"Благовещенье" - читать интересную книгу автора (Пискунова Наталья)

Наталья Пискунова

Благовещенье

* * *

По полу и оконным сводам Стекало солнце желтым медом И пряталось в щелях. А Ты сидела, Ты молчала, Ты ничего не ожидала. — Вдруг крыльев взмах! И небо проломило стены, Втекая облачною пеной К Твоим ногам. Казалось, сотканный из молний, Архангел, тихий и спокойный, Дарил словам Доселе смысл неизвестный, Что мир земной и мир небесный В Тебе соединен, Что между женами земными Благословенна Ты отныне И до конца времен, То, что хранит Твоя утроба Того, Кто в третий день из гроба Восстанет вновь, Того, Кто выведет из ада Людей, и станет им наградой Его любовь. И счастье вздрогнуло как птица И, задохнувшись на ресницах, Оборвалось. Но стало больше, радость множа, Дрожало глубоко под кожей, Пронзив насквозь. Не находились для ответа В потоках святости и света Достойные слова. И содрогнулась преисподня, Услышав: «Я раба Господня. Во всем покорная раба».

* * *

Когда поймем, что все не так и все не к месту, Что все богатства наши — хлам пустой, И виновато пропоет вослед оркестру Священник «Со святыми упокой…» Мы закричим, когда закроет тело Цветов последних пестрое шитье. Душа моя, сего ли восхотела? Где было покаяние твоё? Зачем ты променяла рай и вечность На беды и печали жизни той, В которой дней и мыслей быстротечность И смех пустой? Зачем гналась за прибылью и славой, От похотей и праздных слов пьяна? И в том, что Бог взошел на крест кровавый, Твоя вина. Ты каждым вздохом, помыслом и делом Готовила геенское жилье. Душа моя, сего ли восхотела? Где было покаяние твоё?

* * *

Люблю, когда бежит по крышам Дождинок грусть, Не к небу, а к Тому, Кто выше Стремлюсь. Люблю, когда в часовне душной Под свет лампад Не в сердце, а намного глубже С иконы взгляд. Люблю, как бьется поздней ночью В окно метель, Люблю, как шепчет: «Авва Отче» Капель. То, как готовится природа Встречать зарю, Не солнце, Свет иного рода Люблю!

Молитва

Я люблю смотреть, как плачут свечи В храме Божьем перед образами, Заливая жаркими слезами Худенькие восковые плечи. Встану пред иконой Чудотворца И воскликну: «Отче Николае! От печалей и скорбей сгораю, Вместо сердца ощущаю солнце». Душу вышептать в священный воздух, Что слова, как влить в них синь полета? Только знаю, рай на крыльях звездных Спрятан там за строгостью киота. Я глаза неспешно поднимаю — Лучиками мокрые ресницы. Повторяю: «Отче Николае…» И не знаю, как еще молиться. На иконе темной и старинной Небо пишет красками святыми, Затихают восковые гимны И печаль уходит вместе с ними.

* * *

На улицах Иерусалима Ребячий смех И кажется почти что мнимым Прошедший грех. Шумят торговцы и проклятья Дымят вокруг, Как будто не было распятья И Божьих мук. Гремят груженые коляски, Мешают пыль, И кажется вчерашней сказкой Святая быль. И лишь паломники, как тени, С десятком глав Целуют землю, на колени Смиренно пав. Для них почти что ощутимы, И неспроста, На улицах Иерусалима Шаги Христа.

* * *

Разминулись на бездорожье Моих грешных мирских путей. Я стучусь в Твою дверь, мой Боже, Ты стоишь у моих дверей. Я уже ничему не верю И покой заменяет страх. Ждешь меня разделить вечерю, Ну, а я, как всегда, в делах. Моя жизнь в океанской нише Еле видимый островок, Ты зовешь меня — я не слышу, Я зову Тебя — Ты далек. Что же делать, Пресветлый Боже, В этой гулкой ночной тиши, Разминулись на бездорожье В вязких топях моей души.

