"День Гагарина" - читать интересную книгу автора (Сборник)
Е. А. Карпов,кандидат медицинских наук ОНИ БЫЛИ ПЕРВЫМИ
Летом 1959 года группе авиационных врачей, среди которых был и автор этих строк, поручили отправиться в воинские части для предварительного отбора кандидатов в космонавты среди летчиков истребительной авиации. Почему именно среди них? Дело в том, что для летчиков-истребителей выполнение в одиночку сложных, а порой и рискованных, заданий является привычной, по существу служебной обязанностью. Кроме этого, каждый летчик в течение летной работы приобретает профессиональные навыки совершенно особого рода — постоянную готовность к неожиданностям, умение быстро разбираться в ситуациях, чреватых опасностями, находить правильное решение и действовать надлежащим образом в условиях дефицита времени.
Перед поездкой нас проинструктировал Главный конструктор ракетно-космических систем академик С. П. Королев. Он приехал с заместителем Главнокомандующего Военно-Воздушными Силами генералом Ф. А. Агальцовым.
Сергей Павлович понимал, что нам недостает исходной информации о том, каким именно требованиям должны соответствовать будущие кандидаты в космонавты, кого из желающих заняться новым делом летчиков следует приглашать на углубленное медицинское обследование, по результатам которого уже окончательно будут отобраны люди, пригодные для участия в подготовке к космическому полету.
Королев объяснил, что приглашать следует обладателей таких личных качеств и способностей, которые позволяли бы им за сравнительно непродолжительный отрезок времени — в течение одного года — развить и закрепить имеющийся уровень профессиональных знаний и навыков. Первым космонавтам, сказал он, предстоит надежно выполнять в полете определенный объем служебных обязанностей, причем с четкостью, доведенной до разумного автоматизма. Вместе с тем у них должны быть склонности к творчеству, задатки исследователей и испытателей. Ну и конечно же они должны обладать крепким здоровьем, повышенной выносливостью к физическим и психическим нагрузкам, поскольку им предстоит встреча с комплексом пока еще недостаточно изученных факторов космического полета. «Потому-то и поручается это дело вам, авиационным врачам, с целью подобрать людей с крепкой психофизиологической основой, способной стать надежным биологическим фундаментом для формирования твердой уверенности будущего космонавта в своей готовности успешно выполнить космический полет», — заключил Королев.
Высказал Главный конструктор и некоторые конкретные требования к кандидатам, касавшиеся, как он выразился тогда, «чисто технической стороны дела»: рост в пределах 170–175 сантиметров, вес — 70–72 кг, а возраст — до 30 лет. И если «габаритно-весовые» параметры будущих космонавтов диктовались соображениями экономии пространства и веса в пользу расширения установки дополнительной аппаратуры на борту «Востока», то забота о столь молодом их возрасте проистекала из твердой убежденности Сергея Павловича в том, что «летать им предстоит в течение 15–20 лет, то есть до 50–55 лет».
Замечу, что в США еще в 1958 году были начаты работы аналогичного характера. Ими руководил видный авиационный врач, доктор медицины Рандольф Ловлейс. К осени 1958 года американские специалисты из 510 летчиков-испытателей, изъявивших желание участвовать в конкурсе кандидатов в астронавты, на углубленное медицинское обследование и испытания отобрали лишь 72 человека. Из них для подготовки к первым полетам в космос оставили только «феноменальную семерку». Возраст будущих астронавтов лежал в пределах 35–40 лет.
Это объясняется тем, что американцы отводили более активную роль пилоту-астронавту в управлении кораблем и его бортовыми системами практически на протяжении всего полета. Были и другие существенные отличия в американской программе подготовки, обусловленные особенностями примененных ими систем обеспечения жизнедеятельности человека в полете.
С. П. Королев отмечал, что в США вынуждены были прибегнуть к такому, единственно возможному в их положении, решению. Полеты на первом американском корабле-спутнике «Меркурий» требовали от астронавтов опыта и навыков высококвалифицированного летчика-испытателя. Не без гордости Главный конструктор говорил о том, что на первом этапе наша ракетно-космическая техника, в отличие от американской, не предъявляет слишком высоких требований к операторским обязанностям космонавтов. Это преимущество достигалось за счет более совершенной бортовой автоматики корабля «Восток». Лишь при возможных отказах она нуждалась в подстраховке со стороны космонавта.
— Для нас важно, — говорил Сергей Павлович, — чтобы у наших «ореликов» была выработана надежная уверенность в первых полетах. Опыт — дело наживное. Мастерство космонавта-оператора понадобится на следующих этапах. Пока же основная задача — провести разведку, практически убедиться, что человек действительно может летать и работать в космосе.
Десятилетняя разница в возрасте первых советских космонавтов и американских астронавтов давала нам преимущество еще и в том отношении, что более молодым людям сопутствуют, как правило, большие «резервы здоровья», большие «запасы устойчивости» к экстремальным воздействиям.
Итак, приехал я в одну из авиационных частей. Командование предложило мне список «именно таких, какие вам нужны», кандидатов. Действительно, один другого лучше. Однако, при более глубоком знакомстве, да и по причинам «технических» условий, поставленных Главным конструктором (рост, вес, возраст), на углубленное обследование решено было пригласить только несколько человек.
Особенно приглянулся мне в этой части лейтенант А. Леонов. Выше среднего роста, бойкий, коренастый блондин с лукавым взглядом умных глаз и улыбчивым веснушчатым лицом. Он, хотя и был еще очень молод, уже пользовался авторитетом за находчивость, выдержку, проявленные в неожиданно осложнившемся полете. К тому же — обладатель превосходного здоровья, располагал к себе общительностью, активно занимался спортом, имел разряды по велосипеду и легкой атлетике, увлекался живописью, вел активную общественную работу, был принят в члены КПСС. На мой вопрос, желает ли Алексей Архипович Леонов принять участие в конкурсе-отборе кандидатов на подготовку к полетам в космос, лейтенант без раздумий ответил:
— Это — по мне!
Получив приглашение прибыть в Москву на углубленное обследование в госпитальных условиях, он вдруг замялся:
— Вы знаете, я — холостяк. Да вот полюбил девушку и хотел бы жениться на ней… Не помешает ли это?
— Настоящая любовь всегда была и будет надежным подспорьем человеку во всех его делах, — успокоил я его.
В одной из авиационных частей командование и медицинская служба решили, что уж если для большого серьезного дела нужны самые лучшие кандидаты, то это — прежде всего должны быть богатыри с могучим телосложением. Запомнился особо один из таких здоровяков. Под ладно сидевшей на нем офицерской формой без труда угадывались налитые бицепсы. Самодовольно улыбнувшись, летчик решительно объявил:
— Хочу в мировое пространство.
Видимо, этот атлетично сложенный парень был убежден, что принадлежит к категории удачливых людей, которые нравятся всем, как говорится, с первого взгляда. Беседуем. Знакомимся с летными и медицинскими документами. Проверяем здоровье. Со стороны сердца обнаруживаем так называемый «шум». Хотя отклонение и не слишком серьезное, человек-то практически здоров и летать может, но в космос пока рекомендовать его никто не осмелится. Говорим ему об этом откровенно. Он, конечно, раздосадован, доказывает нам, что здоровьем не обижен:
— Я же штангист, чемпион.
Вот-вот, говорю ему, «шумок» в сердце и появился в результате чрезмерного увлечения штангой. Надо было это занятие разумно сочетать с другими видами спорта, не упускать из виду обязательный медицинский контроль за здоровьем.
Но подобных встреч было немного. Как мы и ожидали, среди летчиков встречались в основном очень здоровые люди. Иногда смотришь, человек вроде внешне неказист, а познакомившись поближе, убеждаешься в том, что это и есть подходящий кандидат: и абсолютное здоровье, и «железные» нервы. Именно таких людей, с устойчивой нервно-эмоциональной сферой, перспективных в летном деле молодых офицеров прежде всего и брали на учет.
Вспоминаю, как познакомились, например, с летчиком Валерием Быковским. Первое впечатление он производил, прямо сказать, не самое лучшее. Однако вскоре выяснилось, что молодой офицер обладает незаурядными летными способностями. Рассказывали, что в полку не было ему равных по умению вести учебный воздушный бой. В сложных ситуациях неизменно находил самые верные решения. Это ли не достоинство для будущего космонавта? Когда же обследование показало, что у Быковского и отличное здоровье, мы пришли к единому мнению: рекомендовать для участия в дальнейшем отборе.
