"Генерал Доватор" - читать интересную книгу автора (Федоров Павел Ильич)

Глава 4

С приездом Доватора в кавгруппу началась горячая подготовка конницы к рейду по глубоким тылам противника.

Это было сложным делом. В боях дивизии понесли потери. Их необходимо было восполнить.

На подготовку к рейду был дан жесткий срок. За этот срок прежде всего надо было научить людей особой тактике действия в тылу врага, повадки которого были еще мало изучены.

В первые дни войны бывали кое-где случаи, когда слово «окружение» становилось источником путаницы, неразберихи, а порой и паники, которую поднимали трусы и разгильдяи.

На долю Льва Михайловича Доватора выпала почетная задача: развеять боязнь окружения и доказать на практике, что бить врага можно всюду, были бы на то воля и умение.

Но на первых порах Доватору пришлось столкнуться и с такими людьми, которые, еще не успев как следует повоевать, возомнили себя опытными стратегами. Они готовы были спешить конницу и превратить ее в пехоту.

Прочитав боевой приказ о подготовке к рейду, подполковник Холостяков сказал Доватору:

— Я не обсуждаю приказ, а высказываю свое мнение… Несколько дней назад мы едва вырвались из окружения, а сейчас сами полезем в пекло!.. Обо мне можно подумать, что я трус. Постарайтесь понять, товарищ полковник, что для военного человека умереть вовсе не трудно… — Голос Холостякова звучал надорванно, с волнующей хрипотцой. — Сейчас как раз нужно жить, чтобы разбить фашистскую армию. Значит, нужно беречь человеческие жизни. Скажу вам откровенно, при такой обстановке я бы не пошел с конницей по тылам противника, а щадил бы людей…

Доватор слушает его молча. Медленно подняв от стола голову, внимательно своими ясными, острыми глазами оглядывает этого человека с ног до головы. Поощрительно и сдержанно говорит:

— Продолжайте, пожалуйста…

— Сейчас на всех фронтах сложное положение. Вы это, надеюсь, отлично знаете. Нам потребуется много живой силы, много резервов и технических средств. Стратегическая обстановка пока складывается не в нашу пользу.

— Это слишком туманно выражено, товарищ подполковник. Говорите ясней.

Еще в штабе фронта Доватор слышал много разговоров о немецкой стратегии и тактике, о быстроте маневренных передвижений. Сам выспрашивал подробности у знакомых командиров, побывавших в бою. Это были полезные, деловые суждения, без уныния и подавленности. Но тут Холостяков с назойливой бесцеремонностью внушал другое.

— Слишком туманно, — повторил Доватор.

— Постараюсь говорить ясней, — продолжал Холостяков. — Будем смотреть правде в глаза: Ельня окружена противником, Смоленск пал, фронт приближается к Москве, самые важные магистрали в руках немцев, а мы намерены распылять силы. Надо их концентрировать и готовиться к обороне. Командиры штаба армии не протерли еще глаза. Не видят и не чувствуют обстановки!

— Понимаю! — соглашается Доватор. — Однако мне кажется, штаб армии и вы желаете как раз противоположного. Не писали вы об этой вашей точке зрения наштарму?

— Не писал, а говорил, — ответил Холостяков. — Этим партизанским рейдом сейчас болеют все командиры и политработники. Ну и кавалеристы, конечно. Совершить марш по тылам врага с клинками наголо очень соблазнительно, но…

Холостяков поймал холодный взгляд и скрытую усмешку Доватора, и ему стало как-то не по себе. Странную скованность он испытывал в присутствии этого молодого полковника. Вопросы его были деловые, обдуманные, а реплики меткие, хлесткие, как удар хлыста, которым заставляют коня идти в галоп. Стараясь подавить неприятное чувство, Холостяков стал говорить громче, не подозревая, какую злую шутку задумал сыграть с ним стройный, с веселыми глазами полковник.

— Но я скажу, что идти самим в окружение при современной войне — это, знаете…

— Да, пойдем в тыл, в окружение, — отвечал Доватор, присматриваясь к Холостякову.

— Мы с вами встретились двадцать минут назад, — продолжал тот, — не знаем друг друга, но я беру на-себя смелость заявить вам, что операция эта гибельная: напрасно погубим конницу.

— Да я, пожалуй, согласен с вами! — неожиданно заявил Доватор.

— Что?.. Вы согласны? А мне, признаться, показалось, что мы не понимаем друг друга… Я привык говорить, что думаю, и очень рад, что мы пришли к единому убеждению.

— Надо сформулировать выводы и послать штабу армии, — задумчиво проговорил Доватор. — Я, пожалуй, продиктую вам… запишите. Напишем коротко и пошлем по радио шифровкой: «Предполагаемая операция кавалерийских дивизий по тылам противника не может быть осуществлена ввиду совершенности стратегии и тактики немецкого командования. Такое мероприятие повлечет за собой окружение и уничтожение конницы. Подробности особым рапортом. Подпись: „За полковника Доватора подполковник Холостяков“.»

