"Юбер аллес (бета-версия)" - читать интересную книгу автора (Нестеренко Юрий, Харитонов Михаил Юрьевич)

Kapitel 20. Тот же день, после полудня. Москва, площадь Освобождения, 9.

На сей раз никаких проволочек в бюро пропусков не было. Фридрих поднялся на второй этаж и, еще раз сверившись с выданной ему бумажкой, постучал в дверь кабинета 212. Вместо ожидаемого "войдите!" за дверью несколько секунд стояла тишина, затем где-то рядом скрипнула половица и тут же клацнул замок. Дверь приоткрылась, и Власов оказался лицом к лицу с невысоким подтянутым офицером в серой форме с майорскими погонами.

Майор был, вероятно, ровесником Фридриха или чуть помоложе; густые, как у юноши, черные волнистые волосы и черные глаза наводили на мысль о южных корнях, скорее всего, казачьих (Власов знал, что русский ДГБ до сих пор чрезвычайно щепетилен в вопросах чистоты крови своих сотрудников - куда более щепетилен, чем то же Управление). Подвижные черты лица наводили на мысль о человеке умном, но не слишком терпеливом; Фридриху представилось, как этот человек обдумывает ход за шахматной доской - лицо сосредоточено, но пальцы нервно теребят недавно взятую фигуру.

Хозяин кабинета окинул гостя цепким взором, зачем-то стрельнул взглядом в коридор и отступил в глубь кабинета, сделав приглашающий жест. Едва Власов вошел, Никонов вновь запер дверь на ключ.

- Формально у меня сейчас обед, - пояснил он на дойче, желая, очевидно, оказать любезность посланцу Райха. - Садитесь.

Фридрих опустился на стул для посетителей, попутно отметив, что двести двенадцатый кабинет совсем невелик, более чем двое меньше двести третьего. Неизменный во всех русских официальных учреждениях портрет Мосюка на стене здесь также был меньшего формата. Впрочем, это скорее говорило о вкусе хозяина кабинета, нежели о его политических убеждениях. Еще один портрет, совсем небольшой, стоял справа на столе, в противоположном углу от рехнера; он был повернут таким образом, что Власов со своего места смог разглядеть, хотя и под большим углом, старую черно-белую фотографию статного мужчины в офицерской форме эсэсовского образца.

- Мй тец, - сообщил Никонов все так же на дойче, подойдя к столу и проследив направление взгляда Фридриха. - Служил в контрразведке РОА. Получил орден святого Георгия лично из рук генерала Власова.

- Я хорошо знаю русский, - на всякий случай уточнил Фридрих.

- Разумеется, Фридрих Андреевич, - охотно отозвался майор, также переходя на этот язык. Вместо того, чтобы обойти стол и занять свое кресло, он присел на краешек столешницы вполоборота к посетителю и сцепил тонкие артистические пальцы на колене. С одной стороны, вроде как подчеркнутая демократичность и неофициальность, а с другой - ненавязчивая возможность смотреть на собеседника сверху вниз... ну что ж, Власов тоже хорошо знал все эти приемчики. - Должен заметить, отец всегда считал честью служить под командованием Андрея Андреевича, - продолжал Никонов. - И не раз говорил мне, что это был великий военачальник. Так что мы с вами, в некотором роде, заочно...

Фридрих мысленно усмехался, слушая эти любезные речи, столь контрастировавшие с холодным приемом в прошлый раз. Прямо классический сценарий со злым и добрым следователем... вот только он - отнюдь не подследственный. То, что они знали о его происхождении, конечно, не удивительно. Интереснее другое - зачем понадобилось сейчас это подчеркивать. Неужели то самое славянское братание, которое он так ненавидел? Не хватало только фразы "мы же с вами русские люди..."! С плавным переходом к последующей вербовке. Неужели этот тип и впрямь попытается его вербовать? Вот было бы забавно.

- Полагаю, вы пригласили меня не для того, чтобы обсудить полководческие таланты моего отца? - оборвал он излияния майора.

- Прошу прощения, - Никонов погасил улыбку, и лицо его сразу обрело деловитое выражение. - Разумеется, дойчи предпочитают переходить сразу к делу.

Ага, значит, все-таки "дойчи". Держим дистанцию? Или это предложение собеседнику выбрать, с кем он себя идентифицирует?

- Мне показалось, некоторые русские тоже, - заметил вслух Фридрих.

- А, вы про генерала, - усмехнулся майор. - Мой начальник был не слишком приветлив в прошлый раз, да? Впрочем, это, конечно, меня не касается.

Генерал! Вот оно как. Во всем ДГБ не нашлось никого помладше чином, чтобы выдать приезжему из Берлина разрешение на оружие... Выходит, кто-то в Департаменте всерьез обеспокоен визитом Власова. Кто-то на самом верху. Значит ли это, что русские все же причастны к убийству Вебера, и задача генерала была - прощупать, что известно Управлению? Как там гласит русская пословица - "знает кошка, чья шапка горит", или что-то вроде этого... Или же здесь нечто иное? Вообще говоря, все послевоенные годы руководство ДГБ, хотя и состояло исключительно из этнических русских, но назначалось только после одобрения всех кандидатур Берлином. Российским лидерам, начиная с генерала Власова, это не слишком-то нравилось, но они вынуждены были мириться с таким порядком и даже признавать его целесообразность. С другой стороны, и Райху приходилось проявлять известную деликатность. Берлин не мог просто взять любого русского и приказать независимому российскому государству поставить его во главе ДГБ. Выбирать приходилось лишь из тех персоналий, что предлагали сами русские. И выбор этот, в особенности в последние годы, был не так чтобы особенно богат и вдохновляющ...

