Энн Хэмпсон Любовь, как следствие вендетты

Глава первая

Сидя за своим обычным столиком в таверне, Тони Фримэн ждала, когда ей принесут заказанный ленч и смотрела на танцоров. Не считая Андролы, которая помогала своему отцу управляться в кафе, Тони была здесь единственной женщиной.

Пару лет назад Тони и Андрола проводили в Греции свои каникулы. Тогда Андрола заявила:

— Ненавижу ходить в эти кафешки! На каждом мужском лице там написано вожделение. Если они так обожают любоваться женской фигурой, какого черта не выводят в свет своих женщин?

Тони на это тогда просто рассмеялась. А год спустя, окончательно покоренная Грецией, Тони, к своему удовольствию, добилась работы на Крите, где уже жил ее дядя, женившийся после войны на гречанке и надолго осевший в здешних местах. Владелец отеля, в котором она работала, настойчиво пытался ухаживать за ней, но, к счастью, вскоре она нашла менее любвеобильного шефа — владельца туристического агентства, где ее знание английского и греческого языков здорово пригодилось.

Тони уже узнавала мужчин, которые частенько бывали в кафе Павлоса, а с некоторыми и подружилась, потому что, покоренные знанием их родного языка, они вечно втягивали ее в свои разговоры.

Появилась Андрола с ленчем для Тони, а за столик опустился молодой критянин. Она с улыбкой ответила на его приветствие.

— Все прекрасно, — заметил Саввас. — Я решусь на это.

Он бросил на стол газету, и Тони увидела заголовок.

— Видишь, что произошло, — добавил беззаботно Саввас.

— Это ты сделал? — глаза Тони расширились от ужаса. — Но это ужасно!

— Это вендетта. Человек вошел в кафе, где я сидел, и воткнул в спину молодого парнишки нож. Секундное дело.

Тони вздрогнула. В первый раз услышав о вендетте, она поразилась, что такой варварский обычай смог сохраниться в такой стране, как Греция. Но он сохранился, как в Мани, так и на Крите. И хотя многочисленные просвещенные судьи должны были бороться с преступностью любого рода, они действовали очень осторожно, когда дело касалось этого старого, пустившего мощные корни обычая. Тем не менее приговоры выносились, и в то же время вендетта была оправданием и убийцы ходили на свободе.

Тони пробежала глазами колонку под заголовком.

Главкос, убийца, недавно узнал, что дед юноши двадцать лет назад убил одного из его родственников, и тут же решил совершить возмездие, потому что «кровь смывается кровью».

— Это же дикость, Саввас. Почему вы поддерживаете это? — Он пожал плечами. — Многие из нас считают, что это неправильно, но, к несчастью, многие считают и по-другому. В основном это старики и пожилые люди, которые неотступно следуют традициям. И потому этот обычай еще имеет большую силу во многих деревнях.

— Мне кажется совершенно невероятным, что это невозможно прекратить сразу, тут же. В конце концов Греция считается первоисточником западной цивилизации, а этот обычай так примитивен!

— Остатки язычества, очевидно.

Как делали все греки, Саввас хлопнул в ладоши, привлекая внимание Андролы. Она уже пыталась обслужить одновременно два столика и, повернув голову, сделала извиняющийся жест, прося Савваса подождать.

— Вспомни, — продолжил Саввас, — может, мы и создали цивилизацию и культуру, но были язычниками.

Тони нахмурилась, все еще не принимая того, что человек может воспринимать убийство, как исполнение долга. Глаза ее замерли на танцорах. Они исполняли пендозалис, танец, изначально танцуемый воинами. Очарованная движениями танцоров, она смотрела на них и размышляла, что бывали и другие случаи, когда проявлялось язычество Греции. Саввас рассмеялся, увидев выражение ее лица, и сказал:

— Такое прекрасное личико не должно хмуриться.

Комплимент остался без внимания. Тони еще не встречала грека, который не говорил бы комплиментов.

— Мои мысли заставили меня нахмуриться.

Она неохотно ворочала на тарелке рыбу. Представив в уме сцену, которую видел Саввас, она почувствовала, что не хочет есть.

— Если б я была здесь судьей, то выносила бы только суровые приговоры. Это единственный способ остановить этот дурацкий обычай.

— Почему человек должен получить тюремное заключение за дело, на которое послала его семья, если он на самом деле верит, что выполняет свой святой долг?

— В некоторой степени я понимаю, — неохотно согласилась Тони после некоторых размышлений. — Но совершенно ясно, что это должно быть искоренено.

— Понадобится много времени.

Он прервался, чтобы сделать заказ Андроле.

— Знаешь ли ты, — продолжил он через минуту, — что есть люди, верящие, что возмездие должно совершиться, даже если смерть была случайной.

Это потрясло ее.

— Тогда они, должно быть, фанатики?

