"День милосердия" - читать интересную книгу автора (Николаев Геннадий Философович)

3

Стояли знойные дни июля. Берег реки и прибрежная полоса степи были выжжены солнцем и войною, катившей свой гибельный вал уже в четвертый раз по одному и тому же месту. Бугристая левобережная низинная земля, в которую вкопалась на скорую руку пехота, была испещрена воронками, перемята гусеницами, припорошена гарью. Еще вчера полк Фомина был на том берегу, а сегодня снова надо готовить людей к атаке, чтобы отбить у немцев оставленные позиции.

На склоне холма, в полукилометре от передовых цепей, в штабном блиндаже, поспешно расчищаемом от завалов четырьмя солдатами, командир полка Фомин совещался с комбатами и замполитами, ставил задачи, уточнял время. Батальон Николая Александровича должен был обеспечить полк подручными средствами для переправы. Николай Александрович сразу же по телефону связался с саперами, но ни в дивизии, ни в армии ничем помочь не могли — где-то южнее готовился главный удар, и все средства стягивались туда. Доски, бревна, плетни, жерди, ставни с окрестных хуторов, связки хвороста, разбитые лодки— все, что использовал полк во время недавнего форсирования, было брошено на том берегу или унесено течением. Времени на размышления почти не оставалось — к утру полк должен был во что бы то ни стало перебраться на западный берег.

Николай Александрович доложил Фомину о положении, надеясь если не на помощь, то хотя бы на сочувствие. Фомин, обычно спокойный, сдержанный, выругался в сердцах и, отводя глаза, сказал: «Переправа за тобой. Ищи где хочешь, хоть под землей».

Где ползком, от воронки к воронке, вдоль ровиков, промытых вешними водами, где короткими перебежками, прячась за уцелевшие кусты, Николай Александрович вернулся в расположение батальона и тотчас отправил связного Алешу за ротными.

КП батальона располагался в широкой воронке, к ней с трех сторон сходились неглубокие траншеи, отрытые бог знает когда и кем. Земляной вал был усилен с западной стороны, превращен в бруствер, на дне коробился втоптанный в глину хворост. Прикрывшись ладонью, узкоплечий связист Иван Деревня монотонно бубнил что-то в трубку, добиваясь связи. Рядом с ним на земле валялись катушки с проводом и бечевкой, ящики с батареями, вещмешок, трофейный рожковый автомат.

В ожидании ротных Николай Александрович решил получше изучить правый берег. Выглянув за бруствер, он схватился за бинокль. По реке течением несло плоскодонную баржу. На ней вповал, задрав ноги, лежали лошади — отчетливо видны были черные пятна запекшейся крови на вздувшихся боках, рваные раны, оскаленные морды, остекленевшие глаза. Несколько секунд он потерял, прежде чем сообразил, как важна для полка эта невесть откуда взявшаяся баржа. Еще несколько секунд было упущено, пока до него дошло, что баржа уплывает и ее надо ловить немедленно. Две-три секунды потратил сам связист, пока уразумел, что требует от него комбат. И только после всей этой томительно долгой возни со стягиванием сапог, с выкладыванием документов, с торопливым разматыванием бечевки, с поисками финки и первыми, осторожными попытками выбраться из воронки начался отсчет «чистого» времени, последних двух десятков минут жизни Ивана Устиновича Деревни.

Когда связист наконец выполз на бруствер и ловко, то полуприсядкой, то кубарем, покатился к реке, Николай Александрович подумал, что, наверное, есть какая-то судьба со знаком плюс к нему, Николаю Александровичу: ведь выгляни он минутой-другой позднее, и баржа скрылась бы за поворотом реки...