А ведь хозяин кабинета 203 отнюдь не был заинтересован в раскрытии своего звания, подумал Фридрих. И то, что его подчиненный сейчас проговорился - что это, случайная оплошность? На простака Никонов не похож... с другой стороны, всякое бывает...

- Теперь о том, что меня касается, - продолжил Никонов, не дождавшись ответа Власова. - И вас, подозреваю, тоже. Не далее как вчера, во второй половине дня, некто проник в опечатанную квартиру покойного князя цу Зайн-Витгенштайна, - майор не без удовольствия произнес дворянское имя, и Фридрих в очередной раз подумал о подобострастном отношении русских к звучным аристократическим титулам - отношении, сформированном, очевидно, веками крепостного права. - Нам стало известно об этом...

- Разве подобными вещами занимается не крипо? - усмехнулся Власов. Майор вежливо улыбнулся в ответ:

- Князь был райхсгражданином и вообще известным и заслуженным человеком. Мы, некоторым образом, опекали его... в интересах его же безопасности. Расследование очень быстро показало, что вчера в это же время в дом обманным, судя по всему, путем проникла некая особа, подозрительно похожая на райхсгражданку Франциску Галле. Рехнерпоиск по базам данных - чрезвычайно удобная вещь, не представляю, как мы обходились без него раньше... Так вот, у нас есть все формальные основания задержать и допросить означенную гражданку, либо предоставить это крипо... но, памятуя о том, что не далее как позавчера она была освобождена из тюрьмы по вашей настоятельной просьбе, я принял решение не предпринимать никаких действий до консультации с вами. Рассчитывая, разумеется, на некоторые разъяснения с вашей стороны в порядке ответной любезности.

- Вы имели в виду - совсем никаких? - уточнил Власов.

- Вы совершенно верно меня поняли, - кивнул майор. Вот как. Стало быть - если это, конечно, правда - начальству он не докладывал. Становится все интереснее. Фридрих прикинул в уме варианты и решил сыграть в открытую.

- Да, я могу объяснить вам, что она там делала. Но прежде позвольте заверить, что ни я, ни те, кого я представляю, не имеют к этой идиотской выходке никакого отношения. Мы уважаем российские законы и... - "не работаем так топорно", мог бы закончить Фридрих, но не стал произносить это вслух.

- Не сомневаюсь в вашем профессионализме, - угадал его мысль Никонов. - Тем более что в подобных партизанских действиях не было никакой необходимости. Осмотр и выемка ценностей на квартире Зайн-Витгенштайна проводились согласно официального запроса имперского МИДа и в присутствии имперских представителей...

"Официальному запросу!" - поморщился не терпевший безграмотности Фридрих, но на сей раз все же удержался от замечания.

- Запрос поступил всего два часа спустя после смерти князя, - продолжал майор, - весьма похвальная оперативность. Вас разве не поставили об этом в известность? Впрочем, это опять-таки не мое дело... Так что там с этой неугомонной фрау?

- Все, в общем-то, достаточно банально. Она, некоторым образом, дальняя родственница князя.

- Вот как? - Никонов удивленно поднял левую бровь.

- Во всяком случае, она так считает. Официально это не подтверждено. Но она полагала, что имеет право на свою долю наследства. Князь не оставил завещания?

- Увы, нет, - развел руками майор. - Мы бы сами хотели, чтоб оно было, ибо князь, наверное, отблагодарил бы Россию, много лет бывшую ему гостеприимным домом... тем более что у его рода давние связи с нашей страной, еще в XIX веке Зайн-Витгенштайны женились на русских аристократках... но увы! Она искала что-нибудь конкретное? - Никонов снова вернулся к деловому тону.

- Да, князь якобы обещал ей одну редкую книгу, - Фридрих постарался, чтобы это прозвучало небрежно, словно речь шла о безделушке. - Она у вас? Или, может быть, ее уже передали имперским представителям?

- Не знаю, о какой книге вы говорите, - медленно ответил Никонов, и интуиция подсказала Власову, что это правда. - Конечно, в библиотеке князя попадались любопытные издания, но ничего такого, что можно было бы назвать по-настоящему редким... насколько я знаю, хотя вообще я не эксперт...

- Возможно, князь кому-то отдал ее? Вам известно, с кем он встречался в свой последний день?

- Насколько я знаю, ни с кем... Вообще-то наша опека носила очень мягкий характер, - спохватился вдруг Никонов. - Мы не можем сказать, что отслеживали каждый его шаг. А почему вас так интересует эта книга?

- Так, мысли вслух. Я знаю о ней не больше вашего, - Фридрих подумал, что это правда: сведения, которыми он располагал, могли оказаться ложью почти на сто процентов, а значит, не подходили под понятие "знание". - Вам известно, от чего умер Зайн-Витгенштайн?

- Вы подвергаете сомнению официальное заключение патологоанатома?

- Напротив, хочу узнать его вывод.

- Сердечный приступ.

- Чем он мог быть вызван?

- Хотя бы просто возрастом, - пожал плечами Никонов. - 75 - не так уж и мало. Ну или, скажем, какой-нибудь опасной ситуацией на дороге. Вы, полагаю, уже знакомы с московским стилем вождения. С которым не могут справиться даже наши доблестные допо.

- Ну, едва ли московские лихачи могли напугать эксперта Люфтваффе, сбившего во время войны почти девять десятков самолетов в ночных боях. Есть нечто, над чем даже возраст не властен, как бы пафосно это ни звучало... Значит, ваш патологоанатом абсолютно уверен в естественности этой смерти?

- Ну, абсолютной уверенности в нашей профессии не бывает, - усмехнулся майор, - но никаких оснований для подозрений в убийстве не найдено. А почему вы спрашиваете? У вас что, есть такие основания?

