"Не время для героев" - читать интересную книгу автора (Зыков Николай)Глава 11Хотел позвонить Даше, но не знал её номера. Он остался в прошлом телефоне. Появилась мысль связаться с друзьями, узнать, помнят ли они. Но Саня не позволил. Я и без того рисковал, позвонив второй раз маме. Мы не могли знать, вычислили ли наше местоположение пресекающие, могли лишь надеяться, что им это не удалось. В любом случае, за моим домашним телефоном они точно следили. Не могли не следить, если желали разыскать нас. Почему и мама, и Ваня меня не узнали, я не понимал. На этот вопрос не смог ответить и Саня. Было в сложившейся ситуации что-то зловещее, пугающее. Теперь я потерял надежду вернуться к прошлой, обыденной жизни. Прошлое меня забыло, выкинуло за ненадобностью. Я быстро смирился с подобным расположением вещей. Понимал, что поздно сожалеть. Решил, что так даже лучше. Ни мама, ни Даша — никто из близких не будет переживать о моём исчезновении. Я не исчезал. Меня просто не было. Весь вечер слушал музыку, отвернувшись к стене. В голове не было ни одной мысли. Саня потрепал меня за плечо. Что-то сказал. Я ответил: — Всё хорошо. Не трогай меня пока. Завтра поговорим. Больше он не подходил. Несмотря на то, что я не ел довольно долго, голод не мучил. Завтра с утра буду готов съесть слона. Сегодня — не хочу ничего. Я не вспоминал маминых слов. Боялся сойти с ума. В голове кружились лишь строки из любимых треков. И музыка. Строки. Музыка. Бит. Больше ничего. До полуночи я лежал и слушал музыку. Песни повторялись по третьему и четвёртому разу. Снял наушники. Прислушался. Саня спал. Мысли не заполонили голову, как я боялся того. Просто пришло осознание, что отступать более некуда. Теперь только вперёд. Поставить палки в колёса тем, кто уничтожил моё прошлое, настоящее и будущее. Теперь пришла пора писать новый сюжет. Завтра я проснусь и поговорю с Саней. Поговорю о том, что будем делать. Отложил телефон на тумбочку, разделся, вновь повернулся лицом к стенке и уснул. Быстро. Боялся остаться наедине с мыслями, которые в очередь выстроились, чтобы проникнуть в разум. Я их не пускал. Нельзя пускать, иначе прямая дорога в дурдом. Проснувшись, я услышал, как на кухне трещит масло. Саня что-то жарил. Не то чтобы я сомневался в его кулинарных способностях, но жизнь ассасина, военного, а после программиста и повстанца вряд ли могла научить особым кулинарным премудростям. Преодолевая сон, встал и прошёл на кухню. Как я и думал. Яичница. С жареной колбасой. Впрочем, не худший завтрак, тем более, если ты давно не ел. — Есть будешь? — спросил Саня, посмотрев на меня. Он не знал, как со мной разговаривать, стоит ли затрагивать вчерашнюю тему. Хотя я не сомневался, он хочет её обсудить. Я кивнул и отправился умываться в ванную. — Там тебе щётка есть. Новая. Твоя — красная, — крикнул Саня, когда я прикрыл за собой дверь. — Хорошо, — ответил я, отыскав стакан с зубными щётками на полке. Не так уж и плохо, если забыть о том, что единственный человек, который тебя знает — Саня. И это после семнадцати лет жизни. Я осклабился, оглядев в зеркале почищенные зубы. Будь что будет, поздно сожалеть о том, что случилось. Винить одного лишь Саню в произошедшем — нельзя, он хотел как лучше. Ровно как и пресекающие, они тоже уверены в правильности действий. И я буду уверен. У каждого своя правда, посмотрим, чья окажется живучее. Вытерев лицо махровым полотенцем, висящим на двери, я вернулся в комнату и оделся. После сна на душе стало легче. Во время завтрака Саня мельком поглядывал на меня, как показалось, чересчур часто. — Если хочешь спросить меня о