"Бог не любовь: Как религия все отравляет." - читать интересную книгу автора (Хитченс Кристофер)

Глава шестнадцатая Является ли религия надругательством над детьми?

Пытаясь понять, принесла ли религия «больше зла, чем добра» (не то чтобы это имело хоть какое-то отношение к ее истинности), мы сталкиваемся с невообразимо сложным вопросом. Как узнать, сколько детей навсегда искалечило — физически и психически — обязательное религиозное внушение? Установить это не намного легче, чем ответить, сколько духовных и религиозных прозрений и грез «сбылись» — притом, что большинство несбывшихся не сохранилось ни в летописях, ни в человеческой памяти. Но нет никакого сомнения, что религия всегда стремилась иметь привилегированный доступ к детским мозгам, податливым и беззащитным, и ради этого заключала союзы с мирскими властями.

Один из лучших примеров морального терроризма в нашей литературе — проповедь отца Арналла в романе Джеймса Джойса «Портрет художника в юности». Этот мерзкий старый святоша подготавливает Стивена Дедала и других юных «подопечных» к духовным упражнениям в честь святого Франциска Ксаверия (человека, который распространил инквизицию на Азию, и чьим костям до сих пор поклоняются любители поклоняться костям). Он решает впечатлить их долгим, злорадным описанием адских мук — из разряда тех, которыми церковь стращала верующих во времена своего могущества. Цитировать эти бредни целиком невозможно, но стоит отметить два особенно красочных момента: о природе пыток и о природе времени. Нетрудно понять, что слова священника предназначены именно для того, чтобы запугать детей. В разделе о пытках дьявол плавит целую гору, как свечку. Перечисляются все страшные недуги, и ловко эксплуатируется детская боязнь, что боль может длиться вечно. Когда речь заходит о единице времени, появляется ребенок, играющий с песчинками на пляже, затем следует инфантильное перемножение единиц («Папа, а если взять десять тыщ миллион миллионов миллионов котят, они заполнят весь мир?»), и затем ряд продолжают аналогия с листьями всех лесов, легко всплывающие в воображении шерсть, перья и чешуя домашних любимцев, так хорошо знакомые детям. На протяжении столетий взрослым мужчинам платили деньги за подобное запугивание малолетних (а также за пытки, избиения и сексуальное насилие над ними — память об этом хранил и Джойс, и бесчисленное множество других свидетелей).

Нетрудно обнаружить и другие примеры тупости и изуверства правоверных. Идея пытки, древняя как сам человек, — воплощенная гнусность: мы единственные животные, способные представить ощущения тех, кого пытают. Не религия создала эту склонность, но она узаконила и усовершенствовала ее, и потому заслуживает осуждения. От Голландии до Тосканы музеи европейского Средневековья забиты инструментами и приспособлениями, при помощи которых люди божьи самоотверженно выясняли, как долго можно поджаривать человека вживую. Нет нужды углубляться в подробности, но были и религиозные учебники пыточных искусств, и руководства по выявлению ереси болью. Те, кому не посчастливилось принимать непосредственное участие в auto-da-fe (так — «актом веры» — называли пытки), могли сколько угодно предаваться изуверским фантазиям и облекать их в слова, тем самым поддерживая невежественное население в состоянии перманентного страха. Во времена, когда развлечений было не так уж много, святоши зачастую не оставляли своей пастве других зрелищ, кроме сожжения заживо, пускания кишок или колесования. Больное воображение, придумавшее ад, есть самое кричащее доказательство человеческого нутра религии. Если, конечно, не считать убогого воображения, не сумевшего изобразить рай иначе, чем местом мирских утех, вечной скуки или (как думал Тертуллиан) нескончаемого смакования чужих мук.

Дохристианские версии ада тоже были весьма неприятны и свидетельствуют о такой же садистской изобретательности. Однако некоторые из ранних преисподних, о которых мы знаем (здесь можно особо отметить индуистский ад), были ограничены во времени. Грешника, к примеру, могли приговорить к определенному числу лет в аду, где каждый день был как 6400 человеческих лет. Таким образом, убивший священника получал срок в аду длиной в 149 504 000 000 лет. Отбыв срок, он допускался к нирване, что, судя по всему, означает уничтожение личности.

