"Демоны космоса" - читать интересную книгу автора (Стальнов Илья)

Глава одиннадцатая

ПОБЕДА НАД СЕРВИСКОМПОМ

Допуск офицера флота открывал мне доступ к кое-какой закрытой для простых смертных информации, И я вовсю его использовал. Мне иногда казалось, что у меня осталось немного времени, а я еще должен понять что-то. И я собирал в информбанках казавшиеся мне нужными сведения, пытаясь получить ответы на вопросы. Зачем все? Кто мы? Кто наши враги? Мной владела навязчивая идея, что от ответа на эти вопросы зависело нечто важное…

Я полулежал в кресле, а голопроектор проецировал передо мной текстовые блоки, меняющиеся объемные изображения, графики.

Итак, наш враг – Меркана и ее колонии, саттелиты. Талана как-то говорила, что Объединение мерканских свободных миров держится на трех опорах – запреттехнология-психоконтроль-бессмертие. То есть то, на что давно наложено табу в Лемурийской Большой сфере. В свое время у нас, в основном под влиянием религиозных организаций, было принято решение о жестком контроле за этими областями науки и технологий. Две сотни лет назад разгорались горячие споры по этому поводу. Доносились гневные голоса – мол, церковь лезет туда, куда ей лезть не положено. Тогда человечество было опьянено достижениями научно-технического прогресса, и воображение людей рисовало светлое технотронное будущее в самых радужных красках. И большинство не понимало, что есть запретные области, куда ноге человека лучше не ступать. Там – территория тьмы. То, что на Лемурии было традиционалистское общество с твердыми религиозными устоями, спасло нас.

Теперь мы понимаем, что церковь первая почувствовала опасность.

Примерно такие же процессы в то время проходили и на Меркане – в своем развитии мы, располагавшиеся в разных концах обитаемой сферы человечества и ведать не ведавшие о существовании друг друга, шли след в след. Только там ситуация неожиданно устремилась в иное русло. Мы умудрились обойти смертельно опасные западни прогресса и остаться самими собой. На Меркане процесс глобализации экономики, информации и культуры, стандартизации общества шел слишком легко и зашел далеко. Национальные, религиозные, рассовые различия там стирались, как легкие карандашные линии ластиком. Рушились государства и исчезали границы, Растворялись, как пластмасса в серной кислоте, традиции и привычные социальные и культурные образования. Победно завоевывали мир либеральные ценности, которые неожиданно оказались опасной игрушкой. Наступала эра глобальной информации. И однажды меркане узнали, что власть имеет тот, кто владеет информационными потоками.

Обычно процесс глобализации вырастает из возведения чуть ли не в ранг божественных начал принципов частного предпринимательства, свободы, равенства и прав отдельного индивидуума, демократической системы правления. Понятно, что долго на таком песке никакое планетарное сообщество, пусть даже оно и сплотилось на какое-то время, не простоит. Бесконтрольное разграбление природных ресурсов, рост внутренней напряженности, имущественное расслоение, преступность, перехлестывающая через все разумные пределы, – все это в конечном итоге приводит к хаосу и саморазрушению. Впрочем, как показывает опыт многих цивилизаций, когда эти принципы начинают декларироваться как всемирные и общеобязательные – это просто означает, что появились силы, которые используют их для своих неблаговидных целей. И цели эти сводятся к банальному мировому господству. А оно если и достижимо, то на непродолжительный в исторических масштабах срок. Так что из мути появляется цивилизация, по общепринятой классификации принадлежащая к типу «Т-Н-2-4» (технологическая-неустойчивая-уровень развития от двух до четырех по десятибалльной шкале). Обычно такие уродцы долго не живут. В системе «мудрого» мирового правления со временем накапливаются сбои, элиту пожирают внутренние противоречия, и все заканчивается разрухой, темными временами, а потом – постепенным восстановлением цивилизации и переходом ее на иной уровень социальной стабильности.