— С таким обычаем, как этот, многим приходится быть фанатиками, — ответил Саввас, и Тони продолжала раздумывать над этим, когда вышла из кафе. Она вспомнила трагедию их семьи и подумала, что если слова Савваса правда, то и саму ее может затянуть этот дикий обычай вендетты. Тогда она даже не подозревала, насколько был прав молодой критянин.

Несколько недель спустя, Тони закрыла дверь магазина, куда заходила купить всякую мелочь после рабочего дня, и пошла к своей машине, чтобы отправиться домой. К ней подошел мужчина и попросил подвезти его. Это был грек. Коротко расспросив, куда ему надо, она с улыбкой открыла перед ним дверь. Ей пришлось свернуть с обычного пути, чтобы довезти его, но она не задумывалась. Грек был очень стар.

— Вы работаете в туристическом агентстве мистера Петро?

— Да, — улыбнулась она. Даже в таком большом городе, как Гераклион, все всё друг про друга знали.

— Вам нравится остров?

— Да, очень.

— Мой внук живет на Родосе. Это самый красивый остров. Вы там бывали?

— Нет, мне еще предстоит насладиться им.

Тони уменьшила скорость, подъезжая к светофору, но свет сменился на зеленый, и она снова нажала на педаль акселератора.

— Вы живете в Гераклионе всю жизнь? — спросила она, поглядев быстро на его «врагас». Теперь молодые люди не носили такую одежду, но старики утверждали, что им гораздо удобнее в ней, чем в брюках.

— Я приехал из деревни, далеко отсюда. Очень далеко… Вы бы сказали, что она отрезана от цивилизации.

— Вам нравится жить в Гераклионе?

— Теперь привык.

Так они болтали на самые разные темы, пока не добрались до маленького домика в форме куба.

— Вы не откажетесь немного отдохнуть и перекусить со мной?

Этот вопрос Тони ожидала и слегка с сожалением вздохнула. Такие были планы! Она собиралась посвятить вечер приведению дома в порядок и написать всем письма.

Но греческому гостеприимству, иногда неожиданному и всегда искреннему, нельзя было отказать.

— Большое спасибо. Здесь можно оставить машину?

— Подайте немного вперед и тогда сможете выключить фары.

Он прошел по ступенькам дома вперед и открыл дверь. Потом пригласил ее в гостиную, а сам было отправился приготовить что-нибудь из еды.

— Вы живете один? — остановила его Тони, входя в комнату, ясно об этом говорившую.

— Совершенно один. Моя жена умерла, а дети имеют свои семьи.

Он вышел, а она стала оглядываться. Обычная тяжелая мебель и старинные безделушки; иконы на стенах и вышитые накидки на стульях. Ее взгляд остановился на фотографии на стене, о чем-то смутно напоминавшей… и тут вдруг она увидела на столе кинжал. Хоть он и был в ножнах, но выглядел как-то зловеще. Она хмуро смотрела на кинжал, когда наконец появился с подносом старик. Он поставил его на стол, но когда она потянулась к одной из чашек с черным кофе, он оттолкнул ее руку, протягивая ей другую чашку.

— Здесь меньше сахара, — торопливо объяснил он.

— Англичане не любят слишком сладкий кофе.

Она внезапно встревожилась, заметив загоревшийся в стариковских глазах огонь. Это было странно, она никогда не испытывала ни малейшего страха в компании с греком, даже если это был молодой грек. Но сейчас с этим стариком она почувствовала себя, мягко говоря, неуютно.

— Разве вы не присядете? Он был слишком близко, высокий, худощавый, ноздри его широко раздувались, а губы плотно сжались, превратившись в тонкую ниточку. —

Пейте кофе! Чашка была уже у ее губ, но при этом его грубом оклике она поставила ее обратно на блюдце.

— Мне пора идти, — холодно сказала она и, поднявшись, пошла к двери.

— Она заперта.

Тони медленно повернулась и посмотрела на него. В Англии друзья Тони считали ее бесстрашной девушкой, способной постоять за себя в любой ситуации. А среди ее друзей были отчаянные вояки, заветной мечтой которых был орден Виктории. Внутреннее бесстрашие отражалось и в чертах ее красивого лица. Сейчас оно выразилось в пристальном взгляде и в ледяном холоде голоса.

— Я не знаю, что вы собираетесь делать, но учтите, что я смогу себя защитить. Откройте, пожалуйста, дверь.

Тишина, а потом вкрадчиво прозвучало:

— Я собираюсь тебя убить.

Опять тишина. Взгляд Тони автоматически остановился на столе.

— Вам придется объяснить. Вы даже не знаете меня.

В мягко звучащем голосе Тони не было ни малейшего намека на страх. Мужчина был очень стар, и ей ни на секунду не приходило в голову, что он может быть сильнее ее.

