"Матросы: Рассказы и очерки" - читать интересную книгу автора (Вишневский Всеволод Витальевич)БУШЛАТ МАТРОСА КОЦУРЫЭх, и времечко! Эх, и времечко! Ну и времечко — восемнадцатый год да на Черном море! Жизнь идет в Новороссийске. С Кубани казаки поглядывали — боязно тронуться к берегу. Матросы там. Расчистят — хоть и казаков. Очень память свежая. И кроме того, казаки по гроб не забудут «Ростислава». — Ой, чертяка, бил, ой, бил! Вдарит: окопа нема, а турки, як консервы: тилько мясо пораскидано. Так який дурень к Новороссийску пойдет, як там флот? 3 перевалов тилько доглядать — як там матросы. Доглядали — сало жевали, доглядали. Затопили мы свой флот в Новороссийске. Пошевелились кубанцы, почесались, — ну як? Белые стали большевиков от Царицына отрезать–то — на Федько жать и в тыл Батайской группе Сорокина выходить. Кубанцы еще трохи пошевелились — мабуть, пийшлы? Белые Тихорецкую взяли. Шкуро пошел — гэй, казаки! Кубанцы еще почухались. — Так, мабуть, пийшлы? Народ хитрый — разглядели, что можно казаковать по–за чужими офицерскими спинами. Пошли. Двадцать шестого августа, в четыре часа дня, Новороссийск был взят белыми. Вошли со стороны Неберджаевской и Анапы. Вдогон Таманской армии вошли. Казаки поглядели. — Флота нема? Мабуть, де захоронывсь? Нет — флот не захоронился, не спрятался. В воде истлевали сигнальные флаги: «Погибаю, но не сдаюсь». Ну, тогда казаки стали храбрые. Забоговали в Новороссийске, заскакали, заджигитовали по Серебряковской улице. — Флота нэмае! — Шукай матросов! Де воны! Белые матросам скидки не делали. Весь Новороссийск в ужасе затрясся, когда белые взялись за оставшихся матросов. Рубили их «на капусту», на молу расстреливали, вешали… Ну, годочки, которые на север не поехали, в нейтралитет заиграли, — к расчету! Едут казаки богатые и веселые — понабирали барахла в городе. В два огляда. Военная добыча. Едут, а мальчишки смотрят. Казаки кричат: — Гэй, пацаны! Чуете! Грошей дамо, в казаки визьмем. Де матросы? А ну, кажить! — Дяденька, давай покажу. Бежит пацанок матроса показывать. — Вон, дяденька, вон сидит. Сидит в вольной одеже с эскадренного миноносца «Калиакрия» кочегар. Баба у него здесь. С ума из–за бабы сошел, — красавица баба. Куда от нее ехать?! На мангале баба варит–жарит, белье стирает, спит, любит. Красавица баба и руки золотые. Сколько к ней братков подсыпалось, сколько ей дарили, сколько у ней просили! Взяла кочегара — грудь у него, как меха, брови тонкие, чистый, как стеклышко. Сидит кочегарик у домика — и домик на Нахаловке с садиком у бабы. Во, баба! Скачут казаки. Встать или сидеть кочегару? Сидеть решил. Сидит, поглядывает. Что я особенно сделал? Ну, во флоте был? Был. По призыву? По призыву. С тысяча девятьсот тринадцатого года? С тысяча девятьсот тринадцатого. Георгиевский крест имею? Имею. А что было на митинге авралил — так кто не авралил? Ну, скажи сам, кто не авралил? Было и кубанцы чище авралили — войну долой и все в этом роде. Не так? Так… Скачут казаки. По камням копыта бьют. Первый ближе, опередил других. — Бувай здоров, матрос! Шашка сверху — в плечо, в кость, в ребра… А–аах… Ничего рубят кубанцы. Идут казаки к цементному заводу. В заставу на шоссе. — Як з города кто втикать на Кабардинку — Геленджик буде — стой! Сидят, на море глядят. А за молом — стеньги и реи миноносцев над водой торчат, как кресты. Кладбище флота! Ох, свободно казакам — никто не мешает. Идет человек. — Стой! Хто такий? — Житель местный, со Стандарта. — А ну, наколка есть? Смотрят — нет наколки. Вроде и верно — житель. Матросы все с наколкой. — А ну, хрест есть? Смотрят — нет креста на шее. — Колы в тоби хреста нэмае — большевык ты, сукин сын! — Ей–богу, господа казаки… — А — господа? Ласковый стал… Бажан, а ну веди его к сотнику. Хай разберуть. Отполосовал дядьку сотник — креста нет, а, подумайте! Коцура сидит третий день как миленький. В окошечко из чердака глядит — бухту видит, пристани. Только кораблей не видит. Ушел в воду «Фидониси» — красавец, новичок был! Эх, кораблик был! Своими руками открыл Коцура кингстоны на «Фидониси» и, выбежав наверх, бросился в поджидавшую его шлюпку. Последний раз глянул на родной эсминец, погружавшийся в воду. Товарищи после потопления флота на север подались, а он, стыдно сказать, решил отдохнуть: послужил пять лет — и будет… А как белые пришли — понял Коцура, что если и отдохнет он, так только покачиваясь где–нибудь на фонаре. Все вспомнил сейчас Коцура… Эх, дал бы он себе в ухо, в нос! Есть нечего, пошевелиться нельзя. В чужой дом залетел. Услышат — выдадут, из боязни. Думает Коцура, мудрует. Только что–нибудь сообразит — на руку посмотрит, в тоску вгонится. На руке якорь, две буквы «И. К.» и «1916». В экипаже еще накололи. Хоть с кожей, с мясом сдирай наколку. — А–а — два раза не умирать. Вира якорь! Ночью подался Коцура с чердака. Забрехала собака, Коцура через плетень махнул. Гавкай, сука! Темна августовская ночь. Выстрел то там, то здесь. Как выстрел — нет матроса. Казаки действуют — храбрые они, по ночам ходить не боятся — ой, здорово! Шаг ступит Коцура — слушает. С любого места окликнуть могут. Только бы на край добраться, а там — в горы. В горах кизил, вишня, груша, яблоки есть. На баштаны и виноградники руку положить можно… — Стой, кто идет? — Свой. — Проходи. Подошел. Спичка чиркнула. — Хлопцы! Матрос! — От–то герой, гуляет! Посмеялись казаки. — Дэ рубить будемо? — Пийшли до моря, хай в води плавает! Руки порубаем — хай плавает. — Добрэ. Повели к морю. А чуть светать стало — холодок. На пристань пришли. — Молысь, хлопчэ, просы за грехи. Отчего не помолиться — пару минут лишку пожить? — Отче наш (что делать, а?)… иже еси (бежать, бежать)… на небеси (только соображай)… да святится (так вашу… людей губят)… имя твое (может, так?)… да приидет царствие твое (эх, пропадать)… — Помолывсь? — Уже. — Раздевайсь! Стал бушлат снимать. Снял. Потом форменку… Снял. Снимает медленно, будто руки не действуют. — А ну, швидче! Стал тельняшку снимать. Сел — ботинки расшнуровывает. Ну, минутку бы еще… — Братцы казаки… — Ну? — Возьмите бушлат. — Добрый який. Все визьмем. — Братцы казаки… — Раздевайсь, бисов сын! — Братцы, в бушлате зашитое есть… — Го. Що такэ? — Деньги, николаевскими три тысячи. Боже ты мой! Как затрусились казаки, кинулись бушлат пороть. Коцура ботинки снял. Осталось брюки да сподники снять. Только дурак снимать их будет, а не матрос. Дернул Коцура в море, нырнул. А казаки бушлат порют. Бух–бултых! — Шо, дэ? Стой! Забегали казаки. Стреляют в воду, а в воде нет никого. — Мабуть, втонул? — Мабуть, вбили? Бушлат распороли. — Ото ж, сукин сын, ото ж, гадюка — грошей нэмае! Подырявили действительно бушлат, а грошей нет. Вот досада–то! Кто такой бушлат купит? Ай–ай–ай! Вот нехороший матрос, чтоб ему ни дна ни покрышки. Под пристанью, у свай — под сводом у берега — сидит Коцура. Вода теплая, — что матросу сделается! Дернул браток ночью, босенький, через Стандарт в горы, на перевал. Прощевайте, казаки! Кланялся вам красный моряк Коцура. Это тот самый, що грошей николаевских три тысячи вам сулил… |
||
|