"В погоне за красавицей" - читать интересную книгу автора (Каллен Гейл)

Глава 15

Все еще стоя на коленях, Ребекка ошеломленно смотрела на Джулиана. Выражение его лица было суровым и запрещало задавать вопросы. Смуглое лицо с тяжелыми черными бровями, широкие плечи, рост… он выглядел человеком, которого стоит бояться… но она его не боялась.

Ребекка злилась на себя: она позволила ему рисковать собой… стояла и раздумывала, увидит ли его снова. Он берег и лелеял ее, как вся ее семья. Он сам делал свой выбор, сам принимал решения. А она, вместо того чтобы доказать ему, что может быть партнером, ломала руки в панике и позволила беспомощности лишить ее голоса.

Теперь перед ним возникло разоблачение, которое может оказаться хуже горящего здания. У нее в груди заныло, там мучительно свернулись в один ком тревога за него и сочувствие. Он наконец нашел связь кражи алмаза с прошлым скандалом… в своей семье.

Неужели его собственный дядя украл «Скандальную леди»?

И тут Ребекка услышала грохот в дальнем краю сада, у подъездной аллеи. Джулиан быстро поднялся на ноги и повернулся, чтобы бежать туда. Разгорающийся пожар осветил ночь, бросая причудливые тени на садовую ограду. Высокий куст колыхался туда-сюда, как на ветру. Она тоже встала и с удивлением увидела, что Джулиан забрался по этому кусту на ограждающую сад стену. Он заглянул через нее и замер. Ей показалось, будто Джулиан сейчас перелезет через стену и скроется с глаз… Но вместо этого он снова спрыгнул на землю и вернулся к ней.

— Что ты увидел? — вскричала она.

— Мужчину в дальнем конце аллеи. Он убегал от пожара. Гнаться за ним было бесполезно.

— Почему тебе вообще это пришло в голову? — удивилась она.

— Я думаю, его оставили удостовериться, что никто не выбрался оттуда живым. И еще ему, наверное, поручили караулить нас.

Ребекка задрожала:

— По приказу этого… Уиндебанка?

Джулиан пожал плечами и промолчал.

Она посмотрела на мертвую миссис Истфилд.

— Нам нужно что-то для нее сделать.

— Ей поздно помогать, Ребекка.

— Но…

— Все подумают, что она выползла из огня, только чтобы здесь умереть. Мы не можем быть в этом замешаны. Можешь себе представить, какие посыплются вопросы?

— Но у нас есть и некоторые ответы! Это все произошло из-за… — Она оборвала фразу и положила руку на грудь, где скрывала алмаз. Он словно жег ее, будто то, что из-за него убивали людей, делало его тоже зловещим.

— Уиндебанк скоро узнает, что мы были здесь. Мы не можем терять времени, или он найдет способ избежать наказания. Ты хочешь, чтобы весь свет узнал… о том, что мы замешаны в этой истории… вместе?

— Но речь идет не о нас… и не о какой-то глупой… неприличности! — возмутилась она.

— Кроме того, я не хочу, чтобы речь пошла о нашей смерти.

Она потрясение посмотрела на него, возразить ей было нечего. Ребекка молча наблюдала за ним, Джулиан бережно поднял голову миссис Истфилд, чтобы забрать свою куртку.

— Никто не знает, что мы здесь были, — пробормотал он, глядя на Ребекку своими пронзительными серыми глазами. — Пошли!

Она не колебалась: в этом не было смысла. Медленно и скованно она поднялась на ноги. Джулиан взял ее за руку, почти приподняв при этом, подхватил их саквояж, и они, пройдя сквозь калитку, направились прочь от пожара.

— Куда мы пойдем? — наконец спросила она. У него было такое угрюмое выражение лица, что Ребекке захотелось его отвлечь хоть на минуту. Ведь им скоро предстояло обсудить то, что они узнали. Ему было необходимо поговорить об этом, хотя она догадывалась, что ему этого вовсе не хочется.