Честь выдумать ад, из которого нет спасенья, выпала христианам. (Эта идея легко присваивается кем угодно: я помню отвратительный гул одобрения в Мэдисон-сквер-гарден, которым толпа встречала слова Луиса Фаррахана, главы еретической «Нации ислама», открытой только чернокожим. Беснуясь против евреев, он орал: «И запомните: если в топку вас бросит Господь, это НАВЕЧНО!»)

Всякая система абсолютной власти одержима детьми и жестким контролем над их воспитанием. «Дайте мне ребенка, которому еще нет десяти, и я верну вам мужчину» — впервые эти слова сказал иезуит, но сама идея намного старше школы Игнатия Лойолы. Идеологическая обработка детей часто приводит к обратному эффекту, о чем свидетельствует и судьба многих светских идеологий, но, похоже, правоверные готовы идти на этот риск, лишь бы напичкать основную массу мальчиков и девочек нужным количеством пропаганды. Да и на что им еще рассчитывать? Если бы религиозное обучение позволялось только по достижении интеллектуальной зрелости, мы бы жили совсем в другом мире. Среди верующих родителей нет согласия по этому вопросу. Разумеется, они хотели бы делить со своими отпрысками радости Рождества и других красных дней календаря (кроме того, бог, а также мелкие фигуры вроде Санта-Клауса, могут пригодиться в укрощении непослушных). Но обратите внимание, что случается, стоит их ребенку — даже в раннем подростковом возрасте — попасть в лапы другой религии, не говоря уже о сектах. Как правило, родители голосят, что это эксплуатация малолетних. Именно поэтому все монотеистические религии строжайшим образом запрещают или запрещали вероотступничество. В своих «Воспоминаниях о католическом детстве» Мэри Маккарти описывает свой шок, когда проповедник-иезуит сообщил ей, что ее дедушка-протестант — ее друг и защитник — обречен на вечные муки, потому что его неправильно крестили. Будучи смышленой девочкой, она не успокоилась, пока не заставила мать-настоятельницу связаться с высшим начальством и обнаружить лазейку в писаниях епископа Афанасия, который полагал, что еретики отправляются в ад, только если отвергли истинную церковь совершенно сознательно. Оставалась возможность, что дедушка отверг истинную церковь в бессознательном состоянии, а значит, мог избежать ада. Но каких переживаний все это наверняка стоило одиннадцатилетней девочке! А сколько менее любопытных детей просто принимали эту чудовищную догму на веру и не задавали вопросов? Порочность людей, рассказывающих детям подобную ложь, не поддается описанию.

Можно привести еще два примера: безнравственной теории и безнравственной практики. Безнравственная теория касается аборта. Будучи материалистом, я считаю доказанным то, что эмбрион является отдельным телом и существом, а не приростком женского тела (как всерьез утверждали некоторые). Прежде некоторые феминистки заявляли, что он сродни аппендиксу, а то (это тоже заявлялось всерьез) и опухоли. Теперь этот вздор, похоже, прекратился. Среди прочего, конец ему положили удивительные, трогательные эхограммы, а также выживание почти невесомых «недоношенных» детей, достигших «жизнеспособности» вне материнской утробы. Это еще один пример того, как наука выступает на стороне гуманизма. Ни один человек со среднеразвитым нравственным чутьем не смог бы безучастно смотреть, как женщину бьют ногами в живот; и его негодование было бы гораздо сильней, если бы женщина при этом была беременна. Эмбриология подтверждает нравственность. Слова «нерожденный ребенок» — даже когда их используют в политических целях — описывают объективную реальность.

Однако это лишь начало, а не конец дискуссии. Есть много обстоятельств, при которых желательно не донашивать зародыш до срока. Похоже, то ли природа, то ли бог понимает это: из-за неправильного развития плода очень многие беременности заканчиваются самопроизвольным «абортом», или в более деликатной версии — «не донашиваются». Это печально, но, пожалуй, меньшее зло, чем огромное количество детей-калек и детей-идиотов, которые иначе родились бы мертвыми или обреченными на коротенькую жизнь, мучительную и для себя, и для других. Внутриутробное развитие, как мы видим, представляет собой природу и эволюцию в миниатюре. Сначала мы напоминаем крошечных земноводных, затем у нас постепенно появляются легкие и мозг (при этом мы отращиваем и теряем ныне бесполезную шерсть), затем мы пробиваемся наружу и после непростого перехода начинаем дышать воздухом. Как и эволюция в целом, эта система безжалостно избавляется от тех, чьи шансы на выживание с самого начала были невелики: наши предки не выжили бы в саванне, если бы им пришлось беречь от хищников прорву тщедушных, беспомощных младенцев. Эволюцию в данном случае следует уподоблять не «невидимой руке» Адама Смита (этот оборот всегда вызывал у меня сомнения), но, скорее, модели «творческого разрушения», предложенной Джозефом Шумпетером. Согласно этой модели, мы принимаем во внимание безжалостность природы и потому, начиная с самых ранних предшественников нашего вида, приспособились к определенному количеству естественных неудач.