* * *

Я столько долгих-долгих дней Бежала от любви и веры, От длинных служб и от церквей, В которых все смиренно серы. И от икон себя гоня, Все ту же повторяла фразу: Нет, это все не для меня, Нет, Бог лишь там, где дремлет разум. На необъезженном коне Своих забот неслась бездумно. Вдруг кто-то подошел ко мне И ветром слез в глаза мне дунул, Сказал, печали не тая, И сердце стало чаще биться: Послушай, радосте моя, Христом ли брезгуешь напиться?

* * *

Христос в золоченом киоте Проходит сквозь душу взглядом, Ищите Меня и найдете, Зовите Меня, Я рядом. Привыкли смотреть на землю, А вы посмотрите выше. Я там в небесах вам внемлю, Взывайте ко Мне, Я услышу. Я Сам вам открою двери, Приветствуя на пороге. Раскаянной чистой вере И в небо легки дороги. Довольно порой лишь слова, Чтоб вспыхнуть подобно кремню. Для грешного и святого Любовью расцвечу Землю. Душа оживет в полете, Без страха взлетая выше. Ищите Меня и найдете, Взывайте ко Мне, Я услышу.

* * *

Заалеет закат вдали И уйдет не сказав ни слова Все мы мчимся как корабли В край где Гавань лежит Христова

* * *

В предрассветный холодный ветер Эти строчки сегодня спеты. Вопрошаю тебя, ответь мне, В одиночестве таю, где ты? Я открыла окно и душу, Теплотой этих слов проникнись. Я теряю покой, послушай, Не могу без тебя, откликнись! Ты мне видишься в тени каждой, Чтоб уснуть я считаю до ста, Мне б увидеть тебя однажды, Мне б напиться тобою вдосталь. Я на стеклах дожди рисую, В свои волосы снег вплетаю, Чтобы понял ты, как тоскую, И почувствовал, что одна я. В час, когда робко солнце светит На шершавый овал планеты, Вопрошаю тебя, ответь мне. В одиночестве таю, где ты?

Сова

За спиной густая сомкнулась тьма, Не посмев перелиться в дом, И лишь криком истошно — зовущим сова Окликала меня за окном. Я шагнула из мрака к теплу очага И оттаяла в сердце боль, А на небо уже, не спросясь, легла Белых звезд полночная соль. Тем, кто мне был так дорог, уже не помочь, Не вернуть ни часа, ни дня, И над ними седая сомкнулась ночь, Из которой сбежала я. И пожар моей совести молча стыл И лишь там, где рождался свет, Крик совы отпевал бессердечный мир, Мир, в котором мне места нет…

* * *

Осень за дверью, в доме молчанье — Воспоминанья, воспоминанья. Судьбы, разлуки, боли и версты. Как это быстро, как это просто! Сердце окурят запахом мяты Дворики, где я бродила когда-то, И растревожит чуткую душу Прошлое, в этом доме уснувшем… …год пролетит, снова явится осень. В дверь проскользнет, приглашенья не спросит. Снова мне память назначит свиданье — Воспоминанья, воспоминанья.

* * *

Люблю, но этого так мало… Что изменить привычный ход… Сугробы белого крахмала И синий лед. Молюсь, но это капля в море Бездумных слов А за окном все то же поле В плену снегов В извечный маскарад пускаясь Метель все ту же учит роль… Люблю, молюсь, но не меняюсь И в этом соль…

Вызов

Солнце светит в глаза прямо, И молитва рвется наружу, Я уйду в монастырь, мама, Я впущу облака в душу. В параллельное измеренье, Там, где верой пылают свечи, Я войду легкокрылой тенью, Полной грудью вдохну вечность. Моей лучшей мечтой самой Эта строчка стихов бьется. Я уйду в монастырь, мама, Чтобы сердцем обнять солнце!

