"Желтые перчатки" - читать интересную книгу автора (Дубчак Анна)

ГЛАВА 5

Эмма Латинская занимала целый особняк в Булонском лесу. Это было вычурное двухэтажное белое здание с колоннами и башенками, эдакое смешение стилей, но очень милое и уютное. Большие прохладные комнаты были заставлены мебелью эпохи Людовика IV, а стены украшали старинные гобелены, изображавшие сцены королевской охоты.

«Особняк, каких тысячи, – сказал Борис Захаров Бланш после первой поездки к Эмме, – даже неинтересно».

Эмигрантка второй волны, Эмма Латинская, а в замужестве Эмма Баланс, схоронив в прошлом году своего мужа Патрика Баланса, богатого промышленника, затосковала по родине и дала в «Геральд Трибун» объявление, что будет рада любому русскому с хорошей дикцией, который бы согласился поработать чтецом в вечернее время. Желающих оказалось больше двадцати, но Эмма остановила свой выбор на низеньком и спокойном Борисе Захарове, даже не приняв во внимание его прокатывающееся «р» и низкий голос. Он был обаятелен и мил, Эмма почувствовала это сразу же, как только они обменялись несколькими фразами…

– Вы приняты, мсье, – сказала она на русском, но с сильным акцентом, – к работе можете приступить хоть сейчас… А всем остальным, – обратилась она к горничной Пат, – скажи, чтобы уходили… У них чрезмерно хорошая дикция, я полагаю…

И она засмеялась своим тихим гортанным, мягким смешком…

Затем они уединились в кабинете, куда Пат принесла кофе, и Эмма, худая светловолосая женщина в розовых брюках и желтом свитере, положила на столик перед Борисом томик Бунина.

– «Солнечный удар», пожалуйста, – сказала она. – Хотя бы первые несколько абзацев… А потом примемся за кофе… Знаете, русских много, но мне понравились вы… Сначала почитаем, а потом поговорим о вас…

Он хотел ей сказать, что у него не так много времени, что к шести он должен быть уже на улице де Ренн, но у Эммы так горели глаза и так светилось лицо, что он лишь пожал плечами и взял в руки книгу.

– «После обеда вышли из ярко и горячо освещенной столовой на палубу и остановились у поручней. Она закрыла глаза, ладонью наружу приложила руку к щеке, засмеялась простым прелестным смехом – все было прелестно в этой маленькой женщине – и сказала:…»

– Постойте, я помню, что она сказала: «Я, кажется, пьяна… Откуда вы взялись?…» – и глаза ее повлажнели. – Довольно! Оставим… Просто я давно не разговаривала с русскими… Давайте пить кофе, и вы мне немного расскажете о себе…

Борис посмотрел на нее, стараясь запомнить, потому что лицо этой женщины понравилось ему и он уже знал, что видит его в последний раз – он не собирался ублажать богатую соотечественницу даже за деньги, – и улыбнулся:

– Мне нечего о себе рассказывать… Я играю в ресторане «Экспресс», что на улице де Ренн… Мне нравится Париж, я приехал сюда пятнадцать лет назад, оставив под Москвой жену, которую я очень любил, и дочь… Здесь я снимаю квартиру на улице Фруадво… Люблю поспать, а в свободное от работы время гуляю или рисую… Вот в принципе и все…

– Да вы романтик… – Эмма возвела руки к потолку и наклонила голову набок, – романтик… Ведь вы не придете больше сюда, так?

Это было так неожиданно, что Борис и не сразу сообразил: услышал ли он это на самом деле или же ему послышалось. Он тоже наклонил голову набок, словно прислушиваясь к своим чувствам, и вдруг ответил, понимая, что говорит чистую правду:

– Я приду, я обязательно приду…

Эмма покраснела от удовольствия. Она вдруг поняла, что перед ней настоящий русский, сумасбродный, да к тому же еще и романтик… Борис способен на все… Деньги ему, конечно, нужны, но он не из тех, кто за деньги способен превратиться в клоуна. Он сильный и настоящий.