Таким образом, не каждое зачатие закончится — и никогда не заканчивалось — рождением ребенка. И с тех самых пор, как отчаянная борьба за существование начала ослабевать, человеческий разум стремится поставить под контроль частоту собственного размножения. Те семьи, что следуют прихотям природы, с ее любовью к избытку, привязаны к циклу рождений, который едва ли лучше жизни животного. Лучший способ контролировать рождаемость — профилактика. Неустанные поиски в этом направлении начались еще на заре письменной истории, и современные средства относительно надежны и безболезненны. Менее совершенное запасное решение, которое может быть желательным в силу других причин, — прерывание беременности: вынужденная мера, к которой даже в случае крайней необходимости многие прибегают с сожалением. Все мыслящие люди признают болезненный конфликт прав и интересов в данном вопросе и стремятся найти компромиссное решение. Единственное положение, совершенно бесполезное как с нравственной, так и с практической точки зрения, — дикое утверждение, что все сперматозоиды и яйцеклетки — это потенциальные жизни, слиянию которых ни в коем случае нельзя мешать, а после их объединения, даже самого мимолетного, появляется новая душа, требующая юридической защиты. По этой логике, внутриматочное устройство, не дающее оплодотворенной яйцеклетке прикрепиться к стенке матки, — орудие убийства, а внематочная беременность (катастрофическая случайность, в результате которой яйцеклетка начинает расти в фаллопиевой трубе) — это новый человек, а не обреченная зигота и прямая угроза жизни матери.

Священство встречает каждый шажок к разрешению этого спора ожесточенным сопротивлением. Даже попытки рассказать людям о возможности «семейного планирования» с самого начала были преданы анафеме, а первых активистов и пропагандистов (например, Джона Стюарта Милля) арестовывали, бросали в тюрьму или лишали работы. Всего лишь несколько лет назад мать Тереза объявила контрацептивы нравственным эквивалентом аборта, из чего «логически» вытекало (поскольку она считала аборт убийством), что и презерватив, и противозачаточная таблетка также суть орудия убийства. Она была даже немного фанатичней собственной церкви, но и здесь мы видим, что религиозное усердие и догматизм — враги добра. Они требуют от нас верить в невозможное и делать невыполнимое. Все аргументы в пользу примата жизни и защиты еще не родившихся детей дискредитируются людьми, для которых и нерожденные, и рожденные — всего лишь объекты догматических манипуляций.

Если говорить о безнравственных обычаях, трудно представить что-нибудь более жуткое, чем уродование половых органов маленьких детей. Трудно представить что-либо менее совместимое с идеей творения. Представляется очевидным, что бог-творец уделил бы особое внимание репродуктивным органам своих созданий, столь важным для продолжения рода. Но религиозные ритуалы испокон веков предписывают хватать детей по колыбелям и пускать их гениталии под нож или острый камень. У некоторых мусульман и анимистов больше всего страдают новорожденные девочки, которым вырезают половые губы и клитор. Иногда эта процедура откладывается до подросткового возраста и, как описано выше, сопровождается инфибуляцией, или зашиванием влагалища: в нем оставляют только крошечное отверстие для прохода крови и мочи. Цель очевидна: убить или притупить половой инстинкт девочки и уничтожить искушение экспериментировать с кем-либо, кроме того мужчины, которому ее отдадут (ему же достанется привилегия вспороть нитки в кошмарную для девушки брачную ночь). При этом ей объяснят, что ее месячные кровотечения — это проклятие (все религии отмечены ужасом перед менструацией, а многие до сих пор запрещают женщинам посещать богослужения во время месячных), а сама она нечистый сосуд.

