Джедедайя Берри Учебник для детектива

Глава 1 Слежка

Слежка, проводимая опытным детективом, не бросается в глаза, но не потому, что тот, кто осуществляет данную функцию, просто сам по себе ничем не примечателен. Дело скорее в том, что он уподобляется тени, отбрасываемой объектом наблюдения, то есть воспринимается как некий естественный феномен.

Прежде всего следует отметить, что заострение внимания на некоторых деталях не означает того, что в них кроется ключ к разгадке тайны. Так, сразу укажем на то, что мистер Чарлз Анвин, родившийся и проживший в этом городе всю свою жизнь, действительно каждый день отправлялся на службу на велосипеде, даже когда шел дождь. Он уже давно научился держать над собой открытый зонтик, не переставая при этом работать педалями. Надо было лишь зацепить ручку зонтика за руль. В результате этого велосипед становился менее маневренным и сужалось поле зрения, а потому Анвин, учитывая то, что его повседневное расписание теперь включало посещение Центрального вокзала, понимал: рано или поздно он окажется в критической ситуации.

Хотя Анвин был из породы людей неприметных, гоняя на велосипеде да еще и под раскрытым зонтом, он становился чрезвычайно заметен. Пешеходы расступались перед ним еще до того, как он начинал трещать своим звонком, мамаши теснее прижимали к себе детей, а те — с открытыми от изумления ртами — глазели на проезжающего мимо велосипедиста под раскрытым зонтом. На перекрестках он избегал встречаться взглядами с водителями автомобилей, дабы не подавать ложные надежды на то, что он готов уступить им путь. Да и вообще день явно не задался. Сегодня Анвин запаздывал. У него подгорел утренний омлет, он повязал не тот галстук, чуть не забыл свои наручные часы — и все потому, что за несколько минут до пробуждения ему приснился ужасный сон, впрочем, так и не прекращавший его тревожить и отвлекать. А тут еще и ботинки начали промокать, так что пришлось поднажать на педали.

Перед западным порталом Центрального вокзала он спрыгнул с велосипеда и, прислонив его к фонарному столбу, зафиксировал цепью. Вращающиеся двери вокзала крутились безостановочно, выталкивая под дождь пассажиров, чьи черные зонтики стремительно, один за другим, раскрывались подобно распускающимся цветам. Он сложил зонт и проскользнул внутрь, проверив время своего появление в зале ожидания вокзала.

Его не требующие подзавода часы, подаренные руководством Агентства в ознаменование его двадцатилетней безупречной службы, шли синхронно — секунда в секунду — с оснащенными четырьмя циферблатами вокзальными часами, установленными над справочным бюро в самом центре огромного зала. Было семь часов двадцать три минуты утра. У него оставалось еще три минуты до появления со стороны южного портала женщины в клетчатом пальто с тщательно заколотыми и убранными под шляпку волосами.

Он подошел к стойке буфета и встал в очередь страждущих заполучить завтрак. Стоявший впереди него мужчина заказал кофе с двумя ложками сахара, без сливок.

— Медленно нынче движемся, верно? — посетовал Анвин, но мужчина не ответил, наверное, заподозрив какой-нибудь подвох, которыми нередко пользовались привокзальные бродяги.

В конце концов, так даже лучше. Анвину следовало избегать случайных разговоров. Если кому-то придет в голову поинтересоваться, почему это он теперь каждое утро наведывается на Центральный вокзал, проживая всего в семи кварталах от своего офиса, он ответит, что заглядывает сюда просто выпить кофе. Но это было бы заведомой ложью, и он надеялся, что ему никогда не придется прибегнуть к ней.

Усталого вида юноша, казавшийся своего рода приложением к исторгающим пар кофеваркам — Невилл, если верить его нагрудному бейджику, — как заведенный размешивал сахар в пластиковом стаканчике. Мужчина, дожидавшийся кофе с двумя ложками сахара, без сливок, рассеянно взглянул на часы, и Анвин, не оборачиваясь, почувствовал, что не пройдет и минуты, как женщина в клетчатом пальто будет здесь, вернее — в южном крыле зала. Он даже забыл про кофе. Но что, если кто-то станет спрашивать о цели его утренних визитов на Центральный вокзал, а в ответ услышит, что все объясняется его пристрастием к совершенно уникальным вкусовым качествам местного кофе, но при этом не увидит даже пустой чашки у него в руках?! Нет ничего хуже лжи, которой никто не верит.

