"Шахразада. Рассказы" - читать интересную книгу автора (Махфуз Нагиб)

Беседы в полночь Пер. О. Фроловой

Умм Аббас[16] славится в квартале своей красотой. Даже люди образованные, со вкусом, и те, встретив ее на улице, не в силах оторвать взгляда, как путники в пустыне, глазам которых явился источник прохладной воды. В день, когда умер ее муж, торговец четками, сигаретами и цветами, ей не исполнилось еще и сорока — благодатный возраст, по мнению соседей, когда женщина достигает вершины совершенства, а у ее тела, у нежной кожи появляется особый пленительный аромат… К тому же Умм Аббас домовладелица. Принадлежащий ей дом хоть и старый, но четырехэтажный, с тремя лавками внизу. Поэтому в глазах жителей квартала — а большинство их бедняки — вдова — лакомый кусочек, и многие мужчины хотели бы видеть ее своей женой. Но судьба распорядилась иначе: Умм Аббас оказалась в объятиях человека, мало достойного внимания. Хасанейн имел тележку, которую отдавал внаем. Здоровенный детина лет тридцати, он был известен своей силой, грубостью и готовностью лезть в драку без всякого повода. В квартале его не любили и боялись. Никто не понимал, как могла попасть к нему в сети такая красавица. Соседи грызли локти от досады и зависти, тяжело вздыхали:

— Бедная женщина! Бедняжка сын ее Аббас!..

Аббас был у нее от первого мужа. Двадцатилетний, очень добрый, но чудаковатый парень, с детской улыбкой на губах и загадочным выражением в мечтательных глазах. Он уже отпустил себе бороду и усы и всячески лелеял их. В начальной школе — куттабе — он не смог запомнить ни одной буквы алфавита и остался абсолютно неграмотным. Отец открыл для него в первом этаже дома лавку, где тот торговал сладостями, суданскими бобами, семечками. Не столько, правда, продавал, сколько раздаривал бесплатно эти лакомства детям. Когда его мать вышла замуж за Хасанейна, он на несколько дней куда-то исчез, а вернувшись, при встрече с соседями качал укоризненно головой:

— Не дело, что на месте моего отца оказался другой человек.

Или, подняв глаза к окнам матери, громко кричал:

— Грех! Да простит тебя Аллах, Умм Аббас!

Раньше, когда наступал вечер, он снимал свою галабею, надевал светло-синий костюм, старательно причесывал бороду и усы, покрывал голову феской, в руки брал трость и, заперев лавку, отправлялся на прогулку, приветствуя каждого встречного. С кусочком сахара во рту, с безмерно счастливой улыбкой он бродил почти всю ночь. После замужества матери он не изменил своей привычки, но стал постоянно жить в лавке. Мать, зная его упрямство, не препятствовала этому. Она не боялась, что с ним может случиться дурное, повторяя: ангелы хранят моего сына.

Однажды в лавку зашел Хасанейн, но Аббас прямо ему в лицо закричал:

— Уходи, не хочу с тобой знаться!

— Я же твой приемный отец! — в гневе взорвался тот.

Люди бросились их разнимать, уговаривая успокоиться и защищая юношу. Умм Аббас очень огорчилась. На ее прекрасных глазах заблестели слезы. Аббас у нее был один, своим красивым лицом он очень походил на нее, и она его боготворила.

А Хасанейн, получив все блага от женитьбы, стал еще грубее и раздражительнее. Он завел себе дружков и часто напивался с ними так, что еле держался на ногах, диким голосом орал песни.

Когда Аббас видел его в таком животном состоянии, то выходил из лавки на улицу, поднимал голову к окнам матери и громко повторял:

— Грех! Да простит тебя Аллах, Умм Аббас!

Однажды из-за закрытых ставень на улице послышались дикие хриплые крики:

— Я хозяин этого дома, все здесь принадлежит мне!

Люди услышали, что на женщину, которая в прошлом знала только любовь и уважение, обрушилась буря оскорблений и угроз.

— В чем дело? — спрашивали соседи друг друга.

— Причина его гнева кроется в деньгах, — отвечали жильцы дома. — Ведь единственный доход у них — это плата за квартиры, а здание принадлежит ей.