— Мы не можем вернуться в гостиницу, где нас высадил фургон. Мы не можем себе этого позволить по деньгам, — произнес он.

— Неужели может найтись место хуже? — поинтересовалась она с плохо скрытой иронией.

— Да, — кивнул он, — ночлежка в беднейшей части города.

— А еда там будет?

Джулиан посмотрел на нее так, словно впервые увидел после всех событий вечера.

— Нет. Мы поищем таверну после того, как устроимся на ночлег.

День совсем угас, когда они наконец отыскали ночлежку, и Ребекка столкнулась с условиями, которые и представить раньше себе не могла. Каждый этаж представлял собой одну открытую комнату, в которой на тюфяках, тряпках или просто соломе спали вповалку мужчины, женщины и дети. Хотя окна и двери были открыты настежь, Ребекку затошнило от вони. Кое-где на сломанных ящиках стояли свечи, и в их тусклом свете она разглядела детей, тревожно смотревших на нее.

— Мне очень жаль, — сказал Джулиан, — но у нас едва хватит денег на еду.

— Не извиняйся, ведь это не твоя вина. — Мимо них пробежала здоровая крыса, и Ребекка отчаянно вцепилась в его рукав. — Можем мы отыскать таверну до того, как устроимся на ночлег?

— Конечно! Но сперва я должен очиститься от этой сажи.

Он заплатил полпенни за какие-то лоскуты и миску, потом накачал воды из колодца посреди двора, общего для нескольких подобных же строений, и отмыл, как мог, лицо, а потом она, взяв у него влажные тряпки, оттерла пропущенные пятна копоти. Их лица почти соприкасались, и он вроде бы смотрел на нее, но глаза его были тусклы и ничего не выражали. На лице и на руках Джулиана краснели обожженные пятна, и конец одной брови был сожжен. Он едва избежал серьезного увечья.

— Я не могу больше оставаться в этой мерзкой грязной рубашке! — произнес он, стаскивая ее через голову.

Ребекка покраснела от смущения, что он так разделся на людях. Хотя, конечно, поглядев на него полуголого, никто из здешних обитателей не осмелится нападать. Она прикусила губу и промолчала, когда он вынул из их мешка последнюю чистую рубашку. Да и как сможет она стать чистой и вымыть одежду в таком месте?

Наконец он обнял ее за талию, и она с радостью ощутила себя под его защитой, после чего они отправились на поиски еды. Она пребывала в полной растерянности: во всех своих мечтах о великих приключениях она и представить себе не могла, что люди живут в таких условиях… без всякой надежды выбраться из них. А от чего жаждала избавиться она? От светских вечеров, где она ела лучшую пищу, была одета в великолепные наряды… Ей хотелось спрятать лицо на груди Джулиана, чтобы не смотреть в глаза жестокой правде о себе.

К ее удивлению, таверна по соседству оказалась почти пристойной, и среди ужинавших мужчин находилось несколько чисто одетых женщин. Джулиан готов был сесть за любой стол, но Ребекка попросила посадить их за дальний, где они оказались бы в относительном уединении. И снова они сидели на скамье, высокая деревянная спинка которой охраняла их разговор от чужих ушей. Перед ними был расположен очаг с жаровней, в этот теплый весенний вечер пустой от горящих углей. Комната была большой и довольно шумной, так что никто не смог бы их подслушать. Впрочем, никто в их сторону и не смотрел.

Пока они ждали заказанную баранину с вареной картошкой, Ребекка сидела, тесно прижавшись к Джулиану, по-прежнему продев руку под его локоть. Его взгляд был отрешенным, лицо непроницаемым.

— Джулиан! — окликнула она его.

Он удивленно заморгал, потом опустил глаза на нее.

— Уиндебанк — действительно твой дядя? — Ребекка почувствовала, как он напрягся. — Нет, нет, ты больше не можешь продолжать молчать. Это ведь касается и меня тоже. И если этот человек знает, что мы осведомлены о его преступлениях, мы оба в опасности. Так что я должна знать все! — И когда он продолжал молчать, только мускул дергался у него на щеке, она тихо добавила: — Тебе станет лучше, если ты обо всем расскажешь. Расскажи мне, Джулиан. Я хочу помочь.

