"Горькая сладость" - читать интересную книгу автора (Лавейл Спенсер)

Эта книга посвящается моим школьным друзьям, оставшимся моими друзьями на всю жизнь... Доди Фрид Нельсон, Кароль Юдд Кеймерон, Кароль Робинсон Шеквин, Юдин Петерсон Лонгбелла, Ненси Торн Ребиске и Ненси Норгрин.
С любовью и нежными воспоминаниями о тех добрых временах Берль
Работая над этой книгой, я часто размышляла о своих школьных приятелях, с которыми давно потеряла связь, но память о которых осталась. Лона Хесс... Тимоти Бергейн... Гейлорд Олсон... Шарон Настланд... Сью Стайли... Энн Стэнглэнд... Джени Джонсон... Кейт Петерc. Куда вы ушли?

Глава 9

День благодарения они провели вместе с Верой. Кейти пробыла дома четыре дня и обещала вернуться погостить у матери снова, по крайней мере на первую половину зимних каникул, чтобы потом съездить в Сиэтл к Смитти.

Декабрь принес с собой еще больше снега, но не привлек туристов, которые приедут в Дор-Каунти только после праздников, когда начнется лыжный сезон и появится интерес к поездкам на снегоходах. Все вокруг изменило цвета: по укрытой снегом земле распластались голубые тени, тут и там мелькали черная паутина крапчатого болиголова или усыпанные алыми ягодами кусты сумаха, полыхающие огнем на снегу. Птицы улетели в теплые края, остались только сойки и корольки, поползни головой вниз перебирались по стволам деревьев в поисках корма. Озеро стало затягиваться льдом.

В один из зимних дней Мэгги поехала в город забрать почту. На стоянке все места были заняты, и ей пришлось припарковаться у края тротуара между почтовым отделением и универсальным магазином. Она уже собралась выйти из машины, как кто-то окликнул ее:

— Мэгги! Эй, Мэгги!

Она огляделась по сторонам, но никого не заметила.

— Я здесь, наверху!

Мэгги задрала голову и, прикрывая глаза от слепящего полуденного солнца, посмотрела вверх. Ее звал человек, стоявший в люльке подъемного крана.

— Мэгги, привет!

На нем была штормовка с капюшоном. Одной рукой он удерживал гигантский красный рождественский колокол, а другой размахивал, чтобы привлечь к себе внимание Мэгги. Солнце играло на блестящих гирляндах из зеленых веток, каскадом протянувшихся от края люльки к тонкой мачте на другой стороне улицы.

— Эрик, ты?

— Привет! Как дела?

— Нормально. А что ты там делаешь?

— Вешаю рождественские украшения. Я каждый год добровольно подряжаюсь на эту работу.

Мэгги щурилась, улыбаясь, чувствуя прилив бурной радости от встречи с ним.

— Здорово смотрится! — крикнула она, оглядывая гирлянды с красными колокольчиками, прикрепленные к шеренге шестов, вытянувшейся вдоль улицы. — Впечатляющее зрелище. Городские власти могут тобой гордиться.

— У меня просто много свободного времени, к тому же мне нравится эта работа. Настроение поднимается, на душе весело и празднично.

— У меня тоже.

Они улыбнулись друг другу.

— Как провела День благодарения? — спросил Эрик.

— Хорошо, а ты?

— Нормально. Дочка приезжала?

— Да.

С противоположной стороны улицы раздался мужской голос:

— Эй, Сиверсон, ты собираешься когда-нибудь повесить эту штуковину, или мне пойти позавтракать, пока ты решишь, что с ней делать?

— О, прости, Датч. Ты знаком с Мэгги?

Человек, стоявший на другой стороне улицы, уставился на Мэгги.

— Боюсь, что нет.

— Это Мэгги Стерн, она купила дом Хардинга. Мэгги, это Датч Уинклер, рыбак.

— Привет, Датч, — махнула ему рукой Мэгги.

И прежде чем какой-то «форд», пытаясь объехать преградивший ему путь подъемный кран, загородил Датча, Мэгги заметила, что тот махнул ей рукой в ответ. Водитель «форда» тоже приветствовал Датча, не только взмахом руки, но и гудком.

Машина проехала, и Мэгги снова крикнула Эрику:

— У тебя не кружится голова на такой высоте?

— У меня? Это у меня-то, рыбака, который целыми днями стоит на палубе и привык к качке, закружится голова? Шутишь, что ли?

— А, да, конечно. Очень хорошо, что ты вызвался помочь украсить город к празднику.

— Мне эта работа нравится еще и потому, что отсюда видны все красивые девушки нашего города, которые к тому же не замечают, что за ними подсматривают, — поддразнил Эрик.

Если бы он не орал так, что его можно было услышать на соседней улице, Мэгги подумала бы, что он заигрывает. Она почувствовала, как краснеет, и решила, что разговор слишком затянулся.

— Эрик! Рада была тебя встретить, но мне надо забрать почту и купить молока. Пока!

— Пока! — ответил Эрик, глядя на нее сверху, на ее темноволосую голову и розовую куртку.

Розовая куртка!

Его вдруг поразило постоянство, с которым Мэгги предпочитала розовый цвет всем остальным. Да, теперь он вспомнил, как часто дразнил ее, подсовывая ей мелкие розовые безделушки. Один раз это был розовый плюшевый мишка, которого он выиграл на карнавале. В другой раз он положил ей в парту розовый пион, который сорвал с клумбы у матери. А однажды он подсунул ей розовые шнурки с кисточками для ее коньков. Но больше всего ему запомнилась та весна, когда они учились в последнем классе. Сады уже были в полном цвету, он позаимствовал машину Майка, чтобы свозить Мэгги на кинопросмотр. По дороге он остановился в какой-то деревне, наломал целую охапку цветущих ветвей яблони и завалил ими всю машину, засунув усыпанные розовым цветом ветки за наружное зеркальце, за «дворники», в ручки дверей, за стекла. Ему пришлось оставить машину за пару домов от ее дома. Он опасался, что если все это увидит ее мать (а она всегда выглядывала в окно, когда он заезжал за Мэгги), то подумает, что парень совсем спятил. Когда же Мэгги увидела машину, она ахнула, прикрыла рот двумя руками и зарделась от смущения. Он вспомнил, как обнял ее — или это она обняла его? — прямо на улице, перед тем как он сел в машину и завел мотор, вспомнил запах яблоневого цвета, бледные весенние сумерки, сгущающиеся за окном, и свою первую в жизни, удивительно прекрасную влюбленность. В ту ночь они так и не доехали до кинотеатра. Вместо этого они остановились в саду старого Истли, прямо под деревьями, распахнули дверцы машины, чтобы аромат цветущего сада смешался с запахом яблоневых ветвей, и здесь, первый раз в жизни, они дошли в любви до конца.

И вот теперь, стоя в люльке подъемного крана, на высоте двадцать футов, над проезжей частью, Эрик смотрел на розовую куртку Мэгги и вспоминал прошлое.

Мэгги скрылась из виду, и Эрик опять принялся за дело, но работал рассеянно, не сводя глаз с двери почты. Вскоре Мэгги появилась вновь и, на ходу просматривая полученную корреспонденцию, направилась к универсаму, находившемуся через несколько домов от почты. Дойдя до того места, где стоял подъемный кран, Мэгги помахала Эрику, и он в ответ молча поднял руку в рабочей рукавице. Мэгги скрылась за дверьми магазина, а он в конце концов повесил пластмассовый колокол, затем перегнулся через перила люльки и крикнул:

— Эй, Датч, не проголодался еще?