* * *

А глаза фонарей вновь слезятся дождем, Словно сотни желтеющих лун, громоздясь вдоль дороги. А она упирается в старенький дом, Как и осень вокруг, бесконечно убогий. А в том доме свеча на столе горяча И иконы в углу — потемнелы, но святы. А за окнами звезды, беззвучно крича, Изогнулись дорогою млечно–горбатой. А за Млечным мостом ветер листья кружил И в окно их горстями бросал, чуть не плача. А в том доме никто не живет и не жил, Потому что он в будущем мне предназначен.

* * *

Я вижу смерть — она вокруг и возле. В бессоннице мы с ней давно одни. Ни осени, ни зимы и ни весны Она считает — ДНИ! По капле получаю воздаянье, Но, Господи, прошу, избави мне, Оставив плоть, продолжить умиранье В кромешной тьме. Я никогда и думать не хотела, Что там потом. Еще чуть-чуть и я оставлю тело, Как старый дом. Ни слов дурман, ни жизни быстротечность Заставили меня забыть покой, Я слишком четко ощущаю Вечность Над головой. Я вижу смерть, ее цветные стяги Еще видней средь зелени травы. Молитесь за меня, блудницы и бродяги, И я — как вы.

* * *

На троне рук держа Спасенье Она исполнена мольбы. Как много дней до Воскресенья А мир вокруг — крестов столбы Как много рядом фарисеев, И скоро Ей не хватит слез. Увы не по годам седеет Священный шелк Её волос Когда умрет Христос-Создатель, За Сына меря дни тоски, Нет, не заметит Богоматерь Морщинок новых лепестки А мы, к иконам припадая, Кричим, Ей сердце разорвав: Подай нам помощи, Родная! — И сыплем медяками клятв Грехов желая оставленье Недолговечный рвем покой, Свои усталые моленья Вонзая в душу Пресвятой И только ночь сомкнет ресницы, На сына с болью посмотрев, — Она мольбою материнской Развеет освященный гнев И скажет, нас святой любовью Храня от горя и тоски: – Иди, Дитя, своею кровью Омой молившимся грехи.

* * *

Распинательница, блудница Просит помощи у Всевышнего, И порой ей, безумной, мнится — Я сегодня была услышана. Знаю, мерить любовь — пошло. Только все же верю упорно — Что любви Твоей много больше, Чем моей греховности черной. Она звездами снегопада Тает в мире, грешившем дочерна. Я взахлеб её пью — и рада, Что могу быть прощеной дочерью. Распинательница, блудница Грех скрывает вуалью ладана. Ей сегодня опять приснится, Что надежда была оправдана

* * *

Знаю, я слегка запоздала. Может, это все бесполезно — С черного ночного вокзала Душу я отправила в бездну Издали рукой помахала, Взглядом до угла проводила. А потом Тебя повстречала, Ни о чем тогда не спросила От меня её уносили В заспанном и душном вагоне. Ты же шел, потупивши крылья, Словно на старинной иконе. Я Тебя понять не успела, Или не сумела как будто, Но Тебе в глаза посмотрела И потом считала минуты Зовом наполняла дыханье, Сердца очищая обитель. И ещё узнала названье, Что Ты был мой Ангел-Хранитель. Плакала раскаяньем поздним Осень, как и я на перроне. И ложились мутные слезы Грустным островочком соленым. Все свое стремленье и силу Я сожгла, желая ответа. Ангел мой хранитель, помилуй Дурочку лишенную Света…

* * *

Послушайте, слепые гордецы, Как мир гудит под вашими ногами. Там под землею наши мертвецы Уже встают неровными рядами. И тысячи костлявых тонких рук, Насытившихся душным адом тленья, Там изнутри, крича, когтями рвут Земную плоть и жаждут ВОСКРЕСЕНИЯ! Они устали от загробных бед, И потому, остервенело воя, Впервые в этой долгой смене лет Покойникам не хочется покоя. Остановись от вечной спешки, мир! И пусть тебе не перестанет сниться, Как лопаются обручи могил, И ищут света полые глазницы.

