"На краю любви" - читать интересную книгу автора (Мэй Сандра)4Снег шел всю ночь, а с утра выглянуло солнце, и теперь глазам было больно — так сверкало и горело все вокруг. Рыжая лисица просквозила между деревьями, вдруг учуяла что-то, подняла голову, чутко замерла… Нос лисицу обмануть не мог. Здесь совсем недавно прошли шесть лап. Две — человечьи, четыре — собачьи. Собачьи лапы видно, вот они — громадные, пахнут смертью, страхом, дымом и железом. Но человечьи… Загадка! Во-первых, человечьих следов было НЕ ВИДНО, хотя они тут БЫЛИ. Во-вторых, они совершенно НЕ ПАХЛИ ЧЕЛОВЕКОМ, хотя и БЫЛИ ЧЕЛОВЕЧЬИ. Лисица фыркнула и на всякий случай побежала совсем в другую сторону. В В племени Черного Лося всегда рождались воины и охотники. В племени Бегущих Ручьёв — провидцы и колдуны. Когда молодой охотник из племени Черного Лося взял в жены девушку из Бегущих Ручьев, это никого не удивило — скоро родится еще один охотник, в крайнем случае — колдун. Девочка… ну, девочка тоже хорошо, девочки нужны в любом племени, ведь должен же кто-то рожать охотников, воинов, колдунов и провидцев… Когда маленькой Аитеннае исполнилось четыре весны, она уже безошибочно могла указать, в какую сторону ушли олени, будет ли в этом году большая вода в горных реках и стоит ли запасать ягоды и грибы на будущую зиму. На девятую весну ей повязали расшитую алыми и зелеными бусинами повязку С тех пор прошло много весен. Стерегущая Сова забыла, сколько именно. Насчет индейцев существует несколько распространенных заблуждений. Во-первых, они вовсе не этническое меньшинство. И не большинство. Они просто живут на этой земле. Когда Великий Маниту позволяет — их много, когда гневается — их мало. Надо подождать. За ночью придет день, за зимой — весна, родятся новые дети… Во-вторых, никуда они отсюда не уходили. Они были в этих лесах всегда. И пребудут вовеки. Совершенно не важно, сколько в жилах человека течет индейской крови — даже если всего одна капля. Однажды кровь позовет, да так, что человек не сможет сопротивляться этому зову. Стерегущая Сова знала такие случаи. Взять Джозефа Крейна, преуспевающего банкира из Чикаго. Восемнадцать лет назад все газеты захлебывались, наперебой рассказывая о таинственном исчезновении миллиардера из собственного офиса посреди бела дня. Последним его вроде бы видел уборщик, прибиравший служебные помещения. Не то пуэрториканец, не то мексиканец, не то еще какой индеец… вероятнее всего, он и был причастен к похищению мистера Крейна, потому как тоже исчез, едва полиция захотела с ним пообщаться… Стерегущая Сова могла бы рассказать всем этим людям, что Джозеф Крейн жив и здоров по сию пору, у него две жены, четыре сына и три дочери, он бодр и силен, благо его истинное имя — Разбивающий Скалы. Но зачем? Кто от этого станет счастливее? Как объяснить белым, ЧТО позвало в тот день мистера Джозефа Крейна в дальнюю дорогу? Заставило переодеться в униформу уборщика, выскользнуть из офиса, доехать на восьми автобусах до Монтаны, сойти на заброшенной автобусной станции и углубиться в совершенно непроходимые на первый взгляд леса? Да что Джозеф Крейн! Стерегущая Сова и сама довольно долго носила ни о чем не говорящее имя Кэтрин Джонс, работала акушеркой в больнице и даже пару раз участвовала в выборах президента белых… Это были трудные годы для сиу. Тогда из этих мест ушли почти все. Надо было спасать род — и вожди племен приняли на Большом Совете решение: молодые мужчины и женщины должны уйти в мир бледнолицых, чтобы выжить… Это было очень давно. У Кэтрин Джонс родился сын, а потом он вырос и уехал в Канаду, женился, и у него родилась дочка, и она переняла у Совы талант целительницы, хотя никогда не видела бабушку, и училась, и стала доктором… Жизнь разбросала их по всей стране, но в один прекрасный день Кэтрин Джонс услышала Зов — и отправилась домой. В Сайлент-Крик. Высокая стройная женщина с темным бесстрастным лицом посмотрела на безмятежное голубое небо и недовольно покачала головой. — Женщине на вид можно было дать и сто, и