Две с половиной сотни лет назад на Меркане сложилась вполне обычная ситуация – один влиятельный тайный мистический орден образовал коалицию с наднациональными властными структурами, финансовыми воротилами, хозяевами крупнейших средств массовой информации и промышленниками. Так появилась группа, которая скромно именовала себя теневым мерканским планетарным правительством. И, используя весь необходимый в таких условиях арсенал средств – развязывание локальных войн, провокации, террористические акты, держала мир на грани, используя в своих целях нестабильность и достигая реальной власти.

Мечта любой власти – полный контроль над социальными и экономическими процессами. А это возможно, когда обладаешь способностью действенно влиять на мозги подданных, заставлять думать так, как выгодно тебе, попросту – зомбировать их почем зря.

В эпоху бурного развития средств массовой информации на Меркане (да и на большинстве гуманоидных планет) проводились первые опыты по психоконтролю. Средств на это дело не жалели. Проводились исследования и по психотронике – аппаратному воздействию на сознание, и по созданию эффективных психотропов – химических веществ Да много еще чего перепробовали мерканские головастики в своих особо секретных, скрытых от любопытствующих глаз лабораториях, кажется, не вполне соображая, с какими силами играют Большинство входящих в технологическую эру цивилизаций больно обжигаются на этом. Вот только меркане умудрились пойти куда дальше других. Когда ситуация на планете благодаря деятельности властного монстра – теневого планетарного правительства – дестабилизировалась настолько, что все отстроенное эфемерное уродливое строение, зиждящееся на глобальной нестабильности и умело подогреваемых противоречиях во всех сферах, трещало по швам и грозило рухнуть, были предприняты первые удачные опыты глобального психоконтроля. И результат всей этой мерзости – стабильность социально-экономической и управленческой системы намертво застыла не так далеко от красной черты. Там остается и до сих пор.

– Элита. Первый эшелон, – приказал я.

И в воздухе стали возникать и растворяться лица. Представители верхнего правящего эшелона Мерканы. Семьи промышленников, политических деятелей, ученых. Некоторые привыкли быть на виду, другие всегда в тени, и кто занимает какое место в иерархии – нам неведомо. Доведенные до совершенства пластическим трансформированием лица Красивые. Холодные. И кажется – неживые. Мне всегда становилось не по себе, когда я глядел на них.

Мерканская элита – это вообще тема для долгого разговора. В принципе, любая элита нестабильна. Ее главный враг, не знающий пощады, – время. Если вначале она еще способна направлять общество, то со временем просто вырождается физически. Ощущение превосходства над остальным миром ломает слабые души. Привычка к роскоши расслабляет, превращает людей в изнеженных сибаритов. Дети вырастают куда дурнее и недальновиднее родителей. Элита деградирует, оказывается неспособной распорядиться наследственным правом властвовать, и рано или поздно сметается. Кроме того, амбициозное чувство собственной исключительности и высокого назначения перечеркивается очень просто – однажды приходит смерть с косой и отсекает голову. Смерть равняет всех. И пусть ты правишь миллионами людей, передвигая их, как пешки, все равно ты стареешь, дряхлеешь и понимаешь, что при всей мощи тебе неподвластны время и смерть. И тут на рубеже эпох на Меркане появляются технологии продления жизни. Не бесконечного, естественно, – вечного ничего нет, но продолжительность жизни возрастает многократно. При этом люди получают возможность жить полноценно, а не скрипеть артритными суставами.

В чем состоит процесс глубокой биологической стабилизации, как это называется по-научному? О технологиях мы не знаем ничего конкретного – это одна из самых оберегаемых тайн меркан. Наши медики тоже не дураки, они достигли значительных успехов в геронтологии, отодвинув смерть и старость Расцвели в последнее время нанотехнологии – молекулярная инженерия, микророботы чистят артерии, сшивают сосуды, химические и полевые средства стимулируют организм. Мы живем в два-три раза дольше предков. Раньше редкие долгожители могли похвастаться возрастом, который для нас еще вполне рабочий Но… Мерканские технологии – это нечто иное. Нечто пугающее. О них доходят самые разные слухи, от большинства из них мороз продирает по коже, но это только слухи, Мерканские головастики без страха и оглядки вмешивались в самое сокровенное. Они с легкостью мысли и чувств снимали генетическую программу на смерть, меняли биополевые информационные структуры. В человеке, как гласят и наука, и главные религии, есть установка на смерть. Душа отделяется от тела и ищет новое пристанище. Меркане же запирали себя в тюрьмах собственных тел.