чём-то, валяй, — проговорил я, когда это порядком надоело. — Я в норме. — Да не о чем особо спрашивать, — ответил Саня, ковыряя вилкой яичницу. — Ты вряд ли знаешь то, что непонятно мне. Меня только интересует, что ты теперь делать собираешься? — А что делать? — разжевал я колбасу, — выслушаю твои идеи по борьбе с пресекающими и решу, буду ли в этом участвовать. — А если не будешь? Чем займёшься? Возвращаться в город нет смысла. — Не факт, — ответил я. — В городе находится большинство пресекающих, ты сам говорил. — То есть будешь бороться с ними в одиночку, по-своему? — Да, — подтвердил я. — Закрыть глаза на то, что они не пойми что сделали с близкими — точно не смогу. — Знаешь, я сегодня утром связался со своими родными. С момента выхода из-под контроля пресекающих с ними не контактировал вообще. Они меня тоже знать не знают. Не было вовсе у них сына. — И что думаешь? — Я ошибался. Слишком много непонятного. Вычеркнуть из памяти человека — это не просто гипноз какой-нибудь. Чувствую, что почти ничего не знаю о пресекающих. Я теперь допускаю, что на них некоторые из наших работают. — Из помнящих? — Да, — кивнул Саня, отпивая чай из кружки. — Планы из-за этого поменялись? — Нет. Всё по-прежнему. Просто обидно… Почему некоторых они не трогают, а даже берут к себе работать? Другие же вынуждены мириться с ужасной судьбой или проводить жизнь в бегах. Поверь, эта организация серьёзная. Они могут найти помнящего где угодно. Через месяца два, если мы не предпримем что-нибудь, на нас уже выйдут. Абсолютно точно. — Значит, нужно что-то предпринять, — сказал я, допивая чай, — выкладывай свои планы. — Чёткого плана нет. Я лишь хочу стать героем. Уменьшить количество тварей в этом мире и сделать как можно больше хорошего. Чтобы у подростков появился идеал, на который они равнялись и смотрели с огнём в глазах. Вместо того, чтобы подражать гадам, которые идеалами провозгласили анархию и богатства. — Понятно… — протянул я и, собрав посуду со стола, свалил её в мойку. Пока я оттирал тряпкой жир, в моей голове копошились мысли. Всё-таки я надеялся на что-то более определённое. Хотя идея не самая плохая. Сам желал чего-то подобного. А после того, как похоронил мечты о взаимной любви, желание сделать мир лучше стало единственным. — И каким будет наш первый шаг? — спросил я, когда с посудой было покончено. — Я уже говорил: чуть-чуть подождать. Сейчас минимальная новость дойдёт до пресекающих. Через недельку-другую они большей частью будут надеяться на свои каналы, которые небольшие подвиги могут пропустить мимо ушей. Если мы совершим что-то более серьёзное, нам будет не так страшно. Во-первых, они могут отвалить от нас просто потому, что мы встали на сторону добра — это будет неоспоримый факт, а во-вторых… — Саня замолчал. — М? — поторопил я союзника. — Да в этом и проблема, — пробормотал Саня, как провинившийся подросток, чей план скрыть двойку не удался, — нет никакого "во-вторых". Я свято верил в то, что для пресекающих забота о мире — первостепенная задача. То бишь, убедившись в том, что мы не собираемся портить мир, они отстанут от нас. Я считал, что пресекающие меняют судьбы даже добрейших помнящих лишь потому, что каждый ангел может пасть. Понимаешь? — Вроде того, — неуверенно проговорил я. — Теперь я в этом совсем не уверен. Оказалось, что за долгие годы я не смог узнать ничего об этой организации, даже сумев проникнуть в их архивы. Может, они всех помнящих контролируют, потому что даже позитивное развитие мира их не устроит. Возможно, им необходим застой в развитии. Может быть и так, что пресекающие созданы для того, чтобы лишь