- Потому что, как вы только что сказали, в нашей профессии не бывает абсолютной уверенности. Вообще, мне все же хотелось бы уточнить: насколько точно вы знаете, что князь в тот день ни с кем не встречался?

Власов мысленно изготовился, что на сей раз его дотошный интерес встретит отпор, но Никонов вновь ответил, как ни в чем не бывало:

- Ну, мы не отслеживали его перемещений по городу. Но мы знаем, во сколько он отъехал от своего дома на улице Бисмарка и во сколько смерть настигла его на улице Краснова. Между этими событиями прошло всего двенадцать минут, вряд ли он мог успеть с кем-то встретиться. Учитывая дневную загруженность центральных улиц, вообще удивительно, что он сумел доехать так быстро. Очевидно, он и впрямь был столь же превосходным водителем, как и пилотом.

- Ясно, - кивнул Фридрих. Очевидно, старик куда-то спешил. Вот бы узнать, куда. Он был в форме с орденами, значит, вполне вероятно, направлялся на встречу с лицом официальным. Впрочем, может быть, верна версия фельдфебеля Кормера, и князь просто ехал на встречу ветеранов... но почему в спешке?

- Кстати, есть один вопрос, где нам крайне желательно ваше содействие, - припомнил Власов. - У нас есть основание полагать, что человек, причастный к провозу наркотиков... ("и, возможно, смерти Вебера", - хотел было добавить Фридрих, но вовремя сдержался: о Вебере они еще побеседуют, и, при всей предупредительности майора, не следовало раньше времени бросать ему спасательный канат в виде наркомафиозной версии) - ...живет сейчас в Москве по документам инвалида или ветерана войны. Возможно, русского, возможно, дойча. Настоящий владелец документов в этом случае, очевидно, мертв. Возможно ли организовать какую-то проверку?...

- Это непросто, - качнул головой майор, - в Москве десятки тысяч ветеранов и инвалидов. Впрочем... скоро ведь Масленица, Дни арийского единства... ветеранам будут выдавать традиционные подарки, можно проинструктировать социальных работников. И проверить каждый случай, когда соцработнику не удастся встретиться с ветераном лично. Но у меня нет полномочий самому организовывать столь масштабную операцию. Придется заручаться санкцией начальства, а оно, по всей видимости, потребует официальный запрос от Имперской Безопасности. И то будет сильно ворчать, что мы не обязаны таскать для дойчей каштаны из огня...

- Запрос, я думаю, будет организован. А что до каштанов, - Фридрих подпустил в голос возмущения, - то кто для кого их таскает, спрашивается? Этот наркоторговец и, между прочим, убийца находится сейчас на вашей территории и угрожает вашей безопасности. Мы могли бы вообще умыть руки, и вместо благодарности...

- Разумеется, разумеется, - поспешно поднял ладони Никонов, - я-то совершенно с вами согласен. Я лишь говорю о позиции своего начальства. Увы, не все наверху понимают, как должны строиться отношения между коллегами и союзниками...

- Кстати, о коллегах, - невинным тоном заметил Власов. - Рудольфа Вебера ваше ведомство тоже... опекало?

- У меня нет информации на сей счет, - не раздумывая ответил Никонов. - Хотя вообще, как вам известно, братские спецслужбы стараются не мешать друг другу. До тех пор, конечно, пока все помнят о правилах игры и границах...

Конкретизировать он не пожелал, так что Фридрих задал следующий вопрос: - У вас есть что-нибудь новое по делу о смерти Вебера?

Никонов пожал плечами.

- Практически ничего. Экспертиза подтвердила, что звонил подросток. Но найти его не удалось, равно как и нотицблок. А у вас?

- То же самое... Полагаю, вы дадите мне знать, если появится что-то новое?

- Можете на меня рассчитывать, - кивнул майор. - Однако мы так и не решили вопрос с вашей протеже. Вероятно, в этот раз я еще мог бы замять историю с незаконным проникновением в квартиру... раз уж ничего не пропало, да и все ценное уже было изъято... но, если она намерена каждые два дня нарушать по закону...

- Больше такого не повторится, - заверил Фридрих. - Теперь я полностью контролирую ситуацию.

"Хотелось бы мне в это верить", - добавил он мысленно.

- Честно говоря, я не вполне понимаю, почему столь... хм... легковесная особа пользуется покровительством Имперской Безопасности, - произнес Никонов. Вопрос был достаточно бесцеремонный, но после всех оказанных майором любезностей Фридрих не мог не ответить.

- Сама она - пустышка, - сказал он. - Но она нужна в качестве живца, на которого может клюнуть крупная рыба.

- Что ж, в таком случае удачной поклевки, - улыбнулся майор. - Вы, конечно, помните, что рыбачите в российских водах, и не все здесь к этому столь же благосклонны, как я...

- Разумеется, - кивнул Фридрих. - И ещё одно. Раз уж у нас складывается такое конструктивное сотрудничество, могу я попросить у вас еще небольшую информацию? Я тут познакомился с одной интересной старухой и хотел бы взглянуть на ее досье. Полагаю, с вашей помощью это можно сделать без волокиты с официальным запросом?

- Это смотря что за старуха, - усмехнулся Никонов. - Что бы там ни вопили либералы, мы располагаем досье отнюдь не на каждую российскую бабушку...

- На нее у вас есть досье, - заверил Фридрих, - и, полагаю, достаточно обширное. Фамилии, увы, не знаю, зато знаю текущий адрес: Бутырский Вал, дом 8а, квартира 23. Зовут Берта Соломоновна.