В авиационных частях было рассмотрено несколько тысяч кандидатов, но в Москву пригласили около ста человек. Вскоре они прибыли в госпиталь держать экзамен «на прочность».
«Только попади в руки эскулапам… еще Пушкин об этом предупреждал», — поговаривали неудачники. — Тут смотри в оба, а то и до космоса не доберешься, и на самолет не вернешься…»
Говорить говорили, а между тем все хорошо понимали: без тщательнейшего медицинского обследования, включающего разнообразные нагрузочные тесты-пробы, не обойтись. Потому и держались летчики дисциплинированно и стойко, переходя в предложенном порядке от одних специалистов к другим.
В среднем полная программа госпитальной проверки одного человека укладывалась в полтора месяца. Второй этап отбора продолжался в течение всей осени 1959 года и завершался работой главной медицинской комиссии. Мне была оказана честь стать ученым-секретарем этой «грозной» комиссии. Здесь сказалось не только признание моего опыта и познаний в области врачебно-летной экспертизы, но и то обстоятельство, что все полученные при обследовании материалы необходимы в той серьезной работе, которую мне поручили начать с отобранными летчиками, готовя их к полетам в космос.
В общем, Юрий Гагарин был прав, когда в своих послеполетных воспоминаниях, рассказывая об отборе, писал, что для «грозной» комиссии маломальский недостаток или «пустяковая царапина» в организме имели серьезное значение.
Вспоминаю как-то раз ненароком подслушанный в госпитале разговор двух молодых летчиков-однополчан:
— Держись, Андриян! У тебя все идет хорошо. Учти, из нашего хозяйства только мы с тобой остались.
— Да я и так держусь изо всех сил. Вот только вчера, после испытания на центрифуге, доктора слишком долго рассматривали мои записи. Так что ты уж сам больше старайся…
— Так это же потому, что на тебя центрифуга не действует! Ребята слыхали, как удивились врачи: «Такой устойчивости, — говорят, — можно только позавидовать». Понял, кто ты есть?
Тут я вышел из-за занавеса, отгораживающего мой рабочий стол от остальной части комнаты отдыха, и подбодрил уже хорошо знакомого мне Андрияна Николаева, подтвердив, что у него по части здоровья действительно все идет хорошо. Сам же в очередной раз убедился, как поддерживают друг друга собравшиеся здесь летчики, как искренне и велико их стремление заняться новым делом. Чувствовалось, что они решились на столь серьезные испытания не только ради волнующего интереса к новому, но и потому, что дело это нужно Родине. А ведь никому из них толком еще и неведомо было, какой она окажется, эта новая профессия…
Но вот закончена работа «грозной» комиссии. На лицах «счастливчиков» радость от успеха смешивается с грустью от предстоящего расставания с родным полком, эскадрильей, звеном, с привычной средой и укладом жизни, с близкими друзьями, боевыми товарищами.
— Вижу, приуныли. Трудновато отрываться от насиженных мест? — спрашиваю своих будущих воспитанников.
— Это точно, — признается, казалось бы, не унывающий никогда капитан Павел Попович. — Как-то не верится, что придется оставить свой самолет… Мы ведь на машины нового типа перешли.
— А главное — тяжело расставаться с ребятами, с родным полком, — вздыхает лейтенант Герман Титов.
Успокаиваю своих будущих подопечных, говорю им, что и на новом деле собираются хорошие люди, что будут и здесь самолеты.
— Видать, вы успели уже понять и почувствовать друг друга, находясь на госпитальной проверке?
Старший лейтенант Юрий Гагарин внешне, как всегда, бодр, весел, но и он заговорил о том, как «прикипели душой» они с Георгием Шониным к Заполярью.
А лейтенант Шонин принимается с жаром рассказывать, какие замечательные люди служат в морской авиации на Севере.
Тем, кто успешно прошел комиссию, был предоставлен короткий отпуск и предложено возвратиться после него в свои части. Там, продолжая службу, ожидать вызова в Москву, к новому месту назначения. Школы космонавтов, в которую они принимались, тогда еще не существовало.
Теперь, оглядываясь на прошлое, следует признать, что первоначально принятая система отбора кандидатов в космонавты была, пожалуй, несколько громоздкой и усложненной. Но в то время всем участникам медико-биологического раздела космической программы казалось, что нужный результат может быть получен лишь благодаря, так сказать, «сверхотбору». Вот почему на некоторые усложнения при отборе кандидатов в космонавты специалисты шли сознательно, перестраховка в столь ответственном деле считалась оправданной.
Теперь после отбора кандидатов необходимо было приступать к организации обучения и подготовки слушателей-космонавтов. Легко сказать «приступать»… Опыта в таком деле не существовало. Все начинать пришлось, как говорится, с нуля. И надо сказать, что Сергей Павлович Королев с самого начала добивался, чтобы все касающееся подготовки будущих космонавтов сразу ставилось «на твердую почву» и «крепкие ноги». Он был убежден, что с биологической точки зрения человек способен жить и работать в космосе. Напоминая слова великого пророка космонавтики К. Э. Циолковского, Сергей Павлович говорил, что подготовка звездоплавателей и есть первый шаг по пути освоения Вселенной.
«Появление новой профессии «космонавт», — подчеркивал он, — следует понимать как зарождение новой области человеческой деятельности. Очень скоро вслед за летчиками в космос отправятся инженеры, врачи, специалисты очень многих пока сугубо земных дел».
Именно Сергей Павлович Королев предложил создать специально предназначенный для подготовки космонавтов городок в Подмосковье (теперешний Звездный) с соответствующей учебно-тренировочной базой и жилищно-бытовой зоной. Так, в январе 1960 года родился Центр подготовки космонавтов, теперь носящий имя Ю. А. Гагарина.
В феврале 1960 года мне официально поручили возглавить этот Центр, хотя многими вопросами, которые предшествовали его созданию, довелось заниматься еще с весны 1959 года. Вспоминаю один из первых вызовов к Главнокомандующему ВВС. Решалась судьба подготовленного мною проекта организационно-штатного расписания будущего Центра.
В кабинет Главного маршала авиации К. А. Вершинина мы вошли вместе с генералом Ф. А. Агальцовым, который накануне ознакомился с моим проектом и забраковал его. Ему показалась чрезмерной численность персонала учебно-тренировочной базы и не нравилось название «Центр». Мне было предложено «продумать» и «исправить» проект.
Как я и ожидал, генерал Ф. А. Агальцов не очень лестно для автора проекта доложил о нем начальству. Я же тоскливо думал о том, что дела мои начались незавидно и что, принимая под свое начало обширную территорию в лесопарковой зоне Ногинско-Монинского массива в августе 1959 года, мне следовало прежде заручиться поддержкой Сергея Павловича Королева.
Константин Андреевич Вершинин между тем отложил в сторону бумаги и спросил меня, как я понимаю стоящую задачу и пути ее решения.
Я начал повторять изложенное в проекте и вдруг понял, что Вершинину хочется почувствовать, насколько я убежден в своей правоте. И я, не касаясь проекта, решил рассказать всем, что предстоит сделать, о беседах с Королевым. К. А. Вершинин слушал не перебивая. Когда я окончил свою довольно горячую речь, он помолчал. Потом сказал:
— Я не знаю, как готовить космонавтов. Ты, Филипп Александрович, — обратился' он к генералу Агальцову, — тоже пока смутно, думаю, представляешь себе это дело. Карпов тоже до конца толком всего себе не уяснил, хотя основное, чувствуется, видит правильно. Важно, что он хочет заниматься этим делом и, вероятно, понимает ответственность, которую придется взять на свои плечи. Пусть будет так.
Приказ № 1 о вступлении в должность начальника Центра объявлять было некому, поскольку кроме меня в нем пока никто не числился. Пришлось одновременно с комплектованием Центра кадрами решать еще две группы совершенно неотложных задач. Они заключались в составлении и незамедлительной реализации первой программы первоначального обучения и тренировок с двадцатью уже отобранными в 1959 году первыми слушателями-космонавтами, а также в создании первой очереди учебно-тренировочной базы и развертывании капитального строительства служебных объектов Центра.
С одобрения С. П. Королева подготовка космонавтов сразу стала рассматриваться как единый учебно-тренировочный процесс, объединяющий в себе широкий комплекс медико-биологических, технических, летно-парашютных подпрограмм с одновременным усвоением ряда целевых учебных курсов. Намечалось в течение года подготовить первых космонавтов, которые оказались бы способными применять соответствующие технические средства и без ущерба для здоровья переносить не поддающиеся компенсации факторы и условия космического полета, выполняя при этом на борту корабля определенные служебные обязанности.