тридцать лет. Гладкие темные волосы чуть тронуты сединой, сухощавая фигура, прямая осанка… Стерегущая Сова, краса и гордость Сайлент-Крик, а также его проклятие, чума и головная боль. Старожилы утверждали, что Стерегущая Сова когда-то носила не индейскую одежду, а в нормальные, человеческие юбки, платья и, страшно сказать, колготки с туфлями. Это было ОЧЕНЬ давно — поэтому старожилам никто особо не верил. Стерегущая Сова была в Сайлент-Крик всегда — и ее считали кем-то вроде хранительницы города. В медицине она разбиралась лучше любого врача, во всяком случае, миссис Браун, мать Джека, всегда с ней советовалась, хоть и была дипломированным хирургом. Еще Сова умела предсказывать погоду, а также вызывать дождь — про это рассказывал Сэм Хогарти, но ему опять-таки никто не верил, потому как Сэм Любил выпить. Жила Сова немного на отшибе, в добротном доме, который внешне ничем не отличался от любого из домов в Сайлент-Крик, но зато внутри представлял собой точное подобие индейского вигвама, просто очень большого. Расшитые алым и зеленым индейские одеяла, тканые половики и медвежьи шкуры на полу, низкие диванчики, застланные волчьим мехом, луки и копья, украшенные пучками цветных перьев, на стенах. Прочные дубовые балки под потолком были вырезаны и раскрашены, словно тотемные столбы. В доме-вигваме всегда пахло травами, хвоей, свежестью… Очаг был под стать общему убранству. Сложенный из гладких, обкатанных рекой камней, он с легкостью отапливал весь дом. Правда, Стерегущая Сова в свое время все же пошла на поводу у цивилизации и позволила местному печнику— умельцу проложить под полом второго этажа и библиотеки на первом этаже специальные воздуховоды, по которым циркулировал горячий воздух, но в остальном очаг справлялся самостоятельно. Два года назад Сова вернулась к своему племени, на Чертово плато — как его называли белые. Городской совет был готов без всяких проволочек выкупить у нее дом, причем за любую цену, потому как собирался устроить там нечто вроде этнографического музея, совмещенного с небольшой гостиницей номеров на пять. Члены городского совета почти все были местными уроженцами и патриотами, а посему мечтали, чтобы родной город начал зарабатывать большие деньги на туризме. Весь мир зарабатывает, а Сайлент-Крик чем хуже? Именно тогда, чтобы члены городского совета от нее отстали, Сова и намекнула молодому Фрэнку Мейнарду, что неплохо было бы отстроить заново и привести в порядок базу «Индейская стоянка». Там и постояльцев разместится в три раза больше, и приспособлена она всегда была именно для заезжих экстремалов… Фрэнки тоже был местным уроженцем и все мрачные байки про проклятое индейцами место знал с детства. Он вытаращил свои серые глаза и робко заикнулся, что вроде «Индейская стоянка» потому и пришла в запустение, что там… Сова презрительно фыркнула в ответ: — В запустение она пришла потому, что хозяина толкового не было. А если ты так уж беспокоишься насчет проклятия… Это как раз не проблема. Стерегущая Сова дождалась полнолуния, повязала свои гладкие черные косы, лишь слегка тронутые сединой, ритуальной повязкой Понимаете ли, на дворе, конечно, третье тысячелетие, в космос летают по туристической путевке и все такое — но Фрэнку Мейнарду, молодому современному американцу, а вместе с ним и всему остальному населению Сайлент-Крик даже в голову не пришло сомневаться в словах старой индианки, тем более — отнестись к ним скептически. Жизнь в лесах северной Монтаны приучает смотреть на многие вещи гораздо более широко, чем это принято в других местах. Духи Старых Людей здесь — обычное дело. К пяти часам тени стали длинными и синими. Из трубы поднимался ленивый полупрозрачный дымок, дорожка к крыльцу была полностью расчищена, из дома доносился упоительный аромат кофе и жареного бекона. Громадный серый пес с острыми ушами поднял лобастую голову и вопросительно посмотрел на хозяйку, появившуюся на крыльце. Стерегущая Сова хмыкнула в ответ на безмолвный вопрос собаки: — Думаешь, легко в моем возрасте столько