- Сейчас посмотрим, - Никонов обошел стол, уселся в кресло перед рехнером. - Если все так, как вы говорите, досье заведено еще в бумажную эпоху. Надеюсь, его успели перевести в цифровую форму... Соломоновна, значит? Интере-есно... - он с деловитым видом застучал по клавишам.

- И последнее, - Власов почувствовал, что может воспользоваться ситуацией на все сто процентов, и решил не церемониться. - Если это не будет слишком обременительно для вас... меня интересуют сведения ещё об одном человеке. Матиас Спаде. Вроде бы бывший спецназовец, в настоящее время - наркоторговец. Я имел неудовольствие познакомиться с ним в метро.

- Не лучшее место для знакомства, - понимающе улыбнулся Никонов, давая понять, что он в курсе власовских подвигов. - Что ж, сейчас посмотрим... А вот и ваша Берта. Подождите минутку... - он бегло пролистал несколько экранов подряд. - Ну что ж, - он поднял световой карандаш и мазнул им по экрану. - Вот это мы положим сюда... - снова защёлкали клавиши. - А теперь этот... как вы говорите? Спаде?

- Матиас Спаде. Крупный наркоторговец, - повторил Власов. - Дуфан.

- Ага. Сейчас, минуточку... а вот и он, голубчик, - с удовлетворением заключил Никонов. - Его мы отправим туда-а... - опять движения карандашом и щелчки клавиш. - Давайте сделаем так, - хозяин кабинета откинулся на стуле. - У меня сейчас, к сожалению, кончился обеденный час. Откровенно говоря, мне надо бежать, дела не терпят. Но я могу оставить вас здесь на какое-то время. В принципе, это нарушение режима... если моё начальство об этом узнает, у меня будут очень серьёзные неприятности. Поэтому дверь я, уж не обессудьте, запру снаружи. Побудете недолго пленником ДГБ?

- Если только недолго, - усмехнулся Фридрих. - Но, конечно, действуйте, как вам будет удобно. Только не забудьте меня освободить.

- Конечно, конечно, - радостно подхватил Никонов, вставая. - Я буду здесь где-то через полчасика. За это время вы успеете посмотреть всё, что вам нужно. Там два платтендата, не ошибётесь. Не прощаюсь.

Он быстрым шагом подошёл к двери и выскользнул в коридор. Власов автоматически отметил идеально прямую спину майора: такая выправка ставится с детства - видимо, Никонов воспитывался в каком-то военном училище.

Со щелчком провернулся ключ в замке, и Фридрих остался один.

Прежде чем сесть за стол Никонова, Власов бросил несколько быстрых, но внимательных взглядов по сторонам. Кабинет не выглядел обжитым: чувствовалось, что его хозяин старается здесь не засиживаться. Майор, впрочем, и не производил впечатление кабинетного сидельца. Стол блистал чистотой: кроме рехнера и фотографии, на нём не было ничего. То ли майор был аккуратистом, то ли прибрался в ожидании посетителя. Фридрих поставил бы на второе: судя по всему, расторопный молодой офицер учитывал ту возможность, что херр Власов задержится тут дольше положенного... Ну-ну.

Власов сел за рехнер. Монитор оказался болгарский. Фридрих поморщился, потом вспомнил про "Боинги". Наверное, и здесь, в ДГБ, тоже есть какие-нибудь свои "интересы". Впрочем, лучше уж союзная Болгария, чем атлантисты...

Во весь экран был развёрнут "Норденкоммандер". В открытом разделе находились два платтендата c невыразительными названиями "B_ptd" и "S_ptd". Фридрих из чистого любопытства попробовал выйти в верхний раздел и убедился, что такая возможность заблокирована. Пытаться свернуть "Норденкоммандер" или выйти во внешнюю оболочку Власов не стал: было понятно, что такая попытка либо ни к чему не приведёт, либо вызовет отключение системы. Никонов хоть и пошёл на серьёзное нарушение порядка, оставив Власова наедине с казённым рехнером, но допускать посторонних к его содержимому, разумеется, не собирался.

Впрочем, тайны ДГБ Фридриха в данный момент не слишком интересовали.

Он решил начать с "B_ptd", полагая, что там находится досье Берты Соломоновны. Так оно и оказалось.

Платтендат был очень большим и состоял из множества разномастных документов. Судя по всему, это был результат обработки поискового запроса по базе данных. Разумеется, Власов отдавал себе отчёт в том, что Никонов, вводя запрос, мог ввести - и наверняка ввёл - ключи, отсекающие некоторые материалы. Что ж, это логично... Фридрих подумал, что времени у него не так уж много и открыл первую страницу.

После пятнадцати минут напряжённого чтения Власов откинулся в кресле и тихо присвистнул сквозь зубы.

Берта Соломоновна Садовская (девичья фамилия Блюменштраух), рождённая в 1908 году в городе Одессе в семье мелкого лавочника Соломона Блюменштрауха, имела весьма впечатляющую биографию.

В молодости она была очень хороша собой, о чём свидетельствовали приложенные к платтендату обработанные фотографии с восстановленным цветом. С них смотрела типичная юдская красавица с огромными печальными глазами и пухлыми губками бантиком. Даже носик маленькой Берточки был удивительно миловидным. Личико лучилось безмятежной невинностью. Фридрих сразу заподозрил неладное: в этом тихом омуте просто обязаны были водиться черти.

Чертей оказался целый пандемониум.

Первый раз юная Берта показала зубки в одиннадцать лет. В марте 1919 года она убежала из дому с любовником, прихватив с собой всё, что папа сумел спрятать от бандитов и сменяющих друг друга властей города. Тогда, впрочем, это никого не взволновало: большевики стояли у Перекопа, вокруг Одессы бушевало крестьянское восстание, так что проблемы семьи Блюменштраух на таком фоне тушевались. Потом город захватил атаман Григорьев, и о законности и правопорядке пришлось забыть надолго... В платтендате стояла пометка: "на период 1919-1924 нет данных".

