"Бог не любовь: Как религия все отравляет." - читать интересную книгу автора (Хитченс Кристофер)

Глава десятая Балаганные чудеса и закат преисподней

Одна античная басня высмеивает хвастуна, без конца трезвонившего о невероятном прыжке, который он однажды совершил на острове Родос. Мир не видывал столь героического прыжка. В конце концов, неутомимый рассказчик порядком поднадоел слушателям. Только он открыл рот, чтобы в очередной раз поведать историю своего подвига, как один из присутствующих раздраженно перебил его: «Hie Rodus, hie salta!»[12]

Подобно тому, как вымерли пророки, ясновидцы и великие богословы, эпоха чудес, похоже, осталась где-то в прошлом. Если бы верующим хватало мудрости или твердости в собственной вере, они бы только приветствовали закат этой эпохи фокусов и жульничества. Но вера и на этот раз не способна удовлетворить правоверных и тем дискредитирует себя. Чтобы впечатлить простаков, до сих пор требуются реальные события. Достаточно взглянуть на ведунов, колдунов и прорицателей более ранних или более примитивных культур. Очевидно, что тот смышленый человек, который первым научился предсказывать затмения, тут же использовал это небесное явление для того, чтобы запугать свою аудиторию. Цари древней Камбоджи вычислили, в какой день года реки Меконг и Бассак внезапно разливаются, соединяются в одну и под давлением гигантской водной массы как будто начинают течь обратно в озеро Тонлесап. Довольно скоро возникла соответствующая церемония: царь и помазанник божий появлялся в нужный момент и приказывал рекам течь вспять. Моисей на берегу Красного моря мог бы только позавидовать камбоджийским коллегам. (Уже в наше время это чудо природы успешно использовал другой шоумен — король Камбоджи Сианук).

При всем этом некоторые «сверхъестественные» чудеса древности теперь кажутся на редкость мелкотравчатыми. В них нет ничего особенно интересного — совсем как в спиритических сеансах, цинично скармливающих родственникам покойного потустороннюю белиберду. Когда вам рассказывают о «ночном полете» Мухаммеда в Иерусалим (говорят, что отпечаток копыта его коня Бурака до сих пор можно увидеть у мечети Аль-Акса), бессердечно указывать на то очевидное обстоятельство, что лошади не умеют летать. Более уместно отметить, что с самого начала своих долгих и изнурительных странствий по поверхности Земли, день за днем созерцая лошадиный зад, люди мечтали ускорить этот тягостный процесс. Фольклорные сапоги-скороходы могут добавить прыти идущему, но решают проблему лишь отчасти. Тысячелетиями воображение людей больше всего будоражила зависть к птицам (пернатым потомкам динозавров, как мы знаем теперь) и тоска о полете. Небесные колесницы, ангелы, свободно парящие в восходящих потоках воздуха… нетрудно понять причину этих фантазий. Таким образом, Пророк отвечает затаенным желаниям каждого крестьянина, жалеющего о том, что его скотина не может распустить крылья и оторваться от земли. Странно только, что, несмотря на божественное всемогущество, чудо получилось столь прозаичным и примитивным. Левитация занимает виднейшее место и в христианских фантазиях, о чем свидетельствуют Вознесение и Успение. В те времена небо считали перевернутой чашкой, а рядовые погодные явления — знамениями или божественным вмешательством. При столь безнадежно ограниченном понимании космоса самое банальное событие могло показаться чудом. В то же время событие, которое нас бы действительно поразило — например, остановка солнца, — представлялось явлением местного масштаба.

Если понимать под чудом благоприятное нарушение естественного порядка вещей, решающее слово по этому поводу сказал шотландский философ Дэвид Юм. По Юму, в отношении чудес мы наделены свободой воли. Чудо есть нарушение или прерывание заведенного, ожидаемого хода событий. Это может быть что угодно: от восхода солнца на западе до животного, которое внезапно принимается декламировать стихи. С этим все ясно, но свобода воли также подразумевает способность принимать решения. Если вам кажется, что вы наблюдаете подобное событие, перед вами две возможности. На одной чаше весов — вероятность того, что действие законов природы приостановлено (в вашу пользу). На другой — что вы либо ошибаетесь, либо страдаете галлюцинациями.

