"Юбер аллес (бета-версия)" - читать интересную книгу автора (Нестеренко Юрий, Харитонов Михаил Юрьевич)

Kapitel 18. Тот же день, позднее утро. Москва, улица Гудериана, 1, корпус 2 - улица Бутырский Вал, 8а, кв. 23.

Журналистка плюхнулась на сиденье "BMW" как мешок с крупой. Ее лицо выглядело осунувшимся и постаревшим.

- Они похитили Микки, - наконец, выдавила из себя журналистка.

- Кто - они? - решил выяснить Власов.

- Вы что, не понимаете? Они! - у фрау затрясся подбородок. - Они! Теперь я не знаю, что они с ним сделают. Накачают наркотиками. Или будут пытать. Или заставят отказаться от меня... Я не знаю. Они на всё способны. Вы хоть что-нибудь понимаете? - обратилась она, наконец, к Власову.

- Пока ничего, - честно ответил тот. - Кроме того, что, торопясь к вам, я трижды нарушил правила дорожного движения. Хорошо, что дорожной полиции на месте не оказалось.

Это было не совсем так: в одном месте он таки напоролся на пост. Похоже, однако, что обещание давешнего патрульного занести номер его машины в особый список было выполнено - погони за ним не было, и на следующем посту его не останавливали. Однако, штрафная квитанция на него выписана и придётся её оплачивать... Стоит ли истерика фрау Галле этих расходов, он пока не понимал.

- Какая полиция? Какие дороги? - продолжала истерить журналистка. - Вам что, не ясно, что это операция ДГБ и гестапо? Они действуют вместе, эти выродки, это всё одна шайка. Ирину они тоже, наверное, убили. Они всех убивают. Меня тоже убьют. Сначала будут пытать, потом убьют, они всегда так делают, - порадовала она Власова оптимистичным прогнозом. - Я не знаю теперь, как быть. Надо прятаться, а я не знаю где. Это вы уговорили меня остаться здесь, - внезапно вспомнила она. - Вы меня подставили. Либо вы из их шайки, либо вас разыграли втёмную.

- Вы бредите, - резко сказал Власов. - Вы только что говорили о какой-то там операции гестапо. В таком случае, в Берлине вы тоже были бы уязвимы.

- Идиот. Простите, но вы идиот. Вы ничего не понимаете в тайных операциях, - заявила фрау. Глаза её лихорадочно блестели. - Это стандартная технология: выманить опасного человека на нейтральную территорию, и там ликвидировать. Я стала слишком опасна для них. Меня нужно было выманить сюда, чтобы похитить Микки. Теперь я всё понимаю. Меня посадили на крючок. Это была спецоперация. Знаете, что такое спецоперация?

Фридрих деликатно промолчал.

- Они всё это спланировали с самого начала. Ничего не было. Никакой книги. И никакого старика-пилота. Всё ложь. Старуха тоже лжёт. Она работает на них. Все лгут. Это всё подстроено.

Власов отметил про себя, что генерал-танкист неожиданно стал лётчиком.

- Что за старуха? - осторожно спросил он, надеясь узнать больше.

- Какое всё это сейчас имеет значение? - истерично взвизгнула фрау Галле. - Микки похищен! Вы понимаете? Там никто не отвечает! Они взяли всех! Всех! Вы хоть это понимаете?!

- Я только больше запутался, - пожал плечами Власов. - Прекратите истерику и объясните, в чём дело. Где был Микки, когда его похитили?

- Я оставила его... в надёжном месте. Мне за неё ручались мои берлинские друзья.

- За кого ручались?

- Господи, до чего же вы медленно соображаете! У этой женщины, как её... м-м-м... Что я несу... Неважно. Всё это неважно. Я оставила Микки в её доме. Сегодня утром я звоню... никто не берёт трубку. Я как дура звонила через каждые пятнадцать минут... а потом кто-то снял трубку, и голос был другой. Понимаете, другой! Он сказал, их арестовали! Их всех взяли! - фрау зарыдала.

- Адрес! Назовите адрес квартиры, где вы оставили сына. Мы сейчас же едем туда, - распорядился Власов.

