"Лебединое лето" - читать интересную книгу автора (Байерс Бетси)

Глава 1

Сара Годфри валялась на кровати и примеряла шарфик на голову пса Бойси.

— Бойси, подбородочек повыше, трудно тебе, что ли? — уговаривала она, приподнимаясь на локте. Пес был старенький, все время спал — и теперь он лежал на боку, с закрытыми глазами, пока девочка приподнимала ему голову и повязывала шарф.

Ванда, ее сестра, сидела у туалетного столика и причесывалась.

— Оставь Бойси в покое, — посоветовала она.

— А мне больше делать нечего, — отозвалась Сара, не оборачиваясь. — Хочешь посмотреть шоу?

— Да не особенно.

— Шоу называется «Многоликий Бойси».

— Теперь я точно знаю, что не хочу.

Сара подняла псу голову, аккуратно завязав концы шарфа у него на шее:

— Итак, мы с гордостью представляем на суд прихотливой публики первое лицо Бойси — «русская крестьянка»! Ту-ду-ду-дум!

— Отстань ты от него.

— Но он обожает участвовать в шоу, правда же, Бойси? — Сара развязала шарф, расправила его и аккуратно приладила псу на лоб. — А сейчас нам предстоит увлекательное путешествие далеко на восток, где Бойси явит нам свое второе лицо — образ «таинственного индуса»! Ту-ду-ду-дум!

Ванда со вздохом обернулась и взглянула на собаку.

— Жалостное зрелище. На человеческий счет бедному псу восемьдесят четыре года, не меньше. — Она встряхнула баллончик со спреем и побрызгала волосы. — И вообще, это мой шарфик, я иногда его ношу.

— Ладно, ладно, — Сара яростно откинулась на подушку. — Больше я ничего не делаю. Даже не пытаюсь.

— Слушай, если ты решила впасть в депрессию, давай я лучше посмотрю твое шоу.

— А я больше не хочу его показывать. Уже не смешно. В комнате воняет, как на парфюмерной фабрике. — Набросив шарф себе на лицо, девочка уставилась в потолок через прозрачную голубую ткань. Бойси у нее под боком завозился и свернулся клубком. Несколько секунд полежав неподвижно, Сара резко села на кровати, глядя на свои длинные худые ноги.

— У меня самые здоровенные ступни в школе.

— Слушай, Сара, я надеюсь, ты не собираешься перечислять все свои многочисленные недостатки? Просто мне неохота снова выслушивать эту тягомотину.

— Ну, по крайней мере с ногами так оно и есть. Один раз на физре парни начали бросаться девчоночьей обувью, и Бык Дерхем поймал мои кеды и напялил себе на ноги — и они ему оказались в самый раз! Думаешь, приятно носить такой же размер обуви, как Бык Дерхем?

— На подобные мелочи никто не обращает внимания.

— Да ну!

— Ни малейшего внимания. У меня вот, например, просто ужасные руки — глянь на мои пальцы! — просто я не тычу их в лицо всем и каждому, чтобы они заметили, не кричу: «Смотрите все, какие у меня кривые пальцы, народ, у меня не пальцы, а просто кошмар!» Тут волей-неволей кто угодно заметил бы. И тебе нужно просто научиться не заостряться на своих недостатках. На самом деле людям куда важнее их собственные проблемы, чем…

— Очень трудно, знаешь ли, не заостряться на том, что у тебя огромные ступни, когда Бык Дерхем скачет по спортзалу в твоих кедах. Они даже ни капельки не растянулись, когда он их снял наконец.

— Джеки Кеннеди Онассис носит тот же размер, что и ты, если тебя это утешит.

— Откуда ты знаешь?

— Однажды она вошла в индуистский храм и оставила обувь снаружи, и репортеры быстренько подглядели, какой у туфель был размер. — Ванда наклонилась к зеркалу, чтобы как следует рассмотреть свои зубы.

— Но ее ноги выглядят меньше.

— Потому что она не носит оранжевых кедов.

— А я люблю свои оранжевые кеды. — Сара села на край кровати, натянула кеды и высоко задрала ноги. — И что же, по-твоему, с ними не так?

— Все так. Просто если ты хочешь скрыть что-нибудь, не стоит красить это в оранжевый цвет. Мне пора, Фрэнк вот-вот приедет.

Она вышла, и Сара услышала шаги сестры, удалявшиеся по направлению к кухне. Сара снова повалилась на кровать, рядом с посапывающим Бойси. Несколько секунд она смотрела на спящего пса, потом закрыла лицо руками и шумно заплакала.

