"История русской культуры. XIX век" - читать интересную книгу автора (Яковкина Наталья Ивановна)

§ 5. ЧАСТНЫЕ ПАНСИОНЫ

Наряду с государственными учебными заведениями в первой половине XIX века в России существовало большое количество частных пансионов. Так, в 20-х годах XIX века в одном Петербурге было 17 мужских и 22 женских пансиона, а в конце 30-х годов общее количество их возросло до 80. Вспомним при этом, что государственных мужских гимназий в это же время было только 4. Пансионы делились на 3 разряда в зависимости от учебной программы: программа пансионов I разряда соответствовала программе гимназий, II — уездным училищам, III — приходским. В пансионах I разряда обучались преимущественно дети состоятельных дворян. В них большое внимание обращали на обучение французскому и немецкому языкам, танцам, хорошим манерам, музыке, фехтованию. Пансионы II разряда пользовались популярностью среди купечества, состоятельного мещанства. Учебная программа пансионов II разряда включала в основном общеобразовательные предметы: математику, историю, географию, химию, физику и какой-либо иностранный язык. В пансионах III разряда учились дети бедных дворян, мелких торговцев и даже зажиточных казенных крестьян.

Таким образом, как отмечалось в донесении попечителю Петербургского учебного округа инспектора частных школ и пансионов, разнообразие их «есть лестница, определяющая все состояния гражданских сословий. Для людей высшего круга… есть училища в лучших частях города, устроенные блестящим образом во всех отношениях… В местах отдаленных от центра города… скромным, а иногда и бедным образом содержатся училища… для неимущих жителей столицы».[72]

Программы лучших женских пансионов приближались к учебной программе институтов благородных девиц. В женских пансионах изучались: закон Божий, русский, французский и немецкий языки, арифметика, история, география и «приятные искусства» — музыка, танцы, рисование, рукоделие. В немногих столичных пансионах к ним добавлялись мифология, эстетика, естественная история. Плата за обучение в женском пансионе была выше, чем в мужском.

Обучение в частных пансионах, особенно первого разряда, стоило очень дорого (от 500 до 2000 руб. в год). Как известно, до открытия Царскосельского лицея двенадцатилетнего Александра Пушкина собирались отдать в особо привилегированный пансион, открытый в Петербурге французскими монахами-иезуитами, однако отказались от этого намерения из-за высокой платы. К тому же, как подметили современники, пансион аббата Николя, основанный иезуитами, был предназначен, «очевидно, для католической пропаганды среди петербургской аристократической молодежи. Само собой разумеется, что о русском элементе тут и речи не было».[73]

В пансионах II разряда, где обучались в основном дети купечества, помимо платы (в 150–200 руб. в год) практиковались и «приношения натурой» в виде конфет, пряников, чая, сахара и т. п. Обычными были и дорогие подарки начальникам и начальницам пансионов к именинам, дням рождения и другим праздникам.

Частные пансионы контролировались в своей учебной деятельности министерством просвещения, но контроль носил чисто формальный характер. И хотя в соответствии с определенным разрядом пансиона учебная программа его должна была быть приближена к программе соответствующего государственного учебного заведения, уровень преподавания в частных пансионах был в целом ниже, чем в государственной школе.

Особо низким уровнем преподавания отличались провинциальные пансионы. Преподавателями там нередко бывали люди малообразованные, сомнительной нравственности, «не знающие даже тех предметов, которым учили, или вовсе неспособные к солидному, основательному преподаванию каких бы то ни было наук».[74] В большинстве случаев учебным занятиям в пансионах особой важности не придавалось, уроки учились кое-как. Для многих приходящих учащихся семидневная неделя нередко превращалась в четырехдневную по причине различных семейных праздников — именин бабушек, дедушек, тетушек, — на которые неукоснительно отпускались пансионеры. Особенно часты были перерывы в учении в женских пансионах: «то от усиленной умственной работы у воспитанницы болела голова, то ощущался упадок сил и домашний врач оставлял барышню дома. Но пропуски не влияли на успехи. На экзаменах все отвечали хорошо, и на второй год никто не оставался». При этом считалось совсем неважным, если девица не будет знать, где находится, например, Стокгольм или забудет таблицу умножения, но совершенно непростительным было бы не говорить по-французски или не уметь одеваться или причесываться «к лицу». Для овладения навыками «хорошего воспитания» в женских пансионах раз или два в год устраивались вечера, на которые приглашались ученики соседней мужской гимназии или кадетского корпуса. На вечерах классные дамы и начальница пансиона следили за тем, как воспитанницы встречают гостей, занимают их разговором, танцуют и т. п. При этом девицам внушалось, что главным в «приятном обхождении» является умение «скрывать свой нрав и уметь не быть, а казаться».[75]