- Вы сошли с ума! Там наверняка засада!

- Я пойду один, - внушительно сказал Фридрих. - Если со мной что-нибудь случится, - добавил он, - вы успеете скрыться.

- Боже, какой вы всё-таки глупец... Хоть один настоящий мужчина остался в этом сумасшедшем мире! - не слишком логично закончила фрау. - Вы правы, правы. Нужно действовать. Едем.

- Куда?

Этот простой вопрос заставил журналистку призадуматься.

- Вообще-то, - промямлила она наконец, - я не помню эти русские названия... Меня довезли друзья... У меня только телефон... Нет, конечно, мне же адрес дали... - фрау запустила руку в сумочку, выгребла откуда-то из её недр растрёпанную записную книжку и принялась лихорадочно листать.

Она пролистала её насквозь два раза, пока, наконец, не нашла нужную страницу.

- Вот, - она протянула Власову книжицу.

Фридрих отметил про себя, что адрес написан по-русски - то есть, очевидно, не рукой фрау.

Посмотрев адрес, он заложил нужное место, а записную книжку сунул в карман, пробормотав, что ему нужен номер квартиры. Франциска не отреагировала, на что Власов и рассчитывал. Он надеялся улучить момент и изучить книжку поподробнее: замусоленные листочки могли содержать ценную информацию.

Ехать оказалось далеко - на Бутырский Вал. Навигатор начертил длинную красную линию, в трёх местах которой мигали красные клубочки пробок. Объезды были тоже длинными и неудобными - красная линия переламывалась через себя, углубляясь в какие-то мутные переулки и дворы, в которых немудрено заблудиться и опытному водителю, знающему город как свои пять. Да еще этот чертов снегопад...

По дороге журналистка немного оправилась от шока и даже смогла более-менее внятно рассказать о произошедшем.

По её словам, шестое февраля она посвятила встречам с некими людьми, которых ей рекомендовали в Берлине. Эти люди встретили её чрезвычайно радушно и немедленно взяли на себя львиную долю бытовых проблем. В частности, откуда-то возник некий очень любезный молодой человек на роскошном "Запорожце", который предложил себя фрау в качестве добровольного помощника по части московских разъездов. Фрау милостиво согласилась, после чего её немного покатали по Москве (тут она ненадолго забывшись, защебетала - "вы знаете, Власов, тут, оказывается, очень мило, особенно на Тверской... вы были на Тверской? обязательно побывайте, хотя я там осталась без единого пфеннига..."), после чего повезли прямиком на какую-то квартиру в многоэтажном жилом доме, в которой размещалась редакция "Свободного слова". Там её опять же принимали чрезвычайно почтительно и даже уговорили было дать небольшое интервью, но тут Микки закапризничал. И она так и не смогла пообщаться с этими замечательными людьми подольше...

Фридриху пришлось делать три дела сразу: вести машину сквозь снежную пелену, сверяясь с навигационной системой, слушать всхлипывания фрау, и одновременно напряжённо размышлять. Судя по всему, вчера у милой дамы был интересный день: даже сейчас она вспоминает о нём с явным удовольствием... Ну конечно, из салона "Запорожца" действительность выглядит совсем иначе, нежели из бокса тюремной больницы... Удивительно, с чего это вдруг второразрядной журналистке, пусть даже из братской "Либерализирунг", оказывают такие почести... Впрочем, некоторые моменты очевидны. Например, в "Свободное слово" её повезли, чтобы устроить встречу с западными корреспондентами - которые, скорее всего, были вовремя извещены всё теми же любезными людьми о том, где её можно найти. Власов вспомнил о шустром Майкле Рональдсе - почему-то он был уверен, что тот подъехал к редакции первым. Увы, гадкий Микки своими капризами сорвал все планы... В таком случае, - сделал вывод Власов, - замечательные люди, принимающие фрау, должны были сделать попытку нейтрализовать мешающий фактор. То есть убрать куда-нибудь Микки. Куда?

- Вам предложили временно поселить ребёнка в какой-нибудь семье, чтобы, так сказать, развязать вам руки? - прервал он собеседницу.

