"Картины из истории народа чешского. Том 1" - читать интересную книгу автора (Ванчура Владислав)

МЕФОДИЙ И КОНСТАНТИН

Князь Ростислав исповедовал христианскую веру и всем сердцем желал, чтобы христианство распространилось по его земле. Лета Господня 861 обратился он в Рим к папе Николаю I с просьбой прислать славянскому народу учителей, которые возвестили бы людям Евангелие. Папа отнюдь не питал любви к диким землям Ростислава и ответил князю холодно. Но случилось так, что, когда отвергнута была жаркая просьба Ростислава, король Людовик Немецкий просил поддержки против него у болгарского царя. Тогда князь Великой Моравии снарядил послов к восточному императору Михаилу, и тот обещал задержать болгарские войска. Вследствие сих обстоятельств и из-за оказанной помощи между Михаилом и Ростиславом установились благожелательные отношения. Ожила дорога, ведущая от моравских поселений на восток, и в свое время двинулось по той дороге новое посольство. Были тут старцы, слывущие знатными особами, и мужи, знаменитые родом и численностью стад. Путь их лежал низиной, затем меж высоких гор, и так добрались они до Царьграда, города, обнесенного высочайшими стенами, города дворцов и храмов. Раскачивались колокола на высоких башнях, и великий звон долетал до приходящих. И простерлось ниц посольство Ростислава. С изумлением взирали послы на образа, сияющие златом, чей блеск был ярче огня, ярче воды и ярче неба.

Когда предстали послы пред императором, окруженным духовенством, поклонились ему, самый красноречивый из них молвил:

— Государь, люд наш отрекся от язычества и блюдет закон христианский. Но нет у нас учителя, который проповедовал бы истинную веру на нашем языке. Пошли же к нам, государь, епископа, да совершит он то, чего мы просим. Ибо от нас во все стороны изойдет добрый закон.

Среди великой тишины отвечал им император, а закончив аудиенцию, избрал двух мужей из самых православных. Звали первого из них Мефодием, второго Константином. Они были братья, сыновья человека, отправлявшего в Со луни должность, доверенную ему императором.

Этим двум братьям сказал император Михаил:

— Идите в страну Ростислава и, подобно добрым сеятелям, сделайте так, чтобы семена веры в Господа Иисуса Христа взошли в сердцах народа того и христианские обычаи и наши нравы нашли там себе почву.

Послушные воле императора, простились Мефодий и Константин со своими родными и поднялись в дальний путь. Но прежде чем отправиться в Моравию, составил ученый Константин письменность, удобную для славянских языков, и перевел на эти языки важнейшие из Священных текстов, дабы понятной была их речь для людей, жаждущих познания истины. Сделал это Константин с великим усердием и великим искусством, ибо знания его были обширны, а дух исполнен рвения.

Рассказывают, будто сам Бог вселил в него великую душу и одарил безмерным талантом. Далее писано, что Божья мудрость избрала сердце Константина своим обиталищем и что на языке его, подобно херувиму, всегда покоился Дух Святой. Но насколько сильны были дух и мысль Константина, настолько же слаб был этот человек телом. Хрупким было его здоровье, и одна лишь ревность к святому делу поддерживала его.

Итак, когда Константин завершил перевод Писания, то простился он с отчим домом и вместе с братом пустился в далекое странствие. Шли они по тем же местам, которыми проехало посольство Ростислава, и, преодолев бесчисленные трудности, ступили лета Господня 863 на землю Великой Моравии. И вышел им навстречу Ростислав, а с ним — нитранский князь Святополк. Оба князя обратились с речами к солунским братьям, Мефодий же с Константином отвечали им:

— Слава в вышних Богу, и мир людям доброй воли!

Затем под песнопения и клики толпы прошествовали они к храму и, освятив его, служили святую литургию на языке, понятном всему народу.

Люди же, услышав пение братьев, увидев, как служит Константин, пали на колени и правой рукой, привыкшей сжимать рукоятку меча или узду диких коней, изобразили знамение креста.