И вот основной момент – каждый сеанс глубокой стабилизации стоит дороже, чем космический корабль. Понятно, подобная процедура доступна только избранным. Той самой элите.

В общем, меркане достигли у себя того, чего хотели: вечную властную элиту, прикрываемую, как фиговым листком, демократическими институтами, и состояние стабильной запрограммированной нестабильности плюс глобальный, пусть и не тотальный, но достаточно эффективный психоконтроль над массами. «Вечные» устроились на своем шарике весьма уютно. Но монстру всегда тесно. Монстр жаждет экспансии. И тогда на Меркане возникла «благородная» (так во всяком случае они преподносят ее до сих пор, что, надо отметить, действует на недалекие умы) идея глобализации уже в галактических масштабах. Что и происходило – переползая от системы к системе, они подминали под себя планету за планетой, пока чуть больше сотни лет назад не столкнулись с нами.

Ох, какое это было событие! Лемурия нашла в космосе равную цивилизацию. Надо же, отыскали в холодной пустыне космоса братьев и партнеров. Мы так считали… Вот только быстро наши отношения охлаждались. Стремление меркан из высоких гуманных побуждений распространить свои ценности, а заодно и влияние на Лемурийскую сферу вызвало в свое время один из самых значительных кризисов, поставивших под вопрос наше существование. Обошлась нам дружба с мерканами дорого. Их влияние ощущается до сих пор. Эта зараза проникла в души людей, и ее не вылечили даже десятилетия войны Отношения очень быстро прошли стадии обожания, равнодушия, недоумения, неприязни, ненависти и плавно перетекли в войну.

И продолжается она уже десятилетия.

Я вызвал очередной пакет информации о мерканах, Замелькали изображения главного их города Ронды, в нем воплотились самые безумные архитектурные фантазии, помноженные на совершенные технологии. Это был воплощенный сон. Арочные пролеты, крепостные стены, иглы трех семикилометровых небоскребов, наклоненных друг к другу и презирающих законы тяготения, гигантские стереопроекции, перекрывающие, искажающие и украшающие реальность. Ронда могла вызвать одно чувство – восхищение.

Сзади послышалось слабое шуршание распахивающегося дверного проема.

Я не стал оборачиваться. Сзади меня – Талана. Командир имеет беспрепятственный допуск в каюту любого своего подчиненного. А кроме того, я спиной ощутил – это она.

– Здравствуй, Талана, – я коснулся пальцем компкарточки перед собой, и из пола выросло кресло.

– Изучаешь врага, – она присела, закинула ногу на ногу и, прищурившись, недобро посмотрела на пейзаж мерканской столицы.

– Пытаюсь.

– Я тоже пыталась. Долго. И не скажу, что мне это удалось.

– Но что-то удалось.

– Что-то – несомненно. Главное – просто, – она расслабленно откинулась на спинку, провела по полоске кресла, и оно обволокло ее мягко, уютно. Я терпеливо ждал продолжения. – Меркане – это зло.

– Это понимает большинство из нас.

– В том-то и дело, что не понимают. Меркане достигли слишком многого. Они слишком долго были на территории тьмы, Серг. За возможность оттянуть смерть «бессмертные» заложили души, – сказала Талана. – Свои души и души своих подданных. И теперь они – воплощение зла…

Я кивнул.

– Зло бывает привлекательно, – она махнула рукой на изображение Ронды. – Бывает прекрасно. Притягательно… Но тут каждый выбирает для себя.

– Мы выбрали.

– Мы правы, Серг. Главное, не терять ощущение правоты.

– Я понимаю.

– Ничего ты пока не понимаешь… *** Мне опять снилась какая-то муть. Какая именно – я так и не смог вспомнить. Из сна меня лихо вышиб скрежещущий по внутренностям сигнал тревоги.

Я вскочил на ноги, сразу по привычке впрыгивая в комбез, который обнял меня ласково, с шипением заварились швы, теперь он сидел как влитой.