Имя Берты Блюменштраух всплыло только в двадцать пятом году. Она проходила в качестве свидетельницы по делу некоего Зайдера, бывшего сутенёра, а потом приспешника и впоследствии убийцы высокопоставленного большевика Котовского. Какие именно показания она давала, осталось неясным: в остатках большевистских архивов многого не хватало. Зато сохранившиеся оперативные сводки советского угро указывали, что девушка успела получить известность в бандитских кругах под именем "Вера-маленькая" как удачливая наводчица. Однако, трогать Берточку за вымечко никто даже и не пытался: девочка оказывала особые услуги ГПУ и даже носила именной наган, вручённый "за раскрытие контрреволюционного заговора".

В двадцать девятом году Берта решает остепениться и выходит замуж за Моисея Фельдмана, бывшего сотрудника одесской чрезвычайки. В тридцать седьмом его расстреляли. Обычно члены семей врагов народа, как это тогда называлось, тоже получали свою долю неприятностей, но молодая супруга Фельдмана успела обзавестись серьёзными связями среди одесских коммунистических функционеров верхнего звена. Не прекращалась и её работа на тайную полицию: в предвоенные годы Берта сдала в общей сложности около тридцати человек, в основном из армейского комсостава.

Фридрих с брезгливым любопытством просмотрел характеристику Берты Блюменштраух, сохранившейся в её гепеушном досье. Неизвестный чекист, работавший с Бертой, был, видимо, человеком не очень образованным (как и большинство большевиков), но природно проницательным, а потому выражался кратко и точно. Для Берты у него нашлось десять слов: "Идейно не подкована. Любит тратить деньги. Чувств к людям не имеет". Фридрих подумал, какая бездна пролегает между "любит деньги" и "любит тратить деньги" и оценил меткость формулировки.

После прихода в Одессу освободительных войск красотка Берта оказала неоценимую помощь гестапо, дав подробнейшие сведения на множество большевистских активистов разного уровня и калибра. На сотрудничество она вышла сама. Похоже, "чувства к людям" ей и в самом деле были чужды. Что бы там ни говорил Кант, но некоторые люди и впрямь лишены нравственного закона в сердце, искренне считая его придумкой для дураков, только мешающей жить весело и вкусно. Власов постарался подобрать подходящее выражение, и решил, что случай Берты хорошо описывается словосочетанием "моральная неполноценность".

Как бы то ни было, благодаря её сведениям удалось в кратчайшие сроки нейтрализовать политическое руководство одесского красного подполья. Фридриху опять вспомнилась фразочка про кошку в перчатках.

Берту отблагодарили. Через пару лет она уже руководила женской секцией одесского ОЖБТ - Объединения жертв большевистского террора. В жертвы террора ей записали расстрелянного мужа. Однако, через два года у неё начались неприятности. Лихорадка первых лет оккупации сменилась более продуманной политикой, в том числе и в области безопасности. Руководство местных безопасников сменилось. Берта перестала быть нужной, зато в город начинают возвращаться люди, имеющие к "Вере-маленькой" серьёзные личные претензии... Берта перебирается сначала в Киев - по старой привычке прихватив с собой кассу секции - а затем, перед началом депортации украинских юде в Израиль, бесследно растворяется в пространстве.

В Москве она всплыла в сорок девятом, с брачным свидетельством, выписанным на имя Веры Адамчик, супруги Мстислава Адамчика, ротмистра РОА, якобы героически погибшего при подавлении коммунистического мятежа в Сибири. На этом шатком основании она выбила разрешение на жительство и российское гражданство. Несколько позже Вера-Берта первый и последний раз в жизни устраивается на официальную работу - помощником администратора массажного салона на Тверской. Массажистки оказывали ряд услуг, не оговоренных в прейскуранте, не имея при этом особых проблем с полицией нравов. Как свидетельствовало всё то же досье, Вера-Берта параллельно работала на крипо в качестве платного осведомителя. Верная своей обычной тактике не класть все яйца в одну корзину, она понемногу давала сведения на некоторых клиентов заведения, понемногу шантажировала других, и усердно копила компромат на всех.

ДГБ заинтересовалось ей только в пятидесятом, и то случайно: хитрая женщина попалилась на хорошо законспирированном агенте Департамента, которого попыталась шантажировать. Разобравшись в ситуации, она немедленно предложила свои услуги, слив дэгэбэшникам изрядное количество конфиденциальной информации, в том числе и на своих покровителей из криминалки. В ту пору крипо в очередной - и не в последний - раз выводилось из подчинения ДГБ (Власов в который раз подумал, что история реорганизаций управленческих структур и административных реформ может рассказать об обществе больше, чем даже история войн и революций). Так что сведения были оценены по достоинству, а предусмотрительная вдовица Адамчик получила очередную работу...

Власов отмотал несколько экранов, заполненных различными именами и обстоятельствами. В течении многих лет эта женщина зарекомендовала себя как первоклассная подсадная утка: ей удавалось втереться в доверие даже к очень умным и очень осторожным людям. Не последнюю роль здесь играла женская привлекательность: она была красива и охотно шла навстречу мужским желаниям, если это приносило ей выгоду. Впрочем, желание выйти замуж её не оставляло. В сорок три года она вступает в брак с неким Садовским, антикваром и любителем изящных искусств. В квартире 23 дома 8а, приобретённой на средства мужа, начинают собираться молодые талантливые - или, во всяком случае, свободолюбивые - художники, поэты, музыканты, в основном неарийского происхождения. Некоторые из них впоследствии приобрели известность - в разных смыслах этого слова... Пару лет спустя она возвращает себе прежнее имя и отчество, а также перестаёт делать вид, что скрывает своё происхождение. В ту пору российские юде чувствовали себя на подъёме - "конструктивное крыло ПНВ" откровенно с ними заигрывало.