Датч посмотрел на часы.

— Ого! Уже почти двенадцать. Пора делать обеденный перерыв.

— Я готов.

Спускаясь, Эрик не сводил глаз с дверей магазина.

Ты преследуешь ее, Сиверсон!

Что ты имеешь в виду? Разве я не имею права поесть?

В магазине было полно народу, так много, насколько это возможно в Рыбачьей бухте в декабре. Все в городе знали, когда приходит свежая почта — от одиннадцати до двенадцати. А поскольку в пределах города почту на дом не доставляли, то обычно к полудню толпы людей направлялись в центр, чтобы забрать корреспонденцию и заодно купить что-нибудь в ближайшем магазине. Если в Рыбачьей бухте и была светская жизнь, то именно здесь, на почте, когда привозили свежую корреспонденцию.

Большинство покупателей толпилось в передней части магазина. Мясной отдел находился дальше, и там сейчас никого не было. Мэгги прошла туда и перегнулась через прилавок.

— Эй, что случилось? — спросила она насмешливо. Рой поднял голову и расплылся в улыбке.

— Вот сейчас случилась самая приятная вещь за весь день. Как себя чувствуешь, мой ангел?

Рой отошел от колоды для разделки мяса и обнял дочь.

— Хорошо. — Мэгги поцеловала отца в щеку. — Я подумала, что раз уж я здесь, то почему бы не попросить тебя приготовить мне сандвичи?

— С чем?

— С пастромой. И сделай их потолще, потому что я голодная, как медведь.

— С белым хлебом?

— Нет, с ржаным.

Пока Мэгги рассматривала витрину, Рой достал буханку ржаного хлеба.

— Что еще хорошего у тебя есть сегодня? О, разделанная селедка! — Она откатила в сторону тяжелую стеклянную дверцу витрины и, взяв пальцами кусочек селедки, запихнула его себе в рот.

— Мм... Вот теперь я понимаю, что Рождество уже на носу, — прокомментировала Мэгги с набитым ртом.

— Ты хочешь, чтобы меня уволили за то, что я разрешаю тебе хватать руками продукты? — проворчал Рой.

— Они у меня чистые, — заявила Мэгги, облизывая пальцы. — Я лишь немного почесалась под мышкой.

Рой засмеялся и шутливо замахнулся на нее громадным разделочным ножом.

— Вольности, которые ты себе позволяешь, могут стоить тебе жизни, моя дорогая.

Мэгги подпрыгнула, чтобы дотянуться до отца, и умудрилась поцеловать его в лоб, а затем, приняв картинную позу, оперлась на колоду для разделки мяса.

— Тебя никто не уволит. Ты такой славный, — заявила она.

По другую сторону прилавка кто-то бесстрастно произнес:

— Я хотел купить селедку.

Услышав голос Эрика, Мэгги резко обернулась.

— Привет, Эрик! — поздоровался Рой.

— Что, шаловливые пальчики так и лезут сами в бочку с селедкой?

— Да я уже сказал ей: она доиграется, что меня уволят.

— Не знаю, что вы сейчас делаете, но мне приготовьте то же самое, — попросил Эрик.

— Я делаю сандвичи с пастромой и ржаным хлебом.

— Замечательно.

Мэгги вышла из-за прилавка и, поманив Эрика пальцем, заговорщически прошептала:

— Пойди-ка сюда.

Бросив воровато-озорной взгляд в глубь магазина, она стащила еще один кусочек селедки и, перегнувшись через крышку старомодного холодильника, протянула Эрику.

— Только никому не рассказывай!

Эрик, смакуя, съел кусок селедки и облизал соленые пальцы.

— Эй, вы двое, держите свои сандвичи и убирайтесь отсюда, да поскорее, — сердитым, но в то же время добродушным тоном обругал их Рой, как раз в тот момент, когда к прилавку подошла Элси Чайлдс, работающая в городской библиотеке.

— Привет, Элси! — хором поздоровались Мэгги и Эрик.

Они быстро забрали свои сандвичи и поспешно удалились. По дороге Мэгги прихватила пакет молока, потом они вместе расплатились на выходе за покупки и наконец выбрались на улицу. Оглядевшись по сторонам, Эрик спросил:

— Ну и где же ты собираешься все это съесть?

Мэгги посмотрела на длинную деревянную скамейку возле стены магазина. Летом туристы едят здесь мороженое.

— Может, прямо тут? — предложила она.

— Ты не против, если я тоже сяду?

— Садись, пожалуйста, места хватит.

Они сели на обледеневшую скамейку, спинкой которой служила белая деревянная стена магазина, и принялись за сандвичи, подставив лица ласковым лучам зимнего солнца. Разворачивать упаковку в плотных зимних перчатках оказалось непростым делом, так же непросто было засунуть в рот огромный сандвич с толстым куском мяса и откусить.

— Мм... — промычала Мэгги с набитым ртом.

— Мм... — ответил Эрик.

Проглотив, Мэгги спросила:

— А где Датч?

— Он пошел домой, ему жена приготовила обед.

Они продолжали уплетать сандвичи, болтая, когда удавалось прожевать очередной кусок.

— Значит, ты все-таки помирилась с дочерью?

— В общем, да. Ей понравился дом, и она обещала летом, когда откроется гостиница, приехать и поработать.

— Ну и прекрасно!

Мэгги достала пакет молока, открыла его и сделала глоток.

— Хочешь? — Она протянула пакет Эрику.

— Спасибо.

Он пил, запрокинув голову, и Мэгги видела, как при каждом глотке ходит вверх-вниз его кадык. Опустив пакет, Эрик вытер рот перчаткой и сказал:

— Вкусно!

Они обменялись улыбками, и Мэгги подвинулась, чтобы Эрик смог поставить пакет на скамейку.

Откинувшись назад, опираясь спинами о стену дома и вытянув ноги в зимних ботинках, они продолжали болтать, уплетая сандвичи. Когда из магазина вышла Элси Чайлдс, Эрику пришлось подобрать ноги, чтобы освободить библиотекарше проход.

— Привет! — снова поздоровался он.

— Вы уютно устроились, — заметила Элси.

Мэгги и Эрик ответили одновременно:

— На солнце теплее.

— Да, уютно.

— Рада за вас, — сказала Элси и направилась в сторону почты.

Не обращая внимания на снующих мимо людей, они наконец доели сандвичи и сделали по последнему глотку молока. Мэгги сунула полупустой пакет в сумку.

— Мне пора.

— Мне тоже. Датч скоро вернется, нам надо повесить еще шесть гирлянд.

Но ни Мэгги, ни Эрик не тронулись с места, а продолжали сидеть, откинувшись к стене, впитывая в себя лучи зимнего солнца, словно две ящерицы, пригревшиеся на горячем камне. На голой акации, растущей на противоположной стороне улицы, парочка снегирей пела свои песенки. Время от времени мимо проезжали машины. Деревянное сиденье скамейки становилось таким же теплым, как солнечные лучи.

— Слушай, Мэгги, — пробормотал Эрик задумчиво, — скажи мне вот что...

— Что?

Но он замолчал и молчал так долго, что Мэгги даже заглянула ему в лицо, чтобы проверить, не задремал ли он на солнце. Но он скосил глаза, рассматривая что-то на противоположной стороне улицы, и барабанил пальцами по животу.

— У нас с Нэнси так никогда не было, — наконец сказал он, оборачиваясь, чтобы взглянуть на Мэгги. — Она никогда бы не стала сидеть на обледенелой лавке и есть сандвичи, как не стала бы носить кроссовки «Рибок» на босу ногу. Это не в ее характере.