Раньше, бывало, Умм Аббас любила, накинув милаю[17], пройтись по улице, бросая полные достоинства взгляды на окружающих. Теперь она больше не выходила из дома, не навещала своих соседок.

Хасанейн же продолжал вымогать у нее деньги, а однажды, не удовлетворившись этим, спустился в лавку Аббаса и пьяным голосом стал требовать:

— Где хоть один миллим[18], что ты получил в наследство от отца?

Аббас даже не повернулся к нему, будто того и не было. Только дети, которые всегда играли возле лавки, бросились врассыпную.

— Плати за аренду или убирайся отсюда вон! — наступая на юношу, орал Хасанейн.

К нему бросился торговец молоком Байюми, чтобы успокоить, утихомирить его гнев приветливыми словами и увести из лавки подальше от греха, но Хасанейн заплетающимся языком, извергая слюну в лицо Байюми, продолжал орать:

— Идиот, мерзавец, ублюдок!

Вечером Аббас с неизменным кротким выражением лица отправился как всегда на свою прогулку, щедро раздаривая по дороге ласковые улыбки и теплые слова привета. Хасанейн же снова набросился с угрозами на жену, требуя перевести на него и дом, и лавки. Разгорелась ссора, и квартал огласился бранью и призывами о помощи. Умм Аббас кинулась к соседям, плача и жалуясь на горькую долю. Добрые люди хотели было пойти к Хасанейну с посредничеством; мол, требуй в пределах разумного, — да побоялись его жестокости. Ведь недавно Хасанейн свирепо расправился со своим соседом Кармаллой за то, что тот помог Умм Аббас передать деньги сыну, а ночью на бедную женщину обрушились побои и потоки отборной ругани. Несчастная плакала и причитала, что жить так больше нельзя…

На заре сонную тишину разорвал вопль ужаса. Испуганные люди распахивали ставни, многие бросились к месту, откуда неслись крики. При свете фонаря у курильни гашиша они увидели дрожащего от страха Байюми, торговца молоком. Он просыпался первым в квартале и еще до зари выходил со своим молочным бидоном. Но что же его испугало? На земле неподалеку от него лежал Хасанейн в луже крови. Его тело, как пустой мешок, неподвижно валялось у стены курильни.

Весь квартал пришел в волнение. Сразу же появилась полиция, началось расследование. Полицейский следователь начал внимательно изучать дело, проверять любое подозрение. Вызвали Кармаллу, последнюю жертву бесчинств Хасанейна, десятки других, с кем враждовал убитый, потом Умм Аббас, затем жильцов дома, самого молочника Байюми, но все они сумели доказать свою полную невиновность. Даже Аббаса пригласили к следователю. На вопрос, где он был во время совершения преступления, юноша, наивно улыбаясь, ответил:

— С Хидром.

Следователь поинтересовался, кто такой этот Хидр.

— Разве вы не слышали о святом Хидре, покровителе всех заблудших?! — удивился он с глуповатой ухмылкой.

Многие знали о ночных прогулках Аббаса, о местах, где он бродил, о его чудаковатости, и свидетельствовали, что тот полностью непричастен к убийству.

Дело зашло в тупик, преступление осталось нераскрытым. Одно установило следствие: Хасанейн был убит каким-то острым предметом, который размозжил ему голову. По правде говоря, никто и не жалел его, однако люди спрашивали друг друга, кто же убийца. Долго еще это событие оставалось главной темой разговоров всех соседей.

Поначалу можно было подумать, что Аббас теперь вернется в квартиру матери, но этого не случилось. Женщина очень печалилась и горевала, но красота ее сохранила прежний блеск. Умм Аббас вновь стала гордо расхаживать по улицам, провожаемая восхищенными взглядами.

И вот нашелся претендент на руку и сердце красавицы — молодой человек, которому не было еще и тридцати, обедневший мясник из соседнего квартала. Звали его Абдо. Он был внешне привлекателен, кроток, совестлив. Люди все же недоумевали, неужели Умм Аббас забыла свой горький опыт. Никто и глазом не успел моргнуть, как Абдо стал ее мужем. Ну что же, может, бог воздаст ей добром за прошлые страдания. Но тут пошли толки и подозрения, уж не связан ли этот человек с загадочным убийством Хасанейна.