При всем различии отдельных частных пансионов всем им, за редкими исключениями, была присуща одна черта — неукоснительно соблюдаемая духовная изоляция воспитанников, отгораживание их не только от общественной жизни со всеми ее запросами и потребностями, но и от реальной действительности вообще. По воспоминаниям бывших учеников, преподавание в пансионах велось таким образом, что «…все предметы не имели ничего общего с обыденной жизнью и нисколько не развивали в нас ни мысли, ни чувства».[76] Скудные сведения, сообщаемые учителями, не могли быть восполнены самостоятельным чтением, так как в большинстве пансионов оно преследовалось. Учащимся разрешалось иметь лишь учебники и религиозную литературу — Евангелие, жития святых и т. п. В большинстве пансионов, особенно мужских, широко применялись телесные наказания, обычной была грубость в обращении с учениками. Вот как вспоминал о «педагогических манерах» своего бывшего преподавателя немецкого языка выпускник одного из харьковских пансионов: «Про него ходили слухи, что был он привезен одним помещиком в Россию в качестве камердинера. Это был человек высокого роста, худой, с желтым лицом, раздражительный и суровый на вид… с весьма плохим мнением о русских детях. Он открыто называл их наглецами и бездарными животными; под сюртуком своим, у бокового кармана имел пришитую пуговицу, на которой постоянно висела зеленая плеть, вроде собачьего арапника… За каждую ошибку в ответе урока или дурно написанную страницу он, не отходя от ученика, наказывал его плетью при всех, нагоняя этим на всех учеников и страх, и слезы».[77]

Кроме того, обучение и воспитание в частных пансионах отличалось еще одним отрицательным свойством. Преобладающее большинство их содержали иностранцы (женские пансионы — в основном француженки, мужские — большей частью немцы). Изучение европейских языков, европейской истории и литературы производилось в них в ущерб русскому языку, русским истории и литературе. Нередки были случаи, когда окончившие пансион подростки не умели читать и писать по-русски. Это положение так высмеивалось в анонимных стихах того времени:

Ну что ж! Не привыкать нам стать Себя в науку отдавать Различным пришлым господам, Учил француз нас пустякам, Учил нас немец, грек и чех, И мы, послушные, для всех Меняли облик свой природный, Приняв свет мудрости негодной…

В конце концов, даже министр просвещения вынужден был обратить внимание царя на антипатриотическое воспитание, даваемое в пансионах, начальники которых, как писал он во всеподданнейшем докладе, «не зная нашего языка и гнушаясь оным, не имея привязанности к стране для них чужой, юным россиянам внушают презрение к языку нашему и охлаждают сердца их ко всему домашнему, и в недрах России из россиянина образуют иностранца».[78] В результате в 1811 году последовал указ, предписывающий обязательное преподавание русского языка в частных пансионах. Однако, как уже говорилось, контроль министерства носил чисто формальный характер, положение существенно не менялось в течение первой четверти XIX века.

Однако уже с 30-х годов контроль этот ужесточился. Особенно строгим стал административный надзор за частными школами в Дерптском, Варшавском и Виленском учебных округах, где они были очень распространены и являлись центрами противодействия русификаторской политике правительства.

В 1833 году последовал запрет на открытие частных пансионов в Москве и Петербурге. В провинции же открытие их разрешалось только с ведома попечителя учебного округа особо благонадежным лицам.