Какое-то время они изучающе смотрели друг на друга под слепящим солнцем, от которого их ресницы казались выгоревшими и неестественно светлыми.

— А у тебя с твоим мужем так было? — спросил Эрик.

— И очень часто. Мы вообще часто делали то, что со стороны кажется глупым, но нам нравилось.

— Я завидую тебе, — признался Эрик, прикрыв глаза и снова подставляя лицо солнечным лучам. — Думаю, мать с отцом тоже часто сбегали из дома, чтобы вот так же провести время. Я помню, по вечерам, когда уже совсем стемнеет, они куда-то уплывали на лодке. И никогда не брали с собой детей. — Он открыл глаза и стал наблюдать за снегирями. — Когда они возвращались, волосы у них были мокрые, и мы с Майком хихикали, зная, что мать никогда не надевает купальник. А теперь, подозреваю, примерно так же и у Майка с Барб. Интересно, почему одним людям удается найти секрет счастья, а другим нет?

Мэгги ответила не сразу.

— Знаешь, что я думаю?

— Что? — спросил Эрик, снова взглянув на нее.

Она еще раз помедлила, прежде чем ответить.

— Мне кажется, ты просто из-за одной неприятности создаешь другие. Порой мы все этим грешим. Например, мы недовольны кем-то по какому-то конкретному поводу, а зацикливаемся на множестве досадных мелочей, в которых виноваты другие. И это недовольство вырастает до чудовищных размеров. Но даже если ты страдаешь, надо всегда помнить, что на свете еще много хорошего. Я уверена, что у Нэнси есть достоинства, о которых ты просто предпочитаешь не думать.

Эрик вздохнул, наклонился, широко расставил ноги и, уперевшись локтями в колени, уставился в землю.

— Да, ты, наверное, права, — произнес он после короткого размышления.

— Хочешь совет?

Не меняя позы, Эрик повернул голову и посмотрел на нее.

— Давай.

— Пригласи ее, — очень серьезно сказала Мэгги, тоже наклоняясь вперед, так что теперь они снова оказались сидящими плечо к плечу. — Покажи ей, что тебе нравится быть вместе с нею. Возьми самую теплую куртку, закутай ее в эту куртку, закажи лишнюю пару сандвичей у папы и возьми Нэнси с собой туда, куда тебе нравится. Покажи ей, что ты получаешь удовольствие от пикника на снегу не только из-за новизны ощущений, но и оттого, что она рядом с тобой и тоже радуется.

И снова какое-то время Эрик молча изучал ее лицо, лицо женщины, которая вдруг стала для него так много значить. Часто по ночам, засыпая, он как будто видел в темноте это лицо.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил он.

— Я много читаю. У меня был замечательный муж, который охотно пробовал претворить в жизнь все новое, что мне приходило в голову, а кроме того, я преподавала курс семейной жизни, а для этого требовалось самой пройти неплохой курс по психологии.

— Но моя мать почти ничего не читает и уж точно не изучала психологию.

— Да, но я готова спорить, что и твоя мать, выйдя замуж, видела множество недостатков твоего отца, к которым ей пришлось приспосабливаться.

Эрик отвернулся и произнес раздраженно:

— Когда тебе говорят, что не хотят иметь детей, это уже не мелкий недостаток, Мэгги, — это фундаментальное расхождение во взглядах.

— А вы разве не обсуждали этот вопрос до женитьбы?

— Нет.

— Почему?

— Я просто считал само собой разумеющимся, что со временем появятся дети и у нас будет хорошая полноценная семья.

— Но если ты не говорил с Нэнси об этом тогда, то в чем теперь ты ее обвиняешь?

— Да знаю я все, знаю! — Эрик вскочил, подошел к краю тротуара и замер, уставившись невидящими глазами на пустую улицу. Своими вопросами Мэгги задела его самое больное место.

Мэгги продолжала сидеть, глядя ему в спину. Потом встала со скамейки, взяла сумку с пакетом молока и подошла к Эрику.

— Мне кажется, вам стоит проконсультироваться у специалистов по вопросам семьи, — сказала она.

— Я это уже предлагал, но Нэнси отказывается.

Каким несчастным он выглядел! Это было видно даже со спины. Мэгги никогда не думала, что можно так страдать молча.

— У тебя есть друзья, которым ты мог бы рассказать о своих трудностях и которые придут к тебе на помощь? В такой ситуации посредник между тобой и Нэнси очень пригодился бы.

— Да, я об этом тоже подумал. Но у нас нет друзей. Нет ни одной пары, с которой мы находились бы в дружеских отношениях. Да и откуда, черт побери, возьмутся друзья, если мы друг с другом едва успеваем общаться. Лично у меня друзья есть, и я всегда могу поделиться своими заботами с Майком, что, собственно, я уже и сделал. Но Нэнси никогда не доверится и не раскроется ни перед ним, ни перед кем другим из моей семьи. Она мало их знает и, возможно, даже недолюбливает.

— Тогда не знаю, что тебе еще посоветовать.

Эрик обернулся.

— Веселенький у нас разговор, да? Насколько я помню, всякий раз, когда мы оказываемся вместе, я так или иначе порчу тебе настроение.

— Не глупи. Мне не так-то легко испортить настроение. А вот как насчет твоего?

— У меня все нормально. Не беспокойся.

— И все-таки я за тебя немного беспокоюсь, как беспокоилась за любого своего ученика, который приходил ко мне обсудить возникшие в его семье неурядицы.

Они направились к машине.

— Могу поспорить, ты была прекрасной учительницей, Мэгги. Точно?

— Я очень старалась, и мои ученики чувствовали это, — подумав, ответила она.

Эрику нравилась ее скромность, но он был уверен, что правильно оценил ее способности. Она была сообразительной, уравновешенной и обладала хорошей интуицией. Такие люди, как Мэгги, могут многому научить других, иногда сами того не сознавая.

Они подошли к машине.

— В любом случае, завтрак удался на славу, — сказал Эрик, пытаясь придать голосу веселый тон.

— Мне тоже так кажется.

Эрик открыл перед ней дверцу машины, и Мэгги поставила пакет с молоком на сиденье.

— А твой отец делает удивительно вкусные сандвичи. Скажи ему, что они мне очень нравятся.

— Хорошо, скажу.

Мэгги забралась в свой «линкольн», но не сразу тронулась с места: Эрик стоял у открытой дверцы, опираясь на нее локтями. Глядя на него снизу вверх, Мэгги думала о том, что никогда не встречала мужчин с такими прекрасными синими глазами. Пауза затянулась — они не знали, что сказать друг другу.

А Эрик думал о том, что Мэгги по-прежнему необыкновенно хороша, и ее любимый розовый цвет идет ей так же, как и во времена далекой юности.

— Смотри, Датч пришел, тебе пора приниматься за работу.

— А? Да. Будь внимательна на дороге.

— Ты тоже.

— Пока, — сказал Эрик и захлопнул дверцу машины.

Он отступил на тротуар, подождал, когда Мэгги повернет ключ зажигания и машина тронется с места, и махнул на прощание рукой в перчатке.

Вечером на кухне Мэгги достала пакет молока, раскрыла его и стала смотреть, как белая жидкость, пенясь, наполняет кружку, и вдруг перед глазами появился образ Эрика: резко очерченный, задранный кверху подбородок, белокурые волосы на фоне деревянной стены магазина, полуприкрытые синие глаза, движения кадыка, сопровождающие каждый глоток молока, губы, прижатые к отверстию вот в этом самом пакете. Мэгги провела пальцами по надорванному краю пакета.