* * *

Мы пьем из чаши бытия…

М. Ю. Лермонтов Слепцами перед алтарем Стоим. И в церковь ходим строем. Не верим, но пророков ждем, Не чтим святынь, но храмы строим. И душу — Господи прости — Вверяем магу–вурдалаку, К Христу спешим, но по пути Сверяем дни по Зодиаку. Любовь похожа на игру Двух тел, лишенных власти Духа. И только совесть по утру Ворчит, как сонная старуха. Несемся, голову сломя, Поправ святыни сапогами. И пьем из чаши бытия Большими жадными глотками…

* * *

Одно лишь слово храню в груди. Моя молитва — одно лишь слово Душою выплаканной: — «Прости» Я без конца повторять готова. Метут метели, и льют дожди, И ход привычный меняет солнце. Но бесконечно мое «Прости» Сердцебиеньем наружу рвется И вряд ли можно перерасти И стать взрослее порывов этих. Легко срывается с губ: — «Прости», И над землею летит как ветер. Меняю станции и пути, Чтоб мчаться дальше к чужой надежде. Но багажом за спиной: — «Прости», А это значит, что все как прежде Мне путеводной звездой свети И я знаменья не жду иного. Одним лишь словом живу — «Прости» Моя молитва — одно лишь слово

* * *

Легко ли в рай шагать по головам и спинам, По неокрепшим душам всех тех, кто злей и плоше? Разменивать на деньги небесным исполинам Осколки и объедки сентябрьской пороши. Пересказать иначе все то, что было прежде, Чтоб отыскать геройство в бездумной череде дней. Отряхивать брезгливо чужую боль с одежды И набожно кичиться походами к обедне. На крышах транспаранты, что грех любой заразен! Тому, кто оступился одна дорога — в ад. Но на одеждах Божьих мы тоже комья грязи, Над чернотою нашей архангелы парят. Развешивать иконы, как новые картины, Забыв, что беды чьи-то с размаху в окна бьют, Что наши дети тонут в угаре кокаина, И храмов новых ищут и идолов куют. Легко ли в рай ломиться по головам и спинам, По неокрепшим душам, туманом полусонным? Порою вера — только красивая витрина — Реклама всепрощенья, где праведность — картонна. Неоновые блики и манекены в рясах, Лампад и свечек желтых на миллионы ватт. Столиким осужденьем стоят иконостасы, И черти славословят, и ангелы скорбят. Но там где пахнет гнилью, где даже воздух черен, Где дни, как будто ночи — без света и огня, Слепое фарисейство там осуждает ворон, И в чаще Бога больше, чем в сердце у меня...

После причастия.

Тишина и смиренье И другого нет дела. Даже совесть на время Помолчать захотела. Необычным покроем Незабудок и лилий. Сердце дышит покоем Звездно-облачной пыли. Я на цыпочки встала. Может мне это снится? Но до Бога так мало — Чуть поменьше ресницы. Пролистнула неделю Календарного гнета. Я сегодня не верю В невозможность полета. Называют ли раем Миг, что нежностью соткан? Капли солнца сползают С позолоченных стекол. Навсегда утонуть бы В этой талости пенной. Проходить через судьбы, Протекать через стены. Я молю ежечасно Пусть подольше продлится - Это Вечное Счастье — Сопричастности птицам…

* * *

Божие… Неважно, что скажется. Сегодня — все Божие. Печали немного, А больше — нельзя. Сомкнется и свяжется Невидимой пряжею — Иная дорога, Иная стезя. Весенняя пахота Навеки забыта. Я ломкой ракитой Была… Но сегодня… Мне души распахнуты! И двери раскрыты! И вторят молитве моей колокольни! Ступай и лети! И не важно, как сложится. Вдоль каменных плит Первой зелени полосы. Но солнце в пути, Как подобие Божие. Глаза мне слепит И ладонью на волосы Ложится священное Благословение, Как будто печать Вседержителя сущая. И вместе со стенами Встаю на колени я, Чтоб с миром принять Отголоски грядущего. Ступенька! А может Голгофы подножие Страданье и боль понесу к алтарю Неважно, что будет — Сегодня все Божие, А завтра, я эти слова повторю...

