"В польском плену" - читать интересную книгу автора (Вальден Н. Н.)

Почти на воле

Быстро, весело вышагивал я по нашей госпитальной уличке, несся во весь дух по пыльным, пустынным коридорам главного здания.

— Стой!— вдруг раздалось за поворотом коридора. Блеснула каска.

— Цо-цо-цо есть, — нервничал часовой покалывая меня штыком.

Я, оказывается, добежал уже до канцелярии полковника. Борясь с одышкой, с трудом мог объяснить, что вызван к начальству.

— До капитана — и такой веселый,— все еще не мог успокоиться поляк. И прав был парень: разговор в канцелярии ничего веселого не предвещал. Но не мог же я показать солдату записку от Марины!

— Не пущу, — вдруг решился страж.

Еле-еле уломал его ссылками на какое-то чрезвычайной важности дело.

Часовой постучал себя по лбу: «Рехнулся, мол?»

Я кивнул головой с добродушнейшей улыбкой, совсем как бравый солдат Швейк. Часовой потерял терпение. Он открыл дверь, бросил: «до рапорту и пхнул меня в канцелярию.

Вылощенный офицерик посмотрел мимо меня, повторил дважды фамилию и начал искать распоряжение полковника. Искал он довольно долго.

— Не найдет, не найдет, — досадовал я. А там полковник раздумает. И всегда ведь так, перед самым финишем поскользнусь.

— Есть, — резко сказал офицер. — Пропуск. Иди!

Я вышел из ворот госпиталя, посмотрел на старый серый дом, на заборы и колючую проволоку, державшие меня в своих лапах. И мне стало еще веселее оттого, что я, наконец, видел все это снаружи, с этой «стороны» решетки.

Необычайно ясно помню большую проселочную дорогу, обсаженную вязами. Листва уже начинала распускаться. Солнца не было. Горбом поднималась узкая вымощенная уличка. Она казалась мне такой же нарядной, вымытой и чистенькой, как и все вокруг в грязном городишке на ухабистой дороге. Вот и дом с гербом, с колоннами — дом провинциального небогатого дворянина. Герб занимает чуть ли не половину узенького фасада, колонны — деревянные.

Меня уже вели по витой лестнице в гостиную, в гостиной я нашел Марину, приличия ради, с младшей сестренкой. Сижу в кресле, пью чай с печеньем, слушаю пустую, занимательную болтовню. Как будто у себя в Москве зашел к скучающей соседке.

Чинная девочка с большими недоумевающими глазами скоро вышла. Мы остались вдвоем. Марина внезапно вернула меня к действительности.

— Пусть пан никогда не говорит, что был комиссаром, — сказала она вполголоса. — И оберегайся, пан, капитана Антоненко.

Антоненко!

Вместо ответа я приступил к занятиям: ведь у нас был урок английского языка! Да и за дверью наверное кто-нибудь подслушивает.

И учитель, и ученица были на этот раз невнимательными.

Возвращался я домой, т. е. в госпиталь, в более минорном настроении, из мелочей осмысливая свою встречу с Мариной.

Предостерегла меня от Антоненко... Большая смелость для типичной польской паненки. Как это понять? До каких пределов может идти ее помощь? Как бы не сорваться, потребовав слишком многого.

Мне пришлось еще несколько раз побывать у моей ученицы. Странная мы были пара. Я не мог рассказывать ей о моем прошлом, о работе. Она отмалчивалась о себе. Мы сошлись где-то на крутой тропинке и шли рядом, говоря о пустяках. Гнали от себя мысли о разных дорогах, которые свели нас. Ведь они снова разойдутся.

Прекрасная полька и Андрий — сын Тараса Бульбы, пробравшийся на свидание в осажденный город...

«Знаю, — говорила она, тихо качая прекрасной головой своей... — и знаю слишком хорошо, что тебе нельзя любить меня. Знаю я, какой долг и завет твой: тебя зовут товарищи, отчизна, а мы враги тебе».

Повторяю, мы не вели, нам нельзя было вести принципиальных разговоров. Но в каждом слове, в каждом движении трепетало нечто большее, невысказанное...

В одну из наших встреч Марина показалась мне бледнее обычного.

— Вот и кончились ваши мучения,— тихо сказала она. — Полковник готовит отправку эшелона в Домбиэ — лагерь под Краковом, оттуда вас отправят домой...

Эта новость потрясла меня. Я молчал, не будучи в силах собраться с мыслями.

— Домой... домой.

Моя ученица вдруг отодвинулась далеко в сторону, — ее заслонило иное, огромное: в воображении стали вырисовываться образы давнего, полузаслоненного ужасами плена советского прошлого, — армия, товарищи, доклады и выступления.

Марина все больше уходила в себя.

— Панна Марина, — сказал я с бледной, идиотски виноватой улыбкой, — приезжайте к нам...

— Спасибо, — отвечала она резче обычного. — Только вряд ли удастся.

Я встал, пожал ее холодную ручку, поднес к губам. Мы больше не виделись.

Прощай, Марина!..