Если вы узнаете о чуде из вторых или третьих рук, это неизбежно сказывается на его вероятности и влияет на вашу готовность верить на слово очевидцу того, что вы не видели сами. А если между чудом и вами десятки поколений и никаких независимых подтверждений, его вероятность меняется радикально. Можно снова звать на помощь старого доброго Оккама, предупреждавшего нас не множить сущностей без необходимости. В этой связи позвольте мне привести один пример из древности и один из современности, а именно воскрешение мертвых и наблюдение НЛО.

Частота и эффективность чудес нынче не те, что раньше. К тому же самые свежие предложения на рынке чудесного слегка отдают дешевым балаганом. Например, пресловутое ежегодное разжижение крови святого Януария в Неаполе — феномен, который может повторить (проверено на практике) любой профессиональный фокусник. Чтобы разоблачить шарлатанов и спасти кошельки неосторожной публики, такие выдающиеся светские «волшебники», как Гарри Гудини и Джеймс Ранди, в лабораторных условиях с легкостью левитировали, ходили по углям, практиковали лозоходство и гнули ложки силой взгляда. В любом случае, чудеса никак не подтверждают истинность религии, которая их практикует: Аарон якобы победил волшебников фараона в открытом состязании, но при этом не отрицал, что они тоже умеют колдовать. Сообщений о воскрешении из мертвых, однако, не было уже давно, и ни один шаман, приписывающий себе такую способность, до сих пор не согласился выполнить этот трюк под наблюдением. А значит, мы должны спросить себя: неужели искусство воскрешения утрачено? Или же мы просто доверяем сомнительным источникам?

Новый Завет и сам по себе источник крайне сомнительный. (Одно из ошеломительных открытий Бартона Эрмана заключается в том, что рассказ о воскрешении Христа в Евангелии от Марка — позднейшая вставка.) Но если верить Новому Завету, воскрешение мертвых было почти в порядке вещей. Иисус лично воскресил двоих — Лазаря и дочь Иаира — и никто, похоже, не счел нужным взять у воскрешенных интервью об их необыкновенном опыте. Кроме того, никто, судя по всему, не оставил никаких записей о том, «умерли» ли эти люди по второму разу, а если умерли, то как именно. Если они сделались бессмертными, тогда они составили компанию «Вечному Жиду», которого раннее христианство приговорило без конца ходить по земле после встречи с Христом на Крестном пути. Эта пытка досталась случайному прохожему, чтобы хоть так исполнилось неисполненное пророчество о том, что Христос вернется на землю в течение жизни по крайней мере одного из тех, кто видел его первое пришествие. В тот же самый день, когда Христос повстречал незадачливого скитальца, его самого предали мучительной смерти, в момент которой, согласно Евангелию от Матфея 27:52–53, «гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим». Здесь получается неувязка, поскольку выходит, что трупы святых ожили и во время смерти на кресте, и во время Воскресения, но все это описывается в той же невозмутимой манере, что и землетрясение, и «раздравшаяся» завеса в храме (еще два события, не привлекшие внимания ни одного летописца), и почтительные комментарии римского центуриона.

Такое массовое возвращение с того света лишь умаляет значение того воскрешения, при помощи которого человечество приобрело отпущение грехов. Кроме того, от Осириса до вуду история не знает ни одного культа, ни одной религии, которая не полагалась бы на некую форму врожденной веры в «живых мертвецов». Христиане по сей день спорят, какое тело они получат в Судный день: старую развалину, которая уже один раз испустила их дух, или же что-нибудь новенькое. Нам же достаточно отметить: даже если принять все постулаты правоверных, воскрешение мертвеца не доказывает ни правоты его учения, ни его родственной связи с богом, ни вероятности его возвращения во плоти или в каком-нибудь другом узнаваемом виде. Религия в очередной раз пытается «доказать» слишком многое. Добровольную смерть ради других везде считают проявлением благородства. Дополнительное утверждение, что смерть была «ненастоящей», только запутывает дело, превращая жертву Христа в дешевый спектакль. (Каждый, кто говорит «Христос умер за мои грехи», — притом, что он вовсе не «умер», — противоречит сам себе.) У нас нет ни достоверных, ни связных, ни своевременных свидетельств этого чрезвычайного события, а значит, наше право, если не сказать долг, не унижаться до веры в эту басню, пока нам не предоставят более надежные доказательства. Ведь необыкновенные утверждения требуют необыкновенных доказательств.