– Тогда до завтра, – она встала и протянула ему руку. – Борис Захаров… Очень красивое имя…

Весь обратный путь он ехал, весело напевая себе под нос. Общаться с умной женщиной, да еще получать за это деньги – что может быть приятнее… Он думал, как расскажет Бланш о своем визите к Латинской.

Бланш было тридцать два года. Это была румяная и веселая блондинка, с которой он познакомился в «Экспрессе» три года тому назад. Бланш забыли ее приятели, и она уснула за столом, положив свою светловолосую головку прямо на скатерть… Борис, который в это время собирался домой, услышав, как официант Жан требует у нее оплатить счет, вмешался в разговор. Девушка, протрезвев и понимая, что влипла, что два ее приятеля, выпив по бутылке вина на каждого и съев по две порции жаркого, оставили ее расплачиваться за ужин, заплакала. И тогда Борис, заплатив за девушку, пригласил ее к себе домой. Квартира, состоящая из двух больших и уютных комнат, одна из которых служила ему спальней, а другая – всем остальным, понравилась Бланш, так звали девушку.

– У меня нет денег, – призналась она, – я потеряла работу.

– Где ты живешь? – спросил Борис.

– Раньше жила с Жилем, с тем самым, который был со мной и Полем в «Экспрессе»… А теперь ни с кем…

– А почему они оставили тебя и не заплатили?

– Не знаю… Кажется, у них тоже не было денег…

С Бланш было легко разговаривать.

– У тебя есть родители? Тебе есть, к кому пойти?

– Нет. Я ушла из дома, когда мне было пятнадцать. Сначала пела в кабаре, а потом устроилась страховым агентом…

Пробовала писать статьи, но и здесь ничего не вышло…

– Ты можешь принять ванну и лечь спать. Не бойся, я тебя не трону…

– Ты русский?

– Русский. А как ты узнала?

– У вас книги русские на полках… А в том журнале, в котором я работала, тоже один русский был…

Она вышла из ванны и легла на кровать. Он хотел спросить ее, как она любит укрываться, простыней или теплым одеялом, как любила его бывшая жена, Полина, но не успел: Бланш уже крепко спала.

Еще на лестнице он услышал, как Бланш болтает по телефону с Жаклин, своей приятельницей. Но и Бланш услышала его шаги, а потому поспешила повесить трубку и открыть дверь:

– Ну что там, в Булонском лесу? Рассказывай… – Она приняла из его рук пакет с лимонами, которые он купил по дороге, и радуясь его приходу, клюнула Бориса в щеку. – Знаешь, пока тебя не было, я даже успела соскучиться… Жаль, что через полчаса тебе уже надо идти в «Экспресс»…

Она не говорила, ворковала. И Борис тоже пожалел о том, что в их распоряжении всего полчаса. Если бы он не согласился выпить кофе у Эммы, у них с Бланш было бы куда больше времени, чтобы понежиться в постели.

Они понимали друг друга без слов. Вот и сейчас, взглянув на него, она поняла, что Борис не расположен к беседе о своей поездке в Булонский лес, а потому позвала его пообедать.

Уже за столом Бланш, открывая банку с сардинами, вдруг внимательно посмотрела на Бориса, который откупоривал бутылку с вином, и сказала:

– Знаешь, сейчас я скажу что-то такое, от чего у тебя настроение сразу повысится на тысячу франков!

– И что же? Ты купила новое платье или брошку за полмиллиона франков, одолженных у Жаклин?

– Не переживай, свои долги я плачу исправно… И с Жаклин я расплатилась за куртку… Так вот, отгадай, кто прислал письмо?

– Валентина? – он чуть не уронил бутылку. Борис уже давно заметил, что известия о дочери и вообще все, что только было связано с ее именем или Полиной, действовало на него сильнее всего. Ничто так не могло взволновать его сейчас больше, чем письмо от Валентины. Тем более что писала она крайне редко, да и то по большей части письма носили вежливый или, как он говорил, «дежурный» характер: когда приедет в Москву Бланш, какую ткань привезти и прочее.