Увы, после пятидесяти Берта сильно сдала внешне. На фотографии, сделанной в пятьдесят восьмом, уже заметна старость: лицо, что называется, посыпалось. К тому же начались проблемы со слухом, а чуть позже и со зрением.

После семидесятого года в досье зияла дыра: документов не было - или Никонов не захотел их показывать. Учитывая время и обстоятельства, можно было предположить, что Берта имела отношение к Фолшпилю - что подразумевало прямое сотрудничество уже с его, Власова, родной конторой. Как бы то ни было, в очередной порции сведений, помеченных уже семьдесят девятым годом, она фигурировала как персональная пенсионерка, получающая от российского государства ежемесячное пособие - в качестве "ветерана антикоммунистического движения" (без уточнений). Тогда же она, судя по всему, овдовела: во всяком случае, Садовский больше не упоминался, а интерес к искусству как-то пропал. Зато гнездо на Бутырском Валу стало чем-то вроде привычного места сбора московской либеральной и окололиберальной тусовки. Берта Соломоновна всячески симпатизировала молодёжи - и что важно, пользовалась репутацией симпатичной и безобидной старухи, вдобавок ещё и глухой. Нетрудно было догадаться, как старая стукачка использовала свой физический недостаток: она демонстративно не пользовалась слуховым аппаратом, предпочитая читать по губам. Это создавало у людей ложное чувство безопасности и развязывало языки. При этом все комнаты, разумеется, прослушивались, а сама квартира находилась под постоянным наблюдением.

Власов откинулся в кресле и дал себе три минуты на переваривание информации. В общем-то, он чего-то подобного и ожидал. Оставался единственный вопрос - неужели никто из либералов не догадывался, чем именно промышляет старая Берта? "Кому надо, те знают" - ответил сам себе Власов. Знают. Но не слишком беспокоятся по этому поводу. Может быть, даже используют квартиру как место слива той или иной информации ДГБ. И даже не "может быть", а скорее всего... А вот тот факт, что фрау Галле и её сына направили именно к Берте, говорит о многом... Фридрих ещё раз перелистал несколько экранов, потом потянулся за целленхёрером, намереваясь сфотографировать несколько интересных мест. Чуть-чуть подумал и оставил чёрную коробочку в кармане. В конце концов, общее впечатление он получил. А копировать информацию, даже относительно невинную, в этих стенах было бы неосторожно. Не исключено, что дружелюбие майора скрывает за собой нечто иное. Допустим, Власова задержат на выходе, отберут трубку и найдут в памяти изображения экрана, на котором - информация из их внутренней сети... Это даст дэгэбэшникам солидный козырь в разговорах с Управлением.

Усилием воли он выкинул из головы мысли на эту тему и взялся за второй платтендат - времени осталось совсем чуть-чуть.

Платтендат S был куда короче B: на господина Спаде у ДГБ было не так уж много данных. К тому же сведения, особенно последние, отличались явной неполнотой - похоже, Никонов задал достаточно жёсткие условия поиска. В отличие от Берты Соломоновны, чья увлекательная биография всё же принадлежала прошлому, Спаде был проблемой текущего момента.

К удивлению Власова, Матиас Спаде был коренным дойчем: он родился в пятьдесят девятом году в Дрездене в семье военного. Получив среднее образование экстерном, Матиас поступил в военное училище, откуда был ещё до окончания взят в спецподразделение "D", которым тогда командовал знаменитый фон Гирке. "D" находилось в непосредственном ведении Управления, с прямым выходом на высшее руководство. Неудивительно, что у русских не было документов - а если даже и были, то показывать их офицеру Управления было бы неумно... Вкратце указывалась только специализация Спаде: операции под водой, в подземных помещениях, в коммуникациях. Особо отмечалось его владение арбалетом.

Через полтора года службы Спаде получил права старшего инструктора - как было известно Власову, в специфической внутренней иерархии подразделения это значило очень многое. Через три года он получил права руководителя группы и тогда же вступил в партию. В числе прочего упоминалась двадцатипроцентная надбавка к жалованью за успешную сдачу экзамена по иностранному языку: Спаде изучал китайский. Это было, впрочем, понятно: в тот момент "D" предполагалось использовать против китайского коммунистического режима. Впрочем, Спаде вообще легко давались языки... Всё предвещало быструю успешную карьеру.

Кончилось всё скандалом. Матиас был уличён в непристойном приставании к новобранцу. Было проведено внутреннее расследование, результаты которого в документах отсутствовали - похоже, Управление не сочло нужным делиться с русскими своими проблемами. Спаде же запятнал себя не только мужеложеством, но и предательством: дезертировал и скрылся.

В России он объявился в начале восьмидесятых, с изменённой внешностью и очень хорошими документами на имя некоего Ива Крипке, фольксдойча. Некоторое время на пару с каким-то азиатом (об этом человеке было известно крайне мало, даже его национальность вызывала сомнения - однако, никто не сомневался в том, что со Спаде его связывали не только деловые отношения) он руководил частным охранным предприятием "Золотая Звезда". По данным ДГБ, основными клиентами Спаде были китайцы, быстро богатеющие на сомнительных делах, прежде всего наркоторговле. Довольно быстро разобравшись, что к чему, "Ив" сначала становится личным охранником одного из крупных московских дуфанов, а потом - видимо, устранив хозяина - берёт дело в свои руки.