— Но, понимаете ли, это… — начал в замешательстве Холостяков.

— Позвольте! Вы только сейчас говорили. Я ничего не прибавил!

— Да, но писать так нельзя… — смущенно ответил Холостяков.

— Если можно говорить, почему нельзя написать? — Доватор уже не скрывал иронии. — Нет уж, извольте подписать!

— Этого я не могу…

— Не можете? — насмешливо спросил Доватор. — Трудно?..

Порыв ветра надул оконные занавески, как паруса; жалобно скрипнули распахнутые оконные створки.

В штаб вошли Осипов, Наумов и лейтенант Гордиенков. Увидев их, Доватор оживился, повеселел.

— Мы ждали вас через несколько дней, — проговорил Осипов.

— Надо уметь появляться тогда, когда тебя не ждут, — улыбаясь и пожимая Осипову руку, отвечал Доватор. — Я уж и в дивизии побывал, и к тебе в полк наведался, обедал там, коня перековал, а хозяин и ночевать домой не приехал!.. Ах ты, старый косолапый дружище!..

— Обидно, Лев Михайлович, ей-богу, обидно. Значит, пропала целая ночь, а поговорить есть о чем! — с искренним сожалением сказал Осипов.

Алексей Гордиенков крепко обнял Доватора.

Капитан Наумов, внимательно наблюдавший шумную встречу, улыбался, точно радуясь свиданию старых друзей и непринужденному тону полковника. Доватор вопросительно посмотрел на него. Наумов шагнул вперед и отчетливо проговорил:

— Оперативный дежурный капитан Наумов!

— А как вы сюда попали? — пожимая ему руку, спросил Доватор.

Наумов смутился.

— Вы были адъютантом у генерала в штабе фронта?

— Так точно, — ответил Наумов. — С генералом характером не сошлись…

— Люблю откровенность… Да, разные бывают характеры, разные люди… Я три дня назад в резерве спрашиваю одного капитана: «За что получил орден Красного Знамени?» — «За усы!» — «Как за усы? У тебя и усов нет!» — «Зато, говорит, у адъютанта атамана Шкуро такие были — насилу шашкой сбрил». Пришлось этого капитана назначить начальником штаба дивизии. Ответил хорошо… Товарищ подполковник, вы немного подождите, — сказал Доватор, заметив, что Холостяков хочет уйти. — Мне необходимо посмотреть материалы разведки.

Холостяков выдвинул ящик, положил на стол папку и молча отошел в сторону.

Доватор открыл папку. Долго просматривал лежавшие в ней бумаги. Здесь было несколько разведсводок штаба дивизии и целая пачка донесений отдельных разведгрупп. Большинство из них было составлено неряшливо. Попадались противоречивые сведения. Лев Михайлович достал из полевой сумки карту, сверил с ней какую-то бумажку.

— Тут, я вижу, сам аллах не разберется. — Постучал по папке карандашом, спросил: — Кто командир разведэскадрона?

— Я, товарищ полковник! — выступая вперед, ответил Гордиенков.

— В этом районе есть немцы? — задал вопрос Доватор, показывая координаты.

— Точно неизвестно, — ответил Гордиенков. — Туда направлены две группы.

— Когда они должны вернуться?

— Группа номер один должна была вернуться вчера, но почему-то не вернулась…

— А разыскивать послали?

— Сегодня пошла вторая группа, — сказал Холостяков.

— Почему вчера не послали разыскивать? — упрямо допытывался Доватор.

Неловкое молчание.

Лев Михайлович обвел присутствующих взглядом. В его глазах пламенели искорки гнева.

— Вас интересуют живые люди или нет? А может, они уже мертвые? Интересуйтесь судьбой и мертвых людей! Вас спросят. Может быть, некоторые из них ранены, ждут вашей помощи! А мы в это время спорим об «искусной стратегии германского командования»! Извините!..

Он порывисто скинул бурку и бросил ее на диван. Стройный, широкоплечий, с сердито сдвинутыми бровями, он резким движением одернул полы коверкотовой гимнастерки.

— Извините! — повторил он сурово. — Так воевать нельзя!

Все молчали, испытывая неловкость. Каждый чувствовал долю своей вины, а Холостяков в особенности, и каждый думал: «Как же это могло получиться?»

— Гордиенков! Немедленно серию разъездов на розыски. А сам — бери людей и привези мне… — Доватор взглянул на карту, быстро прикинул расстояние, — привези через двенадцать часов точные данные, что делается в поселке Ордынка и в хуторе Коленидово. Если что будет особо важное, немедленно присылай донесение. Понял?

— Так точно! — Алексей, повторив приказание, спросил: — Разрешите выполнять?