Когда подошла очередь Анвина делать заказ, Невилл спросил, хочет ли он кофе с сахаром или со сливками.

— Просто кофе. И побыстрее, пожалуйста.

Невилл чрезвычайно осторожно налил кофе в стаканчик, а потом с не меньшей осмотрительностью прикрыл его крышечкой и обернул бумажной салфеткой. Анвин взял все это и отошел, прежде чем юноша отсчитал сдачу.

Табуны утренних пассажиров брели как лунатики под монотонное вещание вокзальных громкоговорителей и шелест разворачиваемых газет. Анвин глянул на свои всегда подзаведенные и безотказно работающие часы, и в этот момент горячий кофе выплеснулся из-под крышки и потек по пальцам. После чего, естественно, последовали и дальнейшие неприятности. Портфель ударил его по коленке, зонтик, зажатый под мышкой, начал выскальзывать, а ботинки заскользили по мраморному полу. Но его уже ничто не могло отвлечь. Он никогда не опаздывал на встречу с ней. Перед ним уже возвышалась помпезная арка четырнадцатого терминала, а происходило это все в семь часов двадцать шесть минут. И женщина в клетчатом пальто с тщательно заколотыми и убранными под серую шляпку волосами влетела в зал через вращающиеся двери и сразу сощурилась от яркого света, царившего внутри.

Она стряхнула капли воды с зонтика и взглянула на сводчатый потолок, словно опасаясь, что сквозь него прольются хляби небесные. Она дважды чихнула, прикрывшись ладонью в перчатке, и Анвин отметил с дотошностью архивиста, раскопавшего ранее неизвестные документы, эту особенность, доселе не проявлявшуюся столь явно. Она шла по залу строго по прямой линии. Сделав таким образом тридцать девять шагов (никогда не менее тридцати восьми, никогда не более сорока), она оказалась у своего обычного места неподалеку от входа. Анвин извлек из кармана пальто потрепанное расписание поездов и принялся изучать его, делая вид, что крайне заинтересован содержанием этого документа.

Сколько раз она вот так стояла здесь и ждала, пока наконец он ее заметил? И чье лицо она надеялась углядеть в потоке сошедших с поезда пассажиров? Она была очень красива, причем той спокойной, тихой красотой одинокого и незаметного человека, которую видят только особо внимательные. Ее кто-то обманул? Не выполнил данного ей обещания? По собственной воле или в результате несчастного случая? Анвин был в Агентстве всего лишь клерком, ему, собственно, и не пристало задавать вопросы со столь дальним прицелом или предпринимать нечто напоминающее расследование. Восемь дней назад он приехал на Центральный вокзал и даже купил билет, потому что был настроен на некоторое время уехать из города, но, увидев эту женщину в клетчатом пальто, остался на месте. Ее вид заставил его теряться в догадках, он и сейчас продолжал гадать по поводу этой особы, не будучи в силах остановиться. Эти поездки он совершал в частном порядке, просто желая разрешить связанные с ней проблемы.

Снизу, от железнодорожных путей, веяло ветерком, колыхавшим подол ее пальто. В семь двадцать восемь к перрону подошел поезд, как обычно, опоздавший на одну минуту. Прибытие сопровождалось шипением тормозов. Двери раздвинулись, более сотни черных дождевых плащей заполонили перрон, из вагонов все разом хлынули к выходу. Она стояла, обтекаемая этим потоком, приподнявшись на цыпочки и поворачивая голову то вправо, то влево.

Последний плащ просквозил мимо. Ни один из прибывших возле нее не остановился.