Он глубоко вздохнул и медленно произнес:

— Я даже не знаю, с чего начать.

— Ты уверен, что этот Уиндебанк — твой дядя?

— Да, это имя слишком редкое. И у него было больше доступа к алмазу, чем у многих других. Но я никогда не подозревал… представить себе не мог, что именно он его украл.

— Он что, брат твоей матери?

— Нет. Его жена — сестра моего отца, что делает ее дочерью графа. Она всегда была о себе самого высокого мнения и вела себя с театральной надменностью. Могу себе представить ее героиней любовного романа.

— Но видимо, Уиндебанк представить этого не может.

— Гарольд Уиндебанк, — пробормотал Джулиан, — джентльмен без титула, и помню, как я был удивлен, что моя тетка с ее самовлюбленностью вышла замуж не за пэра.

— Возможно, она его полюбила.

— Видимо, недостаточно, — мрачно откликнулся он.

— Ты уверен, что это они украли алмаз?

— Как иначе смогли они его заполучить? Крик и шум были подняты неимоверные, ведь алмаз был подарен благодарным магараджей совершенно открыто. И полиция так и не нашла никаких признаков того, что в дом проник кто-то посторонний.

— Твой отец когда-нибудь высказывал мнение, что кражу совершил кто-то из членов семьи?

— Нет, он…

Она вдруг увидела, как лицо Джулиана посерело.

— Джулиан! Что с тобой?

Он откашлялся, но голос его все равно прозвучал хрипло, и Ребекка поняла, что дело вовсе не в табачном дыме, стоявшем в воздухе.

— Мой отец был чрезвычайно унижен высказывавшимися подозрениями, что он продал драгоценный дар ради выгоды. На его разум словно опустилась чёрная пелена… Ему, казалось, стало безразлично, что мне скоро исполняется восемнадцать и мне нужно будет унаследовать достаточно, чтобы спасти графство… статус и имение…

Тревога комом сжала все у нее внутри от той боли, которую она услышала в его голосе, она почти расхотела узнавать, что же произошло потом.

— Он умер, — бесцветным голосом промолвил Джулиан. — Мы устроили праздничную охоту в честь моего восемнадцатилетия. Там были все, мой дядя в том числе… — Лицо его исказилось при этих словах. — Они нашли тело моего отца. Он ушел один, в погоне за оленем. Выглядело все это так, будто он споткнулся, перелезая через ограду, и случайно разрядил ружье.

— Значит, это был несчастный случай? — пробормотала она.

— Все твердили это нам в лицо, — горько произнес он. — Но он был опытнейшим охотником и знал все наши земли с малых лет. Он никогда не сделал бы такой глупой ошибки. Я знал то, что никто не осмеливался сказать вслух: он убил себя.

— Ох, Джулиан!.. — вздохнула она.

— Я никогда не говорил этого вслух, но другие в свете говорили. Они приняли как данность, что отец покончил с собой из-за скандала с пропажей алмаза.

Она прикоснулась к скрытому под платьем алмазу… Казалось, он был проклят, послужив источником стольких кровопролитий.

— Я был очень зол на него, слишком зол, чтобы грустить. Я думал, что он трус: оставил нас одних, а не стал помогать восстанавливать графство. — Он склонил голову и крепко провел ладонью по лицу. — Я поверил худшему о нем, Ребекка… хотя в этом не было ни малейшего смысла. Я наследовал деньги. Все должно было стать лучше… Я не понимал, зачем ему понадобилось убивать себя… Но может быть, он этого не делал?! Может быть, он понял, кто украл алмаз, и дядя Гарольд убил его, чтобы заставить замолчать?..

Он вновь тяжело закашлялся. Ребекка осторожно похлопала его по спине.

— Я винил его, — наконец произнес Джулиан осипшим грубым голосом, — все то время, хотя должен был разыскивать его убийцу.