- А вы проницательный человек... - в голосе Франциски прорезалась нота удивлённого уважения, - да, одна милая фрау сказала, что повсюду таскать с собой мальчика слишком жестоко, и я с этим согласилась. Вы же знаете, у Микки очень тонкая нервная организация... - тут она, похоже, вспомнила разговор в гостинице и прикусила язык. - И тогда она предложила мне помочь. Сказала, что у неё есть огромная квартира в приличном районе, где живёт её бабушка, которая обожает возиться с детьми... Она позвонила туда, и скаала, что бабушка будет очень рада... Мне пришлось долго уговаривать Микки, - вздохнула она. - Но сейчас мне и в самом деле нужно было развязать себе руки. Под вечер я, наконец, уломала его хотя бы съездить посмотреть квартиру и эту бабушку... Тот молодой человек меня подвёз. Такая милая старая женщина, - она неожиданно шмыгнула носом. - И Микки там тоже понравилось. Представляете, он сам решил остаться - один, без мамы... Всё-таки он очень смелый мальчик... Если бы я знала...

- Бабушка русская? - на всякий случай уточнил Власов.

- Что вы! Конечно, она их наших! Её зовут Берта... Берта... Забыла как дальше. Неужели я оставила бы Микки на русскую... - журналистка проглотила конец фразы, видимо, вспомнив о происхождении собеседника. Дальше рассказ фрау стал более путаным и невнятным. По её словам, она объяснила понравившейся ей бабушке, как обращаться с Микки, и предупредила, что позвонит позже. Потом всё тот же любезный молодой человек на "Запорожце" якобы порывался поужинать с ней вдвоём, но она отклонила приглашение, потому что у неё "была ещё одна важная встреча", на которую она намеревалась поехать одна, но в результате вроде бы так и не поехала. Тут фрау Галле начала темнить. По её словам, она где-то гуляла, куда-то заходила, и, по её словам, "приняла лишнего". Дальше она каким-то образом добралась до гостиницы и быстро заснула.

Фридрих решил, что фрау вряд ли осмелилась бы гулять по Москве в одиночестве. Насчёт "лишнего" фразу, скорее всего, не врёт - но вряд ли она натрескалась одна, это было бы уж слишком. Значит, она с кем-то встречалась, и не хочет ему об этом рассказывать. С кем? Уж не с Рональдсом ли? Или она всё-таки нашла ниточку, ведущую к таинственному старику? Или это что-то связанное с политикой? Впрочем, Власов понимал, что сейчас он всё равно не добьётся толку, и решил слушать дальше.

Финал истории был прост. Госпожа Галле проснулась поздно и с больной головой. Кое-как приведя себя в порядок, он позвонила в квартиру, где оставила Микки. Трубку не брали. Разозлившись, она стала названивать каждые пятнадцать минут. Наконец, после часа непрерывного трезвона кто-то всё-таки снял трубку с рычага и "таким, знаете, железным голосом" сказал по-дойчски, что все арестованы. Тут она снова зарыдала, так что Власову не удалось добиться от неё точного воспроизведения фразы.

Госпожа Галле начала названивать по всем имеющимся у неё телефонам - однако, друзья, столь трепетно опекавшие её накануне, как будто куда-то попрятались. Во всяком случае, трубку никто не брал. Это окончательно убедило её в том, что произошло самое страшное: она угодила в ловушку спецслужб. В полном отчаянии она позвонила Фридриху.

Власов прикинул шансы на тот или иной исход. Разумеется, в арест или похищение - во всяком случае, произведённое силами тех организаций, которые упоминала впечатлительная журналистка - он не верил. Однако, какая-нибудь неожиданная пакость и в самом деле могла произойти. Исходить она могла, разумеется, только от любезных друзей фрау. Идиотская фраза про арест, правда, не вписывалась ни в какую версию. Впрочем, возможно, фрау решили как следует напугать? Похоже, с ней здесь обращаются как с дурочкой... И вполне заслуженно, - решил Фридрих.