Усилием воли она вытеснила образ Эрика из своих мыслей, решительно наполнила кружку до краев и убрала пакет в холодильник, громко хлопнув дверцей.

Он женат,

Он несчастен.

Не оправдывай себя, Мэгги.

Что это за жена, которая отказывается иметь детей от собственного мужа?

Ты осуждаешь других, выслушав только одну сторону.

Но мне жаль его.

Прекрасно. Жалей себе сколько хочешь, но держись от него подальше.

Так она уговаривала себя несколько дней, пока из торговой палаты не пришло приглашение на завтрак. Женское чутье подсказывало Мэгги, что лучше избегать встреч с Эриком Сиверсоном, но как деловая женщина она понимала, что ей необходимо стать членом этой организации и получше познакомиться с ее участниками. Рыбачья бухта — небольшой городок, и их содействие может способствовать развитию ее бизнеса. Раз уж она решила поселиться именно здесь, надо обзаводиться друзьями. А что может быть лучше для знакомства, чем деловой завтрак! Что же касается встречи с Эриком, то кто посмеет упрекнуть их в том, что они делают это специально, — на таких завтраках присутствуют чуть ли не все деловые люди города.

Во вторник, когда должен был состояться завтрак, Мэгги встала пораньше, приняла ванну, надела зеленые шерстяные брюки и белоснежный свитер. Она выбрала тонкое дорогое ожерелье из драгоценных камней, но тут же передумала и заменила его золотой цепочкой, которой, впрочем, тоже осталась недовольна. Наконец она остановилась на золотых часах-медальоне и серьгах в виде тонких золотых колечек.

Уложив волосы и накрасившись, Мэгги подушилась и внимательно оглядела себя в зеркале.

Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?

Я собираюсь пойти на официальный деловой завтрак.

Нет, ты наряжаешься для свидания с Эриком Сивер-соном.

Нет!

Сколько раз, с тех пор как ты переехала в Рыбачью бухту, ты красила ресницы, подводила глаза и пользовалась духами ? Раза два, не больше.

Но ведь я не надела ничего розового.

Да, это очень существенно!

С раздражением погасив свет, Мэгги решительно вышла из ванной.

По дороге в ресторан она вдруг поняла, как много в этом городе напоминает ей об Эрике Сиверсоне. В холодном, как сталь, сером утреннем свете на Мэйн-стрит сверкали праздничные гирлянды, которые развесил Эрик. Глядя на церковь, Мэгги вспомнила, как они впервые внимательно изучали друг друга в день свадьбы Гари Идельбаха. А вот на этой скамейке возле магазина они вместе завтракали.

Увидев пикап Эрика, Мэгги покраснела, а сердце ее заколотилось, будто все происходило много лет назад, когда она была влюблена. Только дурак не понял бы, что так женщина волнуется перед свиданием.

Мэгги сразу заметила Эрика среди двух десятков людей, стоявших в зале «Лакомки» у входа, и по тому, как еще больше заколотилось сердце, поняла, что надо сделать все, чтобы избежать встречи с ним наедине. На нем были серые брюки, белая рубашка с открытым воротом и блекло-голубая спортивная куртка. Он стоял в противоположном конце зала и с кем-то беседовал. Его светлые волосы были тщательно причесаны, в руках он держал какие-то бумаги, о которых, видимо, и говорил. Когда Мэгги вошла, он тут же поднял глаза, будто некий чувствительный датчик подсказал ему, что она уже здесь. Эрик улыбнулся и направился к ней.

— Как я рад, что ты пришла!

Он крепко, по-мужски пожал ей руку, вполне нейтрально, не задержав ни на секунду. И все же это прикосновение ошарашило Мэгги.

— Ты стал носить очки, — заметила она с улыбкой.

В очках он выглядел немного чужим, и в какой-то момент Мэгги показалось, что перед ней незнакомый человек, которого она видит первый раз в жизни.

— Ах, очки...

Тонкая золотая полоска на переносице удерживала стекла, которые только усиливали синеву его необыкновенных глаз.

— Они мне нужны для чтения. А у тебя новый костюм, — в свою очередь отметил Эрик, отступая назад и рассматривая Мэгги.

— Нет, он не новый.

— А я ожидал, что ты наденешь розовый, — сказал Эрик, помогая Мэгги снять пальто. — Ты же всегда носила все розовое.

Она испуганно оглянулась через плечо, понимая, что сколько бы здесь ни было людей и какой бы деловой ни была эта встреча, нет никакой гарантии, что отношения между ней и Эриком будут ровными, поскольку его слова поднимали в ее душе целые пласты воспоминаний, которые будоражили и сметали все вокруг. Нет, он не был чужим. Это все тот же человек, который когда-то дарил ей розовые безделушки, который однажды сказал ей, что первой у них родится девочка и что они оклеят детскую комнату розовыми обоями.

— Я думала, ты давно об этом забыл.

— Забыл, а потом вспомнил, когда с высоты увидел, как ты идешь на почту в своей розовой куртке. Я много что вспомнил из нашего далекого прошлого.

— Эрик...

— Подожди, я повешу твое пальто и тут же вернусь.

Он направился к гардеробу, оставив после себя тонкий запах одеколона после бритья, а смущенная, растерянная женщина с восхищением смотрела на широкие плечи мужчины, относившего ее пальто.

Эрик вернулся и, взяв Мэгги под локоть, сказал:

— Пойдем, я познакомлю тебя с членами торговой палаты.

Если Мэгги и ожидала, что он напустит на себя безразличный вид, то сильно ошиблась, поскольку он явно хотел подчеркнуть, что она — особый гость, которого он с удовольствием готов представить всем членам палаты, Он усадил ее рядом с собой за столик, накрытый на шесть человек. Не спрашивая Мэгги, он попросил официанта принести ей чая, зная, что она любит чай, а не кофе. Затем поинтересовался, привезли ли заказанные обои. Потом сказал:

— У меня есть кое-что для тебя.

Эрик расстегнул куртку и полез в нагрудный карман,

— Вот, держи. — Он протянул ей газетную вырезку. — Мне кажется, тебе это будет интересно. У них должно быть много антиквариата.

Вырезка содержала объявление о распродаже мебели. Мэгги прочитала, и глаза ее загорелись.

— Эрик, как здорово! Где ты это раскопал? — воскликнула она, размахивая вырезкой.

— В «Адвокате».

— Как же я такое пропустила?

— Не знаю. Здесь говорится, что продается латунная кровать. А это как раз то, что ты хотела для «Бельведера».

— И еще кушетка, обитая французским гобеленом! — восхищалась Мэгги, продолжая читать объявление. — И старинный китайский фарфор, и конусообразные зеркала, и пара стульев из красного дерева... Такое я не могу пропустить! «Четверг, с девяти до пяти, Джеймс-стрит, 14, Старджион-Бей». — Мэгги, сияя, посмотрела на Эрика. — Большое спасибо.

— На здоровье. Тебе потребуется грузовик?

— Возможно.

— Старая Сука с характером, но, если понадобится, она к твоим услугам.

— Спасибо. Может быть, понадобится.

— Извините, — вмешался в их разговор какой-то мужчина.

Эрик взглянул на него.

— А, Марк, привет! — Эрик показал на свободный стул.

— Насколько я понимаю, вы новая владелица дома Хардинга, — сказал Марк, — и сегодня я должен представить вас членам палаты. Поэтому я решил, что сперва я сам познакомлюсь с вами.