После чистки, устроенной ДГБ, Спаде на некоторое время залегает на дно. Потом, когда поднялась "кавказская" нарковолна, он снова всплывает на поверхность. На какое-то время ему удалось подмять под себя всю торговлю опиатами в московском метро. Потом дела пошли хуже. Другие дуфаны объединились против Матиаса и отказались от сотрудничества с его фанду. Кстати, одной из причин - хотя далеко не единственной и уж точно не главной - такого единодушия стала гомосексуальность Спаде, к тому моменту переставшая быть секретом: наркоторговцы решили, что им "западло Мюраться", ведя дела с педерастом... В результате некогда могущественная группировка оказалась в изоляции, а успешные операции отдела по борьбе с наркотиками поставили банду на грань распада. Тем не менее, шансы на поимку самого Спаде оценивались как низкие: слишком уж хороша была его профессиональная подготовка.

Власов попытался найти какие-нибудь упоминания о штрике. Их в документе не было совсем. Спаде специализировался на кокаине, опиатах и прочих традиционных отравах. Однако, это ещё ни о чём не говорило. А вот то обстоятельство, что с московскими дуфанами у Матиаса отношения были кислыми, отчасти объясняло его возможную осведомлённость в бургских делах...

В этот момент заскрежетал ключ в замке. Это был Никонов - с папкой в руках, всем своим видом излучающий деловитость и озабоченность.

Фридрих сразу же поднялся, освобождая место. Майор улыбнулся шире и кивнул.

- Ну что? - поинтересовался он. - Всё нашлось?

- В общем, да... кое-что интересное. Что ж, благодарю вас. Вы мне очень помогли.

- Не стоит благодарности... Давайте я отмечу вам пропуск, - Никонов взял бумажку, сверился с часами и поставил нужные закорючки. - Ну вот, теперь вы свободны. Будут сложности и вообще - звоните мне прямо на трубку. Запишите номер.

Под его диктовку Фридрих внес номер в память своего "Сименса", поблагодарил и попрощался. От внимания Власова, разумеется, не укрылось предложение звонить на целленхёрер, а не на служебный телефон.

Едва Власов вышел в коридор, как его собственный целленхёрер затрясся в кармане. Фридрих бросил взгляд в оба конца коридора - тот был пуст - и, продолжая шагать в сторону лестницы, приложил трубку к уху.

- Власов! - взвизгнул динамик возмущенным голосом фрау Галле. - Где вы пропадаете? Я названиваю вам уже полчаса!

"Значит, кабинеты здесь экранированы", - понял Фридрих. - "Весьма разумно."

- Я, кажется, уже информировал вас, что у меня хватает собственных дел, - он добавил в голос металла. - Если вас никто не убивает прямо сейчас, подождите еще пару минут. Я сяду в машину, и мы спокойно поговорим, - не дожидаясь ответа, он дал отбой, ибо знал, что в случае реальной опасности голос журналистки звучал бы совсем иначе.

Фрау Галле честно прождала минуту пятьдесят секунд. Фридриху хватило этого времени, чтобы выйти на площадь.

- Меня тут рвут на части, - деловито сообщила трубка. - По поводу обещанного интервью... собственно, это даже пресс-конференция. А я все не говорю ни да, ни нет, и выгляжу совершенной дурой. Еще, чего доброго, решат, что меня снова накачали наркотиком! Так что мне делать?

Фридрих подошел к своему "BMW". Противоугонная система радостно пискнула, приветствуя хозяина.

Что ж, очевидно, западные корреспонденты не отстанут. Ну и пусть, собственно. Теперь, когда госпожа либералка у него в руках, подобное мероприятие пойдет только на пользу.

- Фридрих, ну что вы молчите?

Он устроился в кресле и пристегнулся.

- Да, - сказал он наконец. - Можете встретиться с ними и ответить на их вопросы. Только никаких фантазий про козни кровавого режима. Вы стали жертвой провокации, вам подбросили наркотик, кто - вы не знаете и не догадываетесь. У вас нет оснований утверждать, что к этому причастны власти, наши или российские. Вы верны своим идеалам, но, как честный журналист, не хотите ни на кого возводить напраслину, не располагая проверенными фактами. У вас нет обиды на тех, кто арестовал вас, поскольку они действовали в рамках закона; вы понимаете, что американские полицейские на их месте поступили бы так же. В тюрьме вас сразу же поместили в больницу и оказали всю необходимую медицинскую помощь. Вас не пытали, не унижали, не пытались вербовать, не предлагали свободу в обмен на отречение от убеждений. В итоге полиция во всем разобралась, и вас отпустили; вы благодарны тем, кто обеспечил вам столь быстрое освобождение. В настоящее время вы вольны оставаться в России или покинуть ее в любой момент; вы собираетесь остаться еще на несколько дней, чтобы все-таки выполнить редакционное задание. Если будут спрашивать обо мне - я ваш случайный попутчик, представитель концерна "Мессершмит", который был столь любезен, что пришел на помощь соотечественнице в трудную минуту. Вот, собственно, и все.

- Если я скажу им это, они решат, что эти ответы мне написали в ДГБ.

- А разве все перечисленное - не правда? Ну, за исключением некоторых опущенных нюансов, которые им знать вовсе не обязательно - про книгу, например.

- Ну... я не знаю... может быть. Но от меня ждут не этого!

- И что? Это повод писать и говорить ложь? Будьте же, наконец, профессионалом. Излагайте факты, а не домыслы.

Она промолчала, но Фридрих догадывался, о чем она подумала. О том, что профессионализм журналиста, особенно оппозиционного, как раз и состоит в умении выдать домыслы за факты.

- В общем, - сказал он вслух, - вы прекрасно понимаете, что ваш визит на улицу Бисмарка не остался незамеченным. Но, раз вы все еще на свободе, значит, соответствующие организации выжидают, как вы будете себя вести. Если вы не обманете их ожиданий, они, возможно, не будут усердствовать в расследовании.