Весна в Москве в 1960 году выдалась ранняя. В первой половине марта снег уже съели плотные утренние туманы. Скромный кирпичный двухэтажный домик да еще десяток комнат на втором этаже неподалеку расположенного старого кирпичного корпуса, что и сейчас стоят на Ленинградском проспекте напротив старинного Петровского дворца, послужили первым местом размещения Центра подготовки космонавтов, а также общежития для его слушателей. Именно здесь 14 марта 1960 года и началась подготовка первых космонавтов. В спорах и дискуссиях, с тревогами и волнениями, с радостями первых успехов. Вспоминаю о том времени с особой теплотой, хотя московский период занял немногим более четырех месяцев.
На помощь начинавшему свою работу Центру пришли специалисты многих научных и учебных институтов, конструкторских бюро и промышленных предприятий. Надо сказать, что, как правило, все быстро отзывались на наши обращения и просьбы. Регулярно интересовались нашими делами С. П. Королев и академик М. В. Келдыш, которого в то время в печати именовали не иначе, как «Теоретик космонавтики».
Сравнительно скоро в нашей работе стали участвовать уже не десятки, а сотни квалифицированных специалистов самых различных профилей. Были среди них опытные авиационные врачи и инженеры, ученые и конструкторы, экспериментаторы и испытатели, инструкторы и методисты. Вскоре по указанию Главного конструктора к нашему учебному процессу подключились и сотрудники предприятия, которым он сам руководил: Герой Социалистического Труда профессор Михаил Клавдиевич Тихонравов, доктор технических наук Борис Викторович Раушенбах, кандидат технических наук Константин Петрович Феоктистов, а также ныне известные космонавты, а в ту пору просто инженеры-конструкторы В. И. Севастьянов, О. Г. Макаров, А, С. Елисеев.
Учебно-тренировочные занятия со слушателями-космонавтами решено вести по двум направлениям. Для отработки навыков космического оператора создавался тренажер-имитатор корабля «Восток». Что же касается ознакомления с факторами космического полета, последующих тренировок и испытаний индивидуальной выносливости к ним, то здесь пришлось прибегнуть к моделированию условий космического полета с помощью различных технических средств (стенды, установки, камеры). Намечалось также широко использовать полеты на учебных и специально приспособленных самолетах, а также разнообразные парашютные прыжки.
Сергей Павлович Королев при рассмотрении первой учебно-тренировочной программы особенно внимательному анализу подверг ту ее часть, которая касалась профессиональных знаний и навыков будущих космонавтов. В общем он согласился с тем, что предусматривала наша программа, заметив, что в последующем надо ее строить в зависимости от конкретного круга задач, решаемых в каждом полете.
С особым одобрением воспринял Главный конструктор то обстоятельство, что «достойное место» в программе занимали полеты и парашютные прыжки. По его твердому убеждению, то и другое не только «шлифует» мастерство пилота, но и несет в себе, как он выразился, «хороший заряд эмоционально-волевой энергии».
— Крайне важно, — сказал он тогда, — чтобы никто из «ореликов» не сдрейфил, чтобы пример первого — вдохновлял идущих за ним.
Физическую подготовку, закаливание организма, полеты на учебных самолетах, медицинские обследования до и после различных испытаний и тренировок проводились со слушателями регулярно. Парашютные прыжки, «подъемы» в барокамере, проверки устойчивости в термокамере, исследование в «башне тишины», наземные катапультирования, вестибулярные исследования и тренировки, вращения на центрифуге, углубленные клинико-физиологические обследования, а также полеты «на невесомость» (на специально приспособленных самолетах) применялись одноразово или периодически.
К перечисленному надо прибавить еще ряд специальных учебных курсов (в основном теоретического характера), а также посещения ряда промышленных и научно-исследовательских организаций", где в это время создавались, испытывались и доводились бортовые системы «Востока», «съемное» оборудование корабля, личное оснащение космонавтов в полете. Все это, вместе взятое, и позволяет получить общее впечатление о первой учебной программе подготовки будущих космонавтов. Остается только добавить, что к состоянию здоровья каждого слушателя постоянно предъявлялись самые высокие медицинские требования. Будущие космонавты находились под постоянным и бдительным врачебным контролем, позволявшим при выявлении сдвигов или недостатков в состоянии здоровья временно, а то и полностью, отстранять человека от подготовки. Забегая вперед, скажу, что четверо из двадцати слушателей были сняты с подготовки по причине, связанной с состоянием здоровья.
Большинство слушателей правильно восприняли свои новые задачи и обязанности. Терпеливо и настойчиво приучали они себя ко всему, что теперь от них требовалось, хотя не всегда это было и приятно. Первые же месяцы работы выявили индивидуальные различия между нашими подопечными. Все они по-разному входили в ритм подготовки к новой для себя профессии. Случалось, что некоторые из них допускали нарушения установленного строгого режима. В конце концов, четверо именно по этим причинам возвратились к прежним своим занятиям, не одолев первых барьеров на пути к новой профессии.
Надо сказать, что наша первая учебно-тренировочная программа по необходимости отличалась гибкостью и мобильностью. Приходилось приспосабливаться к появлявшимся на различных этапах новым или неучтенным обстоятельствам. Чаще всего неувязки проистекали из того, что многим помогавшим нам в то время организациям и предприятиям ранее не приходилось участвовать в подобного рода учебном процессе.
Много времени уходило на частые и долгие переезды слушателей с одного места на другое. Новенький наш автобус колесил не только по столичным улицам, но нередко увозил своих молодых и веселых пассажиров в Подмосковье. Когда же пришел черед парашютных прыжков, то весь отряд был командирован на Волгу, где находился один из авиационных гарнизонов, располагавших нужной нам базой.
Трудностей в ту пору каждому сотруднику Центра хватало. Значительная их часть проистекала из-за отсутствия своих помещений, нужной аппаратуры и оборудования. Снабженцы упрекали нас за «незаблаговременные» требования и заказы, за попытки «бежать впереди паровоза»… Наверное, в чем-то они были и правы, но иначе поступать мы не могли.
Дело в том, что на год раньше нас начали подготовку первых астронавтов американские специалисты, и мы стремились наверстать упущенное. При этом нельзя было ни в коем случае комкать тренировочную работу с космонавтами или снизить ее качество. Здесь перед каждым из нас был пример одержимого и вездесущего С. П. Королева. Словом, никто ни себе, ни своим смежникам не позволял «стоять на месте» или же понапрасну терять драгоценные часы или дни…
В июле 1960 года Центр подготовки космонавтов со всем наличным составом и пока еще скромным своим оснащением перебрался на постоянное место базирования в Зеленый, а ныне Звездный городок. К этому времени окончательно созрело решение о разделении процесса подготовки космонавтов на несколько стадий. Начав с отработки общих целей программы, с так называемого первоначального обучения, дальнейшую работу со слушателями надо было переключать на отработку конкретных вопросов предполетной специализации.
Наметилась и лидирующая часть слушателей. Причин происходившему расслоению было немало. Сказывался недостаток «рабочих площадей», оборудования и специалистов. Это лишало нас возможности одновременно обучать, тренировать и испытывать двадцать человек. На некоторых слушателей не «лучшим образом» влияли всяческие соблазны столичной жизни, из-за чего у них образовались так называемые «хвосты» при выполнении учебного плана. Но главное состояло в том, что для надлежащей подготовки «самых первых» — достаточным было выбрать из состава отряда авангардную группу в 6–7 человек, ориентируя остальных на подготовку к последующим более сложным полетам. Ведь для осуществления первых полетов в космос с человеком на 6opтy предполагалось тогда изготовить пять технологических и шесть основных (пилотируемых) кораблей-спутников серии «Восток».
Короче говоря, к концу стадии первоначального обучения из числа успешно выполнивших учебный план слушателей была образована группа, предназначенная для предполетной подготовки к первым полетам на борту «Востоков». В числе первых в нее вошли: Гагарин и Титов.
Кстати, в США для первых полетов в космос готовили семь человек.
К этому времени Главный маршал авиации К. А. Вершинин поручил руководить работами по подготовке космонавтов Герою Советского Союза генерал-лейтенанту авиации Каманину Николаю Петровичу. С лета 1960 года в его подчинение и был передан Центр подготовки космонавтов. Заместителем генерала Н. П. Каманина был назначен Герой Советского Союза генерал-майор авиации Л. И. Горегляд.