Анвин убрал расписание обратно в карман, сунул зонт под мышку, поднял свой портфель и, наконец, взял стаканчик с кофе. Никто не нарушил одиночество этой женщины; может быть, он сейчас должен ощущать чувство вины, испытав облегчение? До тех пор пока никто возле нее не остановится, она будет продолжать приезжать на Центральный вокзал, и он — тоже. Явно разочарованная, она направилась к вращающимся дверям. Он последовал за ней, стараясь оставаться в нескольких шагах позади.

Он заметил пряди каштановых волос, выбившиеся у нее из-под шляпки. Он мог даже пересчитать веснушки у нее на шее, но эти подробности мало что значили — в ней все было тайной. Анвин сейчас желал только одного — как и прошлым утром, как и все семь дней до этого: чтобы время остановилось, как остановился поезд возле перрона; он желал этого со всей страстностью, на которую только была способна его слабая и нерешительная натура.

И вот сегодня утром это произошло. Женщина в клетчатом пальто уронила свой зонтик. Обернулась и взглянула на него. Ее глаза — он никогда еще не видел их так близко — были цвета тусклого серебра, как старинное зеркало. Попеременное чередование данных о прибытии и отправлении поездов на табло объявлений прекратилось. Секундные стрелки на четырех циферблатах вокзальных часов дрожали, застряв между цифрами. Механизм всегда подзаведенных часов Анвина застопорился.

А все потому, что ее зонт лежал на полу между ними. Но руки у него были заняты, а пол был так далеко…

— Мистер Чарлз Анвин? — обратился к нему кто-то, находящийся позади.

Табло с расписанием поездов снова пришло в движение, часы вспомнили про свои обязанности, вокзал снова загалдел и зашумел. Полный человек в костюме «в елочку» смотрел на него желто-зелеными глазами, шевеля толстыми пальцами, словно он исполнял ими некий танец на полях своей шляпы, которую держал в левой руке.

— Мистер Чарлз Анвин, — повторил он, на сей раз уже не вопросительным тоном.

Женщина в клетчатом пальто подобрала свой зонт и пошла прочь. Мужчина в костюме «в елочку» продолжал ждать ответа.

— Кофе… — начал было объяснять Анвин.

Мужчину этот ответ явно не удовлетворил.

— А пройдемте-ка вон туда, мистер Анвин, — сказал он, махнув шляпой в сторону северного крыла вокзала.

Анвин оглянулся, но женщина уже пропала за вращающимися дверями.

Что ему оставалось делать, как не последовать за этим человеком? Если он знал, как его звали, то также вполне мог быть осведомлен и в тайнах Анвина, например быть в курсе того, что совершаются без какой-либо видимой причины такие вот посещения вокзала. Он провел Анвина по длинному коридору, вдоль которого на стульях сидели мужчины, читавшие газеты, а шустрые и ловкие мальчишки начищали им ботинки.

— Куда мы идем?

— Туда, где можно поговорить наедине.

— Я опоздаю на работу.

Мужчина в костюме «в елочку» размашистым жестом открыл свой бумажник и предъявил служебный бэйджик Агентства, представлявший его как Сэмюела Пита, детектива.

— Вы уже на работе, — сухо констатировал Пит. — Причем на полчаса раньше, чем можно было бы ожидать, зная ваше расписание, мистер Анвин.

Они шли уже по другому коридору, еще менее освещенному, чем первый, и к тому же перегороженному рядами щитов с надписями, предупреждавшими о том, что полы мокрые и скользкие. Из-за них выглядывал человек в сером комбинезоне, медленно и лениво возивший фязной шваброй по мраморному полу, усыпанному красными и оранжевыми дубовыми листьями. Через этот своеобразный ковер вела тропинка, протоптанная, видимо, пассажирами, прибывшими на одном из ранних поездов из провинции.

Детектив Пит несколько раз демонстративно прокашлялся, и когда человек в комбинезоне, шаркая подошвами, приблизился к ним, отодвинул в сторону один из щитов, удаляя таким образом препятствие для дальнейшего продвижения.

Пол был абсолютно сухой. Анвин заглянул в ведро уборщика. Оно было пустое.