— Я знаю, что ты живешь на острове уже год, — сказал старик. Он стоял у стула, на котором она только что сидела, его тонкие узловатые руки беспокойно двигались.

— Да, это так.

— Тогда ты уже слышала о вендетте?

— Да, я слышала о вендетте. Но какое это имеет отношение ко мне? Вы ошиблись… вы обознались.

— Твое имя Антония Фримэн.

— Да, — Тони в замешательстве сдвинула брови. — Я только что вам сказала, что вы не знаете меня.

Она вгляделась в его лицо:

— И я совершенно уверена, что не знаю вас.

— Твой брат был здесь пару месяцев назад?

Тони слегка побледнела. Она вспомнила, что рассказывал Саввас. Рукой откинув упавший на лоб локон волос, она обнаружила, что лоб ее совершенно мокрый.

— Да, он приезжал навестить меня.

— Он убил мою сестру… мою старую хромую сестру!

— Это был несчастный случай, а не предумышленное убийство! Мой брат тут же был оправдан здешним судом!

— Судом да, но не мной! Это была преступная езда, а поскольку я не могу поехать в Англию, чтоб убить его, я убью здесь тебя! Это мой долг по закону вендетты — «кровь смывается кровью убийцы или кого-нибудь из его семьи!».

Итак, ей попался один из тех фанатиков, о которых она рассуждала с Саввасом. Очевидно, разум старика значительно ослабел с возрастом, и Тони заговорила, пытаясь выразить искреннее сожаление.

— Случилось несчастье, действительно большое несчастье. Но она вышла на проезжую часть дороги… было очень темно, вспомните… и даже не посмотрела по сторонам. И она была полностью одета в черное, мой брат не видел ее.

— Мы часто ходим по дороге, а наши женщины, старые женщины, всегда одеваются в черное, ты знаешь об этом.

— Но мой брат этого не знал. Откуда он мог знать, если только что приехал? Поверьте мне, — она продолжала говорить мягким голосом, — даже когда его оправдали, он все равно винил себя сам. Во всех его письмах он сожалеет о том, что приезжал на остров. И мои отец и мать… Они также расстроены ужасно из-за этого несчастного случая.

Глаза Тони затуманились, когда она вспомнила о потрясении, обрушившемся на ее семью после того, как Хью сбил хромую старуху, вышедшую неосторожно на дорогу; автомобиль он взял напрокат за несколько часов до трагедии. И он, и их родители до сих пор тяжело переживали случившееся. А что касалось самой Тони, не проходило и дня, чтобы она не вспоминала об этом несчастном случае.

— Они расстроятся еще больше, узнав о смерти доченьки! Ты умрешь… я убью тебя… этим ножом!

Она бросила взгляд на чашку, стоявшую на подносе.

— Я хотел убить тебя, когда ты будешь без сознания, потому что ты — женщина, но это не важно. Я не буду тебя долго мучить. Мне приходилось убивать много овец и свиней, и я никогда не позволял им страдать больше, чем нужно.

Его глаза светились дьявольской радостью, предвкушая удовлетворение от выполненного долга.

— Боишься? Я же сказал тебе, что это не займет много времени!

— Этого вообще не будет, — начала она и оборвала разговор.

Старик, угадав ее намерение, первым схватил кинжал, потому что стоял ближе к столу, чем она.

Он сделал попытку вытащить кинжал из ножен, и она решила действовать, сблизившись с ним, впервые удивляя его своей силой. Но он быстро пришел в себя, и через несколько секунд Тони поняла, что его внешность сильно обманула ее. Его тело было старым, его мозг плохо соображал, но мышцы оставались сильными. Отлично понимая, насколько глубоко пустил корни этот варварский обычай, она не надеялась, что старик пойдет на попятную.

Понимая, что находится перед лицом смерти, ее вдруг охватило чувство недоверчивого удивления к его превосходящей силе. Она поняла это, когда они начали бороться, и в этот страшный момент перед глазами пронеслись лица всех членов ее семьи. С хладнокровием, которое приходит, когда храбрец встречается с неизбежностью, Тони увидела каждого в отдельности, представляя их реакцию на известие о ее смерти. Хью, который всю жизнь будет нести тяжесть вины, за которую только косвенно ответствен; ее мать, которая никогда не оправится от шока. Уже наполовину лишившись сил в борьбе со стариком, Тони мимолетно вспомнила, как мать уговаривала ее не ехать за границу, особенно на Восток. Там так много опасностей, беспокоилась она, а Тони смеялась и говорила, чтобы та не была смешной! Потом Пэм, овдовевшая сестра Тони, и ее дети. Они любили попроказничать, но Тони души в них не чаяла. Дэвиду было девять, Робби — восемь, а Луизе — семь; их отец умер два года назад. Наконец, отец Тони, которого она боготворила. Его самое последнее письмо… такое подавленное, оно оставило на сердце Тони чувство тяжести. Его бизнес, когда-то процветающий, погибал из-за вновь открытого универмага на другой стороне улицы, и его спасала только покупка этого магазина, а за него просили около фунтов стерлингов.