С той поры постепенно распространялось учение христианское; с той поры то тут, то там люди обращались на стезю веры, и семена, посеянные братьями, прорастали в недрах душ. С той поры солунские братья неустанно проповедовали христианскую истину. Были они учители и советчики, были священники и оделяли верующих милостью, и смирением, и утешением прекраснейшим. Трудясь так, заботились они и о том, чтобы собрать учеников и обучить их знанию Писания и Закона, необходимого для продолжения начатых трудов.

Так прошло более трех с половиной лет.

Завершив святую миссию, простились Мефодий и Константин с Ростиславом и племянником его, князем Нитранским, и пустились со своими учениками в дорогу к Венеции, чтобы из этого портового города отплыть в Царырад. Там должно было рукоположить в сан славянских учеников. Проходя через Паннонию, добрались они до владений князя Коцела, правившего после смерти отца своего Прибины.

По примеру покойного отца, К одел ценил блеск и роскошь, силу и власть. Усвоив излюбленные привычки и пристрастия Прибины, следуя по его стопам, Коцел с преданностью взирал на город Зальцбург и брал за образец обычаи франков. В душе Коцела ожили мысли, рождавшиеся у Прибины еще в Нитре, и мысли эти порхали над князем, подобно птицам.

Но вот случилось, что солунские братья, Мефодий и Константин, проходя по земле Словинской, встретились с сыном Прибины. Случилось так, что их скромный поезд ступил в замок Коцела.

Пыль покрывала их башмаки, пыль служила попоной их ослам, пыль и смирение украшали чело братьев и весь их поезд. Не было ни одного раба в этой кучке странников, ни один носильщик не нес их поклажу. Шли они, как ходят бедняки. Шли то молча, то с пением, и молчанье сменялось песнями и молитвами.

Когда стали они перед князем Словинским, снял Константин со своих плеч ларец с мощами святого Климента и обратился с речью к Коцелу. А был Константин слаб, изможден, пот стекал у него со лба, и влажные волосы прилипли к вискам. Он походил на горемыку, на жалчайшего из бедняков, но дымка непостижимой славы мерцала над его головой, и отзвук безмерного счастья трепетал в его голосе. Слушал Коцел слова смирения и веры, и все существо его сотрясало странное чувство, и очарованная душа его устремилась навстречу словам любви. В ту пору и князю, и Константину было около сорока лет, они были ровесники — и вот, когда мягкость и верность закону, и явленная ему правда Божия укротили гордыню Коцела, возникла между обоими душевная приязнь. Они полюбили друг друга и в этой обоюдной любви провели вместе несколько месяцев.

Когда же подошло время солунским братьям двинуться дальше со своими учениками, велел князь Коцел отворить сокровищницу свою, чтобы дать братьям золота в знак уважения. Но братья отвернулись от сокровища, и младший из них сказал:

— Ничто так не обременяет путников, как золото; ничто не служит им такой помехой, как богатство. Позволь нам, княже, дойти до ладьи и до пристани в безопасности и свободе, которые обеспечивает бедность. Позволь нам теснее завернуться в рваные плащи и насытиться голодом.

Простившись с князем и со Словинской землей, двинулись братья к Венеции. Когда дошли, разыскал их посол от папы Николая I. И посол этот передал им благоволение папы, его благословение и любовь, а далее молвил, чтобы они, послушные воле верховного князя Церкви, явились в Рим. Таково было повеление папы, так звучали его ласковые слова. Солунские братья повиновались и снова отправились в путь — и вот под колокольный звон, приветствуемые духовенством и отрядом папской кавалерии, предстали перед престолом Петра.

Однако прежде чем они добрались до Рима, угодно было смерти поманить к себе душу папы Николая. Умер папа, который некогда холодно ответил на просьбу Ростислава; умер папа, который в течение какого-то времени не желал склонить своего сердца к диким славянским народам, но затем, по воле провидения, изменил свое отношение к ним; умер и был погребен наместник святого Петра, который, отринув недоверие, призвал в Рим солунских апостолов. На святой престол воссел Адриан II.