Чем ближе они подъезжали к дому, тем больше нервничала журналистка. Когда же они въехали на саму улицу, женщина снова сжалась в комочек, всем своим видом показывая, что готова к новой истерике.

Последний разворот - остался позади большой дом, увешанный рекламой - и "BMW" вкатил в узенький слякотный проулок. За ним открылся небольшой дворик, забитый машинами.

Заглушив мотор, Власов бросил Франциске: "ждите меня здесь, если что - звоните", и, не оглядываясь, пошёл к подъезду. Госпожа Галле что-то робко пискнула вслед, но он не расслышал.

За то время, пока они ехали, с погодой произошла обычная для Москвы метаморфоза: плавно опускавшийся снег, в котором, если забыть о порождаемых им дорожных проблемах, было даже что-то элегическое, превратился в настоящую метель с резким и злым ветром. Власов поспешно достал перчатки и с удовольствием натянул их на руки, жалея, что нечем прикрыть лицо. Пожалуй, летный шлем с прозрачным забралом-экраном сгодился бы здесь в самый раз...

Дом был старым, солидным, построенным явно не вчера. Чёрную дверь из потемневшего резного дерева украшали следы снежков - видимо, резвились дети. Власов невольно вспомнил, как выглядел снег московских дворов до снегопада - грязный, ноздреватый, с желтыми подтеками собачьей мочи - и его передёрнуло.

В косяк был вделан крохотный домофон с металлическими бусинками кнопок. Фридрих открыл книжку, ткнул пальцам в кнопки 2 и 3 - это был номер квартиры - и стал ждать. Домофон тихонько зачирикал. Чирикал он минуты три, потом смолк. Похоже, в квартире и впрямь никого не было.

Тем не менее, войти внутрь было необходимо. И, желательно, не вызывая подозрений.

Власов решил для начала попробовать самый простой способ, а именно официальный. Он ещё раз осмотрел панель домофона и убедился, что среди кнопочек имеется одна с изображением колокольчика: принятое во всём Райхсрауме обозначение каморки консьержки. Нажал её и приготовился ждать.

На сей раз, впрочем, ожидание было недолгим.

- Слушаю? - раздалось в домофоне.

- Я пришёл с визитом в квартиру двадцать три, - как можно вежливее сказал Власов. - К Берте... - он демонстративно закашлялся, потому что не знал ни отчества, ни фамилии, - отвратительная погода, простите... Мы договаривались о встрече, я звоню, но она, кажется, не слышит...

- Она не слышит, - подтвердил голос в домофоне. - Я вам открою, заходите, - замок в двери щёлкнул.

Внутри подъезда, за вторыми дверями, оказалась просторная лестничная площадка, отделанная белым камнем. Консьержка - маленькая, сухенькая старушка с пучком волос на затылке - сидела в стеклянной кабинке, и, судя по небрежно отложенной в сторону книжке, повышала свой культурный уровень.

- Так вы, значит, к старой Берте? В первый раз? - накинулась она на нового человека. - Если вас не предупредили, то я вам скажу: будете с ней разговаривать, говорите громче. Она плохо слышит. Прошу вас на второй, у нас система учрежденческая, первая цифра - этажность, вторая - квартира...

Власов вежливо поблагодарил бойкую старушку и пошёл пешком на второй.

Между этажами он остановился, чтобы перелистать записную книжку Галле: логика подсказывала, что другой возможности заняться этим ему может и не представиться.

Оказалось, что, несмотря на свой растрёпанный вид, сколько-нибудь полезной информации там не было. По большей части книжку заполняли журналистские заготовки, записанные отвратительно корявым почерком. Кое-где попадались адреса и телефоны, в основном берлинские. Несколько страниц было вырвано.

Нужное нашлось в самом хвосте. На отдельной страничке была выведена большая буква "Z", под которой был список: два адреса и непонятный аншрифт - судя по последним буквам, польский. Там же был телефонный номер, данный Власовым Галле при последней встрече.

Фридрих усмехнулся, достал целленхёрер, перевёл видеокамеру в покадровый режим и аккуратно переснял всё интересное.