Ведущие специалисты Центра совместно со многими учеными-исследователями, экспериментаторами и практиками различных организаций отдавали все силы и знания подготовке первых космонавтов. Благодаря стараниям этих людей удалось реализовать учебные планы и программы, ознакомить будущих космонавтов с ожидавшимися факторами и условиями космического полета, в значительной мере снять у них излишние волнения, которые обычно возникают у человека при встречах с чем-то неизведанным.
Конечно, не все, что необходимо было моделировать, удалось воспроизвести на земле в лабораторных условиях. Как известно, из «не поддающихся» такому моделированию остаются два фактора космического полета. Это — условия длительно сохраняющейся невесомости (на короткий срок, продолжительностью до одной минуты, можно создать невесомость при особых режимах полета на современных самолетах). И вторая проблема — воспроизведение условий, вызывающих у человека нервно-эмоциональное состояние, соответствующее тому, которое возникает в реальном космическом полете.
И хотя в нашем первом отряде были собраны жизнерадостные, смелые и решительные люди, высокая психологическая напряженность даже у них представлялась неминуемой. Причин для этого более чем достаточно. Это и ожидание начала весьма рискованного полета, и обостренная при этом восприимчивость человека ко всему происходящему вокруг, и, наконец, сознание постоянно присутствующей угрозы возможной встречи с какой-нибудь особой аварийной ситуацией, которая не предусматривалась при подготовке.
Напомню, что не все из двадцати слушателей-космонавтов, начавших программу подготовки в составе первого учебного отряда, успешно ее окончили. Двенадцать выпускников выполнили в разное время полеты различной продолжительности, причем семеро побывали в космосе дважды, а двое — трижды. Остальные по разным причинам были отчислены.
Подошло время переключить на предполетную программу подготовки первую группу слушателей. Нам обещали, что на базе уже разработанного моделирующего стенда будет создан стенд-тренажер. Причем не один, а два: в организации, где он разрабатывался, и у нас, в Центре подготовки. Однако все сроки истекли, а начинать отработку навыков работы космонавта на борту корабля-спутника было не на чем. Тогда я обратился к Главному конструктору, сообщил ему о намечающемся простое. Он счел необходимым лично познакомиться с каждым из шести «первых», показать им «живой» корабль. Так они вместе с руководителями подготовки появились на предприятии, которое возглавлял С. П. Королев.
Знакомясь с молодыми летчиками, Сергей Павлович крепко пожимал руку каждому, повторял фамилию, имя и отчество представляющегося, внимательно вглядывался в его лицо и всем повторял одно и то же приветствие:
— Очень вам рад. Будем знакомы. Королев.
Мне показалось, что Сергей Павлович как бы специально с первого знакомства подчеркивает свое одинаково ровное расположение и к тому, кто первым подошел к нему, и к тому, кто оказался шестым.
Получилось так, что первым ему представился Гагарин. Такое вот совпадение, не больше.
Усадив всех за огромный стол, Королев обратился к космонавтам:
— Сегодня у нас знаменательный день. Вы прибыли, чтобы увидеть, а затем и освоить пилотируемый корабль-спутник. Мы же впервые принимаем у себя будущих испытателей нашей техники…
Просто и увлекательно рассказал Главный конструктор о том, что достигнуто в области ракетно-космических дел и что предстоит в не столь отдаленном будущем.
— Ну, а пока, — сказал в заключение Сергей Павлович, — полетит только один, и только на трехсоткилометровую орбиту, и только с первой космической скоростью. Зато полетит кто-то из вас — первым может стать любой. Готовьтесь. Для первой серии полетов машина, можно считать, готова. Уверен, что летать на ней можно, однако подтвердить это предстоит все-таки вам.
Потом Главный конструктор всех пригласил в цех. В огромном и безукоризненно чистом зале возле серебристо-белых огромных шаров и внутри них сноровисто работали люди в белоснежных халатах. Шары стояли на специальных подставках, в два ряда. Забираясь внутрь, сборщики предварительно снимали обувь, чтобы не заносить земного сора в «космический дом». Повсюду в проходах — крупного роста домашние растения в кадках, цветы, на ' стендах красочные транспаранты и плакаты.
— Ну вот видите, не боги горшки лепят, — говорит с улыбкой Сергей Павлович, обращаясь к будущим космонавтам, — не боги их и обживать будут. Смотрите хорошенько — вам на этой технике летать.
Подходим поближе к первому серебристому шару. Королев знакомит нас со стоящими рядом с ним специалистами. Один из них — ведущий инженер по кораблю Олег Генрихович Ивановский — в дальнейшем немало помог каждому из космонавтов «обживать» корабль на земле.
Некоторое время спустя, теплым солнечным днем, С. П. Королев приехал к нам в Звездный, чтобы увидать своими глазами, как ведется здесь работа. Он был в хорошем настроении, пошутил:
— Вспомнил ваши приглашения и заглянул. Решил, что лучше обойтись без предварительных предупреждений. Надеюсь, я не слишком вас озадачил?
В сопровождении ведущих специалистов Центра он стал осматривать уже неплохо оснащенные на новом месте учебные классы, лаборатории, установки, стенды, другое оборудование. Все интересовало Королева, но главным для него было — вникнуть в смысл и целесообразность привлекаемых для подготовки космонавтов методов и средств. Своих впечатлений по ходу осмотра Главный конструктор не высказывал. Он работал, как говорится, пока только «на прием». Особого внимания был удостоен так и не действовавший к тому времени тренажер космического корабля.
На разбор и подведение итогов осмотра в аудитории собрались практически все специалисты Центра. Королев сказал:
— На первых порах неплохо. А дальше что будем делать? Пройдут первые полеты, и все начинай сначала?
Сергей Павлович пояснил, что в нашей работе не увидел необходимых заделов на будущее, а ведь предстоит готовить экипажи к более длительным рейсам в космос, к полетам на многоместном корабле-спутнике. Он рекомендовал уже теперь позаботиться об этом, создавать целевые лаборатории, начинать их оснащение необходимой аппаратурой и имуществом.
— Без учета перспективы строить работу нельзя. У нас с вами впереди много дел, и надо смелее заглядывать в завтра.
Пожурив нас таким образом, Сергей Павлович обещал лично вникнуть в причины, от которых зависело введение в эксплуатацию остро нужных нам тренажеров. Говорил он и о том, что будущие космонавты должны регулярно посещать предприятие, на котором создаются корабли-спутники, и приходить не в качестве гостей, а как участники общего дела.
Потом Сергей Павлович расспрашивал космонавтов о занятиях и тренировках, вспоминал случаи из своей богатой практики, давал советы, относившиеся к теперешней работе.
И вот что интересно: какой бы стороны подготавливаемого полета человека в космос ни касался в беседе Королев, он говорил так, что мы ощущали уверенность: все делается надежно и с перспективой. «Теперь наступает ваш черед показать все, на что только способны. Успех принесет лишь добросовестный труд, умноженный на большую выдержку и настойчивость». Не этими словами, но именно такой смысл вкладывал Главный конструктор во все, что говорил во время этой встречи.
После короткой прогулки по лесопарку Звездного городка Сергей Павлович стал прощаться.
— Замечательный вы, ей-богу, народ! — сказал он космонавтам. — Да с вами хоть в огонь и в воду, а не то что на космическую орбиту. Сегодня я как бы подзарядился от вашего молодого задора. То ли еще будет, как только начнем летать!
А тренажеры действительно вскоре стали действовать. Сперва тот, что создавался на предприятии, затем и другой — у нас в Центре. Но тут возникла очередная проблема: никто не знает, как же учить будущих космонавтов на этой «оживленной» технике. Не было апробированных методов, не было и инструкторов. Все надо было делать и здесь впервые. С. П. Королев предложил привлечь для этого профессионального летчика-испытателя Героя Советского Союза М. Л. Галлая, он и стал первым инструктором будущих космонавтов по данному разделу их подготовки.
М. Л. Галлай теперь известен в нашей стране и как писатель. О своей работе с первыми космонавтами он интересно и полно рассказал в повести «С человеком на борту», отрывок из которой помещен и в настоящем сборнике. Так что мне добавить к этому нечего. Замечу лишь, что теперь обучение и тренировки космонавтов на тренажерах осуществляют не отдельные специалисты, а десятки опытных и даже лично побывавших в космическом полете инструкторов. Подготовка на тренажерах обогатилась знаниями и опытом многих наук, тесно взаимодействующих с пилотируемой космонавтикой, а сами тренажеры отличаются высокой эффективностью.