— А теперь слушайте меня внимательно, — начал свое выступление детектив Пит весьма значительным тоном, подчеркивая сказанное постукиванием своей шляпы по груди Анвина. — Вы, несомненно, весьма странный человечек. И привычки у вас не менее странные. На этой неделе каждое утро в одно и то же время мистер Чарлз Анвин появляется на Центральном вокзале. Но не садится в поезд. А его квартира всего в семи кварталах от офиса.

— Я приезжаю, чтобы…

— Да к черту все это, Анвин, не надо мне сказки рассказывать. Нам даже нравится, что у наших оперативников имеются свои маленькие тайны. Смотри «Руководство», страница девяносто шесть.

— Но я не оперативник, сэр. Я просто клерк, работаю на четырнадцатом этаже. И мне очень жаль, что вы зря потратили на меня свое время. И мы оба теперь опоздали на работу.

— Я ведь, кажется, объяснил вам, — проворчал Пит, — что вы уже на работе. Забудьте про четырнадцатый этаж. Вам надлежит явиться в комнату 2919. Вы получили повышение.

Из кармана пальто Пит вытащил зеленый томик в твердом переплете с надписью, тисненной золотом: «Руководство по раскрытию преступлений».

— Наш сборник нормативных положений, — пояснил он. — Он мне неоднократно жизнь спасал.

У Анвина обе руки по-прежнему были заняты, поэтому Пит сунул томик ему в портфель.

— Здесь какая-то ошибка, — промямлил Анвин.

— Благо это для вас или нет, но кто-то вас заметил. И у вас уже не будет возможности и дальше оставаться в тени. — Он не сводил с Анвина долгого и пристального взгляда. Его густые черные брови сошлись в одну линию и насупились, а губы сжались и лицо приняло жесткое выражение. Но когда он снова заговорил, его голос был тихим и спокойным, даже добрым. — Я не уполномочен вдаваться в детали, но вы все же послушайте. Ваше первое дело будет нетрудным. Я начинал, черт возьми, именно так. Но вы в нем задействованы несколько больше. Может, потому, что вы так долго прослужили в Агентстве, а возможно, потому, что у вас есть некие друзья или враги. Меня это вообще-то не касается. Все дело в том…

— Пожалуйста, извините, — попытался прервать его Анвин и посмотрел на часы. Было семь тридцать четыре.

Детектив Пит помахал рукой, словно разгоняя дым.

— Я уже сказал вам больше, чем был бы должен. Все дело в том, Анвин, что вам понадобится новая шляпа.

Мягкая зеленая шляпа трилби была у Анвина единственной. Ничего иного у себя на голове он и представить не мог.

Пит сдвинул на лоб свою широкополую шляпу.

— Если мы когда-нибудь встретимся, сделайте вид, что вы меня не знаете. Понятно?

Он ткнул пальцем в сторону уборщика и добавил:

— Увидимся позже, Арти.

И его костюм «в елочку» исчез за углом.

Человек в сером комбинезоне возобновил свою деятельность, вытирая сухой пол сухой шваброй и отгребая ворохи дубовых листьев с одного конца коридора в другой.

В рапортах, получаемых Анвином каждую неделю от детектива Сайварта, часто встречалась информация о тех, кто, не будучи сотрудниками Агентства, тем не менее имел представление о некоторых аспектах какого-нибудь расследуемого дела, — о тех, кто, как мог бы сформулировать детектив, был «в курсе». Может, этот уборщик один из таких?

На его нагрудном кармане красовались криво вышитые красной ниткой имя и фамилия.

— Мистер Артур, сэр?..

Артур продолжал работать, и Анвину пришлось отскочить назад, чтобы двигающаяся из стороны в сторону швабра не налетела на него. Глаза уборщика были закрыты, рот чуть приоткрыт. При этом он издавал странные звуки, низкие, едва слышные, словно шепот. Анвин придвинулся ближе к нему, чтобы расслышать слова.

Но слов никаких и не было, да и не могло быть. Уборщик, похрапывая, спал на ходу.