работать шваброй? Эти дома белых людей — сущее наказание. Здесь же никто не жил — откуда столько пыли? Будем надеяться, мальчик справится с домашним хозяйством… Волк, тебе придется пожить с ними первое время. Острые уши слегка пошевелились. Желто-зеленые глаза неотрывно следили за Стерегущей Совой. Вообще-то в Сайлент-Крик считалось, что Волк — это большая и очень умная овчарка. То, что он редко лаял, лишь подчеркивало его ум и воспитанность. И только дед Баллард, старый охотник, презрительно фыркал в ответ на подобные умозаключения. — Ага! Овчарка. Как же! Однажды Джилл Баллард потеряла терпение и поинтересовалась у деда: — Дедушка, почему ты ехидничаешь? Если это не овчарка, то кто? — Пекинес! — Ценю твое чувство юмора, но, по-моему, ты просто завидуешь Сове. Если бы она занималась охотой, то обставила бы тебя… — Если бы старая ведьма занималась охотой, то обставила бы меня в любом случае, потому что в ее жилах течет чистейшая кровь одного из древнейших в мире охотничьих племен. А что касается ее зверюги — то уверяю тебя, ОН бы с ней охотиться не стал. — Почему? Дед Баллард посмотрел на внучку с оттенком сожаления. — Потому что волки охотятся сами по себе, деточка, и только для того, чтобы насытиться. Это тебе не идиоты спаниели, которые готовы с утра до вечера таскать из кустов уток, убитых другими, и складывать их к ногам хозяина. — Дед, ты ошибаешься! Волков нельзя приручить… — Вот именно. И никому из сиу подобное и в голову не придет. Волк может стать индейцу братом — но только не слугой. Джилл невольно поежилась, вспомнив задумчивый и действительно какой-то не очень собачий взгляд Волка. Однако Стерегущую Сову спросить так и не решилась… Ветер все усиливался, и к десяти часам вечера разыгралась настоящая буря. Стерегущая Сова отложила книгу, подбросила поленьев в очаг и направилась к двери. Из белесой тьмы ворвался порыв ветра, туча снежных хлопьев мгновенно умерла в жарком воздухе натопленного дома, но Сова не обратила на это никакого внимания. Она встала на пороге и негромко позвала кого-то — гортанно и певуче. Один из сугробов возле дома шевельнулся, распался — и Волк, отряхнувшись, осторожно поднялся на крыльцо, чуть помедлил на пороге и вошел в дом. Как ни странно, к огню он не бросился, наоборот, остановился у самой двери, настороженно посмотрел на гудящее пламя и улегся прямо на пол. Сова усмехнулась. — Не любишь жить в ловушке? Правильно. Но придется. Ты станешь охранять маленькую девочку, Волк. Она не знает леса, она очень мала и беспомощна, но в ее жилах течет и наша кровь. Ты научишь ее всему. И будешь оберегать. Понял? Волк улыбнулся и широко зевнул, на мгновение продемонстрировав миру набор великолепных клыков, резцов, моляров и премоляров. Любая собака при виде таких зубов поджала бы хвост и удрала подальше. Сова опять негромко хмыкнула. Белые люди — хорошие люди, но совершенно ничего не видят даже у себя под носом. А то, что видят, неправильно понимают. Решили, что Волк — это кличка. А Волк — это волк. Не олень, не зебра и не бегемот — волк. И то, что все собаки в округе дружно разворачиваются и удирают при виде Волка, и то, как воют, обнюхивая его «визитные карточки», и то, что ни один пес не метит тот столб у поворота на дорогу, ведущую к ее дому, столб, который каждое утро старательно орошает Волк… Никто, кроме старика Балларда, не видит этих очевидных и вполне понятных вещей. Белые вообще склонны искать ответы на вопросы где угодно, но только не там, где нужно. Вот и мальчик… десять лет понадобилось ему, чтобы вернуться к тому же самому месту и тому же самому моменту… Сова вздохнула, но в этом вздохе не было сожаления или печали. Как и все сиу, она была фаталисткой и верила: что должно случиться, случится обязательно, а время… время не имеет никакого значения, когда речь идет о таких важных вещах, как кровь, жизнь и любовь. Стерегущая Сова была единственным человеком, который с самого начала знал о Джеке Брауне все. Она даже приезжала пару раз в Кроуфорд — приняв ради этого