Большое значение в подготовке космонавтов придавалось всему тому, что могло способствовать развитию и укреплению их физического состояния и закаливанию организма. Естественно, что все полезное и не вызывающее сомнений из арсенала физической культуры было поставлено на службу.
Не без некоторого сопротивления со стороны части слушателей была воспринята ежедневная получасовая утренняя физзарядка в любую погоду на свежем воздухе с обязательными обтираниями и прохладным душем. Регулярные занятия гимнастикой и другими видами спорта чередовались, как бы пронизывая остальные разделы подготовки. За физической нагрузкой был установлен отдельный врачебный контроль, которому придавалось особое значение. Нагрузки ведь постепенно увеличивались, и в целях страховки от перетренированности врач, осуществлявший контроль, сам проделывал все, что выполнялось слушателями.
Должен сказать, далеко не просто шло привыкание к физическим нагрузкам. По крайней мере, у половины слушателей энтузиазма в этом довольно-таки напряженном труде хватало не более чем на несколько первых недель. Дальше начались намеки на «чрезмерную» и «неоправданную» нагрузку, на «опасности», связанные с освоением элементов акробатики, и тому подобное.
Но больше всего помогала в этой работе сила примера. Леонов, Волынов, Николаев, Гагарин, Попович и постарше их по возрасту Беляев и Комаров сразу же сумели преодолеть многие неудобства начального периода. Вскоре серьезных нареканий к выполнению плановой части физической подготовки слушателей уже не было, хотя и появились новые проблемы.
Их принесли игровые виды спорта. Вместе с полезным здоровым азартом стали давать о себе знать и сопутствующие ему спортивные травмы. Правда, против «благородных» синяков и шишек никто не возражал, а «горький опыт» делал пострадавших и более ловкими, и в меру осторожными.
Периодические прикидки со всей убедительностью свидетельствовали о том, что силовые качества, общая выносливость, ловкость, координированность движений, смелость, решительность, настойчивость и спортивное трудолюбие заметно совершенствуются и растут. Было бы ошибочным приписывать все эти достижения одной лишь физподготовке. Сказывались в комплексе все разделы программы. Но не стоит и недооценивать той роли, которую играла физическая культура и спорт в деле подготовки космонавтов.
Отбором и подготовкой будущих космонавтов занимались специалисты самых разных возрастов, хотя в подавляющем большинстве это была все-таки молодежь. Старшие, естественно, отличались и более высоким профессионализмом, и большей обстоятельностью, житейским опытом. Это было хорошим дополнением к «горячим головам» молодых, их задору, работоспособности. Но всех объединяла та большая ответственность, что выпала на их долю — выбрать и подготовить человека для полета в космос.
Основное внимание при подготовке первых космонавтов уделялось работам медицинской направленности — изучению факторов космического полета и их влияния на организм человека, неудивительно, что данному направлению отводилось около двух третей всего учебного времени. Потому и большая часть сотрудников Центра, включая его начальника, были специалистами медицинского профиля.
Иногда возникали в связи с этим разговоры, даже среди слушателей-космонавтов, что столь явно медицинская направленность подготовки не совсем оправданна, что, дескать, летчик-испытатель и без всяких там исследований вполне способен выполнить космический полет. Помнится, в ответ на подобные суждения я рассказал, что в Академии наук СССР лежат десятки и сотни писем, авторы которых уже после запуска первого спутника просили отправить их в космический полет. Они были готовы отправиться лишь «туда» — в одну сторону, чтобы принести себя в жертву во имя науки и человечества, коль пока еще нет технических средств для возвращения на Землю. Письма трогают искренностью высоких порывов нашей молодежи. Но ведь полеты в космос — не самоцель, не погоня за престижными рекордами, а целенаправленное освоение новой, безграничной по своим возможностям, области человеческой деятельности. Космос должен стать не ареной подвигов, а рабочей площадкой.
Именно для этого создан надежно действующий ракетно-космический комплекс, закладывались основы необычной профессии — космонавт.
Настойчиво и добросовестно выполняли учебно-тренировочную программу слушатели «авангардной шестерки». В центре их внимания теперь был космический корабль со всеми его многочисленными бортовыми системами, оборудованием, а также полетным оснащением космонавта. Будущие космонавты следили за ходом испытаний и доработок, знакомились с деятельностью всех служб комплекса управления полетами.
В целом работы по проекту «Восток» шли успешно. Но вот в начале декабря 1960 года, когда на орбиту был выведен технологический корабль с двумя собачками на борту, случилось непредвиденное. При возвращении спускаемого аппарата на Землю из-за чрезмерно крутой траектории снижения, при входе в плотные слои атмосферы, он прекратил свое существование. Учитывая, что серия полетов с четвероногими пассажирами производилась именно по той трассе, которая готовилась для полета человека, неудача была особенно неприятной. Да и произошла она в то самое время, когда космонавты, как говорится, вышли на финишную прямую.
В Центре стало известно, что С. П. Королев очень огорчен случившимся. И тогда вся «шестерка» проявила трогательную инициативу — попросила свидания с Главным конструктором.
На состоявшейся встрече будущие космонавты, как могли, успокаивали Сергея Павловича, всячески давали ему понять, что неудача не поколебала их уверенности в технике.
— Будь на корабле человек, ничего бы не случилось, — говорил Гагарин. — Что же взять от собачек?
Королев искренне поблагодарил всех. «И не только за моральную поддержку, — подчеркнул он, — а за веру в наше общее дело».
После соответствующих доработок стартовавший 9 марта 1961 года четвертый технологический корабль-спутник, на борту которого вместе с собачкой Чернушкой в космос был отправлен очередной «зоопарк», благополучно совершил полет вокруг Земли и приземлился в расчетном районе. Космонавты и часть специалистов, главным образом, конечно, молодежь, стали ратовать за то, что пора послать в космос корабль с человеком на борту. Дескать, все проверено, все ясно, незачем топтаться на месте. Но Государственная комиссия, в состав которой входили С. П. Королев и М. В. Келдыш, настояла на том, чтобы провести еще один «чистовой» пуск технологического корабля. Было решено пригласить на него «авангардную шестерку» космонавтов.
По пути на космодром, пользуясь долгим полетом и редко выпадавшим в последние месяцы свободным временем, я наблюдал за нашими питомцами, невольно сравнивая их, нынешних, с теми, какими они год назад прибыли в Центр. Изменения произошли разительные. Пожалуй, нечто подобное приходилось мне ощущать только во время Великой Отечественной войны, когда фронтовая жизнь в считанные месяцы буквально преображала молодых людей, наделяя их опытом и зрелостью настоящих воинов.
Словом, глядя на попутчиков, я убеждался, что труды наши не пропали даром, принесли весомый результат. И дело ведь не только в том, что удалось укрепить здоровье и повысить выносливость организма будущих космонавтов. Не менее радовало, что заметно выросла их личная ответственность за порученное дело, понимание того, что о человеке судят по его отношению к труду, к окружающим людям. Отмечал я про себя, что в отряде стали нормой поведения взаимное уважение, преданность избранному делу, умение привнести огонек творчества во всякую работу, забота о чести и достоинстве члена коллектива, требовательность к себе и товарищам. Как-то исподволь в Центре восторжествовал неписаный закон: каждый, посвятивший себя космонавтике, обязан вырабатывать в характере мужество, смелость и стойкость, обязан помнить, что без напряженного труда, полной самоотдачи, крепкой физической закалки на успех рассчитывать нет оснований.
Космодром произвел на ребят огромное впечатление. По словам Гагарина, «ему хотелось снять шапку и ходить здесь с обнаженной головой». За несколько дней, предшествовавших пуску пятого технологического корабля-спутника с собачкой Звездочкой на борту, специалисты космодрома детально ознакомили космонавтов со стартовым комплексом, с пунктом наблюдения, другими вспомогательными службами. Они присутствовали при комплексных испытаниях ракеты-носителя и космического корабля.
Сергей Павлович явно старался по возможности чаще сопровождать космонавтов в ходе этой их учебы, внимательно за ними наблюдал. Мне казалось, что главный его интерес сводился к тому, чтобы уловить, нет ли за приподнятым настроением ребят оттенка неоправданно легкого отношения к серьезным и ответственным делам. Судя по всему, оптимизм и дотошное любопытство будущих космонавтов пришлись ему по душе.
Старт ракеты никого не оставил равнодушным. Не скрывали своего восторга и космонавты. Королев, лукаво улыбаясь, спросил: «Ну, как запуск? Первый сорт?»