Выйдя на улицу, Анвин бросил стаканчик с кофе в мусорный бак и посмотрел в сторону, где находился центр города и, соответственно, серый монолит штаб-квартиры их Агентства, чьи верхние этажи были сейчас скрыты пеленой дождя. Когда-то, уже давно, он признался себе, что ему не нравится вид этого здания, так как от него падает слишком длинная тень, а при взгляде на камни, из которых сложены его стены, пробирает озноб и кажется, что находишься рядом с гробницей. Гораздо лучше, думал он, работать внутри подобного здания, чем целый день глазеть на него.

Чтобы наверстать упущенное время, Анвин рискнул поехать коротким путем, через проулок, настолько узкий, что он едва протискивался между домами с раскрытым зонтом. Металлические наконечники на спицах зонта скребли по стенам, а велосипед беспрестанно подпрыгивал на булыжной мостовой переулка.

Он уже начал составлять в уме рапорт, намереваясь наиболее убедительно объяснить в нем свое повышение по службе, которое он решил упоминать только в закавыченном виде, так как иначе оно приобретало уж слишком большую значимость. Ошибки в их конторе случались довольно редко. Это, конечно, была крупная организация, она состояла из множества разных департаментов и отделов, предназначение большинства из них было совершенно непостижимо для Анвина. И вот в одном из этих подразделений была явно допущена ошибка. Кто-то что-то проглядел и, что хуже всего, позволил этой ошибке реализоваться в некоем документе.

Он замедлил ход, чтобы объехать осколки битых бутылок, и спицы его зонта согнулись при соприкосновении со стеной на одном из поворотов. Он уже приготовился услышать шипение воздуха, выходящего из проколотой шины, но тем не менее все обошлось.

Весьма противоречивая новость, посланцем которой явился детектив Пит, тяжким бременем легла на плечи Анвина. Он смирился с ней, пусть и без особой радости, и, воодушевленный осознанием того, что является одним из самых опытных функционеров из весьма особого отдела на четырнадцатом этаже, в конце концов решил, что лучше всех подготовлен к тому, чтобы справиться с подобной напастью. Этому событию будет уделено должное внимание на каждой странице его рапорта. Несомненно, босс, прочитав окончательный вариант этого сочинения, откинется назад, на спинку своего кресла, и скажет себе: «Слава Богу, это дело попало к мистеру Чарлзу Анвину, а не к какому-нибудь неумехе».

Анвин поднажал на педали, чтобы велосипед не шатало из стороны в сторону, и вылетел из проулка под дождь вместе со вспугнутой им стаей голубей.

За все годы службы в Агентстве он никогда не сталкивался с проблемой, не имеющей решения. То, что случилось нынче утром, хотя и вывело его из равновесия, но исключением не станет. Он был уверен, что все разрешится еще до обеденного перерыва.

Однако, даже помня о своих новых обязанностях и огромной ответственности, возложенной на него, Анвин продолжал все время думать о сне, приснившемся ему перед пробуждением, о том самом, настолько его обеспокоившем и отвлекшем, что он допустил подгорание утреннего омлета и чуть не прозевал женщину в клетчатом пальто.

По природе он был человеком, всегда дотошно и педантично анализирующим свои сновидения, умеющим внести полную ясность во все привидевшиеся ему ночные грезы и фантазии, а это являлось редким качеством, насколько ему было известно. Но он все-таки не привык к подобным шокирующим видениям, а это к тому же, как ему казалось, было отнюдь не плодом его воспаленного воображения, но скорее напоминало своего рода официальное коммюнике.

В этом сне он встал с постели и отправился принимать ванну и там обнаружил, что в ней вальяжно расположился какой-то незнакомец, голый, если не считать шляпы. Толстая шапка мыльной пены возле его груди была серой от пепла, сыпавшегося с его сигары. Его кожа тоже была серой, она напоминала газетную полосу, замаранную типографской краской, а на душевую занавеску было наброшено его огромное и тяжелое серое пальто. Цвет присутствовал только в тлеющем огоньке на кончике сигары незнакомца, но он пламенел так ярко, что поднимавшийся над ванной пар отсвечивал красным.