Другие культуры — прежде всего, иудео-христианская — предписывают уродовать половые органы мальчиков. (Девочки почему-то могут быть иудейками даже с нетронутыми гениталиями. Бесполезно искать логику в договорах, заключаемых людьми со своими выдуманными богами). В данном случае первоначальная мотивировка, похоже, была двоякой. Пролитие крови, обязательное во время церемонии обрезания, скорее всего, символический пережиток животных и человеческих жертвоприношений, занимающих видное место на окровавленном полотне Ветхого Завета. Ритуал обрезания давал родителям возможность принести в жертву кусочек ребенка вместо целого ребенка. Возражения против экспериментов с пенисом, продуктом тщательного божьего замысла, сняла специально изобретенная догма, гласившая, что Адам был создан обрезанным — по образу и подобию бога. Некоторые раввины полагают, что и Моисей родился обрезанным, хотя причина этого утверждения, возможно, в том, что обрезание Моисея не упомянуто нигде в Пятикнижии.

Другая цель обрезания — о ней недвусмысленно говорит Маймонид — была той же, что и в случае девочек: как можно вернее извести удовольствие от соития. Вот что пишет мудрец в своем «Путеводителе растерянных»:

Маймонид, похоже, не слишком полагался на обещание (данное Аврааму в главе 17 книги Бытие), что обрезание обеспечит его обильным потомством в возрасте девяноста пяти лет. Решение Авраама подвергнуть обрезанию не только мужскую часть своей семьи, не имело особого значения. Возможно, Авраам просто перестарался, ведь завет не распространялся на неевреев. Важно было то, что он обрезал своего сына Измаила, которому было тринадцать. (Измаилу всего лишь пришлось расстаться со своей крайней плотью. Его брата Исаака — в главе 22 книги Бытие он почему-то назван «единственным» сыном — обрезали восьми дней от роду, но позднее понесли на заклание целиком.)

Маймонид также считал обрезание средством укрепления этнической солидарности. Он особо подчеркивал, что этой операции необходимо подвергать младенцев, а не совершеннолетних:

Говоря простым языком, Маймонид прекрасно понимает, что, не будь эта омерзительная процедура якобы предписана богом, даже самый набожный родитель — Маймонид предполагает только наличие отца — испытывал бы к ней естественное отвращение и берег бы от нее своего ребенка. Но «божественный» закон для Маймонида превыше таких соображений.

Уже в новейшее время были выдвинуты псевдосветские аргументы в пользу мужского обрезания. Утверждалось, что эта процедура улучшает мужскую гигиену, а с ней и здоровье женщины — к примеру, предотвращая рак шейки матки. Медицина ничего не оставила от таких утверждений и показала, что некоторые проблемы вполне можно решить простым «ослаблением» (прилегания) крайней плоти. Полное обрезание, впервые предписанное богом в качестве кровавой платы за успешную расправу над ханаанеями, предстало перед нами во всей своей красе: беззащитных младенцев калечат с целью разрушить их будущую половую жизнь. Связь между религиозным варварством и подавлением сексуальности наиболее очевидна, когда отмечена «заветом на теле». Кто скажет, сколько судеб было разрушено таким образом, особенно после того, как древнееврейский фольклор начали практиковать в своих больницах христианские врачи? И кто может без ужаса читать учебники медицины и истории болезни, где бесстрастно сообщается, сколько мальчиков после своего восьмого дня умерло от инфекции, сколько было изуродовано, сколько покалечено? Статистику заражений сифилисом и другими подарками гнилых раввинских зубов и раввинских излишеств иначе, как кошмарной, не назовешь, не говоря уже о неуклюже вспоротых уретрах, а иногда и венах. И это разрешено законом в Нью-Йорке, в 2006 году! Если бы здесь не было замешано религиозное высокомерие, ни одно здоровое общество не мирилось бы с этой примитивной ампутацией и не допускало бы никаких операций на гениталиях без осознанного согласия их обладателя.