Перебивая друг друга, все шестеро делились впечатлениями, за которыми чувствовалась уверенность в высоких качествах отечественной ракетно-космической техники.
— Совсем скоро, дорогие мои, вот так же будем провожать одного из вас, — сказал Сергей Павлович. И тут же добавил — Не беспокойтесь, всем дела хватит. Все вы будете первыми, только каждый в чем-то своем…
В начале марта 1961 года, то есть ровно через год после создания Центра подготовки космонавтов, в Звездный прибыла высокоавторитетная межведомственная комиссия. Ее задача состояла в том, чтобы оценить результаты нашей работы по обучению и предполетной подготовке первых воспитанников: Гагарина, Титова и других. Им предстояло держать экзамен «на космонавта».
А по существу, экзамен держал и весь коллектив Центра. На каждого экзаменующегося комиссии представлялось солидное «досье». В хронологической последовательности подобраны документы, которые детальным образом характеризовали человека. Начиналось «досье» описанием личных качеств и особенностей, как унаследованных, так и приобретенных. Последние разделялись на те, с которыми кандидат прибыл на подготовку, и те, что были получены и развиты за время учебы. Конкретные сведения, заключения, оценки, промежуточные выводы чередовались с характеристиками разнообразных психологических показателей, на основании которых специалистами Центра делались окончательные выводы и прогнозы перспективности будущего космонавта, его готовности к выполнению полета.
Все шесть экзаменующихся получили от специалистов Центра аттестацию самого высокого достоинства — все были рекомендованы кандидатами на первый полет в космос. Члены комиссии, обстоятельно изучив представленные материалы и подвергнув комплексному экзамену наших выпускников, убедились в обоснованности заключений и выводов, вынесенных нашими специалистами, в отличных знаниях выпускников. Межведомственная комиссия подтвердила готовность к полету всех шести, теперь уже дипломированных, космонавтов в соответствующем протоколе, ныне ставшем историческим документом. Вместе с тем техническое руководство проектом «Восток», возглавлявшееся С. П. Королевым, и Государственная комиссия запросили от Центра подготовки космонавтов обоснованного предложения по кандидатурам космонавта для осуществления первого космического полета и его дублера. По правде говоря, к ответу на такой запрос мы стали готовиться с того памятного дня, когда в конце лета 1960 года была образована и начала свою предполетную подготовку «авангардная шестерка». Поэтому вопрос о лидере и очередности в этой группе практически не снимался с повестки дня.
Некоторые журналисты уже после 12 апреля 1961 года восторженно утверждали, что-де даже невооруженным глазом видно всякому, что для первого полета в космос нужен был именно Юрий Гагарин — с его добрым русским лицом и лучезарной улыбкой…
Спорить с авторами такого рода высказываний не стану. Первый космонавт планеты и внешним обликом, и своими человеческими качествами снискал горячие симпатии по праву. Но все же должен со всей определенностью сказать, что специалистам, проводившим подготовку космонавтов и выбор первого из них, тот самый «вооруженный глаз», которого не требовалось журналистам, был необходим. Иными словами, требовались объективные, документально подтвержденные оценки и заключения, а не просто личные симпатии. Так вот, постоянно сопоставляя и сравнивая между собой всех слушателей первой группы, специалисты все чаще сходились на том, что предпочтение при выборе лидера должно быть отдано Гагарину. Никаких натяжек при этом не допускалось. Все было честно и объективно.
Итак, предложение Центра не заставило себя ждать: первым кандидатом на полет был выдвинут Гагарин, его дублером — Титов. Гагарин, конечно, знал, что специалисты Центра именно его предложили кандидатом на первый полет. Однако хорошо понимал: да утверждения этого решения Государственной комиссией лучше не думать, что так оно и будет. А вот потом, годы спустя, даже среди тех, кто имел отношение к подготовке и выбору первых космонавтов, появились люди, утверждавшие, что чуть ли не они лично предложили и настояли послать в космический полет Гагарина. Подобного рода «признания» поначалу удивляли и огорчали, так как они не имеют ничего общего с действительным положением вещей. В определении «лучшего» и «первого» лишь коллективное мнение способно играть решающую роль. Для такой работы, собственно говоря, и была создана единственная по своему назначению своеобразная школа космонавтов. Ради выяснения многих требуемых для дела, но скрытых в человеке способностей психофизиологического характера медикам и было дозволено «терзать» кандидатов в космонавты. Только всесторонние проверки, испытания, целенаправленные занятия и тренировки могли позволить специалистам сформировать обоснованные оценки возможностей того или иного человека. И при этом нести служебную ответственность за вынесенную рекомендацию. А лежала эта ответственность на коллективе Центра подготовки космонавтов, который, пользуясь выражением С. П. Королева, «по закону и по совести» выполнял порученное дело.
Со временем я стал спокойнее относиться к высказываниям, в которых вольно или невольно человек несколько преувеличивал свою роль в выборе космонавтов. Склонен думать, что людям, причастным к событиям исторического масштаба, можно простить подобную слабость.
5 апреля 1961 года, то есть через две недели после первого посещения космодрома, группа космонавтов вновь отправилась на Байконур. Но теперь уже для прямого участия в грандиозном событии. Вылетели двумя тройками (одна — с Гагариным, другая — с Титовым) на двух самолетах Ил-14. Я оказался в группе с Гагариным и Поповичем. С нами и генерал Н. П. Каманин.
Вновь и вновь возвращаюсь мысленно к предстоящему полету в космос, пытаюсь представить, что думают космонавты о связанном с ним риске. А они увлечены шахматной партией. Мне же было не до шахмат, хотя я и неравнодушен к ним. Наверное, вид у меня был озабоченный. Гагарин заметил, подсаживается в соседнее кресло, заводит разговор:
— Да вы не переживайте, Евгений Анатольевич, все будет хорошо. Вот увидите.
И попросил:
— Ведь вы войну прошли. Расскажите, как это было? Начинаю с того, как в блокированном фашистами
Ленинграде довелось ускоренно заканчивать Военно-медицинскую академию, как до конца 1941 года под непрерывными бомбежками и артиллерийскими обстрелами работал в госпиталях, оказывая помощь раненым защитникам героического города, которых с поля боя доставляли на обычных трамваях. Потом назначили меня старшим врачом авиационного полка, а затем начальником медицинской службы авиационной дивизии. С весны 1942 года и до конца Великой Отечественной обеспечивал боевую деятельность летчиков. И даже выучился с помощью друзей летать на легкомоторном ПО-2. Война для нашей дивизии, как и для всех участников штурма остервенело сопротивлявшейся фашистской крепости Бреслау, закончилась только 12 мая 1945 года. Дальше я рассказал Юрию о том, как в 1947 году меня отозвали для научно-исследовательской работы. Принимал участие в разработке актуальных проблем отбора и специальной авиамедицинской подготовки военных летчиков, рекомендаций, направленных на оптимизацию летного труда и повышение безопасности полетов средствами и методами психофизиологического характера. Довелось работать с испытателями, которые проверяют на себе эффективность и надежность технических средств защиты от неблагоприятных факторов полета, обеспечения автономного пребывания человека в искусственно создаваемых условиях, а также различные средства спасения летных экипажей при авариях.
Гагарин в свою очередь рассказал о своих встречах и беседах с испытателями бортовых систем «Востока».
— Вот это люди, — восхищенно говорил Гагарин, — никакого риска не боятся, от многих неприятностей избавят нас в предстоящих полетах.
Потом помолчал и произнес:
— А ведь мы тоже испытатели…
— Именно так и есть, — ответил я ему. — Ну, а о себе больше рассказывать мне нечего. Жену и трех дочерей моих вы хорошо знаете, живем рядом.
И тут, признаюсь, захотелось мне обнять этого молодого и очень симпатичного человека. За его любознательностью я остро почувствовал большую человеческую доброту, внимательность, душевность натуры. Ведь неспроста затеял Гагарин эту беседу, старался отвлечь меня от нелегких раздумий.
На аэродроме нас встречало много народу, включая Главного конструктора и его сподвижников.
Надо сказать, что и при первом появлении космонавтов на Байконуре не было недостатка в проявленном к ним интересе, как, впрочем, и в заботе о них. Теперь же этот интерес возрос до такой степени, что меня это стало настораживать… Понять окружающих нетрудно. Всем хочется посмотреть на первых космонавтов, поговорить с ними, а то, если повезет, и узнать, кто из них станет первым. Однако число любопытных так быстро росло, что это могло вывести из устойчивого равновесия даже человека, привычного к подобному вниманию.