почти позабытый облик пожилой дамы в строгом твидовом костюме и очках в толстой роговой оправе. Очками она сроду не пользовалась, так что едва не окосела, одежда натирала и резала во всех возможных местах, но зато Стерегущая Сова — вернее, миссис Кэтрин Джонс из Северной Дакоты — смогла увидеть издали Джека Брауна, его молоденькую, похожую на девочку жену и крошечную дочку — ворох кружев, большие белые банты и золотистые кудряшки. В Кроуфорде индейцы тоже жили, поэтому Стерегущей Сове не составило труда завербовать себе нескольких осведомителей, которые на протяжении всех последних лет и информировали ее о том, как живет и трудится Джек Браун. Джек Браун, сын водителя-дальнобойщика, чей прадед был индейцем-шошоном из племени Сломанного Пера, и врача-хирурга Аманды Браун, в девичестве Джонс. Внучки акушерки Кэтрин Джонс, Аитеннае, Стерегущей Совы, Вьюга вовсю завывала за окнами, дом прогрелся до самого последнего уголка, и Стерегущая Сова невольно начала клевать носом, но тут Волк поднял лобастую голову, и в желто— зеленых глазах загорелся огонек. Пожилая женщина прислушалась. У индейцев слух куда более чуткий, чем у белых, но даже Сова не могла уловить ни единого звука в завываниях вьюги. Впрочем, со зверем человеку не тягаться… Еще через несколько минут по окнам мазнул бледный свет автомобильных фар. Стерегущая Сова накинула меховую парку, набросила на голову капюшон и торопливо шагнула на крыльцо. Тяжелый внедорожник остановился перед домом, и на нем тут же начали расти небольшие сугробы. Хлопнула дверь, и высокий мужской силуэт вскинул руку в приветственном жесте. — Темная тень прянула с крыльца и встала между Совой и Джеком Брауном, но молодой человек не выказал ни испуга, ни удивления, только уважение и восхищение. Он медленно опустил руки и развел их в разные стороны, повернув их ладонями к волку. Зверь не сделал ни одного лишнего движения, ограничившись лишь тем, что чуть глубже втянул носом воздух. Не спуская с него глаз, Джек шагнул вперед и спокойно опустил руку между острых ушей… Моя кровь, с нежной гордостью подумала старая индианка. Город не испортил мальчика. Хорошо, что он вернулся. Она протянула к Джеку руки, радуясь, что в темноте не видно ее лица, но голос звучал ровно и чуть насмешливо: — Здравствуй, блудный — Не устаешь удивлять окружающих, Мать Леса? Или… в Сайлент-Крик его считают безголосой собакой? — Он научился вполне сносно лаять. Когда это необходимо. Но ты прав. Все, кроме старого Балларда. — Ну еще бы! Как он, старый браконьер? — Ушел из дома, поселился на дальней заимке. Охотится, разводит пчел, слушает радио. Почему ты никого не предупредил? — А кого? Фрэнк знает, что я должен приехать, ты… ты всегда все про меня и так знала, а телефона на Чертовом плато, насколько я знаю, нет. А больше меня здесь никто и не ждет. — Уверен? — Ну… почти. — Как малышка перенесла дорогу? — Спала от самой Тиссулы. И слава богу, потому что трасса ужасная: Я ехал на цепях, но все равно с полным ощущением, что лечу под горку. Пожалуй, мы вовремя успели. Завтра перевал встанет. — Скорее неси ее в дом. Я натопила так, что снег, кажется, не успевает падать на крышу. Джек вдруг прищурился и с подозрением уставился на Сову. — Погоди-ка! Тебе Фрэнк сказал про… Стерегущая Сова вскинула руку, и в темноте мрачным огнем блеснули темные глаза. — Джек Браун! Когда я хочу знать — я иду и узнаю. О тебе я хотела знать. Фрэнк, не Фрэнк — какая разница? Десять лет назад я знала, что что однажды ты вернешься. Я знала, куда ты уехал. Я знала, что ты взял себе девочку-жену, она родила тебе дочь, а недавно умерла от болезни, которой болеют только белые. И вот ты дома. Я рада. Джек помолчал, потом вздохнул. — Я тоже рад. За десять лет успел отвыкнуть от твоих индейских штучек. Эми, дорогая, открывай глазки и давай знакомиться… Огромные синие глаза уставились на Стерегущую Сову, и Эмили Браун звонко произне ела: — Здравствуйте, бабушка! Меня зовут Эми. Мне пять лет. Это наш дом, да? А это… ой, па-ап! — Тихо, мелочь. Не