— Прекрати! — твердо заявила она. — Разве ты Бог, всезнающий и всемогущий, что мог обо всем догадаться? Почему ты вообще должен был заподозрить дядю в таком жутком преступлении? Это только теперь ты узнал, что он легко убивает невинных.

— Я должен был догадаться, — очень тихо произнес он.

— А я полагаю, что ты слишком самонадеян и берешь на себя слишком много. Тебе было всего восемнадцать.

— Но этот восемнадцатилетний спас графство. Она потрясла головой.

— И поэтому ты считаешь, что способен сделать все на свете? Словно весь мир опирается на твои плечи… Ох, Джулиан, ты требуешь от себя того, чего не ждешь от других!

В этот момент им наконец принесли баранину, и Джулиан принялся за еду. Лицо его по-прежнему было непроницаемым. А Ребекка ничего больше не могла придумать, чтобы его встряхнуть. Ему было необходимо выплеснуть все скопившиеся в нем эмоции, дабы прийти к миру с самим собой, с этими новыми разоблачениями, заставляющими совершенно иначе взглянуть на прошлое.

Он был человеком и ненавидел делать ошибки, поэтому и держал все под контролем. А тут оказалось, что единственное, что он мог держать под контролем, — это свои эмоции, причем ему казалось, что теперь он и над ними не властен. Каково было много лет думать самое плохое о своем отце и внезапно узнать, что все было совсем по-другому?

Когда они возвращались в их ночной приют, Джулиан остановил ее под газовым фонарем и объявил:

— Завтра, после того как я заработаю достаточно денег, я отправлю тебя в Лондон.

Она возвела глаза к небу, что рассердило его еще больше.

— Забирай этот кулон и храни его получше, — продолжал он. — И береги себя.

— Джулиан, у меня есть очень веская причина не послушаться тебя.

— Ребекка…

— Я выслушала тебя, а теперь твоя очередь слушать. Откуда такая уверенность, что я буду в безопасности? Твой дядя знает: драгоценность у меня, а теперь у него еще появилась уверенность, что, возможно, мне известно, кто убил этих несчастных людей в доме.

— Твой брат сможет…

— Моего брата нет в Лондоне… как, впрочем, и герцога.

— Тогда ты отправишься в полицию.

— И что я им расскажу? «Знаете, офицер, у меня оказался редкий алмаз, который был когда-то украден и из-за которого теперь погибло несколько человек». Джулиан, они с тем же успехом могут решить, что убийца — я.

— Они никогда…

— Я позировала голой для картины. Неужели после этого они сочтут меня невинной светской мисс? Даже ты в это не веришь!..

Он поморщился, думая, не слишком ли ее обидел. Если бы только в ее словах не было здравого смысла…

— И вообще, я не хочу тебя покидать, — добавила она, снова беря его под руку.

Он не знал, что на это ответить.

— Ты страдаешь, Джулиан.

— Это нелепо.

— Ты узнал сегодня такие вещи о своей семье, которые и представить себе не мог. Тебе просто нельзя сейчас оставаться одному.

Он подумал о днях, которые они провели вместе, о завораживающих особенностях ее личности, которые постепенно открывались ему, словно он открывал цветок лепесток за лепестком. Она сводила его с ума, заставляла смеяться, мучиться вожделением. Она вносила сумятицу в его ум и душу. Нужно было ему сегодня такое отвлечение?

Однако Ребекка права: он не мог рисковать, отправляя ее домой одну. Только себе мог он доверить ее охрану.

Но что, если он в этом потерпит поражение?

Это заставило его призадуматься. Впрочем, он отбросил это мрачное тревожное чувство. Он не потерпит поражения! То, что он хоть на миг подумал об этом, говорило о его растерянности.

— Хорошо. Ты можешь оставаться, — наконец произнес он.

Ребекка посмотрела на него с удовлетворенной улыбкой.

— Так что же мы теперь станем делать?

— Мы постараемся хорошенько выспаться.