Эти мимолетные видения резко оборвались блеском кинжала у ее лица. Старику удалось вытащить его из ножен. Тони схватила старика за запястье, пытаясь удержать кинжал подальше от сердца, но в ушах уже стучала кровь, и силы быстро уходили. Потрясенная своей беспомощностью, она сделала отчаянную попытку избежать смерти, но одних душевных сил было мало. Необходима была грубая физическая сила, а в этом с чокнутым стариком, страстно желающим убить ее, она сравняться не могла.

Она почувствовала, что скоро потеряет сознание, и действительно окружающее стало меркнуть, но вдруг, сквозь помутневшее сознание, она услышала за дверью голоса и, собрав все силы, оттолкнула старика так, что тот отлетел на кресло.

— Отец… Отец! Открой и пусти нас! — Слова звучали по-гречески, но Тони, конечно, поняла их. — Дед! —

Теперь английский. Сказано властным тоном, тоном человека, привыкшего к немедленному исполнению его приказов. — Открой дверь!

Говоривший не стал ждать, с треском ломающегося дерева дверь распахнулась внутрь. Кинжал был вырван из рук старика, но никто из вошедших не обратил на Тони никакого внимания. Она, задохнувшаяся, совершенно обессилившая, упала на ближайший стул.

— Благодарю, Боже, мы успели вовремя! — Разразившись слезами, женщина кинулась на шею отцу. — Мы не позволим тебе попасть в беду! — Женщину волновал только ее отец. На его жертву ей было наплевать!

Тони резко повернула голову. Выкрутившись из объятий дочери, старик проревел:

— Дарес, как ты здесь оказался? И какого черта ты вмешиваешься? — Голос старика стал пронзительным и отрывистым. Тони еще больше удостоверилась в том, что он слабоумный. Знают ли его родственники об этом? Более, чем похоже, что знают.

— Мама сразу послала за мной, как только узнала, что ты собираешься сделать, — заговорил молодой человек. — Я немедленно приехал, но мы не знали, что именно ты собираешься делать, пока не встретили Луиса и тот сказал, что перед твоим домом стоит машина девушки, которую ты хочешь убить.

— Луис?! — казалось, старик сбит с толку.

— Он узнал, что ты понял, где сестра. И пошли слухи о том, что ты собираешься отомстить, поэтому он сразу же связался с матерью.

— Луис, мой верный друг! — с горьким сожалением сказал старик.

— Он переживает только за тебя. Как и мы; мы хотим оградить тебя от беды. — Голос прерывался и был резок, но в непреклонности звучало терпение. Как будто он разговаривал с капризным ребенком.

— Мама уже сказала, что мы не позволим тебе подвергать себя опасности. Смерть тети Софии была несчастным случаем, и ты должен забыть о мести.

Он говорил на греческом языке, и Тони догадалась, что они не хотят, чтобы она поняла, о чем они говорят, а она не подавала виду, что знает их язык.

— Ты не имела права посылать за Даресом, — дрожащим от гнева голосом закричал старик. — Я должен убить эту девку. Ее брат убил мою сестру, кровь за кровь!

— Это не было убийством, — сказал Дарес тем же спокойным голосом, с теми же терпеливыми интонациями.

— Тетя София выскочила на дорогу прямо перед машиной, у него не было ни малейшего шанса затормозить.

Услышав это, Тони подняла голову и вгляделась в смуглое лицо. Написанные на нем решительность и чувство собственного достоинства были, несомненно, английскими, но чрезвычайная сдержанность в чувствах и слишком твердые черты, делавшие лицо почти каменным, а также жесткость и надменность были, несомненно, атрибутами греческого происхождения.

«Его отец — англичанин, — решила она. На нее все так же не обращали внимания, и она, откинувшись на спинку стула, продолжала молчаливо наблюдать эту странную сцену. Дарес вложил в ножны кинжал и держал его в руках.

— Меня не интересует, что для тебя это несчастный случай, — сказал старик. — Что-то внутри меня говорит, что я обязан отомстить.

Его глаза горели, как два раскаленных уголька, его одержимость была ненормальной.

— Ты понимаешь, что попадешь в тюрьму?

— Нет! О, Дарес, не говори так! — закричала женщина. — Мы здесь для того, чтобы оградить отца от тюрьмы!

Не обращая внимания на ее слова, старик пожал плечами и сказал, что его приговорят на пару месяцев от силы.

— Не смеши! — в отрывистом голосе уже не было никакого терпения, никакой мягкости. — Это убийство, и оно не может быть допустимо или оправдано. Приговоры становятся строгими, и ты попадешь в тюрьму до самой своей смерти.