– Атака противника, – шуршал комп на моем поясе. – Командный пункт разрушен. Пятая и восьмая секции заблокированы. Пробоины…

Я на ходу положил компкарточку на ладонь, коснулся точки активизации, и над карточкой в воздухе повисло голографическое изображение. Эта была объемная схема «Бриза», усеянная пульсирующими красными и зелеными точками и бесформенными сгустками. Красными отмечены разрушенные области, зелеными – закрытые временно для доступа.

– Эвакуация… Эвакуация, – трещал компьютер. Потом что-то зашипело. Голографииекое изображение над моей рукой пошло рябью. Похоже, главный комп тоже выходил из строя, и мой комп получал информацию непосредственно из обслуживающих узлов.

Я быстро прикинул обстановку. Дела неважные, Повреждено силовое поле. Чтобы мощный удар электромагнитного орудия вывел из строя главный компьютер, нужно невероятное стечение обстоятельств, но так и произошло. Это значит, что нам отмеряны считанные минуты. Сейчас пойдут в раздрай системы жизнеобеспечения, корабль начнет умирать и распадаться. Если плазмоторпеда угодит в силовое ядро кваркового реактора, то всплеск гравитации сперва втянет в себя все вокруг, порвет, как бумагу, толстую броню, а потом – всплеск энергии, ядерный взрыв – и «Бризу» конец.

Надо торопиться…

По коридору неслись люди. Один нырнул в лифт За ним еще двое. А вот этого делать нельзя. Они имеют шанс замереть в прозрачной кишке и вообще не вырваться.

Больше проем лифта не открывался. Но я и не собирался им пользоваться. Я действовал, как положено, когда корабль разваливается. Пешком – в ближайший эвакуационный ангар.

Я сломя голову несся по коридору, температура в котором скачкообразно повышалась – еще немного, и нас поджарит. И воздуха становилось все меньше – дыхание спирало.

Я успел пролететь через сходящиеся в точку листки диафрагмы, перегораживающие коридор. Переборка отрезала тех, кто бежал за мной, от спасения. Да, ребятам следовало шевелиться шустрее.

Следующий коридор, наоборот, был проморожен, так что ледяной воздух обжигал легкие.

Капитан-техник, бежавший рядом со мной, подвернул ногу, упал, взвыл от боли, со стоном выругался. Теперь он сам двигаться быстро не мог. А впереди уже закрывалась очередная диафрагма, стремясь отсечь очередной выведенный из строя участок коридора.

Я подхватил капитана.

– Нога, – прошипел он. – Не могу… Я взвалил его на плечо и поволок вперед. Он был не очень тяжелым.

– Сейчас отрубится весь сектор, – простонал капитан-техник.

– Ничего…

– Брось меня…

Начиналась излюбленная патриотическими стереосериалами тема – брось меня, друг. А я не брошу.

– Спокойствие, – хмыкнул я и еще резче устремился вперед. Когда проход почти затянулся, я просто прыгнул вперед и упал на мягкий пол, умудрившись не переломать кости себе и капитану, который зашипел от боли, навалившись на меня сверху. Я поднялся, подхватил его и двинул дальше.

Мы очутились в круглом помещении с плоским низким, сияющим мерным желтым светом потолком. Сюда выходили четыре коридора. Три из них уже были отрезаны.

– Попали, – прошипел капитан-техник, видя, что закрывается черной диафрагмой спасительный проход, ведущий к палубе и ангарам со спасательными шлюпками.

Я ударился ладонью о металлопластик затянувшегося прохода и зашипел от боли и обиды.

Компсистемы отрезали коридоры и сектора без всякой жалости, не считаясь с потерями, не выжидая. Они отлично были выучены арифметике – лучше потерять одного, чем всех. Люди отсекаются, как ненужные малые величины, списываются в расход в бухгалтерии войны. Компьютеру хорошо, ему незнакомы муки совести. Человеку с такой работой просто не справиться.

– Все, отрезали. Мы погибли, – капитан-техник опять застонал. Похоже, он был заправским нытиком. Я прислонил его к стене.

– Шарх побери, – он ударил кулаком по стене.