Марк протянул ей руку. Мэгги присмотрелась к этому сорокалетнему преуспевающему мужчине: удлиненное лицо, тонкие черты, вьющиеся каштановые волосы. Он выглядел бы весьма привлекательным и, может быть, даже понравился бы Мэгги, но он слишком близко наклонился к ней, обдав приторно-сладким запахом одеколона. У Мэгги сразу запершило в горле.

— Знакомьтесь. Это Марк Броуди — президент палаты. Мэгги Стерн.

— Добро пожаловать в Рыбачью бухту, — сказал Марк, пожимая Мэгги руку. — Насколько я знаю, вы окончили Гибралтарскую среднюю школу?

— Да.

Марк задержал ее руку в своей несколько дольше, чем требует официальное рукопожатие, поэтому Мэгги без труда догадалась, что он свободен и просто хочет познакомиться с женщиной. Следующие пять минут он пытался возбудить ее интерес, и попытка эта была столь же раздражающей, как и запах его одеколона. За эти пять минут Марк успел сообщить ей, что разведен, что является владельцем клуба «Эджуотер» и что очень хотел бы посмотреть ее дом и вообще встретиться с нею в самое ближайшее время.

Когда он наконец ушел, Мэгги поспешно выпила бокал воды — у нее все еще першило в горле от приторного запаха одеколона Марка. Соседи по столу с увлечением слушали забавную историю, которую одна из женщин, Норма, рассказывала про своего девятилетнего сына. Эрик откинулся на спинку стула и, взглянув на Мэгги, тихо сказал:

— Броуди идет в гору, он решителен и напорист, у него блестящие перспективы.

— Угу.

— И он свободен.

— Угу.

— Он процветающий бизнесмен.

— Да, он успел мне об этом сообщить.

Их взгляды встретились, но лицо Эрика было абсолютно бесстрастным. Он спокойно сидел, держа в руках чашку кофе, и ждал. Мэгги не знала, как отреагировать на его замечания по поводу Броуди. К счастью, подошел официант и, встав между ними, сменил приборы.

После завтрака Марк Броуди призвал всех присутствующих к тишине и, прежде чем представить им Мэгги, сделал несколько объявлений. Затем провозгласил:

— Леди и джентльмены! Позвольте представить вам нового члена нашей организации. Она родилась и воспитывалась здесь, в Рыбачьей бухте, окончила Гибралтарскую среднюю школу, а теперь вернулась к нам снова, чтобы открыть новую гостиницу типа «Ночлег и Завтрак». — Наклонившись поближе к микрофону, Марк добавил: — К тому же это еще и очень красивая женщина. Давайте поприветствуем новую хозяйку «Дома Хардинга» Мэгги Стерн!

Мэгги поднялась, чувствуя, что покраснела. Как он смеет так говорить о ней всему городу!

Мэгги представили членам торговой палаты, и это означало, что официальная часть завтрака закончилась. Мэгги тут же окружили люди, они желали ей успеха и предлагали помощь, которая может ей понадобиться. В суматохе приветствий и пожеланий Мэгги оказалась отделенной от Эрика, и когда через некоторое время она огляделась по сторонам, то обнаружила, что он, уже в пальто, стоит у выхода, надевая перчатки. Кто-то говорил с ней, кто-то говорил и с ним, пока он открывал застекленную дверь ресторана. Выходя, Эрик оглянулся на Мэгги, но его единственным прощальным знаком была небольшая пауза, когда он задержался в дверях и посмотрел на нее.

Марк Броуди не терял времени даром. Первое впечатление не обмануло Мэгги. Вечером он позвонил.

— Миссис Стерн? Это Марк Броуди.

— Да, здравствуйте.

— Вам понравился завтрак?

— Очень. Все отнеслись ко мне с таким вниманием.

— Я хотел поговорить с вами перед уходом, но вы были все время заняты. Вас не заинтересует мое предложение покататься на санях? В воскресенье вечером. Это мероприятие местная церковная община организовывает для молодежи, и требуются добровольные помощники среди взрослых.

Он приглашает ее на свидание? Или хитрит и преподносит это таким образом, что сразу и не поймешь? Мэгги попыталась уточнить.

— Кататься на санях? Вы уверены, что в воскресенье выпадет столько снега?

— Вряд ли. Но если снега будет мало, то Арт Свенсон снимет с саней полозья и поставит резиновые шины. Катание начнется в семь вечера и продлится около двух часов. Ну так как?

Мэгги взвесила все «за» и «против» и решила, что, независимо от того, принимать ли это предложение за чистую монету или считать его скрытым приглашением на свидание, Марк Броуди — мужчина не в ее вкусе.

— Мне очень жаль, но я вынуждена отказаться, поскольку в воскресенье вечером у меня другие дела.

— Не расстраивайтесь. Вы сможете помочь нашей церковной общине в другой раз, когда не будете так заняты, — ответил Марк, и Мэгги не уловила в его голосе ни нотки разочарования.

— Возможно.

— Если вы решите, что я могу оказаться вам чем-то полезен, дайте мне знать.

— Благодарю вас, мистер Броуди.

Мэгги повесила трубку. Она вспомнила запах его одеколона и вызывающий вид и подумала: «Нет уж, спасибо, мистер Броуди».

На следующее утро он позвонил опять и заговорил преувеличенно бодрым тоном:

— Миссис Стерн? Это Марк Броуди. Как самочувствие? — Он говорил с таким напором, с каким в рекламном ролике усердный торговый агент расхваливает подержанные машины.

— Спасибо, хорошо, — механически ответила Мэгги,

— Вы очень заняты в понедельник вечером?

— Нет, — растерявшись, ответила Мэгги.

— В Старджион-Бее есть кинотеатр. Можно пригласить вас в кино?

Мэгги лихорадочно искала удобный предлог для отказа, но не находила.

— По-моему, вы говорили, что являетесь владельцем клуба. Откуда у вас столько свободных вечеров?

— По субботам и понедельникам клуб не работает.

— А-а.

Ничуть не задетый тем, что Мэгги явно увиливает от прямого ответа, Броуди повторил:

— Ну, как насчет кино?

— В понедельник? — переспросила Мэгги, все еще придумывая какой-нибудь повод для отказа.

— Я заеду за вами в шесть тридцать.

— Хорошо, — пробормотала Мэгги, злясь на себя, что не может найти предлога отказаться от встречи. Но в голову не приходило ничего путного.

— В шесть тридцать. Договорились?

Мэгги издала нервный смешок.

— Если вы мне сейчас откажете, я просто приглашу вас в другой раз.

— Мистер Броуди, я не хожу на свидания.

— Конечно, конечно. Тогда как-нибудь вечером я окажусь возле ваших дверей с продуктами для ужина в коричневом бумажном пакете. Это же не будет свиданием!

— Мистер Бро...

— Называйте меня Марком.

— Марк, я же сказала вам, что не хожу на свидания.

— Вы можете сами заплатить за билет в кинотеатр.

— Вам не кажется, что вы слишком настырны?

— Да, мэм, так и есть. Как насчет понедельника?

— Спасибо, нет, — собравшись с духом, отказала Мэгги.

— Хорошо, но не удивляйтесь, что скоро вы услышите обо мне опять.

Он настолько самонадеян, что вот-вот лопнет от самодовольства, подумала Мэгги и бросила трубку.

В среду днем снова зазвонил телефон, но теперь Мэгги была готова к решительному отказу. Но это оказался не Марк Броуди, а Эрик Сиверсон.

— Привет, как дела?

Мэгги улыбнулась.

— Эрик, это ты!

— А кого ты ожидала услышать?

— Марка Броуди, он уже дважды мне названивал.

— Я же говорил тебе, что он очень решителен.