Святость ли нового папы была тому причиной, то ли апостольские труды братьев или холодный расчет и желание распространить влияние римской курии, минуя Зальцбургское архиепископство, непосредственно на бывшую Иллирию — одним словом, по любви ли, по мирским ли причинам, а только папа Адриан II разделил позднейшее настроение Николая и принял славянских апостолов, как отец принимает своих сыновей. Он возложил руки на головы Мефодия и Константина и благословил литургию славянскую, и лично рукоположил их учеников в священники.

Затем, когда завершились пышные торжества, папа велел составить письмо, в котором значилось:

«Адриан, епископ и слуга Божий — Ростиславу, и Святополку, и Коцелу!

Слава в вышних Богу, и на земле мир людям доброй воли! Услышали мы о Ваших деяниях духовных, к чему и стремились мы желаньями нашими и молитвами о спасении Вашей души, ибо подвиг Господь сердце Ваше искать Его и указал Вам, что не верой единой, но и делами добрыми следует служить Ему. Ибо вера без дел мертва есть, и заблуждаются те, кто мнит, будто знают Бога, дел же отрицаются. Вы же не токмо у здешнего духовного престола просили учителя, но и благочестивого императора Михаила, дабы отправил к Вам философа блаженного Константина с братом его, поелику мы не исполнили просьбу. Они же, узнав, что земли Ваши относятся к апостольскому престолу, не учинили ничего, мимо канона, но пришли к нам, неся мощи святого Климента. Мы же, втройне испытав радость, положили послать сына нашего Мефодия, рукоположив его и с учениками, в Ваши земли, дабы учили они Вас, как Вы просили, переложив Писание на Ваш язык, и совершили бы полные обряды церковные и святую литургию, сиречь службу Божию, и крещение, начатое Божьей милостью философом Константином. Также, если некто иной сможет надлежаще и правомерно учить, то да будет сие свято и благословлено Богом, и нами, и всей апостольской Церковью, дабы Вы легко усвоили заповеди Божий. Единственный лишь соблюдайте обычай: да будут во время литургии читаны сперва Послания апостолов и Евангелие по-латыни, а затем на славянском языке во исполнение слова Писания: „Хвалите Господа, все народы!“ Вы же, любезные сыновья, слушайте учение Божие и не отвергайте повелений Церкви, дабы стали Вы истинными почитателями Бога. Отца нашего небесного, со всеми святыми. Аминь.»

Когда это послание стало известным и прослышали о нем итальянские и немецкие прелаты, недовольство их возросло. И стали ходить епископы к епископам, спрашивая друг друга:

— Дозволено ли папе писать подобное? Разве не излагались от века Законы Божий только на греческом языке или на языке древних иудеев, или на латыни? Смеет ли кто безнаказанно унижать и осквернять слово Писания варварской речью славян?

Но воля папы была тверда. Он строго отчитал ропщущих епископов и, чтобы выказать любовь к солунским братьям, восстановил для Мефодия Сремскую митрополию. Рассказывают, что эту святую должность папа хотел доверить Константину, который к тому времени был уже епископом; но нескончаемые труды, далекие странствия, лишения и заботы подорвали его слабое здоровье. Константин чувствовал, как с каждым днем истощаются его силы. Предчувствуя близкую смерть, он с головой погрузился в размышления. Покорный зову тишины, зову смирения, покорный тому голосу, что издавна звучал в его душе, приверженный славе, что рядится в плащ из праха и питается отречением, той славе, чей венец — уединение, ушел Константин в монастырь. Сложил с себя епископский сан. Стал монахом и нарекся Кириллом. Имя это — святое.

Лета Господня 869 закончились дни его жизни, и умер Кирилл. И вот что написано о великом учителе:

«Благословенны уста, чрез которые излилась на все земли милость духовная! Благословенны руки, чрез которые ниспослан дождь милосердия на наши сердца, сожженные грехом! Благословенны очи, чье сияние отогнало от нас слепоту нашу, и благостный свет воссиял для нас от этого сияния!»