Значительную часть своей жизни я проработал корреспондентом и давно привык читать описания событий, свидетелем которых я был сам, в версии очевидцев, которым я доверяю, но расходящиеся с моими собственными наблюдениями. (В мою бытность корреспондентом на Флит-стрит я даже читал статьи, подписанные моим именем, но совершенно не узнаваемые после редакторской обработки.) Я также брал интервью у некоторых из сотен тысяч людей, утверждающих, что они имели прямые контакты с космическими кораблями или экипажами космических кораблей из другой галактики. Рассказы их бывают такими подробными и живыми (и так хорошо сходятся с показаниями других людей, с которыми они никак не могли сговориться), что даже несколько впечатлительных ученых выразили готовность им поверить. Но, как подсказывает нам Оккам, делать этого совершенно не стоит. Если в рассказах «контактеров» и похищенных есть хотя бы крупица истины, это означает, что их инопланетные друзья не пытаются держать свое существование в секрете. Почему же, в таком случае, они не могут постоять на месте и позволить нам сделать хотя бы несколько снимков? Никто до сих пор не предъявил ни одной подлинной кинопленки, не говоря уже о кусочке неземного металла или крошечном образце живой ткани. Зарисовки инопланетных существ все до единой смахивают на антропоморфных героев научно-фантастических комиксов. Учитывая, что полет с альфы Центавра (самая ходовая родина пришельцев) потребовал бы некоторого насилия над законами физики, даже мельчайшая частичка инопланетной материи принесла бы огромную пользу и потрясла бы все человечество. Но вместо доказательств — ничего. То есть ничего, кроме метастазов нового суеверия, основанного на вере в оккультные тексты и знаки, открытые лишь избранным. Где-то я уже все это видел. Единственное ответственное решение — воздержаться от окончательных выводов, пока апологеты культа не представят доказательства, выходящие за рамки детского лепета.

То же относится и к современным статуям дев и святых, которые истекают то слезами, то кровью. Даже если бы я не мог познакомить вас с людьми, которые на досуге добиваются идентичного эффекта при помощи свиного жира и других материалов, я бы все равно задался вопросом, что за божество удовлетворится такими жалкими фокусами. Я, так уж вышло, один из тех немногих людей, что принимали участие в рассмотрении заявки на католическую канонизацию. В июне 2001 года, по приглашению Ватикана, я давал показания на слушаниях о причислении к лику блаженных Агнес Бояджиу, амбициозной албанской монахини, широко известной под партийной кличкой мать Тереза. Хотя тогдашний папа отменил знаменитую должность «адвоката дьявола», чтобы ускорить процесс подтверждения и канонизации огромного количества новых «святых», католическая церковь все же чувствовала себя обязанной выслушать показания критиков, и в результате я оказался представителем дьявола, так сказать, на общественных началах.

К тому моменту я уже помог разоблачить одно из «чудес», связанных с работой этой женщины. Прославил ее видный, хотя и глуповатый британский евангелист (позднее принявший католичество) по имени Мэлколм Маггерндж. Именно с его документального фильма «Что-нибудь прекрасное для Бога», снятого по заказу ВВС, начался мировой успех торговой марки «Мать Тереза». Оператором фильма был Кен Макмиллан, на тот момент известный своей работой в «Цивилизации», великолепной серии передач Лорда Кларка об истории искусства. Он прекрасно разбирался в цвете и освещении. Вот что рассказывает Маггерндж в книге, сопровождавшей выход фильма:

Он заключает, что:

Последнее предложение — чистейшая правда: Маггерндж не прекращал говорить и писать, пока не сделал мать Терезу мировой знаменитостью. Я, со своей стороны, раздобыл и опубликовал прямое свидетельство Кена Макмиллана, самого оператора. Вот оно:

Так родилась звезда… И вот за такую критику меня пригласили в Ватикан, в закрытое помещение, содержавшее Библию, магнитофон, монсеньора, диакона и священника. Там меня спросили, могу ли я пролить какой бы то ни было свет на дело «рабы Божьей матери Терезы». Казалось, собравшихся действительно интересовали мои ответы, однако их коллеги на другой стороне планеты уже заверяли «чудо», требуемое для беатификации (прелюдии к канонизации). Мать Тереза умерла в 1997 году. В первую годовщину ее смерти две монахини из бенгальской деревни объявили, что привязали алюминиевую медаль покойной (медаль прикасалась к ее мертвому телу) к животу женщины по имени Моника Бесра, якобы имевшей крупную маточную опухоль, каковая после этого рассосалась. Стоит отметить, что католическое имя Моника встречается в Бенгалии не особенно часто. Таким образом, пациентка, вероятно, и без того была поклонницей матери Терезы — как, разумеется, и сами монахини. Под это определение, однако, не попадают ни д-р Манджу Муршед, директор местной больницы, ни д-р Т.К. Бисвас, ни его коллега-гинеколог д-р Ранджан Мустафи. Все трое показали, что г-жа Бесра болела туберкулезом, а также имела опухоль яичника, и была успешно излечена от обоих заболеваний. Д-р Муршед выразил особое раздражение многочисленными звонками «Миссионеров благотворительности», ордена матери Терезы, которые всячески уговаривали его признать исцеление чудом. Показания самой пациентки были довольно бестолковыми: она говорила очень быстро, чтобы, по ее выражению, «не забыть», и умоляла не задавать ей вопросов, чтобы ей не пришлось «вспоминать». Даже ее муж, Селку Мумрму, некоторое время спустя нарушил молчание и заявил, что его супругу вылечили средствами обыкновенной медицины.

Спросите любого директора больницы в любой стране, и он расскажет вам, что иногда тяжело больные пациенты неожиданно выздоравливают (а внешне здоровых людей внезапно настигает серьезная болезнь). Те, кто ищет чудес, могут возразить, что у таких случаев выздоровления нет «естественного» объяснения. Но это вовсе не означает, что объяснение должно быть «сверхъестественным». Впрочем, в выздоровлении г-жи Бесры не было ровным счетом ничего удивительного. Обычные заболевания вылечили хорошо известными методами. Необыкновенные утверждения делались в отсутствие даже обыкновенных доказательств. Несмотря на это, в недалеком будущем в Риме состоится пышная церемония, и весь мир узнает о святости матери Терезы, чье заступничество сильней медицины. Это не просто позор; благодаря этому еще дальше откладывается тот день, когда индийские крестьяне перестанут верить знахарям и факирам. Иными словами, в результате дутого «чуда» погибнут люди. Если в наши дни, когда утверждения церкви могут проверить врачи и журналисты, она не может найти ничего более убедительного, нетрудно представить, что творилось в эпоху невежества и страха, когда священникам не приходилось иметь дело с таким количеством скептиков.

В который раз лезвие Оккама режет легко и решительно. Из двух доступных объяснений отвергнуть следует то, которое объясняет меньше или не объясняет вообще ничего, либо порождает больше вопросов, чем ответов.

То же относится к тем случаям, когда кажущееся нарушение законов природы не приносит ни радости, ни утешения. Стихийные бедствия, разумеется, не нарушают законы природы, но составляют часть неизбежных флуктуаций внутри этих законов. Однако они всегда использовались для того, чтобы запугать доверчивую паству размахом божьего недовольства. В тех районах Малой Азии, где нередки землетрясения, первые христиане собирали толпы всякий раз, когда рушился очередной языческий храм, и призывали всех принять истинную веру, пока не поздно. Извержение колоссального вулкана Кракатау в конце XIX века вызвало массовую исламизацию перепуганного населения Индонезии. Все священные книги с воодушевлением рассказывают о наводнениях, ураганах, молниях и других знаках гнева господня. И после ужасного азиатского цунами в 2005 году, и после затопления Нового Орлеана в 2006-м такие вполне серьезные ученые люди, как архиепископ Кентерберийский, опустившись до уровня чешущих затылки крестьян, публично и мучительно толковали божий промысел. Но стоит сделать одно простое допущение, основанное на абсолютно достоверных знаниях, а именно признать, что мы живем на планете, которая продолжает остывать, а также имеет расплавленное ядро и пустоты и трещины в коре, — как нужда в подобных мучениях отпадает. Всему уже есть объяснение. Я никак не могу понять, почему верующие отказываются признать этот факт. Он разом избавил бы их от тщетных гаданий, почему бог позволяет столько страданий. Очевидно, миф о божественном вмешательстве с лихвой искупает это неудобство.