Она отвела глаза в сторону, с видом храбрым и решительным. Никогда в жизни ей не приходилось попадать в такое место, и Джулиан никак не мог улучшить его.

— А что потом? — настойчиво переспросила она. — Как я понимаю, ты собираешься встретиться со своим дядюшкой лицом к лицу. Далеко отсюда его поместье?

— С нашим безденежьем потребуется много дней, чтоб до него доехать. Но в конце концов мы туда доберемся.

— И тогда ты выяснишь всю правду.

— И добьюсь справедливости, — многозначительно заключил он.

Они приблизились к ночлежке, и Джулиан обнял ее и грозно насупился, показывая окружающим, что связываться с ним не стоит. Какой-то мужчина поспешил уйти с дороги, другой, поколебавшись, сделал то же самое. Уже скоро Джулиан с Ребеккой оказались внутри и занялись поиском обещанного им тюфяка.

Ребекка ничего не сказала при виде кучи постельных принадлежностей и узкого тюфяка, на котором им предлагалось спать.

— Хорошо, что он не лежит на полу, — благодарно посмотрела на него Ребекка.

Джулиан не сомневался, что она вспомнила виденную ранее крупную крысу.

Хотя обычно он спал мало, потому что каждый вечер работал допоздна, сейчас он был в изнеможении… Они улеглись, не раздеваясь, поставив саквояж на тюфяк в ногах, между собой.

Люди вокруг не спали. Ребекка свернулась комочком за спиной Джулиана, и это его согревало, хотя глаза никак не хотели закрываться. В полумраке коптящих свечей, редко расставленных по большой комнате, он мог рассмотреть движения разных людей, тихую беготню детей. В их жалобно пронзительных голосах звучал не столько страх, сколько безнадежность… и это было хуже всего. Это заставляло его злиться на их родителей.

Ребекка почувствовала, как напряжено его тело. Она думала, что он расслабится и крепко заснет от усталости, но, видимо, это у него не получалось.

— Джулиан… — тихо окликнула она его.

Он посмотрел на нее через плечо.

— Что-то не так?

В тусклом свете она разглядела его кривоватую усмешку.

— Что может быть не так?

— Какой сарказм! — Она прижалась к нему плотнее и обняла его, радуясь, что его рубашка не пропахла дымом пожара. Она пахла им, Джулианом, и она даже вздрогнула, осознав, как это ей нравится. — Если все в порядке, ты должен расслабиться и заснуть. Иначе какой будет от тебя толк завтра?

Ей хотелось его рассмешить, но он не рассмеялся.

Какой-то ребенок заплакал, мать попыталась его успокоить, но тут к нему присоединился второй, более старший, ее отпрыск. Они явно были погодками, а кроме них, у этой женщины было еще несколько маленьких детей.

— Я не понимаю, почему они заводят и заводят детей в таких условиях, — тихо произнес он. — Господи, я с четырнадцати лет знал, как предотвратить зачатие. И это стоит совсем не дорого.

Ребекка поднялась на локте и с интересом посмотрела на него.

— Правда? Я понятия об этом не имела.

— Если б только моя мать… — Он оборвал себя на полуслове и пробормотал что-то невнятное. Она подумала, что если бы здесь было посветлее, она наверняка увидела бы, что он покраснел. Разговор пошел очень откровенный. Кажется, он хотел сказать, что его матери стоило иметь поменьше детей?

Она вдруг поняла, что невольно отводит с его лба растрепавшиеся темные волосы, чтобы лучше рассмотреть выражение его лица. Он резко втянул воздух, но мешать ей не стал.

— Я испытываю глубокое сочувствие к этим женщинам, — пробормотала она, продолжая гладить его мягкие волосы. — У них, наверное, не было выбора. Самое тяжелое для меня — это слышать, как люди кашляют.

Он оглянулся на нее и прищурился.