Определённо, шпионская техника со времён полковника Исаева продвинулась настолько далеко, что перестала быть шпионской, - подумал он. Фотокамера в целленхёрере - уже распространённая игрушка; видео-, как и еще некоторые специальные функции, пока еще имеются только в таких машинках, как у него, но скоро и они войдут в стандартный набор. Впрочем, всё это мишура. Как и сто, и тысячу лет назад, сотрудник соответствующих служб отличается от обывателя не столько техническим оснащением, сколько начинкой черепа...

Закончив с записной книжкой, он поднялся на второй этаж, нашёл нужную дверь (она была деревянной, с набитым узором из золотыми гвоздиков), решительно нажал на кнопку звонка и невольно вздрогнул - до того пронзительная трель раздалась за дверью.

Дверь открылась через пару минут.

На пороге стояла маленькая аккуратная старушонка непонятного возраста: на вид ей можно было дать от семидесяти до девяноста. Её тщедушное тельце было закутано в засаленный персидский халат, из-под которого выглядывали очень большие мягкие тапочки. Аккуратные белые волосы на голове выглядели неживыми. Пол-лица загораживали огромные очки в тяжёлой оправе. Оставшееся место занимал огромный нос характерной формы. Одного взгляда на этот нос было достаточно, чтобы понять: старая Берта не имеет никакого отношения к арийской расе.

- Штоб вы были здоровы, - заговорила она по-русски, произнося слова громко, но неправильно. - Таки я вас знаю? У меня другие очки и я плохо слышу. Мы знакомы, говорю я вам?

- Вряд ли мы зна... - начал Фридрих, прикидывая, насколько громко нужно разговаривать, и как связаны очки и хороший слух.

Она перебила его на середине слова - так, как обычно перебивают глухие:

- Таки не знаете. Тогда слушайте мине сюда. Я Берта Соломоновна. Я очень плохо слышу. Только высокие звуки. Я умею читать по губам. Но у меня сейчас не те очки. Это очки для чтения, а не для смотрения на людей. Подите ко мне ближе и говорите в моё лицо.

Власов подумал, что оставлять такого ребёнка, как Микки, на глухую, да ещё и подслеповатую старуху по меньшей мере неосмотрительно.

Он подошёл поближе, наклонился над сморщенной старушечьей мордочкой и сказал, отчётливо шевеля губами:

- Моя фамилия Власов. Я друг фрау Галле. Она оставила у вас своего сына...

На этот раз старуха поняла.

- Да, да. Мальчик. Мойше. Хороший мальчик, только беспокойный мальчик. Вы пришли его забрать?

- Нет. Я хочу посмотреть на него. Мне нужно убедиться, что всё в порядке.

Старуха совершенно не удивилась.

- Ну так идите смотреть на своего мальчика. Чего стоите? Проходите пока в обеденную. Я возьму другие очки, чтобы хорошо слышать. - Не дожидаясь ответа, она повернулась и пошла куда-то вглубь квартиры.

Власову ничего не оставалось, как последовать за ней.

"Обеденная" оказалась довольно большой комнатой с высоким потолком, под которым висела огромная люстра. Половину комнаты занимал огромный обеденный стол, застланный чистой, но пожелтевшей скатертью. Вокруг него сгрудилось стадо стульев на гнутых ножках с продавленными зелёными сиденьями. Грозно сверкал набитый хрусталём зеркальный сервант. Стены были увешаны старыми фотографиями в рамочках под стеклом. Под окном дышала жаром старинная чугунная батарея "гармошкой".

В воздухе витал какойто слабый, но неприятный запах. Власову он, впрочем, был знаком по Софии: это была табачная вонь. Здесь курили - и совсем недавно.

Берта Соломоновна тем временем залезла в сервант и извлекла оттуда очки ещё большего размера, чем прежние.

- Ну вот, теперь вы можете, - заявила она, - чего хотели сказать. Лучше по-русски.

Власов повернулся к старухе лицом, и медленно произнес, стараясь отчётливо артикулировать каждый слог.

- Госпожа Галле очень беспокоится за ребёнка. Она звонила всё утро, и никто не брал трубку...