Аббас же по-прежнему твердил свое:

— Не дело, что на месте моего отца оказался другой человек.

Он снова стал выходить на улицу и громким голосом кричать:

— Грех! Да простит тебя Аллах, Умм Аббас!

Страшные слухи дошли до полиции, следствие решило провести новое дознание. На допросе Умм Аббас и ее нового мужа выяснить ничего не удалось. Загадка осталась без ответа.

У Абдо был золотой характер — к жене относился с уважением, дарил ей ласку и любовь. Поначалу проявлял дружелюбие и к Аббасу, но юноша отверг его поползновения.

— Оставь меня в покое, — отрезал он.

Однако приемный отец продолжал заботиться о нем, беспокоился о том, чтобы Умм Аббас снабжала сына необходимыми средствами. В то же время Абдо обнаружил практическую сметку и рассудительность — предложил своей хозяйке продать старый двор у здания, чтобы на вырученные деньги обновить дом, надстроить еще один этаж. Умм Аббас, которая стала доверять ему во всем, послушалась совета. Доход от дома значительно возрос. Люди восхищались его умом: «Вот это человек!» Даже Байюми как-то сказал Аббасу, когда тот ужинал в его молочной лавке перед вечерней прогулкой:

— У тебя ангельски доброе сердце! Почему же ты избегаешь такого хорошего человека, как Абдо?

Аббас, не отвечая, продолжал лакомиться свежей простоквашей, как будто и не слышал вопроса.

— Ты что же, не любишь отзывчивых, хороших людей? — снова заговорил Байюми.

Аббас неторопливо передал Байюми опустевшую чашку и спокойно взглянул ему в глаза, заметив:

— Злой он. Посмотрел бы ты, как он рубит мясо в своей лавке.

Прошло некоторое время. Абдо проявлял доброту не только к жене и приемному сыну, но и к другим членам своей семьи. Как только в доме Умм Аббас освобождалась квартира, он отдавал ее кому-нибудь из родственников. Для тех из них, кто был победнее, с разрешения жены снижал арендную плату. Все было хорошо, пока очередь не дошла до его матери и сестер, которые поселились вместе с ним в одной квартире. Соседи стали говорить об этом деле словами пословицы: если любимый сладок, как мед, смотри, чтобы он на тебя тучу ос не навлек. По правде говоря, Умм Аббас не пришла в восторг от неожиданного появления в ее доме свекрови, но сделать ничего не могла. Одно стало ей ясно: бразды правления вырваны у нее из рук и она уже не хозяйка здесь. Всем верховодила свекровь. Бедная женщина почувствовала себя совсем потерянной.

Однажды она обнаружила, что в двух из трех лавок ее дома сломана стена. Вместо двух лавок соорудили один большой магазин, и за стеклами его витрины появились туши телят и барашков. Абдо перебрался сюда из своей бедной мясной лавчонки в соседнем квартале. Открытие магазина ознаменовалось чтением священной книги, а хозяин громогласно прославлял Аллаха за дарованное ему законное богатство.

Соседи поначалу говорили разное:

— Этот человек — образец честности и благородства, — утверждали одни.

— Нет, он второй Хасанейн, только этот мягко стелет, да каково-то будет спать, — возражали другие.

Кто-то сомневался в его добропорядочности, а кого-то просто снедала зависть.

Абдо заметно изменился — вместо кротости в глазах его зажглась самоуверенность. Обычная мягкость уступила место твердости и решительности, каких требовали его финансовый успех и положение крупного торговца. Эти твердость и решительность не ограничились делами торговли: он стал так же вести себя дома, постоянно резко одергивал Умм Аббас в ее спорах со свекровью и сестрами. Женщина тяжело переживала его грубость — она привыкла к ласковому и учтивому обращению. Ею овладела глубокая печаль. Отношения в семье стали невыносимыми. Наконец Умм Аббас решила попробовать возвратить себе утраченные права.

— Я хочу жить в своей квартире одна, без посторонних, — заявила она мужу.

— Если ты этого хочешь, можешь убираться отсюда на все четыре стороны! — не раздумывая, закричал он.

Умм Аббас не поверила своим ушам.

— Это мой дом, — завопила она не своим голосом, — нечего им здесь делать!

