компаса. Потом кое-что о первой помощи, о выживании в условиях зимы. И в конце — стандартное восхождение и тренировка подъема и спуска носилок на веревках.

Тони нравилось его слушать. Мир, где он чувствует себя так уверенно и свободно, просто замечателен. Все, что связано с ним, замечательно. Господи, как хорошо сидеть вот так, чувствовать, как по всему телу разливается тепло от горячего какао, от печки пышет жаром, а в ушах звучит его голос.

— Надо идти спать, — закончил Гаррет.

Порознь, мысленно добавила Тони.

— Да, надо бы.

Ни один не двинулся с места.

Он сделал это первым. Но не встал и не пошел к выходу, а наклонился к ней.

Какая глупость.

Их губы встретились…

— Спасибо за ужин, — сказал он хрипло.

Тони, превозмогая внутренний трепет, приняла прикосновение его прохладных губ. И отстранилась.

— Спасибо за какао, — сказала она.

Встань и иди. Но не встала и не ушла. И он тоже.

— Спасибо за то, что сидели сегодня с Анджи. — И он поцеловал ее еще раз.

Тони почувствовала, что у нее кружится голова.

— И за то, что прибежали к ней, когда она плакала, — сказал Гаррет, понижая голос. И тут самообладание ему изменило. Тони поняла это, когда его губы впились ей в рот так, словно он не собирался ее больше отпускать. Никогда.

Ты не уедешь. Никогда. Тони вскочила, озираясь по сторонам.

— Что?

— Мне показалось, что Анжелика проснулась.

Гаррет прислушался. Он снова выглядел таким же сдержанным, как раньше.

— Уже очень поздно, — сказал он, поднимаясь.

За ним встала и Тони, стараясь смотреть куда угодно, только не на его губы, и тщетно борясь с невыносимым желанием, волнами накатывавшим на нее.

Это был истинный голод. За все эти годы — ни одного увлечения, ни одной связи. Вот откуда эта чудовищная вспышка страсти.

— Прошу прощения, — тихо заговорил Гаррет. — Просто уже поздно, я устал. И потерял голову.

— Да. Я тоже.

— С такой женщиной, как вы, потерять голову ничего не стоит.

— Тут один странный тип предложил мне пошептаться с ним наедине. — У нее на лице появилась пренебрежительная гримаска.

— Ничего удивительного.

— Гаррет, вы, я, мы…

— Не можем. Я знаю.

Да что он знает?!

— Вы уезжаете, — мягко произнес он, — а я остаюсь здесь, и Анжелика не может быть одновременно в моем мире и в вашем.

Вот так, яснее не скажешь. Да и могло ли быть иначе?

— Нельзя не признать, вы очень рациональны, — заметила она.

— Логичен.

— Пожалуйста, поцелуй меня.

— Тони…

— Просто на память. Я потом долго-долго буду вспоминать.

И он поцеловал ее. Такой поцелуй вспоминают всю жизнь.

Он жег огнем, он был страстен, и в нем было что-то суровое и пугающее.

Тони отстранилась и увидела в потемневших глазах то, что испытывала сама, — неодолимое желание.

С коротким вскриком она бросилась к себе в комнату, захлопнула дверь и разрыдалась, без сил навалившись на нее.

Как глупо! Пора бы знать, что сувениры — это то, что оставляют на последний момент перед отъездом, иначе они очень обременительны. Вот так, под влиянием минутного порыва, можно испортить себе жизнь.

Поцелуй у самолета, если он повезет ее в аэропорт. Или на автобусной остановке. Быстро-быстро — и прощай. Вот как нужно было!

Это ж надо — попросить поцеловать, когда впереди еще не один день.

Теперь при одном взгляде на него ей вспомнится вкус этого поцелуя и как в ней будто что-то развернулось и, словно легкий шелк, подхваченный ветром, взметнулось вверх, обретая собственную жизнь.

У него есть школа спасателей, напомнила она себе, залезая в постель и поеживаясь от холода при мысли, что им не быть вместе.

Тони вытерла мокрые от слез щеки. В душе царило полное смятение, какое не посещало ее с того самого дня семь лет назад, когда она после смерти матери поклялась себе, что больше никого не полюбит — слишком больно терять тех, кого любишь.

Тони закрыла глаза, хотя, скорее всего, ей сегодня не заснуть. Но вспомнилась мать, которую она так любила. Тони пригрелась и в конце концов крепко уснула. Проснулась она, лишь когда хлопнула входная дверь, сообщив ей, что Гаррет ушел на работу.