Привелось мне быть свидетелем того, как воспринял Юрий Гагарин свое назначение командиром первого пилотируемого корабля-спутника «Восток». После короткого доклада С. П. Королева о полной готовности ракетно-космического комплекса и космического корабля, а также сообщения генерала Н. П. Каманина по составу экипажа на первый полет председатель Государственной комиссии объявил окончательное решение. Едва он назвал фамилию «Гагарин», как все участники заседания обратили свои взоры на избранника. Юрий, будто с трудом осознавая происшедшее, сидел недвижим. Но то был только миг. Быстро справившись с нахлынувшими чувствами, он резко встал и вдруг просиял счастливой улыбкой. Волнуясь, стал благодарить за оказанное доверие, заверил, что задание выполнит, как надлежит офицеру и коммунисту.
По-моему, это была та минута, когда Гагарин с наибольшей полнотой ощутил себя счастливым человеком. Да, конечно, он знал, что специалисты Центра рекомендовали для первого полета его — Гагарина, что его кандидатуру поддержали все остальные инстанции, включая Главного конструктора. Он знал об этом уже несколько недель, но, как потом признавался, до окончательного решения Государственной комиссии боялся об этом даже думать. «А тут еще, — вспоминал потом Юрий, — в последние дни перед стартом оказалось, что вес корабля «Восток» на 4 килограмма превысил допустимое значение. Надо его уменьшать. И мелькнула в голове мысль: ведь Герман Титов как раз на четыре килограмма легче меня»…
Во второй половине того же дня члены Государственной комиссии пришли к космонавтам в гостиницу. Все вместе отправились на прогулку. Гагарин и Титов явно были тронуты оказанным им вниманием, добрыми напутствиями. По всему было видно, что организовал эту встречу Сергей Павлович Королев.
— Не разрешайте слишком усердствовать ни тем, кто учит, ни тем, кто учится, — наказал мне тогда Сергей Павлович. — Вы, медики, ратуете за то, чтобы в полет летчик уходил в наилучшей форме. Вот и действуйте, пожалуйста, как нужно. Благо теперь царит здесь ваша медицинская власть.
И еще он передал, что Государственная комиссия одобрила наше предложение: командира корабля и его дублера на предстартовые сутки разместить отдельно от остальной группы, в домике, стоящем неподалеку от монтажного корпуса и сравнительно близко от стартового комплекса.
Королев посоветовал составить для командира и дублера поминутный график занятости в предстартовые день и ночь. Он напомнил, что за готовность космонавтов к полету и своевременное их прибытие на старт (за два часа до пуска) я персонально отвечаю перед Государственной комиссией.
Все было сказано четко, ясно, уважительно и в то же время категорично и требовательно, словом, по-королёвски.
За день до старта Гагарин и Титов переехали в «предстартовый» домик. Вечером к нам зашел Сергей Павлович. Убедившись, что все обстоит как нельзя лучше, он не стал задерживаться. Прощаясь, шутил. Всем своим видом Главный конструктор как бы говорил, что никаких оснований для беспокойства или волнений нет и быть не может.
Тщательно, сосредоточенно и в то же время как-то непринужденно, даже весело выполняли все предписанное распорядком Юрий и Герман. Смотрел я на них и думал, что скоро останутся позади нелегкие испытания, выпавшие на долю этих молодых и красивых ребят. Придут к ним заслуженные честным, долгим и напряженным трудом слава, признание. Но воспоминания о пережитом навсегда останутся с ними, как, впрочем, и с каждым из участников великого события — первого полета человека в космос. Понимают ли все это Юра и Герман? Пожалуй, об этом они сейчас не задумываются. А ведь именно в подобных ситуациях наиболее ярко раскрываются характер, сама личность человека.
В третьем часу ночи в домике космонавтов вновь появился Главный конструктор. Увидев нас, врачей, приложил палец к губам и, осторожно ступая, прошел по крохотному коридору. Приоткрыв дверь, заглянул в спальную комнату, где безмятежно спали наши подопечные. Посмотрел и так же бесшумно удалился, показав жестами, что, мол, все в порядке.
С. П. Королева, как и всякого незаурядного человека, отличали дар интуиции, предвидения, природная способность влиять на людей. В этом я убеждался не раз. Но теперь, неделями находясь рядом с Королевым, наблюдая за ним на космодроме, понял, что его выдающиеся врожденные качества организатора и ученого приумножались напряженным и плодотворным трудом. Да, работать Королев умел!
В 5.30 утра 12 апреля я разбудил Гагарина и Титова. Позже, рассматривая записи, полученные с помощью датчиков, вмонтированных в матрацы кроватей, мы подивились способности того и другого отключаться, ограждать себя от ненужных волнений, накапливать силы для выполнения главного дела. Регистрации показали, что в предстартовую ночь космонавты спали, как обычно, спокойно, почти не ворочаясь в постелях.
Встали Гагарин и Титов бодрыми, веселыми, посвежевшими. После- физзарядки и завтрака медицинский осмотр подтвердил, что состояние их здоровья прекрасное и не вызывает у специалистов ни малейших сомнений.
Собираемся покинуть предстартовый домик, и тут Юрий заметил, что в гостиной на столе букет степных тюльпанов — вестников весны. Это Клавдия Акимовна, пожилая женщина, которая обычно хозяйничает в домике днем, принесла их ранним утром, чтобы порадовать своих необычных постояльцев. Гагарин искренне растроган:
Я знаю, что у Клавдии Акимовны сын тоже был летчиком и, по ее словам, очень походил на Юрия — «такой же лобастенький». Погиб он в войну…
Как понятны и близки мне люди, что прошли через войну, познали горечь утрат, истинную цену жизни. И подумалось о великой преемственности поколений советских людей. Вслед за героями Великой Отечественной пришли герои мирного труда. А теперь наступило время героев космоса.
Пришел Сергей Павлович. Пожалуй, впервые за последние дни я увидел его уставшим после бессонной ночи и озабоченным. «Все будет хорошо, Сергей Павлович, все нормально», — наперебой уверяют его Юрий и Герман.
Приближается время отъезда на старт. Юрий и Герман облачены в скафандры. Меня вдруг охватывает волнение, кажется, что в суете и заботах так и не успел сказать Юрию чего-то самого главного. Вот уже идем к автобусу. Все вокруг тянутся пожать руку Гагарину, сказать ему напутственное слово, пожелать удачи. У двери автобуса обнял и я неуклюжую в скафандре фигуру:
— Верю в тебя, Юра, в успех нашего первого полета. Тот с ребячьим озорством отрапортовал:
— Так что разрешите доложить, товарищ командир и доктор: все будет в полном порядке — как учили! До самой скорой встречи!
Выдворив из автобуса всех, кому не положено в нем следовать, я скомандовал шоферу: «На старт!»
Автобус доставляет нас к подножию устремленной в небо, посеребрившейся от выступившего на корпусе инея ракете. Помогаю сойти на землю Гагарину, провожаю его несколько шагов до стоящих поблизости членов Государственной комиссии. Гагарин докладывает о готовности к полету. Ровно за два часа до старта Гагарин займет место пилота в кабине космического корабля «Восток».
Автобус с космонавтом-дублером, который остается в специальном кресле, отъезжает метров на полтораста от ракеты. Титов находится в готовности, если случится что-либо с Гагариным, заменить его в корабле. Он уверен, что его помощь не понадобится, просит снять с него «космические доспехи». Но я не разрешаю, пока не получу на то условного знака от Сергея Павловича. Нам хорошо видно все, что происходит на площадках обслуживания ракеты и у ее подножия.
За 40 минут до старта Королев жестом подзывает меня. Узнаю, что все идет так, как надо, что Гагарин просто молодец, что с Титова можно снять скафандр и переехать в пункт наблюдения, где собрались уже все освободившиеся от предстартовых работ специалисты.
— После пуска приводите ко мне всех наших космонавтов, — уже на ходу говорит мне Королев, отправляясь на связь с Гагариным. От утренней усталости и озабоченности не осталось и следа. Теперь он — сгусток энергии и деловитости.
На пункте наблюдения уже много людей. Слышны по громкоговорящей связи переговоры с Гагариным. По голосу узнаем — на связь вышел «20-й». Королев спокойно и твердо говорит Гагарину:
— Все идет хорошо. У нас все нормально. Как чувствуете себя? Прием.
— Чувствую себя отлично. Прошу передать врачам, что пульс у меня нормальный. Прием.