— Ну конечно! А я, дурак, притащил тебя в такое место, зная, как ты подвержена…

— Нет, ты меня не так понял. Я боюсь не за себя. Я давно поняла, что не имею никакой власти над своим здоровьем. Но обо мне заботились мои родители и старались меня вылечить. А эти бедные люди могут только терпеть.

Он ничего не ответил, и она в конце концов опустила голову на их свернутую одежду, которую они использовали вместо подушки.

— Ты хорошая женщина, Ребекка, — тихо пробормотал он.

Она улыбнулась и крепче притянула его к себе.

Ей казалось, что после всех приключений этого дня она заснет легко и быстро, кстати, и шум, создаваемый множеством соседей по комнате, ее не слишком тревожил, пока она не услышала мужской стон, вызванный явно не болью, а удовольствием. Все-таки, наверное, она ошибается, подумала Ребекка, смущенная и потрясенная. Ребенок продолжал плакать, люди продолжали тихо разговаривать, какой-то пьяный громко скандалил во дворе, а рядом раздался ответный женский стон…

Не задумываясь, она прошептала:

— Неужели это… — И оборвала себя, сожалея, что заговорила вслух о таких интимных вещах.

— Именно то. В конце концов, это ведь их дом.

Сгорая от стыда, она уткнулась лицом ему в спину между лопаток и заткнула уши пальцами. Он, должно быть, догадался, что она сделала, потому что все его тело затряслось от смеха. Она ударила его по плечу. Как смеет он развлекаться, когда нечто столь интимное происходит в каких-нибудь десяти футах от них! В ее мире, если мужчину ловили просто за поцелуем, шок и скандал из-за этого сразу становились поводом для немедленной женитьбы.

Между тем звуки соития становились все громче и перешли в ритмичные толчки. Джулиан больше не смеялся, казалось, он так же напряженно вслушивался в происходящее, как и она.

А Ребекка тесно к нему прижималась. Это было как-то неправильно… однако ей было некуда деться.

И когда она уже начала думать, что это будет продолжаться вечно, мужчина издал громкий стон, ритмичные толчки прекратились, и настала тишина.

Она облегченно вздохнула и отняла пальцы от ушей. Впрочем, они мало ей помогли.

«Любопытно, что было причиной этих толчков?» — подумала она и провалилась в сон.

К полудню Ребекка отыскала на рыбном рынке местечко в тени. Она устроилась на скале, нависавшей над каналом. Множество барж доставляло товары на фабрики Манчестера и его жителям. С ее места было хорошо видно Джулиана, который переносил ящики с рыбой с баржи на склад. Она попыталась избавиться от чувства вины, зная, что это его только рассердит. Он разгружал рыбу, чтобы заработать деньги на дорогу. А она чувствовала себя такой бесполезной. Ей хотелось внести свою лепту. Однако когда она высказала свои чувства, он ее отчитал.

Сегодня она многое узнала. Когда они покидали свой ночлег, другие его обитатели только возвращались домой после ночной смены на фабрике и занимали тюфяки, освобожденные теми, кто отправлялся на дневную работу. Увидев это, она содрогнулась. А многочасовое наблюдение за Джулианом, разгружавшим рыбу, заставило ее возблагодарить Бога за благосостояние ее семьи.

Джулиан, казалось, не знал усталости. И во время каждого своего путешествия от баржи к складу и назад он отыскивал глазами ее. Поэтому она быстро научилась не задерживаться у прилавков, разглядывая товары, выставленные на продажу, чтобы не волновать его зря. Он постоянно наблюдал за ее безопасностью. Если бы у нее был выбор, Ребекка проводила бы все время у лотков с апельсинами и лимонами, но цена их выходила далеко за пределы их скудных средств.

Когда Джулиан сделал перерыв на ленч, они съели по сандвичу с ветчиной и запили их сидром. Явно очень голодный, он ел вдумчиво и жадно. Ей хотелось накормить его лучше, потому что он наверняка устал от долгой работы, так что она предложила ему и половинку своего сандвича, но Джулиан отказался.

Поев, он откинулся на валун, на котором она просидела все утро.

