"Генерал Доватор" - читать интересную книгу автора (Федоров Павел Ильич)

Глава 3

Распределив станковые пулеметы по подразделениям, командир пулеметного эскадрона старший лейтенант Чалдонов хотел было двигаться с Полещуком в головном отряде. Однако командир полка приказал: «Находиться при штабе». Это было не по характеру Чалдонова.

«Будут, Митя, гонять тебя из эскадрона в эскадрон заместо связного», — думал Чалдонов. Да и не любил он вертеться на глазах у начальства. Кроме того, в душе он таил обиду на командира полка за взыскание, наложенное после смотра. При встречах с майором Осиповым он, почтительно козырнув, старался быстро пройти мимо.

«Колеса мои помешали, — думал он. — Вы не знаете, что можно сделать на колесах! Подождите…»

На марше, когда полк двигался на исходное положение, никто его не тревожил, никто никуда не посылал. Командир полка, любивший раньше «загнуть шутку», был хмур, задумчив и, казалось, совсем не замечал Чалдонова. Ни песню петь, ни побалагурить — штабная тишина, нагонявшая смертельную скуку… То ли дело у себя в эскадроне! Сам себе хозяин — «кум королю, солнцу брат».

Когда головной отряд завязал на переднем крае бой, Чалдонов не мог утерпеть и попросился туда.

— Быть здесь! — коротко приказал Осипов, а на передний край послал помначштаба.

Поэтому, когда Осипов временно назначил Чалдонова на место погибшего Полещука, тот принял это назначение с откровенной радостью. Это было настоящее дело! Там находились его четыре станковых пулемета и самые лучшие расчеты, в числе их мастер стрельбы и разведки Криворотько.

Чалдонов разыскал эскадрон в поле, недалеко от леса, в густой, спутанной истоптанной ржи, в полукилометре от деревни Устье. Бой уже стих. Немцы бросали ракеты и строчили редкими беспокоящими очередями.

— Потерь много? — спросил Чалдонов у собравшихся командиров взводов.

Убитых оказалось двое и десять человек раненых, в их числе политрук.

Выслушав рапорты о наличии боевого состава и огневых средств, Чалдонов никак не мог точно выяснить и представить себе обстановку. Командиры взводов не знали, какими средствами располагает противник. Не знали, сколько у него танков, сколько пехоты.

— В общем играем втемную… — сухо заметил Чалдонов. — Надо окопаться. Средства у нас есть: станкачей целых четыре, одиннадцать ручных пулеметов, автоматов тридцать два. Это значит — сорок семь пулеметов. Богатство, драться можно!

— А если танки? — спросил кто-то.

— Бить гранатами! Ну а если туго придется, клинками рубать будем!.. — сказал Чалдонов и рассмеялся.

Шутка хорошо подействовала на командиров взводов. Расходясь, каждый из них чувствовал себя спокойней, уверенней. Потеря командира начинала забываться, уступая место новым боевым заботам. Чалдонова в полку все знали как хорошего строевика, рубаку и джигита, песельника и весельчака, как храбрейшего командира и отличного товарища.

Проводив командиров взводов, Чалдонов вызвал младшего сержанта Криворотько и бойца Буслова из отделения управления. Буслов был тихий парень, услужливый, молчаливый. И уж если он за что-нибудь брался, то переделывать после него не приходилось.

В эскадроне порой злоупотребляли его услужливостью: «Буслов, за сеном», «Буслов, ровик рыть», «Буслов, на кухню картошку чистить», «Буслов, почини уздечку», «Буслов, будь друг, сходи за меня в наряд».

Буслов на все просьбы и поручения бодро отвечал: «Есть!» Пригладит рукой белые как лен коротко остриженные волосы и идет выполнять то, что от него требуют. Чалдонов заметил эту несправедливость, дал кому следует нагоняй и взял Буслова под свое покровительство. Дело в том, что этот парень, пудов на пять весом, с железными мускулами, обладал замечательным голосом и считался самым лучшим подголоском в полку.

Как-то вечером Чалдонов собрал казаков и запел «Калинушку». Песня не клеилась: не хватало подголоска.

— А где Буслов? — спросил Чалдонов.

Послали разыскать. Оказалось, Буслов стирает белье чуть ли не на целый взвод…

С этого дня положение Буслова изменилось. Из ездовых его перевели в отделение управления. Поговорив с ним, Чалдонов узнал, что кадровую службу Буслов провел пограничником и отлично знал разведывательную службу.

«Попробуем сейчас его на деле», — поджидая Буслова, размышлял Чалдонов.

Буслов и Криворотько пришли минут через пять.

— Присаживайтесь!

Чалдонов устроил свой командный пункт в маленьком, наспех вырытом окопчике, в котором едва уместились три человека.

— Придется вам одну задачку выполнить! — всматриваясь в лица разведчиков, неясные в темноте, проговорил Чалдонов. — Надо пробраться в деревню, посмотреть, что немцы делают, и доставить мне сведения. — Он сказал это так, как будто речь шла о самой обыкновенной вещи: «Сбегай, браток, в магазин, купи закуски». — Главное, друзья, — продолжал Чалдонов, — осторожненько узнать, сколько танков, пушек, где пулеметные точки и можно ли к ним скрытно подойти. Запомнить каждый кустик. Ясно?

— Ясно, товарищ старший лейтенант, — ответил Криворотько.

— Есть! — с неизменной бодростью подтвердил Буслов.

— Теперь покурите на дорожку, а то там вряд ли придется.

Чалдонов раскрыл портсигар и дал разведчикам по листочку бумаги. Сам же он курил трубку.