— И становится невыносимо надоедливым.

— А что ты хочешь? В таком маленьком городке, как наш, не так много одиноких женщин, а уж одиноких, красивых и богатых вовсе нет.

— Мистер Сиверсон, вы вгоняете меня в краску.

Он рассмеялся, и Мэгги вдруг почувствовала, как с ним легко и просто.

— Можешь подождать минутку, пока я ополосну руки?

— Конечно.

Вымыв руки, Мэгги снова подошла к телефону.

— Ну вот, теперь лучше, а то я была вся в клее.

— Клеишь обои?

— Ну да.

— И как теперь смотрятся комнаты?

— Замечательно. Подожди, увидишь, во что превратился «Бельведер»! Это... — Мэгги оборвала фразу, сообразив, к чему приведет такой разговор.

— Это... что? — подбодрил ее Эрик.

Она оклеена розовыми обоями, но мы оба должны постараться, чтобы ты ее не увидел.

Это просто мечта.

— Прекрасно. Ты решила насчет грузовика?

Грузовик. Грузовик. Об этом она не подумала. Нет, она не знает, как еще перевезти мебель, если отказаться от предложения Эрика.

— Раз ты уверен, что тебе это не в тягость, я бы, пожалуй, воспользовалась твоим пикапом.

— Ты не против, если с тобой еще кто-нибудь поедет?

Мэгги думала, что просто одолжит пикап и сама поведет его. И вот теперь она снова в полной растерянности и не знает, что ответить. Она стояла, уставившись на дверцу холодильника и представляя себе лицо Эрика.

Не дождавшись ответа, Эрик добавил:

— Тебе может потребоваться помощь — надо ведь будет погрузить вещи.

Как глупо все получается! Возразить ему, сказав, что это будет выглядеть неприлично, значит обвинить его в том, о чем он, возможно, и не подозревает. А если Мэгги согласится, то Эрик может подумать, что за этим и правда что-то кроется. В конце концов она решила поступить честно. И неважно, как это будет выглядеть со стороны.

— Эрик, а это удобно?

— У меня свободный день, и, если ты не против, по пути мы заедем в «Вид и Риккер». Надо купить Нэнси подарок к Рождеству. Мне звонили оттуда и сказали, что мой заказ готов.

Имя Нэнси было оправданием для обоих.

— Ладно.

— Когда мне приехать?

— Пораньше, чтобы мы не пропустили самое интересное.

— Ты завтракаешь по утрам?

— Да, но...

— Я заеду за тобой к семи, и мы поедим где-нибудь по дороге. И вот что еще, Мэгги...

— Да?

— Тебе лучше надеть сапоги. Обогреватель в Старой Суке может отказаться работать.

— Хорошо, надену сапоги.

— Тогда до утра.

Повесив трубку, Мэгги продолжала сидеть возле телефонного аппарата, упершись локтями в колени и приложив ладони ко лбу. Она просидела так минуты две, глядя в пол, пытаясь справиться с эмоциями и припоминая всякие глупые истории о том, как ловкие мужчины дурачат несчастных вдов. Затем, вскочив, начала судорожно набирать номер Эрика, твердо решив отказаться от его предложения. Но так и не набрала. Бросив трубку, Мэгги снова села на табуретку.

Знаешь, во что ты влипла?

Я еще ни во что не влипла. Это наша последняя встреча. Честное слово.

На следующее утро Мэгги проснулась с одной-единственной мыслью, пульсирующей в полусонном мозгу: «Я его увижу, я его увижу!» Она перевернулась на другой бок, уткнулась щекой в пуховую подушку и стала размышлять о том, где та грань, разделяющая отношения с женатым человеком на чисто дружеские и на отношения, которые можно назвать предосудительными. Она лежала и думала об Эрике, вспоминая его волосы, глаза, губы. Потом, не открывая глаз, перевернулась на спину.

Встав наконец с постели, Мэгги надела самую непривлекательную одежду, которую только могла найти: джинсы и нелепый золотистый свитер, который делал ее похожей на ходячую рекламу фирмы «Зайбарт», потом торопливо накрасилась и уложила волосы при помощи геля.

Пикап показался на подъезде к дому точно в семь утра, и Мэгги встретила Эрика на полпути к машине. Она надела сапоги и свою любимую розовую крутку. В руках она несла четыре сложенных одеяла.

— Доброе утро! — поздоровался Эрик.

— Доброе утро. Я прихватила несколько одеял, чтобы подложить их под мебель во время перевозки.

— Прекрасно, давай отнесу.

Забрав одеяла, Эрик направился к машине.

— Ну что, ты готова к охоте?

— Надеюсь, что да.

Внешне все выглядело вполне невинно, но то, что они рядом, разжигало в них тайную страсть.

Эрик засунул одеяла под сиденья и тронул пикап с места. Солнце еще не успело взойти, в кабине было темно. Из включенного радиоприемника доносилась песенка Барбары Стрейзанд «Отпразднуй свое маленькое Рождество»: «Помнишь, когда...»

Они разговаривали — с кем еще ей было так легко говорить? — о том, как раньше встречали Рождество, как в шестом классе им обоим пришлось играть в рождественском спектакле и распевать песни на норвежском языке. Они вспоминали, как строили снежные крепости, обсуждали технологию изготовления свечей, количество сортов сыра, который поставляет штат Висконсин, и размышляли, почему стало традицией в рождественские дни дарить сыр. Устав от разговора, они молчали, и это молчание не тяготило их. Нет, напротив. Они слушали музыку, прогноз погоды — обещали облачность и снегопад, — смеялись над шутками ди-джея. Опять зазвучала песня, шины шуршали по обледеневшей дороге, рубиновым светом горели огни фар мчавшихся впереди машин, медленно вставало зимнее солнце, серое и мрачноватое, и кабина пикапа казалась островком тепла и уюта.

Справа мелькнули красно-зеленые неоновые буквы «Донат Хоул», и Эрик притормозил.

— Ты любишь жареные пирожки? — спросил он.

— Рано утром? — притворно возмутилась Мэгги.

Он ухмыльнулся и резко развернул машину, съехав на обочину, где была автостоянка.

— Самое подходящее время. Пирожки такие свежие, что с них еще капает масло.

Неожиданно колесо пикапа провалилось в разбитую колею, и, чтобы удержаться, Мэгги пришлось обеими руками вцепиться в сиденье. Она рассмеялась:

— Будем надеяться, что их пирожки лучше, чем место для стоянки.

— Поверь мне, они очень неплохие.

В закусочной, на стенах, оклеенных обоями, имитирующими кирпичную кладку, были развешаны пластмассовые фигурки Санта-Клауса и пластмассовые гирлянды, пластиковые цветы в пластиковых вазах украшали обитые пластиком кабинки. Эрик подвел Мэгги к кабинке у правой стены, уселся напротив и расстегнул «молнию» на куртке одним движением, тем знакомым движением, которое Мэгги видела сотни раз в дни их далекой молодости.

К ним сразу же подошла грудастая официантка с черными как смоль волосами, шваркнула на стол две толстенные фарфоровые кружки без блюдец и наполнила их до краев кипящим кофе.

— Сегодня очень холодное утро, вам надо согреться.

Кофе еще пенился в кружках, а официантка уже ушла. Мэгги улыбнулась, глядя ей в спину, и заметила:

— Похоже, мы заказали по кружке кофе.

— Похоже, — согласился Эрик и, подняв свою кружку, добавил: «Хоул» — заведение не высшего класса, но зато здесь прекрасная деревенская кухня.