* * *

Как хорошо напополам Дней перерезать кружево. И запретить мечтам и снам Смешное слово — суженный. Увидеть Лика, не лица Святые очертания. Пусть будет палец без кольца, И сердце без венчания. Наперекор чужим словам Гадалкам и гаданиям Придти однажды в божий храм И сжечь все то, что ранее. Нет, не придти а прилететь Стать не рабой, а дочерью, Чтоб даже после слова смерть Всего лишь многоточие..........

Тема

Девочка из хорошей семьи, Девочке только семнадцать лет. Ей подсказали, ей помогли Девочку не родить на свет… Волосы гибкие, как трава, Ловят снежинок веселый пух. Может быть женщина-врач права, Только об этом не надо вслух. Старым друзьям и врагам назло Не поменяешь прошедших дней. Ей объяснили — не повезло, Но не сказали, кому сильней… Тени сползаются на кровать, В окна с разлета стучится ночь. Девочка очень не любит спать, Ей не рожденная снится дочь. *** – Прохожий, дайте закурить, Не обжигайте взглядом. Мне б хоть мгновение побыть С чужой душою рядом. На сигарете огонек Вздохнет и станет пеплом, А вам, наверно, невдомек, Что те кто любит — слепнут. Я с ним с заката до зари, А он — лишь сгусток спеси. – Да ты постой, ты посмотри, Как пьяный взгляд мой весел. Вперед! Целуй и обнимай Так пошло и так просто. И, имя не спросив, поймай Такси у перекрестка. На циферблате ровно пять. Без лишних слов простимся. А вскоре даст себя узнать — Хмельное материнство… – Прохожий, дайте закурить Нет, не табак, а травку. – Здоровье? – А зачем мне жить? – Я проиграла ставку. – Судьба — большое казино, А не везет, как знаешь. – Дай закурить, Мне все равно. Да что ты понимаешь! – Он виноват, все дело в нем! А жизнь как кинопленка. А я лишь необжитый дом Убитого ребенка...

* * *

Солнце на небе, как желтый мячик. Взять бы да бросить — как хватит сил! Но мне запретили жить, а значит Кто-то заместо меня прожил. К чему обсуждать обстоятельства казни Вырвали и выкинули — кровавый мусор Я просто ошибка, не ясно разве? Минусов было больше, чем плюсов. Бродят вином кисло-сладким вишни. Вот бы без счета их рвать горстями. Я понимаю, случайно вышло, Вырвалось жизни моей пламя… Но будет погашено все, что не к сроку. Будет убито все, что не в пору. А мне бы за крылья поймать сороку. И на высокую встать гору, Чтоб попытаться достать до рая Или хотя бы до облака белого. Стебли зеленые иван-чая Наспех сделать меткими стрелами... Но…. Тихо в углах НЕ МОИХ комнат, Только рассветных лучей пенье. Время идет и никто не помнит — День моего НЕРОЖДЕНЬЯ!