Анвин встал в дверях с чистым полотенцем на руке и в банном халате, туго перетянутом поясом. Почему это, размышлял он, кому-то пришло в голову пускаться во все тяжкие, проникая в его квартиру, всего лишь для того, чтобы покрасоваться голым в ванне?

Незнакомец не произносил ни слова. Он поднял из воды одну ногу и стал тереть ее щеткой на длинной ручке. Покончив с этим, он снова намылил щетку и неспешно взбил пену, напоминающую пивную. Потом начал скрести другую ногу.

Анвин наклонился, чтобы лучше рассмотреть его лицо под полями шляпы, и увидел тяжелую небритую нижнюю челюсть, известную ему только по газетным фотографиям. Это был оперативник из Агентства, находившийся в непосредственном подчинении Анвина.

— Детектив Сайварт, — обратился к незваному гостю Анвин, — что вы делаете в моей ванне?

Сайварт выпустил из рук щетку, тут же упавшую в воду, и вынул сигару изо рта.

— Никаких имен не называть! — назидательно заметил он. — Мое, во всяком случае. Никогда не знаешь, кто тебя может подслушивать. — Он, желая, видимо, расслабиться, глубже погрузился в мыльную пену. — Вы и представления не имеете, Анвин, как это было трудно — устроить эту встречу. Вы разве не знаете, что нам, оперативникам, никогда не сообщают, кто курирует наши дела? Все эти годы я просто сдавал свои рапорты и отчеты на четырнадцатый этаж. И вот, как оказывается, они ложились к вам на стол. А вы, кажется, забываете некоторые вещи.

Анвин поднял руку, как бы протестуя, но Сайварт, помахав перед его носом сигарой, продолжил:

— Когда Енох Хоффман совершил кражу «двенадцатого ноября», а вы заглянули в утренние газеты и увидели, что после понедельника сразу наступила среда, то, несомненно, забыли про вторник, так же как, впрочем, и все остальные.

— Даже в ресторанах исключили из меню блюда, подаваемые по вторникам, — попробовал оправдаться Анвин.

Огонек на кончике сигары Сайварта запылал ярче, а над ванной поднялось еще больше пара.

— Вы и про мой день рождения тоже забыли, — с тяжким вздохом заметил он. — Я не получил даже поздравительной открытки, вообще ничего.

— Никто не знает, когда у вас день рождения.

— А ведь можно было бы и догадаться. В конце концов, вы знаете мои данные лучше, чем кто-либо другой. Вам известно, что я ошибался на ее счет, всю дорогу ошибался. Так что вы мой единственный шанс. Попытайтесь, ладно? Попытайтесь запомнить хоть что-то. Например, вот что: глава восемнадцатая! Понятно?

— Да.

— Повторите! Глава восемнадцатая!

— Глава, обозначаемая словом «слон», — помимо собственной воли произнес Анвин.

— Безнадежен, — пробормотал Сайварт.

При обычных условиях Анвин никогда не сказал бы «слон», если хотел сказать «восемнадцать», даже во сне. Уязвленный обвинениями Сайварта, он выпалил совсем не то слово, потому что в каком-то затянутом паутиной уголке его памяти таилось давным-давно упрятанное туда поверье, согласно которому слоны никогда ничего не забывают.

— Та девушка, — продолжил Сайварт, и у Анвина возникло впечатление, что сейчас детектив объяснит ему нечто очень важное. — Я ошибался на ее счет.

Только он умолк, как раздался, словно вызванный к жизни воспоминаниями Анвина, мощный и гулкий трубный рев — несомненно, слоновий.

— Времени нет! — деловито заметил Сайварт. Он отдернул занавеску, висящую перед ванной. И вместо стены, отделанной кафелем, Анвин увидел огни повозок передвижного луна-парка, полосатые шатры, под сенью которых бродили и прыгали огромные тени. Были там и тир, и колесо обозрения, и клетки с дикими зверями, и карусели, и все это двигалось вертелось под мерцающими звездами. Снова протрубил слон, но на этот раз звук был более резкий и звучал в темпе стаккато, и Анвину пришлось бить по будильнику, чтобы выключить верещащий звонок.