— Ох, Бойси, Бойси, я плачу, — подвывала она.

Много лет назад, в пору своей собачьей молодости, Бойси не мог вынести чьего-либо плача. Стоило Саре притвориться, что она рыдает — и Бойси немедленно прибегал ее утешать. Он скулил и подпрыгивал, царапал хозяйку лапами и лизал ей руки, пока она не умолкала. А теперь он даже не шелохнулся, лежа с закрытыми глазами.

— Бойси, я плачу, — повторила девочка. — Сейчас я плачу взаправду. А Бойси меня не любит.

Пес беспокойно завозился во сне.

— Бойси, Бойси, я же плачу, мне так плохо, Бойси, — простонала Сара еще раз, после чего резко оборвала плач и села. — Тебе на всех плевать, так, Бойси? Можно обрыдаться до смерти, а ты даже и не заметишь.

Она вскочила и вышла прочь из комнаты. В коридоре она услышала цокот собачьих лап по полу — это Бойси увязался за ней. Не оборачиваясь, Сара бросила:

— Теперь ты мне уже не нужен, Бойси. Иди обратно в спальню. Убирайся. — Но пес продолжал следовать за ней, и через несколько шагов девочка оглянулась. — На случай, если ты что-то недопонял, Бойси: от собаки обычно ждут, что она будет утешать хозяев, прибегать к ним и ласкаться, и всячески повышать им настроение. А все, что ты хочешь делать — это валяться на мягкой кровати. Даже косточки в доме прячешь, потому что тебе лень выйти во двор. Давай, убирайся обратно в спальню.

Она двинулась в кухню, а Бойси по-прежнему плелся за ней, потому что терпеть не мог оставаться в одиночестве. На полпути Сара расслышала, как в кухне Ванда препирается с тетей, раздумала туда идти и вышла на крыльцо.

Позади Бойси стал скрестись в закрытую перед носом дверь, и Сара его выпустила.

— Иди и отстань от меня наконец.

Ее брат Чарли сидел на верхней ступеньке, и девочка присела рядом с ним. Она снова вытянула ноги, критически осмотрела их и заявила:

— Я люблю свои оранжевые кеды. А ты, Чарли?

Брат не ответил. Он сосал красный леденец, из которого вывалилась палочка, и мальчик тщетно пытался вставить ее обратно. Он так долго старался, что палочка погнулась.

— Дай сюда, — сказала Сара, — я тебе помогу. — Она вставила палочку в леденец и вернула конфету брату. — Теперь будь аккуратнее.

Некоторое время она сидела молча, потом взглянула на свои ноги и сообщила:

— Отвратительные оранжевые кеды. Терпеть их не могу.

Она откинулась на перила так, чтобы не видеть ненавистных башмаков, и продолжила:

— Чарли, я хочу тебе кое-что сказать. Это лето — худшее в моей жизни.

Сара сама не знала, почему дела обстоят подобным образом. Вроде бы она делала то же самое, что и в прошлом году — ходила с подружкой Мэри в «Дэйри Куин»[1], сидела с малышами миссис Ходжес, смотрела телевизор — однако же все изменилось. Как будто большой калейдоскоп ее жизни кто-то перевернул, и картинка стала совершенно другой. Те же цветные стеклышки после встряски больше не складывались в знакомый узор.

Изменений в узоре обнаружилось не одно, не два — сотни. Этим летом Сара ни в чем не могла быть уверена. То она чувствовала себя счастливой, то — через мгновение — абсолютно несчастной, то и другое безо всякой видимой причины. Час назад ей нравились оранжевые кеды — а теперь смотреть на них стало противно.

— Чарли, я тебе скажу, на что похоже это ужасное лето. Помнишь, когда подлюка Джим Уилсон тебя посадил на качели — помнишь, как оно было? Он тебя раскачивал изо всех сил, а потом долго-долго держал качели в воздухе, и вдруг неожиданно отпустил, и ты никак не мог слезть и думал, что это никогда не кончится? Вверх-вниз, вверх-вниз, до конца твоей жизни? Вот на что у меня похоже это лето.

Чарли протянул ей леденец и палочку.

— Что, опять? Сказать по правде, твой огрызок конфеты такой противный, что его и трогать-то не хочется. — Сара вставила палочку на место и вернула леденец брату. — Смотри, если он опять соскочит — я не шучу, Чарли Годфри! — я выброшу его в помойку, так и знай.