- Я спала, - перебила его старуха. - Я пью снотворное утром. Я имею много макес и утром у меня они болят. Вы таки даже не знаете себе, как болят утром мои макес. Ди цейн вил нит княкн, дер тухес вил нит какн, - она гадко хихикнула.

- А потом трубку кто-то снял. И сказал что-то про арест... - закончил Фридрих.

Старуха сделала гримаску.

- Вот как? У нас сегодня никого нет. Только я и мальчик. Наверное, мальчик пошалил.

- Мать узнала бы голос сына, - возразил Власов. - Она сказала, что это был какой-то металлический голос.

- Ха! Я догадалась. Пойдёмте, - старуха показала на дверь.

В тесном коридорчике, заваленном всяким хламом, стоял колченогий табурет, на котором был укреплён - при помощи проволоки и каких-то завязок - довольно современного вида телефонный аппарат. Фридрих обратил внимание на ручку с английской надписью "volume" - видимо, специальная модель с регулируемой громкостью.

Берта Соломоновна, не глядя, засунула руку под табурет и торжественно извлекла оттуда жестяную трубу в виде расширяющегося конуса.

- Вот. Железный голос. Смотрите сюда.

Власов взял трубу в руки и осмотрел её. Это оказался примитивный рупор. Такие Власов видел в старой кинохронике.

- Он накрыл этим трубку и пугал свою глупую мать, - объяснила Берта Соломоновна. - Мишигин, - добавила она непонятное слово, судя по интонации, не слишком лестное.

- Я всё-таки хотел бы... - начал было Власов, но вовремя вспомнил, что старуха не слышит его, а в темноте коридора ещё и не видит его лица.

- Я показывала Мойше эту трубу. Мне нужна труба, чтобы слушать телефон, - продолжала Берта Соломоновна. - Мальчику понравилось. Бегал по квартире и кричал в неё глупости.

В этот момент аппарат испустил жуткую, режущую уши трель: звонок был выкручен на полную.

Старуха услышала.

- То мне, - она сняла трубку, подула в неё, после чего, сказав "говорите громче!", положила трубку на стул рядом и накрыла её трубой, приставив ухо к отверстию.

- Бум-бу-бу-бу-бум, бум-бум, - загудело в трубе. Фридрих с раздражением подумал, что, если бы не дурацкое приспособление, он услышал бы, о чём говорит собеседник. Похоже, труба была нужна не только для улучшения слышимости, но и в целях конспирации... И всё-таки, почему старуха не купит себе нормальный слуховой аппарат? Зачем все эти нелепые фокусы и ухищрения? Должна же быть какая-то причина...

Тем временем Берта Соломоновна вытащила трубку из-под конуса, коротко ответила: "потом, не сейчас", буркнула в сторону "шмекель" и бросила трубку.

- Вы таки будете смотреть своего мальчика? - спросила она Власова. Тот кивнул.

- Он в дальней. Туда идите, - она махнула рукой в конец коридора.

Фридрих прошёл до конца коридора и распахнул дверь.

Комната, видимо, была чем-то вроде спальни - во всяком случае, там были две большие кровати. На одной из них, раскинувшись, спал Микки, накрытый вязаным одеяльцем. Было видно, как одеяльце чуть поднимается и опускается в такт дыханию мальчика. На той же кровати валялись разноцветные тряпки - видимо, одежда мальчика - и маленький ботиночек.

Хозяйка тем временем дошлёпала до двери.

- Я дала мальчику своё лекарство, - сказала она, даже не пытаясь говорить потише. - Чтобы он спал. Он всю ночь бегал и всё утро. Не может сам заснуть. Надо же спать. Если не спать, заведутся червяки в голове и будут там делать бж, бж, - старуха сделала губами странный звук.

- Вы дали ребёнку снотворное? Это же опасно, - не сдержался Власов, но вовремя сообразил, что старуха его не слышит. Он повернулся к ней и сказал то же самое.

- Вы что-то такое говорите? Я не вижу. Разговаривать в обеденной, - решительно заявила Берта Соломоновна. - Будете кофе?

Власов немного подумал, потом решил согласиться и энергично кивнул.