– Спокойно, капитан. Спокойно…

Я прикрыл глаза. Сердце стучало напористо и часто. И во мне будто что-то рвалось наружу.

И тут я четко увидел картинку. Нечто похожее на «объем», который возникает перед глазами в контактшлеме. Цепочка огоньков. Меняющийся узор разноцветных светящихся линий. Странные, меняющие форму или застывшие бетоном «скульптуры». Я сначала не понял, что это такое. А когда понял, мысленно приказал себе не впадать в ступор, а использовать свалившийся шанс.

Я прижмурился и усилием воли, почему-то решив, что мне все по силам сегодня, попытался замкнуть две светящиеся полосы. Они не сдвинулись.

Я напрягся. Внешне это ни в чем не выражалось, если не считать выступившего на лбу пота. Сил требовалось столько, будто я тягал груз эдак килограммов в двести. И никакого видимого эффекта.

– Что с вами, лейтенант? – озаботился капитан-техник.

– Помолчите, – бросил я резко.

Опять я попытался свести треклятые линии… Они дрогнули. И поползли друг к другу. Замкнулись. Треск…

– Ох, – воскликнул капитан-техник, глядя, как открывается проход.

Тут светящийся до того ровным светом потолок замигал. Становилось темнее. И воздуха все меньше…

– Давай, – я подхватил под мышки капитана-техника и поволок.

Перед нами открылся узкий эвакуационный ангар с пятью спасательными шлюпками, стоящими на пусковых магистралях магнитных разгонщиков.

– Возьмите, – приказал я лейтенанту-медику, который стоял у ближайшей шлюпки.

Тот вместе с сержантом из интендантской роты подхватил капитана и поволок к шлюпке.

В шлюпки в предельном темпе рассаживались те, кто уцелел. Тянуть резину резона не было. Воздух уже начал разряжаться, и я провел рукой по неудобному ошейнику на шее, вздулся пузырь вокруг моей головы, и прозвучал голос компа комбеза:

– Система жизнеобеспечения изолирована Все, можно гулять в открытом космосе, правда, не слишком долго Передо мной была спасшлюпка номер пять – это номер счастливый для меня. И, кстати, по расписанию эвакуации эту шлюпку должен вести именно я.

Ворвавшись в кабину, я увидел, что Талана уже устроилась в правом кресле. Пока все шло гладко, как и положено по варианту «15».

– Корабль рассыпается, как песочный замок в ураган… Думала, что ты не успеешь, – спокойно произнесла она.

– Успел, – я перевел дыхание. В голове гудел колокол. Дыхание я никак не мог восстановить. Меня выбила не столько пробежка с капитаном на плече, сколько борьба с дверью.

Я дезактивировал «пузырь» комбеза, вздохнул полной грудью воздух и нацепил контактный шлем. Привычно вошел в контакт с компом шлюпки. Так, все системы работают нормально. Из тридцати положенных по расписанию человек на борту восемь. Остальные отрезаны в раскаленных до красна или промерзших коридорах, в которых с каждой секундой все меньше воздуха.

Створки ангара раздвинулись, открывая черноту космоса. Прямо перед носом нашей шлюпки висел в воздухе на треть съеденный тенью голубой диск Дарны.

– Пошли, – кивнула Талана и сорвала шлюпку с места. Она вывела ее в пространство по широкой дуге.

На экране было видно, как от корабля отваливают десятки шлюпок, унося тех, кто спасся.

Я перевел дух. Дрожь поднималась откуда-то из глубины живота и растекалась по всему телу.

– Не расслабляйся, – прикрикнула Талана.

Цифры менялись перед глазами. И вдруг поползла змеей красная полоска. Она означала, что радоваться рано. Если сейчас рванет реактор «Бриза», то нас накроет волна…

А реактор начинал разваливаться. И мы не успевали отойти на достаточное расстояние.

– Держись, – крикнула Талана. Уф, резко она вдарила! Перегрузка такая, что, казалось, я размажусь в блин. В глазах меркнет. Веки весят тонну. Кожа сползает со лба и щек и уходит назад…

Пятно, означавшее наш линкор, мигало все чаще и угрожающе. Корабль доживал последние мгновения – торпеда угодила прямиком в кварковый реактор, который тут же пошел в разнос.