— Ты не испугаешь меня. Убийство из мести не рассматривается как убийство. — В первый раз, как вошли эти двое, старик посмотрел на Тони: — Я убью ее. Я поклялся — и я сделаю это.

Она вздрогнула. Этот старик был одержим дьяволом.

Она перевела взгляд на его внука. Никакого сходства, кроме роста. Старик был крестьянином из далекой деревни, где он прожил всю жизнь и где, очевидно, вендетта сохранилась в большей степени. Дарес же был высокообразован и культурен. Его мать тоже сильно отличалась от своего отца.

Ясно, что она была очень счастлива, когда вырвалась из своей деревни и вышла замуж за англичанина. Дарес посмотрел на Тони, и она ответила ему прямым взглядом. Она подумала, что он тоже мог быть безжалостным. Он не высказывал никакого сожаления о том, что произошло с ней; как и его мать, он был озабочен только стариком и тем, как уберечь того от тюрьмы. Наконец Тони не выдержала и заговорила язвительным голосом:

— Большое спасибо, что спасли меня от этого сумасшедшего!

Прямые черные брови его высокомерно приподнялись, он холодно смотрел на нее.

— Может, вы хотите уйти? Вы свободны, можете уйти, когда пожелаете.

Она задохнулась. Ни извинений, ни слов сочувствия к ней. Что за мерзкая семейка!

— Благодарю, — резко ответила она. — Буду более чем рада выйти на свежий воздух!

Она яростно вскочила, но тут же рухнула обратно, ноги отказывались держать ее.

Дарес и его мать, видно, здорово удивились, но ни один не спросил, почему она передумала.

— Я должен убить ее, — закричал старик, смотря на внука. — Я не умру, пока не отомщу.

— Отец, успокойся. Успокойся и будь разумным.

Дарес уже объяснил тебе, дорогой, что смерть твоей сестры не требует отмщения.

— Вы не сможете мне помешать, никто из вас, так что не тратьте время понапрасну.

Тони еще раз всмотрелась в лицо старика и, что было совсем не похоже на нее, почувствовала страх, увидев решительность старика. Дарес тоже встревожился. Он отрывисто заговорил:

— Мисс Фримэн, — он прервался и нахмурился. — Имя вашего брата Фримэн, насколько я помню?

Она кивнула. Он продолжил:

— Мисс Фримэн, вы должны немедленно покинуть Грецию.

Ошеломленная этим холодным приказным тоном, она молча смотрела на него, а он продолжал:

— Вы не знаете греческий, иначе поняли бы серьезность ситуации. Мой дед сильно расстроен смертью сестры и не позволит этому делу утихнуть, а поэтому вы незамедлительно должны покинуть остров.

Тони вскипела.

— Боюсь, это невозможно, — быстро сказала она, не обращая внимания на его замечание о том, что она не понимает по-гречески. — Я только что нашла работу и подписала шестимесячный контракт.

— У кого вы работаете? — спросил он и, когда она ответила, сказал: — Предоставьте все мне. Я все улажу утром, и вы сможете покинуть остров позднее — днем. Я не знаю, есть ли авиарейсы, но на материк ходит много паромов.

Гнев душил ее, когда она подняла голову и, так же, как и он, высокомерно заговорила:

— Вы что, серьезно думаете, что я вот так брошу работу и через пару часов уберусь с острова?

Он нетерпеливо вздохнул:

— Если бы вы знали моего деда, то не колебались бы ни минуты. Ради вашей же безопасности, мисс Фримэн, вы должны покинуть Крит.

— Ради моей собственной безопасности, — ответила она, — я должна пойти в полицию. — За этой угрозой последовала полная тишина. Тони никогда бы не прибегла к угрозам, но эти необычные обстоятельства заставили ее пойти на это. Дарес и его мать немного изменили тон и поведение.

— Мой совет, — наконец сказал Дарес, — покинуть остров.

— Бросить работу и улететь из-за угроз какого-то сумасшедшего? Мне это не подходит.

— Вы отказываетесь наотрез?

— Совершенно верно. А его посадят в тюрьму.

Говоря это, она так не думала. Старик был очень стар и по всему не проживет долго. Кроме того, хотя для цивилизованных людей вендетта была дикостью, а убийство непростительным, для людей же, которые живут здесь, она была частью жизни. Обычай зародился очень давно, так же, как и некоторые обряды замужества, которые сохранились в удаленных малоразвитых деревнях на востоке. Этот человек раздул вендетту до абсурдных размеров, но ясно, что его мозг поражен потерей сестры, и, руководствуясь этим, он совершенно уверен, что его долг — отомстить.

— Мисс Фримэн, — в голосе женщины прозвучали нотки отчаяния, — если вы уедете, мы компенсируем вам это.