Меню торчало между сахарницей и стаканчиком с салфетками. Эрик достал его и передал Мэгги.

— Советую выбрать омлет «Все на свете». Его нам вполне хватит, причем одной порции на двоих, если ты, конечно, не против со мной поделиться.

Чтение перечня ингредиентов этого омлета заняло у Мэгги чуть ли не полминуты. Закончив читать, она вытаращила глаза и спросила:

— Они это всерьез? Запихать столько в один омлет?

— Да, мэм, и когда его приносят, он почти вываливается из тарелки.

— Ладно, уговорил. Давай закажем один омлет на двоих.

Дожидаясь заказа, Эрик и Мэгги вспоминали «зимние танцы», которые устраивались в школе, и тот случай, когда староста нарядился Санта-Клаусом, а Бруки, державшая над его головой ветку белой омелы, вдруг решила его поцеловать. Они заказали еще по чашке кофе и посмеялись над тем, что столовые приборы все разные. А когда наконец принесли долгожданный омлет, они совсем развеселились, потрясенные его размерами. Эрик разрезал омлет, и Мэгги разложила куски по тарелкам. Омлет был вершиной кулинарного искусства — мясо, два сорта сыра, картошка, лук, грибы, зеленый перец, помидоры, спаржа и цветная капуста.

Эрик заедал омлет двумя громадными пирожками, Мэгги — тостом. И оба не заметили, что опять вернулись в прошлое.

В машине, когда они выбирались с разбитой стоянки на дорогу, Мэгги, застонав, схватилась за живот.

— Нельзя поосторожнее?

— Надо же утрясти еду, — хмыкнул Эрик переключая скорость и одновременно нажимая на газ, выезжая задним ходом с разбитой обочины, отчего их трясло, как просо в сите.

Мэгги стукнулась головой о крышу кабины, взвизгнула и засмеялась. Эрик переключил скорость и резко вывернул руль. От такого маневра Мэгги отлетела от дверцы и ударилась плечом о плечо Эрика, но тут же ее отбросило назад, и они благополучно выбрались на гладкий асфальт скоростной трассы, где и остановились.

— С... Сиверсон, ты что, сп... спятил? — заикаясь от смеха, спросила Мэгги.

Эрик тоже смеялся.

— Старая Сука еще кое-что может. Надо будет как-нибудь выкатить ее на лед и наделать «кренделей».

В дни их бурной молодости все парни увлекались «кренделями»: человек десять выводили машины на замерзшее озеро и кружились по льду, «выписывая кренделя». Рядом с мальчиками сидели девочки и так же, как теперь Мэгги, визжали от страха, наслаждаясь каждым мгновением этой забавы.

Сейчас Мэгги сидела рядом с Эриком в его пикапе, продолжая смеяться, но вдруг у нее появилось ощущение, что все это уже было однажды, и открытие потрясло ее.

Мэгги, Мэгги, будь осторожней!

Но тут Эрик обернулся к ней с такой счастливой и сияющей улыбкой, что она тут же забыла об осторожности.

— Тебе всегда жутко нравилось «выписывать кренделя», ты это знаешь? — поддразнил он.

— Да? Меня надо наказать.

Раньше она соскальзывала с сиденья, прижималась к Эрику, ощущая тяжесть его руки на своей девичьей груди; так они и ехали, чувствуя, как нарастает желание.

Теперь они сидели раздельно, связанные только взглядами, но знали, к чему все клонится, и чувствовали свое полное бессилие предотвратить неизбежное. Слева промчалась машина, которая быстро исчезла из виду, оставив после себя лишь затихающий гул мотора. Эрик уже не улыбался. Он медленно перевел пикап на первую полосу, не сводя глаз с Мэгги, затем сосредоточился на дороге и, набрав приличную скорость, вывел машину на основную полосу скоростной магистрали.

Некоторое время они ехали молча, пытаясь разобраться в нахлынувших противоречивых чувствах, не зная, как справиться с ними. Прислушиваясь к шелесту шипованных шин, Мэгги смотрела в окно на потемневшие кусты и сугробы.

— Мэгги?

Она повернулась и увидела, что Эрик смотрит на нее. Но скорость на трассе не позволяла надолго отвлекаться, и он вновь начал следить за дорогой.

— Знаешь, что меня поразило? В последние годы я стал очень редко смеяться.

Эрику показалось, что Мэгги хотела ответить, но она промолчала, задумавшись над теми словами, которые он произнес, и над теми, которые остались невысказанными. Мэгги все отчетливей понимала, как складывается его семейная жизнь, видела, как он одинок и как трескается фундамент его отношений с Нэнси. Эрик все время сравнивал, а Мэгги была достаточно прозорлива, чтобы понимать, к чему все это приведет.

Для Эрика Сиверсона не составило никакого труда найти в Старджион-Бее дом, указанный в объявлении, и вскоре они уже ждали, когда служащий торговой компании отопрет двери огромного, выходящего фасадом на Сэвиер-Харбор особняка девятнадцатого века. Лет сто назад это здание построил богатый судовладелец, и значительная часть мебели сохранилась с того времени. После смерти последнего владельца дом перешел в собственность его родственников, которых жизнь разбросала по всей Америке. Родственники решили продать дом и поделить деньги между собой.

Выставленный на продажу антиквариат носил несколько эклектичный характер, но вещи были в хорошем состоянии. Эрик наблюдал, как Мэгги ходит из комнаты в комнату, обнаруживая то одно, то другое. Она хватала Эрика за рукав и тащила к очередной находке, восклицая: «Нет, ты только посмотри! Это же сделано из клена «птичий глаз»! Погляди, какие наплывы на древесине!»

Она все трогала, восхищалась, расспрашивала агента, опускалась на колени, чтобы осмотреть вещь снизу. Ее энтузиазм передался Эрику.

Нэнси тоже любила красивые вещи, но совсем по-другому. Она всегда относилась к ним с определенной долей отчужденности, удерживающей ее от того приятного оживления, которое доставляют маленькие радости жизни. Порой эта отчужденность граничила с какой-то надменностью.

Неожиданно Мэгги обнаружила грандиозную старинную кровать из золотистого дуба с замысловатым узором на высокой — чуть ли не семь футов — спинке, с резьбой и пышным барельефом.

— Смотри, Эрик! — сказала Мэгги, задыхаясь от возбуждения и почтительно поглаживая спинку кровати, украшенную резьбой. — Боже мой! — Она осторожно провела кончиками пальцев по очертанию вырезанного дубового листика на ножной стойке кровати. — Это как раз то, за чем я сюда приехала, правда?

Мэгги не ждала ответа, она просто не сводила глаз с понравившейся ей вещи. Эрик стоял в дверях, глядя, как Мэгги нежно ласкает деревянные спинки кровати, и снова на него нахлынули воспоминания о тех далеких днях и той ночи в саду Истли, когда такими же ласковыми и несмелыми прикосновениями она впервые ласкала его тело.

— Восхитительная кровать. Добротный старый дуб. Кто вырезал все эти удивительные узоры? Глядя на такие вещи, я всегда думаю, кто же тот мастер? Посмотри, он даже не оставил своего клейма.

— Но остальная мебель явно сделана в дополнение к кровати, — заметил Эрик. Заснув руки в карманы, он ходил по комнате.

— Тут еще есть умывальник и туалетный столик!

— У моей матери было что-то похожее.

Пока Мэгги рассматривала другую мебель, открывая дверцы, Эрик стоял рядом.

— Видишь? Доски ящиков соединены «ласточкиным хвостом».

— Значит, долго еще не развалятся.