Ну же. Доли секунды до взрыва…

Когда реактор рванул, внутри моего шлема светилась зеленая полоска – мы на безопасном расстоянии.

Талана положила истребитель на прямой инерционный курс. Перегрузка отпустила.

– Вырвались, – произнесла Талана, снимая шлем…

– Отбой. Учебная тревога завершена, – послышался голос адмирала. – В пятнадцать-ноль командирам подразделений – в звездный зал на подведение итогов.

– Кстати, вырваться удалось немногим, – сказал я.

– Тем, кто привык выживать, – усмехнулась Талана.

– Штабные издеваются. С каждой тревогой условия становятся все жестче.

– Правильно. И ближе к боевым. Когда у тебя отмерзнет и отвалится стеклянный нос или запузырится кожа на обожженных ладонях, только тогда что-то дойдет, – Талана задала программу возвращения и размякла в кресле Чтобы пришвартоваться в обычных условиях, участия пилота не требуется.

Я тоже попытался расслабиться. По идее, я должен был ощущать удовлетворение от блестяще выполненной, пусть и учебной, задачи. Должен быть доволен собой. Но меня со всех сторон мягко обволакивала тревога, проникая куда-то в глубины и отзываясь страхом Мне было страшно. Шарх, как я умудрился взять под контроль узловой компьютер сервисконтроля?

Каким образом заставил его открыть дверь после того, как был получен приказ на отсечение сектора? Я не знал. И мне было жутко, как одинокому путнику, очутившемуся в полном угроз ночном лесу. Только боялся я самого себя.

Люди не могут напрямую помыкать компьютером Ходили слухи, что в лабораториях оборонных институтов удавалось доказать экспериментально психокинетические явления. Якобы там делали такие штуки – передвигали взглядом предметы, мыслью парализовывали компы, читали ладонями надписи. Но все эти слухи были хороши тем, что никто никогда так и не смог их ни подтвердить, ни опровергнуть – выбирай, что по душе.

Что же со мной? Или во мне?

– Кто ты? – спросил меня однажды начальник контрразведки полковник Торрел. А действительно, кто я такой – выпускник летной школы, единственный уцелевший на Галахваре?

– КТО ТЫ, СЕРГ? – отдалось во мне. *** Шлюпка мягко вошла в посадочный ангар, качнулась в силовых полях и устроилась на положенное ей место.

– Интересно, как наши пассажиры? – усмехнулся я. Несмотря на наши постоянные тренировки и участия в боевых вылетах, мы с Таланой чуть не отключились от такого дикого старта. Технари и медики, набившиеся в пассажирский отсек, переносили перегрузки куда хуже нас. Придется, похоже, роботам-чистильщикам отдраивать шлюпку, а то еще понадобится помощь медиков.

Часть корпуса рядом со мной разъехалась, и я спрыгнул на мягкую поверхность посадочного ангара. Повел плечами до хруста в костях.

Талана последовала за мной Сделав несколько круговых движений головой, она потянулась к своему компьютерному планшету.

– Так. Из нашего звена не успел вылезти только лейтенант Толлнак Пама. А двое сумели добраться до своих истребителей и вышли на линию атаки. Отличный результат, Серг.

– Люди растут.

– Наша методика подготовки сказывается. Лучший результат на «Бризе» – наш.

Створки пассажирского отсека спасшлюпки распахнулись, и мы услышали яростное утробное рычание.

Вот кого я не ждал увидеть!

Первым из пассажирского отделения вывалился командир космодесантников-наемников капитан Вольген – мой недоброжелатель. Он сорвал шлем и отбросил его метров на десять Борода его торчала клочковато, глаза были мутные. Он постоял немного, потом его вывернуло наизнанку.

Зрелище было неаппетитное, и я брезгливо отвел глаза.

Вольген отчаянно ругался по-раввански. Его опять вывернуло. Из спасшлюпки появились его подчиненные.