— С огоньком — осторожно, а то засечет наблюдатель и начнет озорничать минами. Замаскируемся…

Укрылись все трое плащ-палаткой и стукнулись козырьками касок. Буслову Чалдонов дал прикурить первому. Спичка осветила широкое, скуластое лицо Буслова, его застенчиво и добродушно улыбавшиеся серые глаза. Последним прикурил Чалдонов. Глубоко затянувшись табачным дымом, он продолжал:

— Стрелять в том случае, если нет другого выхода. Можно будет притащите «языка». Но это между прочим. Жду вас через два часа. Деревня тут рядом.

— Понятно, — снова подтвердил Криворотько. Буслов молча затоптал окурок.

Сбросив плащ-палатку, все встали. Чалдонов пожелал успеха, крепко пожал руки.

Разведчики, прижав к груди автоматы, скрылись во ржи. С минуту было слышно, как под их ногами шуршали спутанные стебли, потом все стихло.

Проводив бойцов, Чалдонов решил посмотреть расположение боевых порядков. Он направился в ту сторону, откуда доносился скрежет лопат, задевающих о камни, и приглушенные голоса казаков, рывших окопы.

— Уваров, сухарь хочешь? — послышался из темноты голос.

— Давай, пожую маленько…

Чалдонов живо представил себе, как Уваров разламывает поджаристый сухарь, с хрустом откусывает и жует. Ему тоже захотелось погрызть сухарь, но весь запас продовольствия находился на седле, в переметных сумах, а лошадей он отправил к коноводам первого эскадрона.

Пройдя в другой взвод, Чалдонов увидел, что здесь бывалые казачки уже успели окопаться, лежат тихо и переговариваются о событиях ночи.

— Промашку дали… Надо было прямо на галопе заскочить в деревню, спешиться, запалить хаты и бить, как кур… — слышался чей-то хрипловатый шепот.

— Как же ты заскочишь? — возразил кто-то густым басом. — Справа начали из пулеметов бить и ракеты прямо на головы бросать. Смотри, вон и зараз пущает…

Справа действительно темноту рассекали вспышки зеленых ракет. Они освещали неподвижное в безветрии ржаное поле.

— Сволочи мы, вот что я скажу, земляк! — снова раздался хрипловатый полушепот первого.

— Ну, это ты брось…

— Что «брось»? Командир эскадрона — в атаку, а мы — ни то ни се… Да воть хоть Митьку спроси.

— Верно, что тут толковать, замешкались, — подтвердил Митька и, помолчав, добавил: — Теперь я за командира фашистам ноги поотрываю! Эх, какого человека убили!..

— Не уберегли… На «ура» бы самим — глядишь, зацепились бы за деревню. Может, и комэска жив был бы! — говорил хрипловатый. — Нами теперь комэска пулеметного будет командовать. У него не замешкаешься!..

— Я в первом бою связным был, — сказал Митька, — я видел, как он фашистов из пулемета крошил. Они пьяные, нахрапом лезут, орут. Глядим первый номер вроде как задремал у щита, по щеке кровь бежит. Готов. А немцы рядом почти. Комэска лег сам за пулемет — и давай! Каску сбросил, голова раскосматилась, чуб спутался, глаза прямо накалились. Страшно на него глядеть. Криворотько, пулеметчик, подполз и кричит: «Уходите, товарищ командир, вам тут не положено». А он все хлещет и хлещет. Криворотько у него ручки вырывает, а он не дает. Насилу вырвал и ругает старшего лейтенанта, а он ничего… «Ладно, ладно», — говорит. Потом мы пошли с ним на командный пункт. Так он даже ни разу не наклонился. А я раз пять на землю брякался. Кругом пули визжат и мины рвутся, а ему хоть бы что!

— Силен мужик! — согласился хрипловатый.

— А разве наш командир плохой был? — обиженно спросил тот, что говорил басом.

— Я ничего не говорю, — отозвался Митька, — про нашего тоже плохого не скажешь. Но только уж этот — больно отчаянный! Шашкой рубит обеими руками, как черт! А кобыла его ходит за ним, точно привязанная. Он ей скажет: «Нарта, посиди тут немножко!» Передние ноги поднимает кверху и сидит, как ученая собачка.

Где-то, совсем недалеко, озлобленно затрещали немецкие автоматы. По житу, словно прыгающие змеи, прошипели трассирующие пули. Близко застучал мотор, и гулко начал бить крупнокалиберный пулемет.

Разговор притих.

Чалдонов вздрогнул, инстинктивно пригнув голову. Пуля дзинькнула над самым ухом. «Больно отчаянный!..» Только что высказанные казаком слова о его храбрости звучали для Чалдонова как укор. Досадуя на себя за непроизвольный кивок, он поднял голову выше и пошел обратно на командный пункт. Вдруг землю тряхнул оглушительный взрыв. Чалдонов снова невольно пригнул голову и присел на колени. За взрывом последовало несколько автоматных очередей. И сразу все стихло.

Поднимаясь с земли, Чалдонов думал: «Посмотрели бы, как я луне кланялся… Где сейчас, Митя, была твоя душа? В пятках?..»

— Ты, Чалдонов, эффекты любишь, — говорили ему товарищи.

— В любое дело вложи душу, и получишь эффект! — отвечал он задорно.

И верно, с присущим его характеру бурным темпераментом, он все делал в жизни со страстным увлечением. Вот и теперь, сидя в маленьком окопчике, он фантазировал о предстоящем бое. Мысленно ворвавшись в расположение немецкого гарнизона, он разгромил его и взял в плен немецкого офицера. Он допрашивал пленного, бросал ему в лицо какие-то необыкновенно важные слова…

Начинало клонить ко сну. Чалдонов устало закрыл глаза.