Дурочка Божия

Презрев Все то, что предписано, то, что положено, Вне любых социальных групп Живет безвестная дурочка Божия, Не знавшая вкуса мужских губ. Богатств не имея — на жизнь не сетует, Светла и радостна всякий час. Проснется, оденется в платье серое, Платок повяжет до самых глаз. Всегда поможет, о горе ведая, Её устам непривычна ложь. Ей в спину сочувственно шепчут: «Бедная!... Не дал Бог разума, что возьмешь?» Повсюду сплетни, упреки, шуточки, Кивает, глупая, всем подряд — Легко живется Господней дурочке, Она как будто царствует над Табачным дымом и сытой улицей, Над скорлупою бетонных стен. Ребенок Вечности — сладко щурится, Наивно властвуя надо всем. При личной встрече, слегка юродствуя, И ловко спрятав седую грусть, Она ночами читает Бродского И знает Тютчева наизусть. Разбудят клавиши — пальцы плавные И Григ проснется в движенье нот, Но только это — совсем не главное. А что в ней Главное — кто поймет? Сложить в костер все, что раньше прожито, И благодатного ждать огня. Молчит и кается, дурочка Божия. Прости мне, Господи, что не я.

Верим

Верим в то, чего нет. Верим в тех, кто не с нами, Ставим в храме свечу — просто так, От тоски. А пророков опять Побивают камнями. Я сижу и молчу, выплавляя стихи. Наши руки в мозолях От сотен распятых. Наши души в угаре от сажи и тьмы. Мы святых приравняли давно к психопатам. Так во что же мы верим? И верим ли мы?

Плачу...

Плачу, спотыкаюсь, на части рвусь. Я кричу, а город — такой спокойный! И звучит мне в спину трамвайный блюз, А хотелось, чтобы звон колокольный. В проводах и лампах играет ток, Разноцветных вывесок рваный пояс. И Пикассо в небе рисует смог, И забыты крылья Рублевских Троиц. Здравствуй. До свиданья. И будь здоров. Где была икона, теперь парсуна. Над толпой смеется безумный Орфф И поет привычное: «O, Fortuna!» Прячу от прохожих усталый взгляд. Рассыпает листья парад осенний. И рифмуют люди жаргон и мат, И страдает где-то немой Есенин. Горизонт задавлен десятком спин, Только где-то сверху полоски молний. Запеленут город в афиши «Queen», А хотелось, чтобы в звон колокольный...

Бегство в Египет

Мы привыкли, что их горе — блеф, А они — часть общего ландшафта. Этакий занятный барельеф, Люди-камни, вечные как завтра. Каждый день, у каждого угла От картин таких куда нам деться? Девочка — чумаза и смугла — Кутает уснувшего младенца. И сама безумно хочет спать, Что-то ожидая на вокзале. Юная растерянная мать С детскими огромными глазами. Рядом с нею — сгорбленный старик, Щурясь от назойливого снега, Думает, что в эту ночь они, Как и прежде, не найдут ночлега. Без вины уже осуждены, От рыданий — горячо и душно. Беженцы, спасаясь от войны, Разбивают лбы о равнодушье. А у касс — торопят и кричат, Отходя, подшучивают пошло, Всюду ссоры, перебранки, мат, Стон стекла под твердою подошвой. Плач ребенка, торбы и мешки. Мимо люди — черствые и злые. И старик, берясь за узелки, Говорит: «Пора идти, Мария...»

Ангел молчанья

Ангел молчанья, приди, а когда — знаешь сам. Перышком белым скользни по раскрытым губам. Если ропщу, если лгу, не считая слова. Рот мой закрой пеленой своего рукава. Фразы — как звезды сгорев, опадают в траву. Ангел молчанья не жди, когда я позову. Если, как в черную воду ступаю в беду, Если в слезах и истериках, словно в чаду. Если в отчаянье, крик превращается в вой Ангел молчанья меня уврачуй тишиной. Если любимому самому не объяснить, Не рассказать, как я сильно умею любить. Ты поспеши от далеких небесных костров, Чтобы молчание стало весомее слов. Но будет миг и задуют меня как свечу, В сердце свое загляну я тогда и смолчу. Тем же кому я была хоть чуть-чуть дорога Губы закроет прозрачная чья-то рука. Я подожду и увижу в полночном окне Всех дорогих мне людей, что молчат обо мне.