- Тогда ждите меня. Я сделаю кофе вам и себе. Очень хороший, - добавила она.

Старуха тяжело вздохнула, повернулась спиной - тут Фридрих заметил, что в довершении ко всем прочим своим прелестям она ещё и горбата - и, загребая ногами, потащилась куда-то в темноту. "Баба-Яга" - вспомнил Власов самую популярную героиню русского фольклора.

Вернувшись в "обеденную", Власов решил осмотреться более тщательно - на всякий случай. Его внимание привлекли фотографии на стенах. Они оказались интересными, но непонятными - какая-то барышня в шляпке, кудрявый мальчик, мужчины в шляпах и пиджаках странного кроя (Фридриху вспомнилось старинное слово "сюртук"). В самом углу почти под потолком в узенькой рамке висела пожелтевшая фотокарточка размером с половину почтовой открытки. Власов прищурился - что-то в этой карточке ему не понравилось. Зрение его не обмануло: мужчина на фото был в большевистском мундире с кубарями.

Власов присел на стул с гнутыми ножками и начал размышлять. Похоже, с мальчиком и в самом деле всё в порядке. Правда, старуха дала ему лекарство - но ведь и фрау Галле говорила, что у него плохой сон, и по крайней мере однажды на его памяти заставляла его пить снотворное. Берта Соломоновна могла пользоваться какими-нибудь сильнодействующими средствами, которые могут повредить ребёнку. Но, кажется, она всё-таки отдаёт себе отчёт в том, что делает... Ситуация с "металлическим голосом", который якобы сообщил о каком-то аресте, тоже вроде как разъяснилась: от Микки следовало ожидать пакостей, это вполне в его духе... А всё-таки странно, что мать не узнала голоса своего ребёнка, пусть даже из рупора... Значит, она чего-то боялась - пришёл к выводу Власов. Причём на рецидив страха перед тюрьмой непохоже. Тут что-то другое...

Власов понял, что нащупывает нить. У фрау Галле был повод бояться. И более того: боялась она именно ареста. Она что-то сделала - решил он. И сделала совсем недавно, вот только что. Сделала буквально вчера... и скрывает это. Фридрих решил как следует нажать на журналистку, чтобы вытрясти из неё правду.

Теперь - хозяйка квартиры. Что называется, типаж - внешность, словечки, манеры... Странно - юде обычно стараются не демонстрировать своё происхождение, предпочитая выдавать себя за дойчей. Впрочем, в российских либеральных кругах к ним принято относиться иначе. Да и фрау Галле назвала старуху "нашей", это тоже показательно... Но ведь и консьержка внизу, явная фолька, говорила о "старой Берте" с симпатией. Кстати, откуда у старухи такая роскошная квартира? Берта Соломоновна не производит впечатление состоятельной женщины... хотя это может быть тоже игрой... Держит себя уверенно. Совершенно не удивилась его приходу: видимо, гости здесь бывают часто. И ещё запах табачного дыма... народ сюда ходит непростой. То есть, как минимум, регулярно посещающий посольства или представительства стран западного блока. К тому же привычку к табаку надо ещё где-то приобрести... н-да, интересные господа посещают эту квартирку. И фотография... держать подобное на стене - пусть даже в тёмном углу - мягко говоря, вызывающий жест. Хотелось бы знать, что думает по поводу всего этого ДГБ? Надо будет сделать запрос через Управление...

Заскрипела дверь. В комнату бочком влезла - другое слово тут было бы неуместным, подумал Фридрих, - старуха, неся собой поднос с двумя крохотными фарфоровыми чашечками, кофейником и затейливой стеклянной бутылкой, на дне которой плескалась бурая жидкость.

- Штоб вы знали, настоящий коньяк "Хеннеси", - заявила старуха, пододвигая чашечку поближе ко Власову. Руки у неё были как птичьи лапки - иссохшие и сморщенные.

- Простите, я не употребляю алкоголь, - Власов поднял глаза на старуху и повторил, чётко артикулируя: - Я не буду пить. Я приехал на машине и не хочу неприятностей с полицией, - добавил он, не желая вдаваться в идейный спор.