— Нет.

Хотя Тони постепенно осознавала необходимость покинуть остров, она не могла удержаться, чтобы не заставить их хоть немного поволноваться. Просто наказать их за бессердечность.

— Я буду и здесь в абсолютной безопасности… когда схожу в полицию.

Мать с сыном быстро переглянулись. Старик тяжело опирался на стол. Он прерывисто дышал, его лицо исказилось. Тем не менее он по-английски произнес:

— Полиция не сможет тебя оберегать все время, — и, не отводя глаз от ее лица, злобно и угрожающе продолжил: — Я подожду… такое случается и в деревне, когда хотят кого-нибудь убить. Прячутся по углам, среди деревьев, а когда наступает удобный случай, убивают.

— Прекрати говорить ерунду, — сказал Дарес, гневно глядя на деда. — Вендетта — дикий пережиток.

— По-твоему, Дарес, по-твоему. Но мое поколение следует обычаям, к которым я привык, и так велит мне мое чувство долга. — Он говорил тише, контролируя себя, но в голосе звучала решимость, которая говорила о том, что он твердо уверен в своем долге. Дарес сильно нахмурился, а его мать заплакала от переживаний.

— Он сделает, — всхлипнула она. — Дарес, что нам делать? — И, не дожидаясь ответа, она повернулась к Тони: — Мисс Фримэн, назовите вашу цену, и мы заплатим… сколько бы вы ни сказали.

Удовольствие держать их в нервном ожидании отступило перед желанием успокоить эту женщину. Оплаченный дом — все, что она попросила бы. И только потому, что у нее его не было.

— Я вернусь в Англию, но вам придется заплатить… — она замолчала, заметив резкий поворот головы Дареса и появившееся в его глазах упрямство. — Вам придется заплатить…

— Мы ничего не будем платить, — оборвал он ее, не дав закончить. — Мы не позволим шантажировать себя из-за глупых причуд веры моего деда. Мать не должна была предлагать вам деньги.

Сработало. ТеперьТони не собиралась уступать и дюйма, и с горящими глазами и сжатыми кулаками она снова повторила угрозу пойти в полицию.

— Так полиция или деньги? — Он презрительно ее оглядел. — Вы уверены, что хорошо подумали?

— Дарес! — вмешалась его мать, переходя опять на греческий, — Не спорь с ней. Дай ей все, что она захочет.

— Я не потворствую шантажисткам… Дед, в чем дело? — Старик схватился за голову рукой. Он выглядел очень усталым, и Тони поняла, что их борьба выбила из сил и его.

— Я пойду, отдохну, — сказал он и вышел из комнаты.

— Заплати, Дарес, и забудем обо всем этом.

— Женщина не может мне приказывать. Ты очень неразумно поступила, упомянув о деньгах.

— Но твой дед… ведь он сделает это, Дарес.

Ее сын механически кивнул и нахмурился, о чем-то раздумывая.

— Должен быть какой-то способ оградить его от себя?

— Только, если ты ей заплатишь…

— Это против моих принципов, — оборвал он ее безжалостно. — Должен быть другой способ. — Он посмотрел на Тони: — Вам придется уехать, — грубо сказал он.

— И не собираюсь!

Он раздраженно вздохнул, потом обернулся к матери.

— Она явно не захочет подчиниться, не получив денег, — неохотно согласился он.

— Тебе придется отступить от своих принципов, это не так уж трудно.

Его темные глаза сузились.

— Ты ждешь, что я подчинюсь ее требованиям? — звонким голосом сказал он и покачал головой. Но, бросив на него косой взгляд, Тони увидела, что лицо его напряжено, на щеках двигались желваки. Он смотрел в пустоту, сильно хмурясь своим мыслям. Тони продолжала наблюдать за ним, раздумывая, что он унаследовал от своего кровожадного деда. Если не желание убивать, то уж бессердечность — это точно.

После нескольких минут глубокого раздумья, он наконец произнес с едва сдерживаемым бешенством:

— Сколько вы хотите, мисс Фримэн?

Вздох облегчения вырвался у его матери, казалось, она сбросила огромную ношу. „Пора, — подумала Тони, — назвать Даресу свою цену“, — но вдруг в нее будто дьявол вселился, и она, подняв голову, вызывающе ответила:

— Нисколько. Я пойду в полицию.

Дарес хмуро уставился на нее:

— Но вы собирались просить деньги.

— Я передумала. Почему я должна бросать работу?

Его глаза угрожающе сузились. „Что он собирается сделать?“ — подумала Тони.

— Это ваше последнее слово? Вы совершенно точно хотите пойти в полицию?

Она заколебалась. Зачем она так далеко зашла? И как она теперь пойдет на попятную.