— Тебе, наверное, здесь до смерти наскучило, — пробормотал он, закрывая глаза.

— Ты можешь так считать. Но я с этим не согласна. Вокруг можно увидеть столько интересного. И без компаньонки я чувствовала себя такой свободной!..

— Какое замечательное приключение, — с сарказмом заметил Джулиан.

— Поистине, — настаивала Ребекка, — пусть даже ты из-за своей прямолинейности не видишь этого.

— У меня в голове умещается не одна мысль, а много. Но больше всего меня позабавило выражение твоего лица, когда утром зажгли все свечи и ты смогла разглядеть всех обитателей нашей комнаты. Румянец на твоих щеках мог соперничать с самым ярким закатом. Она застонала и закрыла глаза.

— Мне не хочется, чтобы ты напоминал об этом. Мой слух, не говоря уже о моих тонких чувствах, никогда больше не станет прежним.

Он громко хмыкнул:

— Должен признаться: я представить себе не мог, что придется разделить с тобой подобное переживание.

— Как вообще ты мог представить, что придется переживать подобное, с кем бы то ни было? — требовательно поинтересовалась она.

Он посмотрел на нее из-под полуопущенных век.

— Я вполне могу это себе представить. У нее перехватило дыхание.

— Ну вот! Ты снова покраснела.

— Ох, замолчи и лучше поспи. Я разбужу тебя, когда увижу, что другие мужчины возвращаются к работе.

— Я вовсе не собираюсь спать, — сказал он, но снова закрыл глаза.

— Разве ты не устал? Он пожал плечами.

— Ты, наверное, удивишься, узнав, что я так же тяжело работал на полях и со скотом у себя дома.

Но она не удивилась.

— Как я понимаю, слуги очень ценили твою помощь.

— Я учился всему. В общем, получал от этого столько же выгод, сколько они.

— И раз ты им помогал, они соглашались оставаться, хотя им платили мало.

Он снова закрыл глаза. Это было еще одной темой, которую он не хотел обсуждать. Разве ему не хочется, чтобы она думала о нем хорошо? Хотя, может быть, он так привык делать все незаметно и не рассчитывать на благодарность… Она надеялась, что это не так. Однако затем она вспомнила, сколько хлопот доставляли ему младшие братья. Они явно не слишком его ценили.

— Тебе приходилось когда-нибудь в жизни разгружать рыбу?

— Нет, — улыбнулся он. — Это новый навык в моем репертуаре.

Несколько минут они сидели молча, и он задремал. Ребекке нравилось смотреть на него. Особенно на его кожу, уже загоревшую под весенним солнцем. Заросшая щетиной челюсть и перебитый нос заставляли этих грузчиков думать, что он один из них. Он был своим во многих мирах, и ей хотелось научиться тому же.

Наконец она потрясла его за плечо, и он, вздрогнув, проснулся.

— Прости, но остальные мужчины уже возвращаются на работу.

Он кивнул и тут же поднялся. Бросив на нее прощальный взгляд, он спросил:

— С тобой здесь все будет в порядке?

— Меня никто не тревожит. Я думаю, что твой дядя решил, будто мы немедленно сбежали из Манчестера. Ему наверняка не придет в голову разыскивать нас здесь.

Он откликнулся со слабой усмешкой:

— Верно, но все-таки не теряй бдительности.

— Не буду.

Он внезапно наклонился и поцеловал ее в щеку. Ребекка остолбенела от удивления и удовольствия, а Джулиан прошептал:

— Я жду не дождусь еще одной ночи в твоих объятиях рядом с нашими новыми соседями.

Она откликнулась забавной гримаской, вызвавшей взрыв его смеха, после чего он торопливо удалился. Однако ее улыбка вскоре исчезла. Она молила небо, чтобы они провели не больше еще одной ночи в их жалком пристанище. Если ей придется вновь и вновь слушать стоны, толчки и ритмичные хлопки, она не выдержит и потребует от Джулиана объяснения всего происходящего в подробностях.

Тогда-то он перестанет смеяться.