Доватор кивнул головой. Вслед за Гордиенковым вышел и капитан Наумов.

В комнате было тихо. Издалека доносился глухой гул артиллерийской стрельбы, слышались дрожащие звуки сигнальной кавалерийской трубы и тревожное конское ржанье.

— Отчего кони ржут? — неожиданно спросил Доватор.

— Овса просят, — проговорил Осипов. — Пятые сутки овса не получаем. Норму перебрали…

Доватор, сдвинув брови, посмотрел на подполковника Холостякова.

В эту самую минуту в штаб вошел коновод Доватора — Сергей. Выражение лица у него было такое, точно он пять минут назад убил человека и теперь пришел к прокурору каяться.

— Товарищ полковник, с Соколом неладно!

— Что такое? — встревоженно спросил Доватор.

— Захромал… не ступает. Кузнец, наверно, заковал. Вот в ихнем полку вчера перетягивали. — Сергей кивнул на Осипова.

— Не может быть! — возразил Осипов. — У меня отличные кузнецы.

— Чего там не может быть! — Доватор гневно глянул на Осипова, словно не кузнец заковал коня, а сам майор. — Это не кузнец, а палач! Где ты только отыскал его! — Круто повернувшись к коноводу, резко спросил: — А ты где был, когда ковали? Чего смотрел? Ты должен следить, как забивают каждый гвоздь! Чему я тебя учил? — И Лев Михайлович вместе с коноводом пошел осмаривать захромавшего коня.

Следом за ним вышел и Осипов, огорченный тем, что коня заковали именно в его полку.

Во дворе, около деревянного сарая, стоял коновод, держа под уздцы накрытого белой попоной рослого, темно-гнедой масти коня. Конь гордо и свободно вскинул небольшую сухую голову. Огромные, глубоко посаженные глаза его смотрели весело и испытующе; казалось, он был менее всего озабочен беспокойством хозяина. По нежной шелковистой коже Сокола, по его мускулистой груди, выпуклым связкам, резко очерченным ноздрям, удлиненным бабкам Осипов опытным взглядом завзятого лошадника оценил породу и должен был признать, что его красавица Легенда при всех ее качествах не имела тех статей, которые имел Сокол. Он был крупней, мускулистей и поразительно длинен в корпусе, что таило в себе огромную силу, выносливость и резвость. Конь стоял на трех ногах, поднимая левую переднюю, чуть-чуть касаясь земли краешком копыта. Он поматывал головой, будто извинялся за неприличную позу, но глаза у него были задорные, ноздри заметно трепетали.

— Гробанули коня! — увидев Осипова, заговорил Доватор, гневно сжимая кулак. — На ногу не наступает, полюбуйся! Ну и ковали, нечего сказать. Ведь это варварство — в живое мясо гвоздь забить! А мой щелкопер коня не мог уберечь. Видишь, Сокол смотрит на меня умнейшими глазами и вроде спрашивает: «Как ты, хозяин, мог меня доверить этакому форсуну?»

— Недоглядел, товарищ полковник, разве я… — оправдывался Сергей.

— Пешком заставлю ходить! Пешком!.. Веди в ветчасть — и немедленно расковать! Компресс надо…

Сергей повел хромающего Сокола со двора.

Доватор присел на крыльцо, закурил и, протягивая Осипову пачку папирос, сказал:

— Не поправится Сокол — у тебя коня отниму. Мне уж говорили про твою кобылицу!

Осипов молча взял папиросу, закурил. Своих кузнецов он хорошо знал: это были лихие, бывалые, кадровые ковали, дружные и веселые хлопцы. Он видел, как они «обрабатывали» прибывших на пополнение коней. Степные дончаки, извиваясь, бились в стойлах, как пойманные звери, бешено фырчали, мотая головами, пытаясь освободить верхнюю губу от закрученного палкой ремня.

«А ведь и правда, может взять Легенду, — с тревогой думал Осипов. Напишет приказ — и ничего не поделаешь…» Осипов сейчас же придумал хитрый план и не замедлил провести его в жизнь.

— Кузнецов я накажу… Ты думаешь, я для тебя коня пожалею? Бери в любое время! — покосившись на Доватора, обиженно проговорил Осипов. Он понимал, что сейчас не следует ломиться в амбицию. Майор начал расхваливать Легенду. Конь Доватора просто тускнел перед ней.

— Слов нет, твой Сокол — конь породистый, а ноги все-таки подлыжные, зад отвисает, подпруга посажена низко, плечи очень длинные, да и перекошены…

— Не меняться ли хочешь? — не дослушав, перебил Доватор. Он уже разгадал Осипова. — Эх, Антон, барышник из тебя хороший! Ты мне не финти со своей кобылой ты не расстанешься! Я тебя знаю!..

Они посмотрели друг на друга и громко расхохотались.