Надо отдать им должное – трое из пятерых были полностью экипированы: броневые костюмы с элластоусилителями, ранцы, контактшлемы, разрядники, виброножи, плазменные гранаты и связка осколочных гранат, кассеты капельной защиты. Человек внутри этой металлической боевой машины, именуемой стандартным оснащением десантника, казался жалкой, хрупкой и далеко не самой важной деталью.

Капитан Волъген припал на колено. Паук медаптечки на его груди налился синим светом и гудел. Наконец десантник пришел немножко в себя. Очумело поглядел на нас. Узнал. И тут его туманный взор налился злобой.

– Это ты, мерзкий урод! – он прожег меня взглядом. – Тебе нужно вырвать руки, ублюдок!

– Какие претензии? – полюбопытствовал я.

– Ты вез не мешок с дерьмом, а десантников Рав-ваны, грязный ублюдок!

– Только на таком разгоне мы могли выйти из зоны поражения реактора!

Вольген качнулся, оглянулся на свое воинство.

– Сопляк. Сейчас ты утонешь в собственной блевотине! – он шагнул ко мне.

Я содрогнулся, представив, как утяжеленная эластоусилителями железная ладонь раздавит мое плечо, поползет к горлу и выдавит из меня жизнь. Но страх тут же ушел, поднималась ярость. Я набычился, решив, что не отступлю.

– Ты, мерканский ублюдок! – с этими словами Вольген тяжело направился ко мне.

– Стоять, – спокойно произнесла Талана. Она держала в руках разрядник, который подобрала рядом с сидящим на полу равванским десантником. – Еще одно движение – и тут будет жарко, – она змеино улыбнулась.

– В клочья… Обоих… – прохрипел Вольген, подаваясь резко вперед.

Талана стояла неподвижно, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она будто вообще не воспринимала опасности ситуации. Она плавно выжала спусковой рычаг. Блеснул разряд. Пластик на полу вспучился.

– Сообщение, – произнесла Талана, поднеся браслет к губам. – Нападение на офицера…

Эти слова охладили Вольгена. Он замер на миг, сжал кулак. И хрипло зарычал – в этом рыке выражались его ненависть и неутоленная жажда насилия.

– Все в порядке, – он отступил.

– Как я понимаю, ты пошутил? – слова Таланы падали холодными ледышками, они были способны отрезвить самые горячие головы.

– Ты правильно поняла, СС, – он овладел собой. – Мы оба погорячились…

– Отбой. Ложная тревога, – произнесла Талана, и браслет, мигнув, выключился.

Вольген повернулся к своим землякам:

– По местам, парни…

Его воинство поковыляло к выходу.

– Ты снова ошиблась, Талана. Это входит у тебя в привычку, – криво усмехнулся он напоследок.

– Все небезгрешны, – ответила она.

– Этот ублюдок, как и ты, умеет наживать врагов… На флоте бывает всякое… Несчастные случаи, – прошипел он, приблизившись.

– В том числе и при высадке десанта. Десантники нередко гибнут от своих…

– Увидим, – он обернулся и, пошатываясь, пошел прочь. «Диафрагма», ведущая из ангара, сомкнулась за его спиной.

– Кажется, он немножко нас невзлюбил, – я нервно хмыкнул.

– У равван нет такого понятия – немножко не любить. Они ненавидят и отдаются этому чувству всей душой… Они были бы хуже меркан, если бы не вкладывали в свою злость столько эмоциональной энергии, – Талана улыбнулась.

– Равване – серьезные враги.

– Да… И ты нажил одного из них.

– Я ему сразу не понравился. И не могу понять, почему.

– Ты – мой ведомый… Ненависть ко мне распространилась и на тебя.

– У ваших отношений есть история?

– Есть, – кивнула она. – Не хочется ворошить прошлое. Я знаю только, что Вольген всадит мне нож в спину, как только я зазеваюсь… Теперь нельзя зевать и тебе.

– Учту…

– Когда-нибудь он убьет меня. Или я убью его…

Мне не по себе от будничности ее тона. И я с трудом верил своим ушам. Вдруг флот предстал передо мной совершенно с другой стороны. Оказывается, возможно, чтобы один офицер таким спокойным тоном обещал убить другого и намеревался со временем воплотить это стремление в жизнь.