Началась потасовка, женщины схватились в драке. Абдо не хотел обидеть мать и бросился с побоями на жену, а потом и вовсе вытолкал ее за дверь. Умм Аббас, одинокая, оказалась на улице. Ее приютила бедная семья — дальние родственники первого мужа. Это происшествие потрясло всю округу. Аббас ринулся к новому пристанищу матери, громко крича:

— Грех! Да простит тебя Аллах, Умм Аббас!

Соседи не знали, что и делать. Они боялись навлечь на себя гнев такого влиятельного человека, каким стал Абдо. Кое-кто подумывал обратиться в суд, но говорили об этом шепотом, опасаясь за свое благополучие. Открыто выражал свое презрение к нему только Аббас. Наконец Абдо это надоело, он прекратил давать ему деньги на жизнь.

— Нечего слабоумным протягивать руки к деньгам, — во всеуслышание заявил он.

— Всякий из вас, — продолжал он, обращаясь к наблюдавшим за скандалом, — больше имеет права на деньги, чем этот жалкий идиот.

А люди, не отрывавшие взгляда от богатого магазина с тушами телят и барашков, невольно задавали себе вопрос: «А эта роскошь, откуда она?»

Аббас же ни на что не обращал внимания, казалось даже, что он стал еще более счастливым и независимым. Как обычно, по вечерам выходил на прогулку с видом, будто он — наследник целого царства. Люди говорили, что Умм Аббас неудачница — слабость характера постоянно вовлекает ее в беду. В то время как она жила у родственников и на их скудные средства, Абдо богател, энергично участвуя во всех финансовых делах округи. Добрые люди стали посредничать, чтобы примирить супругов. Умм Аббас вернулась в дом, но со сломленной душой, без надежды на достойную жизнь. Абдо не позволил ей снова давать деньги на жизнь Аббасу иначе как при условии, что в лавке будет торговать один из его родственников, который поведет дело экономно и расчетливо. Абдо уже привык к достатку, полюбил свою новую спокойную жизнь. На голову он повязал богатую чалму, на плечи накинул плащ из верблюжьей шерсти, на ноги надел цветные сапожки с золотого базара Хан эль-Халили, руки украсил массивными перстнями. Когда он шел, то от него распространялся запах мускуса, и окружающие провожали его подобострастными взглядами, шепча:

— Да продлит Аллах ваши дни…

Однажды ночью тишину вновь разорвал вопль ужаса. Испуганные люди распахивали ставни, многие бросились к курильне гашиша. Молочник Байюми, дрожа от страха, указывал на что-то, лежащее как мешок у стены. Это был хозяин Абдо. Из его проломленной головы вытекла лужа крови. На квартал словно обрушилось землетрясение. Полиция, следователи, понятые. Несчетное количество людей подверглось допросам, однако ни на кого не могло пасть ни малейшее подозрение. Все говорило о том, что убийство Абдо останется такой же загадкой, как и убийство Хасанейна.

— Ну и чудеса! — говорили соседи, потирая руки. — Не иначе как нужно ждать нового жениха Умм Аббас…

Аббас зашел в лавку Байюми на свой обычный ужин перед вечерней прогулкой. Когда он ел простоквашу, Байюми с удивлением наблюдал за его невозмутимостью.

— Аббас! Какой ты странный человек, — промолвил Байюми после некоторого колебания.

Юноша дружелюбно улыбнулся ему, как самому близкому другу.

— Абдо был еще жив, когда я наткнулся на него у курильни. — наконец прошептал Байюми, — он назвал мне имя убийцы, перед тем как испустил дух.

Аббас разгладил свои усы, потом наполнил ложку новой порцией простокваши и спокойно поднес ее ко рту.

— Он, несомненно, тот же, кто раньше убил Хасанейна, — продолжал Байюми.

Лицо Аббаса на мгновение напряглось, как у человека, пытающегося воскресить в памяти давно забытый образ. Потом он снова уставился на свою простоквашу.

— Но во время следствия я забыл об этом, такова была воля Аллаха!

Аббас опорожнил чашку и собрался покинуть лавку.

— Кто ты, Аббас? — не удержался от вопроса Байюми. — И о чем беседует с тобой святой Хидр каждую ночь?