— Совершенно точно, — быстро ответила она, когда увидела проблеск надежды, появившийся у них в глазах из-за ее задержки с ответом. Что он о ней в конце концов думает? Не важно. Его мнение интересовало ее меньше всего.

— О, дорогой, — вскрикнула его мать. — Это все ты своими пререканиями с ней. Она готова была назвать цену. Теперь мы ничего не сможем сделать…

Она прервалась, потому что в комнату вошел старик.

Его глаза блестели.

— Я тут кое о чем подумал, — проговорил он. —

Дядя этого убийцы живет на Крите. Я узнал это, когда справлялся о ней! Так что если она уедет в Англию, я убью ее дядю.

Он засмеялся в ответ на выражение лица Дареса.

— Да, я убью его… или кого-нибудь из его детей.

Мне говорили, что у него есть дочь, — он наклонился к Тони и злобно посмотрел на нее. — Ведь так? Его самую младшенькую… очень красивую…

У Тони замерло сердце.

— Вы не тронете моего дядю…

Но старик уже ушел, и единственным звуком в комнате, когда голос Тони умолк, были всхлипывания матери Дареса. И Дарес, и Тони погрузились в размышления.

Что же делать теперь? Она почти согласилась уехать домой. Но новые планы сумасшедшего старика ухудшали ситуацию. Если она останется, ее жизнь в опасности, но если она уедет домой, на ее дядю или на кого-нибудь из его семьи нападет этот ненормальный старик.

Женщина подняла голову и посмотрела на Дареса, потом на Тони, потом снова на Дареса.

— Не согласишься ли ты, — произнесла она, — жениться на ней?

— Что-о-о? — Этот возглас могла бы издать и Тони, но она молчала. Дарес, буквально открыв рот, смотрел на мать, как будто та, как и ее отец, наполовину сошла с ума.

А Тони просто задохнулась, проглотив свое удивленное восклицание.

— Ты же знаешь, запрещено убивать родственников, — быстро говорила женщина, избегая встречаться с сыном глазами. — Если ты женишься на ней, они станут родственниками и он не сможет никого из них тронуть. Это закон его деревни, а он их выполняет точно.

Она, съежившись от страха, ждала ответа, но Дарес молчал, и она быстро добавила:

— Я знаю, тебе это ненавистно… но… Дарес, ты смог бы жениться? Все еще ошеломленный этим предложением, он продолжал сверлить ее взглядом. „Ясно, — думал он, — она сошла с ума“. Тони чуть не выдала, что она поняла все, несмотря на то, что разговор шел по-гречески, но все-таки сумела удержать готовые сорваться с губ восклицания.

Наглая женщина! Никогда, с тех пор как Тони приехала в Грецию, она не встречала такую семью. Сначала ее чуть не убил один из них; потом, после того как их появление вовремя отвело опасность, ни женщина, ни ее высокомерный сын даже не поинтересовались, как она себя чувствует, и не предложили что-нибудь, чтобы успокоить ее нервы и поддержать ее силы. В добавление ко всему ей приказали убираться с острова, обвинили в вымогательстве и теперь хотели использовать ее, если этот бессердечный человек согласится с предложением матери, чтобы спасти смертоносного маньяка от него самого! Никогда еще в своей жизни она не чувствовала такой жажды отмщения, но если речь идет о мести, она никогда не сможет избавиться от мести ей. Как бы там ни было, никакой возможности отомстить нет, и она молча, с большим интересом ждала, что произойдет дальше!

— Жениться на ней! Ты ненормальная!

Чувствуя, как презрение и отвращение поднимаются в ней, она уже открыла рот, чтобы так же высокомерно, как он, сказать, что она все поняла и что она обо всем этом думает. Но тут снова заговорила женщина:

— Это единственное решение. Конечно, она может пойти за тебя, просто чтобы спасти своего дядю. Но думаю, что если она узнает о твоем состоянии…

— Об этом нечего и думать! — он сделал резкий жест рукой, давая понять, что его решение окончательно.

— Ты, должно быть, сошла с ума, предлагая такое!

С бессильным движением она отвернулась от сына, а Тони увидела страх в ее глазах. Без сомнения, она любила своего отца, и если его посадят в тюрьму, это разобьет ее сердце.

— Ведь эта женитьба будет временной, — начала опять женщина с упрямой настойчивостью. — Очевидно, ты не хотел бы ее в… в… Я хочу сказать, что ты не можешь не брать ее в жены, но как только с отцом что-то случится, ты сможешь отправить ее… расторгнуть брак. Я не просила бы тебя, если бы это повлияло бы на всю твою жизнь, но это, возможно, не надолго.

Никаких замечаний от Дареса, только хмурый взгляд, и его мать отважно продолжала:

— Это же позор. Ты подумал об этом? Образованные греки считают вендетту вне закона, и ты тоже имеешь свою точку зрения на это. На тебя всегда смотрели, поддерживали в твоих деловых кругах высокое мнение о тебе. Подумай о моем предложении, ради всех нас. Твои сестры, вспомни… — добавила она с той же отчаянной решимостью.