Уверен, что каждый, кому довелось видеть старт «Востока», уносившего человека в первый космический полет, на всю оставшуюся жизнь запомнил и бушующий шквал пламени, и, казалось, раскалывающий небо гром ракетных двигателей, и охватившую сердце тревогу, когда на миг показалось, что ракета будто зависла и не в силах оторваться от стартового стола, и потом оглушающая радость, что полет начался нормально. Не разобрать было, что кричали, но все обнимали друг друга, смеялись, ликовали.
Приходилось мне бывать на стартах космических ракет и до гагаринского полета и после него. Последующие ведь тоже были с человеком на борту. Однако старт 12 апреля 1961 года по эмоциональной окраске, по пережитой тогда великой радости за одержанную победу ни с каким другим сравнить не могу.
Но вот расчетное время полета кончилось. Томительно тянутся минуты ожидания главной вести. Наконец сообщают, что космонавт и спускаемый аппарат благополучно приземлились.
Каманин вместе с Германом Титовым вылетают в район приземления. Мне вместе с Андрияном Николаевым, Павлом Поповичем, Валерием Быковским приказано вылетать в Куйбышев, куда будет доставлен Гагарин.
На следующее утро специалисты слушали доклад Юрия Гагарина на заседании Государственной комиссии. С гордостью наблюдал я за тем, как вчерашний наш ученик просто и уверенно отвечает на совсем непростые вопросы. Не меньше радовало и его поведение: Гагарин остался таким, каким был всегда: простым и искренним, добрым и рассудительным, благодарным и скромным человеком.
Участники заседания увлеклись, забыв о времени, о послеполетном распорядке и программе обследования космонавта. Пришлось Сергею Павловичу тихонько напомнить о регламенте. Он тут же обратился к присутствующим:
— Нам справедливо напоминают о том, что время, отведенное для заседания, давно истекло и что, в отличие от инженеров, которые, видимо, задались целью в один присест выяснить у Юрия Алексеевича все технические вопросы, врачи не собираются сегодня так поступать с медицинскими проблемами, а постараются получить ответы космонавта в «рабочем порядке».
— Основное, что было очень важно выяснить и что, несомненно, достигнуто, — заключил председатель Государственной комиссии, — это практическое подтверждение того, что человек может летать и выполнять полезную работу в условиях космического полета. Мы можем констатировать и то, что соответствующие технические системы, которыми оснащен космический корабль «Восток», отвечают своему назначению, удовлетворительно функционировали в полете, обеспечивая нужную работоспособность космонавта.
Утром следующего дня на прогулку по волжскому берегу вместе с космонавтами вышел и Королев. Он был в прекрасном расположении духа, увлеченно говорил о предстоящих вскоре стыковках на орбите космических аппаратов, об орбитальных станциях и лабораториях, о необъятных горизонтах, открывающихся перед наукой и техникой с рождением космонавтики.
— Хочу дать вам, молодежь, несколько советов, — обратился он к космонавтам. — Впереди у нас с вами необъятный океан работы. Вам придется не просто летать. Только познав творческие искания исследователей, конструкторов и мастеров, создающих нашу непростую технику, можно понять, почему так, а не иначе решен каждый конкретный вопрос, а значит, и подготовить себя к полезному продолжению работы в космическом полете. Так что космонавт обязан постоянно и серьезно учиться.
Королев высказал убеждение, что космонавту необходимо высшее техническое образование, что для такой работы одной смелости и даже незаурядного таланта мало. Необходимы обстоятельные знания, усердный труд, который бы не только обогащал техническую осведомленность, но и соединял конструкторов, разработчиков и космонавтов в общем большом деле.
— Ну, а второе следствие, — продолжал Королев, — состоит в том, что для подготовки космонавтов нужна современная учебно-тренировочная исследовательская и испытательная база, квалифицированные специалисты, современная аппаратура.
Эти слова Сергей Павлович обращает к нам с Н. П. Каманиным. Но говорит явно с расчетом на то, чтобы космонавты почаще напоминали этот его совет своим руководителям.
— Ох и хитер! — шепчет мне Николай Петрович. А Королев тем временем весело подытоживает свои советы:
— Итак, во-первых, «не разрывать» дела на земле с делами в полете. Во-вторых, постоянно учиться и усердно трудиться в своей области. В-третьих, наращивать современную научно-исследовательскую, испытательную и учебно-тренировочную базу. В-четвертых, но это, правда, касается пока лишь одного человека, — и Королев смотрит на Гагарина, — так вот, в-четвертых, — не задаваться!
— Что касается Гагарина, — будто отдавая рапорт, отвечает Юрий, — то последнее полностью исключается.
14 апреля 1961 года москвичи торжественно встречали героя первого полета в космос. Его соратники-космонавты, пробираясь сквозь толпы народа на Красную площадь, то и дело застревали, рискуя опоздать к началу митинга., Никто из нас и не предполагал, что море людей запрудит улицы центра города — ни проехать ни пройти. Встреча Гагарина вылилась в грандиозный праздник.
В последних, верхних рядах трибуны, что ближе к Кремлевской стене, стояли Сергей Павлович Королев с супругой. Вместе с Титовым, Николаевым, Поповичем и Быковским, стараясь возможно меньше обращать на себя внимание, пробираемся к ним. Здороваемся, очередной раз поздравляем с успехом и победой.
Но вид у Королева усталый. Вскоре он покидает трибуну, уславливаясь встретиться с нами вечером на правительственном приеме в Кремле, куда был приглашен весь отряд космонавтов.
Начался прием с вручения Юрию Гагарину ордена Ленина и медали Золотая Звезда Героя Советского Союза. Радостный и счастливый, он принимал поздравления от знакомых и незнакомых людей.
Главный конструктор держался в сторонке от космонавтов. Выбрав удобный момент, я подошел к Сергею Павловичу и спросил:
— Как наш Гагарин?
— Первый сорт, — без промедления ответил он.
— Будем считать, что достойный пример, о котором мы все так мечтали, есть?
— Вполне, — твердо заключил пребывавший в радостном настроении Королев.
Возвращаясь после приема в Кремле, домой в Звездный, возбужденные космонавты шумно обменивались впечатлениями. Конечно, так или иначе касались того, как вел себя, что чувствовал Юрий Гагарин, оставшийся на пару дней гостить в Москве. Более всего нравилось, что он оставался самим собой, что считал несправедливым преувеличение его роли, ибо истинное чудо сотворили те, кто создал замечательный космический корабль «Восток», и прежде всего невиданную до этого по своей мощности ракету-носитель.
А я думал о личности Главного конструктора, о том, как в стремительном потоке повседневных забот Сергей Павлович умел выделить наиболее важные этапы общего дела, как своевременно придавал особое значение некоторым вопросам, казавшимся ничем не примечательными, как порою неожиданно раскрывал в них большой смысл и облекал в ритуал, становившийся доброй традицией. Все это давало работающим рядом с Королевым людям дополнительный заряд веры и решимости для преодоления трудностей.
Теперь иными глазами видел я, например, участие космонавтов в заседаниях технического руководства и Государственной комиссии, где заслушивались доклады руководителей больших коллективов. Торжественно-праздничная обстановка таких заседаний, дополнявшаяся «священнодействием» мастеров кинодокументального цеха, как нельзя лучше подчеркивала значимость готовившегося шага, ответственность каждого из причастных к штурму космоса, взаимное уважение и доверие, крепнувшее изо дня в день между участниками совместного дела.
Я понял, что встречи космонавтов со стартовой командой, переселение командира и дублера в стартовый домик накануне полета, последние напутствия Главного конструктора на прогулках с космонавтами, готовность дублера, облаченного в полетный скафандр, — все это было заранее продумано Сергеем Павловичем и имело большой смысл. Совсем не случайно этот своеобразный ритуал подготовки к космическому старту сохранился практически без изменений вплоть до наших дней.
Заканчивая свои воспоминания, не хочу оставлять впечатления, что один только Сергей Павлович Королев был мудрым наставником космонавтов. Конечно, не только он вкладывал в это свои силы, талант, знания. Однако С. П. Королев был первым среди многих.
Королев и Гагарин — эти имена стали бессмертными символами космической эры, эры освоения Вселенной человеком. На пути этом, трудном и прекрасном, уверен, раскроются новые таланты, будут множиться имена людей, прославивших своими делами космонавтику. Но первые навсегда останутся первыми.
Чем дальше уходят от нас в историю эпохальные события первых космических свершений, тем значимее и дороже становятся они для людей, тем ярче видится подвиг советского народа — народа, которому выпала великая миссия — зажечь на планете Земля зарю коммунизма и начать космическую эру человечества.