- Это факт или домысел? - она попыталась шутить, но голос прозвучал нервно.

- Это добрый совет.

- Ладно, - медленно сказала Франциска. - Я все сделаю, как вы сказали.

В трубке зазвучали гудки, и Власов, наконец, получил возможность спокойно обдумать последние события.

Поведение Никонова оказалось большим сюрпризом... но вот был ли этот сюрприз приятным - еще вопрос. Доверять любезному майору было бы опрометчиво, тип явно скользкий и верткий. Как он ловко почувствовал, что стратегия "мы, русские" не даст ожидаемого результата и перевел ее в "мы, коллеги"... И по собственной инициативе оказал немало услуг, практически ничего не получив взамен. В общем, всячески старался понравиться и быть полезным... Нет, на вербовку это не похоже. Это похоже на прямо противоположную ситуацию - Никонов предлагал себя в качестве агента! Зачем ему это понадобилось? Неужели только из-за обиды на генерала, который, похоже, не слишком способствует его служебному росту? Никонов все еще майор - правда, звания в ДГБ считаются выше аналогичных армейских, но все равно... Нет, вряд ли он плавает столь мелко. Тут другое. Допустим, он знает или догадывается о неких планах, направленных против руководства ДГБ. Или, по крайней мере, главенствующей фракции в этом руководстве... к которой примыкает и его начальник. Никонов спешит переметнуться на сторону победителей и через Власова демонстрирует свою лояльность Управлению, а значит, и Райху в целом.

Значит ли это, что в результате заговора верх должна взять продойчски настроенная партия? Если так, это было бы первой хорошей новостью за последнее время. Неужто старый лис Мосюк, съевший целую стаю собак на лавировании между Райхом, Западом и собственными русофилами-"третьепутистами", решил-таки сделать твердую ставку на Райх? И теперь ждет повода для отстранения сторонников прежнего курса? Кстати, масленичные Дни арийского единства - подходящее время, чтобы выступить с программной речью, в присутствии высокопоставленных гостей из Берлина и стран Райхсраума... С другой стороны, а может быть, кто-нибудь в ПНВ решил подвинуть самого Мосюка?

Теперь вопрос - кому из них мог помешать Вебер? Напрашивающийся ответ - прорусской или прозападной партии, то есть тем, против кого направлен заговор. Продойчским силам он бы уж точно не стал препятствовать, даже если бы узнал об их планах раньше времени. Но, как справедливо заметил начальник Никонова, поспешные выводы наименее уместны там, где они представляются очевидными. Предположим, нынешнее руководство ДГБ просто хотят подставить, повесив на них убийство Вебера.

Повод, действительно, недурной. Но вряд ли к этому может быть причастен Райх. В Фатерлянде ценят своих людей, и уж тем более - специалистов высокого класса вроде Вебера. Использовать его как обычную разменную пешку попросту нерационально, даже ради такой выигрышной комбинации, как возвращение России в число подлинных друзей и союзников. В конце концов, есть и другие способы скомпрометировать руководство русской спецслужбы. Какой-нибудь шпионский скандал...

Все это верно, однако, если рассматривать имперское руководство как нечто единое (в памяти всплыло понятие из школьного курса физики - "материальная точка"). А это, увы, не так. В НСДАП в последние годы идет возня не лучше, чем в ПНВР... возможно, даже хуже. Ортодоксальное крыло набирает силу, "новообновленцы" требуют реформ, а Райхспрезидент Шук хранит олимпийское спокойствие, демонстративно оставаясь над схваткой. Если бы не все это, не было бы и этого дурацкого референдума, а либеральные крикуны по-прежнему митинговали бы на своих кухнях, не рискуя высунуться на улицу... Фридрих всегда относился к Шуку с большим уважением и симпатией - не только как к разумному политику и лидеру нации, но и как к боевому летчику экстра-класса, герою Люфтваффе и первому космонавту. Однако в последнее время Власов не раз ловил себя на горькой мысли, что Райхспрезидент, похоже, стал сдавать. 70 лет - не такой уж большой возраст, тем более для человека с железным здоровьем космонавта... и все же у Фридриха больше не было уверенности, что штурвал Райха в твердых руках. Право и долг командира - вести машину по курсу, а не распрашивать пассажиров, как надо управлять самолетом...

Так, ладно. Надо рассмотреть и другие версии. Не исключено, что Никонов - никакой не противник генерала, и ДГБшники все-таки разыграли классическую партию с добрым и злым следователем.

В таком случае, может быть, ему сейчас слили специально подготовленную дезу? Нет, это исключено при любом раскладе. Во-первых, по крайней мере часть сведений проверяема - и они должны это понимать. Во-вторых, кормить его тухлятиной рановато: сначала им нужно хотя бы войти в доверие. А главное, в-третьих - нет ровно никаких причин пытаться скрыть или исказить эту информацию. Все эти сведения интересны, но не слишком актуальны. Нет, если ему и будут пытаться сбыть гнилой товар, то не сейчас... Логичнее предположить, что задача Никонова была - любой ценой втереться в доверие и разузнать, что известно Управлению - пусть не сразу, но в какую-нибудь будущую встречу. А там уже, возможно, и подбросить дезинформацию. Спецслужбы союзников не мешают друг другу, пока все помнят о правилах игры... но в том-то и беда, что основное правило этой игры состоит в отсутствии ненарушаемых правил.

И хотя Фридрих нередко чувствовал возбуждение при мысли о подлежащей распутыванию головоломке, он в очередной раз с тоской подумал о временах, когда мог отличить врага от друга по форме отметки на радаре.