Мэгги опустилась на колени, приоткрыла дверцу, и ее голос сразу зазвучал, словно какой-то деревянный духовой инструмент.

— Массив дуба. — Она вынырнула из глубины шкафа и взглянула на Эрика снизу вверх. — Видишь?

Он присел рядом на корточки, выразил восхищение и подумал, что эта женщина с каждой минутой нравится ему все больше и больше.

— Сюда я поставлю кувшин и тазик, а на перекладине развешу полотенца. Я тебе говорила, что сама делаю полотенца из сурового полотна?

— Нет, не говорила, — снисходительно ухмыльнулся Эрик.

Он все еще сидел на корточках, упираясь локтем в колено. Он понятия не имел, что Мэгги сама делает полотенца, но, когда она улыбалась ему, ямочка на подбородке становилась такой изящной, будто сделана тем же мастером, который украсил резьбой мебель для спальни.

— Мне чертовски трудно было достать образцы вышивки, но полотенца будут прекрасно смотреться на этой перекладине, правда? — сказала Мэгги. Она так и стояла на коленях, глядя на Эрика сияющими от счастья глазами. — Я хочу купить все это. Давай позовем агента.

— Но ты же не знаешь цен.

— А зачем? Я куплю, даже если это стоит десять тысяч долларов.

— Но у кровати нет полога, и она не латунная.

—Да, нет полога, и она не латунная, зато она намного лучше. — Мэгги пристально посмотрела на Эрика. — Знаешь, когда кажется, что это то самое, чего тебе как раз недоставало, невозможно устоять перед искушением.

Эрик выдержал ее взгляд.

Щеки у Мэгги раскраснелись, и Эрик почувствовал, как к его лицу тоже хлынула кровь. Сердца их учащенно забились. Эрик призвал на помощь весь свой здравый смысл и сказал:

— Хорошо, я схожу за агентом.

Он начал подниматься, и Мэгги схватила его за рукав.

— Но, Эрик... — Она озадаченно наморщила лоб. — А твоя Старая Сука все это выдержит?

Эрик прыснул. Грубое словечко так не соответствовало всему ее облику, что он не мог удержаться.

— Что смешного? — спросила Мэгги.

— Ты смешная. — Он взял ее руку и слегка пожал. — Вы смешная очаровательная леди, Мэгги Стерн.

Она купила столько, что вся мебель не поместилась в пикап, и им пришлось оформить заказ на доставку остальных вещей, кроме тех трех предметов, которые понравились ей больше всего и за погрузкой которых в Старую Суку она следила придирчиво и внимательно.

— Осторожнее с этой круглой ручкой! И не прижимай ящики к борту машины. Ты уверен, что вещи связаны достаточно прочно?

Эрик обернулся через плечо и ухмыльнулся.

— Пусть ты тряпичница, а я вонючка, но это не значит, что я не могу затянуть приличный узел на веревке. В свое время я плавал и на парусных лодках.

Она насмешливо раскланялась.

— Прошу прощения, мистер Сиверсон, я не хотела оскорблять вас.

Рывком он затянул последний узел и сказал:

— Готово! Поехали.

Они потратили на покупку мебели несколько часов и совершенно забыли, что у Эрика есть жена, но следующим пунктом назначения был магазин «Бид и Риккер», и это снова вернуло их к жестокой реальности. К тому моменту, когда Эрик затормозил у входа в магазин, шутливое настроение прошло, они стали серьезны и сдержанны. Не выключая мотора и не снимая руки с руля, Эрик минуту сидел в задумчивости, словно размышлял, сказать что-то Мэгги или нет, но потом, решив, что не надо, произнес:

— Я скоро вернусь. — Уже открывая дверцу пикапа, он добавил: — Это не должно занять много времени.

Мэгги проследила, как он идет к магазину, — человек, на которого она не имела никаких прав, но в котором ей нравилось все: и размашистая походка, и то, как его волосы спадают на поднятый воротник кожаной куртки, и то, как сидит на нем одежда, и цвет этой одежды. Эрик вошел в ювелирный магазин, и она стала разглядывать выставленные в витрине украшения — разложенные на алом бархате драгоценности, играющие отблеском продуманного освещения, скрытого в декоративных листьях, обрамляющих витрину. Он заказал для жены подарок к Рождеству. Но какое Мэгги до этого дело? Какое право она имеет расстраиваться? Никакого. И все же она чувствовала себя уязвленной. Что он покупает своей Нэнси? Такая красавица, как она, должна носить только что-то изысканное и дорогое.

Мэгги тяжело вздохнула, отвернулась и принялась разглядывать магазин на другой стороне улицы, возле дверей которого оживленно разговаривали две пожилые женщины. Одна из них была закутана в старомодный шерстяной платок, вторая держала в руке полотняную продуктовую сумку на лямках. Первая показывала куда-то вперед, ее собеседница обернулась, чтобы посмотреть.

Мэгги закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Тебе не стоило ехать сюда с ним. Когда она вновь подняла голову, то краем глаза заметила, что рядом на сиденье лежат черные кожаные перчатки Эрика, перчатки, повторяющие контур его руки, — согнутые в пальцах, со свалявшейся на ладонях шерстяной подкладкой.

Надо быть очень глупой женщиной, чтобы захотеть потрогать их, а тем более примерить на свою руку.

Именно это очень глупая женщина и сделала. Мэгги подняла перчатки с сиденья и натянула на руки, окутав их второй кожей, которая согревала и его руки. Ее пальцы в печатках Эрика казались теперь маленькими, и Мэгги сжала их в кулак, чтобы сильнее насладиться запретным плодом.

Эрик появился в дверях магазина, и Мэгги, поспешно стянув перчатки, сунула их на место. Эрик забрался в машину, положив рядом с собой на сиденье серебристый пакет. Мэгги непроизвольно проследила взглядом и заметила, как внутри пакета блеснула небольшая коробочка, обернутая в такую же серебристую бумагу, только перевязанную красной лентой. Она отвернулась и стала рассматривать паутину трещин на боковом стекле, куда когда-то попал камень. Она ждала, пока пикап тронется с места, но Эрик медлил. Мэгги вопросительно взглянула на него. Его руки лежали на руле, взгляд застыл. У Эрика было такое выражение лица, какое бывает у людей, услышавших от врача, что больше уже ничего нельзя сделать и остается только ждать и надеяться. Наконец Эрик произнес:

— Я купил ей кольцо с изумрудом. Нэнси обожает этот камень. — Он повернул голову, и их взгляды встретились.

— Я же не спрашивала тебя ни о чем, — тихо сказала Мэгги.

— Да, я знаю.

В наступившей тишине никто из них не смог заставить себя опустить глаза. Все вернулось с прежней силой. Сильнее, чем прежде. Они навлекли на себя беду.

Эрик уставился в ветровое стекло и замолчал. Когда молчание стало совсем непереносимым, он с шумом выдохнул воздух сквозь стиснутые зубы и отодвинулся на край сиденья. Упершись локтем в подлокотник, он приложил большой палец к губам и отвернулся от Мэгги. Теперь он невидяще смотрел на пешеходную дорожку. Невысказанное признание, казалось, висело в воздухе, отдаваясь в ушах легким звоном далекого колокольчика.

Мэгги тоже не знала, что сказать, не знала даже, о чем подумать. До тех пор, пока их влечение остается скрытым, они в относительной безопасности. Но и эта безопасность очень иллюзорна, хотя они ничего не сказали друг другу, даже не прикоснулись.

Наконец Эрик тяжело вздохнул, уселся поровнее, и машина тронулась с места.

— Поехали домой, — решительно сказал он.