- Ха! Это для вкуса. Одна ложечка, и вы таки имеете другой кофе. Вы пробуйте, а потом будете мине говорить за мой кофе, - отпарировала Берта Соломоновна и всё-таки влила в его чашку немного коньяка.

Фридрих усмехнулся: старая Берта оказалась настойчивой, чтобы не сказать настырной.

- Ну таки что вам ещё от меня интересно? - спросила старуха, сделав первый глоток.

Власов пригубил напиток. Насколько он понимал, кофе был хороший.

- Я друг фрау Галле, - повторил он. - Она сейчас в чужом городе, и я за неё беспокоюсь. За неё и за ребёнка.

- Вы говорили, как вас звать. Я забыла. Повторите ещё, - потребовала Берта Соломоновна.

- Власов. Фридрих Власов, - повторил он.

Старая Берта помолчала, пожевала губами.

- Вы таки, мне кажется, интеллигентный человек. Зачем вам эта девка? Вы ведь не скажете старой Берте, что имеете всякие виды?

- Что? - не понял Фридрих.

Старуха сделала непристойный жест.

Власов скривился.

- Или это такая ваша работа? - не отставала хозяйка квартиры.

Власов внутренне собрался.

- Ни то, ни другое, - сказал он, смотря в лицо старухи и стараясь артикулировать речь. - Фрау Галле попала в плохую историю. Я должен ей помочь. Вот и всё.

Старуха снова замолчала. Пожевала губами.

- Да, она говорила за вас. Много. Она думает за вас всякие вещи. А я думаю, это такая ваша работа. Я знаю за вашу работу всё что надо. Вы приходите вечером как-нибудь. Мы поговорим о всяких вещах.

- Сейчас госпожа Галле сидит в машине и ждёт меня, - напомнил Власов. - Я должен идти.

- Да. Идите, - разрешила старуха.

- Вы справитесь с мальчиком? - на всякий случай поинтересовался Фридрих.

- Цедрейт мальчик. Я вам скажу такую вещь, что мама плохо его любит, - ответила Берта Соломоновна.

- По-моему, она его слишком любит, - не удержался Фридрих.

- Чего вы такое говорите? Слишком? Может быть. Но она его любит неправильно. Она сделала ему лох ин коп, - безапелляционно заявила старуха. - Я говорю, у него дырка здесь, - она выразительно постучала длинным иссохшим пальцем себе по лбу. Линия волос чуть сместилась, и Власов понял, что старая Берта носит парик.

- Да, мне тоже показалось, что у мальчика есть проблемы, - осторожно согласился он.

Старуха неопределённо хмыкнула.

- Вы придёте ещё, - заявила она. Это был не вопрос, а утверждение. - Такая ваша работа с фрау. Не беспокойтесь, я понимаю за такую работу. А кац ин енчкес вет ке майз нит хапн, так?

Она заметила недоумение на лице Власова и перевела:

- Кошка в перчатках не поймает мышку. Старая Берта за жизнь делала всякие штуки без перчаток. Но я таки ловила всяких мышек. Вы про то скоро будете знать, если я что-то понимаю за эти дела. А сейчас идите к своей фрау, пока она там ещё живая!

Старуха внезапно встала, вышла из комнаты и куда-то зашлёпала. На столе остался поднос с двумя чашечками.

Власов машинально отхлебнул остатки кофе, собираясь с мыслями. Последний намёк Берты Соломоновны был достаточно прозрачным. В таком случае поведение старухи имело понятное и очевидное объяснение. Даже её поспешный уход был, по сути, жестом своеобразной деликатности - она давала ему возможность тихо покинуть квартиру, никак не обнаруживая своей реакции. Немного подумав, Фридрих решил так и поступить.

Когда он выходил из подъезда, первое, что он заметил - это распахнутую настежь дверцу своей машины.

Первое, что он сделал - это немедленно шагнул назад и захлопнул дверь. Потом, уже с оружием в руках, осторожно выглянул.

Двор был пуст. На мокрую грязь намело свежего снежочка.

Он быстрым шагом подошёл к машине, уже точно зная, что фрау Галле в салоне нет.