Тони почувствовала, что у нее от злости сейчас лопнут все сосуды. Подумать об этом предложении! Как будто, если этот заносчивый сынок только поманит ее, она, Тони, тут же побежит. Благородное жертвоприношение!

— Это к делу не относится!

— Джулия в университете… и Маргарита. Бизнес ее мужа, — а его могут выбрать председателем деревни. Ты не можешь позволить им страдать от позора!

Тони так сжимала кулаки, что побелели костяшки.

Если она не покинет этот дом, то просто лопнет от возмущения, хотя она не двинулась — так велико было ее замешательство в том, как поступить ей дальше в этой ситуации.

— Это невозможно. Ты знаешь мое мнение об английских женщинах.

Он продолжал развивать мысль, и злость Тони превратилась в бешенство, когда она услышала, что английские девушки не привлекательны и заносчивы, что они золотоискательницы, которые заманивают в ловушку свои жертвы мнимой беспомощностью, но потом навязывают эмансипированную силу своим неподозревающим мужьям, превращая их в бесхребетные существа, которые сами себя не уважают.

— Нет, благодарю! — сказал он. — Когда придет время, я возьму гречанку, которая будет знать свое место.

— Я понимаю твою антипатию, Дарес, но это единственное решение. Мне неприятно об этом думать так же, как и тебе, но только эта жертва с твоей стороны спасет от тюрьмы твоего деда. А если он попадет в тюрьму, он умрет там. Я уверена, что приговор не будет мягким, они не посмотрят, что он стар.

Дарес заскрипел зубами. Еще никогда в жизни он не был в таком оскорбительном положении. Его мать снова заговорила, но тут же, под взглядом его глаз, умолкла. Тони почувствовала, что он борется сам с собой, а его взгляд, которым он смотрел на нее, был так же враждебен, как и взгляд его деда. Наконец он потряс ее, сказав, обращаясь к матери:

— Она так же упряма, как все англичанки, и может не согласиться на замужество. Даже из-за денег.

Его мать задохнулась, Тони тоже. Она опустила голову, потому что гнев и недоверие ко всему происходящему, отразившиеся на ее лице, могли выдать, что она понимает, о чем они говорят. А он размышлял, жениться или не жениться! Конечно, это может продлиться всего несколько недель, старик был слишком стар. На вид ему было далеко за восемьдесят. Внуку, наверное, около тридцати пяти, а его матери около шестидесяти, — думала Тони.

— Ты спросишь ее? — воскликнула его мать с отчаянием и, не дожидаясь ответа, продолжала: — Я уверена, что она примет предложение, даже если захочет показать свое упрямство. Твои деньги заставят ее принять предложение. Ты всегда содержал этих английских женщин, которые ради денег сделают все. Так я не понимаю, почему ты сомневаешься, что она примет твое предложение. Скажи, что ты судовладелец, и она побежит за тобой.

Женщина добавила, что если Тони все равно не захочет, к несчастью, то надо упомянуть об особняке в Пелопонесе и летнем домике на Родосе.

— Она не сможет отказаться, — уверенно добавила она, а Тони каким-то чудом старалась удержать на лице деревянное выражение.

— Тебе придется компенсировать ей позже, когда это все закончится, и, по всей вероятности, она потребует большую сумму, но дело этого стоит.

Никогда еще Тони не была в такой ярости, просто глаза туманились. Но внутренний голос говорил ей, что надо продолжать молчать и делать вид, что она не понимает, о чем говорят мать с сыном.

— Наверное, ты права, — цинично согласился он.

— Как только она узнает о моем состоянии, жадность заблестит в ее глазах.

Тони поймала взгляд темных глаз и вдруг подумала: а не было ли у него в жизни уже одного разочарования? Может, его когда-то обманула девушка-англичанка? Было очень похоже на то. Как бы там ни было, обманули его или, может, даже сильно ранили, Тони не чувствовала, что этот бесчувственный, бессердечный человек произвел на нее впечатление. Непростительно судить по одной англичанке обо всех остальных.

Он снова заговорил и уже почти кричал:

— Но что, во имя Господа Бога, я буду делать с этой женщиной в доме?

— Это будет недолго! — ответила успокаивающе его мать. — И ты, конечно, объяснишь ей, что она не может требовать твоего внимания или времени, когда захочет.

Вам придется есть вместе, спать в одной комнате, потому что слуги не должны ничего знать, а в остальном можешь забыть, что она есть.

Женщина прервалась и, уже в свою очередь, почти закричала:

— Так ты спросишь ее?

Его брови недоуменно поднялись и опустились.

— Во всяком случае, не прямо сейчас. Дай привыкнуть к этой мысли.