бойся. Он хочет с тобой познакомиться. Протяни ему ручку, не бойся. — Ух!.. У него язык, как терка… Ой, он мне лицо облизал! Хорошая собачка! А как его зовут, бабушка? — Волк. — Ох… Хорошее имя. — Он теперь твой. — Как это? Навсегда? — Ну… на некоторое время. Пока ты не освоишься в здешних лесах. Замерзла? — Немножечко. — Ну пошли в дом. Там тепло и хорошо, а еще я приготовила целое блюдо вкусных плюшек с корицей, горячее какао и сандвичи с ветчиной. — А как же Волк? — Он не любит жить в доме. Ему больше нравится спать на снегу под звездами. — Ух ты! И ему не холодно? — Посмотри, какая у него густая шерсть! — Да, верно. Волчок, ну пожалуйста, пойдем со мной в дом хоть сегодня, а? Обещаю, завтра ты будешь спать где хочешь, а сегодня — в моей комнате, ладно? Стерегущая Сова следила за зверем. Волк еще мог согласиться войти в дом и устроиться на пороге, но в комнаты с закрытыми дверями и решетками на окнах не заходил никогда. Инстинкт дикого зверя не позволял ему загнать самого себя в ловушку… Однако сейчас Волк, невозмутимо и абсолютно по-собачьи виляя хвостом, пошел рядом с малышкой Эми, едва достававшей ему до загривка. Он прошел в дом и уселся прямо перед огнем, вывесив язык и улыбаясь во всю свою серую физиономию. Дождавшись, когда Джек на руках понесет заснувшую девочку на второй этаж, удивительный зверь последовал за ними. Сова изумленно смотрела ему вслед. Джек вернулся через несколько минут и сообщил: — Он улегся возле ее кровати и делает вид, что он — комнатная собака. Ты его научила, признайся? — Не говори глупости. Как можно научить дикого зверя притворяться? Просто он умный. Садись к огню и рассказывай. Джек с удовольствием расположился в кресле и с блаженным вздохом вытянул длинные нога. — Клянусь, больше не сяду за руль до весны… У меня онемела задница, клянусь! А рассказывать мне нечего. Ты, судя по всему, и сама все знаешь. — Когда она умерла? — Три месяца назад. — Девочка сильно переживает? — Очень. Кроме того, ей очень не повезло со школой, так что… — Ну здесь можешь быть спокоен. Джилли глаз с нее не спустит. Джек смущенно закряхтел. — Видишь ли, Сова… Я не уверен, что отдам Эми в школу прямо сейчас. Если честно, я хотел бы, чтобы она побыла дома. — Одна? — Ну почему одна? Я же не сразу кинусь к Фрэнку. И потом, может быть, ты… — Нет. — Как — нет? Стерегущая Сова покачала головой. — Джеки, ты когда-нибудь задумывался, сколько мне лет? — Ну… если честно — нет. — Моя мать была целительницей. Ее знали в Сайлент-Крик и звали в трудных случаях. Она принимала роды у матери старика Балларда. Мальчик родился крупным, и мне пришлось помогать моей матери. Мне было тогда пять лет. Джек присвистнул. — А старику Балларду должно быть около девяноста… Ничего себе! Знаешь ли, ты неплохо выглядишь, Мать Леса. Я бы не дал тебе больше шестидесяти. — Льстец и подлиза! Нет, мой мальчик, мне девяносто четыре, и я уже не та, что была раньше. К тому же старуха индианка — не лучшая компания для грустной маленькой девочки, потерявшей маму. Отдай ее Джилл и поверь мне — это будет очень хорошо. И тебе спокойнее — в школе Эми будет сыта, под присмотром, найдет новых друзей. Волк присмотрит за ней дома… ты сможешь спокойно уезжать на работу и ни о чем не волноваться. Джек почесал в затылке. — М-да… Никогда не умел с тобой спорить… Мама не пишет? — Редко. У них с отцом все нормально. Они переехали в Абитиби, купили ранчо, разводят коров и лошадей. Аманда хотела бросить работать — но не удержалась и сейчас работает в местной больнице. — Ха! Не сомневаюсь. Мама без работы не может. — Почему ты им не писал? — Сам не знаю. Мне казалось, новая жизнь — это когда все с чистого листа. Перечеркиваешь все, что было раньше, забываешь старые связи… — Так не бывает. Прошлое никогда не отпускает. — Я знаю, Мать. Помолчали. Потом Джек спросил охрипшим голосом: — Как… Джилл? Стерегущая Сова улыбнулась уголком тонких губ и ничего не ответила. Прошлое никогда не отпускает, мальчик. Особенно то, в котором ты был по— настоящему счастлив… |
||
|