люди двигали прогресс. Обычные люди, не помнящие. — Тяжёлый случай. Ты прожил две с лишним жизни и понадеялся, что от тебя попросту отстанут? Ты прожил лет двести и не понял, что добро — понятие субъективное? То, что тебе кажется правильным, для пресекающих может быть недопустимым. — Знаю я, — кивнул Саня. — Мне просто надоело менять мир, даже не понимая, в какую сторону сдвигается равновесие. Не осознавая, что я изменяю в нём. — Я не уверен в том, что помнящий каждую жизнь что-то привносит в этот мир. Твои две жизни ничего не изменили, моя жизнь воина-тамплиера — тоже. И дело не в том, что мы этого не замечаем, дело в том, что мы ничего не меняем. — Тогда зачем пресекающие контролируют нас? — не понял Саня. Я усмехнулся. И этот человек был старше меня на несколько десятков лет. — Просто потому, что мы уникальны. Мы способны на большее. И организация пресекающих боится этого. Боится, что мы пустим свой талант в неправильное русло. Они решили, что проще погасить особенность, чем допустить нечто. Вот ты сказал, что хочешь уменьшить количество тварей. То есть убить их? Саня кивнул, уловив суть моих рассуждений. — А кто тебе сказал, что пресекающие согласны с тобой? Возможно, для них жизнь даже самого последнего гада — это жизнь человека, которую следует защищать. Может быть, для них убить преступника — не значит решить проблему. Это же демократия. Жизнь важнее всего. Понял? Саня улыбнулся: — Да… Вот я и зашёл в логический тупик. Разворачиваюсь, а там ты. И взгляд будто говорит: "Ну, я же объяснял…". Боюсь, это я вынужден у тебя спросить: что будем делать? — Нужно подумать. Твоя идея хороша. И я не понимаю, что тебя в ней смущает. Мы помнящие. Смерть нам не страшна, она не прекращает жизнь, а позволяет переродиться через некоторое время. Если же мы станем героями, мы изменим мир вне зависимости от того, суждено нам это или нет. Смерть для нас — лишь кратковременный сон. — Твоя логика меня пугает, — опустил взгляд Саня, — ты совсем не похож на того парня, с которым я познакомился несколько дней назад. — Я прожил на тридцать два года больше и потерял привязанность к этой жизни. Мне нечего терять. Согласись, было бы странно, если бы я остался прежним весельчаком. — Соглашусь, — кивнул Саня, — уже в который раз, соглашусь… Но есть ещё одно НО. — Какое? — спросил я. — Пошли в комнату, — предложил Саня, — на табуретке сидеть надоело. Я пожал плечами и отправился вслед за союзником. Теперь, наверное, единственным другом. — Нам придётся убивать. Вне зависимости от твоей прошлой жизни первый раз сделать это будет довольно сложно. — Я смогу, — твёрдо отрезал я, усаживаясь на диван. — Хоть и не убивал в прошлой жизни. — Кстати, насчёт неё, — вспомнил Саня, — я же обещал показать тебе досье на жизнь Тамплиера. — Давай. Будет интересно почитать. — Оно в машине, подожди минуту. Сейчас вернусь. Хотя там нет ничего интересного, — крикнул Саня из коридора, завязывая шнурки на кроссовках. — Никаких цитат, точных данных. Всё размыто. Оно составлялось по рассказам видящих. Те, в свою очередь, строят их на том, что узнали от тебя. — От меня? — Да. Не знаю как. Точно так же как они не знают, как мы помним прошлые жизни, — Саня вышел из квартиры, а я подумал, что они вполне могут знать больше нас, даже о таких, как мы, о помнящих. Я потерял желание сталкиваться с пресекающими лицом к лицу. Они наверняка превосходили нас. Они были лучше нас. Могли стирать память людей, накладывать на вещи магию, видеть прошлые жизни помнящих. Что ещё? Страшно даже подумать. Только вот о своих предыдущих жизнях они не знали и за это не любили нас. |
||
|