Она протянула ему большой белый конверт.

Бланш знала, что письма от дочери он читает, как правило, в одиночестве, чтобы, как считала она, никто не смог подсмотреть выражение его лица, а стало быть, не прочитать его мысли и чувства.

Она проводила взглядом его невысокую, чуть полноватую фигуру до двери спальни и от мысли, что он сейчас войдет в эту дверь и больше никогда не вернется, растворится в своем прошлом, к которому она не могла его не ревновать, ей стало грустно… Больше всего Бланш боялась сейчас потерять Бориса. Так случилось, что она полюбила этого спокойного и уравновешенного человека, этого чудака и молчуна, от которого можно было ожидать всего, чего угодно. Первый год их совместной жизни она прожила как в тумане. Привыкшая к обществу молодых парней, у которых секс и выпивка на первом плане, она была удивлена, когда узнала, что между мужчиной и женщиной, помимо сексуальных отношений, могут быть и другие, более изысканные и совершенно для нее новые отношения… Она и не предполагала, что с мужчинами, в частности с Борисом, человеком старше ее на восемнадцать лет, можно часами разговаривать о любви, политике, искусстве… Борис ненавязчиво приучил ее к кино и театру, они даже дома пытались поставить мини-пьесу на двоих и были страшно рады, когда на премьеру пришел единственный приглашенный зритель – Жаклин, смешная девица, которой некуда девать энергию и которая пытается жить жизнями своих подруг. Жаклин – продавщица в магазине готового платья. Это она занималась выполнением заказов Валентины, подбирая ей ткани нужных расцветок в соответствии с тем, о чем она просила в своих письмах. Бланш всегда смеялась над приятельницами, которые сосредоточили свою жизнь на том, чтобы ублажать мужей и, как они говорили, были рады этому. Но после года, который она прожила вместе с Борисом, Бланш поняла, что они правы. Ей нравилось встречать его под утро чашкой горячего чаю и укладывать спать. Иногда, когда посетителей в ресторане было много, он приходил утром и долго не мог заснуть… И тогда она его спрашивала: «Это были русские?» И он кивал головой. Это означало, что помимо свободных джазовых импровизаций, которые Борису давались легко, и он играл, как дышал, его просили играть русские народные мелодии, а то и принимались петь… «Я космополит», – любил говорить Борис после таких бессонных и утомительных ночей, когда Бланш помогала ему раздеться и укладывала в постель, и она понимала, что он говорит это не столько для нее, сколько для себя самого, пытаясь притупить боль, которую все его соотечественники называли напряженным и пружинящим словом «НОСТАЛЬГИЯ».

Когда Полина, его первая жена, написала о том, что Валентина переехала в Москву и стала портнихой, что у нее большие планы, Борис, прочитав Бланш это письмо вслух, впервые попросил у нее совета:

– Милая, я ничего не смыслю в портновском деле… Но Валентине надо помочь… Я поеду в Москву и привезу ей хорошую ткань и все, что необходимо… Поговори с Жаклин, может, она знает, что нужно…

И Жаклин постаралась, накупила ткани, ниток, кружев, пуговиц, стразов… Но Борис схватил воспаление легких, и вместо него в Москву полетела Бланш.

«У твоей дочери талант, – это было первое, что сказала она Борису в аэропорту, когда вернулась в Париж. – Очень жаль, что ты не смог полететь…» Она привезла из Москвы фотографии Валентины, ее жениха: «Серж Кострофф»…

Спустя полгода он снова засобирался в Москву, но на этот раз у него воспалилось ухо, и вместо него опять полетела Бланш. И Валентина, и Бланш – обе догадывались, что Борис болен не воспалением легких или среднего уха, что причина куда более серьезная, но боялись говорить на эту тему.

«Ты боишься остаться в Москве?» – хотела спросить его Бланш, но так и не спросила. Зачем?

Он вскрыл письмо. Там было всего одно предложение: «Папа, как жаль, что тебя сейчас нет со мною рядом. Твоя Валентина».