Религия несет ответственность и за страшные последствия табу на мастурбацию (которое в викторианскую эпоху служило дополнительным предлогом для обрезания). На протяжении десятилетий мальчиков-подростков запугивали якобы «медицинскими» сведениями о слепоте, нервных срывах и сумасшествии, к которым приводит рукоблудие, и миллионы молодых мужчин и юношей жили в страхе перед такими последствиями. Суровые лекции священников, полные вздора о том, что семя — невосполнимый и конечный источник энергии, наложили отпечаток на воспитание целых поколений. Роберт Баден-Пауэлл сочинил целый маниакальный трактат на данную тему и подкреплял им мускулистое христианство своего бойскаутского движения. На исламских сайтах, дающих советы молодежи, это безумие свирепствует по сей день. Муллы, похоже, зачитываются все теми же дискредитированными текстами авторов вроде Самюэля Тиссо, что были на вооружении у их христианских предшественников и приводили к столь ужасным последствиям. Они распускают все те же экзотические, извращенные домыслы. На этом поприще особенно преуспел Абд аль-Азиз бин Баз, ныне покойный верховный муфтий Саудовской Аравии. Его слова о вреде онанизма приводятся на многих мусульманских сайтах. Эта привычка, предупреждает он, расстраивает пищеварительную систему, портит зрение, воспаляет яички, подтачивает позвоночник («откуда берется сперма»!) и вызывает конвульсии и судороги. Не остаются в стороне и «мозговые железы», что приводит к деградации интеллекта с последующим безумием. Наконец, все так же обрекая миллионы здоровых юношей на страх и чувство вины, муфтий сообщает им, что их семя истончится, потеряет силу и лишит их радости отцовства. Этот бред повторяется на сайтах Inter-Islam и Islamic Voice, как будто мусульманская молодежь страдает от недостатка невежества и сексуальной фрустрации. Мальчикам часто вообще не позволяют находиться в женском обществе, по сути, воспитывая в них презрение к собственным матерям и сестрам; при этом их принуждают к отупляющей зубрежке Корана. В Афганистане и других странах мне встречались продукты такой системы «образования», и я могу лишь повторить, что их главная проблема не в том, что они желают девственниц, а в том, что они сами девственники. Их эмоциональное и психическое развитие безнадежно исковеркано, и следствие этого отчуждения и деформации — угроза жизни многих других людей.

Сексуальная невинность детей может вызывать умиление, если не растягивать ее без необходимости, но в зрелом возрасте невинность, безусловно, вредна и отвратительна. Перед нами все тот же вопрос: как сосчитать, сколько зла причинили грязные старикашки и истеричные старые девы, приставленные церковью к невинным детям в сиротских приютах и школах? Католической церкви в данный момент приходится отвечать на этот вопрос самым болезненным способом — подсчитывая денежную стоимость надругательства над детьми и выплачивая компенсации. Жертвам уже присуждены миллиарды долларов, но разве есть цена у поколений мальчиков и девочек, чье первое знакомство с сексом было столь пугающим и гадким — благодаря людям, которым доверяли и они, и их родители? «Жестокое обращение с детьми» не что иное, как нелепый, жалкий эвфемизм, прикрывающий то, что происходит на самом деле: детей систематически насилуют и истязают при содействии и попустительстве церковной иерархии, сознательно переводившей самых гнусных преступников в более безопасные для них приходы. Учитывая, что речь идет о современных городах, остается лишь содрогаться при мысли, что происходило в эпоху, когда церковь была выше всякой критики. С другой стороны, чего еще можно ждать, доверяя беззащитных детей асоциальным личностям, вынужденным лицемерно блюсти целомудрие? Разве не их учили сурово именовать детей «отродьем» и «отростками» Сатаны? В «лучшем» случае неизбежная фрустрация находила выход в чудовищном избытке телесных наказаний. Но когда искусственные запреты окончательно рушатся (как это происходило прямо на наших глазах), на смену им приходят злодеяния, что даже в страшном сне не приснятся рядовому онанисту и прелюбодею. И это не вина нескольких преступных пастырей — это следствие идеологии, которая стремилась упрочить церковный контроль при помощи контроля над половым инстинктом и даже над половыми органами. Как и религия в целом, это пережиток детских страхов человечества. На вопрос Ивана о священном истязании ребенка Алеша ответил («тихо»): «Нет, не согласился бы». Именно таким должен быть наш ответ и на гнусное заклание беззащитного маленького Исаака, и на все современные изуверства. Только говорить мы должны громче.