Подозрение, что стихийные бедствия насылаются в наказание, полезно еще и тем, что оставляет широкий простор для интерпретаций. После Нового Орлеана, пораженного гибельным сочетанием застройки ниже уровня моря и равнодушия администрации Буша-младшего, я узнал от видного израильского раввина, что наводнение было наказанием за эвакуацию еврейских поселений из Сектора Газа. От мэра Нового Орлеана (который не слишком блистал при исполнении своих служебных обязанностей) я узнал, что оно было божьей карой за вторжение в Ирак. Выбирайте грех на свой вкус: именно так поступили «преподобные» Пэт Робертсон и Джерри Фолвелл после разрушения Всемирного торгового центра. В тот раз причину следовало искать в том, что Америка смирилась с гомосексуализмом и абортами. (Некоторые древние египтяне верили, что содомия вызывает землетрясения. Предвижу массовое возрождение таких взглядов, как только разлом Сан-Андреас в следующий раз вздрогнет под гоморрой по имени Сан-Франциско.) Когда развеялся дым на месте трагедии 11 сентября, оказалось, что из обломков торчат два куска искореженной арматуры в форме креста, и многие принялись гадать, что бы это значило. Учитывая, что поперечные перекладины всегда использовались в строительстве, было бы удивительно, если бы среди обломков не оказалось ни одного креста. Я, признаюсь, поразился бы, сложись обломки в звезду Давида или в звезду с полумесяцем, но такого пока не наблюдалось — даже там, где это впечатлило бы местное население. И потом, не стоит забывать, что чудеса, как нам говорят, случаются по велению всемогущего, всеведущего и вездесущего бога. Странно, что такой бог не смог устроить ничего пограндиознее.

В итоге все эти «доказательства» веры выставляют веру еще более слабой, чем она была бы сама по себе, безо всякой поддержки. Что безосновательно утверждается, бездоказательно и отвергается. Это особенно верно, когда «свидетельства» шиты жирными белыми нитками чьих-то интересов.

«Обращение к авторитету» — слабейший из аргументов. Он слаб, когда ссылаются на других («Писание говорит»), и еще слабей, когда говорящий ссылается на себя самого. Это подтвердит любой ребенок, слышавший от родителей: «Потому что я так сказал» (и любой родитель, ловивший себя на том, что невольно повторяет слова, которые сам когда-то находил крайне неубедительными). И все же требуется определенный «прыжок» иного рода, чтобы дойти до мысли, что вся религия придумана обыкновенными млекопитающими и не скрывает в себе никаких загадок. Неужели за ширмой волшебника Страны Оз действительно нет ничего, кроме блефа? Я всегда остро ощущал вес истории и культуры и потому не перестаю задавать себе этот вопрос. Неужели все это было зря — и титанические усилия богословов и книжников, и нечеловеческие старания художников, архитекторов, музыкантов отразить величие бога в чем-нибудь долговечном и прекрасном?

Вовсе нет. Мне не важно, сколько человек писало поэмы Гомера, и был ли Шекспир тайным католиком или тайным агностиком. Мой мир не рухнет, если в конце концов выяснится, что автором величайших трагедий, комедий и произведений о любви и морали все-таки был граф Оксфордский, хотя должен признать: мне важно единое авторство, и не хотелось бы, чтобы Шекспиром оказался Фрэнсис Бэкон. Как учитель нравственности, Шекспир гораздо выше Талмуда, Корана или любого другого рассказа о жутких сварах племен железного века. Но изучение религии приносит огромную пользу и нередко позволяет стоять на плечах выдающихся писателей и мыслителей, которые, безусловно, превосходили тебя в интеллекте, а иногда и в нравственности. Многие из них в свое время сбрасывали оковы идолопоклонства; многие даже рисковали жизнью, споря с единоверцами. Однако настало время, когда даже пигмей вроде меня, пользуясь плодами чужих трудов, знает больше, чем знали они, и видит, что оковы религии давно пора разорвать раз и навсегда. Текстология, археология, физика и молекулярная биология общими усилиями не только доказали лживость и человеческое авторство религиозных мифов, но и предложили более точное, более просвещенное понимание мира. Утрату веры могут компенсировать новые чудеса, гораздо более удивительные, и погружение в волшебные произведения Гомера, Шекспира, Мильтона, Толстого, Пруста. Их авторство тоже принадлежит человеку (хотя, бывает, слушаешь Моцарта и начинаешь сомневаться). Говорю это, как человек, переживший болезненный кризис и утрату собственной светской религии.

Когда я был марксистом, мои взгляды не были для меня предметом веры, однако я был убежден, что Марксу удалось сформулировать нечто вроде общей теории поля. Исторический и диалектический материализм был абсолютной истиной. В нем не было никаких элементов сверхъестественного, но был элемент мессианства (возможное наступление коммунистического царства на земле), и уж точно имелись свои великомученики, святые, догматики, а также (позднее) конкурирующие папские престолы, отлучающие друг друга от церкви. У него также были свои расколы, инквизиция и охота на еретиков. Я состоял в диссидентской секте, почитавшей Розу Люксембург и Льва Троцкого, и я готов подтвердить, что у нас были и свои пророки. Когда Роза Люксембург гневно вещала о последствиях Первой мировой войны, она казалась едва ли не смесью Кассандры и пророка Иеремии, а великолепная трехтомная биография Льва Троцкого, написанная Исааком Дойчером, так и называлась: «Пророк» (вооружающийся, разоружаемый и изгнанный). В молодости Дойчер учился на раввина, мог бы стать прекрасным талмудистом — как, собственно, и Троцкий. Вот как Троцкий предвосхищает гностическое Евангелие Иуды, описывая захват Сталиным власти в партии большевиков:

А вот жутковатый рассказ Дойчера о том, что произошло, когда силы, сочувствовавшие нацистам, вынудили норвежское правительство отказать Троцкому в политическом убежище и повторно его депортировать, обрекая на странствия и смерть. Во время встречи старика с норвежским министром иностранных дел Трюгве Лие и другими членами правительства происходит следующее:

В ответ на это странное прорицание Трюгве Лие только пожал плечами. Но не прошло и четырех лет, как тому самому правительству действительно пришлось бежать из Норвегии от вторгшихся нацистов. И тогда, сгрудившись на морском берегу и нервничая в ожидании корабля, который должен был забрать их в Англию, министры и король Хааког с благоговейным ужасом вспоминали слова Троцкого, как сбывшееся проклятие пророка.

Троцкий обладал навыками эффективного материалистического анализа, позволявшими ему предвидеть события — далеко не всегда но порой с поразительной точностью. Кроме тоге, он совершенно точно чувствовал (это чувство выражено в работе «Литература и революция») неутолимое стремление бедных и угнетенных подняться над строго материальным миром и коснуться чего-то трансцендентного. Значительную часть своей жизни я разделял это чувство и до сих пор не вполне с ним расстался. Но однажды наступил момент, когда я более не мог, да и не желал защищаться от натиска действительности. Я признал, что марксизм знавал интеллектуальные, философские и этические победы, но все они остались в прошлом. Какое-то наследие героического периода, возможно, стоило сохранить, но факт оставался фактом: никакой карты будущего больше не было. Помимо этого, сама идея универсального решения всех проблем привела к чудовищным человеческим жертвам и к попыткам их оправдать. Те из нас, кто искал рациональную альтернативу религии, зашли в тупик не менее догматичный. Да и чего еще можно было ожидать от идеологии, созданной близкими родственниками шимпанзе? Непогрешимости? А потому, дорогой читатель, если вы добрались до этого места и обнаружили, что ваша вера иссякает, — на что я очень надеюсь — знайте, что мне, в определенной степени знакомы ваши ощущения. Бывают дни, когда мне не хватает моих былых убеждений, как может не хватать ампутированной руки. Но в целом я чувствую себя лучше, моя радикальность ничуть не уменьшилась, и смею вас заверить: вы тоже почувствуете себя лучше, как только отбросите догмы и позволите вашему освобожденному разуму думать самостоятельно.